Текст книги "От раба до императора"

Автор книги: Марк Аврелий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

12

Как быстро все исчезает: самые тела в мире, память о них в вечности! Каково все воспринимаемое чувствами, в особенности то, что манит нас наслаждением, или отпугивает страданием, или прославляется тщеславием? Как все это ничтожно, презренно, низменно, бренно и мертво! Вот на что следует направить способность мышления. Что представляют собою те, убеждения и голоса которых рождают славу? Что такое смерть? Если взять ее самое по себе и отвлечься от всего, что вымышлено по ее поводу, то тотчас же убедишься, что она не что иное, как действие природы. Бояться же действия природы – ребячество; смерть же не только действие природы, но и действие, полезное ей.

Как и какою частью своего существа соприкасается человек с богом и что делается с этой частью по ее отделении?

13

Нет ничего более жалкого, нежели человек, измеряющий все вдоль и поперек, пытающийся, как говорит поэт, проникнуть в «глубины подземные» и разгадать тайну душ окружающих его людей и, однако, не сознающий, что для него вполне достаточно общения с одним только внутренним гением и честного служения ему. Последнее же заключается в том, чтобы оберечь его от страстей, безрассудства и недовольства делами богов и людей. Дела богов почтены своим совершенством, дела людей любезны нам в силу родства с ними. Но иногда последние возбуждают некоторого рода жалость: когда именно в них проявляется неведение добра и зла – уродство не меньшее, нежели неспособность различать белое и черное.

14

Если бы даже ты рассчитывал прожить три тысячи лет и еще тридцать тысяч, все же ты должен помнить, что никто не лишается другой жизни, кроме той, которую он изживает, и никто не изживает другой жизни, кроме той, которой лишается. Поэтому самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой краткой. Ведь настоящее для всех равно, а следовательно, равны и потери – и сводятся они всего-навсего к мгновенью. Никто не может лишиться ни минувшего, ни грядущего. Ибо кто мог бы отнять у меня то, чего я не имею?

Итак, следует помнить о двух истинах. Во-первых, все из века равно самому себе, пребывая в круговороте, и потому вполне безразлично, наблюдать ли одно и то же сто лет, или двести, или же бесконечное время. Во-вторых, наиболее долговечный и умерший, только что начав жить, теряют в конце концов одно и то же. Настоящее – вот все, чего можно лишиться, ибо только им и обладаешь, а никто не лишается того, чем не обладает.

15

Все зависит от убеждения. Это ясно из изречений циника Монима. Но и польза его слов будет ясна для того, кто сумеет уловить заключающееся в них ядро истины.

16

Наибольшим позором покрывает себя душа человеческая, когда возмущается против мира, становясь (поскольку то зависит от нее) как бы болезненным наростом на нем. Ибо ропот по поводу чего-либо происходящего есть возмущение против природы Целого, объемлющей в своей части все другие существа. Далее, когда она чуждается какого-либо человека или устремляется против него с намерением причинить ему вред, как это бывает с разгневанными. В-третьих, она покрывает себя позором, когда не в силах устоять против наслаждения или страдания. В-четвертых, когда она лицемерит и фальшиво и неискренно делает что-нибудь или говорит. В-пятых, когда она не сообразует своего действия и стремления с целью, но делает что-нибудь зря и без толку, ибо даже в пустяках следует сообразоваться с целью. Целью же разумных существ является повиновение разуму и закону древнейшего Града и устройства.

17

Время человеческой жизни – миг; ее сущность – вечное течение; ощущение – смутно; строение всего тела – бренно; душа – неустойчива; судьба – загадочна; слава – недостоверна. Одним словом, все относящееся к телу подобно потоку, относящееся к душе – сновиденью и дыму. Жизнь – борьба и странствие по чужбине; посмертная слава – забвение. Но что же может вывести на путь? Ничто, кроме философии. Философствовать же – значит оберегать внутреннего гения от поношения и изъяна, добиваться того, чтобы он стоял выше наслаждений и страданий, чтобы не было в его действиях ни безрассудства, ни обмана, ни лицемерия, чтобы не касалось его, делает или не делает чего-либо его ближний, чтобы на все происходящее и данное ему в удел он смотрел как на проистекающее оттуда, откуда изошел и он сам, а самое главное – чтобы он безропотно ждал смерти, как простого разложения тех элементов, из которых слагается каждое живое существо. Но если для самих элементов нет ничего страшного в их постоянном переходе друг в друга, то где основания бояться кому-либо их общего изменения и разложения? Ведь последнее согласно с природой, а то, что согласно с природой, не может быть дурным.

Карнунт.

Книга 3

1

Надлежит учесть не только то, что жизнь убывает с каждым днем и остается все меньшая ее доля, но также и то, что если бы даже была обеспечена кому-нибудь более долгая жизнь, все же останется неизвестным, будет ли по-прежнему достаточна сила его мысли для понимания наличных обстоятельств и для постижения, осваивающего с делами божескими и человеческими. Ведь если человек начнет тупеть, то это, конечно, не отразится еще на дыхании, пищеварении, воображении, стремлении и тому подобных отправлениях, но власть над самим собой, точное понимание своих обязанностей, способность разобраться в происходящем и отдать себе отчет в том, не пора ли расстаться с этой жизнью, все, что необходимо предполагает изощренность разума, будет потеряно безвозвратно. Итак, нужно торопиться не только потому, что с каждым днем мы все ближе и ближе подходим к смерти, но и потому, что еще при жизни отказывается служить способность уразумения и наблюдения вещей.

2

Следует обратить внимание и на то, что даже и привходящее к произведениям природы обладает какой-то привлекательностью и заманчивостью. Так, на печеном хлебе местами имеются трещинки, и хотя эти расщелины некоторым образом чужды цели пекарского искусства, однако они как-то уместны и особливо возбуждают аппетит к еде. Точно так же и плоды смоковницы лопаются, достигнув наибольшей зрелости, а в переспелых маслинах самая близость гниения сообщает какую-то особую прелесть плоду. Низко склоненные колосья, хмурое чело льва, пена, бьющая из пасти вепря, и многое другое, далеко не миловидное, если рассматривать его само по себе, сопутствуя тому, что произведено природой, способствует общему впечатлению и влечет к себе; так что тому, кто обладает восприимчивостью и более глубоким проникновением в происходящее в Целом, едва ли что-нибудь и из сопутствующего произведениям природы не покажется некоторым образом уместным. На пасти живых зверей он будет взирать с не меньшим удовольствием, чем на изображенные, в подражание природе, художниками и ваятелями; а разумными очами своими он сможет узреть как особый расцвет и красоту старца и старухи, так и привлекательность ребенка. И много есть такого, что ведомо не всякому, но открывается лишь тому, кто действительно сблизился с природой и ее делами.

3

Гиппократ, исцелив множество болезней, сам заболел и умер. Халдеи предсказали многим смерть, а затем их самих настигла судьба. Александр, Помпей, Гай Цезарь, разрушив дотла столько городов и умертвив в боях десятки тысяч всадников и пехотинцев, в конце концов и сами расстались с жизнью. Гераклит, столько рассуждавший о всемирном пожаре, умер от водянки; не помог ему и коровий помет, которым он был намазан. Демокрита заели паразиты, Сократа убили тоже своего рода паразиты. Но какой вывод из всего этого? Ты взошел на корабль, совершил плавание, достиг гавани – пора слезать.

Если тебя ждет другая жизнь, то, так как боги вездесущи, они будут и там. Если же это будет состояние бесчувственности, то тебе не придется более терпеть от страданий и наслаждений и служить оболочке, которая настолько хуже того, кто у нее в плену. Ибо последний есть дух и гений, оболочка же – прах и тлен.

4

Не расточай остатка жизни на мысли о других, если только дело не идет о чем-либо общеполезном. Ведь, раздумывая о том, что кто делает и ради чего он это делает, что кто говорит, замышляет и предпринимает, ты упускаешь другое дело: все подобное отвлекает от забот о собственном руководящем начале. Надлежит, следовательно, удалять из связи своих представлений все бесцельное и праздное, а в особенности все, внушаемое любопытством и злобой. Следует приучать себя, далее, только к таким мыслям, относительно которых на внезапный вопрос: «О чем ты теперь думаешь?» – ты мог бы, не обинуясь, откровенно ответить, что о том-то и том-то, ибо из них непосредственно явствует, что все они преисполнены искренности и благожелательности и достойны существа общежительного, гнушающегося мыслями о чувственном удовольствии и даже вообще о наслаждении, всякой строптивостью, завистью, подозрительностью и вообще всем тем, что заставит тебя покраснеть, если ты сознаешься, что оно было в тебе. Ведь подобный человек, никогда не оставляющий попечения о том, чтобы быть в числе наилучших, есть жрец и пособник богов. Он дружен и с живущим внутри его божеством, которое делает человека недосягаемым для наслаждений, неуязвимым для каких бы то ни было страданий, чуждым всякой гордыне, нечувствительным к какому бы то ни было проявлению злобы, борцом в величайшей борьбе, где он должен противостать всем страстям, побуждает его глубоко проникнуться справедливостью и от всей души приветствовать все происходящее и выпадающее ему на долю, а о том, что говорит, делает или помышляет другой человек, думать нечасто и только если этого необходимо требует великое и общеполезное дело. Он занят исключительно своими личными делами, а постоянным предметом его размышлений является жребий, предуготовленный ему строением Целого. Первое он стремится довести до совершенства, а что касается второго, то он твердо уповает на его благость. Ибо жребий, выпадающий на долю каждого, и приноровлен ему, и полезен для него. Он помнит также, что все разумное в родстве между собой, что заботиться о всех людях сообразно природе человека и что ценно одобрение не всех людей, а только живущих согласно природе. Он никогда не упускает из виду, что представляют собою те, кто живут не так, каковы они дома и вне дома, ночью и в течение дня, и с кем, и какую водят дружбу. И похвалу людей, которые и сами-то себя не удовлетворяют, он не ставит ни во что.

5

Не поступай ни против своей воли, ни вразрез с общим благом, ни как человек опрометчивый или поддающийся влиянию какой-нибудь страсти, не облекай свою мысль в пышные формы, не увлекайся ни многоречивостью, ни многоделанием. Пусть божество в тебе будет руководителем существа мужественного, зрелого, преданного интересам государства, римлянина, облеченного властью, чувствующего себя на посту, подобного человеку, который, не нуждаясь ни в клятве, ни в поручителях, с легким сердцем ждет зова оставить жизнь. И светло у тебя будет на душе, и ты не будешь нуждаться ни в помощи извне, ни в том спокойствии, которое зависит от других.

Итак, следует быть правым, а не исправляемым.

6

Если ты находишь в человеческой жизни что-нибудь лучшее, нежели справедливость, истина, благоразумие, мужество, одним словом, удовлетворенность твоего духа самим собой, где он может указать тебе путь действия, согласный с правым разумом, и своей участью, где выпадающее на долю не зависит от выбора, если, говорю я, ты видишь что-нибудь лучшее, нежели это, то положи всю свою душу на то, чтобы испытать оказавшееся наилучшим. Если же ничто не кажется тебе лучшим, нежели живущий в тебе гений, подчинивший себе отдельные стремления, исследующий свои представления, сделавший себя недоступным для обольщения чувств, как говорил Сократ, подчинивший себя богам и заботящийся о людях, если по сравнению с этим ты находишь все остальное мелким и ничтожным, то не уделяй места ничему другому, что, раз прельстивши и склонивши тебя, уже не даст тебе возможности безраздельно отдаться служению единственно тебе принадлежащему благу. Ведь непозволительно же рядом с благом разума и гражданственности ставить что-либо чужеродное, как-то: одобрение толпы, власть, богатство, жизнь, полную наслаждений. Но все это, если ты припишешь ему хотя бы незначительную ценность, внезапно овладеет тобой и увлечет за собой. Ты же, говорю, искренно и свободно избирай лучшее и держись его. – «Но лучшее – это полезное». – Если оно полезно для тебя как существа разумного, то береги его; если для тебя как животного, отрекись от него. Оберегай способность суждения от надменности, чтобы иметь возможность осторожно производить исследование.

7

Никогда не считай полезным для себя то, что когда-либо побудит тебя преступить обещание, забыть стыд, ненавидеть кого-нибудь, подозревать, клясть, лицемерить, пожелать чего-нибудь такого, что прячут за стенами и замками. Ведь тот, кто отдал предпочтение своему духу, гению и служению его добродетели, не надевает трагической маски, не издает стенаний, не нуждается ни в уединении, ни в многолюдстве. Он будет жить – и это самое главное, – ничего не преследуя и ничего не избегая. Его совершенно не беспокоит, в течение ли большего или меньшего времени его душа будет пребывать в телесной оболочке, и, когда придет момент расставания с жизнью, он уйдет с таким же легким сердцем, с каким он стал бы приводить в исполнение что-нибудь другое из того, что может быть сделано с достоинством и честью. Ведь всю свою жизнь он только и думает о том, чтобы не дать своей душе опуститься до состояния, недостойного разумного и призванного к гражданственности существа.

8

В душе человека, облагороженного и претерпевшего очищение, ты не найдешь ни гнойников, ни скверны, ни скрытой порчи. Когда бы ни настигла его судьба, его жизнь не будет неокончена, как про трагического актера говорят, что он оставил сцену, не окончив и не доиграв роли. В нем нет ничего рабского, вынужденного, нет навязчивости, отчужденности, нет ничего, заслуживающего порицания и боящегося света.

9

Относись бережно к способности составлять себе убеждение. От нее всецело зависит, чтобы не возникло в руководящем тобой начале никакого убеждения, несогласного с природой и строем разумного существа. Она же предписывает нам не быть скорыми на решения, относиться с благожелательностью к людям и слушаться богов.

10

Отринув все, держись лишь этих немногих правил. Помни также, что каждый живет лишь настоящим, ничтожно малым моментом; все же остальное или уже прожито, или покрыто неизвестностью. Ничтожна жизнь каждого, ничтожен тот уголок земли, где он живет, ничтожна и самая долгая слава посмертная: она держится лишь в нескольких кратковечных поколениях людей, не знающих и самих себя, не то что тех, кто уже давно опочил.

11

К вышеуказанным предписаниям нужно прибавить еще одно. Следует давать определение или описание каждого представляющегося предмета, чтобы без покрова и в расчленении всех частей видеть самое его сущность и называть его и все то, из чего он состоит и на что разложится, соответствующими именами. Ведь ничто так не содействует возвышенному настроению, как способность планомерного и истинного проникновения во все встречающееся в жизни и умение встать относительно его на такую точку зрения, чтобы сразу решить: какому миру и какая от него польза, в чем его ценность как для Целого, так и для человека, гражданина вышнего Града, по отношению к которому все остальные государства только отдельные домохозяйства, что есть, из чего слагается и сколько времени будет длиться то, что возбуждает теперь мое представление, и какую добродетель следует к нему применить, кротость ли, мужество, правдивость, верность, простоту, самоудовлетворенность или что-либо в этом роде. Поэтому в каждом отдельном случае следует дать себе отчет: вот это исходит от бога, это происходит в силу связи, предопределенного соединения, такого же сочетания и судьбы, это же обязано своим существованием моему единоплеменнику, сородичу и согражданину, хотя и не знающему, чего требует от него природа. Но я-то ведь знаю и поэтому отношусь к нему благожелательно и справедливо, согласно естественному закону общения. Вместе с тем я стремлюсь определить и относительную ценность вещей собственно безразличных.

12

Если ты, следуя правому разуму, будешь старательно, ревностно и любовно относиться к делу, которым ты в данный момент занят, и, не глядя по сторонам, будешь блюсти чистоту своего гения, как будто уже пора с ним расстаться, если ты будешь поступать так, ничего не ожидая и не избегая, но довольствуясь наличной деятельностью, согласной с природой, и геройским правдолюбием во всем, что ты говоришь и высказываешь, – ты будешь жить хорошо. И никто не в силах помешать этому.

13

Как врачи всегда имеют под рукой инструменты и приборы на случай внезапной операции, так и ты имей наготове основоположения для познания вещей божеских и человеческих и во всех даже самых незначительных действиях помышляй о связи тех и других. Без соображения с божественным не сделаешь хорошо ничего человеческого, и наоборот.

14

Пора угомониться. Иначе тебе не придется прочесть ни твоих воспоминаний, ни деяний древних римлян и греков, ни тех отрывков из писателей, которые ты отобрал себе под старость. Итак, спеши к цели и, оставив пустые надежды, сам, пока еще не поздно, приди себе на помощь, если только ты сколько-нибудь заботишься о самом себе.

15

Люди не знают, сколь многозначны такие слова, как воровать, сеять, покупать, бездействовать, усматривать надлежащее; для этого знания нужны не телесные очи, а некий другой орган зрения.

16

Тело, душа, дух. Телу принадлежат ощущения, душе – стремления, духу – основоположения. Способностью получать впечатления обладают и скоты, стремления проявляются бурно и в диких зверях, и в андрогинах, и в Фаларисе, и в Нероне, пользоваться духом для внешнего соблюдения обязанностей могут люди, и не признающие богов, и изменяющие своей родине, и творящие, запершись у себя, всякие гнусности. Если все это, согласно сказанному, общо всем, то одному лишь хорошему человеку свойственно любить и приветствовать происходящее и сопряженное с ним, не осквернять живущего в его груди гения, не беспокоить и не смущать его обилием представлений, а сберечь его чистым, строго послушным богам, не говорящим никогда вразрез с истиной и не делающим ничего вразрез со справедливостью. Если даже все люди откажутся поверить, что он живет так просто, скромно и счастливо, то он не будет сердиться ни на кого из них и не сойдет с пути, ведущего к цели жизни, к которой следует подойти чистым, спокойным, с легким сердцем и с безропотной покорностью своей судьбе.

Книга 4

1

Когда внутреннее господствующее начало верно природе, то его отношение ко всему происходящему таково, что оно всегда может легко приноровиться к возможному и данному. Ведь оно не испытывает любви к какой-нибудь определенной материи, но к предпочтительному стремится лишь условно, заступающее же место последнего обращает в материал для себя. Оно подобно огню, овладевающему тем, что брошено в него: слабая лампада была бы потушена, а яркое пламя мгновенно охватывает попавшее в него, пожирает его и вздымается благодаря этому еще выше.

2

Ничего не следует делать зря и никогда не поступать иначе, как сообразно строгим правилам искусства.

3

Люди ищут уединения, стремятся к деревенской тиши, к морским берегам, в горы. И ты также привык более всего желать этого. Все это, однако, говорит лишь о крайнем невежестве, ибо в любой момент ты можешь удалиться в самого себя. Ведь самое тихое и безмятежное место, куда человек может удалиться, – это его душа. В особенности же человек, который найдет внутри себя то, вглядевшись во что, он тотчас преисполнится спокойствием; под спокойствием же я разумею здесь не что иное, как сознание своей добропорядочности. Почаще же разрешай себе такое уединение и черпай в нем новые силы.

Пусть будут установлены краткие и основные положения, первого соприкосновения с которыми будет достаточно, чтобы разогнать всю печаль и отправить тебя обратно не досадующим на то, к чему ты возвращаешься. На что ты, в самом деле, будешь досадовать? На порочность людей? Но если ты поразмыслишь над положением, гласящим, что разумные существа рождены друг для друга, что терпение есть часть справедливости, что люди заблуждаются против своей воли, если ты вспомнишь, что столько людей враждовавших, подозревавших, ненавидевших, соперничавших умерло и обратилось в прах, то скоро успокоишься. – Но не досадуешь ли ты на удел, доставшийся тебе в силу устройства Целого? Возобнови в своей памяти дилемму: «Или Промысел, или атомы» – и те положения, которыми доказывается, что мир подобен Граду. – Тебя смущает еще состояние тела? Подумай о том, что дух, сосредоточившийся в самом себе и познавший свою собственную мощь, не смешивается с тихо или порывисто движущейся жизненной силой, и обо всем другом, что ты слышал и одобрил относительно наслаждения и страдания. – Тебя увлекает мечта о славе? Обрати внимание на то, как быстро все предается забвению, на хаос времени, беспредельного в ту и другую сторону, на суетность похвал, изменчивость и безрассудство тех, которые, по-видимому, тебя ценят, на незначительность пространства, пределами коего слава ограничена. Ведь вся земля только точка. А какой крошечный уголок ее занимает место твоего пребывания? А сколько здесь тех, кто будет прославлять тебя, и что они собой представляют?

Вспомни же, наконец, об удалении в свою собственную обитель и, главное, не

разбрасывайся, не суетись, но будь свободным и смотри на вещи как муж, гражданин, смертный! Среди истин, которые всегда должны быть под рукой, заметь особенно две. Во-первых, вещи не касаются души, но пребывают в покое вне ее; причины жалоб коренятся в одном лишь внутреннем убеждении. Во-вторых, все то, что ты видишь, подлежит изменению и вскоре исчезнет. Размышляй постоянно и о том, скольких изменений ты уже был свидетелем. Мир – изменение, жизнь – убеждение.