Текст книги "Конец белого ордена"

Автор книги: Марк Чачко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава седьмая

1

Открыв дверь, Катя Коржавина увидела незнакомого человека в потертом пальто. Это был Мещерский. Он учтиво приложил руку к головному убору и негромко, даже несколько таинственно произнес:

– Привет вам от кузена.

Катя насторожилась. Мещерский, заметив это, быстро ее успокоил, сказав, что от Игоря Антоновича Севского Митя перебрался к нему, в Измайлово, у него Мите будет безопасней.

– Митя очень хочет вас сейчас повидать, – сказал Мещерский.

– Большое спасибо, – ответила Катя и попросила гостя войти.

Мещерский уклонился, сказав, что подождет девушку в передней. Катя удивилась:

– Разве это так срочно?

– Желательно поскорее. Я обещал ему привезти вас тотчас же… Капризничает как маленький. Да это ему простительно. Столько перенес!

– Хорошо, – сказала Катя. – Я только маму предупрежу.

Мещерский и Катя вышли на улицу и направились к трамвайной остановке. Катя ничего странного не нашла в том, что Севский посчитал необходимым так быстро переселить Митю. Очевидно, это нужно для Митиной безопасности.

…Трамвай тащился медленно по грязным и запущенным улочкам. Пассажиры сидели молча, погруженные в свои думы. Мещерский же был говорлив и развлекал попутчицу забавными историями.

На конечной остановке сошли с трамвая и углубились в Измайловский лес. Катя без колебаний следовала за своим провожатым, радовалась тому, что с Митей все так хорошо устроилось. В лесу он скорее окрепнет, поправится и сумеет уехать куда-нибудь в провинцию. И забудет все ужасы, все пережитое в белой армии.

Но что-то в поведении спутника по мере того, как они все дальше и дальше уходили от заставы, изменилось. В словах сквозила какая-то усмешка, взгляд становился все пытливей, острей. Катя внимательно взглянула на провожатого. Кто он? Что за человек? Наверное, тоже какой-нибудь «бывший»?

С еле скрываемой тревогой она спросила:

– Еще далеко?

– Да нет, уже близко. Сейчас покажутся артиллерийские склады, и мы у цели.

– Вы что же, живете на территории артиллерийского склада?

– Вроде того, – неопределенно отозвался Мещерский.

Беспокойство охватило девушку. Она с опаской посмотрела на потерявшего всю свою вежливость провожатого, не зная, что и подумать. Чувствовала, что надвигается что-то страшное. Сердце забилось. Катя остановилась и, запинаясь, виновато сказала:

– Извините меня, но лучше… лучше я вернусь домой. К Мите пойду в другой раз…

– Какие глупости! Мы почти у цели. Пошли.

– Нет, я передумала. Вы уж меня извините…

Она поклонилась и повернула назад. Мещерский грубо схватил ее за руку, стиснул так, что она закричала жалобным, срывающимся голосом:

– Как вы смеете!

На звук голосов из-за деревьев вышли двое. Это были офицеры, служившие, как и Севский, в Измайловских артиллерийских складах. Севский, примчавшийся сюда заранее, сумел предупредить их об опасности провала. Нужно было менять явки, пароли, а кое-кому и убираться как можно скорее из Москвы. Увидев Мещерского с девушкой, они остановились. Поручик Вадбольский недовольно проговорил:

– Нашли время амурничать. Неприятные новости…

– Знаю, – отрезал Мещерский. – Помогите мне лучше справиться с этой гадюкой. Ее надо допросить!

Катя побледнела, только теперь она поняла, какая опасность ей угрожает. Кричать, звать на помощь? Мещерский, будто угадав ее мысли, предупредил:

– Не вздумайте орать. Это бесполезно, кругом все равно никого нет. Если вы невиновны, мы вам ничего плохого не сделаем.

Катя рванулась изо всех сил, закричала:

– Помогите!

Мещерский точно клещами стиснул ей горло. А Вадбольский замахнулся на нее кулаком. И тут произошло нечто неожиданное. Утверждая, что кругом никого нет, Мещерский ошибался. Кроме трех офицеров, в этом уголке леса находился еще один человек. Павел Устюжаев!

…Получив от Якубовского задание, Устюжаев сразу же отправился к Арбату, разыскал Афанасьевский переулок и медленно зашагал к четырнадцатому дому, размышляя о том, где лучше ему выбрать место для наблюдения. У дома Устюжаев обратил внимание на прохожего, который шел по противоположной стороне улицы. Чекист узнал в нем офицера, приходившего на свидание на Брянский вокзал и назвавшего себя Петровым. Да, Павел был на верном пути…

Мещерский остановился как раз у дома номер четырнадцать. Прежде чем войти в парадное, огляделся. Проходивший мимо неказистый парень, на ходу затягивавший ремень, подозрения у него не возбудил. Он постучался к Коржавиным.

А вскоре офицер вышел из дому с девушкой, которая весьма походила на Катю Коржавину. Володя ее не раз описывал Устюжаеву.

Умело прячась, Устюжаев добрался с этой парочкой до Измайловского парка, вместе с ними вошел в лес. На одной из полянок офицер и его спутница остановились. Между ними произошел какой-то резкий разговор. Потом к ним присоединилось еще двое в солдатских шинелях. О таких людях говорят: «солдаты из офицеров».

Из своего укрытия Павлу хорошо было видно, как один из мужчин схватил девушку за горло, а другой замахнулся на нее кулаком. Что происходит в этой группе? Стычка сообщников или расправа над честным человеком? Устюжаев еще не знал, что связывает Катю Коржавину с этими людьми, один из которых, несомненно, принадлежал к контрреволюционной организации.

Но не отозваться на крик о помощи Устюжаев не мог. В два прыжка он достиг полянки, поднял наган и громко приказал:

– Ни с места! Руки вверх!

Мономаховцы обернулись, подняли руки над головой. Что делать дальше? Обезоружить, но как? Их трое, а он один. Приказать сдать оружие? Опасно. Заставить повернуться спиной и самому обыскать их?

Но мономаховцы уже пришли в себя. Увидев, что против них действует всего один человек, они стали медленно отходить друг от друга. Первый, у кого сдали нервы, был Мещерский. Судорожно засуетившись и не попадая рукой в карман, где у него лежал пистолет, он крикнул сообщникам:

– Стреляйте! Стреляйте в него!

Все дальнейшее произошло в считанные секунды. Мономаховцы, выхватив револьверы, открыли пальбу. Стреляя, они разбежались в разные стороны. Устюжаев тоже выстрелил несколько раз.

…Услышав грозный окрик неизвестного парня, Катя вместе с другими бессознательно подчинилась. Ее враги разбежались, отступили за деревья, и девушка, оставшись одна, не разбирая дороги и путаясь в кустах, бросилась к опушке…

Кто-то из белогвардейцев, низко пригибаясь, переменил место. Устюжаев выстрелил удачно. Бежавший ничком ткнулся в траву и затих. Кажется, одним врагом стало меньше. И в тот же миг ответная пуля настигла Павла. Нога у него подломилась, и он тяжело сел на землю.

Потревоженные выстрелами, надрывно кричали грачи, кружились над гнездами. Заволакивая небо, ползли темные тучи, в лесу стало сумрачно. На выстрелы, очевидно, никто не обратит внимания. В этом районе стрельба была не в диковинку. Затаив дыхание Устюжаев прислушался. Боль в ноге прошла, только горячая кровь неприятно струилась по бедру, щедро пропитывая одежду. Враги тоже притихли, выжидая, когда можно будет выстрелить наверняка.

Устюжаев приподнялся, ему показалось, что слева, метрах в тридцати от него, в кустах что-то шевельнулось, и он выстрелил. И тут же сам почувствовал, как пуля ударила в плечо. Подумал со злобой: «А ведь ухлопают, сволочи!» В глазах снова потемнело, к горлу подступила тошнота. Он жадно глотнул воздух, поборол слабость. И вдруг услышал топот шагов. Кто-то убегал. А может, просто хотел найти более удобную позицию. Устюжаев долго шарил взглядом по кустам, разглядывая каждый бугорок, пенек, выступ. И внезапно обнаружил противника.

Раненый Мещерский, опустив голову, сидел на земле, привалившись плечом к старой березе. Ничего не стоило сейчас его прикончить. Но Устюжаев медлил. Какое-то странное чувство шевельнулось в его душе, чувство жалости к человеку. Неприятно было стрелять в него, вот такого, корчившегося от боли. Нет, добивать раненого он не будет. К тому же нужно кого-то из заговорщиков захватить живым. Устюжаев крикнул:

– Бросай оружие!

Мещерский поднял голову. Лицо его от боли и злобы передернулось. Он сделал усилие, медленно поднял пистолет, но застонал от боли, выронил оружие и повалился на бок. Он не собирался церемониться с раненым противником, это точно.

…Минуты текли медленно. Устюжаев подумал, что хорошо бы перевязать раны, иначе он изойдет кровью. Но сил не было, голова кружилась, кружилось небо с бледными, чуть проступившими звездами, кружились деревья с грачиными гнездами, казалось, кружится весь этот жестокий, беспощадный мир.

2

Пробежав одну за другой несколько полян, Катя остановилась. Погони не было. Стрельба прекратилась. Девушка оглянулась, соображая, в какую сторону ей идти. И внезапно мысли вернулись к недавним событиям. В памяти встала рослая фигура парня, выскочившего из-за кустов ей на выручку. Что сейчас с ним? Жив ли он, ранен? Нет, не выяснив, что случилось с человеком, который так благородно бросился ее спасать, она не уйдет. А вдруг действительно этот парень ранен и нуждается в помощи?..

Превозмогая страх, Катя повернула назад. Шла медленно, осторожно, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Наконец вот и знакомая поляна, на которой росли старые березы. На опушке, уткнувшись в траву, лежит человек в солдатской шинели. Катя в ужасе отстранилась. Лежащий не двигался, он был мертв.

С трудом Катя сделала еще несколько шагов. От испуга отнимались ноги, и она шла, петляя между кустов. На повороте тропинки, впереди себя, она увидела еще одного человека. Это был тот самый парень, который спас ей жизнь. В неловкой позе он сидел под деревом, держа в руке наган. Лицо его было мертвенно-бледным.

– Не подходите, стрелять буду! – с трудом сказал Устюжаев, недобро глядя на девушку.

Остановившись, Катя жалобно ойкнула:

– Вы ранены?! Как вам помочь? Скажите…

На мгновение Устюжаев заколебался. Кажется, голос девушки звучал вполне искренне, и было бы глупо отказываться от ее помощи. Уже почти в забытьи Павел прошептал пересохшими губами:

– Позовите людей…

Катя огляделась, соображая, в какую сторону ей кинуться, чтобы скорее добраться до больницы или учреждения и вызвать карету «Скорой помощи», привести людей.

Парень застонал. Катя сорвалась с места и побежала. Она неслась с такой быстротой, на какую была только способна. На бегу споткнулась и угодила в глубокую яму. Вылезла, вся облепленная грязью. Побежала дальше. Сердце неистово колотилось, пот застилал глаза. С дорожки сбилась и бежала теперь напрямик, в том направлении, в котором, как ей казалось, находилась улица. Продралась через кустарник и увидела высокую каменную ограду. Спотыкаясь, падая, побежала вдоль этой глухой стены. Добралась, наконец, до входных железных ворот. Забарабанила в дверь сторожевой будки.

Дверь распахнулась, и боец с винтовкой сердито крикнул с порога:

– Ты чего хулиганишь? Что надо?

Задыхаясь от волнения, Катя взмолилась:

– Товарищ, помогите! Тут недалеко человека ранили. Ему помочь надо. Немедленно. Вызвать врача. Только скорее, пожалуйста. Позвоните в «Скорую помощь»…

Боец недоверчиво оглядел девушку. Вид у нее был страшный, растерзанный. Платье в грязи, голос охрипший, совсем девчонка не в себе. После некоторого раздумья он спросил:

– Сильно раненный?

– Да, очень. Звоните врачу, прошу вас. Дорога каждая минута. Ведь он может умереть там. Господи!

Она вдруг заплакала. Боец почесал затылок, помялся, вздохнул. Сказал сочувственно:

– Ладно, постой тут. Сейчас дежурного позову.

Вскоре дверь будки снова отворилась. Вышел прыщеватый человек в кожанке и с пистолетом в деревянной кобуре.

Катя и ему горячо повторила свою просьбу. Дежурный хмуро отозвался:

– Хорошо, сейчас пойдем за раненым. У нас свой санитарный пункт.

Вскоре небольшая команда тронулась в путь. Катя шла впереди как проводник. Блуждали недолго. Успокоившись, Катя сориентировалась и привела солдат на ту полянку, где лежал раненый парень, а сама, обессилев, опустилась на землю.

Устюжаев был в глубоком обмороке. Его уложили на носилки и понесли.

Катя могла бы хоть сейчас уйти домой. Все, что нужно было, она сделала. Раненому окажут медицинскую помощь. Но она, с жалостью глядя на покрытое мертвенной бледностью лицо парня, отправилась за носилками. Вместе с ними вошла в ворота. Тяжелые створки медленно закрылись за нею.

Когда проходили мимо каменного одноэтажного домика, из раскрытого окна кто-то крикнул:

– Касаткин, быстро ко мне!

– Слушаюсь, – отозвался человек в кожаной куртке и повернул к крыльцу.

Голос человека, отдавшего это приказание, показался Кате странно знакомым. Она оглянулась, но человек уже отошел от окна.

– Куда мы пришли? – спросила Катя, обращаясь к одному из солдат.

– Измайловские артиллерийские склады…

* * *

Придя на Большую Полянку, Баженов не застал Корабельникова. Но в условленном месте лежала записка, наспех набросанная Володей.

– Так вот где прятался царский родич, – проговорил Якубовский, прочитав записку.

– Ценности он не представляет, но упустить нам его нельзя.

– Никак нельзя, – согласился Баженов. – И, видимо, не с пустыми руками улепетывает за границу этот Романов.

– Тоже верно. Неясно только, почему белогвардейцы решили перевести его на новую конспиративную квартиру. Чем им не подходила старая? Или ради безопасности они так часто меняют его местожительство? Да, кстати, сегодня мне передали из отдела письмо. Прислал его санитар той самой Канатчиковой больницы. И подпись есть: Хайбула. По-видимому, татарин. Он пишет, что у доктора Алферова бывают посетители, не похожие на больных, а скорее, пишет он, на «бывших», на «ваше благородие». Доктор Алферов…

Якубовский задумался.

– Нужно ехать в больницу. Познакомимся поближе с этим доктором, – сказал Баженов.

– Не рано ли? Может быть, стоит дождаться вестей от Володи? Как бы нам раньше времени не спугнуть белогвардейцев.

– Познакомимся тихо-благородно. Надо же нам узнать, где сейчас Володя. Быть в курсе его дел и намерений…

– Да, это верно. Едем в больницу.

На стареньком скрипучем автомобильчике Якубовский и Баженов приехали на Канатчикову дачу.

Главный врач больницы познакомил их с доктором Алферовым и попросил провести посетителей по палатам. Осмотр начался с первого корпуса.

– В этой палате, – давал пояснения доктор Алферов, – содержатся безнадежные хроники. Старик, который так стремительно шагает из угла в угол, – параноик, одержимый страхом преследования…

Обошли несколько палат. Алферов нервничал, путался, был явно не в своей тарелке. Когда шли по пустынному коридору, Якубовский, наклонившись к уху доктора, тихо спросил:

– А какой психической болезнью страдал Андрей Кириллович?

Доктор Алферов остановился как вкопанный. Лицо его обвисло, посерело. Он с трудом произнес, положив руку на сердце:

– Я не виноват…

На первом же допросе доктор Алферов признался во всем. Он рассказал, что у него при больнице около трех недель жил великий князь Андрей Романов. Приютил по просьбе подполковника Улыбышева, с которым его, Алферова, связывают узы юношеской дружбу. Они когда-то вместе учились в одной гимназии, даже в одном классе. Сегодня высокого гостя Улыбышев увел.

– Куда именно?

– Этого я не знаю.

– Где живет подполковник Улыбышев?

– На Покровке.

– Где именно?

– Точно не знаю. Я у него в гостях никогда не бывал.

– Но ведь он ваш друг?

– Да, это так. Но сейчас у нас слишком мало общих интересов. Подполковник Улыбышев – военный, а я, как видите, врач.

– И все же его просьбу, хотя она и незаконная, выполнили?

– Из соображений гуманности.

– А может, низкопоклонства?

– Допускаю и это. Все же великокняжеская фамилия… Ударило в глаза, затмение нашло. Сам я, уверяю вас, простого происхождения…

3

В девять часов утра нашелся Корабельников. Никогда Володя не видел Глеба Илларионовича таким довольным, как в момент встречи.

– Целый, невредимый, – радостно говорил Глеб Илларионович, крепко стискивая руку парию, – и двух крупных щук выудил, привел под конвоем. Ну, говори…

Выслушав рассказ Корабельникова о том, что произошло с ним на квартире у балерины, Якубовский распорядился:

– Этого Севского надо немедленно арестовать. Василий Никитич, действуй. Белогвардейцы встревожены и попытаются скрыться. Севского надо взять в первую очередь. Артиллерийские склады не такое место, где можно оставить хозяйничать врага хоть на одну минуту. А мы с Володей пустимся в погоню за беглецами. Надо перехватить их еще до границы.

Пожелав друг другу удачи, они расстались.

* * *

Баженову в помощь выделили красноармейцев из чекистского отряда. На автомашине он помчался в Измайлово.

В контрольно-пропускной будке часовой потребовал от Баженова мандат. Баженов предъявил документы. Часовой вызвал караульного начальника. Это был Касаткин. Увидев мандат Чека, Касаткин побелел и стал что-то лепетать в свое оправдание.

Оставив на контрольно-пропускной будке трех красноармейцев с наказом никого не выпускать, Баженов с остальными бойцами быстро направился к канцелярии.

У складских и служебных построек был обшарпанный вид. В грязных стенах зияли трещины, крыши во многих местах провалились, рамы с выбитыми стеклами вкривь и вкось висели на петлях. На плацу где попало стояли поржавевшие полевые орудия, военные двуколки.

Постучавшись, Баженов вошел в кабинет начальника артиллерийского склада. Склонившись над ящиком письменного стола, Севский судорожно рылся в бумагах, видимо, что-то искал. При виде штатского человека с потертым портфелем он недовольно поморщился. Спросил неприязненно:

– В чем дело? Кто вас сюда пропустил?

Баженов не спеша подошел к столу, положил свой неказистый портфелик и, берясь за пуговицу кармана френча, произнес:

– Инспектор Наркомпроса по делам искусств. Хочу предложить для бойцов охраны билеты в цирк…

– Какого черта! – наливаясь кровью, бешено крикнул Севский. – Не до билетов мне сейчас. Убирайтесь отсюда.

– Имею честь говорить с Севским Анатолием Ивановичем? – невозмутимо спросил Баженов, не обращая внимания на недружелюбный прием.

– Да, да! С Севским Анатолием Ивановичем, – совсем распалясь, заорал Севский. – Ну и что! Вам русским языком сказано: проваливайте!

Баженов отстегнул пуговицу кармана, извлек бумажку и, протянув ее Севскому, сказал:

– Вот ордер на арест. Я сотрудник Чека. Вы арестованы!

Севский покачнулся и схватился за кобуру. Но Баженов жестко произнес:

– Бросьте дурить. Все кончено!

Севский опустился в кресло и закрыл лицо руками. С минуту сидел неподвижно, потом встал и сказал:

– Ваша взяла. Ведите меня в Чека.

– Можете посидеть здесь, – сказал Баженов, опорожняя ящик письменного стола, в котором до этого рылся мономаховец.

– Что это вы искали в ящике?

– Теперь это не имеет значения.

– Смотря для кого… Что же именно вам понадобилось?

– Мои бумаги из ящика вы забрали. А на допросе я дам показания.

– Кто из членов вашей организации сейчас находится на территории артиллерийского склада? Отвечайте. Признание облегчит вашу участь.

Севский горько усмехнулся. Ноздри у него затрепетали, он проговорил не то злорадно, не то зловеще:

– Мои признания… Не успеете ими воспользоваться, уважаемый.

…Потом стало известно, что белогвардейцы подготавливали взрыв Измайловских артиллерийских складов. Эту акцию, они хотели приурочить к тому моменту, когда к Москве приблизятся немецкие или белогвардейские дивизии. Занимался подготовкой к взрыву Севский, сумевший устроиться начальником складов…

Покинув квартиру балерины, Севский помчался в Измайлово. Предупредив членов своей пятерки, он пустил часовой механизм. А перед самым бегством, обуреваемый мстительным чувством, Севский решил осуществить взрыв сейчас же. Он нисколько не сомневался в том, что чекистом является тот молодой парень, который сумел проникнуть на конспиративную квартиру к балерине Приятновой.

…Баженов внимательно посмотрел в глаза офицеру. Что-то в поведении этого заговорщика его насторожило. Он упросил:

– Что вы хотите? Организация ваша раскрыта, вы это и сами отлично знаете. Так что упорствовать, стараться что-то утаивать бесполезно. Лучше подумайте о том, чтобы облегчить свою участь, спасти жизнь.

Севский некоторое время молчал, на лбу у него выступил пот. Сказал глухо:

– Склады приготовлены к взрыву. Часовой механизм во втором пакгаузе. Там порох, снаряды…

Мономаховец говорил правду. Это почувствовал Баженов. И первая мысль, которая пришла ему на ум, была не об опасности, которой он сам сейчас подвергается, а о том, как предотвратить взрыв. Стараясь подавить охватившее его волнение, Баженов спросил:

– Сколько осталось до взрыва?

– Полчаса.

– Его еще можно предотвратить?

– Можно добежать…

– Тогда скорее – туда.

Они бегом добрались до второго пакгауза. Коридор казался бесконечным. В темном уголке, за грудой ящиков, стоял часовой механизм взрывной бомбы.

Севский, присев на корточки, принялся за работу. Руки у него тряслись, и наблюдавшему за ним Баженову казалось, что вот-вот сейчас эти холеные тонкие пальцы сделают одно неверное движение – и мина сработает. Но Севский разъединил провод. Тиканье прекратилось. Наступила тишина. Севский, обессиленный, опустился на пол, Баженов вытер платком вспотевший лоб, вздохнул полной грудью.

– Пойдемте, – сказал Баженов арестованному. – Одно доброе дело вы сделали. Это я засвидетельствую перед трибуналом…

Пошли к выходу. Когда поравнялись с санитарным пунктом, Севский сказал:

– Здесь раненый лежит… Должно быть, из ваших, из чекистов. А с ним Катя Коржавина.