355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марк Минуций Феликс » Октавий » Текст книги (страница 1)
Октавий
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 21:14

Текст книги "Октавий"


Автор книги: Марк Минуций Феликс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Октавий

Марк Минуций Феликс

Источник: «Сочинения древних христианских апологетов», C—Пб., 1895


I

Когда я предаюсь paзмышлeнию и вспоминаю об Октавии – этом добром и верном моем друге, я испытываю такое наслаждение и прихожу в такое состояние, что кажется сам возвращаюсь в прошедшее, а не в памяти только вызываю представление о минувших, прожитых временах. Образ его тем сильнее запечатлелся в сердце и во всех моих чувствах, чем дальше стал от моих глаз. И не напрасно разлука с таким превосходным, благочестивым человеком оставила во мне безмерное сожаление. Он и сам любил меня так горячо, что как в наших забавах, так и в важных делах его желания были согласны с моими. Можно было подумать, что в нас обоих была одна душа. Он был поверенный в моих увлечениях, товарищ в заблуждениях, и наконец когда я с рассеянием мрака перешел из тьмы неведения к свету мудрости и истины, Октавий в этом деле не только не отстал от меня, но что еще похвальнее – опередил. Итак, когда я в своем воспоминании переношусь к времени нашей совокупной дружной жизни, то прежде всего останавливает на себе мое внимание та беседа, которую Октавий ведь однажды с Цецилием, зараженным суеверием язычества, и которая убедительностью своею обратила его к истинной религии.


II

Для свиданий со мною, а также и по собственным делам Октавий прибыл в Рим; он оставил свой дом, жену и детей – детей, которые находились еще в невинном младенческом возрасте, когда они начинают только произносить полуслова и их запинающийся лепет имеет столько прелести. Как велика моя радость при встрече с Октавием – этого нельзя выразить словами, тем более, что ее усиливала самая неожиданность прибытия моего друга. Спустя два дня, которые мы провели во взаимном излиянии дружеских чувств и в рассказах друг о друге всего, что случилось с нами во время нашей разлуки, мы сговорились отправиться в Остию[1]1
  Остия – город в устье Тибра, служил портом для Рима.


[Закрыть]
, – одну прекрасную местность, где я пользовался морскими купаньями приятными и благотворными для поправления моего расстроенного здоровья. После трудов по судебным занятиям наступила для меня свобода в пору собирания винограда: в это время осень с приятною прохладою сменяла жаркое лето. Итак, на рассвет, мы отправились гулять по морскому берегу, чтобы подышать свежим, столь укрепляющим тело воздухом и насладиться удовольствием – ходить по мягкому песку, оставляющему на себе следы шагов. С нами быль Цецилий; на пути он заметив статую Сераписа[2]2
  Серапис (Сарапис) – древнее божество, культ которого получил распространение в IV в. до Р.Х. В Египте Сераписа сближали с Осирисом и Аписом. В римскую эпоху на Сераписа были перенесены черты ряда римских богов, и наметилась тенденция превратить его в единого бога.


[Закрыть]
, по языческому обыкновению, поднес свою руку к губам и напечатлел на пальцах поцелуй.


III

Тогда Октавий сказал:

– Не хорошо, брат Марк, человека, который дома и вне дома находится с тобой неразлучно, оставлять во мраке народного неведения, и допускать, что в такой прекрасный день он преклоняется перед камнями, которые только обделаны в статуи, облиты благовониями и украшены венками: ты знаешь, что такое заблуждение Цецилия относится как к его, так не менее и к твоему стыду.

Между тем, как таким образом Октавий говорил мне, мы прошли город и вышли на открытый морской берег. Легкие волны, забегавшие на песчаные края берега, как будто углаживали их для прогулки, море всегда волнующееся, даже и во время безветрия, всплескивало на землю если не седыми, пенистыми волнами, то легкими, колеблющимися струями; нас необыкновенно восхищала игра волн, когда мы стояли на самой окраине воды: они то приближаясь к нам, как бы ласкали наши ноги, то убегая без следа скрывались в море. Таким образом, мы тихо шли по краю немного извилистого берега, сокращая путь занимательными рассказами. Октавий говорил нам о своем плавании по морю. Когда мы среди разговора прошли довольно большое пространство, то той же дорогою отправились в обратный путь. Достигнув того места, где находились вытянутые на берег небольшие суда, висевшие ни бревнах, мы увидели мальчиков, которые, задорясь друг перед другом бросали на море камешки. Эта игра состоит в том, что берут на берегу небольшой, кругловатый, вылощенный волнами камень; взявши этот камень между пальцами, наклоняются сколько можно ниже, почти до земли, и бросают его над поверхностью воды; камень или скользит и катится по воде, когда он слегка бросается, или же он рассекает сильные волны, погружается, и опять поднимается, если ему дан сильный толчок. Победа остается за тем из играющих, чей камень пролетает большое пространство и чаще выскакивает.

IV

Октавий и я забавлялись таким зрелищем, но Цецилий совершенно не обратил внимания на игры мальчиков, не смеялся при виде этого состязания: молчаливый, смущенный, в стороне от нас, он показывал на лице своем какой–то печальный вид.

– Что это значить? – спросил я его. – Отчего, Цецилий, я не узнаю твоей веселости? Где эта ясность, которая сияла в твоих глазах даже среди самых серьезных дел?

Цецилий отвечал:

– Меня сильно беспокоят и колют слова Октавия, которыми он упрекнул тебя в нерадении, а чрез это непрямо, но и тем сильнее обвинил меня в невежестве. Я не хочу на этом остановиться: я требую у Октавия объяснения дела. Если он согласится вступить со мною в спор, то узнает что гораздо легче спорить в кругу товарищеском, нежели рассуждать о предмете так, как рассуждают философы. Сядем на каменном валу, охраняющем купальни и вдающемся в море; здесь можем и отдохнуть от пути и свободнее вести спор.

Мы сели, как было сказано; мне, предложили занять место между Октавием и Цецилием не ради уважения или порядка или почета, ибо дружба всегда принимает и почитает всех наравне, но чтобы я как посредник был близко к тому и другому, удобно слышал слова и разделял спорящих. Тогда Цецилий начал говорить таким образом.

V

– Хотя, брат Марк, у тебя не остается никакого сомнения относительно предмета, о котором мы спорим, так как ты тщательно исследовал тот и другой род жизни и, осудив один, одобрил другой; но теперь ты должен верно держать весы правосудия и не склоняться по пристрастию на одну сторону, чтобы твое решение не было делом твоих личных чувств, а было основано на доводах спорящих. Итак, если ты будешь присутствовать при нашем споре, как будто человек совершенно новый и чуждый той и другой сторон, то легко будет доказать, что здесь, в делах человеческих все сомнительно, неизвестно, неверно и только более вероятно, нежели истинно. Не удивительно, что некоторые, не желая трудиться над открытием истины, скорее соглашаются с каким–нибудь мнением, нежели стараются о тщательном его исследовании. Тем более достойно негодования или соболезнования то, что некоторые, необразованные, невежды, чуждые понятия о самых простых искусствах, осмеливаются рассуждать о сущности вещей и Божестве, о чем в продолжение стольких веков спорят между собою философы различных школ. В самом деле, ограниченности человеческого ума так далеко до познания Бога что ему недоступно ни то, что находится над ними на неб, ни то, что заключено в глубоких недрах земли; ему не дано это знать и постигать, и даже нечестиво пытаться проникать в эти тайны. По справедливости мы могли бы считаться довольно счастливыми, довольно благоразумными, если бы, следуя древнему изречению мудреца, больше занимались познанием самих себя. Но если предаваясь бессмысленному и напрасному труду, мы заходим гораздо далее, чем сколько позволяет нам наша ограниченность; если поверженные на землю, переносимся в своих дерзких порывах на самое небо, к самым звездам, то, по крайней мере, к этому заблуждению не станем придумывать еще пустых и страшных призраков. Все произошло из первоначальных элементов, существовавших в недре природы: какой же тут творец Боге? Все части вселенной образовались, расположились одна подле другой и устроились от их случайного столкновения: какой же тут устроитель Боге? Огонь зажег звезды, образовал небо из своего вещества, утвердил землю посредством тяжести, привлек в море жидкости: к чему же религия, этот страх пред божеством, это суеверие? Человек и всякое животное, которое родится, питается и дышит, суть не иное что, как произвольное соединение элементов, на которые как человек так и животное опять разрешаются, разлагаются и, наконец, исчезают: таким образом, все опять приходить к своему источнику, возвращается к своим началам без всякого художника, без распорядителя, без творца. Соединение элементов огня производить то, что различные светила всегда сияют над землею; вследствие того, что из земли поднимаются испарения являются облака; от сгущения сих последних происходят тучи; от падения этих туч идет дождь, дует ветер, падает град от столкновения различных туч происходить гром, удары, и блеск молнии. Эти молнии падают во всяком месте, ударяются в горы, в деревья; без разбора поражают храмы и дома, убивают порочных людей, не щадя часто и благочестивых. Что сказать об этих разнообразных неожиданных явлениях, которые без порядка, без разбора разрушают течете всего существующего? Во время кораблекрушения одинакова судьба добрых и злых без всякого разбора заслуг тех и других. В пожарах одинаково погибают невинные и преступные. Когда свирепствует в воздухе какая–нибудь губительная зараза, все умирают без разбора. Среди неистовств войны лучшие люди погибают скорее других. Во время мира порок идет рядом с добродетелью и даже бывает в почете; так что во многих случаях не знаешь, гнушаться ли пороками худых людей или завидовать их счастью. Если бы миром управляли провидение божественное и воля какого–нибудь божества, то никогда бы Фаларис и Дионисий[3]3
  Фаларис (Фаларид) – жестокий тиран Агригента в Сицилии (VI в. до Р.Х.). Дионисий – тиран сиракузский (430–367 гг. до Р.Х.).


[Закрыть]
не удостоились бы царства, Рутиль и Камилл[4]4
  Рутиль Руф (кон. II-нач. I вв. до Р.Х.) – философ-стоик, политический и военный деятель. Отличался высокими личными качествами, однако был осужден на изгнание. Фурий Камилл (IV в. до Р.Х.) – национальный герой Рима, но он был обвинен в присвоении военной добычи, приговорен к высокому денежному штрафу и сослан.


[Закрыть]
не были бы наказаны ссылкою и Сократ принужден умереть от яда. Вот покрытые плодами деревья, вот созревший хлеб, спелый виноград повреждаются дождем, побиваются градом. Или истина сокрыта во мраке неизвестности, или же, что всего вероятнее, всем управляет без всяких законов непостоянный своенравный случай.

VI

Когда, таким образом, повсюду встречаешь или решительный случай, или таинственную природу, то не лучше ли всего и почтеннее следовать урокам предков; как залогам истины, держаться преданной религии, почитать богов, которых родители внушили бояться прежде, чем мы ближе узнали их? Не следует нам рассуждать о богах, а должно верить предкам, которые в век еще простой и близки к началу мира, удостоились иметь этих богов благодетелями или царями. Мы видим, что во всех государствах, провинциях, городах народы имеют свои отдельные священные обряды, и почитают своих местных богов, например, элевзинцы Цереру[5]5
  Церера – латинское имя греческой богини земли и плодородия Деметры, мистерии которой имели своим центром г. Элевзин.


[Закрыть]
, фригийцы Цибелу[6]6
  Цибела – фригийская богиня, мать богов.


[Закрыть]
, эпидавряне Эскулапа[7]7
  Эскулап (Асклепий) – древнегреческий бог-целитель, сын Аполлона. Главное святилище Асклепия было в Эпидавре.


[Закрыть]
, халдеи Бела[8]8
  Бел-Мардук – верховный бог вавилонян.


[Закрыть]
, сирийцы Астарту, тавряне Диану[9]9
  Геродот сообщает (IV, 103), что тавры, древние жители Крыма, почитали некую девственную богиню, которой приносили человеческие жертвы. Греки отождествляли ее с Артемидой, а римляне с Дианой.


[Закрыть]
, галлы Меркурия[10]10
  Цезарь, описывая (в VI кн. «Записок о галльской войне») религию кельтов, называет главным богом их Меркурия, именем которого он обозначил, очевидно, ряд туземных богов, функции которых сходны были с функциями римского Меркурия.


[Закрыть]
, римляне – всех этих богов. Власть и могущество римлян обнимает весь мир, простирается за пределы океана, далее путей солнечных, – за то, что они даже на войне показывают свою религиозность, укрепляют города построением храмов, учреждением непорочных дев[11]11
  Имеются в виду весталки.


[Закрыть]
, предоставлением жрецам многих почестей; даже осажденные и заключенные в одном Капитолии, они чтут разгневанных богов, которых иной оставил бы давно в пренебрежении; безоружные, но вооруженные только благочестием, они проходят сквозь войска галлов, изумленных их необыкновенной смелостью[12]12
  По римскому преданию, во время осады Капитолия галлами некий Фабий Дорсуон, чтобы принести установленную жертву богам рода Фабиев, вышел из крепости, прошел безоружный через ряды осаждавших, совершил на Квиринале установленный обряд и вернулся в Капитолий.


[Закрыть]
; в упоении победы, в стенах вражеских они преклоняются пред побежденными божествами, ищут повсюду чужестранных богов и делают их своими, строят жертвенники даже неизвестным божествам. Таким образом, перенося к себе религиозные культы всех народов, Рим заслужил быть царем Мира. Отсюда религиозный строй, который непрерывно сохранялся и с продолжением веков не умалялся, но возрастал, ибо святость обрядов и священных учреждена тем более возвышается, чем они древние.

VII

Впрочем, я не боюсь признаться, что если и ошибаюсь, я предпочитаю мое заблуждение вашему. Не напрасно наши предки с таким тщанием наблюдали предсказания авгуров, обращались к гаданиям по внутренностям животных, воздвигали храмы, устрояли жертвенники. Посмотри в исторические книги: и ты узнаешь, как они совершали священные обряды всех религий, чтобы возблагодарить богов за их милость, или отвратить угрожающий божеский гнев или умилостивить гнев, уже постигший своею яростью и казнями. Слова мои подтверждают – мать богов Идея[13]13
  Идея (Idaea, по имени горы Иды) есть одно из названий Реи Цибелы. Культ Цибелы был введен в Риме в 204 г. Оракул предвещал Риму победу над карфагенянами, если священный камень богини будет перенесен из Пессинунта (во Фригии) в Рим. Когда корабль с камнем, прибыл в Остию, он плотно сел на мель. Тогда весталка Клавдия Квинта, над которой тяготело обвинение в нарушении целомудрия, помолилась богине и своим поясом сдвинула корабль; таким образом богиня засвидетельствовала невинность весталки.


[Закрыть]
, которая по прибытии своем в Италии засвидетельствовала целомудрие одной римской женщины и освободила город от страха неприятелей; а также статуи, поставленные в честь двух братьев, на берегу озера, как они явились, когда на дымящихся и покрытых пеною конях возвестили о победе над Персеем в тот самый день, в который была одержана победа[14]14
  По преданию, небесные близнецы Диоскуры (Кастор и Поллукс) помчались на конях возвестить о победе римлян над македонским царем Персеем в 168 г. до Р.Х.; у озера Ютурны они купали своих коней.


[Закрыть]
. Свидетельствуюсь учреждением игр в честь разгневанного Юпитера, явившегося во сне одному человеку из плебеев[15]15
  Тит Ливий (II,36) рассказывает, что в 490 г. до новой эры игры в честь Юпитера произошли при дурном предзнаменовании (по цирку прошел хозяин, который гнал перед собою закованного в колодку раба и сек его). Разгневанный Юпитер явился во сне плебею Латинию и потребовал вторичного празднования.


[Закрыть]
; свидетельствуюсь известным самоотвержением Дециев и Курция, бросившегося на своем коне в отверстие глубокой пропасти[16]16
  Согласно римской легенде, Курций в 362 г. до Р.Х., чтобы умилостивить богов, принес себя в жертву, бросившись вместе с конем своим в пропасть.


[Закрыть]
. А наши презираемые гадания даже чаще, чем мы хотели, засвидетельствовали присутствие богов. От того–то имя реки Аллии[17]17
  Аллия – небольшая впадающая в Тибр речка, где римляне потерпели решительное поражение от галлов в 387 г. до Р. Х. Поражение объяснялось гневом богов.


[Закрыть]
так несчастно; предприятие Клавдия и Юния[18]18
  Публий Клавдии Пульхер в 249 г. до Р.Х. понес жестокое поражение от карфагенского флота. Рассказывают, что когда священные курицы, по которым гадали, отказались есть, он велел бросить их в море. Это кощунство и посчитали причиной поражения. В том же году другой полководец Юний Пулл потерял в походе против карфагенян весь флот. Эту неудачу также приписывали его религиозному нерадению.


[Закрыть]
против карфагенцев было нестолько сражением, сколько решительным поражением. Тразименское озеро обагрилось кровью римлян потому, что Фламиний презрел гадания авгуров[19]19
  В 217 г. до Р.Х. римское войско под командованием Кая Фламиния потерпело при Тразименском озере поражение от карфагенян.


[Закрыть]
. Красс за насмешки над фуриями, заслужив их гнев, заставил нас выручать наши знамена у парфян[20]20
  Лициний Красс в 53 г. до Р.Х. в войне с парфянами попал в ловушку, почти все его войско было уничтожено, а сам он был захвачен и убит. Захваченные парфянами знамена были отбиты лишь при Августе.


[Закрыть]
. Не стану говорить о многочисленных событиях времен отдаленных, опущу также и песни поэтов о рождении богов, их милостях и благодеяниях, пройду молчанием и предсказания оракулов, чтобы не показалась вам древность слишком баснословною. Обрати внимание на храмы и капища, которые служат вместе и украшением, и ограждением Рима. Они священны более тем, что в них присутствуют боги туземные или чужестранные, нежели тем, что они богаты драгоценными украшениями и дарами. Оттого близкие к Богу вдохновенные прорицатели и предсказывают будущее, предупреждают об опасностях, подают исцеление больным; надежду удрученным скорою, помощь бедным, утешение несчастным, облегчение трудящимся. Даже во время покоя ночного мы видим, слышим, узнаем богов, которых днем нечестиво отвергаем и ложно призываем в клятвах.

VIII

Итак, хотя природа и происхождение богов неизвестны нам, однако все народы согласно и твердо уверены в их существовании, так, что я не могу выносить такой дерзости, нечестивого безрассудства тех людей, которые стали бы отвергать или разрушать религию столь древнюю, столь полезную и спасительную. Пусть Феодор Киренский[21]21
  Феодор из Кирены (Северная Африка), философ IV в. до Р.Х., получивший прозвание Атеист.


[Закрыть]
, или живший прежде его Диагор Мелийский[22]22
  Диагор Мелийский – поэт и философ V в. до Р.Х., последователь Демокрита. Отрицал богов и осуждал мистерии. За это он подвергся преследованиям, его сочинения были уничтожены.


[Закрыть]
, которому древность дала прозвание безбожника, не признавая никаких богов, пытались разрушить всякое благоговение, всякий страх, на котором зиждется человеческое общество; однако те философские системы, которые следуют этому нечестивому учению, никогда не будут пользоваться славою и уважением. Протагор Авдеритянин[23]23
  Протагор из Авдеры (V в. до Р.Х.) – софист. Считал, что человек не может познать свои разумом, существуют боги или нет.


[Закрыть]
более дерзко, чем нечестиво рассуждавший о богах, был афинянами выгнан из их пределов, а сочинения его были ими публично преданы сожжению. И не должно ли глубоко сожалеть, – я надеюсь, что вы позволите мне в порыве негодования говорить с большею свободой, – не следует ли сожалеть о том, что дерзко восстают против богов люди жалкой, запрещенной, презренной секты, которые набирают в свое нечестивое общество последователей из самой грязи народной, из легковерных женщин, заблуждающихся по легкомыслию своего пола, люди, которые в ночных собраниях с своими торжественными постами и бесчеловечными яствами сходятся не для священных обрядов, но для скверностей. Это —люди скрывающиеся, бегающие света, немые в обществе, говорливые в своих убежищах! Они презирают храмы, как гробницы богов, отвергают богов, насмехаются над священными обрядами; милосердуют о бедных, если возможно, – сами полунагие пренебрегают почестями и багряницами жрецов. Удивительная глупость невероятная дерзость! Они презирают мучения, которые пред их глазами, а боятся неизвестного и будущего; они не страшатся смерти, но боятся умереть после смерти. Так обольщает их обманчивая надежда вновь ожить и заглушает в них всякий страх.


IX

Так как нечестие разливается скорее при помощи все более усиливающегося с каждым днем развращения нравов, то ужасные святилища этого нечестивого общества умножаются и наполняются по всему миру. Надо его совсем искоренить, уничтожить. Эти люди узнают друг друга по особенным тайным знакам и питают друг к другу любовь, не будучи даже между собою знакомы; везде между ними образуется какая–то как бы любовная связь, они называют друг друга без разбора братьями и сестрами для того, чтоб обыкновенное любодеяние чрез посредство священного имени сделать кровосмешением: так хвалится пороками их пустое и бессмысленное суеверие. Если бы не было в этом правды, то проницательная молва не приписывала бы им столь многих и отвратительных злодеяний. Слышно, что они, не знаю по какому нелепому убеждению, почитают голову самого низкого животного, голову осла[24]24
  Обвинение христиан в почитании головы осла, по словам Тертуллиана, распространено Тацитом, который в своей истории говорил об иудеях, будто иудеи, истомленные жаждою во время странствования в пустынях Аравии, нашли источник по указанию ослов и за то боготворили осла. Это мнение было распространено и на христиан, по смешению их с иудеями. (Тертуллиан. Апологетик. 16).


[Закрыть]
: религия достойная тех нравов, из которых она произошла! Другие говорят, что эти люди почитают <половые органы>[25]25
  В переводе о. П. Преображенского слова в скобках пропущены.


[Закрыть]
своего предстоятеля и священника, и благоговеют как бы пред действительным своим родителем. Не знаю, может быть все это ложно, но подозрение очень оправдывается их тайными, ночными священнослужениями. Говорят также, что они почитают человека, наказанного за злодеяние страшным наказанием, и бесславное древо креста: значит, они имеют алтари, приличные злодеям и разбойникам, и почитают то, чего сами заслуживают. То, что говорят об обряде принятия новых членов в их общество, известно всем и не менее ужасно. Говорят, что посвящаемому в их общество предлагается младенец, который, чтоб обмануть неосторожных, покрыть мукою: и тот обманутый видом муки, по приглашению сделать будто невинные удары, наносит глубокие раны, которые умерщвляют младенца, и тогда, – о, нечестие! – присутствующие с жадностью пьют его кровь и разделяют между собою его члены. Вот какою жертвою скрепляется их союз друг с другом, и сознание такого злодеяния обязывает их к взаимному молчанию. Такие священнодействия ужаснее всяких поругании святыни. А их вечери известны; об этом говорясь все, об этом свидетельствует речь нашего Циртинскаго оратора[26]26
  Т.е. Корнелия Фронтона (ср. Октавий. 31), который был родом из Цирты в Нумидии и написал сочинение против христиан. Он был преподавателем латинской словесности у Марка Антонина и Луция Вера. Его сочинения недавно стали известны, после того как кардинал Май, открывший их в Амвросианской библиотеке издал в свет под заглавием Corn. Frontenis opera inedita cum epistolis item ineditis Antonini Pii, М. Avrelii, L. Veri et Appiani. Но в этих сочинениях нет речи против христиан.


[Закрыть]
. В день солнца они собираются для общей вечери со всеми детьми, сестрами, матерями, без различия пола и возраста. Когда после различных яств пир разгорится и вино воспламенит в них жар любострастия, то собаке, привязанной к подсвечнику, бросают кусок мяса на расстоянии большем, чем длина веревки, которою она привязана: собака, рванувшись и сделав прыжок, роняет и гасит светильник <под прикрытием темноты они сплетаются в страстных объятьях без всякого разбора>[27]27
  В переводе о. П. Преображенского слова в скобках пропущены.


[Закрыть]
. Таким образом все они, если не самым делом, то в совести делаются кровосмесниками, потому что все участвуют желанием своим в том, что может случиться в действии того или другого.

X

О многом я умалчиваю; потому что очень довольно уже и сказанного, а истинность всего или, по крайней мере, большой части этого доказывается самою таинственностью этой развратной религии. В самом деле, для чего же они всячески стараются скрывать и делать тайною для других то, что они почитают, когда похвальные дела совершаются обыкновенно открыто, и скрываются только дела преступные? Почему они не имеют никаких храмов, никаких жертвенников, ни общепринятых изображений? Почему они не осмеливаются открыто говорить и свободно делать свои собрания, если не потому, что то, что они почитают и так тщательно скрывают, достойно наказания или постыдно? Да и откуда, что такое и где этот Бог, единый, одинокий, пустынный, которого не знают ни один свободный народ, ни одно государство, или, по крайней мере, римская набожность? Только один несчастный народ иудейский почитал единого Бога, но и то открыто, – имея храмы, жертвенники, священные обряды и жертвоприношения, впрочем и этот Бог не имел ни какой силы и могущества так, что был вместе с своим народом покорен римлянами. А какие диковины, какие странности выдумывают христиане! Они говорят, что их Бог, Которого они не могут ни видеть, ни другим показать, тщательно следить за нравами всех людей, делами, словами и даже тайными помышлениями каждого человека, всюду проникает и везде присутствует: таким образом они представляют его постоянно беспокойным, озабоченным и бесстыдно любопытным, ибо он присутствует при всяких делах, находится во всяких местах, и оттого занятый всем миром не может обнимать, его частей или развлеченный частями, обращать внимаете на целое. Но это еще не все: христиане угрожают земле и всему миру с его светилами сожжением, предсказывают его разрушение, как будто вечный порядок природы установленный божескими законами может превратиться, связь всех элементов и состав неба разрушиться, и громадный мир, так крепко сплоченный, ниспровергнуться.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю