Текст книги "Ночи Виллджамура"

Автор книги: Марк Чаран Ньютон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

В старинной комнате пахло плесенью, каменная кладка стен тут и там крошилась. Он знал, что город стар, но никогда не думал, что еще существуют дома вроде этого. Со всех сторон его окружали полки с книгами, книги лежали на полу. Многие с сорванными корешками, слипшимися страницами, из других страницы, наоборот, торчали в разные стороны, показывая какие-то диаграммы и графики. Среди книг попадались инструменты, странные куски гнутого металла, насекомые, похожие на механизмы точных, совершенных форм.

Созерцание этого скопления мудрости вызвало в нем ощущение недостаточности собственного образования. В своем уме он не сомневался, но здесь было другое, упорядоченное знание: древние языки, история, названия редких растений и животных, тогда как его познания не шли дальше мечей, женщин и танцев. Но нет, он все же сообразителен, и не все ответы находятся в книгах – некоторые имеются и в реальном мире.

Дверь распахнулась, и вошла женщина, одетая так же, как двое его недавних провожатых. Волосы у нее оказались темнее, чем он запомнил, а сама она – стройнее.

–  Кто хочет говорить со мной? – Голос у нее был низкий, синие глаза сверкали.

Рандур подошел к ней, вынул монету.

Она взяла ее, рассмотрела:

–  Да, я помню. Фолк, тысяча семьсот пятьдесят седьмой. Ты тот мальчик, который меня спас. – Она вернула ему монету и, кажется, улыбнулась. Строгие линии на ее лице показывали, что это случается редко. – Ты вырос, я вижу.

–  Это бывает, – пробурчал Рандур, пряча монету в карман. – Вы тогда сказали, что, если мне понадобится услуга, я могу прийти и разыскать вас.

–  Значит, добрался ты благополучно. – Папус отошла к столу и начала перебирать какие-то бумаги. – Ну, так о чем же ты хочешь попросить?

–  Мне нужен такой культист, который может предотвратить смерть человека или вернуть его из мертвых.

Не сводя с него серьезного взгляда, она положила на стол бумаги, которые держала в руках, и сделала к нему шаг.

–  Я спас вам жизнь, – смущенно напомнил Рандур. Ему вдруг показалось, что нелишне будет напомнить об этом.

–  Да, верно, но то, о чем ты просишь, невероятно трудно, ты понимаешь это? В смысле, зачем тебе жить вечно?

–  Это не мне. Я для матери.

–  А, понятно. – Папус присела на край стола. – Подождешь здесь еще минутку?

–  Я уже привык ждать.

Папус сунула под плащ правую руку…

…и растворилась во вспышке фиолетового света.

Рандур подпрыгнул как ошпаренный и шагнул к столу. Оглядел лежавшие на нем книги и бумаги так, словно надеялся прочесть в них ответ. «Провалиться мне на этом месте, как она это делает?»

Рандур сидел у окна на стуле, пытаясь вникнуть в суть книги, которая явно была ему не по зубам. Но он решил, что диаграммы в ней нравятся ему чисто эстетически.

Дверь отворилась. Вошла Папус.

–  Как я погляжу, вы все же решили воспользоваться дверью?

–  Слушай, – заговорила она, – я действительно в большом долгу перед тобой, и я поговорила о том, чего ты просишь, с моими коллегами здесь, но, к моему большому сожалению, никто из нас не умеет этого делать.

Может быть, он наивен, но происходящее начинало раздражать его.

–  Колдуны вы или нет?

–  Нет, – коротко ответила она.

–  Нет?

–  Нет, мы больше чем колдуны. Мы не просто пользуемся магией. Тут целое искусство. Мы тратим годы на изучение тончайших нюансов наших технологий.

Ее интонация стала заученной, как отрепетированная речь.

–  Вы же обещали. Что вы можете мне предложить?

–  Ну, я хочу направить тебя в другую секту. Но при этом ты должен понять, что при обычных обстоятельствах мы не имеем с ними ровным счетом ничего общего. Обратившись к ним, ты не подвергнешься никакой особой опасности, но все же будь осторожен. И помни, что я посылаю тебя к ним, лишь памятуя об услуге, которую ты оказал мне много лет назад. Иначе я этого не сделала бы.

–  Звучит крайне сомнительно, – заметил Рандур. – Мне не нравится, к чему идет дело.

–  Скажем просто: сейчас все ордена переживают не лучшее время. И отношения между нами натянуты.

–  Как я понял, вы и эта другая группа недолюбливаете друг друга.

–  Мягко говоря. – Папус засмеялась. – И все же сейчас я передаю тебя именно им, таков мой ответ на твою услугу. Не думаю, что ты когда-нибудь поймешь, чего мне это стоило. – Она помолчала, потом добавила: – Мы и они думаем совершенно по-разному.

–  Это как? – спросил Рандур, отметив взволнованное выражение ее лица.

–  Они – орден Равноденствия, как они себя называют, – любят… разбирать мир на части. А мы предпочитаем собирать его снова. Проще я объяснить не могу.

–  Объясните сложнее, – попросил Рандур. – Мне любопытно.

–  Они хотят разобрать мир на составляющие, чтобы узнать все его секреты. Понять, как все работает, и ради этой цели они не позволяют таким вещам, как этика, вставать у себя на пути. Они беспощадные, жестокие разрушители. В отличие от них я люблю объединять, сохранять порядок, соблюдая высокий уровень морали. Наш орден оказывает помощь Совету Виллджамура и самому императору, когда они в нас нуждаются. И тем не менее мне придется отвести тебя именно в орден Равноденствия, ибо только там ты сможешь обрести то, к чему стремишься.

–  У каждой монеты две стороны. – Рандур снова зажал свой талисман в ладони. – Откуда мне знать, что вы просто не избавляетесь от меня по-легкому? – И он подкинул монету в воздух, так что она сверкнула на свету.

Она поймала ее на полуобороте и отдала ему.

–  Идем, – сказала она. – Я сама отведу тебя к нему.

–  К кому именно? – спросил Рандур, немного наклонив голову набок.

–  К Дартуну Суру, – ответила Папус, устремляясь к выходу из комнаты. – Он – годхи ордена Равноденствия.

–  Чушь какая-то, – бросил Рандур.

Она резко ответила:

–  Ничего, скоро привыкнешь.

–  Один вопрос, – сказал Рандур. – Что вы забрали тогда у человека, который пытался вас убить?

–  Сейчас это не важно. Это было оружие, предназначенное для того, чтобы вредить людям, но ничего особенного, ничего такого, что могло бы перевернуть мир. Никаких откровений. Мы просто не хотели, чтобы он владел им. Как я уже говорила, Рандур, мы – те, кто руководствуется этикой и моралью. Мы стараемся поддерживать порядок, следить за тем, чтобы все оставалось как есть, ради блага империи.

Снова на улицы Виллджамура.

Вниз, по маршруту, о существовании которого он и не подозревал. Вдоль по тесным переулкам, через скрытые мосты. Многое в этом городе умерло, поблекло: заброшенные палаты и арки, свидетели других времен, которым нет больше места в настоящем. Пока они шли по коридорам, он слышал грохот тележных колес у себя над головой, а подняв голову, видел сквозь отверстия ливневой канализации прохожих. Здесь, внизу, была совсем иная кирпичная кладка, крошащийся камень во множестве покрывали лишайники и мхи, особенно расплодившиеся от постоянно капающей воды.

–  Знаете, – заговорил Рандур, – те, кто правит этим городом, могли бы взять тех беженцев, что за воротами, и разместить их здесь. Конечно, тут будут трущобы, но зато они не умрут…

Она бросила на него презрительный взгляд, и он понял, что сейчас лучше заткнуться. Папус производила впечатление человека, которому многое известно, и умела осадить всякого, кто вздумал бы умничать при ней.

Наконец они оказались в подземных палатах, куда вела едва заметная дверь. Папус постучала, потом повернулась к нему:

–  Только здесь тебе могут помочь.

Дверь отворилась. Лысый мужчина в сером плаще приветствовал их.

–  Это он, – объяснила Папус привратнику, ее лицо выражало тревогу. Потом она быстро зашагала прочь, а Рандур уже во второй раз за этот день оказался в присутствии культиста.

– В общем, вы понимаете, что мне было обещано. – Рандур сидел за каменным столом, напротив человека по имени Дартун Сур, который развалился в кресле. – Вот почему мне сказали, что вы можете помочь.

В комнате восхитительно пахло, запах напоминал ему лосьон из трав, которым пользовалась одна его знакомая девушка. В остальном помещение оказалось довольно простым: ни благоговейно расставленных повсюду реликвий, ни флаконов со странными жидкостями, ни заспиртованных образцов, ни косматых безумцев с горящим взглядом в нем не наблюдалось.

Дартун подался вперед в своем обитом бархатом кресле. Оценивающий взгляд его лишенных возраста глаз внушал беспокойство. К тому же они слишком ярко сияли для такой сумрачной комнаты.

–  Задача интригующая, должен сказать. Но выполнимая.

Между ними повисло неловкое молчание, во время которого Рандур изучал человека напротив. Дартун со своей решительной челюстью и умеренно мускулистым телом был раздражающе красив. Он даже ухитрился найти в этом городе солнце, которое придало здоровый оттенок его коже. Несмотря на седеющие волосы, выглядел он моложаво, и Рандур решил, что ему лет сорок, не больше, хотя мужчина и производил впечатление человека куда более зрелого.

–  Красивый у вас плащ, – нарушил молчание Рандур, думая, что и сам недурно выглядел бы в нем, если немного подогнать по фигуре, конечно. – Очень темный. Что это за цвет?

–  Фулиджин, – ответил Дартун. – Цвет темнее черного.

После новой паузы Рандур решил уточнить:

–  Так как, вы сможете мне помочь?

–  Конечно, – ответил Дартун, всем своим видом выражая удивление столь наивным вопросом. – На это наших талантов вполне хватит. Это одна из тех сфер, в которых я, скажем так, эксперт. Нет, я размышляю лишь о том, чем вы можете быть полезны нам, в свою очередь.

Рандур знал, что на помощь Папус рассчитывать больше не приходится, – она свела его с Дартуном, и на этом все. Договариваться с главным культистом придется самому.

–  Вообще-то, я буду работать в доме императора. Может быть, это поможет?

–  У старого Джохинна? – переспросил Дартун. – Что ж, это, конечно, интересно. И чем вы там будете заниматься?

–  Всем помаленьку. – В голосе Рандура сквозил холодок. Встреча начинала его злить. Выждав момент, он задал неизбежный вопрос: – Какова будет цена?

–  Ага! Вот это, Рандур Эстеву, уже дело!

–  Я думал, что вы, культисты, и так можете получить все, что захотите. Да и к чему вам деньги?

–  Мне нравится, что все думают, будто мы можем все, когда и как захотим. Понимаете ли, наши технологии довольно специфичны. Да и одними реликвиями сыт не будешь, хотя они, конечно, стоят кучу денег. Кроме того, я должен регулярно платить членам моего ордена, иначе они от меня разбегутся. Нет, деньги – вещь полезная. Я думаю, чтобы покрыть расходы на выполнение вашей задачи плюс еще время, которое это займет… Скажем, четыре сотни ямунов будет достаточно?

–  Четыре сотни! – Рандур вскочил, потрясенный. Странно, что подобную просьбу вообще оценивают в деньгах. Так вот, значит, как делаются дела в столице империи? Где же тут справедливость? Он впился взглядом в Дартуна, но понял, что лидер культистов – не тот, с кем можно торговаться.

–  Ну а во что оценили бы жизнь вы, господин Эстеву? – спросил Дартун.

Рандур снова опустился на стул, чувствуя себя несчастным. Четыреста ямунов? Невозможная сумма. Прикинув, что один ямун стоит десять сота, а в каждом из них пятьдесят лордилов, он понял, что на такие деньги можно купить все фермы на Фолке, и еще останется. К тому же оценивать в деньгах жизнь человека казалось ему полной дикостью.

–  Не надо так расстраиваться, – продолжал Дартун. – Вы же будете жить в Балмакаре, где много богатых людей. Уверен, вы придумаете, как сделать так, чтобы часть их средств перекочевала в ваши карманы. Вы красивый юноша и скоро обнаружите, что приятная внешность дает в таких делах большое преимущество.

Рандур даже не обратил внимания на наглость. Его взгляд был устремлен на стол прямо перед ним, на мелкую руническую гравировку по его краю. Он не знал, как долго он так просидел, но, когда он поднял взгляд, Дартун смотрел на него, продолжая ухмыляться.

–  Такие вещи как-нибудь ограничены сроком? – уточнил Рандур. – Предположим, моя мать скончалась вчера, сколько времени пройдет, прежде чем будет слишком поздно… ну, сделать то, что вы можете сделать?

–  Хороший вопрос. Мы все время экспериментируем, потому что прогресс – моя главная цель. Именно этим и занят весь наш орден – поиском эссенции жизни, того, что делает нас – нами. На сегодняшний день нам удалось оживить человека, умершего за два года до того, как он попал к нам в руки, правда его мозг оказался не совсем тем, что прежде. Таковы самые общие итоги наших исследований, Рандур. Мы не торговцы на ирене, пытающиеся сбыть по дешевке гору барахла.

Рандур испытал облегчение. Значит, у него есть время раздобыть четыре сотни ямунов.

–  По рукам? – спросил Дартун.

–  Да, по рукам.

И они обменялись рукопожатием.

–  Позвольте один вопрос? – Дартун скрестил руки на груди. – Какого лешего вам понадобилось проделывать такое с родной матерью?

Рандура затошнило, когда он снова вернулся мыслями к той ночи, к тому единственному поступку, о котором он будет сожалеть всегда. Он должен исправить вред, причиненный его безрассудством и легкомыслием. Он должен доказать самому себе, что достоин своей матери. В конце концов, именно матери производят нас на свет. Они кормят нас, одевают, выказывают к нам всяческую доброту. Они делятся с нами всем, что у них есть. Правда, с его матерью временами бывало непросто, но это не имеет значения. Все, что было важно для Рандура теперь, – это та единственная ночь, когда она нуждалась в нем, а его не оказалось рядом.

Он ее подвел.

–  Итак, – сказал Рандур, не ответив на вопрос, – что… то есть как вы будете это делать?

–  Предоставьте это специалистам, молодой человек. Поверьте, уже не в первый раз ко мне обращаются с просьбой подкорректировать законы мироздания. Я живу в Виллджамуре всю жизнь. Женщины приходят ко мне и просят сделать их красивее, или стройнее, или моложе. Мужчины просят добавить им мужественности. Ко мне обращались проститутки, страдающие от боли во время занятий своим ремеслом, и просили меня сделать так, чтобы их внутренняя мускулатура онемела или чтобы во время работы у них отключалась чувствительность. Даже наркоманы и те ползут ко мне за помощью. Я здесь давно, и видел всякое, и всем всегда говорю одно: покажите мне ваши монеты, а уж я узнаю, как вам помочь.

В стеклянную сферу, установленную в его кабинете, Дартун наблюдал за тем, как уходит молодой человек. Эта сфера была связана с другой, расположенной на фасаде здания и окруженной мозаикой из мрамора так, чтобы казаться украшением; она-то и показывала ему искаженное изображение спины юноши, скользившего прочь по задворкам черно-белого Виллджамура.

Значит, этот Рандур хочет, чтобы его мать жила долго. Что ж, это, положим, довольно просто – займет всего несколько месяцев, максимум год. Быть может, ему даже удастся сделать так, чтобы она пережила своего сына. Рандур был обаятелен, он обладал некой харизмой, которая делала его привлекательным в глазах Дартуна. Он поможет пареньку, хотя и знает, что результаты скоротечны и что ему самому такое лечение не подходит. Когда-то, благодаря технологиям древних, Дартун обладал вечной жизнью. Раз в год он делал себе инъекцию сыворотки, генерированной из реликтовой энергии, – несложная процедура в сравнении с остальными его достижениями, – но теперь он умирал.

Он понял, что реликтовые технологии дауниров подвели его, в тот день, когда порезался бритвой. С тех пор прошло время, а красный шрам все еще здесь. Дартун стоял у зеркала. Поднес к лицу свечу. Бороздка на коже быстро заполнялась кровью. Красная жидкость потекла в раковину, крохотные капли его собственной смерти.

Он вдруг подумал о том, как много вокруг причин, от которых может умереть человек.

Лошадь лягнет копытом.

Нападут разочарованные юнцы с мечами, желающие что-то кому-то доказать.

Неосторожное обращение с реликвией.

Отравленная еда.

Банши караулят за каждым углом.

Он собрал все реликвии, имеющие отношение к этой теме, какие только мог найти, проводил бессонные ночи в самых непредсказуемых местах, чтобы выяснить, что происходит и как предотвратить старение, абсолютно уверенный в своем успехе.

В том, что он найдет лекарство от близящейся смерти.

Но не нашел. Тогда он сделал в дневнике запись, думая о том, как странно, что слова переживут его, когда он уйдет:

«Как получается, что я могу вести беседу из могилы? Говорить с вами сейчас? Посредством слов, написанных на этой странице, не более и не менее. Значит, эти мелочи продлевают нашу жизнь? Следы, оставленные нами за время нашего существования, – записка здесь, брошенный любовник там? Резкость, сказанная одному. Совет, данный другому. Шутка, рассказанная третьему.

Кусочки нас самих, подаренные миру.

Значит, только в них я смогу жить вечно?»

Подстегиваемый этими размышлениями, а также впечатлением от визита Рандура, Дартун спустился в подземные лаборатории взглянуть на резервуары Шелли.

Темная комната в самом дальнем углу штаб-квартиры его ордена. Сбоку лежат семь трупов, подобранные стариной Тарром на улицах Виллджамура, но он возлагает надежды на те, что в резервуарах: они не были мертвы с самого начала. Резервуары были выстроены в два ряда и представляли собой похожие на ванны металлические бассейны, заполненные регенерирующей жидкостью. В нее были погружены тела, их губы касались поверхности воды изнутри.

Это были люди с психическими расстройствами, пациенты заведений для душевнобольных, калеки, инвалиды – все те, чье существование Виллджамур и вся Джамурская империя отказывались даже признавать, не говоря уже о том, чтобы проявлять о них заботу. У таких, как они, не было ни единого шанса внести свой вклад в империю, и до недавнего времени они с потерянным выражением лица бродили по закоулкам великого города.

Он не представлял себе доли худшей, чем быть позабытым всеми, когда всякий, на кого ты бросишь взгляд, шарахается от тебя. Один из них сам сказал ему однажды, что, когда люди отказываются с тобой говорить, опускают глаза в то время, когда ты глядишь в их сторону, ты уже все равно что умер.

Неужели только внимание других людей к нам дает нам уверенность в том, что мы еще живы?

Дартун захотел поставить эксперимент на них. Если его ждет успех, то и для них это будет какой-никакой выход, а если они не умрут, то будут ли живы в полном смысле этого слова? Он хотел увидеть, смогут ли новые технологии продлить им жизнь. А уж потом применить эти технологии к себе.

В воздухе воняло химикатами.

Вслепую он зажег в углу фонарь из синего стекла. Модифицированные реликвии были погружены в воду одного ряда резервуаров. Над ними стояло тусклое фиолетовое мерцание, означавшее, что они готовы. Снедаемый беспокойством, он подошел к первому стоявшему на платформе высотой ему по пояс и благодаря свету, падавшему ему на лицо, увидел свое отражение в вязкой жидкости. Обработанные пробными составами, эти тела часами сопротивлялись воздействию химических соединений, против которых обычный организм и минуты бы не устоял.

Одну за другой он отключил реликвии, и жидкость начала уходить по широким трубам в канализацию, чтобы вытечь наружу где-то в глубине города. Когда уровень жидкости немного опустился, взгляду Дартуна предстало обнаженное тело мужчины. Мокрое и блестящее, оно было покрыто многочисленными шрамами мелких операций и торчавшими из них проволочками – следами его попыток избежать разложения. Дартун воткнул ему в грудь шприц, и через несколько секунд тело подпрыгнуло и задергалось. Глаза лежащего распахнулись, руки вскинулись и начали хватать воздух над головой, с губ сорвался неуместно басовитый детский плач.

Дартун пришел в восторг, он упивался оптимизмом – неужели попытка удалась?

Вдруг тело упало обратно в резервуар и мелко задрожало. Потом вообще перестало двигаться и стало таким же безжизненным, как немертвый до операции.

Снова неудача.

Он вздохнул и повторил всю процедуру с телами в каждой из пяти емкостей по одну сторону комнаты, причем все они сначала оживали, а затем погружались в смерть. Их надо было сохранить от распада, для этого им переделали внутренности. Тщету жизни – вот что он наблюдал в результате своих экспериментов и снова погружался в отчаяние и тоску. Эти люди, не имея выбора, доверили ему свою жизнь, а он подвел их.

Он даже не мог решить, хорошо ли это – стать одним из немертвых.

Дартун пришел в ярость. Находясь в компании мертвецов, он дал выход своему гневу, пиная все, что попадалось под ноги, а когда кто-то из его ордена вошел, чтобы посмотреть, в чем дело, он вытолкал его взашей. Он знал, что ведет себя по-детски, непредсказуемо, но так действовала на него неудача. Он ненавидел это в себе и бесился оттого, что собственная жизнь от него ускользала.

А как те, другие, задумываются ли они о своей смерти или считают, что этот день никогда не настанет?

Дни теперь казались ему не длиннее одного удара сердца.

Неудачи отняли у него все шансы, кроме последнего. Значит, осталось принять одно решение и тем самым почтить свою недавно обретенную смертность: развить пределы технологии дауниров до предела. Если уж ему суждено умереть, он сделает это так, что войдет в легенду, его имя запомнят, – он будет первопроходцем. В мире так много всякого, что он исследовал всю жизнь, и теперь пора дать своим исследованиям практическое применение. И не только это. Ему еще нужно найти одну важнейшую реликвию, фрагмент мощнейшей технологии. Ведь любая развитая технология неотличима от магии – а он исчерпал весь свой запас.

По крайней мере, в этом мире.

Глава шестая

Следователь Румекс Джерид сидел за своим столом и чувствовал себя жертвой. Он уже пострадал от первых снежков, брошенных в него озорниками с Гата-Гамаль. Эта улица, центральная в районе Кайхо, словно плодила мелких негодников, но о переезде нечего было и думать: какой смысл, ведь они все равно не оставят его в покое. Погода в последние дни стояла слякотная, так что где эти наглецы взяли столько плотного снега, он и представить себе не мог. В общем, мальчишки подняли Джерида с постели слишком рано. Выходя утром из дому, он видел их головы, торчащие поверх стены, заметил враждебность в их глазах, слышал их свист, уличные словечки, которыми они перебрасывались друг с другом, и обращенные к нему выкрики: «Эй, Джер-рид, береги спину, слышь?» – и насмешки: «Эй, Джер-рид, а где твоя бабенка? Может, тебе составить компанию? Мы тебя лю-у-убим, Джер-рид!»

Что с ними поделаешь? Можно было бы взять и арестовать их родителей, если бы они у них были, но сами мальчишки тут же растворились бы в лабиринте узких переулков, и ищи-свищи.

Джерид был стар. Ему за ними не угнаться. Как не угнаться и за многим другим, происходящим сейчас в Виллджамуре.

Взяв по дороге на работу еженедельный новостной листок, он с ужасом увидел, что об убийстве сенатора уже кричит каждый заголовок. Это значило, что отныне, работая над этим делом, ему придется все время держать Совет в курсе каждого своего шага, чего он никак не хотел.

Справа от него на столе лежала папка, оставленная одним из ночных следователей. В ней содержались подробные отчеты о новых случаях насилия у ворот города и в лагере беженцев. Двое серьезно ранены мечами в голову. Говорили даже о похищении. Обе стороны обвиняли друг друга. А между тем уровень гигиены в лагере беженцев стремительно падал. Активисты праворадикальных группировок Виллджамура устроили манифестации. Они выступали против того, чтобы эти типы перед лицом надвигающегося Оледенения похищали у жителей Виллджамура то, что «по праву принадлежит им». Они были против того, чтобы в город проникала зараза. Ситуация находилась на грани невиданной прежде истерии.

Люди становились все отчаяннее и злее.

Он провел час, переписывая свои вчерашние заметки и запивая их остывшим чаем, который принесла ему Гейл, девушка-администратор. Она была темноволосой и симпатичной, но бесхвостой, да и ее человеческая кожа была слишком нежной, на его вкус.

Джерид снова принялся изучать свои записи. Деламонд Гхуда, сорока трех лет. Женат, бездетен. В Совет был выбран пятнадцать лет назад, с тех пор регулярно переизбирался народным голосованием. Чего бы ни хотели массы, он всегда поддерживал их требования, а они отдавали ему свои голоса. С его помощью были проведены законы о реформе системы образования и налогообложения, он прослужил год на посту казначея Виллджамура, после чего был назначен представителем канцлера по контролю над всеми средствами империи. На этом посту он провел последние четыре года.

Кто же мог так сильно желать его смерти?

В эту минуту в комнату без стука вошел помощник Трист:

–  Следователь, у нас кое-что есть.

Джерид поднял голову, подавляя зевок:

–  Отлично. Выкладывай.

–  По показаниям свидетелей, покойного видели накануне вечером в трактире, где он пил в компании женщины тридцати с лишним лет.

–  Обычное дело, парень.

–  Видели, как они уходили вместе, а она, по слухам, проститутка. На лице у нее приметный шрам. Другой свидетель видел, как они вместе входили в жилой дом недалеко от галереи.

–  Отлично, дожили. Городские советники прибегают к услугам шлюх. Хочешь рассказать об этом его спутнице жизни и товарищам по работе? Голову даю на отсечение, нам прикажут не болтать об этом. Учитывая, что Совету положено являть собой образчик чистоты и честности…

Туя обтерла его полотенцем, которое тут же бросила в корзинку, стоявшую в углу. Парень в конце концов захотел, чтобы она только поработала над ним руками, а ее это как раз устраивало. Сказал, что не хочет обманывать свою партнершу, передумал в последний момент. Он лежал на спине и часто дышал – мужчины такие жалкие, когда кончат.

Выходя из комнаты, она сказала:

–  Я оставлю тебя, одевайся. Просто положи деньги на тумбочку и скажи мне, когда будешь уходить.

Вообще-то, он заплатил ей столько, что хватит теперь на неделю, – четыре сота и десять лордилов, – и она смотрела ему вслед, когда он, в своей нарядной мантии, шел в казначейство. Ее больше не удивляла обыденность клиентов. Все они возвращались к своим семьям, женам, к работе, к мелочной торговле, лелея свой маленький гадкий секрет. Хотя что плохого в том, чем она зарабатывает себе на жизнь, если это никому не вредит? Она ведь не из тех уличных бедняжек, которые ночами не спят, снедаемые виной и стыдом, а мужчины появляются в их жизни и исчезают, точно призраки.

Как же она дошла до такой жизни?

Быть может, причина в том, что она сама превратилась в продукт потребления – «товары и услуги» – и это держит ее в Виллджамуре? Она подозревала, что многие дамы в этом городе находятся в положении не лучшем, чем она. Матери и домохозяйки, с одной стороны, и женщины, которые, как она, могли самостоятельно зарабатывать деньги, – с другой. Ведь до тех пор, пока на женщин будут смотреть с точки зрения возможного обмена денег на услуги, их эмансипация останется неполной. Когда же стало слишком поздно менять что-либо? И сама ли она выбрала для себя такую жизнь, или ее навязали ей другие?

Со вздохом она вернулась к постели, легла, укрылась. Смотрела на свет, льющийся в окно. Слушала звуки людного города. И закрыла глаза.

Джерид постучал, и женщина немедленно открыла. На ней была лишь тоненькая сорочка, не предназначенная для того, чтобы согревать. Рыжие волосы, округлости, которые появляются тут и там от периодических дорогих обедов. Вдоль одной щеки тянулся темно-лиловый рубец, на который Джерид изо всех сил старался не глазеть.

–  Следователь Румекс Джерид, инквизиция Виллджамура. – Он протянул ей свой медальон инквизитора. – А это мой помощник Трист. Мы расследуем убийство Деламонда Гхуды и надеемся, что вы не откажетесь ответить на несколько вопросов.

–  Деламонд Гхуда? – переспросила она. – О боги… Пожалуйста, входите. Могу ли я предложить вам что-нибудь выпить?

–  Нет, спасибо, – отказался Джерид.

Трист вытащил блокнот и карандаш.

Женщина принесла два резных деревянных стула и посадила пришедших у окна.

–  Большое спасибо, – поблагодарил Трист, усаживаясь.

–  Впечатляют. – Джерид указал на стулья, но остался стоять. Он решил, что не к чему слишком расслабляться. – Антикварные?

–  Да. Вы тоже коллекционер, следователь?

–  Не-ет, – ответил Джерид, бросая взгляд на Триста, который сидя рассматривал комнату. – Моя жена была коллекционером, в своем роде. Иногда и я таскался за ней по разным рынкам. Сам так и не полюбил это дело, но хорошее от плохого отличить могу. – На миг он даже почувствовал благодарность к Марисе за то, что она научила его разбираться в антиквариате. Благодарность тут же пробудила боль.

–  Была? Значит, вы больше не женаты? – сказала Туя, садясь на постель и кладя ногу на ногу так, что они стали видны в разрез ее сорочки.

Джерид вздохнул:

–  Мы пришли, чтобы поговорить об убийстве, мисс?…

–  Далууд. Туя Далууд.

Трист записывал ответы, пока Джерид задавал положенные по протоколу вопросы.

–  В вечер перед убийством вас виделись с жертвой.

–  Да, – подтвердила она. – Да, верно.

–  Чем именно вы зарабатываете себе на жизнь, могу я вас спросить?

–  Вы оба – люди светские, я полагаю? – спросила она.

Джерид посмотрел на Триста, потом перевел взгляд на Тую:

–  И что из этого следует?

–  Идемте. – Она подвела их к резной двери, которая вела в ее спальню, протянула руку. – Один взгляд, не больше. – И она распахнула дверь.

Было ясно, что перед ними будуар шлюхи. Роскошная кровать, масла, свечи, большие зеркала, запах секса. Джерид попятился и сделал знак Тристу, который часто моргал.

Только тут Джерид осознал, какая она высокая.

–  Нас это не касается, мисс Далууд.

–  Я знаю.

Сунув руки в карманы, Джерид прошелся по ее гостиной, отмечая на ходу изящные безделушки, картины, мебель.

–  Вам, видимо, хорошо платят.

–  Да, и мне не на кого тратить деньги. Зато у меня есть время для себя и своих интересов.

Сделав паузу, Джерид посмотрел на Триста, который уже вернулся на стул у окна.

В углу Джерид заметил повернутые к стене холсты:

–  Балуетесь живописью, мисс Далууд? Можно нам взглянуть?

–  Лучше не надо. Я многого в них стесняюсь.

–  Мисс Далууд, не будете ли вы так любезны объяснить характер дела, связавшего вас и советника Гхуду в интересующий нас вечер?

Взгляд Туи метнулся от одного офицера к другому, остановился на Джериде.

–  Я сидела одна в заведении возле ирена и выпивала.

–  Вы имеете в виду трактир «Любители»? – уточнил Джерид.

–  Да, именно его.

–  Часто вы там бываете?

–  Довольно часто. Мне нравятся его атмосфера и вид из окон. Когда ветер начинает приносить первые зимние дожди с моря, крыши домов и мостовая вокруг становятся черными и блестящими, как тюлени.

–  Хм. – Джериду понравилось ее описание. Женщина, очевидно, любила город, но ему надо, чтобы она ответила на вопросы. – В котором часу это было?