Текст книги "Другая хронология катастрофы 1941. Падение «сталинских соколов»"

Автор книги: Марк Солонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Разумеется, общая ситуация в войсках Северо-Западного фронта была ничуть не лучше. 28 июня 1941 г. Военный совет фронта отправил наркому обороны СССР донесение следующего содержания:

«Положение фронта.

8-я Армия, понёсшая 40 % и более потерь, отходит на северный берег Зап. Двина.

2-я танковая дивизия, видимо, погибла. Положение 5-й танковой дивизии и 84-й моторизованной дивизии не знаю.

11-я Армия как соединение не существует.

Положения 5, 33, 188, 128, 23 и 126-й стрелковых дивизий не знаю…

Связи для твёрдого управления не имею.

Военный совет фронта отдаёт себе полный отчёт в значении рубежа Зап. Двина…»(159)

29 июня Военный совет СЗФ переместился в Псков, т. е. за 200 км от ближайшего берега Западной Двины, перед этим отправив командующему 8-й армии следующую директиву:

«Вы преступно оставили войска на произвол судьбы и укрываете свою шкуру. Для такой ответственной операции, как отход целой армии, нужно было составить план, отводить войска от рубежа к рубежу и крепко управлять отходом каждого соединения. Требую немедленно это сделать. Оперативной группе штаба вернуться в Митава и руководить отходом… Держите радиосвязь со штабом фронта. Вы уклоняетесь от связи, видимо, с намерением, потому что ничего не знаете и не хотите знать о своих войсках…»(160)

А. Г. Рытов встретил начало войны в должности комиссара 6-й САД. Его мемуары, изданные в «годы застоя» (М.: Воениздат, 1968), идейно выдержаны в лучших партийных традициях ( «личный состав настойчиво изучал опыт участников хасанских и финских событий, готовился к достойному отпору врагу на случай его нападения на Советскую Родину… Командиры и политработники 6-й дивизии разоблачали звериный облик германского фашизма, призывали авиаторов быть бдительными, внимательно следить за происками агрессора»), но в описании жуткого разгрома Северо-Западного фронта даже он не смог сдержать эмоции:

«…Всё живое отступало на восток, всё было в движении, и установить что-либо достоверно просто не представлялось возможным. С воздуха мы следили за продвижением противника, и эти единственные сведения в какой-то мере помогали нам ориентироваться в обстановке. Но и нас, как перекати-поле, ветер войны гнал всё дальше от западных границ… Военный городок, примыкавший к аэродрому, был безлюден. Судя по всему, его оставили поспешно. Ветер хлопал открытыми настежь дверьми и створками окон, по улицам, сверкая зрачками, бегали ошалелые кошки, катилась бумажная метель… Невдалеке виднелись склады. Их тоже оставили на произвол судьбы…»(161)

Да, складов «на произвол судьбы» оставили немало. Этому факту есть не только мемуарные, но и оперативные подтверждения. В спецсообщении 3-го Управления НКО № 37738 от 14 июля 1941 г. читаем:

«…Эвакуация баз и частей от передовых линий фронта происходит неорганизованно, само командование проявляет панику, что вызывает большую потерю боеприпасов и других видов технического снабжения.

3 июля с.г. из района Опочка перебазировалась 110-я авиабаза 6-й авиадивизии, ответственные за погрузку инженер Кашиниен и помощник начальника штаба по тылу майор Шмелёв, не имея взрывчатых веществ, оставили врагу 48 вагонов авиационных бомб.

6 июля с.г. 25-я авиабаза 8-й авиадивизии перебазировалась из местечка Карамышева, для перевозки грузов было подано 4 платформы, однако полковник Шевченко приказал запас бомб и горючего взорвать, имеющиеся 9 самолётов уничтожить, пулемёты ШКАС побросать в колодцы. Что и было сделано, а платформы и автотранспорт были использованы для перевозки личных предметов командования (мотоциклы, велосипеды, подбитые легковые машины). Уничтожение материальной части, запасов горючего и авиабомб не вызывалось необходимостью, так как противник находился на большом расстоянии от места базирования, имелась полная возможность перенести в тыл.

13-я, 127-я и 206-я авиабазы при паническом бегстве большинство запасов оставили на территории, занятой врагом, не уничтожив боевого имущества. Командир 127-й авиабазы старший лейтенант(странное звание для такой должности. – М.С.) Четыркин на площадке Грузджяй оставил врагу 5144 авиабомбы разных марок(при типовой загрузке 6 ФАБ-100 на один бомбардировщик типа СБ или Ар-2 таким количеством бомб можно было обеспечить более 800 самолёто-вылетов, и это – на одном, отнюдь не самом крупном аэродроме. – М.С.), 442 500 винтовочных и авиационных патрон и 10 пулемётов ШКАС. В Шауляе оставлено 18 вагонов авиабомб, 3 млн авиапатронов, несколько тонн бензина, продовольственные, вещевые и технические склады…

Для уничтожения секретной и совершенно секретной документации 10-го авиаполка и 206-й базы в г. Митава были посланы батальонный комиссар Маложин, старший политрук Барыбин и начальник общей части Кудрявцев, которые, перепоручив это задание младшему командиру и красноармейцам, занялись сбором личных вещей, в результате документация указанных частей, в том числе и шифр, при отступлении остались не уничтоженными…»(162)

Вечером 8 июля (через 10 дней после того, как командование фронта заявило об особой важности удержания рубежа реки Западная Двина) Оперсводка № 15 штаба ВВС СЗФ была подписана в Новгороде. Три авиадивизии (4-я САД, 7-я САД и 8-я САД) на тот момент базировались на аэродромах Старая Русса и Сольцы, т. е. на расстоянии в 350 км от Западной Двины.

На вооружении 7-й САД было 13 самолётов (11 СБ и 2 Пе-2) – накануне войны в дивизии числилось 180 исправных боевых машин; в составе 8-й САД было 11 истребителей (все МиГ-3, из них 7 числились неисправными) – из 192. На удивление много боевых самолётов числилось в 4-й САД: в трёх бомбардировочных полках дивизии оставался 31 бомбардировщик СБ (из 108 исправных по состоянию на вечер 21 июня), а истребителей якобы стало больше, чем было (61 вместо 56, скорее всего, имеет место заурядная опечатка). Про боевой состав 6-й САД и 57-й САД штаб ВВС фронта сведений не имел. (163)

На следующий день, 9 июля 1941 г., за подписью нового командующего ВВС Северо-Западного фронта генерал-майора Куцевалова вышел Приказ № 0039. Приказ фактически подвёл черту под историей боевых действий ВВС фронта «первого формирования». В зоне боевых действий оставались управления двух дивизий (4-я САД и 6-я САД – как нетрудно убедиться, это именно те дивизии, которые утром 22 июня находились дальше от границы и в относительно меньшей степени были раздавлены катком «истребительного перебазирования») и три авиаполка: 31-й ИАП, 38-й ИАП, 63-й БАП. Всё остальное (управление 7-й САД, 8-й САД и 57-й САД, а также остатки двух десятков авиаполков) выводилось «для восстановления боеспособности частей»в глубокий тыл, в район Бологое – Вышний Волочёк – Торжок (Калининская область, ныне – Тверская). (164)

В 63-й БАП приказано было передать все уцелевшие бомбардировщики из выводимых в тыл частей, таким образом планировалось сформировать в полку «пять эскадрилий по 9 самолётов СБ». 31-й ИАП и 38-й ИАП следовало доукомплектовать «лучшими экипажами из полков, передающих матчасть»и сформировать в следующем составе: 31-й ИАП – четыре эскадрильи (9 МиГ-3, 9 И-16, 18 И-153), 38-й ИАП – три эскадрильи по 9 И-153 и одна смешанная эскадрилья в составе 5 И-16 и 2 МиГ-3. (165) Всего 115 боеготовых самолётов в составе ВВС фронта. Три недели назад их было без малого 900, а с учётом временно неисправных – более 1100…

Не стоит, однако же, забывать и о том, что за этот успех противнику пришлось изрядно (по его меркам и понятиям) заплатить. В небе над Прибалтикой произошло то же самое, что и на других участках советско-германского фронта: даже разрозненные, почти не управляемые «осколки» огромной советской военной машины нанесли немцам ощутимый урон. Далеко не все командиры и лётчики авиации Северо-Западного фронта поспешили улететь в тыл, «сев на трёхместный самолёт пятым человеком».

В результате в июне 41-го только безвозвратные потери («повреждения более 60 % от воздействия противника и по неизвестным причинам») бомбардировочных эскадр 1-го Воздушного флота Люфтваффе составили 34 самолёта (15 % от исходной численности, а если считать от исходной численности исправных бомбардировщиков, то и все 18 %). Важно отметить, что это были лучшие на тот момент «Юнкерсы-88», которые, как нам многократно рассказывали отечественные историки, советские истребители «старых типов» (И-16 и И-153) якобы не могли даже догнать. Потери истребительной авиации противника были значительно меньшими, но тоже не нулевыми. Эскадра JG-54 безвозвратно потеряла 5 «мессеров», эскадра JG-53 (две группы которой базировались в «сувалкском выступе») безвозвратно потеряла в июне 6 самолётов. (166)

Если судить по числу самолёто-вылетов (а других сколь-нибудь достоверных данных за июнь – июль 1941 г. в нашем распоряжении просто нет), то наибольший ущерб врагу нанесли 49-й ИАП (57-я САД, командир полка майор Неделин) и 38-й ИАП (4-я САД, командир полка майор Сиднев). Лётчики этих двух истребительных полков выполнили соответственно 1395 и 1863 боевых вылета – цифры для лета 41-го почти невероятные (правда, надо принять во внимание, что для 38-го ИАП указанная цифра относится к периоду до конца июля, и в этот полк после 9 июля были сведены лучшие лётчики из других частей ВВС фронта). (179) 49-й ИАП в период с 22.6 по 16.7 заявил 21 сбитый самолёт противника; как утверждается в докладе командира 57-й САД, «лётный состав полка вёл воздушные бои всегда смело и настойчиво, никогда не считаясь с превосходством противника в данном бою. Лётчики Мурзин и Крылов неоднократно вступали вдвоём в бой с 8 – 13 самолётами, лётчик Киренко вёл один бой на И-153 с 7-ю Me-109, и таких примеров было ещё несколько». (180) Нельзя не отметить, что 38-й ИАП полностью, а 49-й ИАП – в основном (38 «чаек» и 25 «ишаков») воевали на морально устаревших тихоходных бипланах И-153.

Не бездействовали и бомбардировочные части ВВС СЗФ, выполнившие за первые две недели войны более тысячи боевых вылетов, но в данном случае конкретное и точное определение потерь противника едва ли возможно. До некоторой степени достоверными могут считаться лишь сведения о числе самолёто-вылетов по каждому из бомбардировочных полков. Анализируя их, мы снова сталкиваемся с тем же парадоксом, который был уже отмечен при рассмотрении событий первого дня войны: большая часть боевой работы выполнена силами всего нескольких полков. И эта неравномерность в дальнейшем, на интервале времени от 22 июня до первых дней июля, только нарастает – больше половины всех вылетов выполнены лётчиками двух полков, 35-го БАП и 31-го БАП (см. Таблицу 3). Стоит также отметить, что ничем выдающимся не проявили себя ветераны «зимней войны»: Краснознамённый 54-й БАП (201 человек, награждённый орденами и медалями за участие в Финской кампании) и 50-й БАП с десятью Героями Советского Союза.

Примечание: в перечень «потери в воздухе» включены сбитые истребителями и ЗА противника, а также не вернувшиеся с боевого задания; не включены аварии и катастрофы.

Как ни странно это звучит, но ещё одним подтверждением высокой боевой активности 31-го БАП и 35-го БАП может служить большое число потерь самолётов в воздухе, в бою. Как видим, только в этих двух полках потери в воздухе оказались существенно выше, чем потери на земле. Принимая во внимание, что в 35-м БАП из 16 потерянных на земле бомбардировщиков 5 числились неисправными ещё до начала боевых действий, соотношение потерь в воздухе и на земле превысит 2 к 1. В 31-м БАП из 15 потерянных на земле бомбардировщиков 8 были неисправны, и с учётом этого мы получаем соотношение потерь в воздухе и на земле как 4 к 1 – для истории разгрома советских ВВС цифра почти невероятная. 31-й БАП оказался и тем единственным авиаполком ВВС СЗФ, применительно к которому в перечне причин потери матчасти указаны (в докладе командира 6-й САД) не стандартные сетования на «скученное базирование», «отсутствие маскировки аэродрома», «плохую работу системы ВНОС», «отсутствие плана эвакуации», а совсем другие обстоятельства:

«Основной причиной больших потерь при выполнении боевых задач явилось слабое прикрытие истребителями и отсутствие совершенно прикрытия при боевых действиях по району Тильзит, Кальвария, Тауроген, Келме. Полк по моточастям в р-не Тауроген, Кальвария, Кельме действовал удачно и с большим напряжением. Командир полка подполковник Добыш в боевой обстановке работал смело, инициативно. Почти во всех вылетах водил полк лично в бой. Боевые задания выполнял точно по времени…»(168)

1.6. Итоги и обсуждение

В самом начале четвёртой главы мы обсудили некоторые характерные особенности боевых действий в Прибалтике. Сейчас же я хочу обратить внимание читателя на две примечательные черты в изображении и восприятии истории этих событий. Летом 41-го среди военных корреспондентов в Прибалтике не нашлось своего Константина Симонова, который бы позднее смог превратить увиденное в роман, сравнимый по глубине и масштабу с «Живыми и мёртвыми», а для забытых в суете отступления героев боёв в Литве (в том, что такие были, сомневаться не приходится – кто-то же хоть на неделю, но притормозил продвижение немцев к рубежу Западной Двины) не нашлось своего Сергея Смирнова, и сегодня мы ничего не знаем про «брестские крепости» Прибалтики.

Второй причиной, по которой в советскую эпоху история гибели Прибалтийского военного округа оказалась вытеснена на самый краешек общественного сознания, стал антисоветский вооружённый мятеж, вспыхнувший там в первые дни войны. События июня 41-го в Каунасе и Риге (равно, кстати, как и во Львове и Луцке) для минимально честного описания в газете «Правда» совершенно не годились, поэтому «чёрный июнь», «роковой июнь», «трагедия июня 41-го» у нас всегда были связаны с событиями на Западном фронте – там, в городах и местечках Западной Белоруссии, местное население в целом безразлично взирало на вторую (за два года) драку злобных чужаков на их бедной земле.

Пришло время исправлять этот дефект исторического зрения. Особенно необходимо это в рамках заявленной темы данной книги, ибо именно в Прибалтике, в истории стремительного разгрома ВВС Северо-Западного фронта в «химически чистом виде» проявилось то явление, которое я за неимением общепринятого термина предлагаю называть «истребительным перебазированием». Даже в полосе разгромленного с той же скоростью Западного фронта всё было не столь очевидно: там, в небе над Белоруссией, Люфтваффе сосредоточили самые крупные (по численности) силы, лучшие авиачасти с лучшими командирами, там в некоторые наши передовые аэродромы немцы действительно вцепились мёртвой хваткой, атакуя их с рассвета до полудня (обо всём этом пойдёт речь в следующей главе). В результате в ряде случаев становится достаточно сложно дифференцировать реальные причины потерь, выделить эффект «истребительного перебазирования» среди прочих факторов, обусловивших исчезновение большей части самолётов авиации Западного фронта.

За редкими исключениями (аэродромы Лиепае, Шауляй, Ораны), ничего подобного в полосе Северо-Западного фронта 22 июня не произошло, 1-й Воздушный флот Люфтваффе был значительно слабее и пассивнее своего южного соседа, и совершенно невозможная для «советского уха» фраза из Разведсводки № 03 штаба СЗФ от 12.00 22 июня («противник ещё не вводил в действие значительных Военно-воздушных сил, ограничиваясь действием отдельных групп и одиночных самолётов»)вполне адекватно описала ситуацию первого дня войны. Перебазирование авиачастей фронта началось главным образом под воздействием наступления наземных войск противника, при этом некоторые из опустевших аэродромов или вовсе не были подвергнуты ударам немецкой авиации, или же эти «удары» не выходили за рамки «булавочного укола», выполненного звеном «мессеров».

На этом уникальные особенности Северо-Западного фронта заканчиваются, дальше всё было «как у всех». Никакие эвакуационные службы не обладают ресурсами, способными обеспечить одномоментное перебазирование всей группировки авиации, да ещё и на сотни километров в тыл – точно так же, как никакая служба «Скорой помощи» не справится с ситуацией, когда по номеру «03» в один вечер позвонит весь город (боюсь, что для начала с такой задачей не справится даже цифровая АТС). Тем более сложной становилась проблема экстренной эвакуации неисправных самолётов (в том числе – получивших даже самые минимальные повреждения). Для того чтобы в подобной ситуации спасти боевую матчасть, нужно было большое желание. А в дополнение к желанию – ещё и смелость, инициативу, способность к решительным, нешаблонным действиям, одним словом, всё то, что (выражаясь предельно корректно) не слишком поощрялось и развивалось в советских командирах. Результат известен.

Кстати, то же самое произошло и с мехкорпусами Красной Армии, где эвакуационные службы (и соответствующая техника, включая мощные дизельные тягачи, способные буксировать даже пятибашенный Т-35), несомненно, существовали, но не в том количестве, которое бы позволило одномоментно утащить за Днепр многие тысячи танков. Была ли альтернатива паническому «перебазированию»? Попытка найти ответ на такой вопрос уведёт нас очень далеко от обсуждения авиационно-исторических тем, каковым и посвящена данная книга. Тем не менее отмечу, что командиры 57-й авиадивизии и 8-го мехкорпуса (соответственно полковник Катичев и генерал-лейтенант Рябышев), не сговариваясь (и скорее всего – даже не зная о существовании друг друга), высказали практически одну и ту же мысль:

«Надо было бить и бить по аэродромам противника, не останавливаясь ни перед какими трудностями, вплоть до последнего самолёта… 8-й мехкорпус мог продолжать ещё несколько дней сковывать противника, нанося потери и замедляя продвижение в глубину нашей территории. В этом случае оставшиеся в строю танки и артиллерия корпуса были бы использованы до конца с максимальной отдачей в бою…»Правды ради надо признать, что эти смелые мысли были высказаны спустя несколько месяцев «после драки»…

Теперь от рассуждений общего порядка перейдём к конкретной, хотя и утомительной для читателя, статистике.

Начнём с упомянутой выше 57-й САД. Как указано в докладе «Содержание боевой работы 57-й САД», по состоянию на 18 июля (т. е. уже после вывода дивизии из зоны боевых действий) потери боевых самолётов в дивизии составили 207 единиц: 99 И-153, 26 И-16, 21 И-15бис, 7 МиГ-3, 42 СБ и 12 Ар-2. В строю осталось всего 8 самолётов (3 МиГ-3, 3 И-153, 1 И-16 и 1 СБ), а если не учитывать полученные уже после начала войны «миги», то всего 5. Короче говоря, практически весь предвоенный парк боевых машин был потерян. При этом в дивизии всё ещё номинально числилось 150 лётчиков, 142 штурмана и стрелка (в документах эти две категории не разделены), т. е. больше, чем было – если верить документам – перед началом боевых действий! Слово «номинально» использовано не случайно: 140 лётчиков из 150 и 126 штурманов и стрелков из 142 к тому моменту находились на переучивании в ещё более глубоком тылу. (169)

Чудес, конечно, не бывает, и новые лётчики за три недели не народились. Скорее всего, к дивизии «прибились» разрозненные экипажи из других авиачастей, и в перечень наличествующих лётчиков были включены молодые выпускники лётных училищ, которых в довоенных сводках просто не принимали в расчёт. Конечно же, были в 57-й САД и потери лётных экипажей. Они подробно учтены на следующей странице документа. Всего, по всем четырём полкам дивизии, в воздухе убито 8 и ранено 13 человек лётного состава. Ещё один человек убит и 13 ранено на земле. Кроме того, 24 человека (восемь полных экипажей) в 54-м БАП и 1 лётчик-истребитель в 49-м ИАП «не вернулись с боевого задания». (170)

Простая арифметика показывает, что в дивизии, потерявшей 97 % самолётов, потери лётного состава в воздухе (включая раненых и «не вернувшихся») не превышают 15 %. На этом простая арифметика заканчивается и начинаются сплошные «загадки истории». В 54-й БАП не вернулись с боевого задания 8 экипажей, в 49-й ИАП – один. В сумме это составляет 9, однако на другой странице того же самого доклада утверждается, что с боевого задания не вернулся 31 самолёт. (171) Как такое может быть? Как число пропавших без вести самолётов может оказаться в три раза больше числа пропавших экипажей? Неужели самолёты взлетали сами, без людей, и бесследно исчезали за горизонтом?

Теперь «подкрутим резкость» и посмотрим на статистику потерь одного полка дивизии – Краснознамённого 54-го БАП. Общий баланс убыли и наличия самолётов вполне сходится: было 12 Ар-2, потеряно 12 Ар-2, в наличии ноль; было 43 СБ, потеряно 42 СБ, в наличии 1 СБ. Где же и как их «потеряли»? 20 самолётов «уничтожено противником на аэродроме», 6 самолётов «оставлено и уничтожено на аэродроме». (172) В сумме это даёт всего 26. Остальные 28 бомбардировщиков были потеряны в воздухе? Но это должно было повлечь за собой и соответствующие потери лётного состава (максимально – до 84 человек), однако в полку числятся убитыми и раненными в воздухе 7 человек, не вернувшимися с задания – 24. Да, теоретически такое возможно – есть парашюты, есть возможность совершить вынужденную посадку, после которой самолёт приходится списать, а экипаж остаётся жив, а иногда и невредим. Теоретически – возможно, но выглядит всё это довольно странно, особенно принимая во внимание, что непосредственно в оперативных сводках полка и дивизии за июнь 1941 г. такие потери в воздухе отнюдь не просматриваются.

В целом по всей дивизии числятся: 91 самолёт «уничтожен противником на аэродроме» и 33 – «оставлены и уничтожены на аэродроме». Это по состоянию на 18 июля 1941 г. Проходит более двух месяцев, и всё тот же полковник Катичев подписывает доклад «Итоги боевой работы 57-й САД с 22.6 по 23.9.41 г.». В документе подробно расписаны боевые действия и потери на аэродромах:

«С 22.6 по 23.9 наша аэродромная сеть приняла на себя 73 налёта, в которых участвовало со стороны противника не менее 500 самолётов. По типам: 270 Me-110, 129 Ю-88, 91 Me-109. В 58 налётах участвовало от 1 до 6 самолётов противника, в 7 налётах – от 6 до 11, в 4 налётах – от 13 до 18 и ещё в 4 налётах – от 25 до 30… Противник потерял 9 самолётов с экипажами. Все они были сбиты в воздушных боях нашими истребителями, поднявшимися для отражения налёта». Приведена таблица с указанием названий аэродромов и числа налётов вражеской авиации; вся арифметика сходится – в сумме 73 налёта. Наибольшую активность немцы проявили над аэродромами Ораны (12 налётов), Новгород (12 налётов), Двинск (8 налётов). (173)

И всё было бы понятно, если бы не один странный парадокс: за два месяца (с 18 июля по 23 сентября) число уничтоженных противником на аэродромах самолётов не только не выросло хотя бы на одну единицу, но даже заметно сократилось – с 91 до 57. (174) Заслуживает пристального внимания и «удельная эффективность» действий противника: для того чтобы уничтожить на земле один советский самолёт, немцам в среднем приходится совершить 1,3 налёта на аэродром и задействовать 8,8 самолёта. Из этой интересной арифметики следует, казалось бы, простой вывод: за первые две недели войны на аэродромы Ораны, Перлоя, Порубанок, Двинск, Ликсна противник совершил 34 налёта, в ходе которых мог бы (исходя из среднестатистических показателей) вывести из строя порядка 25–30 самолётов, но уж никак не 91…

Накануне начала боевых действий 57-я САД (за исключением 49-го ИАП) базировалась в районе Ораны, Вильнюс, т. е. на самом острие главного удара 3-й танковой группы вермахта (напомню, что в Вильнюсе немцы были уже утром 24 июня). Не приходится удивляться тому, что именно в этой дивизии разрушительные последствия «истребительного перебазирования» проявились с особой отчётливостью. 8-я САДв полосе Каунас, Кейданы, Макштава находилась в несколько лучшем положении (там наступала немецкая пехота, и наступать в темпе танковых дивизий она не могла в принципе), однако разгром этой авиадивизии оказался настолько полным и глубоким, что от неё не осталось даже отчётов, которые можно было бы обсуждать (есть некоторые основания предположить, что командир 8-й САД полковник Гущин был привлечён к ответственности за разгром вверенного ему соединения, но этот вопрос нуждается в прояснении).

На пути наступления 4-й танковой группы вермахта (шоссе Тильзит – Тауроген – Шауляй) оказались аэродромы 7-й САД. Аэродром Шауляй, как было уже выше отмечено, стал объектом самых мощных и многократных ударов авиации противника. Насколько результативными были эти удары? В первом за время войны донесении начальника штаба 7-й САД (б/н, время не указано, не ранее 12.00) потери самолётов на земле не упомянуты вовсе. В 13.00 22 июня оперсводка № 01 штаба 10-го ИАП констатирует, что «аэродром не повреждён», и не содержит никаких упоминаний о повреждённых или уничтоженных на земле самолётах полка. И лишь вечером 22 июня в итоговой сводке штаба 7-й САД появляются 8 самолётов 10-го ИАП, «уничтоженных на земле».

Не прошло и месяца, и в докладе «Сведения о боевой работе частей 7-й САД за период войны с Германией» (доклад подписал временно исполняющий обязанности командира дивизии полковник Соловьёв, в первые дни войны – начальник штаба 7-й САД) потери 10-го ИАП головокружительно возрастают: «В первые же два дня войны полк потерял на земле от воздушных налётов противника основную массу материальной части самолётов… В результате потери матчасти полк, как цельная боевая единица, своё значение потерял. С 23.6.41 г. полк незначительным составом с аэродрома Рига действовал распоряжением штаба ВВС СЗФ». (175) Приведены в докладе и цифры, конкретизирующие фразу о потере «основной массы матчасти самолётов»; оказывается, 10-й ИАП потерял на земле не 8, а 45 самолётов (35 проходят по графе «уничтожено на земле при ударе с воздуха» и ещё 10 – «уничтожено при отходе, в том числе неисправных»). (176) Стоит отметить, что такие цифры и факты сопровождаются в докладе следующей оценкой: «Личный состав и командование полка имели хорошую боевую выучку и высокое политико-моральное состояние… Штаб 10 ИАП работал слаженно, оперативно и решения по обстановке принимал правильные». (175)

Самым радикальным образом выглядят итоги боевой работы 238-го ИАП: из 30 «чаек» лишь одна сбита в воздушном бою, а 3 уничтоженные и 12 повреждённых на аэродроме Паневежис 22 июня превращаются в «27 уничтожено на земле при ударе с воздуха». В 9-м БАП, весьма активно воевавшем в первые дни войны, в принципе та же картина необъяснимого нарастания числа потерянных на земле самолётов, но с несколько меньшим «коэффициентом роста». Если в оперативных сводках, составленных по горячим следам событий, полк 22 июня потерял на земле безвозвратно 7 бомбардировщиков и ещё 9 были серьёзно повреждены, то в итоговом докладе «уничтожено на земле при ударе с воздуха» уже 32 самолёта! (176)

Авиаполки 6-й САД(за исключением 148-го ИАП в Лиепае) в первые дни войны находились достаточно далеко от основных операционных направлений действий наземных войск противника. Как следствие, «истребительное перебазирование» началось в этой дивизии позднее и с заметно меньшими последствиями. Выше мы уже неоднократно отмечали активные и мужественные действия 31-го БАП, в котором потери самолётов в воздухе оказались в разы больше, чем потери на земле. Тем не менее в последние дни июня 41-го волна «перебазирования» накрыла и эту дивизию. Особенно наглядно это проявилось в структуре потерь 21-го ИАП, одного из лучших истребительных полков ВВС Северо-Западного фронта. Полк обеспечивал ПВО г. Рига и в первый день войны никаких потерь от удара авиации противника по аэродромам не понёс вовсе. С 22 июня по 9 июля полк потерял в воздушных боях (включая «не вернувшихся с задания») всего 3 самолёта, а вот потери на земле составили 30 машин (из них 17 прямо обозначены как «уничтоженные при эвакуации»). (177) Нельзя не обратить внимание и на огромную аварийность, внезапно возникшую в «старом» кадровом полку: за 18 дней в 21-м ИАП безвозвратно разбито 16 самолётов, и это не новые, не освоенные ещё в полной мере лётным составом «миги», а старые и привычные «ишаки».

Как и следовало ожидать, совершенно особая ситуация сложилась в 4-й САД. Постоянные аэродромы этой дивизии, развёрнутой в Эстонии, ни в первый, ни в последующие дни войны не подвергались какому-либо воздействию немецкой авиации; не было там в июне и наземных войск противника. В результате 63-й БАП с 22 июня по 30 июля (т. е. за значительно более продолжительный, нежели в других частях ВВС СЗФ, период) потерял на земле всего 12 бомбардировщиков. Потери в воздухе оказались ровно вдвое больше – 24 самолёта; ещё 12 СБ разбиты или повреждены в авариях. (178) Два других бомбардировочных полка дивизии (35-й БАП и 50-й БАП) во второй половине дня 22 июня были перебазированы на аэродромы Митава и Платоне, где и разделили общую судьбу ВВС фронта.

Подведём теперь суммарные итоги боевой деятельности и потерь ВВС Северо-Западного фронта в период с 22 июня до середины июля 1941 г. (см. Таблицы 4 и 5).

Примечания:

– не учтены 61-й ШАП (отсутствуют сведения) и 38-й ИАП (в первые дни войны полк базировался в районе Таллина и в боевых действиях не участвовал);

– как указано в источнике, данные по числу вылетов и потерям истребительных полков 7-й САД (10-й ИАП, 238-й ИАП, 241-й ИАП) «не полные»;

– потери полков 57-й САД (42-й ИАП, 237-й ИАП, 49-й ИАП) в ряде случаев указаны на основании данных о потерях всей дивизии.

Сразу же стоит отметить, что на абсолютную точность указанные в таблице цифры претендовать не могут, данные в различных докладах никогда не совпадают друг с другом, да и временной интервал, отражённый в документах разных полков и дивизий, не всегда совпадает. Тем не менее общая картина вырисовывается вполне отчётливо.

Первый и главный вывод очевиден – состоялся полный, сокрушительный разгром. Потеряно 480 самолётов из исходных 549 (включая неисправные). Три четверти всех потерь произошли на земле.

При более внимательном изучении Таблицы 4 становятся видны и не столь тривиальные выводы. Число самолёто-вылетов, приходящихся на один сбитый в воздухе истребитель, весьма велико. Даже если отнести все «не вернувшиеся с задания» самолёты к сбитым в воздушном бою (что, конечно же, не соответствует действительности), то получается, что в среднем на одну потерю приходится 49 вылетов.И можно было бы сказать, что это очень достойный показатель, а для лета 41-го и вовсе великолепный, если бы не возникали оправданные сомнения в боевой эффективности этих вылетов.