Текст книги "Великая Отечественная катастрофа-3"

Автор книги: Марк Солонин

Соавторы: Владислав Гончаров,Михаил Мельтюхов,Дмитрий Хмельницкий,А. Морозов,Лев Лопуховский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Так, по свидетельству признанного специалиста по артиллерии Красной Армии и вермахта А. Б. Широкорада, на Восточном фронте немцы захватили несколько сотен исправных советских орудий. В их числе было много 152-мм орудий различных образцов [137] . Когда и сколько таких орудий они захватили – неизвестно. Во всяком случае, немцы сочли целесообразным начать в феврале 1943 года для них массовое производство 15,2-см осколочно-фугасной гранаты весом 46 кг (в РККА штатный снаряд весил около 41 кг) [17]. По данным американского армейского справочника по боеприпасам немецкой артиллерии, для К.Н.433/1(г) и К.Н.433/2(г) были разработаны два типа осколочно-фугасных снарядов (ОФ) весом 43,8 кг и 45,8 кг и один бетонобойный весом в 39,8 кг [18].

Вернемся к событиям 23 июня. Воспоминания ветеранов 120-го гап о первом боевом столкновении с противником весьма противоречивы. При сопоставлении их рассказов с общим ходом боевых действий на брестском направлении и архивными документами вырисовывается следующая картина. Полк из-за частых остановок при бомбежках так и не смог выдвинуться к Березе. К полудню 23 июня стало известно, что там идет бой. Поэтому колонны дивизионов полка были остановлены. Передовые подразделения на мосту через речку Гривда (приток Щары) попали еще под одну бомбежку и понесли потери. Далее сошлемся на рассказ младшего сержанта М. В. Лойфера, которому в составе отделения топовзвода штабной батареи полка удалось вырваться из Брестской крепости. У деревни Нехачево, в 6 км юго-восточнее станции Коссово-Полесское, отделение присоединилось к полку. Судя по схеме, набросанной им тогда же, в июне 1941 года, немцы попытались выйти к шоссе в месте, где оно пересекается с железной дорогой [138] .

Лойфер видел полковника Лопуховского с другими командирами и огневиками у реки Жегулянка. Там, видимо, находился наблюдательный пункт первого дивизиона. Впереди, справа и слева в многочисленных и довольно глубоких мелиоративных канавах (Лойфер принял их за траншеи времен Первой мировой) располагалась пехота. Артиллерия вела огонь по подходящим колоннам противника.

Лойфер посчитал, что огонь прямой наводкой по танкам и бронемашинам противника вели орудия полка. Но он ошибся: если первый дивизион и вел огонь, то с закрытых огневых позиций, занятых в районе Ивацевичи. Позднее в донесении штаба полка было упомянуто, что несколько командиров пропало без вести при отражении атаки танков противника в районе Ивацевичи. В какой-то момент (возможно, после огневого налета) полковник Лопуховский с каким-то пехотным командиром подняли людей в контратаку, к которой присоединились бойцы и командиры, находившиеся с ним на НП. Дело дошло до рукопашной схватки. Лойфер лично видел, как старшину Прохода из штабной батареи полка немцы подняли на штыках. Огнем артиллерии на какое-то время удалось задержать выход танков противника на шоссе со стороны станции Бронна Гура. Не удалось немцам и проникнуть на этот раз в лесной массив севернее шоссе и выйти в тыл частям 205-й мотодивизии.

Однако поредевшие части 28-го стрелкового корпуса и 14-го мехкорпуса не выдержали атак, поддержанных большим количеством авиации, и начали отход [139] . В это время остатки 30-й танковой дивизии отходили на Бытень, чтобы подготовить и занять рубеж Коссово, Ивацевичи. На этом рубеже и должны были закрепиться остатки 30-й танковой и 205-й моторизованной дивизий 14-го мехкорпуса. Однако утром танки противника сбили наши части и отбросили их на восточный берег Щары. Здесь командование 4-й армии попыталось, используя это естественное препятствие, организовать оборону и задержать дальнейшее продвижение противника. Сюда к 12 часам 24 июня планировалось перебросить фронтовым транспортом 55-ю сд из Слуцка, чтобы сменить остатки 205-й мд. 143-я сд 47-го стрелкового корпуса должна была развернуться севернее – у Лесной.

При отходе на реке Щара к остаткам 205-й мд на станции Коссово-Полесское присоединился 120-й гап. Полк занял огневые позиции в 5 км восточнее Доманово севернее шоссе на Слуцк с задачей поддержать огнем части, которые отходили на восточный берег реки. Как только заняли огневые позиции, сразу подали боеприпасы. Подошли машины, старший спросил только – какой калибр, 203 миллиметра? Снаряды и заряды выгрузили на грунт в указанном месте – да столько, что потом, когда пришлось снова отходить, их не удалось вывезти. Возможно, это были снаряды из уцелевшей части тракторной колонны с боезапасом, что вышла из Коссово.

К этому моменту относится эпизод, о котором рассказывали ветераны. Какой-то генерал перегородил дорогу своей машиной ЗИС и приказал артиллеристам занять огневые позиции прямо у дороги и немедленно открыть огонь. Это был помощник командующего войсками округа по военно-учебным заведениям генерал И. И. Хабаров. По словам Павлова, он направил Хабарова со строжайшим приказом, если нужно, расстрелять любое количество людей, но остановить отступление 4-й армии и добиться того, чтобы штаб армии взял в руки управление войсками. Батареи развернулись севернее и южнее шоссе. Чтобы остановить панически бежавшие группы военнослужащих, орудия произвели несколько выстрелов. По приказу генерала артиллеристы поставили поперек шоссе ремонтную летучку типа «Б», чтобы задерживать машины, и выставили заслон. Командиры с оружием в руках останавливали бегущих. Моментально на дороге возникла пробка. Налетели вражеские самолеты, стали бомбить, и заслон просто смяли. В оперсводке № 1 штаба 4-й армии, впервые отправленной только 24 июня, говорилось, что иногда бегство не удавалось остановить даже применением оружия.

На Слуцком направлении остатки 205-й моторизованной дивизии на реке Щара должны были смениться свежей 55-й стрелковой дивизией. Однако ее части на назначенный рубеж так и не вышли. Дело в том, что дивизия не успела отмобилизоваться полностью, так же, как и принять автотранспорт из гражданских организаций. Выделенного фронтом автотранспорта для быстрой переброски 55-й дивизии из Слуцка не хватило. Подразделения двух полков дивизии к 23 часам 23 июня выгрузили с машин в 15 км от реки Щара у деревни Синявка (на Варшавском шоссе в 34 км юго-восточнее Барановичи) с расчетом, что они за ночь выйдут к реке и займут указанный рубеж. Артиллерия дивизии и стрелковых полков на конной тяге следовала отдельной колонной. Автотранспорт возвратился, чтобы вторым рейсом перебросить остальные подразделения этих полков уже непосредственно на Щару. Следующим рейсом планировали перебросить третий полк этой дивизии.

Возможно, здесь злую шутку с командованием дивизии сыграло то обстоятельство, что река Щара дважды пересекает Варшавское шоссе. Полки выгрузили в 72 км от С луцка ив 15 км от восточной стороны излучины реки. Но от Синявки до назначенного рубежа на западной стороне излучины реки оставалось еще 65 км по шоссе! К тому же во фронтовом автотранспортном полку горючее было на исходе, а запасы бензина в Слуцке оказались исчерпаны. Видимо, в это время в Барановичи за горючим было послано 11 автомашин от 120-го гап, которые попали под бомбежку, были разбиты и сгорели. В результате ни один полк в назначенный срок на указанный дивизии рубеж не вышел. Слабые отряды 205-й мд и 14-го мехкорпуса, не имевшие противотанковых средств, удержать выгодный для обороны водный рубеж не смогли.

В связи с явной угрозой прорыва противника 120-й гап начал отход в направлении Миловиды (26 км южнее Барановичи). Рассказывает лейтенант Д. А. Голованевский:

«Батарея развернулась вблизи шоссе. Связь на огневую позицию в течение нескольких часов так и не была подана. Радиостанция 6-ПКмолчала. На шоссе я остановил «эмку» и обратился к генерал-майору, сидевшему в ней. Произошел следующий диалог:

– Что нам делать?

–  Какая часть?

– Батарея 120-го гап.

–  Калибр?

– 203-мм.

– Немедленно снимайтесь и идите на Барановичи. У меня снимается последняя рота, что у моста на реке Щара. Мы взяли по 20 выстрелов на каждый прицеп и двинулись по шоссе на восток. Через какое-то время лейтенант Гингольд передал приказ полковника Лопуховского – батарее прикрыть отход полка».

На третий день войны войска 4-й армии отошли на рубеж Щара на глубину 170–200 км. А на границе в глубоком немецком тылу в районе Бреста, Семятичи и Малорита еще шли бои. 45-я пехотная дивизия никак не могла сломить сопротивление защитников Брестской крепости. Не помогало и применение сверхмощных 600-мм осадных мортир «Карл». В 6 часов вечера 24 июня командование 45-й пехотной дивизии поспешило доложить о капитуляции крепости. Но ночью бои в крепости возобновились и не утихали до утра. Чтобы окончательно подавить последний советский узел сопротивления в Восточном форту крепости, 29 июня самолеты Люфтваффе сбросили пятнадцать 500-кг бомб на эту цель. Но и они не подорвали решимости защитников форта. В этот же день Ю-87 сбросил на форт 1800-кг бомбу, после чего 390 его обитателей, солдат, женщин и детей, в хорошей физической форме и с не сломленным духом, вышли сдаваться. Они были последними из больше 7000 взятых в крепости пленных.

С 30 июня организованного сопротивления в крепости уже не было, но существовали небольшие группы солдат и одиночки, которые или вели партизанскую войну, или пытались просто спрятаться и дождаться подхода своих. Никто ведь не предполагал, что они придут только через 3 года. Майор Гаврилов, дав последний бой, был ранен и взят в плен только 23 июля – через месяц после начала штурма крепости. Последние дни он питался комбикормом, который находил в конюшне. Его стойкость поразила даже врагов. Последние ДОТы советских пограничных укрепрайонов в полосе наступления группы армий «Центр» также пали 29 июня.

Ф. Гальдер в своем военном дневнике 25 июня записал: « Подтверждается, что 45-я пехотная дивизия, по-видимому, зря понесла в районе Брест-Литовска большие потери»и тут же дал указания выяснить эффективность огня установок «Карл» по району Бреста, а также расследовать действия дивизии в районе Бреста [19]. Уже после прекращения боев назначенная комиссия оценила применение мортир как очень успешные. Точность стрельбы оказалась высокой. По крайней мере, 2 снаряда разрушили обширные участки очень крепко выстроенных сооружений. Воронки во дворе цитадели достигали 15 метров ширины и 5 метров глубины в твердом грунте (два снаряда, очевидно, не разорвались). Снаряды, выпущенные батареей, несомненно, произвели на обороняющихся сильный физический и деморализующий эффект. Отдельные отказы техники на эту оценку не повлияли, ведь их было совсем немного для первого практического использования столь сложных установок [20].

Немцы захватили под Брестом 7000 пленных, включая 100 офицеров, и взяли в крепости большие трофеи: более 15 000 винтовок, 1300 пулеметов, 100 орудий, 36 танков и других гусеничных машин. Однако 45-я пехотная дивизия понесла значительные потери. Сандалов в своей книге даже написал, что она была при этом разбита. Согласно донесению от 8 июля 1941 года, дивизия к 30 июня 1941 года потеряла убитыми и пропавшими без вести 453 человек, в том числе: офицеров – 32, унтер-офицеров и рядовых – 421; ранеными – 668 человек (из них офицеров – 31), а всего – 1121 человек. Потери большие, но это по немецким меркам. Об их масштабе можно судить по такому факту: за период с 22 по 30 июня включительно на Восточном фронте было убито всего 8886 и ранено 29 494 немцев [19]. Таким образом, безвозвратные потери 45-й дивизии составили более 5 % от немецких потерь на Востоке – самые высокие потери из всех немецких дивизий в течение первой недели сражений [140] . Поэтому немецкому командованию и пришлось по этому поводу проводить специальное расследование. Но заявлять, что дивизия была разбита – явная натяжка, вероятно, сделанная Сандаловым под давлением редакторов.

К исходу 24 июня юго-западнее Барановичи образовался своего рода «слоеный пирог». Отряды разбитых советских частей, оставшись в тылу противника, не складывали оружие, продолжая нападать на его походные и тыловые колонны. Один из таких отрядов из 22 танковой дивизии севернее Ружаны атаковал автоколонну 47-го немецкого корпуса, двигавшуюся по шоссе на Слоним. В составе этой колонны с группой машин своего штаба следовал командующий 2-й танковой группой генерал-полковник Гудериан. Автоколонна была разгромлена, несколько немецких офицеров убито, а один захвачен вместе со штабной машиной. Самому Гудериану удалось чудом избежать гибели. В захваченной машине оказался комплект топокарт с нанесенным на них планом дальнейших действий танковой группы. На допросе пленный офицер довольно красочно описал, как перетрусивший Гудериан улепетывал от наших танков в лес [13]. К сожалению, советские танкисты не смогли долго удерживать дорогу и были вынуждены продолжить отход.

Гудериан об этом эпизоде вспоминал несколько по-другому:

«Сидевший рядом со мной водитель получил приказание: „Полный газ», и мы пролетели мимо изумленных русских: ошеломленные такой неожиданной встречей, они не успели даже открыть огонь. Русские, должно быть, узнали меня, так как их пресса сообщала потом о моей смерти; поэтому меня попросили опровергнуть это через немецкое радио»[12].

У Гудериана были все основания так заявить, ведь 22-я танковая дивизия была создана на базе танковой бригады Кривошеина, с которым они принимали совместный с немцами парад в Бресте в сентябре 1939 года. По этому поводу Л. М. Сандалов не упустил случая проиронизировать – подумаешь, фигура… Хотя он наверняка слышал о параде, но написать об этом не захотел (или ему не дали).

После неудачной попытки остатков 22-й танковой дивизии с отрядом полковника Осташенко пробиться к своим в направлении Слонима они повернули на Коссово. В семь часов вечера совместными действиями советских войск, оказавшихся в этом районе в тылу противника (до шести тысяч человек с несколькими танками), немецкий моторизованный батальон с пятью танками был выбит из Коссово.Командование группы армий «Центр» беспокоило то, что соединения 2-й танковой группы Гудериана продвигались намного медленнее 3-й танковой группы. 18-я танковая дивизия его левофлангового 47-го моторизованного корпуса Лемельзена 23 июня захватила Пружаны и еще до наступления темноты, действуя совместно с частями 17-й танковой дивизии, вышла к Ружанам на дороге в Слоним. Русские непрерывно контратаковали, нанося удары по авангарду и флангам колонн Гудериана. Несомненным свидетельством ожесточенности этой борьбы стало донесение 2-й танковой группы об уничтожении 220 русских танков в течение первых двух дней боев, половина из которых была на счету одного 18-го танкового полка.

К тому же к вечеру 23 июня воздушная разведка донесла, что дорога от Белостока через Волковыск до дороги на Слоним «забита вражескими колоннами всех родов войск, направляющимися на восток».Постоянно вынужденный останавливаться вследствие проблем снабжения и плохих дорожных условий на втором танковом маршруте, Гудериан теперь столкнулся с растущей угрозой на своем левом фланге у Слонима раньше, чем смог достичь этого ключевого города [21]. В связи с маневренными действиями на заболоченной местности танковые части быстро израсходовали наличные запасы горючего. К тому же тяжелые грузовики-топливозаправщики 18-й танковой дивизии не сумели переправиться через Западный Буг, так как подъезды к временным мостам превратились в болото. Гудериану, чтобы поддержать темп наступления, пришлось прибегнуть к переброске бензина самолетами. Командование группы армий «Центр», опасаясь, что русские попытаются ускользнуть из готовящегося им Белостокского котла, предпринимало все меры, чтобы ускорить захват Слонима, этого узла дорог с важными мостами через ГЦару, до подхода к нему отступающих частей.

На слонимском направлении к исходу 24 июня противнику так и не удалось с ходу преодолеть реку ГЦару на участках 155-й и 121-я стрелковых дивизий. Юго-западнее Барановичей перешли к обороне части 143-й стрелковой дивизии. Эти соединения 47-го стрелкового корпуса были выдвинуты из глубины и включены в состав 4-й армии. Но управление корпуса и сам командир генерал Поветкин в районе боевых действий своих дивизий у Барановичи так и не появились. Сандалов утверждает, что действиями войск руководил генерал Хабаров. Но это не соответствует действительности. 26 июня командир 121-й сд генерал-майор Зыков взял на себя инициативу и отдал приказ:

«Ввиду отсутствия централизованного управления 155у 143 и 121 сд и гарнизон г. БАРАНОВИЧИ для координации действий указанных Ставкой, с сего числа с 11:00 принял Вр. командование[так в тексте. —Л.Л.] на себя с немедленным донесением Военному Совету Фронта […]» [141] .

Зыков поставил задачи дивизиям на оборону. Благодаря принятым мерам противника удалось задержать на два дня. В связи с этим Гудериан был вынужден повернуть часть сил 4-й танковой дивизии на Барановичи на помощь соединениям своего 47-го моторизованного корпуса [24]. 28 июня поредевшие части этих трех дивизий все еще продолжали оказывать сопротивление врагу восточнее Несвижа.

Внезапное вторжение врага привело к срыву многих планов советского командования. В том числе были нарушены и планы введения в действие сил и средств разведки, которые на бумаге были разработаны до деталей. Подробно – по часам – расписаны порядок отмобилизования разведорганов, пополнения их личным составом и вооружением. Определен порядок сбора и доподготовки агентов оперпунктов с началом отмобилизования для ведения разведки в тылу противника, сделаны заявки на обеспечение их иностранной валютой на три месяца войны (немецкие марки, а также польские злотые, не менее 300 в месяц на человека), цивильной одеждой, а также военным обмундированием и оружием немецкого образца. Планировалось и создание партизанских отрядов для действий как на нашей территории, так и на территории противника [142] .

Увы, с началом боевых действий о необходимости ведения разведки как будто забыли. Сведения о противнике добывали только в бою. Но передать их в вышестоящий штаб при отсутствии связи было невозможно. На все запросы Генерального штаба о данных наземной разведки начальник разведотдела фронта отвечал: «Повторяю – два дня штаб фронта связи со штабами армий не имеет, и никаких данных от наземной разведки не получаем. Высланы делегаты в разведотделы армий». Сведения о действиях частей противника, их передвижении в первые дни штаб фронта получал в основном только от авиации. Но и тут не все было отлажено: до 12 июля на радиоузле не было учета принятых донесений и шифрограмм, некоторые из них докладывались с опозданием от нескольких до 10 дней. Допускались даже задержки с передачей шифровок «молния».

Характерный пример: разведсводка № 7 на 22:00 25.6.41 с ценными данными о движении моторизованных частей противника была доложена адресату только 29.6.41. В ней, в частности, сообщалось:

«[…] 19.20 25.6. Движение автоколонн:

[…] 2-я – центр Миловиды – длиною 4–5 км,

3-я – головой мост через р. Грывда, хвост – ст. Косув[ст. Коссово-Полесский. – Л. Л.],

4-я – от ст. Косув на пункт Косув[г. Коссово. – Л. Л.],

5-я – мост через р. Жегулянка, хвост – ст. Гура[ст. Бронна Гура. – Л. Л.].

6-я – Ружаны – Слоним – 4–5 км […]» [143] .

К тому же проверка радиоузла штаба фронта показала, что все радиостанции с начала военных действий работали без смены позывных, что, несомненно, облегчало действия радиоразведки противника.

В журнале боевых действий 4-й армии за 24 июня было отмечено, что в ходе боев «120-й гап почти не используется из-за скоротечности боев».Действительно, не успеет еще полк занять огневые позиции, как приходится опять вытягивать колонну для отхода на другой рубеж. Даже накормить личный состав было некогда. Как и в предыдущие дни, тыловики бросали с машин, а то и просто оставляли на дороге то, что успели захватить на складах в Коссово – ящики с консервами, галетами и сливочным маслом. В результате у многих красноармейцев началась диарея. Благо кустики были рядом, а трактора в колонне не могли развить скорость более 3 км в час. Но возвращались на дорогу не все. Среди отставших бойцов и младших командиров, зачисленных позднее как без вести пропавшие, было много призванных в 1940 году в западных районах Украины и Белоруссии. Почему-то они не спешили умирать за вновь обретенную Родину. Не случайно вслед за приказом об изъятии из состава действующей армии лиц немецкой национальности (для последующей отправки их в строительные части, при этом допускались исключения под ответственность командиров) последовало подобное распоряжение, касающееся эстонцев, латышей, литовцев, а также уроженцев западных областей Белоруссии и Украины [144] . Из частей и соединений посыпались запросы. Пришлось разъяснять, что родившиеся в западных областях Белоруссии и Украины, но проживавшие до 1939 года на территории СССР, изъятию не подлежат. Но немцев уже изымали всех, без исключений. Потом в частях стали искать и изымать раскулаченных и репрессированных.

При отходе полком, находившимся в оперативном подчинении 4-й армии, пытались командовать все, кому не лень. Некоторые старшие начальники, плохо представляя предназначение полка большой мощности и его боевые возможности, хотели использовать 203-мм гаубицы чуть ли не в качестве противотанковых средств [145] . В связи с этим было много противоречивых распоряжений. Были и попытки использовать артиллеристов полка в качестве пехоты. Из доклада командира 120-го гап: «24.6.41 г. около 11:00 от имени командующего 4-й армией полковник т. НОСОВСКИЙ[комиссар 14-го мехкорпуса И. В. Носовский погиб в этих боях – Л. Л.] приказал сформировать из артиллеристов 120 Г АП батальон для организации обороны на рубеже зап. ст. Ляховичи 10–12 км. Батальон был сформирован в составе 350–400 чел во главе с командным составом полка, но по докладу командующему армией это распоряжение было отменено» [146] .

Значительно позднее, когда разобрались в обстановке, последовало строгое указание:

«…прекратить использование артиллеристов (частей и подразделений) не по прямому назначению, растаскивание командных кадров и пополнение за счет артчастей подразделений других родов войск. Уже отправленных вернуть в свои части».

В Миловидах с 4 часов 24 июня был развернут командный пункт 4-й армии. Отсюда через фронтовых связистов в Лесной наконец удалось связаться со штабом фронта. Второй эшелон штаба армии сосредоточился в Синявке. Когда стало ясно, что части 55-й сд к 14 часам на Щару выйти не успеют, командарм приказал командиру дивизии развернуть один полк севернее Миловиды, а другой – южнее. Он даже сам принял участие в рекогносцировке.

Очень простое и понятное для подчиненных решение: этому полку – справа от шоссе, другому – слева. Третий стрелковый полк только подходил к Синявке. Он все равно не успевал выдвинуться к Миловидам, чтобы составить второй эшелон дивизии. Поэтому он получил приказ развернуться в 30 км восточнее, на рубеже Русиновичи, Тельминовичи шириной 6 км, используя для обороны полотно железной дороги. Видимо, поэтому глубину обороны решили создать за счет батальона, сформированного из артиллеристов 120-го гап.

Стремление командарма понятно – создать, как и на Щаре, сплошной фронт. Но уже можно было понять, что танковые части противника наступают вдоль дорог. А южнее шоссе – заболоченная местность, сплошные мелиоративные канавы и речка Мышанка. Обход позиций 55-й сд с юга был невозможен. Напрашивалось решение: сосредоточить основные усилия обороны вдоль шоссе, поставив полки в затылок друг другу, прочно седлая Варшавское шоссе. Наскоро организовав оборону, командование армии переехало в Синявку.

К 14 часам 24 июня передовые части 24-го мк противника завязали бой с поспешно занявшими оборону частями 55-й сд, усиленных танками отряда полковника С. И. Богданова. Дивизионы 120-го гап вели огонь по подходящим колоннам противника. Проводная связь дивизионов с наблюдательными пунктами постоянно выходила из строя. Радиосвязь работала неустойчиво: эфир был забит немецкими командами и провокационными сообщениями.

Первая атака противника была отбита. Но, к сожалению, в 55-й стрелковой дивизии был лишь один боекомплект боеприпасов, долго продержаться она не смогла. К тому же так и осталось неясным, успела ли подойти к рубежу обороны артиллерия дивизии и полков. Немцы вызвали авиацию, которая подвергла позиции пехоты и артиллерии сильной бомбежке. Необстрелянные бойцы дрогнули, и оборона дивизии на стыке двух полков была прорвана. Ее боевой порядок был рассечен на две части, одна отброшена с Варшавского шоссе на север, другая начала отступать в юго-восточном направлении – в Полесье.

К 18 часам части 55-й сд отошли за Щару (26 км от Миловиды). По немецким данным, линия обороны русских на реке Щара была преодолена 24 июня силами 2-го танкового батальона 3-й танковой дивизия, который прорвался через вражеские позиции в Миловидах. Контратаки русских были отражены, при этом уничтожены 33 легких танка, и дивизия стала развивать наступление на Слуцк. Но самые большие проблемы заключались в форсировании рек с болотистыми берегами. Мосты на этих реках были в основном деревянными, и русские успешно сжигали их прежде, чем немцы успевали их захватить [22].

Когда начался массовый отход пехоты, командир 120-го гап отдал распоряжение выводить полк за реку в направлении Синявки. При неорганизованном отходе наших войск возникновению неразберихи и паники способствовали действия диверсантов. Иногда можно слышать мнение, что данные о широком применении немцами диверсионных отрядов и групп, личный состав которых был одет в советскую форму и использовал нашу технику и вооружение, сильно преувеличены. Это противоречит установленным фактам. На этот счет существовала инструкция подразделениям полка «Бранденбург». Известно, что танковым группам вермахта придавалось не менее одной роты этого полка в составе: офицеров – 2, унтер-офицеров и рядового состава – 220. В целях маскировки они назывались «охранными», а сам полк в немецких документах фигурировал в качестве учебного. В приказе о боевом использовании рот подробно расписаны порядок подчинения, взаимодействия с передовыми частями, взаимного опознавания и взаимопомощи, опознавательных знаках и т. п. В частности:

«4. Боевое использование:

[…]

Исходя из имеющегося опыта, боевое использование их в составе передовых отрядов является особенно многообещающим. Войсковых командиров, в чье распоряжение будут выделены спецподразделения, необходимо тщательно проинструктировать о задачах и методах действий «охранной роты».

[…]

Пароль« Веклабрюк»[в целях взаимного опознавания. – Л.Л.][…] должен быть доведен до передовых отрядов войск только с отдачей приказа на наступление.

[…]

Первые захваченные у противника автомашины, в особенности разведывательные бронемашины и им подобные, оружие и боеприпасы, снаряжение должны быть незамедлительно переданы в спецгруппы „охранной роты“, так как они им более необходимы для выполнения специфических задач[…]» [147] .

Два ветерана 120-го гап независимо друг от друга рассказали, что в какой-то момент командир полка лично застрелил диверсанта в советской форме в звании майора, который пытался направить колонну полка по неверному маршруту. При отходе колонна полка вскоре уткнулась в мост через реку Щара, разрушенный накануне авиацией противника. Саперы наскоро восстановили разрушенный пролет и начали пропускать автотранспорт. Так как мост не мог выдержать вес трактора с тяжелым орудием на прицепе (вес гаубицы 15 тонн), тракторная колонна остановилась. Старший лейтенант Н. В. Фризен приказал снять с передков орудия батареи, находящейся в хвосте колонны, и подготовиться к стрельбе прямой наводкой вдоль шоссе. Вверх и вниз по течению были посланы разведчики, чтобы выявить броды и места, удобные для переправы тяжелых орудий.

К вечеру 24 июня танки противника нагнали колонну, на шоссе поднялась паника. Комиссар Русаков скомандовал «вперед»! Но первое же орудие проломило слабый настил и провалилось в реку. Движение застопорилось. Орудия, находившиеся в хвосте колонны, открыли огонь прямой наводкой. По уверениям некоторых ветеранов, было отмечено несколько попаданий, в результате которых у танков слетели башни! Но долго это продолжаться не могло: тяжелые неповоротливые гаубицы времен Первой мировой войны не были приспособлены для борьбы с танками – они успели сделать по 1–2 выстрела. В коротком бою орудия, находившиеся в хвосте колонны, были разбиты, и расчеты под огнем танков разбежались по обе стороны шоссе. На шоссе горели трактора, машины, падали раненые и убитые. Младший сержант Опанасенко рассказал, что он со своим орудием и трактором с двумя тракторными тележками на прицепе успел свернуть с шоссе и через заборы между придорожными домами ушел от шоссе. Полк он нагнал уже где-то у Бобруйска.

Разведчикам удалось найти переправу в районе Ляховичи (6–7 км севернее шоссе). Старший лейтенант Фризен повел туда уцелевшие орудия и трактора. Немцы попытались преследовать колонну. При этом артиллеристам удалось подбить три танка. Один из них – выстрелом из поврежденного орудия, которое потом пришлось оставить, остальные – связками гранат. На следующий день колонна Фризена присоединилась к полку. Всего им было выведено 3 гаубицы, 12 тракторов с прицепами и десятки автомашин с боевым имуществом. За спасение матчасти и проявленное при этом самообладание и мужество (в бою тот был ранен в ногу) Н. В. Фризен первым в полку был представлен к правительственной награде.

Переправившиеся через реку артиллеристы, имея только одни винтовки и четыре ручных пулемета, сдерживали наступление пехоты противника на протяжении всей ночи. Впоследствии эти люди, прикрывшие дальнейший отход полка, в часть не вернулись. Согласно докладу командира полка, с 11:00 24 июня и до 6:00

25 июня 1941 года были разбиты и остались в расположении противника 7 203-мм орудий, 9 тракторов с 14 прицепами и 12 автомашин [148] .

К исходу 24 июня в Москве наконец поняли, что перехватить инициативу у противника не удалось, надо организовывать оборону в глубине – на Днепре. 25 июня Ставка приняла решение отвести войска на рубеж Западной Двины и на линию старых укрепленных районов. Однако это решение запоздало. Танковые соединения Гота и Гудериана быстро продвигались по сходящимся направлениям к Минску, над 3-й и 10-й армиями нависла угроза окружения. На основе доклада маршала Б. М. Шапошникова, находившегося в штабе Западного фронта, Ставка разрешила отвести войска фронта на линию старых укрепрайонов. В 3:47 25 июня в штабе Западного фронта приняли шифровку Ставки об отходе: