Текст книги "22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война"

Автор книги: Марк Солонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

К полудню 22 июня захвачены мосты через Неман у Алитуса (45 км от границы), рано утром 23 июня в «исключительно тяжелом танковом бою» разгромлена подошедшая к Алитусу 5-я советская танковая дивизия (3-й мехкорпус), в полдень 23 июня «танковый полк 7-й тд вышел на дорогу Лида – Вильнюс (75 км восточнее Алитуса. – М.С.), колесные машины дивизии остались далеко позади» (но что примечательно – автор мемуаров вовсе не делает из этого вывод о том, что дивизия потеряла всякую боеспособность и пригодна только для охоты на воробьев), рано утром 24 июня « 7-я тд после небольшого боя овладела городом Вильнюс... танковый полк дивизии продолжал продвигаться на Михалишки» (Михалишки – это уже Белоруссия, и уже 180 км к востоку от границы), далее «7-я тд, следовавшая в голове 39-го корпуса... почти без боя вышла 26 июня к автостраде Минск – Москва в районе Смолевичи» (это уже 30 км к востоку от Минска). Таким образом, за пять дней дивизия прошла 350 км по лесным дорогам Литвы и Белоруссии.

Затем 7-я тд, потерпев неудачу при попытке форсировать Березину у города Борисова, ушла на северо-восток, через Лепель к Витебску. 5 июля в районе Бешенковичей (175 км от Минска) 7-я тд «наткнулась» на подошедший из Московского военного округа полнокомплектный 7-й МК (это тот самый мехкорпус, в составе которого воевал и попал в плен сын Сталина). Разгромив и отбросив к югу советский мехкорпус, 7-я и 20-я тд форсировали Западную Двину между Бешенковичами и Уллой, к 10 июля полностью овладели Витебском, после чего их дороги снова разошлись: 20-я тд ушла на северо-восток, к Велижу, а 7-я тд через Демидов во второй раз вышла на автостраду № 1, на этот раз в районе Ярцева (50 км восточнее Смоленска), преодолев, таким образом, две трети расстояния от границы до Москвы.

Три месяца спустя, 6 октября 1941 г., именно 7-я танковая в районе Вязьмы в третий раз вышла на автостраду № 1, замкнув таким образом кольцо окружения самого большого за всю войну «вяземского котла». Затем, в ходе кровопролитного московского сражения, 7-я тд прошла еще 245 км на восток, до Яхромы (45 км к северу от МКАД). Только там, у канала Волга – Москва, она была (если верить знаменитому сообщению Совинформбюро от 13 декабря 1941 г.) разбита войсками 1-й ударной армии. Правда, по немецким данным, 7-я танковая воевала на Восточном и Западном фронтах еще до 1943 г.

Вывод – дивизия легких танков, оказывается, может воевать, может наступать, может вести успешный бой и с пехотой, и с танками противника, может форсировать полноводные реки и брать штурмом большие города. Извините за назойливость, но автор считает полезным еще раз напомнить, что весь этот путь 7-я тд вермахта прошла на легких чешских танках и трофейных грузовиках, которые на наших «дорогах» из средства передвижения мотопехоты превращались в предмет для толкания.

Уже за первые три недели войны 7-я тд прошла 700 км (считая по прямой) от границы до Ярцева, т.е. чуть больше расстояния от Гродно до Берлина. Дошел ли до Берлина 11-й мехкорпус?

И ведь что странно – коммунистические историки неизменно считали естественным, неизбежным и единственно возможным и то и другое: и то, что 7-я немецкая танковая дивизия уже 15 июля была у Ярцева, и то, что превосходящий ее по всем параметрам 11-й МК закончил свое существование за три дня боев у Гродно.

Уважаемый читатель, я полностью разделяю ваше возмущение тем, как написана эта глава. Длинное предисловие, длинный перечень танков и пушек, пространные рассуждения...

Где же обещанное «детальное описание» контрударов?

Нету его. Одно из трех: или автор поленился хорошо поискать, или документы не сохранились, или никакого контрудара 11-го мехкорпуса, по большому счету, и не было. За неимением чего-то большего, вернемся к «политдонесению политотдела». Весь ход боевых действий 11-го МК описан в нем дословно так:

«...с момента налета немецких самолетов на Волковыск в 4.00 22.6 связи со штабом 3-й армии и штабом округа не было, и части корпуса выступили самостоятельно в район Гродно, Сокулка, Индур согласно разработанному плану прикрытия... (Многоточием мы заменили частности, к боевым действиям корпуса не относящиеся. – М.С.) В связи с отходом стрелковых частей 4-й ск вся тяжесть боевых действий легла на части 11 мк, как по прикрытию отхода частей 4-й ск, так и задержке продвижения немцев; мотострелковый полк 29-й тд по приказу командарма-3 находился в его резерве по борьбе с авиадесантами в районе Гродно, и дивизия вела бой без пехоты и артиллерии, неся особенно большие потери от противотанковой артиллерии противника. В течение 22-го и 23.6 части корпуса вели бой на фронте Конюхи, Новый Двор, Домброво. Под давлением противника к 24.6 части корпуса отошли на фронт Гродно (Фолеш), Кузница, Сокулка, удерживая фронт западнее шоссе Гродно и ж/д Гродно – Белосток (30—70 км от границы. – М.С). В связи с быстрым отходом на восток от Гродно частей, действовавших севернее реки Неман, противник пытался форсировать реку Неман с выходом частям корпуса в тыл. Но все попытки немцев форсировать реку Неман были отбиты. Для удержания продвижения противника приказом армии было выброшено 26.6 два мотобатальона 204 мд через Лунно на рубеж реки Котры. 1-й стрелковый батальон по приказу командира корпуса был выброшен для удержания моста у Луна (30 км к юго-востоку от Гродно). Понесенные большие потери за время боев с 22-го до 26.6 как личного состава, так и матчасти делали корпус малобоеспособным.

В танковых дивизиях оставалось не более 300—400 человек, (т.е. не более 5% от первоначальной численности личного состава. – М.С), а в моторизованной дивизии – по одному неполному батальону в полку, танков – до 30 шт. и до 20 бронемашин. Все небольшие тылы дивизий были сожжены или расстреляны авиацией противника, которая гонялась буквально за отдельными машинами. Заместитель командира 11-го корпуса по политической части полковой комиссар Андреев». Вот и все, что смог рассказать про гибель корпуса комиссар Андреев. Может быть, он и сам не все знал. Так, в мемуарах Г. Гота встречается упоминание о том, что 25—28 июня немецкая 19-я тд в районе Вороново – Трабы (120 км к северо-востоку от Гродно. – М.С.) «постоянно подвергалась атакам противника при поддержке 50-тонных танков... до 28 июня она отражала атаки с южного направления». Скорее всего, это были танки KB из состава 29-й тд, безвестные экипажи которых уже после разгрома 11-го мехкорпуса продолжали свою войну...

Прежде всего, обратим внимание на то, чего в «политдонесении» нет.

Во-первых, в нем нет даже малейшего подтверждения бредовых видений В. Суворова о том, как «советских танкистов перестреляли еще до того, как они добежали до своих танков, а танки сожгли или захватили без экипажей». В момент пресловутого «внезапного нападения» командиры 11-го МК, даже не имея связи (!) с вышестоящими штабами, просто достали из сейфов «красные пакеты» с планами прикрытия и, как можно судить по документу, практически без потерь вышли в предназначенные им районы развертывания.

Во-вторых, в тексте нет никаких внятных сведений о противнике, в боях с которым корпус за 4 дня потерял 9/10 личного состава и техники. Но и в этом аспекте комиссар Андреев оказался гораздо порядочнее позднейших историков и мемуаристов, которые наполнили свои макулатурные книжки описаниями каких-то «встречных боев с тяжелыми немецкими танками», якобы имевшими место быть у Гродно.

В-третьих, командование 11-го МК, похоже, ничего не знало ни про существование КМ Г Болдина, ни про то, что в нескольких десятках километров к югу от Гродно должен был действовать огромный и могучий 6-й мехкорпус.

Теперь про то, что в «политдонесении» есть.

Плохо скрытые претензии к пехоте 4-го СК, которая открыла фронт и тем самым вынудила 11-й мехкорпус заниматься несвойственным ему делом по «прикрытию отхода» и «задержке продвижения немцев», скорее всего, справедливы. В протоколе допроса Павлова читаем:

«...во второй половине дня 22 июня Кузнецов (командующий 3-й армией) с дрожью в голосе заявил, что от 56-й стрелковой дивизии (одна из трех дивизий 4-го СК) остался только номер...» [67]

В донесении отдела разведки штаба 9-й немецкой армии (23 июня, 17 ч 40 мин) к числу «разбитых или не представляющих никакой боевой мощи соединений» отнесены уже две из трех дивизий 4-го СК: 56-я и 85-я [ВИЖ, 1989, №7].

Наконец, 29 июня 1941 г. сдался в плен и сам командир 4-го стрелкового корпуса генерал-майор Егоров (в плену активно сотрудничал с немцами, расстрелян по приговору Верховного суда 15 июня 1950 г., не реабилитирован по сей день) [20, 124].

То, что 11-й мехкорпус понес «особенно большие потери от противотанковой артиллерии противника», также подтверждается немецкими документами. В вышеупомянутом донесении разведотдела штаба 9-й армии вермахта читаем:

«...на участке Гродно контратаковали сильные танковые группы (29-я танковая дивизия и другие части)... 22 июня подбито 180 танков, из них только 8-я пехотная дивизия в боях за Гродно уничтожила 80 танков».

Так как ни одно соединение 6-го мехкорпуса в боях 22 июня не участвовало, то это сообщение может относиться только к боевым действиям 11-го МК. Теоретически такие потери возможны. 8-я пехотная – это кадровая дивизия вермахта «первой волны», воевала она с первых дней Второй мировой, и стоявшие на ее вооружении 37-мм противотанковые пушки могли пробивать броню наших легких танков на дистанции в полтора километра. Теоретически.

Другое дело, всегда ли можно верить таким донесениям о потерях противника?

Все познается в сравнении. Одним из самых ярких, навсегда вошедших в историю эпизодов сражений в Белоруссии были бои на северных подступах к Минску, где на пути 39-го танкового корпуса вермахта встали 100-я и 64-я стрелковые дивизии 13-й армии. Трое суток, в обстановке общего развала и хаоса, они сдерживали натиск врага. За мужество и массовый героизм, проявленные в этих боях, дивизии первыми в Красной Армии получили звание гвардейских (они стали, соответственно, 1-й и 7-й гвардейскими дивизиями). Так вот, в докладе о боевых действиях дивизии, который подписал 30 июня командир 100-й сд генерал-майор Руссиянов, было сказано, что дивизия уничтожила 101 (сто один) танк из состава 7-й немецкой танковой дивизии.

Да, той самой, которая, по мнению Гота, «почти без боя вышла 26 июня к автостраде Минск – Москва в районе Смолевичей». Скорее всего, Руссиянов допустил неточность, а в действительности и его дивизия, и соседние 161-я и 64-я сд, вели бой с 20-й тд вермахта (про которую Гот пишет, что она «была вынуждена с тяжелыми боями прорываться через линию укреплений».

Для справки: перед началом войны в 20-й тд числилось 229 танков, в том числе 121 чешский PZ– 38(t), 31 немецкий PZ-II, и даже 44 допотопные танкетки PZ-I с пулеметным вооружением и двигателем 60 л.с. (вообще надо признать, что в танковой группе Гота был собран отборный хлам).

Что было написано в докладах командиров 64-й и 161-й дивизий, автор, к сожалению, не знает, но в мемуарах генерала армии СП. Иванова (в те дни – замначштаба 13-й армии) упомянуты десятки немецких танков, якобы уничтоженных бойцами 64-й дивизии [45]. Тем не менее ни 20-я, ни 7-я тд вермахта после июньских боев у Минска не исчезли, и говорить об их разгроме было еще очень и очень рано. Вот почему автор считает, что и к донесениям командиров немецких пехотных дивизий о том, как они за один день уничтожили 180 советских танков, надо подходить с разумным скептицизмом. Танки 11-го мехкорпуса были, конечно, потеряны, но не факт, что немецкие артиллеристы имеют право занести это на свой счет.

Завершая такое, очень невнятное, описание боевых действий 11-го мехкорпуса, отметим только два бесспорных факта:

– противнику пришлось заметить удар 11-го МК;

– попытка перейти в наступление закончилась полным разгромом корпуса, потерей всей техники, большей части рядового и командного состава. 14 июля 41-го года южнее Бобруйска из окружения вышла лишь группа в несколько сот человек во главе с командиром 11-го МК генерал-майором Мостовенко.

Доклад СВ. Борзилова

К счастью для историков, чуть лучше освещен боевой путь 6-го мехкорпуса. В недрах «архивного ГУЛАГа» уцелел и в конце 80-х годов стал общедоступным документ – доклад командира 7-й танковой дивизии (6-го МК) генерал-майора СВ. Борзилова в Главное автобронетанковое управление РККА от 4 августа 1941 г. [ВИЖ, 1988, № 11].

Об авторе этого документа необходимо сказать отдельно хотя бы несколько слов. Семен Васильевич Борзилов к моменту начала советско-германской войны мог по праву считаться одним из наиболее опытных и прославленных танковых командиров Красной Армии. Во время финской войны комбриг Борзилов командовал той самой 20-й тяжелой танковой бригадой, которая прорвала «линию Маннергейма» в районе «высоты 65,5» (см. часть 1). Командование Красной Армии высоко оценило роль 20-й танковой бригады и ее командира. Звания Героя Советского Союза были удостоены 21 танкист, в том числе и сам Борзилов.

К несомненной заслуге командира 20-й ттб следует отнести и очень малые потери, понесенные личным составом вверенной ему части. За три месяца боев в тяжелейших природно-климатических условиях его бригада потеряла 169 человек убитыми и 338 ранеными [8]. Всего ничего – в сравнении с тем, что общие потери Красной Армии в той позорной сталинской авантюре превысили 330 тысяч человек [35].

Доклад Борзилова, несмотря на малый объем, содержит столько ценнейшей информации, что его стоит процитировать очень подробно:

«...на 22 июня 1941 года дивизия была укомплектована в личном составе: рядовым на 98 проц., младшим начсоставом на 60 проц. и командным составом на 80 проц. Материальной частью: тяжелые танки – 51, средние танки – 150, БТ-5/7 – 125, Т-26 – 42 единицы... (Таким образом, в одной только дивизии Борзилова было двести новейших танков Т-34 и KB с противоснарядным бронированием. – М.С.) ...части дивизии находились в основном районе дислокации м. Хоро – Новоселки – Жолтки и готовились к учению на 23 июня 1941 года, которое должно было проводиться штабом армии... (Еще одно свидетельство того, что в конце июня 1941 г. в Западном особом военном округе, уже официально преобразованном решением Политбюро ЦК от 21 июня 1941 г. в Западный фронт, готовились к крупной «игре». Из других документов известно, что незадолго до начала этой «игры» в танки мехкорпусов Западного ОВО были загружены снаряды, усилена охрана парков и складов. Было приказано «все делать без шумихи, никому об этом не говорить, учебу продолжать по плану». – М.С.) 22 июня в 2 часа был получен пароль через делегата связи о боевой тревоге со вскрытием «красного пакета». (Еще одно подтверждение того, что боевая тревога на Западном фронте была объявлена ДО «внезапного нападения». То же самое время получения приказа о вскрытии «красного пакета» с оперативным планом – 2 часа ночи 22 июня – содержится и в воспоминаниях командира 86-й сд 10-й, армии Западного фронта полковника Зашибалова. – М.С.) ...Через 10 минут частям дивизии была объявлена боевая тревога, и в 4 часа 30 мин части дивизии сосредоточились на сборном пункте по боевой тревоге... в 22 часа 22 июня дивизия получила приказ о переходе в новый район сосредоточения – ст. Валпа и последующую задачу: уничтожить танковую дивизию, прорвавшуюся в район Белостока... Дивизия, выполняя приказ, столкнулась с созданными на всех дорогах пробками из-за беспорядочного отступления тылов армии из Белостока. Дивизия, находясь на марше и в районе сосредоточения с 4 до 9 часов и с 11 до 14 часов 23 июня, все время находилась под ударами авиации противника. За период марша и нахождения в районе сосредоточения до 14 часов дивизия имела потери: подбито танков – 63, разбиты все тылы полков [8]. (Сопоставимые потери понесла и 4-я танковая дивизия 6-го МК. В одном из немногих уцелевших донесений ее командира Потатурчева сказано, что к 18.00 24 июня дивизия сосредоточилась в районе Лебежаны – Новая Мышь, имея потери до 20– 26%, главным образом за счет легких танков; тяжелые танки KB, как указано в донесении, выдерживали даже прямые попадания авиабомб. – М.С.) [8] ...Танковой дивизии противника не оказалось в районе Бельска, благодаря чему дивизия не была использована... (В переводе с русского на русский это означает, что весь первый день войны дивизия просто бездействовала. На второй день она была направлена командующим 10-й армией Голубевым, вследствие панических донесений его подчиненных, на юг к Вельску, т.е. в прямо противоположном от Гродно направлении. Никаких танковых частей противника в полосе 10-й армии просто не было, потому и найти их Борзилов не смог. Это, однако, не помешало Болдину даже в его послевоенных мемуарах упомянуть «большое количество танков», атаковавших южный фланг 10-й армии. – М.С.) 24—25 июня дивизия, выполняя приказ командира корпуса и маршала т. Кулика, наносила удар с рубежа Старое Дубно – Кузница на Гродно (вот наконец и первое упоминание об участии 7-й тд в запланированном контрударе на Гродно), где было уничтожено до двух батальонов пехоты и до двух артиллерийских батарей противника, при этом части дивизии потеряли танков 18 штук сгоревшими и завязшими в болотах...»

(На этом и заканчивается описание контрудара 6-го мехкорпуса. Дальше начинается описание разгрома).

«...К исходу дня 25 июня был получен приказ командира корпуса на отход за р.Свислочь... (Этот приказ, вероятно последний в своей жизни, Хацкилевич отдал, выполняя распоряжение командующего Западным фронтом Павлова, который 25 июня в 16 часов 45 минут приказал: «Немедленно прервите бой и форсированным маршем, следуя ночью и днем, сосредоточьтесь в Слониме. О начале движения утром 26-го и об окончании марша донесите. Радируйте о состоянии горючего и боеприпасов». В свою очередь, Павлов принял такое решение на основании директивы Ставки и ее представителя в штабе Западного фронта маршала Шапошникова, об отводе всех войск фронта на линию реки Щары, т.е. на 100—150 км на восток. Правду сказать, из дальнейшего становится очевидно, что приказ об отходе лишь «узаконил» начавшееся беспорядочное бегство. – М.С.) По предварительным данным, 4-я тд 6-го мехкорпуса в ночь на 26 июня отошла за р.Свислочь, в результате чего был открыт фланг 36-й кавалерийской дивизии... В 21 час 26 июня части 36-й кд и 29-й мотострелковой дивизии (6-го мехкорпуса) беспорядочно начали отход. Мною были приняты меры для восстановления положения, но это успеха не имело.

Я отдал приказ прикрывать отходящие части (здесь, как видим, Борзилов дословно повторяет политдонесение 11-го мехкорпуса. – М.С), 29-й мед и 36-й кд и в районе м.Кринки сделал вторую попытку задержать отходящие части, где удалось задержать 128-й мсп (это не вражеский, это наш полк из состава 6-го мехкорпуса все пытается задержать Борзилов. – М.С), и в ночь на 27 июня переправился через р. Свислочь восточнее м. Кринки, что стало началом общего беспорядочного отступления...

29 июня в 11 часов с остатками матчасти (3 машины) и отрядом пехоты и конницы подошел в леса восточнее Слонима, где вел бой 29 и 30 июня. 30 июня в 22 часа двинулся с отрядом в леса и далее в Пинские болота по маршруту Гомель – Вязьма...

...материальная часть вся оставлена на территории, занятой противником, от Белостока до Слонима. Оставляемая матчасть приводилась в негодность. Материальная часть оставлена по причине отсутствия ГСМ и ремфонда...»

Да уж... Переведем дыхание и попытаемся для начала подвести самые простые, т.е. арифметические итоги.

К началу боевых действий в 7:й тд было 368 танков. Пресловутое «внезапное нападение» никакого ущерба дивизии Борзилова не нанесло. Еще до начала первых авианалетов дивизия покинула место постоянной дислокации и никаких ощутимых потерь 22 июня не понесла. В ходе наступательного боя 24—25 июня дивизия потеряла только 18 танков, да и то не все они были подбиты немецкой противотанковой артиллерией – несколько машин, как пишет комдив, просто увязли в болотах.

Борзилов в своем докладе не уточняет, какие именно танки были потеряны. Тем не менее, зная возможности противотанковой артиллерии немецких пехотных дивизий, можно с высокой достоверностью предположить, что основная ударная сила дивизии – новейшие танки Т-34 и KB – остались в строю (на 90-мм броне тяжелого танка KB снаряды любых немецких противотанковых пушек могли оставить только более или менее заметные вмятины).

Даже с учетом того, что 63 танка были потеряны на марше, к утру 26 июня – т.е к началу разгрома – в 7-й танковой должно было оставаться ни много ни мало 287 танков. Ни одна из семнадцати танковых дивизий вермахта не имела 22 июня 1941 г. в своем составе такого количества танков (в среднем на одну дивизию приходилось по 192 танка, а в пяти дивизиях 1-й танковой группы Клейста числилось от 143 до 149 танков), ни одна не имела танков такого качества, как Т-34 и KB, которых в дивизии Борзилова были сотни!

И уже через три дня отступления, практически без соприкосновения с противником (да и не могла немецкая пехота при всем желании догнать отступающую моторизованную армию), от всей 7-й танковой дивизии остается «отряд пехоты с тремя танками».

Что это – фантастика? Или просто история панического бегства деморализованной толпы, сметавшей на своем пути даже тех, кто пытался ее остановить?

Впрочем, в докладе Борзилова указаны и две объективные (на первый взгляд) причины разгрома дивизии и потери всей матчасти – отсутствие ГСМ и беспрерывные удары авиации противника.

В мемуарах Болдина, как помните, названы и причины, по которым его войска остались без горючего: немецкая авиация сожгла все склады и разбомбила все железнодорожные эшелоны с топливом.

Казалось бы – о чем тут еще спорить? Нет горючего – нет и боеспособного мехкорпуса. Но не будем спешить с выводами, а лучше зададим себе два простых вопроса.

Сколько складов с ГСМ на территории Белоруссии было в распоряжении танковых групп Гота и Гудериана в июне 1941 г.? Логичный ответ: если немецкая же авиация разбомбила все склады, то ни одного. Есть и правильный ответ – до одной трети всего потребляемого бензина немцы взяли со «сгоревших складов» Западного фронта! [40]

Сколько эшелонов с горючим поступило в расположение немецких танковых дивизий в июне 1941 г.? Даже не открывая ни одного справочника, можно дать точный ответ – ни одного. Дело в том, что немецкие вагоны по нашей широкой колее не ходят, а «перешивка» на узкую европейскую колею в июне 41-го года еще и не начиналась.

И тем не менее уже к концу июня 2-я танковая группа вермахта вышла к Бобруйску (500 км от района исходного развертывания), а 3-я танковая группа прошла 450 км по маршруту Сувалки – Вильнюс – Минск – Борисов. При этом ни Гот, ни Гудериан ни единым словом не упоминают в своих мемуарах о каких-либо проблемах с обеспечением частей горючим! И это при том, что запас хода немецких танков был в полтора-два раза меньше, чем у наших Т-34 и БТ.

А удивляться тут совершенно нечему. Танки в глубокой наступательной операции заправляются не на «складах» и уж тем более – не из железнодорожных цистерн.

«...Я оглашу очень маленькую справку. Всего, чтобы боевые машины обеспечить на 500 км марша, нужно для заправки 1200 т горючего. Исходя из этой нормы, на сутки боевой работы при марше в 125 км, обеспечение боевых машин на сутки потребует 300 т...

...во всяком случае горючего должно браться столько, чтобы полностью обеспечить выполнение двух-, четырехдневной работы и поставленной задачи... Кроме полной заправки в машинах, мы рекомендуем на каждую машину в бидонах и бачках брать не менее ползаправки...

...нечего стесняться и брать на верх танка бидоны и бочонки. Если мы раньше боялись, что бидоны с бензином при попадании зажигательных пуль будут загораться, то теперь дизельное топливо не горит, и зажечь его невозможно никакой зажигательной пулей... Это дает нам право положить некоторую толику дизельного топлива в танки и иметь возможность наиболее продуктивно питать себя горючим...» [14]

Это – не запоздалые советы дилетанта. Это – цитата из многократно упомянутого нами доклада Павлова на декабрьском (1940 г.) совещании. Цифра в 1200 тонн не покажется нам такой огромной, если вспомнить, что по штату мехкорпусу полагалось иметь в своем составе 5165 автомашин разного назначения, в том числе – по 139 топливных автоцистерн в каждой из двух танковых дивизий.

Павлов предлагал брать при вводе мехкорпуса в прорыв горючее в расчете на 2—3 полные заправки танков.

Это вызвало справедливые возражения. Генерал-майор Куркин (в то время – командир 5-й танковой дивизии, а в начале войны – командир 3-го МК Северо-Западного фронта) позволил себе возразить генералу армии: «Это не наша творческая мысль, а приказ народного комиссара так решил вопрос, что мы сейчас будем иметь 4—5 заправок горючего на колесных машинах...» То есть не на складах, а непосредственно в походных колоннах!

А теперь переведем эти самые «заправки» в более понятные каждому километры.

Самый устаревший из имевшихся в дивизии Борзилова танк Т-26 имел запас хода на одной заправке равный 170 км. Самый мощный и современный KB – те же самые 180 км (тяжело таскать 50 тонн стали). Скоростные БТ и средние Т-34 имели запас хода примерно по 300 километров.

Уточним: это минимальные цифры, и относятся они к движению танков по пересеченной местности. При движении по дорогам запас хода возрастает в полтора-два раза.

Таким образом, даже две «заправки» – это уже 350– 500 км пути. А на пяти заправках корпус Куркина по хорошим европейским дорогам мог дойти до Парижа (всего-то 1600 км от Каунаса).

Вернемся, однако, от планов Великого Похода к трагической реальности. По замыслу командования 6-й МК должен был нанести удар от Белостока на Гродно с выходом к исходу дня 24 июня в район переправ через Неман у Меркине – Друскининкай. Это 120 км по прямой. Даже с учетом боевого маневрирования эту задачу можно было выполнить, вообще нигде ни разу не заправляясь, только за счет того горючего, что было в баках танков.

Фактически 7-я танковая дивизия, беспорядочно кружась по маршруту Белосток – Валпа – Сокулка – Волковыск – Слоним, прошла никак не более 250 км. Главным образом – по дорогам, а вовсе не по лесам и болотам. Бросить при этом всю технику «по причине отсутствия ГСМ» можно было бы только при одновременном сочетании следующих двух неблагоприятных условий:

– до 10 часов вечера 22 июня (т.е. до начала марша) танки все еще не были заправлены горючим «под пробку» и вышли на марш с полупустыми баками;

– топлива в округе, 10-й армии и в мехкорпусе просто не было, или все его запасы на окружных складах и в тылах дивизии уничтожила вездесущая немецкая авиация.

Могут ли соответствовать действительности такие предположения?

Начнем с первого. В соответствии с «Планом действий войск по прикрытию отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск округа», утвержденным Павловым в начале июня 1941 г., «потребность в горючем обеспечивается за счет: двух заправок, хранящихся в частях (одна в баках машин, вторая в таре), трех заправок для боевых машин и шести заправок для транспортных, хранящихся на окружных складах» [ВИЖ, 1996, № 3].

Конечно, не все приказы исполняются точно и в срок, бывают и случаи преступного разгильдяйства, но едва ли это могло относиться к Борзилову, бригада которого еще в финскую войну была отмечена за образцовую организацию службы материально-технического обеспечения [8].

Теперь о наличии горючего на окружных складах. Из уже упомянутого «Плана прикрытия...» мы узнаем, что в районе несостоявшегося контрудара КМГ Болдина, в треугольнике Белосток – Гродно – Волковыск, находилось 12 (двенадцать) стационарных складов горючего.

Конкретно: № 920, 923, 924, 922, 1019, 1018, 1040, 1044 в полосе 10-й армии и 919, 929, 1020, 1033 в районе дислокации 11-го мехкорпуса (Гродно – Мосты – Волковыск).

Расстояния между этими складами не превышали 60– 80 км. Даже для ветхой «полуторки» это не более двух часов езды.

Но, может быть, склады-то были, а бензина на них и не было?

Еще в самые что ни на есть «застойные годы» «Военно-исторический журнал», издаваемый Министерством обороны СССР, сообщал читателям, что:

«...к 29 июня на территории Белоруссии, занятой противником, осталось более 60 окружных складов, в том числе... 25 складов горючего... Общие потери к этому времени составили: боеприпасов – свыше 2000 вагонов (30% всех запасов фронта), горючего – более 50000 т (50% запасов)...» [ВИЖ, 1966, № 8]

Известный психологический парадокс заключается в том, что стакан со 100 мл жидкости одни люди называют «наполовину пустым», а другие – «наполовину полным». Коммунистические же «историки» (в отличие от просто людей) всегда говорили и писали о потерянных «50% запаса горючего», но никогда не обращали внимание доверчивых читателей на то, что даже 29 июня в распоряжении войск Западного фронта все еще оставалась половина предвоенных запасов горючего, т.е. порядка 50000 тонн бензина и солярки.

Что, по меньшей мере, в десять раз превышало потребность в горючем для четырех полностью укомплектованных мехкорпусов на 500 км марша (см. выше).

Но четырех полностью укомплектованных мехкорпусов (т.е. 4000 танков) в округе не было даже и 22 июня. По разным источникам, количество танков, находившихся в составе войск ЗапОВО к началу войны, не превышало 2500 единиц. К 29 июня 1941 г. число «потребителей» топлива в округе катастрофически уменьшилось. Как же им могло не хватить 50 000 тонн горючего?

Но если проблемы с горючим еще можно как-то объяснить многодневными хаотичными маршами по дорогам, запруженным беженцами и беглецами, то как же КМГ Болдина, так и не вступившая в бой с главными силами противника, могла остаться без боеприпасов?

Минимальный боекомплект танка БТ – 132 снаряда, 147 снарядов в танке Т-26, 116 снарядов в KB, 77 снарядов в «тридцатьчетверке».

Совокупный боезапас танков 6-го мехкорпуса составлял порядка 105 тысяч снарядов.

Это – минимум, и это только в танках. А еще в корпусе было 229 пушечных бронеавтомобилей и 335 «стволов» пушек, гаубиц и минометов различных калибров [78]. Если бы все Это на самом деле обрушилось в течение двух дней на две пехотные дивизии вермахта, то вряд ли они смогли бы после этого куда-то наступать. С темпом 20 – 30 км в день.

Впрочем, если бы даже ста тысяч снарядов не хватило для того, чтобы, по крайней мере, затормозить продвижение 30 тысяч немецких солдат, то можно было и добавить.