[Не] Святой Себастьян

Текст добавлен: 16 мая 2022, 15:32

Текст книги "[Не] Святой Себастьян"

Автор книги: Марк Эльберг

Жанр:

Историческое фэнтези

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Назад к карточке книги

СТЕФАН

(кашляя и поднимаясь, с опаской глядя на юношу)

Воу, бро. Извини… Я это… того… я не расист и не гомофоб, если че, я не фашик…

ЮНОША

Заткнись.

СТЕФАН

Я… Я сейчас заткнусь. Просто скажу кое-что, чтобы ты знал. Ты все не так понял. Нет, честно, мне реально все равно, кто куда с кем и че. И у кого какие волосы, цвет кожи, мне тоже по-барабану. Бро, сорян, внатуре, я хотел тебя, типа, спровоцировать. Я, внатуре, просто спровоцировал тебя. Я не хотел тебя обидеть, бля буду. Я просто, типа, хотел узнать, говоришь ли ты по-исландски…

ЮНОША

Хорошо, я говорю по-исландски. Но я не хочу и не буду разговаривать. И я прошу тишины… Ты когда-нибудь слышал, как падает снег? А он падает.

СТЕФАН

У нас, типа, бронированные стекла, бро. Через них внатуре ничего не слышно.

ЮНОША

Снег падает так, что его всегда слышно. Даже если вообще нет окон. Просто надо уметь слушать. И я хочу послушать снег, а ты трещишь и мешаешь мне слушать.

СТЕФАН

А что говорит снег?

ЮНОША

А ты послушай и узнаешь.

Стефан ложится на свою кровать и смотрит в окно. Воцаряется тишина. Швы под бинтами на руках у юноши слегка разошлись, и рукава рубашки начинают краснеть, но он не шевелится.

Рейкьявик, 3 декабря 2048 года

Психиатрическая клиника, зал свиданий. За массивными деревянными столами в мягких креслах и на диванах сидят люди. Разговаривают, смеются, пьют соки и горячий шоколад, едят снеки, продающиеся в трех автоматах, стоящих тут же в зале. Это пространство можно было бы спутать со студенческой столовой, если бы каждый второй не ходил в пижаме. В зал входит Томас, высокий крепкий мужчина за тридцать, с окладистой бородой, его золотисто-медовые волосы заплетены в косу, ниспадающую на видавшую виды косуху. Он встревожен. Осматривает пространство из-под тяжелых бровей, пока не замечает юношу, робко встающего из-за стола. Тогда он улыбается, устремляется ему навстречу и сжимает в железных объятиях, легко отрывая его от пола.

ЮНОША

(шепчет, повисая в объятиях Томаса)

Томас, вытащи меня отсюда.

ТОМАС

Обязательно вытащу.

Они направляются к столу, но юноша останавливается на полпути и смотрит на друга.

ЮНОША

Можешь купить мне шоколадку?

Взяв безкофеиновый кофе и несколько шоколадок, они садятся за стол.

ТОМАС

(попивая кофе и наблюдая, как юноша уплетает шоколадный батончик)

Ты ужасно выглядишь. И… я знаю, тебе не нужны эти слова, но я действительно очень соболезную твоей утрате. И я понимаю, что ты интроверт, и сейчас тебе никто не нужен, но я очень хочу помочь тебе.

ЮНОША

Тогда забери меня отсюда… Я не могу здесь…

ТОМАС

Я не могу тебя просто взять и забрать. Юридически я тебе никем не являюсь. А взяток они не берут, ты же знаешь. Похоже, доктор Маргрет в тебя не на шутку вцепилась.

ЮНОША

Я не могу здесь больше.

ТОМАС

Скоро Рождество. То есть, через три недели. Но на Рождество они ведь должны отпускать пациентов? Я заберу тебя. А обратно ты не вернешься. Мы что-нибудь придумаем. Я обещаю. А пока я буду приезжать к тебе по выходным.

Юноша берет стаканчик с кофе, но, заметив, как сильно дрожит рука, обхватывает стаканчик двумя ладонями и пьёт.

ТОМАС

(обеспокоенно)

Тебе холодно? Ой,я же совсем забыл…

Он снимает рюкзак и извлекает из него оранжевую толстовку с надписью «I don't speak humanish»⁵.

ЮНОША

(с легкой улыбкой)

Я думал, что я ее потерял… Откуда она у тебя?

ТОМАС

Помнишь, мы в том году в Хорнстрандир ездили? Ты тогда одолжил ее Эмме и забыл забрать. Так что, вот…

ЮНОША

(натягивая толстовку поверх пижамы)

Спасибо. Как Сигурдур? Как ты там вообще? Расскажи о себе, о внешнем мире.

ТОМАС

(сделав неторопливый глоток кофе)

Мы расстались. Расстались, можно сказать, друзьями, без скандалов и битья посуды. Но, если можно, я опущу подробности.

ЮНОША

Ладно. А как наш бэнд?

ТОМАС

(потупив взгляд)

Пока тебя нет, мы позвали играть молодого студента. Он, конечно, не ты, но быстро схватывает. Но не переживай, он знает, что уйдет, когда ты вернешься. И мы не единственный бэнд, в котором он играет. Вам здесь, наверное, нельзя играть на инструментах?

ЮНОША

У нас есть простенький синтезатор с наушниками, чтобы не мешать остальным. Иногда по вечерам у нас устраивают концерты, и все поют какие-то старые песни под односложный аккомпанемент старушки-санитарки. Но, кроме Маргрет, никто не знает, что я музыкант. Я не могу играть. Совершенно не могу. То, что сейчас во мне, такое нельзя допускать в музыку. Нельзя делиться таким с людьми, тем более, через музыку.

ТОМАС

Я хотел предложить привезти тебе электро…

ЮНОША

(перебивая)

Нет, не надо. К тому же, я живу не один. Лучше расскажи о себе. Что у тебя нового? Что вообще происходит в Исландии?

ТОМАС

А чувство юмора, смотрю, у тебя еще осталось: что может происходить в Исландии? Ничего не происходит. Но, если серьезно, мы записали новую композицию. Хочешь послушать? Там и для твоего соло место осталось.

ЮНОША

Давай.

Томас находит трек на армфоне и через рукопожатие передает его на армфон юноши. Тот включает трек в свой наушник.

ЮНОША

(закончив слушать и улыбаясь)

Солнечно, очень солнечно.

ТОМАС

Думаю назвать этот трек «Солнце фьордов».

ЮНОША

(удивленно)

«Солнце фьордов»? Серьезно?

ТОМАС

А что?

ЮНОША

Когда я жил… в… Роттердаме, там продавался дорблю под названием «Солнце фьордов».

ТОМАС

(ухмыляясь в усы)

Ну, значит, я придумал сыр. Главное, что об этом знаешь только ты.

ЮНОША

Хочу дорблю… И красного сухого вина. И ржаного хлеба… Как в детстве…

ТОМАС

Ну нифига се! А что, прости, по-твоему значит слово «детство»?

ЮНОША

Э-э-э… Наверное, студенческая общага… Ладно, хватит об этом.

ТОМАС

Понял. Дорблю. Так и запишем.

ЮНОША

А Эмма как? Сто лет ее не видел.

ТОМАС

Все по-старому, растит студентов, дудит концерты. В следующем году пора Эрика в музыкальную школу отдавать. Правда, он еще не определился, что ему нравится. То фортепиано, то скрипка, то кларнет, то вдруг начинает вопить, что пойдет в художники.

ЮНОША

Ну, какие его годы?

ТОМАС

Да вот уже пять. Пора бы и определиться.

ЮНОША

(веселея)

Ах, дети музыкантов… Если в пять лет не выбрал, на чем будешь играть, придется играть на том же, на чем играет кто-то из родителей. Так и получаются династии скрипачей, пианистов… А представь себе династию тубистов! Сидит такая вот семейка, и играют они какой-нибудь квартет Гайдна на две октавы ниже и в четыре раза медленнее. И все такие: тпру-тпру, тпру-тпру. И папа, этакий морж, вдруг как рявкнет утробным басом: «Эйнар! Фа-диез при ключе! Ты что, глухой совсем?!» И мама такая, тоже моржиха: «Губы подтяни! Вот фа: трпу! А вот фа-диез: тпру!» Сын слушает, кивает, а потом выдает: «А какая разница?»

Рейкьявик, 24 декабря 2048 года

Около 10 утра, темно. В холле психиатрической клиники зажигается свет. Охранник открывает дверь. Кто-то заходит в холл. Потом еще и еще. И вот уже повсюду толкутся радостные люди, пациенты отправляются по домам. Двери открываются и закрываются. Новые и новые люди приезжают за своими родственниками и друзьями, новые и новые люди спускаются вниз по лестницам, что-то забывают, бегут снова наверх, кто-то за что-то расписывается в регистратуре, медсестры бегают между родственников и пациентов, раздавая таблетки и рецепты. Но солнце лениво встает за белыми облаками, и толпа постепенно расходится. На скамейке у стены сидит юноша в позе лотоса, слегка раскачиваясь и глядя куда-то вдаль рассредоточенным взглядом. Медсестра Анна, стройная девушка с огненно-рыжей копной волос и веснушчатым лицом, садится рядом с юношей, одаривая его лучезарной улыбкой, увы, не замеченной.

АННА

(кладя руку ему на плечо)

Эй, Всеволод, за тобой должны приехать?

ЮНОША

(бесцветным голосом, продолжая отрешенно смотреть прямо перед собой)

Никто никому ничего не должен.

АННА

(беря юношу за руку)

Это неправда. Знаешь что? Сегодня никого из врачей нет. Пойдем со мной.

ЮНОША

Зачем…

АННА

Пойдем. Где твоя обувь?

ЮНОША

В палате…

АННА

(нетерпеливо вскакивая)

Ох, ну нельзя же так! Ладно, фиг с ней, с обувью. Пойдем, Всеволод!

Юноша медленно распутывает руками узел ног и опускает голые стопы на пол, невольно морщась от боли.

АННА

(растирая икры юноши)

Глупый, сколько ты так просидел?

ЮНОША

Три часа восемнадцать минут.

Восстановив кровообращение, он встает и понуро идет за Анной в сестринскую. Там за столом сидят медсестры – две пухлые старушки Сара и Сигридур, – они пьют кофе со сладостями и чему-то посмеиваются. На левом глазу Сары повязка.

САРА и СИГРИДУР

(хором)

Привет, Всеволод.

ЮНОША

(рассеянно улыбаясь)

Привет… У меня сегодня праздник, да?

САРА

Да, сегодня у тебя праздник. Садись. Угощайся.

Он робко садится за стол, зябко скрещивая ноги под стулом. Анна наливает гостю кофе, а Сара намазывает масло на свежую булку.

ЮНОША

(беря хлеб из рук Сары)

А что у вас с глазом?

САРА

Потеряла. Укатился куда-то. Мы с Сигридур его искали-искали, да так и не нашли.

ЮНОША

То есть, глаз был искусственный?

САРА

Когда-то он был настоящий. Но это было о-о-очень давно, когда в Исландии были деревья.

СИГРИДУР

Одно дерево, вообще-то. Мы тогда были совсем маленькими, и однажды,гуляя по лесу, нашли то самое дерево. Да-да! Представляешь? Самое настоящее дерево, как на обложке учебника по биологии, только чуть-чуть побольше.

САРА

А еще мы были детьми умными и начитанными, поэтому знали, что все дети должны любить лазать по деревьям.

СИГРИДУР

Вот Сара и решила проверить, действительно ли это так здорово – лазать по деревьям. Но бедное исландское дерево не выдержало, хотя Сара тогда весила на полцентнера поменьше, в общем, дерево сломалось.

САРА

Вот так я и осталась без глаза, а Исландия – без деревьев.

Сестры заливаются смехом, а юноша только слегка улыбается и отпивает кофе.

АННА

(хлопая его по плечу)

Всеволод, хватит виснуть. Я знаю тебя. Это не ты. Ты же совсем не такой. И я знаю твой секрет.

Он запоздало вздрагивает и смотрит на Анну. Та хитро улыбается.

АННА

Себастьян, ты классно играешь. Тебе здесь не место. Твое место на сцене. Там ты настоящий.

СИГРИДУР

(удивленно)

Себастьян? А почему мы раньше не знали?

САРА

Ты играешь в театре?

СИГРИДУР

Или музыкант?

СЕБАСТЬЯН

(иронично)

Анна, а ты в курсе, что раскрывать медицинские тайны противозаконно?

АННА

(театрально хватаясь за сердце)

О, боже! Ты подашь на меня в суд?

СЕБАСТЬЯН

(угрожающе, голосом кинозлодея)

Хуже. Я узнаю, где ты живешь, и однажды ночью мы всем бэндом вломимся к тебе в дом и будем играть «The Falling Leaves», пока ты нас не споишь бреннивином. А пить мы умеем, уж поверь, и мы будем пить и продолжать играть до тех пор, пока будут двигаться пальцы, а потом начнем петь, и вот это будет страшнее всего, потому что петь никто из нас не умеет! Ха-ха-ха!

Себастьян заливается дьявольским смехом.

АННА

(деловито включая армфон)

По две бутылки на человека хватит? Хотя, нет, на саксофониста, пожалуй, все четыре… А на закуску что?

СЕБАСТЬЯН

Что-нибудь без цианистого калия: у меня на него аллергия.

АННА

(как бы что-то записывая)

Без цианистого калия… Я отлично готовлю маффины с ртутной начинкой.

СЕБАСТЬЯН

Великолепно! Ртуть – мой любимый металл.

СИГРИДУР

Так, семейка Аддамс, прекратите немедленно. Ваш черный юмор здесь неуместен. А вот бреннивин у нас действительно имеется. Что скажешь, Всев… Себастьян?

СЕБАСТЬЯН

(ухмыляясь)

То есть, наш черный юмор неуместен, а пить «черную смерть»⁶ в сестринской – уместно? Может, у вас еще и пара старинных градусников завалялась?

САРА

Что для одного – смерть, для другого – хлеб. А ртутных градусников у нас нет, уж извини.

СИГРИДУР

Так что, налить тебе в честь праздника?

СЕБАСТЬЯН

А можно?

СИГРИДУР

(принимая из рук Сары мензурки и разливая по ним бреннивин)

Можно. Пятьдесят граммов в профилактических целях и при условии сохранения медицинской тайны. А то мы с Сарой вломимся к тебе домой и такой концерт споем, что твои музыкальные уши отвалятся.

СЕБАСТЬЯН

Понял. Уже боюсь.

Сара достает из холодильника хаукадль⁷, все чокаются, выпивают бреннивин и закусывают. Армфон Анны вибрирует. Она читает сообщение.

АННА

(Себастьяну)

Вставай, счастливчик. За тобой приехали.

Себастьян прощается с сестрами, и они вместе с Анной идут в гардеробную. Она открывает шкафчик под номером 16 и с удивлением достает только серебряный браслет-цепочку.

СЕБАСТЬЯН

(принимая из рук Анны браслет)

Боюсь, у меня здесь нет одежды.

АННА

Подожди.

Она открывает свой шкафчик и протягивает Себастьяну шерстяные носки.

АННА

Тебе, конечно, будут маловаты, но лучше, чем ничего. С Рождеством.

Они возвращаются в палату, чтобы забрать оставшуюся одежду.

АННА

(поднимаясь с Себастьяном по лестнице)

Только не вздумай ходить без армфона. Ты еще не выписан и стоишь на учете. Ты должен вернуться после Нового Года, четвертого января, в понедельник. Иначе тебя заберут, и вряд ли тебе это понравится. Ты понял?

СЕБАСТЬЯН

Понял.

АННА

В понедельник, четвертого января, не позже одиннадцати утра.

СЕБАСТЬЯН

Понял. Я все понял. Спасибо, Анна.

В палате он натягивает толстовку поверх больничной пижамы, оглядывает комнату и берет с тумбочки книгу.

СЕБАСТЬЯН

Можно я ее заберу?

АННА

Ты намерен читать Санте стихи Хальдоура Лакснесса?

СЕБАСТЬЯН

Ну, не то, чтобы я по-настоящему верил в Санту, но всякие чудеса под Рождество случаются. А вдруг и правда придет, а я ни одного стихотворения на исландском не знаю.

АННА

Ладно, забирай. Только смотри, не пей много. То есть, лучше вообще не пей. Алкоголь – это депрессант, сам знаешь.

СЕБАСТЬЯН

Хорошо, попытаюсь напиться йоулаолем⁸.

АННА

Отличный план…

Они стоят в пустой палате друг напротив друга. Анна, чувствуя неловкость под спокойным взглядом Себастьяна, засовывает руки в карманы, опускает взгляд.

АННА

И… прости за аутинг. Я не знала, что это такой секрет.

СЕБАСТЬЯН

Ничего. Я не приду к тебе устраивать «концерт для одного».

АННА

(изображая досаду)

А жаль. Я уж было начала надеяться…

СЕБАСТЬЯН

Мне пора идти.

АННА

Я знаю.

* * *

Пустой холл клиники Domus Mentis Geðheilsustöð. Из коридора выходит Себастьян. Томас устремляется ему навстречу.

ТОМАС

С рождеством, дружище!

Он хватает Себастьяна на руки, кружится пару раз и надевает на голову другу зеленый шерстяной колпак.

СЕБАСТЬЯН

(с грустной улыбкой)

С рождеством.

Себастьян подходит к ростовому зеркалу. Там отражается высокий тощий юноша с черными синяками под глазами и ввалившимися щеками, в оранжевой толстовке поверх голубой пижамы, в белых кроксах поверх сиреневых шерстяных носков и зеленом тролльем колпаке.

СЕБАСТЬЯН

Ну, теперь сразу видно, откуда я… А впрочем, какая кому разница? Забирай уже меня отсюда.

Они выходят на почти пустую стоянку. Идет снег. Безветренно. Себастьян делает глубокий вдох и закрывает глаза.

ТОМАС

(посмеиваясь, хлопая по плечу Себастьяна)

Я понял, кто ты. Ты вынюхиватель рождественского неба!

СЕБАСТЬЯН

(открывая глаза)

Что, прости?

ТОМАС

Я подарил тебе колпак йоуласвейнар.⁹ Но все сомневался, кто ты из этих тринадцати троллей. А ты просто вышел на улицу и вынюхал рождественское небо. Так что, я раскрыл твою сущность!

СЕБАСТЬЯН

(с театральным отчаянием)

Ой, как же я мог так глупо спалиться? Но, да, ты раскусил меня, черт тебя дери, то есть, не черт, а Йоулакёхтуринн,¹⁰ конечно. Есть закурить?

ТОМАС

(доставая из кармана пачку сигарет)

Я не курю.

СЕБАСТЬЯН

(отбирая у него пачку и вытаскивая сигарету)

Я тоже.

Они молча выкуривают по сигарете и садятся в синий Форд Томаса.

ТОМАС

(выруливая со стоянки)

Прости, что долго. Рождество. Апокалипсис. Короче, мы едем к родителям. Рождество – это же семейный праздник.

СЕБАСТЬЯН

Томас, постой, может, не надо к родителям? Давай ты завезешь меня домой. Я… мне как-то неудобно.

ТОМАС

Неудобно выговаривать названия исландских вулканов. Если ты не исландец, конечно. Так вот. Я обещал доктору Маргрет, что ты будешь жить у меня все праздники, а четвертого числа я привезу тебя обратно.

СЕБАСТЬЯН

(капризно)

Я не хочу обратно.

ТОМАС

А ты и не поедешь. Я кое-что придумал, но пока не скажу, что. Надеюсь, все получится… Ой, я же совсем забыл.

Он включает автопилот и достает из бардачка пакет, из которого вынимает сэндвичи, бутылку вина и металлические стаканы.

ТОМАС

Как обещал. Сэндвичи с дорблю и красное сухое. Наслаждайся.

СЕБАСТЬЯН

(улыбаясь)

Ох, это… это вполне искупает твое опоздание. Но, если меня сейчас развезет в блюз, то сам будешь тащить мое аморфное тело. Я тебя все утро прождал и так расстроился, когда за всеми детьми пришли родители, а за мной – нет, что воспитательницам пришлось напоить меня бреннивином, чтобы я не плакал. Но это медицинская тайна, разумеется.

Он впивается в сэндвич и блаженно закрывает глаза.

ТОМАС

Не переживай, я с тобой одной левой управлюсь. А вообще, правильно. Я всегда говорил, что «черная смерть» – лучшее лекарство от всех болезней. А ты то вино, то водку… Хочешь заехать домой?

СЕБАСТЬЯН

(со вздохом)

Нет, больше не хочу. У меня больше нет дома. Давай лучше заскочим в какой-нибудь торговый центр. Я хочу купить подарки для твоей семьи.

ТОМАС

Ты сам по себе уже подарок. Не переживай.

СЕБАСТЬЯН

Нет, я хочу купить подарки. У меня есть деньги, я не потрачу последнее, ты не думай. Поехали за подарками. Я очень хочу что-нибудь купить. Что-то глупое и дурацкое. Хочу окунуться в эту нелепую рождественскую суету, мишуру и радостное безумие…

ТОМАС

Тебе было мало безумия?

СЕБАСТЬЯН

Там оно не было радостным. А я хочу, нет, я требую радостного безумия!

ТОМАС

Подожди. Если у тебя есть деньги, то зачем ты просил меня купить тебе шоколадки в больничном автомате?

СЕБАСТЬЯН

Хотел, чтобы ты обо мне позаботился. Шутка. Просто пациентам нельзя самостоятельно покупать себе еду.

Томас переназначает маршрут.

СЕБАСТЬЯН

Знаешь, Том, я всегда был наблюдателем. Смотрел на мир со стороны, пытаясь не вмешиваться в его суету. Под рождество мы любили заходить в торговые центры, заказывать кофе, брать стулья и садиться пить прямо посреди толпы. А все вокруг бегали и спотыкались об нас. Конечно, это порой оборачивалось мокрыми брюками, но было очень забавно.

ТОМАС

И вас не выгоняли?

СЕБАСТЬЯН

Ну, порой нам делали замечания, и мы покорно возвращались на территорию кафе, чтобы наблюдать безумие со стороны. Но так, чтобы что-то серьезное нам за это прилетало – нет.

Накупив кучу всяких подарков и обвешавшись цветными пакетами с ног до головы, они возвращаются в машину и продолжают свой путь. Постепенно город сменяется бескрайними и молчаливыми снежными равнинами.

ТОМАС

Даже не спросишь, куда мы едем?

СЕБАСТЬЯН

Мы едем к твоей семье. Этой информации мне достаточно.

ТОМАС

Меня всегда поражает, насколько ты бываешь иногда не любопытным.

СЕБАСТЬЯН

Тогда ты ничего не понимаешь.

ТОМАС

Чего не понимаю?

СЕБАСТЬЯН

Вот. Опять вопросы. Не спрашивай, а наблюдай. Если я захочу узнать конечную точку нашего путешествия, я просто посмотрю на навигатор. И еще я, увы, не могу не отметить, что мы едем на восток. Но я не хочу знать. Не хочу знать, сколько еще продлится этот момент. И, когда и где бы мы ни остановились, это будет для меня в некотором роде сюрпризом. А сейчас я растягиваю момент предвкушения.

ТОМАС

(задумчиво)

Ты… ты можешь сотворить чудо буквально из ничего. И ты же дважды пытался… пытался… наложить на себя руки.

СЕБАСТЬЯН

(презрительно передразнивая)

«Наложить на себя руки». Томас, что за глупая идиома? Почему люди никогда не называют смерть смертью, а суицид суицидом? Да, я пытался убить себя. Да, я пытался. Пойми, я просто устал. Смертельно устал. Устал от всех этих сказок. C'est la vie¹¹, все сказки однажды заканчиваются, и герои умирают. Но, раз уж ты решил продолжить мою сказку и сыграть роль принца на белом коне, то, будь добр, не порть момент. Впрочем, «конь» по-прежнему синий. Да что ты за принц, вообще? Опоздал, коня не перекрасил, вместо короны притащил мне колпак, снятый с какого-то йоуласвейтна!

ТОМАС

Прости. Тут в Исландии как бы… небольшой апокалипсис случился. Рождество называется. Пришлось в срочном порядке пополнять запасы артиллерии, организовывать набеги на продовольственные и подарочные бастионы, спасать принцессу с маленьким принцем, потому что у принцессы издох конь, так еще и за тобой в драконий чертог скакать. Представляешь? И когда ты мне посреди всего этого хаоса предлагаешь коня красить? А за корону уж извини. Велика честь – йоуласвейтна короновать. Носи свой колпак и не выпендривайся.

Сельфосс, 24 декабря 2048 года

Форд останавливается у небольшого одноэтажного домика, щедро украшенного светящимися гирляндами. Дверь дома тотчас распахивается, и на улицу выбегает Эрик – пухлый белокурый ребенок лет пяти в красном свитере с оленями, зеленых шерстяных штанишках и ботинках на босу ногу. Себастьян открывает дверь машины и подхватывает ребенка на руки.

ЭРИК

(радостно вопя)

Мама, мама! Себастьян приехал! Нет, ты не Себастьян! Ты йоуласвейтн! Я тоже хочу такой!

Эрик дергает Себастьяна за колпак. Из дома выходит Эмма – маленькая стройная блондинка, напоминающая Кэнди Далфер в молодости. Волосы заплетены в небрежную косу, поверх свитера и джинсов – фартук в нелепый цветочек.

ЭММА

(незлобно сердясь)

Эрик, ну что это такое? Отпусти Себастьяна. И оставь его колпак, а то Йоулакёхтуринн придет. Привет Себастьян.

СЕБАСТЬЯН

(отдавая колпак Эрику)

Ничего-ничего, забирай колпак. У меня шерстяные носки есть.

Держа одной рукой Эрика, он достает несколько пакетов из багажника, а Томас забирает все остальные подарки. Спотыкаясь из-за объемных пакетов, они заваливаются в дом. Из кухни неистово ревет нойз десятых годов с характерными скрежетами и электрическим треском. Там суетятся Эбба и Хельга, две женщины лет шестидесяти: одна – маленькая и пухленькая, а другая – высокая и худая. Они о чем-то громко спорят. В дальнем углу стоит Даниэль, мужчина лет сорока, отдаленно напоминающий Томаса, и, сутулясь, сосредоточенно нарезает овощи. Эмма нарочно громко захлопывает дверь, и все трое оборачиваются к вошедшим.

СЕБАСТЬЯН

(смущенно, но перекрикивая нойз)

Всем привет! С Рождеством!

Все трое кричат вразнобой что-то приветственное, и Себастьян проходит в гостиную. Там светится и переливается всеми цветами радуги огромная искусственная елка. На фальш-камине висят рождественские носки. На старинном пианино стоят еще не зажженные свечи. Массивный стол накрыт бардовой скатертью, по которой разбросан детский конструктор.

СЕБАСТЬЯН

(обращаясь к Эмме)

Могу я чем-нибудь помочь?

ЭММА

Боюсь, тут уже ничем не поможешь. Даже не лезь туда. Видел, как Даниэля затоптали?

ТОМАС

Пойдем, я покажу тебе твою комнату. Ну, то есть, тут не так много комнат, на самом деле, так что пока поживешь со мной.

Себастьян смиренно идет за Томасом. В комнате чисто и прибрано. Она напоминает спальню подростка, который давно ушел из дома. Впрочем, так оно и было.

ТОМАС

(скидывая пакеты на стол)

Вечером я надую себе матрас. Если хочешь полежать, падай на кровать. Вот шкаф. Можешь переодеться. Там есть мои старые вещи, они должны подойти. Ну, я думаю, как-нибудь разберешься. Ванная – направо по коридору до конца. Можешь принять душ, если хочешь. Думаю, у тебя в запасе есть еще добрый час, чтобы привести себя в порядок. Вся семья на одной кухне – это надолго.

На этих словах Томас покидает Себастьяна и присоединяется к семейной готовке. А Себастьян зависает еще на минуту, не двигаясь, а потом, словно во сне, начинает ходить по комнате, рассматривая увешанные старыми плакатами стены, полки с книгами и давно отслужившими свой срок гаджетами. Среди всего прочего на одной из полок обнаруживается фоторамка, видимо, угасшая давно и навечно, но Себастьян все равно берет ее в руки и пробует включить. Экран покорно загорается и начинает демонстрировать слайд-шоу: юный Томас с какими-то друзьями и подругами, юная Эмма, семейные портреты с каких-то праздников, фотографии с концертов и выпускных, какой-то огромный черный кот, и, конечно, гейзеры, вулканы. Он садится на кровать и смотрит на вереницу цифровых воспоминаний Томаса.

ТОМАС

(из-за двери)

Себастьян! Мы уже садимся за стол!

Дверь открывается. Себастьян даже не думает скрывать своего любопытства и прятать рамку.

СЕБАСТЬЯН

А как звали этого кота?

ТОМАС

Йоулакёхтуринн, естественно.

СЕБАСТЬЯН

То есть, у вас, типа, круглый год тут было Рождество?

ТОМАС

У нас круглый год был круглый рождественский кот. А Рождество – только в Рождество. А как ты рамку включил? Я ее случайно нашел этим летом, но она не заработала, и я ее просто кинул на полку из серии «может, как-нибудь починю».

СЕБАСТЬЯН

(наивно)

Не знаю. Она просто включилась. Но я же, вроде, волшебный тролль, вынюхивающий рождественское небо?

В честь приезда русского друга и не смотря на все наказания Анны, старшее поколение настаивает на бреннивине, а йоулаоль достается Эрику единолично. После застолья начинается домашний концерт. Они импровизируют на старые рождественские темы. Играют все, исключая только Себастьяна и Эрика.

ТОМАС

(садясь рядом с Себастьяном после очередной импровизации)

Хочешь присоединиться?

СЕБАСТЬЯН

(с грустной улыбкой)

Нет, я не хочу. Играйте без меня сегодня, хорошо?

ТОМАС

А если бы был контрабас?

СЕБАСТЬЯН

Нет, только не сегодня.

Внезапно Эрик отбирает у Даниэля виолончель и начинает изображать на ней игру на контрабасе.

ЭРИК

Я буду контрабасистом!

Взгляды Эммы и Себастьяна встречаются.

ЭММА

(шепотом, с некоторым ужасом в голосе)

Он уже месяц бредит контрабасом.

СЕБАСТЬЯН

Ну так в чем проблема? Выдайте ребенку виолончель в три четверти или половинку, настройте струны по квартам – и пусть себе учится.

ЭММА

Но… может, все-таки начать с традиционной виолончели, как все нормальные люди…

СЕБАСТЬЯН

То есть, ты сейчас хочешь сказать, что контрабасисты – люди ненормальные?

Повисает неловкая пауза.

ТОМАС

(иронично, хлопая Себастьяна по плечу)

Ты тому прямое подтверждение.

* * *

Ночь. Томас и Себастьян подписывают и раскладывают подарки под елкой в опустевшей гостиной.

ТОМАС

(наблюдая за задумчивым выражением лица Себастьяна)

Ты как?

СЕБАСТЬЯН

(устало улыбаясь)

Все хорошо. Пожалуй, семейная терапия в сочетании с бреннивином – это действительно лучшее лекарство.

ТОМАС

Тебе надо куда-нибудь переехать.

СЕБАСТЬЯН

Да.

ТОМАС

Пока не решишь, куда, поживешь у меня.

СЕБАСТЬЯН

Хорошо.

ТОМАС

И заведи кота.

СЕБАСТЬЯН

Кота?

ТОМАС

Черного кота.

СЕБАСТЬЯН

Думаешь?

ТОМАС

(загадочно)

Я не думаю. Я знаю. Йоулакёхтуринн вернулся, и он где-то бродит и ищет тебя.

СЕБАСТЬЯН

(хитро щурясь)

Какие-то исландские сказки?

ТОМАС

(подмигивая)

Исландские сказки дядюшки Томаса.

СЕБАСТЬЯН

Хорошо, дядюшка Томас, как скажешь. Можешь мне помочь?

ТОМАС

Ты не помнишь, как по-исландски пишется Томас?

СЕБАСТЬЯН

Напишу через два «эмм» на всякий случай. Но проблема не в этом. Мне вживили чип под лопатку. Можешь его вырезать?

ТОМАС

(чересчур громко восклицая)

Вырезать чип? Я?! Из тебя?!

СЕБАСТЬЯН

Томас, давай без театра. Просто сделай это, я прошу.

ТОМАС

Себастьян, ты не человек, а катастрофа какая-то. Ладно.

В комнате Томаса они находят канцелярский нож, тихо достают из кухонного шкафа аптечный ящик и отправляются в ванную. Себастьян стягивает толстовку и рубашку и подставляет Томасу спину.

СЕБАСТЬЯН

Ты видишь шрам?

ТОМАС

Нет, не вижу… А… это?

Он касается едва заметного пятна у правой лопатки Себастьяна.

СЕБАСТЬЯН

Да, здесь. Режь.

ТОМАС

Только не кричи, а то все проснутся.

СЕБАСТЬЯН

Нет, подожди. Эти чипы, они не только передают геолокацию, но и температуру тела, в которое они вживлены. Так что, когда вытащишь, никуда его не выбрасывай, а держи в руке.

ТОМАС

Понял.

Томас, шумно выдохнув, надрезает кожу Себастьяна.

ТОМАС

Блин, тут кровища. Я не знаю, как его искать.

СЕБАСТЬЯН

(сквозь зубы)

Выдавливай, как прыщ. Не бойся ты. Мне не больно.

Томас начинает давить. Сначала идет много крови, но вот начинает виднеться что-то черное.

ТОМАС

Я его вижу, но мне не достать.

СЕБАСТЬЯН

Постой, тут чей-то пинцет для бровей есть.

Наскоро протерев пинцет спиртом, Томас снова пытается извлечь чип, и на этот раз ему удается.

ТОМАС

(потрясая окровавленным кулаком)

Все!

СЕБАСТЬЯН

(с облегчением выдыхая)

Спасибо. Давай я подержу чип, пока ты будешь меня заклеивать.

Расправившись со спиной, Томас садится на бортик ванны, а Себастьян – на крышку унитаза, и они начинают размышлять.

СЕБАСТЬЯН

Так, чип нельзя охлаждать, а то заподозрят неладное. Можно, конечно, его поместить под проток теплой воды, но есть опасность, что в один прекрасный момент его попросту смоет – и кранты.

ТОМАС

Можно еще приклеить к радиатору и выставить на нем температуру на тридцать шесть и восемь, скажем.

СЕБАСТЬЯН

Но, в любом случае, тогда локация покажет, что мое тело не двигается. Плохо.

ТОМАС

Нет, давай не будем усложнять. Я приклею его к себе. Я же сказал, что ты у меня. Значит, и чип по логике вещей должен быть где-то в районе моей геолокации.

Томас отрезает небольшой кусочек пластыря, забирает у Себастьяна чип и прилепляет его себе на живот.

ТОМАС

Армфоны они тоже отслеживают?

СЕБАСТЬЯН

Естественно.

Тогда Томас снимает свой армфон и протягивает его Себастьяну.

ТОМАС

Правда, у меня на открытом счету около пятнадцати тысяч крон.

СЕБАСТЬЯН

У меня – в районе сотни тысяч.

Себастьян забирает армфон Томаса и отдает ему свой.

ТОМАС

Ну, тогда давай просто переведем тебе на мой армфон разницу.

СЕБАСТЬЯН

Нет. Все транзакции тоже отслеживаются. Это будет подозрительно. Пятнадцати тысяч мне пока хватит. Если будет нужно, я попрошу мне еще подбросить. Пускай будут у тебя.

ТОМАС

Ладно. Армфон на пин-коде?

СЕБАСТЬЯН

Да, разумеется. Хорошо, что разрешили не использовать сетчатку и отпечатки. Когда это было принудительно, я просто с ума сходил. У меня и так бред преследования, хоть и в легкой степени, но в тот год я просто параноил по-страшному.

Они обмениваются кодами.

ТОМАС

(раздраженно)

Додумались же… Как? Ну как такое могло людям в голову взбрести?! Мы и так в системе тотального контроля. Куда дальше-то?

СЕБАСТЬЯН

Не знаю. У всех чипы будут, как у меня, то есть, как у тебя теперь…

ТОМАС

(тревожно)

Ты куда-то собрался? Почему мы занялись всем этим сейчас?

СЕБАСТЬЯН

(с напускным равнодушием)

Хочу прогуляться. Один. Но попозже.