Текст книги "Смерть Анны Ор
(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XXII)"

Автор книги: Марк Максим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Глава 18

Вся накипь, переполнявшая город, поняла: конец близок. Офицеры, кокотки, спекулянты, шулера, банкиры, великие князья, уголовные преступники, греческие, французские, английские агенты, вся ужасающая смесь, танцевавшая, вихляясь, фокстрот на вулкане – подошла к неизбежному концу!..

В эти дни улицы были полны бегущими… В порту грузились английские, греческие, французские пароходы, переполняясь бегущими от суда, от возмездия за совершенное…

По вечерам улицы были темны… В глубокой тьме звучали отрывисто и сухо выстрелы: это деникинская контрразведка разделывалась на прощанье в рабочих кварталах… Над городом нависло бешенство отчаяния, разгул безумия: кабаре, рестораны, маскарады ломились в эти ночи от не успевших еще уехать: сегодня они пили и вихлялись в танцах и просиживали ночь за зелеными столами железки, чтобы завтра бежать на иностранном пароходе…

Звуки шимми и фокстрота пьянили слабеющие от ужаса головы…

Выстрелы на темных улицах заставляли их скапливаться в кабаре и шантанах, чтобы еще немного покружиться в танце, еще раз опьянить себя шампанским, еще раз поставить на карту доллары и фунты стерлингов…

В эти ночи молнии радио сообщали Роттердаму и Лондону, Нью-Йорку и Чикаго, Парижу и Вашингтону, что сделка лопнула, спекуляция на черноморском побережье не удалась, британский и французский генеральные штабы отдавали по радио приказание эвакуироваться в Константинополь, грузовым и пассажирским пароходам вывезти все, что можно было вывезти из товарного и людского запаса, молнии радио сообщали, что миллионы людей с твердыми мозолистыми руками одержали неслыханную в истории победу над британским и французским генеральными штабами, над самим великим Сити, выигравшим мировую войну и проигравшим рынки России, пресса всего мира, желтая пресса, сообщала в вечерних выпусках, что варвары победили, что просторы России, объятые гражданской войной, оставляются европейцами, что пламя мировой революции грозит парижским банкирам и корректным джентльменам из Сити…

И в кафе, барах, театрах, биржах Парижа, Лондона, Нью-Йорка, Берлина тысячи, миллионы людей хватали еще сырые оттиски газет, чтобы убедиться лично, чтобы побледнеть, читая эти радио, предвещавшие многим разорение, многим предвещавшие то, что должно наступить неизбежно, не завтра, так послезавтра: ибо революция победила в далекой России и рента, процентные бумаги, акции, вложенные в сотни предприятий, эта рента, росшая на миллионах согнутых спин рабочих – рента лопалась…

В кабинетах набережной д’Орсе в Париже и Даунинг-стрит в Лондоне бледнели те, кто работали над мировой бойней и над Версалем: ибо за победой миллионов пролетариата в России могли следовать другие победы в Европе…

Во дворце династии «Джонс и сын» в Сити были получены радио в двенадцать часов дня…

Мистер Джонс-младший вынул трубку из левого угла рта и внимательно перечел радио… Затем он побледнел и прошел в кабинет мистера Джонса-старшего…

Трубка мистера Джонса старшего торчала, как всегда, в правом углу рта.

Мистер Джонс-старший прочел радио и также ничего не сказал. Он взглянул на помертвевшее лицо мистера Джонса-младшего, заметил, что трубка мистера Джонса торчит, вопреки всем традициям, не в левом, а в правом углу рта и также переложил свою трубку в левый угол рта, крепко прикусив ее желтыми зубами…

Оба Джонса посмотрели в глаза друг другу… И ни один из них не сказал ни слова…

Мистер Джонс круто повернулся и вышел из кабинета.

И тогда Джонс-старший опустился в кресле и из короля Сити сразу превратился в мешок старых костей и никуда не годного, отравленного никотином и виски мяса…

А через двенадцать часов в зале с куполом и колоннадой из красного мрамора, в храме торговли Сити, в главном зале биржи, где гудели сотни охрипших голосов и мелькали на световых экранах цифры, на трибуну поднялся клерк и, ударив молотком по железной доске и переждав, пока утихнет гул голосов, сообщил:

– Джентльмены, фирма «Джонс и сын» просит сообщить, что выполнить свои обязательства не может…

Он снова ударил молотком и сошел с трибуны…

И в гуле голосов, хриплых голосов дельцов Биржи, зазвучало уже мертвое имя Джонса…

Через десять минут имя «Джонс и сын» было вычеркнуто из списка живых, а через двадцать – биржа гудела так же, как и до этого, но тысячи акций полетели вниз и на бирже стала нарастать паника. Ибо световые экраны отразили последнее радио, последнее радио, послужившее могилой не одной только фирме «Джонс и сын»…

Оборванец, старый и испитой, шатавшийся по Поплеру, из уст какого-то матроса также узнал содержание этих последних радио и содержание заявления клерка на собрании биржи…

Этот оборванец поднял руки вверх и хриплым голосом сказал окаменевшему от изумления матросу:

– Будь благословен тот день, когда я продал китайцу паспорта… Я могу умереть спокойно. Дженни, ты отомщена, понимаешь, матрос, понимаешь, парень, она отомщена…

– Старый сумасшедший, – пробормотал изумленный матрос, отходя от оборванца…

Оборванец, согнувшийся, почти дряхлый старик, побрел дальше, бормоча все те же непонятные слова:

– Да будет благословен тот день… Это говорю я, старый Грэхам… Да будет, говорю я, благословен тот день, когда этот китаец взамен паспортов обещал мне гибель проклятого Джонса…

Он шел, бормоча эти слова и обращая на себя внимание толстых «бобби» его королевского величества.

Секретные отделы французского и британского генеральных штабов, Скотленд-Ярд и сыскные отделения Америки, сыскные бюро Франции работали лихорадочно, устанавливая настроения в рабочих кварталах, производя аресты; желтая пресса, рупор капиталистических династий, непрерывно работала над сотнями клеветнических статей и поддельных телеграмм…

Полковник Маршан, получив радио из Парижа и Константинополя, приготовился к отъезду… Сообщая полковнику Гавварду об этом, он спросил:

– Когда вы выедете, сэр?…

Полковник Гаввард ответил сухо:

– Не позднее чем завтра…

– По распоряжению командования я оставляю два миноносца французского флота для наблюдения за эвакуацией.

– Хорошо… Я уеду на миноносце «Гамильтон»…

– Ваше намерение, я надеюсь, не изменилось, сэр Гаввард?..

С лисьей улыбкой полковник Маршан выслушал ответ:

– Британцы не меняют решений…

– Вы правы. И кроме того, это необходимо… Опасно было бы оста…

Он не закончил, так как полковник Гаввард повторил упрямо:

– Британцы не меняют решений…

Полковник Маршан уехал… Эвакуация шла лихорадочным темпом; вечером полковник Гаввард, оставив дела Стильби – пошел переодеваться…

Он одевался медленно перед огромным зеркалом в оправе из красного дерева… Полковник Гаввард увидел в зеркале сверкающее белизной белье, седые виски и сухое, немного обрюзгшее лицо с мешками под глазами, гладко выбритое…

Безукоризненный фрак лондонского изготовления сказал полковнику, что он еще строен; что выправка полковника Гавварда еще достаточно хороша…

Полковник Гаввард отдал последние распоряжения ординарцу об упаковке вещей, которые полковник распорядился перевезти на миноносец…

– Я буду ночевать на борту «Гамильтона»…

– Есть, сэр.

– По всем делам к майору Стильби…

– Есть, сэр.

Полковник Гаввард из нижнего ящика стола вынул небольшой бумажный пакетик, который был найден возле трупа индуса Абиндра-Ната…

Он бережно спрятал его в боковой карман фрака, еще раз взглянул в зеркало, натянул пальто, поднял воротник и вышел…

Автомобиль привез Гавварда в кабаре «Арлекин»… Сходя, полковник распорядился:

– Ждать у подъезда…

– Есть, сэр…

Шофер-шотландец дал задний ход и откатил машину на несколько шагов назад…

Полковник Гаввард вошел в зал «Арлекина», где был устроен маскарад и неистово визжали скрипки, полузаглушенные гулом пьяных голосов…

Женщины в домино и полумасках, мужчины во фраках и смокингах, в мундирах и френчах и над ними нарастающее безумие ужаса, жажда забыть о завтрашнем дне, о неизбежной расплате, опьянение отчаяния и как бы опьяневшие от людей скрипки и виолончели оркестра…

Пары двигались в бесстыдном, разнузданном ганце, раскачиваясь, медленно испытывая друг друга, бледные от вина лица, блестящие глаза и срывающиеся голоса, неясный гул сотен голосов…

Сам воздух был насыщен опьянением отчаяния и похотью последних наслаждений перед концом…

Банкир Петропуло, толстый и пьяный, раскачиваясь, стал перед Гаввардом:

– Конец мира, сэр, – сказал он, задыхаясь от ожирения сердца и от того, что он, банкир Петропуло, должен бежать, бросив банкирскую контору, – конец мира, сэр… Выпьем поммери, сэр?…

Гаввард отстранил его молча и пошел через зал… Через минуту он столкнулся с Анной Ор… Окруженные синевой глубокие черные глаза встретились с глазами полковника Гавварда…

Он поцеловал ей руку, склоняясь очень низко… Анна Ор была в бальном туалете, от нее сладко пахнуло духами Пивера… На ее лице только судорожно подергивавшиеся углы губ говорили о нервном напряжении…

Полковник Гаввард был до торжественности любезен:

– В боковой кабинет, миледи?.. Здесь угар от шампанского…

Он бросил лакею:

– Поммери сек, фрукты, в боковой кабинет…

Сквозь толстые занавеси глуше звучали скрипки и пьяные голоса…

Полковник Гаввард налил два бокала… Ваза с фруктами стояла посреди стола…

Гаввард сказал медленно:

– Разве вы не уезжаете отсюда, миледи?..

Анна Ор смотрела на него молча…

Он повторил:

– Или вы прониклись симпатиями к большевикам?.. О, годдем…

Полковник Гаввард в упор смотрел на Анну Ор… И в его глазах она прочла то, что знала заранее…

Анна Ор повернулась к зеркалу и стала оправлять свои черные блестящие волосы… В зеркале она увидела, как рука полковника Гавварда опустилась в боковой карман фрака, как та же рука медленно высыпала содержимое пакетика в ее бокал… Гаввард поднял глаза и увидел глаза Анны Ор в зеркале… Он, не торопясь, бросил пакетик под стол.

И когда она повернулась и села в кресло, Гаввард сказал медленно и раздельно:

– Без тостов, миледи, они прозвучат как надгробные речи этой ночью.

Анна Ор подняла бокал с искристым вином…

Холодно и спокойно полковник Гаввард сказал:

– Мы пьем до дна…

Анна Ор что-то хотела сказать, се глаза блестели… Она подняла бокал и залпом выпила его… Затем бросила бокал на стол. Полковник Гаввард медленно поставил свой бокал.

Анна Ор откинула голову на спинку кресла, по ее телу пробежала судорога, в углах губ проступила розовая пена…

Полковник Гаввард посмотрел еще раз на то, что называлось Анной Ор… Автоматически он отметил судорогу, застывшую на лице, и маленькие мелкие морщинки возле глаз.

В зало раздались выстрелы: пьяному офицеру показалось, что вокруг него рабочие, и он стал стрелять из браунинга… Такие же выстрелы раздались на улице…

Полковник британской армии Чарльз Гаввард круто повернулся, прошел через пьяный, охваченный неистовством страха зал, где продолжали раздаваться выстрелы, и сел в автомобиль…

– В порт, – сказал он коротко…

Шофер, обернувшись, сказал:

– Последние ночи, сэр…

Гаввард ничего не ответил: его губы были сжаты и воротник пальто поднят…

В зале продолжали стрелять… Кучка пьяных офицеров стреляла из браунингов, на улице выстрелил кто-то из винтовки. Застревая в дверях, толклись обезумевшие от страха посетители, давя женщин, опрокидывая столы и крича пьяными голосами…

Люстра в боковом кабинете ярко освещала стол с белоснежной скатертью, вазу с фруктами, опрокинутый бокал и откинутое на спинку кресла, искаженное застывшей судорогой, похожее на гипсовую маску лицо Анны Ор…

Об авторе и его романе

Поэт, журналист и прозаик Борис Владимирович Олидорт (1893–1939) публиковался до революции в периодике южной (газета Приазовский край, журнал Звездочка) и центральной (Сатирикон, Рампа и жизнь и другие журналы) России. Выпустил в Москве сборники стихов Геммы (1912) и Тростниковая флейта (1914). В 1918 гг. – редактор-издатель журнала Новости театра (Ростов-на-Дону).

В 1923–1925 гг. под псевдонимом «Марк Максим» напечатал в Новочеркасске и Ростове ряд авантюрно-фантастических романов в духе «красного Пинкертона» – Похождения Баржевского (не оконч.?), Шах и мат, Чемодан из крокодиловой кожи, Смерть Анны Ор.

Роман Смерть Анны Ор явно обязан заглавием чрезвычайно популярной в то время Любви Жанны Ней (1924) И. Эренбурга; в остальном роман весьма вольно трактует события, связанные с интервенцией союзников в Одессе в 1919 г. В центре его – киноактриса Анна Ор, смуглая красавица с черными бархатистыми глазами, в которой без труда угадывается звезда немого кино Вера Холодная (1893–1919).

Внезапная смерть Веры Холодной от испанки в феврале 1919 года породила множество слухов, которые продолжают циркулировать до сих пор в книжных и периодических изданиях России и зарубежья. Актрисе приписывали любовные связи с французским консулом Э. Энно, начальником французского штаба А. Фрейденбергом, белогвардейским генералом А. Гришиным-Алмазовым, работу на французскую контрразведку, большевистское подполье, двойной шпионаж и т. д. Утверждалось, что она была отравлена французами или подпольщиками-чекистами, застрелена революционерами и тому подобное.

В этом смысле роман «Марка Максима» был, по-видимому, первой попыткой эксплуатации легенд о В. Холодной. Среди прочих можно назвать роман украинского писателя Ю. Смолича Cвiтанок над морем (Рассвет над морем, 1953, русс. пер. 1955) – где Холодная, пассия Энно, по его требованию становится любовницей Гришина-Алмазова и информирует французов о деятельности деникинского генерала. В конце концов Энно – страшась, что Холодная в эмиграции сможет «воспроизвести перед мировой общественностью широкую картину американо-англо-французской оккупации» – отравляет актрису «кристаллами» яда кураре. Близкое совпадение ряда мотивов заставляет предположить, что Смолич мог воспользоваться для своей книги романом безвестного автора.

В основанном на романе Смолича опереточном либретто Г. Плоткина На рассвете (ок. 1964) вокруг Холодной увиваются не только французы, но и Мишка Япончик. В 1970 г. в Литературной газете против такого рода домыслов гневно выступил А. Каплер (Каплер А. Адрес – «Кинопанорама» // Литературная газета. 1970. № 40. 30 сент.), написавший затем и очерк Загадка королевы экрана. Но все это не помешало выходу на экраны фильма Н. Михалкова Раба любви (1975), где очевидно «списанная» с Холодной актриса Ольга Вознесенская превращена чуть ли не в красную подпольщицу. Начало же этому буму положил забытый на многие десятилетия роман Олидорта-Максима…

Олидорт отличался бойким пером и романы свои лепил, как пирожки. Так, в 1924 г. он напечатал в харьковской газете Пролетарий (под псевдонимом «Борис Оленин») роман Люди из Лондона. Еще об одном авантюрном романе Олидорта и его газетной работе в середине 1920-х гг. вспоминает в автобиографической повести О моей жизни, книгах и читателях В. Панова: «Сначала я работала в „Трудовом Доне“, потом газета „Советский Юг“ предложила мне писать для нее фельетоны в очередь с Ю. Юзовским и Борисом Олениным (Олидортом). Фельетонами в те времена назывались пространные эссе на какую-либо злобу дня, причем от этих эссе требовалась не только поучительность, но занимательность и даже, насколько возможно, некоторая, что ли, художественность. <…>.

Мы трое – Юзовский, Оленин и я – работали в очередь, темы каждый выбирал себе по своему усмотрению, иногда это было сопряжено с немалыми хлопотами и даже мучениями. <…>.

Тем временем почти такой же подъем переживала <…> газета „Советский пахарь“. Там дела шли отменно плохо, пока не демобилизовался из Красной Армии и не был назначен туда редактором некий Иван Макарьев, крестьянский сын, рязанский мужик, знавший деревню как свои пять пальцев.

<…> Он мобилизовал в свою газету Бориса Олидорта. Олидорт, он же Оленин, был журналист несколько провинциальный, но безусловно способный, этакое бойкое перо, не претендующее на утонченность, но умевшее писать быстро и занимательно. Макарьев позвал его и сказал:

– Сочините роман с продолжением. Чтоб печатать из номера в номер, чтоб герой был простой хлебороб, желательно наш донской казак, и чтоб читатель помирал от нетерпения, дожидаясь очередного номера.

Олидорт не ударил в грязь лицом, он сочинил роман „Приключения Петра Николаева“, в точности такой, какого желал Макарьев. Этот Петр Николаев был донской казак, он сражался против немцев, попал к ним в плен, после множества приключений попал в Африку, а там уже начался такой переплет со львами и крокодилами, что читатели, несомненно, обмирали, ожидая следующего номера, а Олидорт получал столько писем, что в редакции не знали, куда их девать.

Тираж „Советского пахаря“ в кратчайшее время достиг неслыханной цифры».

На задних страницах книг и книжек Б. Олидорта перечислены также романы Ветер с Востока и Дело профессора Леви (публикации не установлены). «Кинороман» Тайна Тамары Джугели означен как вышедший в Тифлисе в 1925 г., однако в крупнейших библиотеках такая книга не обнаружена.

Роман Смерть Анны Ор публикуется по первоизданию (Ростов н-Д.: 1-я гостипография Д.П.Б., 1925) с исправлением ряда устаревших особенностей орфографии и пунктуации, а также очевидных опечаток.

М. Ф.