Текст книги "Верность"

Автор книги: Марко Миссироли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Двое парней возле входа в кафе едва их не задели.

– Мою версию чего?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я.

– Ох, – выдохнула София и принялась теребить края фартука, – профессор же уже сказал, что…

– Я хочу, – перебила синьора Пентекосте, – услышать это от тебя.

– Мне стало плохо, и профессор мне помог.

– Правда?

– Правда.

– А что было до этого?

Туман почти рассеялся, хотя казалось, что он вот-вот опустится снова.

– До этого – это когда?

– До случая в туалете.

– Ничего.

– Ничего в каком смысле?

– Ну, просто лекции. Иногда он водил нас куда-нибудь, чтобы обсудить наши работы.

Мимо них прошел мужчина с колли на поводке.

– Это его метод.

– Да, метод Пентекосте.

София взглянула на колли – пес обнюхивал двух других собак около клумбы.

– Профессор ведет нас в какое-нибудь интересное место и…

– Проводит там что-то вроде занятия.

– Да.

– Куда он водил тебя?

– В буфет.

– Куда захаживал Бьянчарди? В Брера?

София кивнула.

– И все?

– Один раз мы ходили в китайский квартал. – София вынула руки из фартука и опустила их вдоль тела. – Это допрос?

– Да нет, – синьора Пентекосте попыталась улыбнуться. – А зачем вы туда ходили?

Римини. Отец и синий халат их магазинчика. Желтый маяк в самом конце набережной – пора возвращаться.

– Нас было несколько человек, и профессор хотел, чтобы, ну… – София прочистила горло, – хотел, чтобы мы написали рассказ об этом месте.

– Значит, ты была не одна?

– Да, – соврав, она опустила голову и уставилась вниз.

– Ты права, наш разговор смахивает на допрос.

– Да ладно.

– Кстати, я Маргерита, – синьора протянула ладонь.

София пожала руку – ладонь оказалась мягкой.

– Мне нужно было с тобой поговорить, надеюсь, ты понимаешь. Ты же понимаешь?

София кивнула: конечно же, она понимала. Каким-то странным образом она чувствовала свое сходство с этой женщиной – выступающие бедра при общей худощавости, видимо поэтому он и не сдержался.

– Тогда до свидания, – София было направилась обратно.

– Эй! – Синьора Пентекосте повесила сумку на плечо.

София взглянула на нее.

– Прости меня за назойливость.

В полном замешательстве Маргерита сдвинулась с места. И к чему это «прости», корила она себя. Не стоило произносить последнюю фразу. А что ей оставалось? Главное было не сойти за бедняжку, одну из тех дрожащих, брошенных на произвол женщин, сказала она себе, замедлив шаг напротив индийской закусочной, – но тогда почему она так поступила? Может, потому, что лет десять назад она была такой же, как София, а теперь стала как все те, по словам физиотерапевта. Маргерита остановилась и убедила себя, что в такой ситуации поступила бы, как и София Казадеи, должна была так поступить – заманила бы в ловушку мужчину, который только этого и ждал. Она осмотрела свою правую руку: каким было ее рукопожатие? Было ли оно достаточно твердым? Рука была потной, засунув ее в карман, Маргерита зашагала вперед в твердой уверенности, что завершила некое дело. Может быть, теперь ее перестанет преследовать сцена в туалете: он, склонившись над девушкой, напористо целует ее, изучая языком, или она на коленях, а он перед ней со спущенными штанами. Естественно, Маргерита не высказала ему это в лицо, заметила лишь, что он сам виноват в поднявшейся шумихе: сам настоял, чтобы ректор узнал его правду, чтобы жена узнала его правду, чтобы все узнали его долбаную правду. Карло обрушил на них свою риторику – это ее бесило больше всего. Маргерита ускорила шаг и почувствовала покалывание в ноге; когда она дошла до пьяцца Дуомо, сил у нее практически не осталось.

Маргерита послала сообщение в офис, предупредив, что сегодня не вернется. Затем, немного поколебавшись, все-таки спустилась в метро и направилась в единственное место, где ей хотелось оказаться. Купив билет в автомате, она прошла на платформу электричек, следующих в северном направлении. Достала томик Немировски и прижала книгу к себе. «Французская сюита» – роман, где жизнь так и бьет ключом: хотя эти страницы и последний гимн жизни, и предчувствие того, что Аушвиц вскоре разобьет все мечты автора. Она вошла в вагон метро, повторяя в голове слова телеграммы, которую отправил издателю муж Немировски, после того как жену схватила полиция: «Ирен сегодня отбыла в Питивье (Луаре). Надеюсь, сможете срочно вмешаться точка. Звонить бессмысленно».

Маргерита не выпускала книгу из рук до станции Луи Пастера, там она вышла из метро и очутилась в районе своего детства. Прежде тут обитали только миланцы, а теперь гудел рой из двадцати семи наций, в основном студентов, – разношерстная толпа поднимала ей настроение. Маргерита слегка сбавила шаг и повернула на виа делле Леге с ее китайскими ресторанчиками и марокканскими лавками. Тут она была настоящей – до всех своих увлечений, когда ее еще все устраивало. Дом ее детства располагался на углу, молочную лавку на первом этаже сменил бар, которым заправляло тунисское семейство, у них был кофе «Illy» и быстрый интернет. Маргерита достала было ключи, но передумала и два раза позвонила. Домофон крякнул, и она сказала:

– Это я.

– Кто я?

– Твоя дочь.

Толкнув дверь, она преодолела один пролет – мама уже поджидала ее на лестничной клетке.

– Что случилось?

– Приходили по поводу бойлера?

– Не меняй тему.

– Я что, не могу зайти к тебе просто так? Расскажи про бойлер.

Напрягшись, мама проскандировала по слогам:

– Все из-за де-ком-прес-си-и. В баке низкое давление.

Маргерита чмокнула ее в щеку – оказалось, родительница пользовалась «Oil of Olaz». Она была такая миниатюрная, что смотрела на всех снизу вверх.

– Кушать будешь?

Маргерита прошла в гостиную. Кресло отца уже не стояло у книжного шкафа, а телевизор беззвучно вещал на канале «Rai Uno».

– Ну, солнышко, рассказывай.

– Просто хочу побыть тут с тобой немножко.

– Как Черчилль, который взял отгул в разгар Второй мировой?

Она присела рядышком. Она всегда притихала, если у дочери на сердце кошки скребли. Когда Маргерита была еще юной, в минуты душевного смятения мама целовала ее в макушку, теперь же, после замужества дочери, стала более осторожной в проявлениях близости: присаживалась рядом, поправляла воротник ее блузки, отряхивала рукою пальто.

– Знаешь, солнышко, хочу тебе сказать, я уже не читаю, как прежде, – сказала она, забрав из рук дочери томик Немировски, и кивнула на книжный шкаф. – Я поняла, что читала только ради твоего отца.

– Тебе было с ним так скучно?

– Наоборот, чтение нас сближало, – ответила она, поправив дочери челку. – Если ты не хочешь говорить, тогда я скажу, что с тобой.

– Да ничего, я же уже сказала.

– Если мне приснился Паннелла[4]4
  Марко Паннелла – итальянский политик и журналист, один из основателей Радикальной партии Италии.


[Закрыть], значит, что-то не так!

– Мама! – Маргерита невольно улыбнулась. – Далась тебе эта политика!

– Я прожила жизнь с человеком, который голосовал за Берлускони[5]5
  Си́львио Берлускони – итальянский государственный и политический деятель, четырежды занимал должность председателя Совета министров Италии.


[Закрыть]. Знаешь, что он мне ответил на вопрос: «Почему?»

– Ну?

– Что он за Сильвио из-за «Drive In»[6]6
  «Drive In» – итальянская телепередача, шедшая в эфире с 1983 по 1988 год, в которой принимал участие Сильвио Берлускони.


[Закрыть].

– Еще бы! Полуголые девицы!

– Смотри на это проще, девочка моя. – Она уселась на диван. – Полуголые девицы, как-никак, отличное развлечение!

– Бог с ним.

Мама подняла взгляд.

– Значит, у тебя проблемы с мужем.

– Не хочу об этом говорить, – и уставилась на балконную дверь. Балкон находился на одном уровне с гостиной; когда она была маленькой, отец частенько распахивал дверь настежь и разрешал ей кататься на трехколесном велосипеде туда-сюда, пока мама что-то шила, примостившись в углу. Она штопала так же, как и читала, – с точностью и скоростью хирурга, и ее заработок был ничуть не хуже, чем у мужа-железнодорожника.

– Не хочешь говорить – ну и ладно, – сказала мама, поцеловав дочь в плечо. – Но знай, что твой муж иногда сюда забегает.

– Мой муж?

– Только не говори ему об этом.

Она вышла на кухню и вернулась с двумя кусками пирога.

– Со шпинатом. Если хочешь, разогрею.

Маргерита откусила кусочек.

– И что здесь делает мой муж, когда иногда забегает?

– Перекусывает, перебирает книги на полках, иногда берет что-нибудь почитать. Он приходит по четвергам. Твои подозрения как-то связаны с четвергами?

– Да нет, дело не в четвергах.

– Все будет хорошо, солнышко.

– Зачем он сюда приходит?

– Я недурно готовлю. Но думаю, причина в твоем отце.

– Пожалуйста, не будь банальной.

– А ты не будь неблагодарной, – парировала она, положив руки на подлокотник кресла. – Кажется, ты забыла, что отец для него сделал.

– Не забыла, – перебила ее Маргерита, – но не нужно утрировать.

– Ты недооцениваешь Карло.

– Вот тут ты ошибаешься, – нервно рассмеялась она.

Они ели в тишине, как обычно, неспешно пережевывая пищу и время от времени стыдливо поднося руку ко рту. Мамина стряпня: все из хороших и простых продуктов, сдобренных легким соусом. Они доели пирог, болтая о выцветших обоях на стене, затем мама забрала тарелку и поставила на стол, подняла дочь на ноги и обняла ее.

– Это не подозрение, мама. Это молоденькая студентка.

– И что?

– Это какое-то наваждение.

Мама выгнулась дугой, чтобы посмотреть ей в глаза:

– Значит, как сказал бы Мегрэ, улик у тебя нет.

– Не нужны мне никакие улики.

– Мудрое решение, доченька, – произнесла она, постукивая указательным пальцем по груди Маргериты. – И вот что я тебе скажу: твой муж не мастак в таких делах.

– Думаешь?

– Как и твой отец.

Как и отец, который поехал в Турин на курсы повышения квалификации на три дня. Впервые он не ночевал дома, мама ей призналась, что шила и днем и ночью, пока он не явился с двумя подарками: зимней шапкой и пазлом «Яркая радуга». Он вернулся в отличном настроении с двумя презентами и с новым шарфом на шее. Когда Маргерита ушла в свою комнату, она слышала, как родители о чем-то быстро-быстро говорили. А говорили они о том, что вышло наружу лишь годы спустя: мама окрестила это недопониманием.

Может, недопониманием было и то, что сейчас происходило с ней. Положив подбородок на мамину голову, Маргерита обвила ее шею руками. Сказала, что ей пора; под тиканье настенных часов мама проводила ее по длинному коридору, увешанному гравюрами с видами Милана, с полом из мраморной крошки и вешалкой из красного дерева. Восхищаясь маминой мебелью, Маргерита понимала, что скоро все придет в негодность и понадобится ремонт. Обернувшись на пороге, Маргерита поцеловала мать – ее волосы пахли лаком.

– Думаешь, я могла бы вскружить голову кому-нибудь из «Drive In»?

– Мне кажется, там были только девушки, – мама стала серьезной. – Не переживай, еще как могла бы! – улыбнулась она. – Завтра у Буццати ты прояснишь все свои подозрения, или наваждения, или что там, черт подери, у вас происходит.

– Думаешь?

– Уверена. Дай мне знать, что там с квартирой на корсо Конкордия.

Она поправила на дочери пальто.

– Знаешь, папа ведь отложил для тебя пару лир.

– Вы же копили на эту квартиру.

– Мы из тех, кто всю жизнь снимает жилье, – и послала дочери воздушный поцелуй с лестничной клетки.

Маргерита ответила ей тем же. Спускаясь по ступенькам, на выходе из подъезда она почувствовала, как ей недостает отца. Она быстро прошла по виа делле Леге и своему кварталу, свернула на вьяле Монца и оказалась на пьяццале Лорето. Думала она об отце – кустистые брови и сигарета во рту, маленькие кусачки в руках, которыми он все чинил, как он делал вид, что убирается на кухне, а сам наблюдал, учит ли Маргерита латынь. Говорили, он даже поезда ремонтировал с сигаретой в зубах. Шутки про «Милан» или Гаэтано Ширеа, хотя тот и играл за «Ювентус». Потом успехи Маргериты в лицее и, наконец, зять, который стал «славным сынком». Как-то отец сказал Карло: помогай нашим женщинам, если можешь. Это случилось в тот день, когда врачи из клиники «Humanitas» нашли у него затемнение в легком. «Затемнение? Какое?» – спросил этот дородный человек, глотавший слова и не пожелавший присесть, даже когда ему объявили диагноз. Нужно дообследоваться, ответили ему. Вернувшись домой, он принялся приводить в порядок документы в своей папке.

Всякий раз, тоскуя по отцу, Маргерита искала общества мужа. Взглянув на часы, она позвонила в агентство и предупредила, что заскочит за ключами от апартаментов на корсо Конкордия. Затем набрала Карло:

– Есть интересный вариант, хочу посмотреть его вместе с тобой. Прямо сейчас.

Настойчивость стала ее второй натурой, едва она поняла, что нужно трезво оценивать свои потребности. Маргерита была бережливой и легко сводила концы с концами, являя собой пример того, как довольствоваться насущным без излишней жертвенности. Муж поддерживал ее в этом. Снимать квартиру в семьдесят квадратов с крошечной ванной ради ежемесячной скидки в триста евро в виде компенсации за такое неудобство. Планировать отпуск на год вперед и без конца мониторить рейсы, чтобы найти прямой перелет по приличной цене. Готовить еду из того, что осталось в холодильнике.

Оставив за спиной корсо Буэнос-Айрес и ненавистные районы Милана с вереницей магазинов, Маргерита свернула на виа Спонтини – ее агентство располагалось как раз посередине. Открыв свое дело три года назад, Маргерита взяла на работу Габриэле и Изабеллу. Несмотря на прошлогодний финансовый кризис в Америке, дела шли недурно. Оказавшись в офисе, Маргерита отметила, что Изабелла поехала на осмотр двух объектов, а Габриэле говорит по телефону. Он протянул ей ключи, Маргерита улыбнулась и сразу же вышла, направившись в сторону вьяле Монте Неро, – через двадцать минут она будет на месте, если не подведет нога.

Апартаменты на корсо Конкордия располагались на последнем этаже в доме без лифта, Маргерите пришлось долго обхаживать хозяйку, чтобы их заполучить. Восемь месяцев они вместе ходили на пилатес, идея будущей сделки родилась в раздевалке – если, конечно, у хозяйки хватит духу перебраться на Майорку к жениху. Когда Маргерита попала в квартиру – ее пригласили на чашку чая для неофициального просмотра, – ее поразил свет. На все остальное – две просторные спальни, гостиную, кухню-студию и два балкона – она даже не обратила внимания. Хозяйка призналась, что за сто семнадцать метров общей площади с учетом района и состояния жилья она надеется получить пятьсот пятьдесят тысяч евро. Хозяйка угостила Маргериту чаем, который на деле оказался фруктовым отваром, и норвежским песочным печеньем. Она призналась, что всем женщинам после пятидесяти перемены в жизни только на пользу: в ее случае речь шла о переезде к любимому, который помог ей пережить развод. Маргерита кивала, пила чай и муссировала проблему с лифтом: все-таки четыре этажа и такое количество ступенек отпугнут многих покупателей. Затем она поведала о своей малогабаритной ванной на два квадрата, в которой ей приходилось мыться каждый день, обрисовав в картинках все трудности одновременного пользования душем и шампунем. Маргерита улыбалась, даже смеялась, понимая, что выставляет себя в невыгодном свете – владелица перспективного агентства недвижимости живет черт знает где. Такая откровенность быстро растопила лед и дала толчок доверительным признаниям: хозяйка поделилась с Маргеритой, что у ее испанского друга проблемы похлеще, чем малогабаритная ванная. После продажи квартиры они бы зажили на Майорке припеваючи. После того как Маргерита повредила сухожилие, они больше не встречались, а обменивались вежливыми сообщениями до тех пор, пока хозяйка не сообщила, что, руководствуясь исключительно своим чутьем, выбрала именно ее для продажи квартиры.

Пришло время показать квартиру и Карло, хотя он заявил, что полмиллиона для них – заоблачная цифра. Маргерита ответила, что цену можно и сбить, нужно только придерживаться плана. Они обсудили это едва ли не в шутку, а затем случай в университете затуманил их перспективы на будущее, хотя Маргерита ни на минуту не переставала мечтать об этой квартире. Воображение рисовало ей солнечный свет в гостиной, огромный книжный шкаф, возможность принимать больше двух гостей за один раз, то, как она попивает вино на балконе и нежится в ванной. Подойдя к дому номер восемь, Маргерита была вне себя от возбуждения. Она зашла в подъезд, поздоровалась с консьержкой и присела на ступеньке лестницы А. Ощупала ногу, вспомнила об Андреа, достала книгу Немировски и, зарывшись в нее с головой, с улыбкой прошептала: «Дорогая Ирен, ты бы так долго не вытерпела». Это подняло ей настроение.

– Этот роман тебя доконает.

Подняв голову и заметив приближающегося мужа, Маргерита встала.

– Я тебя заждалась.

– Я пришел, как только смог, – и поцеловал жену. – Значит, это здесь, – Карло поправил капюшон куртки, завернувшийся вовнутрь.

– Хозяйка передала ключи раньше, чем я планировала.

– А если мне понравится?

– Даже думать об этом не хочу.

Маргерита сделала ему знак идти следом.

– Тогда будем и дальше снимать жилье.

– Тогда дуй на работу.

– Да ладно тебе, я же пошутил, – и схватил ее за руку. Они попали во внутренний дворик. – Где вход?

Дом находился прямо перед ними, посреди двора. Отстранившись от мужа, Маргерита достала ключи и открыла железную дверь подъезда. Перед ними замаячила лестница. В подъезде стоял запах штукатурки, они поднимались друг за другом, делая передышку на каждой лестничной клетке.

– Тяжело без лифта, – Маргерита держалась за перила, на четвертом этаже ее нога нещадно заныла.

– Постой тут, пока я подниму жалюзи.

– Я тебе помогу.

– Жди здесь.

Она исчезла внутри и скоро появилась.

– Теперь заходи.

Карло, в котором было метр девяносто росту, вошел чуть ли не на цыпочках, он походил на обнюхивающую все собаку, сначала скользил по мебели взглядом, а затем рукой: тронул раму у зеркала в одной из комнат и скол на спинке кровати, застыл у абажура, а затем снова принялся бродить – его медлительность говорила одновременно и о маниакальном внимании, и о внезапной рассеянности. В гостиной стояли стол, восемь плетеных стульев, диван, на котором лежало покрывало с тремя декоративными слонами. Карло посмотрел на нее:

– Ужас.

– Давай сначала все осмотрим.

– Ужас.

– Думаешь?

– Просто ужас.

Маргерита смотрела на мужа, стоявшего у окна в лучах солнечного света. Ее поражала естественность, с которой он подчинял себе ее инстинкты. Как и муж Немировски, Михаил, который почти силой увез Ирен в деревню под Парижем, после того как однажды утром она прошептала: «Мне приснились синие полевые цветы и сирень. Там не было войны».

Маргерита приблизилась, остановилась, он все еще стоял у окна. Преодолев нерешительность, обняла его сзади. Она претендовала на это тело – великолепное и робкое – со дня их знакомства, ведь оно помогло ей переступить через собственную стыдливость. Они переспали через неделю – она сама пригласила его зайти после дневной прогулки с мороженым, – ей казалось странным разрушать своими руками некое препятствие: будто со стороны слышать собственные стоны и ловко управлять мышцами, приноравливаясь к незнакомому телу. Разбухшая головка члена, напряженный, удерживающий ее рот, раскрывшиеся ноги и пульсация в предвкушении наслаждения. Она осознала, что это и есть он, по тому, как покорилась ему. Это было очевидно практически сразу. С того дня им удавалось поддерживать взаимное влечение: они занимались сексом в необычных местах и в неподходящее время, разжигая друг в друге обоюдный интерес. Ей хотелось, чтобы это случилось и сейчас: в лучах невероятного света, в этой слишком дорогой для них квартире. Животная страсть перечеркнула бы все недоразумения: заняться бы сексом прямо на этом столе и дождаться, когда муж вытеснит в ее голове образ физиотерапевта. Ей хотелось переспать с ним, ей так этого хотелось; однако он, скорее всего, переспал с Софией Казадеи. Эта мысль выматывала ее даже сейчас, когда она обвивала его грудь, не позволяя себе спуститься ниже: а вдруг девчонка делала то же самое? Отстранившись от мужа, она пробормотала, что эта квартира никогда не станет их домом.

Он обернулся:

– Ну и где мы найдем такой свет?

– А где мы найдем пятьсот пятьдесят тысяч?

– Ты же сказала, что можно сбить цену.

– Максимум на пятьдесят тысяч.

– 2009 год на дворе, везде кризис.

– Ну и что?

– Тут нет лифта.

– Ну и что?

– Ну так у нас же есть план?

Она поправила волосы за уши.

– Этот план сплошное зло.

– Зло – это интересно.

– Я не твоя студентка.

Жена всеми силами старалась вывести его на чистую воду. «Зло – это интересно» – эффектное начало для лекции. Всякий раз, когда Маргерита подходила к этой теме вплотную, он искал пути отступления: незаметное подергивание век, неожиданный поворот разговора, грустная шутка или же физическая капитуляция – поэтому из гостиной он прошел на кухню, обнаружил в холодильнике запечатанную бутылку воды, ему захотелось ее выпить, но он закрыл дверцу, прошел на другую половину и замер на пороге первой спальни, пытаясь найти смысл в своих действиях.

Высунувшись в коридор, он крикнул:

– Хозяйке же нужны деньги, верно?

Маргерита сделала ему знак говорить потише.

– Ее приятель по уши в долгах.

– Ну вот тебе и выход!

– Деньги твоих родителей – это не выход.

– Не меняй тему. Твой хитрый план – вот наш выход.

Она сама объяснила ему, что единственный выход в сложившейся ситуации – это морочить хозяйке голову: врать о несуществующих покупателях и раздувать трудности сделки. Так хозяйка снизила бы свои запросы, и можно было бы приступить к торгу. На это ушло бы от трех до шести месяцев. Конечно, существовал риск, что хозяйка передаст квартиру кому-то другому, но в этом случае можно сменить тактику. Все это она поведала ему перед сном – перед сном их союз порождал на свет соблазнительные планы.

– Карло, не могу я так поступить.

Не могу открыть собственное агентство недвижимости. Не могу ухаживать за собственным отцом. Не могу выйти замуж. Не могу – два слова, означавшие, что все она прекрасно могла, да еще и как. За годы брака Карло понял, что за этим не могу скрывается страх показаться наглой. До недоразумения. С тех пор она в самом деле перестала мочь. Как несколько часов назад, когда не захотела подняться с ним в аудиторию – какое счастье! – оставшись на улице с поникшей головой. Или несколько недель назад, когда перестала донимать его вопросами, а проводит ли он лекции вне университета, с кем, сколько на них бывает студентов. Или когда положила конец небольшим излишествам: туши для ресниц и утренним танцам голышом по воскресеньям. Это были робкие проявления бунта: даже ночью, когда она пристраивалась на краешек кровати, вместо того чтобы с веселым деспотизмом разлечься посредине. И потихоньку, как только матрас начинал проседать по краям, жена рассказывала ему об этой квартире с ее волшебным светом. Их единственной надеждой был нотариальный акт? Он пытался уйти от ответа на этот вопрос, как старался отмахнуться от фактов, которые день за днем роились в его голове: он – заложник своего ненаписанного романа. Он шесть часов в неделю преподает, но на самом деле занимается тем, что составляет туристические буклеты и ежемесячно тайком получает от родителей деньги. Просто олицетворение образа настоящего мужчины.

Прежде ему удавалось напустить туману на эти данности, однако теперь они не давали ему покоя. Они донимали его, пока он осматривал гостиную и поглядывал краем глаза на жену.

– Марге́, эта квартира просто создана для нас.

– Ты правда так думаешь?

Он кивнул, проводил жену к дивану с декоративными слонами, помог прилечь и уложил ее голову к себе на колени. Карло гладил ее лицо, и она, казавшаяся еще более миниатюрной, наконец расслабилась – ее глаза смотрели в потолок, нога свесилась с дивана. Сейчас перед ним было тело его жены: там, у окна, оно от него ускользало. Такое случалось время от времени, и он не понимал, в чем кроется причина – в недоразумении или же нет. Побыв с ней вот так, Карло каким-то образом почувствовал, что Маргерита утром не следила за Софией Казадеи.

Маргерита взяла мужа за руку:

– Обещай мне, что ничего не расскажешь своим родителям.

– Обещай мне, что ты все расскажешь своей маме.

– Может, ты это сделаешь сам?

И, набрав побольше воздуха, продолжила:

– Не к ней ли ты бегаешь исповедоваться по четвергам?

Карло посмотрел на нее, и ему стало не по себе, как и тем январским вечером, во вторник, когда он вошел в гостиную и сказал Маргерите, смотревшей «Назад в будущее»:

– У меня неприятности в университете.

– Какие неприятности?

– Со студентом, – он произнес это слово в мужском роде.

– А почему ты мне об этом рассказываешь?

На секунду он замолчал:

– Потому что мне нечего скрывать.

– В каком смысле скрывать?

И выдал ей свою версию происшедшего.

Она скрестила руки:

– Похоже на сюжет романа.

– Какого романа?

– Ну, того нобелевского лауреата, из ЮАР.

– Ты меня обвиняешь?

– Или другого романа.

Она посмотрела на него:

– Что там было в начале? Свет моей жизни, огонь моих чресел?

Он сел на диван:

– Я рассчитывал на твое понимание.

– А я на твое.

И отвернулась к телевизору: на экране ученый из фильма «Назад в будущее» пояснял, как работает машина времени на плутонии, темной ночью персонажи толпились на парковке, и Марти готовился отправиться в 1955 год. И тут Маргерита сказала, что верит ему, и пошла спать, оставив его одного на диване.

Сейчас Карло тоже сидел на диване и сердился на самого себя: жена раскрыла его визиты по четвергам к теще, и он опять почувствовал, что попался. Хранить секрет, утаить ото всех хотя бы малую часть своей жизни: этому он научился еще подростком, чтобы ненадолго убегать от родителей, – куда же подевалось это его умение?

Карло сказал, что ему пора на работу – нужно доделать еще полкаталога по Таиланду, но для начала хотел убедиться, что она и в самом деле хочет эту квартиру.

– Ох, – Маргерита вся подобралась, – конечно, я ее хочу.

– Правда хочешь?

– Ну, тут нет лифта и цена о-го-го.

– Ты хочешь ее?

– Да, но…

– Ты хочешь эту квартиру?

– Да, если бы…

– Ты ее хочешь?

Она улыбнулась:

– Да! Боже! Как же я ее хочу!

Они сели рядом и прижались друг к другу. Карло осторожно отстранился и взглянул на жену. Как же она красива, когда счастлива! Поправив воротник его рубашки, Маргерита сказала, что он может идти. Несколько минут он медлил, затем поднялся, чтобы поцеловать ее на прощание. Его уход напоминал бегство: из квартиры, которая похоронит его в долгах, от попытки решить проблему с женой деньгами, от клейма зрелости.

Держась за перила, он почти бегом преодолел девяносто шесть ступенек и спустился вниз, пересек дворик и остановился только тогда, когда очутился на корсо Конкордия. Прислонившись к стене, он вспомнил Даниэле Букки, своего друга детства: они вместе учились в начальной и средней школе, а затем и в лицее. Теперь его друг, забросивший футбольные бутсы, обзавелся тремя детьми и держал прачечную где-то в провинции Брианца. Жил он в панельном доме в местечке Кабьяте – всего-то семь тысяч душ – и в последний раз признался Карло по телефону, что всем доволен. Всем доволен: жена и дети здоровы, да и прачечная не доставляет хлопот – на жизнь хватает. Они потеряли друг друга из виду после того, как у Даниэле появился первенец: вначале созванивались раз в неделю, затем раз в месяц, и всякий раз их голоса звучали все более отчужденно.

Образ молодого, с редкими усиками Даниэле навсегда осел в каком-то уголке его памяти. Карло сдвинулся с места и решил не возвращаться сегодня на работу – ему ничего не хотелось, разве что проветрить голову и написать Софии. Взглянув на телефон, он увидел пропущенный звонок от сестры, оставив его без внимания, пролистал контакты до буквы С.

Написать Софии, позвонить ей, поболтать о том о сем, сделать вид, что звонит для того, чтобы узнать, почему она собрала свои вещи и ушла утром с пары; он мог бы рассказать ей, что думает о ее втором рассказе, о котором он так долго и постыдно молчал: семь страниц о последней поездке с мамой в «Фиате Пунто» тем майским днем по дороге в Сантарканджело, песня Орнеллы Ванони и последние минуты перед аварией. Он мог сказать ей правду: рассказ брал за живое. Закончив чтение, он задумался о названии «Такие дела», отодвинул листы и взял блокнот, куда так и не удосужился записать ни одной законченной вещи, потом с досадой его захлопнул. Теперь он мог ей позвонить, чтобы рассказать, как ему понравился рассказ, он бы не стал спрашивать, зачем она придумала, будто Маргерита следила за ней.

Он так ей и не позвонил. Направляясь к Дуомо с телефоном в руке, около Сан-Бабила Карло набрал номер сестры. Он сообщил, что, скорее всего, его теща не придет на день рождения. Черт, для мамы это так важно, опечалилась сестра, по поводу подарка: она бы остановилась на морском котике «Swarovski». Хорошо, пусть будет котик, он попробует переубедить тещу, в остальном как дела? Сестра ответила, что справляется, Мамаду ходит на собеседования, затем она посвятила его в тонкости производства подгузников – с каждым днем они становятся все тоньше и тоньше, почти как трусики, впитывают мочу литрами, не пропуская ни капли, просто невероятно! Болтовня сестры его успокаивала, он слушал о том, как Нико карабкался на мебель, а затем плюхался на подгузник – бух, и от этого буха содрогался весь дом; если бы у него был такой непоседливый карапуз, он бы ее понял. Как дела у него? У Марге́? Карло мог на ходу говорить с сестрой по телефону, не произнося ни слова, он рассказал ей о квартире на корсо Конкордия, сестра ответила, что отец им с радостью поможет. Не нужно лезть к отцу в кошелек. Ни к кому она в кошелек и не лезет, просто упомянула отца – они ведь одна семья, в тридцать пять лет он еще не свыкся с мыслью, что родился в богатой семье? А она, Симона, свыклась, даже слишком. Она вот родила Нико при неработающем муже, что в этом плохого? Приходите вечером на ужин, обсудим вашу будущую покупку, пригласила сестра. Спасибо, но у него накопилась кипа студенческих работ на проверку. Возле церкви Сан-Бабила он поинтересовался, вспоминает ли сестра то время, когда они были детьми. Почему он об этом спрашивает, удивилась она, вроде им еще далеко до старости. Так вспоминает или нет? Иногда, ответила она, особенно как они с Валерией Пари по пути из школы сворачивали в магазинчик, чтобы купить упаковку «Haribo», леденцов и жевательных крокодильчиков, потом за обедом она не могла проглотить ни ложки – мама просто бесилась; он, вероятно, скучает по тем годам. Да, согласился Карло, ему тоже нравилось то время. По сути, так оно и было, стоило только постараться удержать их всех вместе: сестру и Маргериту, Нико и Мамаду, родителей и Валерию Пари, Даниэле Букки и Софию – все частички бесконечной мозаики. Попрощавшись с сестрой, он вышел к Дуомо с обратной стороны, вечерами резное окно в форме розы напоминало ему комиксы Бонелли. Он обошел собор, не оборачиваясь, пересек площадь и остановился. Он мог бы пойти в университет и зайти в кафе к Софии, сесть за последний столик у окна и подождать, пока закончится ее смена или когда у нее появится свободная минутка.