Текст книги "Фенрир. Рожденный волком"

Автор книги: Марк Даниэль Лахлан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Часть вторая
ВЕК ВОЛКОВ

Глава тридцать первая
ЖЕРТВА ОЛЕГА

За много лет до того, как Элис пустилась в путь, чтобы просить Олега о помощи, на крышу грузовой башни над рекой – самой высокой постройки в Ладоге, почти в пять человеческих ростов – принесли ребенка. Чтобы поднять девочку на крышу, вынули несколько бревен.

Отец сам положил ее, просунув в образовавшуюся щель.

– На самый конек, князь.

Целитель при каждом движении позвякивал, словно кошель с монетами, поскольку все его тело было обвешано оберегами и амулетами. Князь Олег сердито поглядел на него, но передвинул Девочку поближе к верху крыши.

– Вряд ли она поправится, если скатится вниз, – произнес Олег.

– Я буду сидеть рядом, и с ней не случится ничего плохого, – заверил его целитель.

– Разумеется, будешь, – сказал князь.

Он коснулся лба девочки. Она вся пылала и была влажной от пота. Князь мысленно обругал себя. Нельзя слишком сильно привязываться к детям, в особенности к девочкам.

Но Олега вечно что-то тревожило, а эта малышка стала для него настоящим утешением. Она была веселая и дерзкая, иногда даже потешалась над его суровостью. Любого воина он за подобные шутки рассек бы пополам, но с ней только смеялся, забывая о мучительных снах, чудовищных кошмарах, из-за которых вскакивал в глухие ночные часы. В этих кошмарных снах он постоянно снова оказывался у колодца, наблюдал собственную смерть, слышал топот копыт и просыпался с неизменным криком. А когда засыпал снова, то становилось еще хуже. Он видел воина на коне о восьми ногах – Один вернется на землю и встанет во главе армий Игоря. Всем известно, что этот бог не гнушается предательством, однако Олег все равно чувствовал себя обманутым. Ведь он так много жертвовал, отдал столько рабов, столько скота, столько золота! И все же знамения говорили ясно: бог угрожает уничтожить его.

Поэтому он отправлял гонцов во все уголки своих земель, чтобы они свозили к нему диких шаманок и святых старцев, жрецов и ведуний, желая услышать, что пророчество было неверным. Духовидцы валили в Ладогу толпами, словно в базарный день, громыхали костями, кидали руны, потели и постились, добиваясь откровений. Их шло столько, что самого Олега стали называть провидцем и дали ему прозвище – Вещий Олег. Все же старания кудесников ни к чему не приводили, они твердили только, что он станет величайшим правителем всех известных земель на свете. Он не верил им, видя, что все они лишь стараются ему польстить.

Но одна женщина с гор нарисовала что-то на пыльном полу.

– Вот твоя судьба, – сказала она. В пыли был начерчен силуэт лошади.

– Меня убьет мой конь? – Олег поглядел по сторонам. В зале было пустынно, дружину он отправил на улицу, чтобы никто не услышал плохих предсказаний, чтобы слухи не дошли до народа. – Или лошадь – это только символ? Может быть, она значит что-то другое? Может быть, только бог может убить меня? Или, возможно, лошадь пророчит огромное богатство?

– Это может означать что угодно, – ответила провидица и протянула ладошку за наградой.

Под скамьей у стены послышался шорох, Олег обернулся на звук. Оказалось, что это его маленькая дочка Свава спряталась в темном углу. Увидев ее, он улыбнулся.

– Вот сейчас как высеку, чтобы не подслушивала!

Девочка только рассмеялась и подбежала к отцу.

– Можно мне яблоко?

– Но к нам пришла не крестьянка, а ведьма. Прорицательница. Будешь баловаться, она тебя съест!

– Я сама ее съем! – сказала Свава.

– Моя дочка, – обратился он к ведунье, – смелая, как мальчишка, да еще и дерзкая.

Однако провидица уже получила свое золото и направлялась к двери, и Олег снова задумался о том, что именно Один хочет отнять у него и отдать Игорю.

Олег пытался подорвать силы мальчишки, однако у Игоря были могущественные сторонники, а от своих сородичей, входивших в его дружину, Игорь требовал такой же преданности, как Олег от своих.

Дяди Игоря отличались суровостью и хитроумием, они пресекали любые заговоры, и этот путь был для Олега закрыт. Ему оставалось только придерживаться первоначального замысла: завоевать южные земли и передать парню, чтобы тот сам наделал ошибок. Боги любят Игоря, и с этим Олег ничего не может поделать.

Но вот однажды в январе, когда завывала ужасная метель, в город вошел трясущийся от холода путник. Сначала его приняли за нищего из-за тряпья и волчьей шкуры, в которую он был одет, и поражались тому, что человек сумел выжить в такую снежную бурю.

Стражники впустили его в город из любопытства и жалости. Он подошел к одному из костров за воротами, чтобы отогреться. Олегу доложили о приходе этого человека, потому что одинокие путешественники в эту пору попросту не встречались. Никто не смог бы выжить в буране. Олег велел дружине оставаться в большом зале и пировать дальше. Конец света настанет, когда князь, владеющий всеми восточными землями, побоится выйти к замерзшему нищему страннику без свиты. Сказать по правде, Олегу просто наскучило выслушивать хвастливые рассказы о подвигах и играть в дурацкую игру, когда все дружно хлопают в ладоши, а того, кто сбивается с ритма, заставляют пить чарку. Олег так часто играл в эту игру, что попросту не мог сбиться с ритма, поэтому иногда делал это намеренно, желая промочить горло.

В общем, он вышел из зала один, закрыл лицо плащом и побрел в метель едва ли не вслепую.

Путник стоял у костра, спина у него была запорошена снегом, и сам он казался высеченным изо льда: статуя, увенчанная копной ярко-рыжих волос. Олег сказал стражнику, что их гость порядком утомился, и велел принести ему угощение, и тогда незнакомец улыбнулся князю. От улыбки метель прекратилась, ветер стих.

Олег поглядел в небо. Ночь только наступила, темное небо из-за мороза отливало багрянцем, звезды блестели ледяными кристалликами, тонкий месяц походил на сосульку, готовую оторваться и упасть на землю. Теперь, когда ветер перестал завывать, глухая зимняя тишина навалилась на город, а с ней пришло ощущение совершенной неподвижности. Олега охватило какое-то странное чувство.

– Я знаю тебя, – сказал он.

– А я знаю тебя, мой пылкий князь, от желаний которого даже буря затихает.

– Что тебе известно о моих желаниях?

– Единственное, что следует о них знать.

– И что же?

– Им не суждено сбыться.

Олег ощутил, как кровь отхлынула от щек, хотя ему удалось сдержать себя. Ему хотелось убить наглеца на месте, однако он чувствовал себя странно незащищенным. Из-за перемены погоды он испытывал тревогу, но было и что-то другое. Что же? Этот человек, чье тело в свете костра казалось опутанным оранжевыми змеями, пешком прошел сквозь буран, способный убить даже всадника с лошадью.

– В таком случае мне надо желать еще больше, – заявил Олег. – Ведь тогда я успею получить много, даже не достигнув целей.

Незнакомец улыбнулся. Ухмыльнулся, показывая зубы, словно голодный волк, – так показалось Олегу.

– Ты знаешь, что тебя убьет.

– Моя лошадь. И я этому рад. Это значит, что я бессмертный, потому что у князя Олега нет своих лошадей. Все лошади, на которых он ездит, взяты взаймы.

– Какая поразительная судьба! Быть хозяином одной только взятой взаймы лошади, лишенным всех земель рукой мертвого бога. Хочешь его увидеть?

– Покажи.

Нищий взмахнул рукой, и снег на площади перед воротами взвился с земли. Понесся, закружился во множестве крохотных вихрей и наконец сложился в фигуру. Перед князем предстала сцена из саги. Наводящий страх бог Один, одноглазый и ужасный, с искаженным в крике лицом, восседал на восьминогом коне Слейпнире, пронзая копьем жуткого волка, который вцепился в его щит. Город наполнился грохотом битвы, и Олег удивился, что никто из его дружины не выскочил на улицу узнать, что происходит.

Копье воткнулось в Волка, вошло в плоть, и зверь пронзительно завыл, однако не ослабил хватку. Щит всадника разлетелся в щепы, и Волк вонзил когти в плоть коня, сомкнув зубастую пасть на шее воина. Тело Волка взвилось вверх по невообразимой спирали, когда легендарный конь заржал и забрыкался, силясь освободиться. Однако Волк держался мертвой хваткой.

А в следующий миг снежные хлопья осыпались на землю, и на город снова спустилась ночная тишина. Олег подошел к месту схватки. На снегу лежала всего лишь скрученная веревка. Олег узнал тройной узел Одина.

Князь поднял ее и протянул нищему. Ему показалось, что это самый правильный жест.

– Когда он умирал в последний раз, – сказал чужак, – было так.

Он словно из ниоткуда вынул длинный нож и ловко разрезал веревку на три части.

– Он в этом мире, разделенный на части, – пояснил незнакомец, показывая Олегу свисающие куски веревки. – Если когда-нибудь он снова станет цельным, то тебя и все армии на свете ждет такая битва, какой не видывал мир. Он выжжет все земли, от обледенелых берегов острова Туле и зеленых холмов Альбиона до пустынь Серкланда.

– Не понимаю, – признался Олег.

– Он в этом мире, разделенный на три части. Если он снова станет одним целым, ты и все другие воины будете удирать от него, как крысы из горящего амбара. Останутся только его любимчики. Игорь будет торжествовать. Игорь будет править.

Слова чужака отдавались в ушах Олега странным шипением, немного похожим на тот звук, который слышишь, когда к спине животного прижимают раскаленное клеймо.

– А как он может стать единым целым?

– Так, как он становится чем угодно, – через смерть. Есть три живых человека, несущих в себе руны. Фрагменты бога. В конце останется только один, и судьба настигнет тебя, чтобы стереть с лица земли.

– Кто они, эти люди? И что мне делать?

– Тот, кто пьет из колодца Мимира, должен заплатить. Один отдал за мудрость глаз, сияющий бог Хеймдалль пожертвовал ухо. Что готов дать ты?

– Свой покой.

– Этого недостаточно. Требуется гораздо больше.

– Что же?

– Ребенок.

– Какой ребенок?

– Тот, что сидит рядом с тобой в большом зале.

– Для чего?

– Для смерти.

Олега затопила волна восхитительного предчувствия. Неужели бога действительно можно задобрить, отдав Игоря?

– И если я соглашусь, тот бог, которого ты показал мне, не придет?

– Твой долг перед колодцем будет уплачен. Твое имя прогремит в веках, ты станешь самым могущественным правителем на земле. Ты получишь пророчество и узнаешь, каким путем тебе двигаться дальше.

Олег улыбнулся.

– Ты бог, – сказал он.

Олег явственно сознавал это. Воздух вокруг его собеседника казался вязким, от этого все чувства князя притуплялись, как будто он стоял под водой. Рядом с незнакомцем Олег сделался медлительным и каким-то хрупким.

– Так и есть.

– Как тебя зовут?

– У меня много имен. Здесь я Велес, а в Риме – Люцифер. Для тебя же я Локи.

Олегу показалось, что он перестал дышать, страх стиснул горло, словно рука убийцы. Он собрался с силами. Ужас отступил. Он привлек к себе внимание богов. Он особенный человек, избранный для великих деяний.

– Тебя называют кузнецом лжи, – заметил Олег.

Бог улыбнулся.

– Те, кто не слушает, выставляют меня лжецом, – возразил он. – Люди слышат только то, что хотят услышать, и когда они проклинают меня, то не за ложь, а за сказанную мною правду. Благодарю тебя за тепло костра. Я отплачу за доброту, когда вернусь за тем, что ты обещал мне.

Он развернулся и пошел в снег. Олег смотрел, как он удаляется, и размышлял о том, как бестолковы подчас боги, если просят в жертву то, что он и сам умолял их забрать.

Той ночью ему приснилась девушка, которая живет в землях франков, светловолосая и прекрасная; девушка гуляла по садам над рекой.

– Кто ты? – спросил он.

– Одна из трех. Ты узнаешь меня по этим знакам. – Она раскрыла ладонь. На ладони лежали восемь деревянных пластинок, на каждой было начерчено по руне.

– Как тебя зовут?

– Элис, я из рода Роберта Сильного.

– Пока ты жива, и я буду процветать, – сказал он ей во сне.

Олег отправил послов к ее брату в Париж на следующий же день, прося ее руки. Но даже не получил ответа. Он подумывал, не пойти ли войной, однако его армия не могла уходить далеко от Киева, поскольку вынуждена была отбивать нападения печенегов. И вот тогда он решил похитить девушку.

Сидя на крыше рядом с целителем, Олег глядел на Сваву. Он и подумать не мог, что бог просит ее. Бог же сказал: «Ребенка, что сидит рядом с тобой в большом зале». Там, на всех пирах и советах, рядом с ним сидел Игорь, вместе с ним судил, разбирая жалобы крестьян или назначая воинам вергельд, даже присутствовал на переговорах с другими правителями. Олег поклялся воспитать мальчика, однако если судьба повергнет Игоря, если боги его повергнут, то Олег будет освобожден от слова, не нарушив его, и сможет назвать своим наследником того, кого захочет.

Князь даже не подумал о дочери; он был воин, разве он мог предположить, что девочка имеет какую-то ценность, чем-то интересна богам? Она просто ребенок, дитя, которому нет еще и шести. Зачем богу она, когда он может забрать мальчика, которому уже исполнилось тринадцать и который выказал себя храбрым воином? Однако бог все знал о его слабостях, и до Олега дошло: каким бы мудрецом ты ни казался себе самому, нельзя заключать сделки с подобными существами, рассчитывая при этом расплатиться мелкой монетой.

Олег поглядел вниз с крыши башни. Город располагался на излучине широкой реки Волхов. Повернувшись к реке спиной, он видел просторные зеленые земли: рядом с городом – курганы своих умерших соотечественников, а за ними – леса, колышущиеся подобно морю. Сейчас сооружали курган для Гиллинга, его брата-викинга, который ходил с ним в походы на юг до самого Миклагарда и до западных островов. За последним готовым курганом сняли полоску красноватой почвы на том месте, где собирались вырыть погребальную камеру. Он слышал, что с этим возникли какие-то трудности, однако был слишком озабочен болезнью дочери, чтобы вдаваться в подробности.

Его дочь не похоронят в кургане. Она такая подвижная, яркая и живая. Ему будет невыносима мысль о том, что она лежит, придавленная толщей земли. Для нее сложат костер, подобный ее душе. Князь поглядел за реку. Ему казалось, что он птица, парящая в светлом воздухе над водой, птица, которая может в любой миг развернуться и лететь на юг по реке, чтобы разорять Миклагард, отнимать сокровища византийского императора или лететь в халифат, чтобы вернуться с богатствами Серкланда. Девочка застонала в лихорадке. Князь поглядел на нее и покачал головой. Он позволил себе полюбить дочь. «Мужчинам, а правителям в особенности, нельзя любить дочерей», – подумал он. Они – товар, не более того, за них можно получить у других правителей золото, земли или перемирие. Однако же он полюбил ее, главным образом за ее пламенную душу.

Сваве и ее сестрам было запрещено подходить к отцу без сопровождения няньки или матери, которые следили за тем, чтобы девочки вели себя примерно. Она же не ведала запретов. Она сама приходила к нему, чтобы наблюдать, как он ведет дела с купцами, князьями и полководцами в своем большом зале. Девочка думала, что он не замечает ее, пряталась под скамьями рядом с собаками, однако он прекрасно ее видел, поглядывал на нее, разбирая споры между крестьянами, и ее присутствие лишало его суровости именно в тот момент, когда он уже был готов закричать на спорщиков, приказывая им убираться с глаз долой. Она смешила его, и хотя ему следовало бы как следует высечь ее за непослушание, он этого не делал. Он подмигивал ей и бросал яблоко из корзины, принесенной крестьянином в подарок.

Он никогда не прогонял ее, и в конце концов она просто усаживалась рядом с ним на полу, тогда как его наследник Игорь сидел по другую сторону от него на стуле, наблюдая, как князь ведет дела. Олег понимал, как, вероятно, выглядит в глазах своей дружины, поэтому время от времени участвовал в поединках, чтобы показать всем: да, он может быть мягкосердечным, когда речь идет о его дочери, однако воины пусть не рассчитывают на подобную снисходительность. «Противник, который уважает тебя больше всех, – мертвый противник»: эту поговорку отец вбил в него с раннего детства. И все-таки он был рад, когда и его военачальники начали позволять своим дочерям сидеть рядом с ними на хмельном пиру.

– Эрингунн.

Олег подошел ближе и сел, положил руку на лоб дочери, чтобы убедиться, что она еще жива. Он называл ее полным именем всего раз. Для него она обычно была Свава или Мышка, из-за ее привычки появляться в тех местах, где он ее не ждал. Однако Мышка – слишком скромное прозвище, поэтому он заменил его на Сваву, в честь одной из валькирий, дев-воительниц Одина.

– Эрингунн.

Олег назвал ее так, когда пришел взглянуть на дочь в день ее появления на свет и дать ей имя. Теперь же он знал, что называет ее по имени, прощаясь.

Слезы показались у Олега на глазах, поэтому он отвернулся от целителя. Он говорил с девочкой, глядя вдаль:

– Вот видишь, что ты наделала. Я не могу спуститься в таком виде к людям.

Внизу собиралась дружина. Одно дело – проявлять мягкосердечность, сажая ребенка себе на колени, совсем иное – ухаживать за ним, словно нянька.

Целитель, который понимал язык своего повелителя, только если очень внимательно слушал, ничего не сказал.

Йонемногу Олег взял себя в руки и снова развернулся к целителю.

– Если она умрет, – сказал он, – то и ты умрешь. Ее положат на корабль, который сожгут вместе с ней, чтобы она отправилась в царство мертвых. Ты тоже будешь на этом корабле. Это большая честь для тебя, так что радуйся.

– Она не умрет, княже, только не на этой крыше, обложенная оберегами.

– Прекрасно, – отозвался Олег. – Если она останется в живых, я предоставлю тебе возможность поискать себе менее почетную смерть. Сможешь за мой счет растратить жизнь на женщин.

– Как ты щедр, княже, – сказал целитель.

Девочка пошевелилась, и он подхватил ее, чтобы она не скатилась с крыши.

– Ульфр.

– Что она сказала?

– Я не разобрал, княже.

Олег склонился к дочери. Девочка снова застонала, повторив слоцо.

– Не обращай внимания, мой господин, – сказал целитель. – В бреду люди говорят подчас такое, что...

– Ульфр.

Олег взглядом пригвоздил целителя к месту.

– Что ты там бормочешь? Она же ясно сказала «волк», я сам слышал. Что это означает?

– Дух может войти в нее в разных образах. Вполне вероятно, что в нее вошел дух волка и...

Целитель замолк, прочитав во взгляде князя бурлящий убийственный гнев. Князь, как было известно целителю, прекрасно разбирался в людях, видел их насквозь. Но еще целитель знал, что для Олега он сейчас единственная надежда.

Олег медленно кивнул, и целитель понял, что князь борется с собой, пытаясь обуздать свой гнев.

– Пусть лежит здесь, в прохладе. Если начнется дождь, неси ее обратно. Кроме того, следи, чтобы она не упала.

– Да, княже. Да, мой господин.

Олег в последний раз взглянул на дочь. Она покрылась испариной, лицо пошло красными пятнами, волосы намокли от пота.

– И молись нашим богам, – велел Олег, – потому что завтра, сдается мне, ты отправишься в их владения, сопровождая княжескую дочь.

Глава тридцать вторая
НА ПУТИ К ХРИСТУ

Поднявшаяся от дождей река походила в лунном свете на изломанную полосу свинца. В воздухе висела изморось, и Жеан понимал, что в лучшем случае его ждет впереди сырая и холодная ночь в мокрой одежде, если им удастся отыскать брод и спастись. Они спешно спускались по склону холма к берегу, где стояло несколько разрушенных крестьянских домов. Течение реки казалось необычайно быстрым. Весна выдалась сырая, дожди шли часто и подолгу. Но Жеан решил, что брод все-таки можно преодолеть. С другой стороны, ему до сих пор вообще не приходилось задумываться о по добных вещах. Он провел большую часть своей жизни в монастыре Сен-Жермен и никогда не путешествовал.

Викинги же не были так уверены в том, что переправа пройдет успешно. На гребне холма над ними собрался отряд всадников. Жеан насчитал двадцать человек. Рядом с ними были еще и пешие воины, наверное, два раза по двадцать. Преследователи увидели берсеркеров, их командир указал на них концом копья и ударил пятками лошадь, начиная спуск.

– Мы сможем переправиться на ту сторону? – спросил Астарт.

Молодой человек был в смятении, не зная, что лучше: нападать

или отступать. Он сделал шаг вперед, затем назад, готовый делать что угодно, только бы не стоять на месте.

– Придется, – ответил Офети. – Быстрее, загоняйте мулов. Те, кто не ведет животных, возьмитесь за руки. Река здесь мелкая, но течение будет сильным. Если мы переправимся раньше, чем они нагонят, сможем спрятаться в лесу на том берегу. Главное, чтобы они не настигли нас посреди брода.

Воины зашлепали по воде, ведя за собой мулов. Не было никакого порядка, никто не соблюдал строй. Все просто вошли в реку разом, стремясь на другой берег, до которого было шагов сто пятьдесят. У Жеана не оставалось выбора. Он последовал за викингами.

Вода доходила до бедра и неслась очень быстро, Жеан даже покачнулся, войдя в реку. Но потом крепко встал на ноги. Исповедника по-прежнему изумляли произошедшие в нем перемены, он поражался тому, каким сильным и уверенным чувствует себя, несмотря на мощное течение. Викинги стояли на ногах не так твердо. Они пошатывались, останавливались, делали шаг и снова замирали, все время прилагая усилия, чтобы не лишиться равновесия.

Всадники на склоне холма пустились в неуверенный галоп. Викинги были плохими наездниками, это всем известно, и им было трудно заставить лошадей бежать быстрее. С другой стороны, особенной нужды в спешке и не было. Преследователи находились в четырех сотнях шагов, тогда как берсеркеры сделали всего десяток по воде и уже цеплялись друг за друга; им пришлось взяться за руки, чтобы двигаться вперед. Жеан видел, что у некоторых всадников за спиной висят луки. Собирался дождь, и если бы облака прямо сейчас закрыли луну, мир погрузился бы в спасительную темноту. Только облака не закрывали луну.

Всадникам оставалось сделать триста пятьдесят шагов, когда берсеркеры продвинулись всего на пятнадцать. Будет драка, а Жеану необходимо, чтобы эти люди отвели его в аббатство Сен-Морис. Астарт решил сесть на мула верхом и так добраться до другого берега. Еще трое последовали его примеру, вскарабкавшись на спины животных поверх тюков.

Жеан уверенно шел по бурным волнам, и семь викингов следовали за ним.

– Не получится! – прокричал Офети. – Лучше вернуться и принять бой.

– Нет! – выкрикнул Жеан.

Астарт уже собрал всех мулов и снова завел в реку, чтобы спасти оставшихся товарищей: он ехал на одном, а еще трех животных вел за собой.

Жеан схватил за руку первого из семи викингов, идущих цепью.

– Держись! – приказал он Эгилу, который вцепился в него, изрыгая проклятия. Потом Жеан прибавил шагу, волоча людей за собой.

Всадники теперь были в двух сотнях шагов. Жеан слышал, как они выкрикивают обидные слова:

– Что, трусы, бежите? Бабы, боятся принять бой!

– Иди сюда и скажи это мне в лицо! – проревел Офети, хотя с трудом держался на ногах.

Жеан прибавил ходу. Он чувствовал себя в воде совершенно уверенно и прекрасно держал равновесие. Теперь, когда он тянул их, берсеркеры двигались вперед гораздо быстрее. Пятьдесят шагов, пятьдесят пять. Всадники были уже на берегу. Шестьдесят шагов, семьдесят. Что-то плюхнулось в воду. Стрела.

Астарт подвел мулов к товарищам, и берсеркеры кинулись к животным. Трое сумели сесть верхом, еще трое схватились за тюки с поклажей, и мулы развернулись, спеша на берег. Только Офети не хватило сил последовать за ними. Он стоял в воде, пошатываясь, словно пьяный, который пытается вспомнить, где его дом.

В воду шлепнулись еще несколько стрел. Три всадника вошли в реку, направляясь к ним. Офети покачнулся и упал, взмахнул руками, пытаясь удержаться. Падая, он успел развернуться и упереться руками в дно, встав на четвереньки лицом к потоку. Снова посыпались стрелы, но на этот раз с противоположного берега. Это берсеркеры обстреливали подъезжавших всадников. Жеан шагнул к Офети, но и всадники были уже рядом. Он успеет протащить викинга шагов десять, не больше. Исповедник смотрел на всадников.

Их было трое, лошади шли вперед осторожно, высоко поднимая ноги. Что за нелепая ситуация! Сейчас берсеркеры на том берегу пытались снова загнать мулов в воду, чтобы выручить товарища, однако животные, уже совершившие два марш-броска по бурной реке, отказывались наотрез. Берсеркер по имени Вани сам пошел обратно, однако продвигался слишком медленно.

У трех всадников были копья. Жеан не знал, что ему делать. Он помог Офети подняться на ноги, и толстяк выхватил меч, но все равно с трудом удерживал равновесие, куда уж ему биться.

Жеан хотел забрать у викинга оружие. Но Офети вцепился в меч, не желая отдавать.

– Прошу тебя, – сказал Жеан. – Ты не сможешь драться, когда еле стоишь на ногах.

Офети кивнул и передал меч исповеднику. Монах шагнул навстречу всадникам. Викинги не привыкли сражаться верхом, однако у них не было выбора. Если они спешатся, то окажутся ровно в таком же положении, что и Офети, они не смогут стоять, в любой миг рискуя получить стрелу или копье, поскольку берсеркеры прикрывали товарища с другого берега.

Всадники еще немного проехали вперед и остановились перед Офети и монахом. Жеан позаботился о том, чтобы все их внимание сосредоточилось на нем, – он прыгнул на преследователей, взмахнув мечом. Мимо просвистело копье, но Жеан с проворством и силой ударил всадника мечом по ноге. Викинг закричал, страх всадника передался коню, и тот шарахнулся в сторону, сбросив седока в поток. За секунду он исчез в темноте. Второе копье едва не вонзилось в Офети, но он успел его перехватить, крепко вцепившись в оружие. Однако его противник был неглуп. Он попросту выпустил копье, отчего Офети потерял равновесие и снова свалился в воду. Жеан толкнул меч к берегу, а сам нырнул за викингом, уйдя с мелководья на глубину. Внезапно всадники остались вдвоем, и над рекой прозвенели пять стрел. Жеан слышал крики животного и человека, пока боролся с черной водой.

Еще только нырнув, Жеан уже пожалел о своем поступке. Тот, кого он пытался спасти, был язычник, враг его народа, однако монах действовал, подчиняясь инстинкту, даже не зная, умеет ли вообще плавать. Однако он с легкостью разрезал ледяную воду. Впереди, совсем близко, он заметил что-то – светловолосая голова большого викинга вынырнула на поверхность.

У Жеана не было времени, чтобы подумать, насколько странно то, что он, еще недавно едва живой калека, не способный без посторонней помощи совершать самые простые действия, теперь плывет под пронизывающей до костей ледяной водой, чтобы спасти человека, которого сам король Зигфрид прославлял как могущественного героя.

Офети было не за что ухватиться, не было ничего, что помешало бы ему уплыть обратно в Париж, в лагерь викингов, но сейчас его беспокоило даже не это. Вода была ледяной, а течение мощным. Однако Жеан быстро двигался, направляясь к цели. Исповедника как будто кто-то направлял, великана викинга он видел прекрасно, несмотря на темноту, дождь и бурные водовороты.

В четыре гребка монах оказался рядом с Офети и схватил его могучей рукой.

– Не выйдет, – сказал Офети. – Я утяну тебя на дно. Отпусти меня.

Жеан ничего не ответил, лишь погреб к берегу. Течение было сильным, но исповедник оказался еще сильнее, и он быстро добрался до суши и вытащил викинга. Огромный северянин лежал на холодной траве, выплевывая воду.

Жеан видел, как воины Ролло застыли на противоположном берегу, с сомнением всматриваясь в темноту. На этом берегу берсеркеры понемногу отступали к деревьям.

– Твои друзья уходят в лес, – сказал Жеан. – Нам бы лучше догнать их. Мне необходима твоя защита на пути в Сен-Морис.

Офети лежал на спине, раскинув руки, и пытался отдышаться.

– Как ты их видишь? Я в этой темноте не вижу дальше собственных сапог.

– Ты просто не в себе от холода, – сказал Жеан. – Отогреешься и тоже начнешь видеть.

Офети поднялся на ноги. Жеан поглядел викингу в лицо. Великан взирал на исповедника едва ли не со страхом.

– У меня прекрасное зрение, – сказал он. – Пойдем, пока отряд Ролло не набрался храбрости, чтобы переправиться. Благодарю тебя за то, что ты сделал для меня.

– Меня не благодари, благодари Господа. Никто не спасется и не погибнет без Его соизволения.

Офети кивнул.

– Будешь молиться со мной? – спросил Жеан.

Офети коротко засмеялся.

– Когда мы оторвемся от погони, я, если ты так хочешь, буду молиться с тобой. Если твой бог спас меня, господин Тюр не станет возражать, чтобы я поблагодарил его.

Исповедник улыбнулся. Уж не ради ли этого Господь освободил его от немощи – чтобы он обращал язычников? Очень может быть. Раньше он думал, что ни один из берсеркеров не вернется из Сен-Мориса. Теперь же перед ним открывался другой путь. Эти люди могут стать непревзойденными воинами Христа. Они впустят Иисуса и Его божественное присутствие в свои сердца и станут искоренять языческую ложь там, где пробьются ее всходы. «Господин Тюр» станет тем, кем и является на самом деле, – всего лишь тенью в истории.

– Пойдем же, – сказал Жеан. – Не отставай, если плохо видишь в темноте.

Они вдвоем вскарабкались на берег и побежали к кромке леса.