Текст книги "Другая хронология катастрофы 1941. Падение «сталинских соколов»"

Автор книги: Марк Солонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

22 июня 1941 г. Первое боевое донесение начальника штаба 7-й САД

Ликсна – это уже за Даугавой, в 200 км к северу от Вильнюса. К вечеру 23 июня 54-й БАП в полном составе находился на этом аэродроме, правда, «полный состав» сократился с 55 до 27 бомбардировщиков (21 СБ и 6 Ар-2). Если верить Боевому донесению с удивительным номером 357, 23 самолёта (17 СБ и 6 Ар-2) «уничтожены противником на аэродроме». Где и когда это произошло – вопрос совсем не простой. Утром 22 июня, как было уже отмечено выше, ни один самолёт 54-го БАП на земле потерян не был. В составленном значительно позднее (10 октября 1941 г.) отчёте «Итоги боевой работы 57-й САД с 22.6 по 23.9.41 г.» перечислены все аэродромы, на которых базировались части дивизии, и указано количество налётов авиации противника на каждый из них (всего таковых было 73); аэродромы Кивишки и Крыжаки в этом перечне даже не упоминаются. (150) Остаётся предположить, что 23 бомбардировщика были потеряны на земле при минимальном участии в этом противника… В дальнейшем потери этого полка оказались рекордно высокими – к моменту вывода на переформирование (9-10 июля) в 54-м БАП оставался в строю один-единственный СБ. (167)

Подведём теперь первые, самые простые (т. е. арифметические) итоги боевых действий бомбардировочных полков ВВС СЗФ в первый день войны (см. Таблицу 2).

Таблица 2

Примечания:

– первая цифра – число самолёто-вылетов, вторая со знаком (+) – число сбитых или получивших серьёзные повреждения самолётов;

– действия «сводной группы капитана Лавренцова» учтены в строке 40-го БАП.

227 самолёто-вылетов, более 115 тонн бомб за один день. Абсолютный рекорд июня 41-го для советской фронтовой авиации (бомбардировщики «левого соседа» – ВВС Западного фронта – выполнили 22 июня не более 200 вылетов, бомбардировочная авиация Юго-Западного фронта в первый день войны выполнили всего 34 вылета; в ВВС Южного фронта пиковый уровень боевого напряжения был достигнут 26 июня, когда бомбардировщики выполнили 151 вылет и сбросили 60 тонн бомб). Экстраполируя известные данные по бомбовой загрузке в 142 вылетах (из общего числа 227), можно предположить, что в общей сложности на врага было сброшено более тысячи 100-кг бомб. Но и это ещё не всё. По району Сувалки, Кальвария в первый день войны работала дальняя авиация (3-й ДБАК) и части 12-й БАД ВВС Западного фронта. По подсчётам М. Тимина, в общей сложности на район выдвижения 4-й и 3-й танковых групп вермахта (Тильзит, Тауроген, Сувалки, Алитус) было выполнено 352 с/в советских бомбардировщиков. (40)

Более полутора тысяч фугасных бомб обрушилось на мехколонны 4-й и 3-й танковых групп, т. е. на огромное скопление трофейных французских грузовиков, бельгийских автобусов, голландских хлебных фургонов, немецких мотоциклов, вспыхивающих от первого же осколка бензоцистерн… Да, были в этих колоннах и танки – почти все (1272 из 1544, если быть точным) лёгкие, весом до 10 тонн (Pz-I, Pz-II, Pz-35(t), Pz-38(t). От близкого взрыва 250-кг фугаски такая легкотанковая мелюзга могла развалиться по сварным швам… Где же мемуары командиров немецких танковых соединений, в которых они объясняют разгром вверенных им войск тем, что «вражеская авиация уничтожила все тылы полков и оставшиеся без горючего и боеприпасов танкисты вынуждены были рассеяться по лесам»? Где работы западных историков, в которых твёрдым, не допускающим сомнения тоном сказано, что «недостаточность средств войсковой ПВО, отсутствие должного истребительного прикрытия позволили авиации противника разгромить механизированные соединения ещё на этапе их выдвижения в исходные для боя районы»?

А нигде. В мемуарах Манштейна (в июне 41-го он командовал корпусом в 4-й ТГр) нет вообще ни одного упоминания о действиях советской авиации. Буквально ни одного слова. И это при том, что броску от границы на Двинск в его мемуарах посвящена целая глава («Танковый рейд»). Первое упоминание о налётах советских бомбардировщиков в мемуарах Манштейна появляется лишь в описании боевых действий 30 июня, уже после форсирования Даугавы.

В мемуарах командующего 3-й танковой группой Г. Гота несколько слов по обсуждаемому вопросу есть. Вот они, все до одного: «Действий танков и авиации не отмечалось. Воздушная разведка, проводившаяся при ясной погоде, никаких передвижений противника восточнее Немана не обнаружила». Так Гот описывает события первого дня войны. Затем, «после огромного успеха, достигнутого в первый день наступления, события второго дня не оправдали ожиданий; причина – не действия противника и не ошибки наших войск и командования, а трудности, связанные с условиями местности…»Про сокрушительные удары авиации противника по-прежнему не сказано ни слова. Правда, в косвенном виде оценка действий советских ВВС появляется через несколько страниц: «Вечером второго дня наступления… командующий группой приказал остановить колонны машин 8-го авиакорпуса и убрать их с дороги, предназначенной для движения танков… Если бы противник располагал сильной авиацией, тогда, пожалуй, следовало бы принять другое решение». (71)

Для полноты картины следует ещё уточнить «масштабный фактор». Во второй половине дня 22 июня в районе Алитус 20-я и 7-я немецкие танковые дивизии вступили в бой с разрозненными подразделениями советской 5-й танковой дивизии. При этом было потеряно 11 танков, в том числе четыре т. н. «тяжёлых» (так в вермахте обозначали средний танк Pz-IV). Этот эпизод в телеграмме штаба 3-й ТГр в адрес командования Группы армий «Центр» был охарактеризован как «крупнейшая танковая битва за период этой войны». (72) Если потеря 11 танков вызывала такую бурную реакцию, то едва ли уничтожение хотя бы нескольких десятков боевых машин от ударов советской авиации осталось бы незамеченным…

Как связать воедино отчёты штабов ВВС Северо-Западного фронта с личными впечатлениями (точнее говоря – с отсутствием таковых) командиров вермахта? Удовлетворительного ответа на этот вопрос у меня нет. Едва ли послужит утешением констатация того факта, что традиционная советская историография отказывалась видеть сам вопрос. В качестве некоторых, частных, отнюдь не исчерпывающих проблему пояснений можно отметить следующие три момента.

Во-первых, особо большого эффекта не стоило и ждать. Разгромить танковую дивизию ударами с воздуха удавалось исключительно и только советским «историкам» – и то лишь применительно к событиям лета 41-го года, и только на советской стороне фронта. Реальная эффективность авиационных вооружений той эпохи была весьма низкой, прицельное бомбометание по точечной цели с «горизонтального» бомбардировщика практически невозможным, попадания в цель могли быть только случайными. Компенсировать всё это можно было только огромным числом вылетов и сброшенных бомб. Для нанесения значительных потерь двум танковым группам вермахта (а это порядка 15–20 тыс. единиц различной техники – от мотоцикла до танка включительно) число самолёто-вылетов бомбардировщиков ВВС СЗФ надо было бы увеличить минимум на два порядка!

Во-вторых, далеко не факт, что объектами бомбовых ударов стали именно колонны техники танковых дивизий вермахта; в частности, не совсем понятно, что именно бомбили самолёты ВВС СЗФ в районе Кальварии во второй половине дня 22 июня – немецкие танкисты к тому времени уже заняли Алитус и переправлялись на восточный берег Немана.

В-третьих, бомбометание со средних высот (в большинстве случаев более 2–3 км) изначально было обречено на то, что большая часть сброшенных бомб упадёт в чистом поле; весьма и весьма «щадящий» режим довоенной боевой подготовки (3–4 учебных бомбометания в месяц на один экипаж) также не способствовал высокой эффективности действий. Так можно было бомбить Выборг и Хельсинки – но не стремительно продвигающиеся на восток немецкие моторизованные корпуса.

В заключение этого параграфа остаётся лишь напомнить, что сами понятия «большое», «малое» – относительны. Смотря с чем сравнивать. Число самолёто-вылетов, выполненных 22 июня 1941 г. бомбардировщиками ВВС Северо-Западного фронта, следует признать большим – в сравнении с тем, как действовала авиация других фронтов. Очень большим – в сравнении с позднейшим мифом про «уничтоженную на рассвете 22 июня авиацию приграничных округов». Вполне сопоставимым – в сравнении с активностью бомбардировочной авиации противника.

Всё меняется, если за точку отсчёта принять потенциальные возможности группировки и предвоенные планы её использования. Возвращаясь к Таблицам 1 и 2, мы видим, что только в одном из восьми бомбардировочных полков (31-й БАП подполковника Добыша) число боевых вылетов значительно (в 1,5 раза) превысило число исправных самолётов. В целом же по всей группировке ВВС фронта число вылетов оказалось в 1,5 раза меньше числа боеготовых бомбардировщиков – и это 22 июня, за 18 часов светлого времени, в ситуации, когда аэродромы базирования от немецких танковых колонн отделяло не более 40–50 минут лётного времени. Четыре полка или вовсе не участвовали в боевых действиях первого дня войны, или ограничились минимальным вкладом в решение общей задачи. Впрочем, есть ещё одна точка отсчёта, в сравнении с которой 22 июня бомбардировочная авиация Северо-Западного фронта действовала великолепно, – это все последующие дни июня 41-го.

1.4. На тревожно бодрствующих аэродромах

В первый день войны бомбардировочная авиация ВВС СЗФ потеряла в воздухе (сбиты или совершили вынужденную посадку) 37 самолётов, что составило 16 % от числа боевых вылетов, или 11 % от исходного количества исправных бомбардировщиков. Уровень потерь высокий, но для воздушных сражений Второй мировой войны отнюдь не рекордный. Скорее всего, потери могли бы быть гораздо меньшими, если бы действия бомбардировщиков были обеспечены надёжным истребительным прикрытием (по меньшей мере 25 из 37 потерянных СБ и Ар-2 были сбиты истребителями противника).

Где же была и что делала в тот день весьма многочисленная (не менее 530 исправных истребителей, т. е. в среднем 1,5 истребителя на 1 бомбардировщик) истребительная авиация Северо-Западного фронта? Версию о том, что «истребители были втянуты в ожесточённые воздушные бои над аэродромами и поэтому не смогли прикрыть действия своих бомбардировщиков», придётся отбросить сразу же – 22 июня 1941 г. 1-й Воздушный флот Люфтваффе понёс самые малые (в сравнении с другими участками Восточного фронта) потери, всего безвозвратно был потерян 1 (один) истребитель и 2 (два) бомбардировщика. Даже с учётом того, что ещё 2 истребителя и 3 бомбардировщика 1-го В.ф. были повреждены (повреждения менее 60 % по немецкой системе учёта) и по меньшей мере два Me-109 из состава группы III/JG-53 (2-й Воздушный флот) были сбиты в воздушных боях над Литвой, говорить про «ожесточённые воздушные бои» с участием пяти сотен краснозвёздных истребителей не приходится…

8-я САД

Главной ударной силой истребительной авиации Северо-Западного фронта должна была стать 8-я САД. Эта дивизия, хотя и называлась «смешанной», состояла из четырёх истребительных полков («старые» кадровые 15-й ИАП и 31-й ИАП, новые формирующиеся 236-й и 240-й) и одного штурмового авиаполка (61-й ШАП), по полной штатной норме вооружённого истребителями И-153 (причём самых последних заводских серий). 15-й ИАП (один из старейших в ВВС СССР) в полном составе участвовал в «зимней войне» против Финляндии, многие лётчики полка имели боевой опыт войны в Испании и Китае; 15-й и 31-й полки в числе самых первых (ещё в январе 1941 г.) начали перевооружение на новые «миги» [5]5
  Именно с 8-й САД связан известный трагический эпизод: 10 апреля 1941 г. звено (три МиГ-3) из состава 31-го ИАП было поднято для перехвата немецкого высотного разведчика, нарушившего границу западнее Каунаса. На большой высоте (т. е. при пилотировании капризного и малоустойчивого «мига» на больших углах атаки) все три истребителя сорвались в штопор, в результате чего было безвозвратно разбито два самолёта и погиб мл. лейтенант Евтушенко.


[Закрыть]. Даже не принимая во внимание два формирующихся полка, не учитывая множество устаревших И-15, загромождавших аэродромы 8-й САД, на вооружении дивизии было 100 «мигов», 76 «чаек» и 25 «ишаков» (и это по самым минимальным оценкам, во многих документах и исследованиях приводятся большие цифры). Было на чём воевать, было и кому воевать – в дивизии числилось от 130 до 160 лётчиков (по отчётам и сводкам штабов полков, дивизии и ВВС фронта).

Дивизия развёртывалась в центре боевого порядка ВВС фронта (в полосе Каунас, Кармелава, Кейданы), на примерно равном расстоянии от двух основных точек приложения усилий бомбардировочной авиации СЗФ – районов Тильзит и Сувалки, причём расстояние это не превышало 150 км, что теоретически позволяло любому истребителю сопровождать бомбардировщики на всём протяжении маршрута до цели. Практически же соответствующие приказы поступили в 15-й ИАП и 31-й ИАП не позднее 11 часов утра 22 июня. Однако ничего, предусмотренного приказами, да и всеми предвоенными наставлениями, не произошло, и бомбардировщики Северо-Западного фронта остались без прикрытия.

Сразу же отмечу, что простыми способами – взять документы соответствующих штабов и прочитать – выяснить реальные причины и обстоятельства разгрома 8-й САД не удаётся.

Оперативная сводка штаба 8-й САД с номером «один» появляется лишь в 10 часов вечера… 25 июня! (73) Приказ командира 8-й САД с номером 01 датирован 26 (двадцать шестого) июня и имеет весьма красноречивое название: «О мероприятиях по сбору, восстановлению и сколачиванию частей 8 АД – приведении их в боеспособное состояние». В качестве одного из таких «мероприятий» полковник Гущин требует «жесточайше вести борьбу с непроверенными слухами, влекущими панику, вплоть до применения оружия». (74)

Правды ради надо отметить, что есть ещё Боевое распоряжение (б/н) командира 8-й САД, подписанное в 23.30 25 июня. (75) Если верить документу, штаб 8-й САД находился к тому времени на аэродроме Платоне (165 км к северу от места довоенной дислокации в г. Каунас). Первая из имеющихся (б/н, но с Исх. № 01) оперативных сводок штаба 31-го ИАП составлена в 17.00 26 июня, и к этому моменту полк уже перебазировался на аэродром Рига. (76) Боевых документов за 22, 23, 24 июня мне обнаружить не удалось.

Информационный вакуум с неизбежностью заполняется, заполняется домыслами, а домыслы послушно воспроизводят привычные штампы советского агитпропа: «Всё было ненадёжное, неисправное и поломанное, а история отпустила нам мало времени». Так, в уже далёком 1994 г. Игорь Гуляс опубликовал большую статью под названием «Победы советских лётчиков первого дня войны». (77) Статья представляла собой весьма подробную и добротную компиляцию журнальных статей и мемуаров советской эпохи и на тот момент могла считаться одной из лучших в своём роде; в последующие годы работу И. Гуляса нещадно цитировали и переписывали, не всегда – с кавычками и указанием автора. По поводу боевых действий 31-го ИАП там было сказано следующее: «31-м ИАП командовал Путивко, полк имел 37 «мигов», но 24 из них в то утро оказались не исправны. Очевидно, это и стало причиной того, что командир полка в одиночку вёл бой против 6–7 самолётов противника».

Единственное, что тут бесспорно соответствует реальности, – это фамилия командира полка. 31-м ИАП действительно командовал майор П. И. Путивко (ветеран воздушных боёв в Испании, награждён двумя орденами Красного Знамени). Удивления достойна уже странная арифметика, в рамках которой 37–24 = 1 (на этот парадокс я обратил внимание читателей ещё в самом первом издании «Аэродромов»). (78) Сам Гуляс после приведённой выше фразы даёт ссылку на источник – это известная публикация «Военно-исторического журнала» «Первые дни войны в документах» (1989 г.), где среди прочих документов был опубликован и доклад Начальника управления политпропаганды СЗФ бригадного комиссара Рябчего.

Доклад датирован 23 июня (хотя в тексте есть слова «части ВВС фронта в течение двух дней войны вели бои»и констатация того, что «при перебазировании много самолётов было просто оставлено на аэродромах или уничтожено своим же лётно-техническим составом»; скорее всего, реальная дата составления была более поздней) и свидетельствует о том, что товарищ Рябчий плохо ориентировался в ситуации.

Так, он сообщает, что «для оказания помощи гражданским организациям в ликвидации бандитских групп в г. Вильно направлен инструктор Управления политпропаганды»; хотелось бы надеяться, что этот приказ не был доведён до исполнителя, ибо утром 24 июня партийный инструктор обнаружил бы в Вильнюсе полное отсутствие «гражданских организаций» и толпы горожан, встречающих цветами 7-ю немецкую танковую дивизию. Не вполне понятно, кто рассказал бригадному комиссару о том, что «ощущается острый недостаток кислорода для высотных полётов», – немецкие самолёты безнаказанно бомбили и обстреливали колонны отступающих советских войск с высоты бреющего полёта, и отсутствие «кислорода для высотных полётов» было самой последней причиной, помешавшей оказать им противодействие.

Впрочем, для нашего расследования важнее другое: никаких рассказов про «24 неисправных «мига» из 37» в докладе товарища Рябчего нет. Сказано же там дословно следующее: «Наши лётчики бесстрашно вступают в бой с врагом. Лётчик 61-го авиаполка(вероятно, речь идёт о 61-м ШАП 8-й САД. – М.С.) Андрейченко, командир 31-го авиаполка Путивко в одиночку вступали в бой с 6–7 самолётами противника». (79)

Даже простой вопрос о количестве «мигов» в 31-м ИАП по состоянию на утро 22 июня навсегда останется неразрешённой загадкой истории. К 1 июня 1941 г. их было 54, причём неисправными числились только 7. (25) В монографии, посвящённой истории создания и боевого применения истребителя МиГ-3, на соседствующих страницах можно прочитать, что «31 ИАП потерял все 63 имевшихся на 22 июня МиГа», а также «накануне войны подразделения 31 ИАП рассредоточились: в Каунасе осталась лишь 3 АЭ (13 МиГ-3 и 18 И-16), а три других (39 МиГ-1 / МиГ-3 и 2 И-16) перебазировались в Кармелаву»), что в сумме даёт 52 «мига». (80) В отчёте «О боевой работе 31-го ИАП за период с 22 по 29.6.41 года» (81) сказано, что к 29 июня «уничтожено противником при бомбардировке и обстреле на земле 37 самолётов МиГ», и ещё три «мига» (один неисправен) оставались в строю; в сумме это уже даёт 40, и не исключено, что кроме 37, уничтоженных на земле, несколько истребителей всё же были потеряны в воздухе.

Из множества противоречивых документов особого внимания заслуживает сохранившаяся в архивном деле «Оперативные сводки штаба 8-й САД» справка о количестве боевых вылетов в 31-м ИАП с 22 по 29 июня, собственноручно подписанная многократно упомянутым выше майором Путивко (а также начальником штаба полка капитаном Сергеевым). (82) Последовательность цифр очень выразительная: 120, 8, 15, 12, 23, 8, 12, 8. Как видим, майор Путивко своей подписью подтверждает, что 22 июня он воевал совсем не в одиночку и вверенный ему авиаполк выполнил 120 боевых вылетов, т. е. порядка 2–3 вылетов на один исправный самолёт – показатель, очень достойный по любым меркам. Но вот после этого с полком случилось что-то нехорошее, и уже на следующий день (23 июня) число вылетов сокращается ровно в 15 раз!

Теперь посмотрим на эту цифру (120 боевых вылетов 31-го ИАП) под другим углом зрения. Патрулируя на крейсерской скорости, истребитель И-16 или МиГ-3 мог находиться в воздухе 1–1,5 часа (и это по минимуму и безо всяких подвесных баков), но даже если считать гораздо скромнее – 45 минут на один вылет, – суммарный налёт должен был составить порядка 90 часов. Другими словами, с 4 утра до 10 часов вечера в воздухе одномоментно должно было находиться не менее 5 истребителей 31-го ИАП, а поскольку приказы на сопровождение своих бомбардировщиков они не выполнили, то остаётся предположить, что уж собственные аэродромы полк обеспечил непрерывным прикрытием с воздуха.

Цифры ошеломляющие, однако у 15-го ИАП они ещё интереснее. Если верить докладу «Итоги боевой работы 15-го ИАП по состоянию на 27.6.41», подписанному командиром полка майором Бобриком и начальником штаба майором Ловковым, в первый день войны истребители 15-го ИАП выполнили 202 (двести два) боевых вылета! Как было показано в предыдущем параграфе, все бомбардировщики всей авиации фронта выполнили 227 вылетов; получается, что один только 15-й ИАП мог обеспечить их прикрытие почти что в пропорции 1 к 1. Мог, но не обеспечил.

Судя по докладу командира полка, 15-й ИАП активно боролся с вражескими бомбардировщиками, за 22 июня заявлены сбитыми: три бомбардировщика «Юнкерс-88», пять «разведчиков», причём эти разведчики идентифицированы как «Хейнкель-111» (самолётов этого типа не было ни в бомбардировочных группах 1-го Воздушного флота Люфтваффе, ни в авиачастях 2-го В.ф., принявших участие в воздушных боях над Южной Литвой), и даже один истребитель Me-109. (83)

Если верить отчёту, то итоги первого дня войны для 15-го ИАП представляются вполне успешными; странно, однако, что уже на следующий день число боевых вылетов полка снижается с 202 до 24, а в перечне потерь матчасти перечислено:

– 8 МиГ-3 уничтожено на аэродроме Каунас;

– 11 МиГ-3 сожжено при эвакуации из Каунас;

– 13 МиГ-3 осталось на аэродроме Поцунай;

– 6 И-16 уничтожено на аэродроме Каунас;

– 3 И-153 уничтожены на аэродроме Каунас противником;

– 1 И-153 сожжён на аэродроме Каунас.(84)

Странно и то, что уже в 19.00 22 июня в Оперсводке № 03 штаба ВВС СЗФ («лесной штаб» комбрига Крупина в Паневежисе) аэродромом базирования 15-го ИАП назван Грузджяй – в 130 км к северу от района Каунас – Поцунай. (85)

Дальше – больше, и на следующий день оба истребительных полка, равно как и штаб 8-й САД, пропали вовсе. Оперсводка штаба ВВС фронта № 05 к 18.00 23 июня: «8 САД – сведений не поступило за отсутствием связи… 8 САД – сведений о базировании частей не поступило».(86) Оперсводка № 3 («рижский штаб» ВВС СЗФ полковника Рассказова) от 8.00 24 июня: «8 САД – из-за отсутствия связи с 8 САД и её частями дислокацию установить не удалось». (87) Оперсводка штаба ВВС фронта № 06 к 18.00 24 июня: «8 САД. 61ШАП производил разведку в районах… Всего произведено 3 вылета(т. е. авиаполк превратился в не слишком активное звено. – М.С.) . Воздушных боёв не имелиу потерь нет. О действиях остальных частей [дивизии] сведений нет». (88) Применительно к наземным войскам в таких случаях привычно жалуются на «отсутствие средств радиосвязи» [6]6
  Даже после разгрома и огромных потерь матчасти к 3 сентября 1941 г. штабы ВВС СЗФ имели на своём оснащении 1 «фронтовую» радиостанцию PAT (с радиусом действия более 600 км), 51 «корпусную» радиостанцию с радиусом действия порядка 200–300 км (4 РАФ, 35 11-АК, 12 РСБ) и 27 «полковых» (с радиусом действия 25–50 км) 5-АК. (89)


[Закрыть]и немецких диверсантов, которые разом перерезали все провода, но куда же могла запропаститься истребительная авиадивизия, самолёты которой за 30–40 минут могли бы долететь до штабов ВВС фронта в Паневежисе или Риге из любой точки левобережья Даугавы?

Видимо, для того чтобы попытаться реконструировать события, произошедшие на аэродромах 8-й САД в первый день войны, нам придётся отвлечься от чтения архивных документов и обратиться к такому, столь третируемому ныне источнику исторической информации, как воспоминания участников войны. К счастью, судьба была милостива к некоторым из них, и им удалось дожить до наших дней. Свидетельствует Николай Иванович Петров, лётчик-истребитель 31-го ИАП:

«…21-го в субботу я заступил дежурным по части. В третьем часу утра(здесь и далее подчёркнуто мной. – М.С.) 22 июня звонит начальник штаба САД, в которую мы входили, и приказал мне объявить боевую тревогу, начальнику штаба полка по прибытии на командный пункт позвонить в штаб дивизии… Немедленно я передал начальнику штаба полка капитану Сергееву и объявил тревогу по полку. По прибытии лётно-технического состава к самолётам, вскоре, через считаные минуты, в воздух взвились зелёные ракеты с командного пункта полка. Последнее время часто были боевые тревоги (учебные), поэтому было всё отработано, проиграно, кто, когда, что делает… Получив сигнал на взлёт, стали взлетать звеньями, выруливание и взлёт почти со стоянок самолётов…

С левым разворотом взяли курс на Каунас, набрав 1500 метров, увидели аэродром Каунас, ангары горят, горит приангарное здание, горит штаб полка. Пролетая над аэродромом Каунас, на лётном поле видим несколько воронокот бомб. Левее, выше метров 700 звено из 2-х пар Me-110 и 4 Me-109 на скоростях «с дымом» пошли на запад(т. е. включили форсажный режим работы моторов и уклонились от боя. – М.С.). Ниже на встречных курсах прошли 6 самолётов И-153 «Чайка», это соседи из 15-го истребительного полка. Пролетели на запад минут 15 на высоте 3000 м, развернулись обратно – в воздухе всё спокойно… Все произвели посадку благополучно. Как зарулил на своё место, мой техник показывает впереди воронку, примерно от 100-килограммовой бомбы. Это значит, при нашем взлёте на аэродром упало несколько бомб, очевидно, с большой высоты. Чего никто не видел, да притом и не слышно было, так как шумело много своих моторов…

Привезли завтрак, но ни у кого не было аппетита, да тут ещё на бреющем пронёсся Me-110. Стрелок с задней полусферы дал одну очередь из пулемётов, но неприцельно. Жертв не было…

В дальнейшем, часов до 16.00, всё было спокойно,в основном вылетали парами на прикрытие своего аэродрома и железнодорожного узла г. Каунаса…»(90)

Прервём на время чтение воспоминаний Н. И. Петрова. Первые два вывода можно уже сделать. Во-первых, память у Николая Ивановича отличная, дай бог каждому: фамилия начальника штаба, номер полка, номер соседнего полка, «чайки» в 15-м ИАП, названия и взаимное расположение аэродромов – всё совпадает с известными документами. Во-вторых, ни «мирно спящего аэродрома», ни «уничтожающего внезапного удара» не видно даже в микроскоп. Полк поднят по тревоге по меньшей мере за час до начала боевых действий; в ходе многочисленных предвоенных учений отработано «кто, когда, что делает», воздействие противника по аэродрому Кармелава минимальное («упало несколько бомб, чего никто не видел, да притом и не слышал»). Полк не бездействует, хотя и занимается главным образом самообслуживанием ( «в основном вылетали парами на прикрытие своего аэродрома»), игнорируя приказы вышестоящих штабов о сопровождении бомбардировщиков.

Тут самое время прочитать и отрывок из документа (доклад «О проделанной работе 213-й авиабазы с 17.6 по 28.6.41 г.»), в котором сказано:

«К исходу дня 21.6.41 г. на оперативном аэродроме Кармелава было сосредоточено следующее имущество, кроме находящегося в самолётах: ГСМ – 2,5 б/заправки на полк, 5 боекомплектов патронов к[авиационным пулемётам] ШКАС и БС, 2 б/комплекта бомб, 5 суточных дач продовольствия, кислород и сжатый воздух. Автотранспорт (следует перечень из 16 а/м), стартёров – 1, метеостанция – 1, автореммастерская – 1, «санитарка» – 1, компрессор – 1, подъёмный кран – 1, пожарная машина – 1, зенитных установок – 2, тракторов – 2. Остальной транспорт остался в Каунасе для обеспечения полётов 1-й эскадрильи…»(91)

Как видим, было чем заправлять, стрелять, воевать. Однако прикрытие своего аэродрома прервалось почему-то в самый неподходящий момент – во время налёта авиации противника. Судя по рассказу Н. И. Петрова, это произошло так:

«С командного пункта приказ: «Звено – в воздух!» Лейтенант Смыслов, я и Акимов быстро по самолётам. Запустили моторы, выруливаем – и тут с командного пункта красные ракеты: «взлёт запрещён»(странно, но в документах «красная ракета» упоминается как раз в качестве сигнала на взлёт. – М.С.). Появляются две пары Me-109, на высоте 800 – 1000 метров проходят над аэродромом, затем приближаются две девятки «Хейнкель-111». Слышатся разрывы бомб на удалении от аэродрома, видно, бросают по шоссе. Начали падать на границе аэродрома, бросают по одной бомбе. Падают с перелётом по отношению к нашим самолётам, около которых мы, почти на середине аэродрома. Пролетела большая группа, а сбросили всего несколько бомб. Наверное, устраивали «психическую», летая по многочисленным целям. Когда подлетали к нашему аэродрому, казалось, что от такой группы деваться будет некуда. А сбросили на лётное поле и границы аэродрома всего 5 бомб…

Не успели опомниться, как появляются три пары Me-109, прошли над аэродромом примерно на высоте 1000 метров. Перестраиваются в вытянутый пеленг, как над полигоном, и начали расстреливать с прицельным огнём по каждому самолёту. В первую очередь по нашему звену(которое остановилось после выруливания посреди лётного поля. – М.С.) самолётов, находящихся на лётном поле не замаскированными. Мы успели добежать до границы аэродрома, где была высохшая от воды яма. Там лежала свиноматка с поросятками. Около них мы и приютились, там где посуше. Самолёты противника ходили над аэродромом безнаказанно, так как на аэродроме не было даже ни одного зенитного пулемёта(см. выше. – М.С.).

После штурмовых действий противника подошёл к своему самолёту. Из-под капота мотора течёт масло, пробит картер мотора. Снаряд попал по рулю глубины, на руле нет половины обшивки (была перкалевая). Большие повреждения и на других близстоящих самолётах. Могло взлететь примерно только около 8 самолётов.

К вечеру поступила команда садиться в автомашины; самолёты, на которых нельзя лететь, если не ошибаюсь, сжечь. Когда тронулись, стало известно, что ехать до г. Рига, куда перелетят лётчики на уцелевших самолётах, в основном управление полка и эскадрилий…»

Итак, 31-й ИАП потерял (оставил) большую часть своих самолётов на земле. Произошло это после 16.00, т. е. по меньшей мере через 12 часов после начала войны. Удар противника не был уже ни первым, ни неожиданным. О том, что началась война, лётчики и командиры 31-го ИАП доподлинно знали. Никакие «приказы, запрещающие сбивать немецкие самолёты» (кстати, за истёкшие 70 лет ни одного такого приказа на бумаге, с печатью, подписью и архивными реквизитами, так никто и не нашёл), уже не действовали.

Причина больших потерь ( «могло взлететь примерно только около 8 самолётов») – если только эти потери не вымышлены – вполне очевидна. Это странная (выражаясь предельно вежливо) реакция истребительного полка на налёт авиации противника. Напомню, что на аэродроме в Кармелаве было три эскадрильи новых истребителей МиГ-3. Увы, если истребитель перестаёт быть охотником, он становится дичью, что и было подтверждено на практике, когда вследствие пассивности командования и лётного состава 31-го ИАП малочисленному (три пары, т. е. шесть «мессеров») противнику позволили «расстреливать с прицельным огнём по каждому самолёту, как на полигоне».

О том, что имел место именно «расстрел» безжизненно замерших на земле самолётов, а не воздушный бой над аэродромом, красноречиво свидетельствует и перечень потерь, приведённый в отчёте «О боевой работе 31-го ИАП». В период с 22 по 29 июня разгромленный наголову полк потерял всего трёх лётчиков. Двое (командир звена лейтенант Гуровский и пилот мл. лейтенант Поворов) «ранены при бомбардировке аэродрома Кармелава 22.6.41»; заместитель командира эскадрильи ст. лейтенант Фесенко убит при следующих обстоятельствах: «Зарублен винтом самолёта И-16 при взлёте лётчика другой части на мало-рижском аэродроме 22.6.41».