Текст книги "На ленте Мебиуса"

Автор книги: Марк Клифтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Клифтон Марк
На ленте Мебиуса

Марк Клифтон

НА ЛЕНТЕ МЕБИУСА

Перевод с англ. И. Невструева

Пятница, 11 июня.

Трехлетняя девочка не должна обладать настолько высоким интеллектом, чтобы вырезать из бумаги и склеивать ленту Мебиуса.

И даже если бы это ей случайно удалось, она ни в коем случае не должна иметь таких ассоциативных способностей, чтобы взять мелок и старательно нарисовать непрерывную линию, доказывая таким образом, что у ленты всего одна сторона.

Если же благодаря таинственному стечению обстоятельств это произошло, как объяснить факт, что моя обычно беспокойная дочь – я знаю, что говорю, используя слово "беспокойная" – битые полчаса сидит, подперев подбородок рукой, смотрит прямо перед собой и думает о чем-то так интенсивно, что смотреть на нее просто-напросто больно.

Я сидел в кресле, занятый какой-то работой, а Стар на полу в кругу света, с детскими ножницами в ручке и раскиданными вокруг кусочками бумаги.

Тогда я считал, что она чисто случайно повернула один из них на полоборота.

– Ребенок открывает тайну века, – улыбнулся я, когда она взяла свое творение пухлыми пальчиками. Однако вместо того, чтобы забросить его или разорвать на кусочки, как обычно делают дети, она разглядывала ленту со всех сторон.

А потом схватила мелок и принялась рисовать непрерывную линию, словно проверяя вывод, к которому пришла!

Итак, мои предчувствия подтвердились; до сих пор я боялся четко их сформулировать, но сейчас сомнений больше не осталось.

У Стар был очень высокий показатель интеллекта.

Полчаса я смотрел, как она сидела неподвижно на полу, подогнув одну ногу и подперев подбородок рукой. Ее широко открытые, удивленные глаза изучали потенциальные возможности только что открытого явления.

Воспитание ее после смерти моей жены было немалой проблемой, а теперь еще и это. Если бы она была тупа, как все другие дети!

Глядя на нее, я решил, что нужно делать. Раз уж ребенок этим занялся, придется смириться. Моя задача – облегчить ей жизнь, подготовить ко всем неприятностям, ждущим впереди. По крайней мере, пусть знает, как с ними справиться.

Используя существующие методы исследований, я могу определить ее уровень интеллекта и тем самым установить хотя бы общие размеры проблем, с которыми придется иметь дело. Двадцатипунктовая разница в показателе интеллекта переносит вопрос в совершенно иную фазу. Ребенок с ПИ 100 не имеет ни малейшего понятия о мире, в котором живет ребенок с ПИ 140, а при показателе равном 120 может иметь о нем очень смешное представление. Разницу между 140 и 160 можно сравнить с полевой-мышью и парящим над ней соколом. Мне нельзя совершить ошибку и зачислить Стар не в ту категорию, к которой она действительно принадлежит. Я должен знать точно. А пока буду вести себя, словно ничего не произошло.

– Это называется лента Мебиуса, – прервал я ее раздумья. Она словно проснулась от глубокого сна, и мне не понравился ее взгляд – словно я застал ее на месте преступления.

– Кто-то уже сделал? – разочарованно спросила Стар. Так она знала, что открыла? Что-то во мне замерло от ужаса и тоски, но я постарался, чтобы мой голос звучал как обычно.

– Да, один человек по фамилии Мебиус. Очень давно. Я расскажу тебе, когда ты станешь постарше.

– Нет, сейчас, когда маленькая, – потребовала она, хмуря лоб. – И не рассказывай. Читай.

Что она хотела этим сказать? О, наверно, повторила то, что не раз говорил я, когда хотел услышать от кого-то одни факты, а не общие слова. Да, наверняка так оно и есть.

– Ну хорошо, молодая дама. – Я поднял брови и посмотрел на дочь с деланной строгостью, что обычно вызывало у нее радостный смех. – Сейчас ты сбавишь обороты!

На этот раз она даже не улыбнулась.

Я воспользовался справочником по физике. Он написан не самым простым языком, а я к тому же читал так быстро, как только мог, желая заставить ее признаться, что она ничего не понимает, а потом повторить все более доступно.

А ее реакция?

– Ты читаешь слишком медленно, папа, – пожаловалась она. – Ты говоришь слово, я долго думаю, а потом ты говоришь другое слово.

Я знал, что она имеет ввиду. Помню, в детстве мои мысли кружились вокруг слов, медленно цедимых взрослыми. Паузы между ними были достаточно длинными, чтобы возникали и исчезали целые неведомые никому вселенные.

– И что? – спросил я.

– А то, – сказала она, подражая звучанию моего голоса, что научи меня читать. Тогда я смогу читать так быстрый, как хочу.

– Быстро, – поправил я не очень уверенно. – Наречие, а не прилагательное.

Она нетерпеливо посмотрела на меня, словно давая понять, что знает все штучки Взрослых, желающих выставить детей невежами, и я почувствовал себя дураком.

1 сентября.

Многое произошло за последние несколько месяцев. Я несколько раз пытался так направить разговор со Стар, чтобы затронуть вопрос о ее "недуге", но она проявляет необычайную способность к перемене темы, словно заранее зная, о чем я хочу с ней говорить, и не проявляя к этому интереса. Может быть, несмотря на свою сообразительность, она слишком молода, чтобы понимать, как враждебен мир к интеллекту, выходящему за пределы нормы.

Навещающих нас соседей веселит зрелище Стар, растянувшейся на полу с энциклопедией, почти такой же большой, как она сама, и переворачивающей страницы одну за другой. Только Стар и я знаем, что она читает эти страницы. Соседям хватило объяснения, что она разглядывает картинки.

Они говорят с ней, как с картинкой, и она отвечает как ребенок. Откуда она знает, что нужно вести себя именно так?

За эти месяцы я пытался установить ее показатель интеллекта, используя таблицы для измерения чего-то, о чем мы не имеем понятия. Но либо таблицы никуда не годятся, либо Стар вышла за их пределы.

Итак, Пит Холмс, как ты собираешься браться за проблемы, с которыми должна столкнуться твоя дочь, и помочь ей в их решении, если не имеешь ни малейшего понятия о том, как они могут выглядеть? А ведь я должен знать. Я должен попытаться понять хотя бы часть того, что может стать ее уделом. Не могу же я просто смотреть и ничего не делать.

Только спокойно. Никто лучше тебя не понимает бессмысленности борьбы в весе, значительно превосходящем твой. Сколько студентов, подчиненных и начальников пытались с тобой состязаться? Ты наблюдал за этим и тебе их жаль, ведь они походили на ослов, пытающихся выиграть скачку у чистокровного рысака.

Каково тебе теперь оказаться в шкуре осла? Ты всегда удивлялся, почему они сами не могут понять, что шансов на победу у них нет.

Но ведь это моя дочь! Я ДОЛЖЕН знать!

1 октября.

Стар уже четыре года, и по закону она достигла уровня развития, позволяющего ходить в детский сад. Я в очередной раз попытался подготовить ее к тому, что может там ждать. Она выслушала две мои фразы и тут же сменила тему. Просто не знаю, что об этом думать. Может, она уже знает все ответы? А может, просто не понимает, в чем тут дело?

Я чертовски боялся вести ее вчера утром в первый раз в детский сад. Вечером, когда я сидел в кресле и читал, Стар отложила игрушки, подошла к полке с книгами и вынула том сказок.

Это ее очередная необычная черта. Она усваивает все невероятно быстро, и вместе с тем ее реакции– это нормальные реакции четырехлетней девочки. Она любит куклы, любит читать сказки и играть во взрослых. Нет, она ни в коем случае не чудовище.

Стар притащила книгу к креслу.

– ПапОчка, почитай мне сказку, – попросила она совершенно серьезно.

Я удивленно уставился на нее.

– Что за новость? Сама прочти.

Она подняла бровь, подражая моей характерной гримасе.

– Дети в моем возрасте не умеют читать, – объяснила она. – Я научусь читать только в первом классе. Это очень трудно, а я еще слишком маленькая.

Она нашла решение ждущих ее проблем: конформизм! Научилась скрывать свой интеллект. Многим из нас это умение дорого стоило.

Но зачем демонстрировать это передо мной, Стар?

Впрочем, я могу сделать вид, что купился, если ей так хочется.

– Понравилось тебе в детском саду? – задал я классический вопрос.

– Да! – с энтузиазмом ответила она. – Было здорово!

– А что ты сегодня делала?

– Немного. Я пробовала вырезать кукол из бумаги, но ножницы у меня скользили.

Показалось мне, или в ее серьезных глазах прыгали веселые огоньки?

– Только без крайностей, дорогая, – предупредил я. – Это так же опасно, как чрезмерная сообразительность. Самое главное – быть посредине. Только это мы терпим. Четырехлетняя девочка должна знать, как вырезать бумажных куколок.

– Да? – задумчиво нахмурилась она. – Это, пожалуй, самое трудное, правда, папа? Знать, сколько можно знать.

– Да, это очень трудно, – подтвердил я.

– Да все в порядке, – утешила она меня. – Одна из глупиков показала мне, как это делать, и теперь любит меня. Она помогала мне и сказала другим детям, чтобы тоже меня любили, что они и делают, потому что она главная. Так что я правильно сделала.

"О, нет", – мысленно простонал я. Она уже научилась управлять людьми. Однако потом внимание мое привлекло другое: впервые она назвала обычных людей "глупиками", но сказала это так естественно, что я не сомневался: Стар думала о них так уже долгое время. А потом мои бегущие одна за другой мысли наткнулись еще на один аспект вопроса.

– Да, пожалуй, ты хорошо сделала, – сказал я. – То есть, с этой девочкой. Но не забывай, что за тобой все время следит взрослая воспитательница. А она умнее.

– Ты хотел сказать – старше, папочка, – поправила меня Стар.

– А может, и умнее. Заранее же неизвестно.

– Известно, – вздохнула она. – Просто старше.

Охвативший меня страх заставил перейти к обороне.

– Это хорошо, – решительно произнес я. – Это очень хорошо. Значит, ты можешь от нее многому научиться. Нужно много учиться, чтобы знать, как быть глупым.

Я вспомнил собственную, полную хлопот жизнь, и мысленно добавил: "Иногда мне кажется, что я никогда этому не научусь".

Могу поклясться, что не произнес этого вслух, но Стар утешительно похлопала меня по колену и сказала, словно отвечая на мои слова:

– Это потому, папочка, что ты только немного быстрее. Ты средник, и тебе труднее, чем быстрикам.

– Средник? А что такое средник? – пробормотал я, пытаясь скрыть замешательство.

– Вот видишь, – вздохнула Стар. – Медленно соображаешь. Средник – точно. Другие люди – это глупики, я – быстрик, а ты – средник. Я придумала эти названия, когда была маленькой.

Боже мой! Вдобавок к сообразительности еще и телепатия! Все, Пит, доигрался. Если бы только интеллект, у тебя были бы шансы, но телепатия...

– Стар, – спросил я, – ты можешь читать мысли людей?

– Конечно, папочка, – ответила она, словно я задал самый очевидный из возможных вопросов.

– Ты можешь меня научить?

Она взглянула на меня с лукавой улыбкой.

– Ты уже этому учишься. Но как медленно! Видишь, ты даже не знал, что уже начал учиться.

В ее голосе появилась жалостная нотка.

– Я бы хотела... – начала она, но тут же умолкла.

– Чего бы ты хотела?

– Ты уже понял, папа? Ты спрашиваешь, но у тебя идет медленно.

И все же я догадался, что она хотела сказать. Она тосковала о ком-то, кто мог бы стать для нее настоящим партнером.

Каждый отец готов к тому, что однажды потеряет дочь, но не так быстро. Стар...

Не так быстро...

Снова жизнь.

У нас новые соседи. Стар говорит, их зовут Хоувеллы. Билл и Рут Хоувелл. У них сын, Роберт, скоро ему пять лет.

Стар очень быстро с ним сошлась. Он хорошо воспитан и составляет для нее отличную компанию.

И все-таки я боюсь. Стар как-то связана с их переездом сюда, я в этом уверен. Уверен я и в том, что Роберт – быстрик и телепат.

Неужели Стар, не надеясь, что я скоро сравняюсь с ней, искала все дальше и дальше, пока не установила контакт с другим телепатическим разумом?

Нет, это слишком фантастично. Даже будь это так, как она могла повлиять на события таким образом, чтобы заставить родителей Роберта переехать сюда? Хоувеллы приехали из другого города. Случайно оказалось, что как раз в это время наши прежние соседи уехали, и дом выставили на продажу.

Случайно? Интересно, сколько таких быстриков? И каковы шансы, что один из них "случайно" поселился возле другого?

Я знаю, что он телепат, потому что чувствую, как он читает эти слова.

Я даже слышу его. "О, простите мистер Холмс, я не хотел".

Кажется ли мне, или Стар действительно удалось привить мне зачаток своих способностей?

"Роберт, нехорошо заглядывать без разрешения в чей-то мозг", – сурово подумал я. В качестве эксперимента.

"Я знаю, сэр, и прошу прошения", – Он лежал в постели в своем доме.

"Да, папочка, он правда не хотел", – добавила Стар из своей комнаты.

Не могу описать своих чувств. Бывают минуты, когда слова кажутся пустой оболочкой. Меня изводит беспокойство, и вместе с тем я благодарен, что из меня сделали неуклюжего и заикающегося, но все-таки телепата.

Суббота, 11 августа.

Придумал одну шутку. Я не видел Джима Пьетра уже месяц, с тех пор, как он начал свои исследования в музее. Неплохо было бы вытащить его из норы, а рекламная безделушка, которую потеряла Стар, должна для этого подойти.

Признаться, выглядит она довольно странно. Необычайно Тайный Талисман Подпольной Организации Юных Разведчиков или что-то в этом роде. Необычно то, что нет никаких рекламных надписей. Просто старинная бронзовая монета, даже не совсем круглая. Довольно топорная работа. Чеканят, наверное, миллионами, не меняя матрицы.

Но тем более она годится для того, чтобы послать ее Джиму и попортить ему немного крови. Он всегда умел оценить хорошую шутку. Интересно, как он воспримет новость, что НЕ поднялся выше средника?

Понедельник, 13 августа.

Уже час сижу за столом, глядя перед собой. Не знаю, что обо всем этом думать.

Около полудня в контору позвонил Джим Пьетр.

– Слушай, Пит, – начал он безо всяких вступлений, – что это за шуточки?

Я мысленно захохотал и решил еще сильнее его завести.

– О чем ты? – спросил я. – Шуточки? Какие шуточки? Понятия не имею, что ты имеешь в виду.

– Монету, – откликнулся он. – Монету. Помнишь, ты отправил мне ее по почте?

– Ах, да, – я сделал вид, что только сейчас вспомнил. Слушай, ты большой специалист по металлу, настолько большой, что забываешь своих старых друзей, и я подумал, что, может, таким образом обращу на себя твое внимание.

– Ладно, ты выиграл, – тихо сказал он. – Где ты взял эту монету.

Он выглядел совершенно серьезно.

– Да успокойся, Джим. Я признаю, что это шутка. Стар потеряла эту рекламную безделушку, только и всего.

– Я говорю совершенно серьезно, Пит. К рекламе это отношения не имеет.

– То есть?

Когда мы учились, Джим умел повернуть острие шутки и уколоть им в шесть раз сильнее.

– Откуда это взяла Стар? – резко спросил он.

– Понятия не имею. – Мне это перестало нравиться. Шутка развивалась не так, как я планировал. – Я ее не спрашивал. Сам знаешь, дети собирают всевозможные вещи. Ни один отец не сосчитает того, что они притаскивают домой из магазина.

– Она не могла получить ее в магазине, – сказал он, старательно выговаривая слова. – Она не могла получить ее нигде и ни за какую цену. В сущности, если следовать логике, эта монета вообще не существует.

Я рассмеялся. Это был все тот же старый, добрый Джим.

– Ладно, ты отыгрался. Один – один. Может, заглянешь как-нибудь на ужин?

– Загляну. И еще сегодня, – мрачно ответил он. – Как только ты вернешься домой. Это вовсе не шутка, дубина, понимаешь? Ты говоришь, что получил от Стар, и я тебе, конечно, верю. Но это не мусор и не игрушка. Это настоящее. – Он помолчал, а потом с беспомощным удивлением добавил: – Вот только это не может существовать.

Постепенно меня начал охватывать страх. Когда Джим говорил, что не шутит, ему можно было верить.

– Ну хорошо. Может, ты все-таки объяснишь, в чем дело?

– Так-то лучше. Пит. Вот что нам удалось узнать об этой монете. Она из Египта, вероятно, эпохи фараонов, сделана вручную, из неизвестного сегодня сплава бронзы. Ее возраст мы оцениваем в четыре тысячи лет.

– Но в этом нет ничего таинственного, – заметил я. – Вероятно, какой-то коллекционер рвет сейчас волосы на голове, пытаясь найти. Он потерял, а Стар ее нашла. В музеях и частных коллекциях должна быть масса таких монет.

Я говорил скорее для себя, чем для Джима, он знал все это и без моих напоминаний. Дождавшись, когда кончу, он продолжал свою лекцию:

– Во-вторых, у нас в музее один из ведущих экспертов-нумизматов всего мира. Как только я увидел, из какого металла сделана монета, я отнес ее к нему. А теперь сядь поудобнее, Пит. Так вот, эксперт утверждает, что такой монеты нет ни в одном музее и ни в одной коллекции мира.

– Вы там в музее иногда превосходите самих себя. Спустись на Землю, Джим. Где-нибудь когда-нибудь какой-нибудь коллекционер включил ее в свою коллекцию и сидел тихо – ты сам знаешь, что они за люди. Целыми днями сидят в затемненных комнатах и разглядывают свои сокровища, о которых не знает никто, кроме...

– Ну, хорошо, умник, – прервал он меня. – Вот тебе в-третьих. Этой монете по крайней мере четыре тысячи лет и вместе с тем она совершенно НОВАЯ! Интересно, как ты это объяснишь?

– Новая? – спросил я слабым голосом. – Не понимаю.

– По старым монетам видно, что они использовались. Острые края закругляются, поверхность окисляется, меняется молекулярная структура, образуются кристаллы. На этой монете нет никаких закруглений, никаких окисных пленок, никаких изменений в молекулярной структуре. Словно ее отчеканили вчера. ОТКУДА ВЗЯЛА ЕЕ СТАР?

– Подожди минуточку, – попросил я и мысленно вернулся в субботнее утро. Стар и Роберт играли. Если над этим задуматься, это была какая-то особенная игра.

Стар вбегала в дом и останавливалась перед стеллажом, на котором стоит энциклопедия. Роберт считал вслух, стоя во дворе перед деревом, а Стар довольно долго разглядывала энциклопедию.

Потом я услышал, как она буркнула:

– О, это хорошее место.

А может, она просто подумала, а я услышал. В последнее время такое случается часто.

Потом она выбегала наружу, а минутой позже появлялся Роберт и останавливался перед тем же стеллажом. Следующие несколько минут царила тишина, нарушаемая наконец громким смехом и криками, после чего перед полками снова появлялась Стар.

"Как он меня находит? – услышал я как-то ее мысли. – Никак не могу понять".

В одну из пауз Рут через изгородь окликнула меня:

– Эй, Пит, не знаешь, куда делись дети? Пора выпить молока с печеньем.

Хоувеллы очень хорошо относятся к Стар. Я встал из-за стола и подошел к окну.

– Не знаю, Рут. Крутились здесь еще несколько минут назад.

– Я вовсе не беспокоюсь, – откликнулась она, стоя на лестнице, ведущей в кухню. – Они хорошо знают, что им нельзя одним переходить через дорогу. Наверное, пошли к Мэри. Как вернутся, скажи им о молоке и печенье.

– Сделаю, Рут.

Она исчезла в кухне, а я вернулся к работе.

Вскоре после этого ребятишки ворвались в дом; и мне удалось задержать их настолько, чтобы сказать о ждущих лакомствах.

– Я первый! – крикнул Роберт.

Не задерживаясь, они наперегонки помчались к двери. Именно тогда Стар потеряла монету, а я поднял ее и отправил Джиму.

– Алло, Джим? Ты еще слушаешь?

– Слушаю и жду ответа.

– Знаешь что, лучше всего приходи сейчас же. Я уйду из конторы, и встретимся у меня. Сможешь?

– Смогу ли я? – воскликнул он. – Шеф велел мне бросить все и заняться только этой монетой. Буду через четверть часа.

И он положил трубку. Я задумчиво сделал то же самое и спустился к машине. Поворачивая в нашу улицу, я увидел Джима, подъезжающего с другой стороны. Детей нигде не было видно.

Когда Джим вылез из машины, на его лице я увидел выражение такого нетерпения, какого не видел еще никогда. Я не думал, что по мне видны все мои опасения, но, когда Джим на меня взглянул, он сразу посерьезнел.

– Что происходит, Пит? – спросил он почти шепотом. – Что происходит?

– Не знаю. Во всяком случае, не уверен. Пошли в дом.

Я провел Джима в кабинет. Большое окно из него выходит в сад позади дома, и мы видели все как на ладони.

Поначалу все выглядело вполне невинно – просто трое ребятишек, играющих в прятки. Мэри, дочка соседей с другой стороны улицы, стояла у дерева.

– А теперь слушайте, – сказала она. – Прячьтесь так, чтобы я могла вас найти, или не буду играть.

– Мы далеко не прячемся, – упирался Роберт. Как большинство мальчиков его возраста, он использует при разговоре полный объем легких. – Только гараж, деревья и те кусты. Ищи лучше.

– И еще другие дома, деревья и кусты! – возбужденно крикнула Стар. – Там тоже можно искать.

– Точно! – подхватил Роберт. – Целая куча домов и деревьев, особенно деревьев. Ищи лучше.

Мэри раздраженно покачала головой.

– Я не знаю, о чем вы, и мне это не интересно. Прячьтесь так, чтобы я могла вас найти.

Она повернулась лицом к дереву и принялась громко считать. Будь я один, наверняка бы решил, что у меня нелады с глазами или начались галлюцинации. Но рядом стоял Джим, видевший то же самое.

Когда Мэри начала считать, остальные двое и не подумали убегать. Они взялись за руки, потом словно замерцали... И ИСЧЕЗЛИ!

Мэри закончила счет и быстро проверила немногочисленные уголки двора, где можно было спрятаться. Не найдя никого, расплакалась и побежала к дому Хоувеллов.

– Они снова убежали! – пожаловалась девочка Рут, занятой чем-то на кухне.

Мы с Джимом продолжали стоять у окна. Я взглянул на него: он был бледен, как труп, и я вряд ли выглядел лучше.

Снова что-то замерцало. Стар, а секундой поаже и Роберт появились из воздуха и побежали к дереву, крича:

– Раз, два, три, а вот и мы!

Мэри зарыдала еще громче и убежала домой.

Я позвал Стар и Роберта. Они пришли, по-прежнему держась за руки, пристыженные и вместе с тем воинственные.

С чего же начать? Что, черт возьми, я должен им сказать?

– Это нечестно, – пальнул я наугад. – Мэри же не может вас там найти.

Стар побледнела так, что на носу ее проступили веснушки, обычно скрытые загаром, а Роберт покраснел и резко повернулся к ней.

– Я же говорил, Стар! Говорил, что это неспортивно! сказал он обвиняющим тоном, после чего обратился ко мне: Все равно Мэри не может играть в прятки. Она только глупик.

– Оставим это на минутку. Стар, а где вы, собственно, были? – спросил я.

– Недалеко, папа, – неуверенно ответила она, стараясь выкрутиться. – Играя с ней, мы уходим совсем недалеко. Она должна нас там найти.

– Ты не ответила на мой вопрос. Куда вы уходите?

Джим показал ей бронзовую монету, которую я ему прислал.

– Видишь, Стар, – сказал он на удивление спокойно. – Мы нашли это.

– Я не должна вам говорить. – Она с трудом сдерживала слезы. – Вы только средники и не поймете. – Потом почти с раскаянием обратилась ко мне: – Папа, я пыталась тебе это передать, но ты ничего не можешь прочесть. – Она хлопнула Роберта по плечу. – А Роберт делает это очень хорошо. – Она сказала это так, словно хвалила за умение пользоваться ножом и вилкой. – Даже лучше меня, потому что я не знаю, как он так быстро меня находит.

– Могу тебе сказать, Стар! – выкрикнул Роберт, пытаясь скрыть смущение за потоком слов. – У тебя просто нет воображения. Никогда не встречал никого с таким слабым воображением!

– А вот и есть! – запротестовала она. – Ведь это я придумала игру. Это я тебе показала, что нужно делать, разве нет?

– Ладно, ладно! – откликнулся он. – Но тебе нужно смотреть на книгу, чтобы знать, что в ней есть, и потому остается след. Я только проверяю, куда он идет, переношусь в это место – а ты там. Все просто.

Стар от удивления открыла рот.

– Я никогда об этом не думала, – призналась она.

Мы с Джимом прислушивались к их разговору. Значение того, что они говорили, постепенно проникало в наши отупевшие мозги.

– Так или не так, а все равно у тебя нет воображения, закончил спор Роберт и сел по-турецки на пол. – Ты не можешь телепортироваться в место, которого нет.

Стар села рядом с ним.

– А вот и могу! А Лунные Люди? Ведь их еще нет, они только будут.

Роберт посмотрел на нее,

– Ты же знаешь, что они уже были. – Он развел руки, словно бейсбольный судья. – То есть для твоего папы их еще не было, а для тех существ с Арктура – уже были.

– Ты тоже не телепортировался в место, которого нет, парировала Стар.– Что, съел?

Я указал Джиму на кресло, а сам упал на другое. Наконец-то контакт с чем-то привычным и ощутимым.

– А сейчас, ребята, – прервал я их попытки уйти от ответа, – начнем сначала, Если я правильно понял, вы можете переноситься в прошлое и будущее?

– Ну, конечно, папа, – ответила Стар, развязно пожав плечами. – Просто телепортируемся туда, где хотим оказаться. Это совсем не опасно.

И эти-то дети слишком малы, чтобы в одиночку переходить улицу!

Пару раз в жизни я уже переживал шок и сейчас испытывал то же самое – я слишком отупел, чтобы реагировать на что-либо. Все казалось мне почти нормальным.

– Хорошо, хорошо, – сказал я, с удивлением отметив, что пользуюсь тем же тоном, как во время спора о том, кому достанется самый большой кусок торта. – Я еще не знаю, опасно это или нет. Нужно об этом подумать. А пока скажите, как вы это делаете.

– Было бы гораздо проще, если бы ты мог это прочесть, – с сомнением сказала Стар.

– Допустим, я глупик и вам нужно рассказать это словами.

– Помнишь ленту Мебиуса? – спросила она, начиная с самых азов, словно объясняла что-то ребенку.

Да, я помнил. Помнил и когда это было: более года назад. Значит, ее беспокойный, гениальный ум все время работал над этим вопросом. А я-то решил, что она давно все забыла.

– Это полоска бумаги, один конец которой закручивают на сто восемьдесят градусов и соединяют с другим, – добавила она, словно подгоняя мою работающую слишком медленно память.

– Да, знаю. Мы все знаем эту ленту Мебиуса. Джим производил впечатление слегка удивленного – я никогда ему об этом не говорил. – А потом идет листок, который закручивают на полоборота и склеивают края...

– Бутылка Клейна, – вставил Джим.

Стар облегченно взглянула на него.

– Хорошо, что вы это знаете, так будет легче. А теперь следующий шаг: берем куб... – По лицу ее мелькнула тень сомнения. – Этого нельзя сделать руками, а только в уме, потому что это воображаемый куб.

Она вопросительно посмотрела на нас, и я сделал знак продолжать.

– А потом с ним делают то же, что и с бутылкой Клейна. Если сделать это с очень большим кубом, в котором можно разместиться, то можно телепортироваться, куда захочешь. Вот и все, – торопливо закончила она.

– Где вы были? – спросил я, не повышая голоса.

Нужно будет еще подумать над техникой, которой они пользовались. Моих знаний физики хватало, чтобы понять: именно так множились измерения – линия, плоскость, куб: геометрия Эвклида; лента Мебиуса; бутылка Клейна, не названный еще перекрученный куб: эйнштейновская физика. Да, это выглядело правдоподобно.

– Ну... – неуверенно начала Стар. – В Риме, в Египте... В разных местах.

– И в одном из мест вы нашли эту монету? – спросил Джим.

Он как мог старался, чтобы его голос звучал естественно, и, признаться, у него неплохо получалось. Я отлично понимал, что он должен чувствовать, видя открывающуюся перед ним неисчерпаемую сокровищницу знаний.

– Это я ее нашла, папочка, – ответила Стар. Слезы выступили на ее глазах. – Она лежала на земле, и Роберт меня уже почти нашел, а я забыла о ней, так быстро убегала. – Она умоляюще смотрела на меня. – Я не хотела ее украсть, папочка, я никогда ничего не крала. Я хотела оставить ее, где она лежала, но потеряла, а потом прочла, что ты ее нашел. Наверное, это очень плохо с моей стороны.

Я потер ладонью лоб.

– Оставим оценки на потом, – сказал я, чувствуя что-то вроде головокружения. – А как насчет переноса в будущее?

На этот раз заговорил Роберт.

– Нет никакого будущего, сэр. Я все время говорю это Стар, но она девочка и не понимает. Это все прошлое.

Джим выглядел так, словно в него ударила молния. Он уже открыл рот, желая возразить, но я отрицательно покачал головой.

– Может, ты объяснишь, Роберт? – попросил я.

– Ну, это не так просто, – сказал он, хмуря брови. – Даже Стар не понимает, а ведь она быстрик. Но я старше ее. – Он снисходительно посмотрел на нее, но, впрочем, тут же встал на ее защиту: – Когда ей будет столько лет, сколько мне, она поймет. – И он утешительно похлопал девочку по плечу.

– Возвращаешься в прошлое – дальше, чем Египет и Атлантида – и вдруг попадаешь в будущее.

– А я делала вовсе не так, – покачала головой Стар. – Я ПРИДУМЫВАЛА будущее. Придумывала, как оно будет выглядеть, переносилась туда, придумывала снова и так далее. Я тоже умею думать.

– Это одно и то же будущее, – авторитетно заметил Роберт. – Так должно быть, потому что все это случилось. Ты не могла найти рая, потому что никогда не было Адама и Евы, – это он Стар. А потом мне: – Это вовсе не значит, что человек произошел от обезьяны. Человек породил самого себя.

Джим был уже на грани удара. Он наклонился вперед с налитым кровью лицом и вытаращенными глазами.

– Как? – струдом выдавил он.

Роберт смотрел куда-то прямо перед собой.

– В далеком будущем – я говорю о будущем, как его понимают глупики – у людей начались неприятности. Очень большие неприятности. Среди них были такие, кто открыл тот же способ путешествий, что мы со Стар. Когда Солнце должно было взорваться и стать новой звездой, целая их толпа телепортировалась во времена, когда Земля была молодой, чтобы начать все сначала.

Джим таращился для него, не в силах выдавить ни слова.

– Не понимаю, – сказал я.

– Не все могли это сделать, – терпеливо объяснял Роберт. – Только несколько быстриков. Но они забрали с собой много других людей, и все перенеслись. – Он заколебался. – Думаю, потом быстрики перестали интересоваться не быстриками. Во всяком случае, глупики становились все глупее и в конце концов почти не отличались от животных. – Он на мгновение заткнул нос. – Они плохо пахли и считали быстриков богами.

Взглянув на меня, он пожал плечами.

– Я не знаю точно, что произошло. Я был там всего несколько раз. Это не очень-то интересно. Впрочем, – закончил он, – быстрики в конце концов исчезли.

– Хотела бы я знать, куда они пошли, – вздохнула Стар. Я погладил ее по руке и вновь занялся Робертом.

– Я все еще не понимаю.

Он схватил ножницы, кусочек пластыря и лист бумаги, быстро вырезал узкую полоску и склеил из нее ленту Мебиуса, после чего принялся писать на ней: "пещерные люди, люди те, люди эти, люди My, люди из Атлантиды, египтяне, исторические люди, мы, люди атома, лунные люди, люди планет, люди звезд..."

– Вот, – сказал он, – лента заполнилась. Теперь ясно видно: после людей звезд сразу идут пещерные люди. Все друг с другом связано. Это не прошлое и не будущее, это просто существует. Понимаете?

– Интересно, как быстрики спрыгнули с ленты, – буркнула Стар.