Текст книги "Ненависть начинается с любви"

Автор книги: Мария Жукова-Гладкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 6

В списке приглашенных гостей олигарха также значился самый главный мэтр российской эстрады Олег Иванович Бардашевич в компании с молодым популярным певцом Максом Байкаловым. Эти двое все время были в центре внимания прессы. Олег Бардашевич вызывал интерес у народа еще в советские времена и никуда не исчез, а остался на плаву, сделал несколько пластических операций, чуть не помер во время одной из откачек жира, на которую пришлось пойти, так как с разросшимся пузом выходить на сцену стало просто неприлично, после чего с быстрым похудением в операционной завязал и стал пропагандировать здоровый образ жизни. На рекламе сделал миллионы, поскольку рекламировал все, что только можно было связать со здоровым образом жизни. И сам на самом деле стал выглядеть гораздо лучше и здоровее.

Какая-нибудь симпатичная молодая спутница жизни прекрасно подошла бы для создаваемого Олегом Ивановичем образа мужчины, который правильно питается, не имеет вредных привычек, занимается физическими упражнениями для поддержания тонуса и для удовольствия, но не изнуряет себя чрезмерными физическими нагрузками и диетами. Но Бардашевич, женившись один раз в советские времена, то ли просто для «галочки», то ли для того, чтобы отмыться от голубизны, больше в законный брак вступать не собирался, даже если у нас все-таки разрешат вступать в браки с людьми своего пола. Скандальный развод с публичным полосканием грязного белья он запомнил навсегда. Он не скрывал своей ориентации, но и не бравировал ею, при этом не потерял нашу женскую аудиторию, а поскольку европейские ценности вообще дрейфуют в голубую даль, и старый мэтр, и молодой белокурый красавчик регулярно гастролировали по всему миру и собирали полные залы.

Об этих двоих не писал только ленивый. Их называли «нашим Элтоном Джоном и Дэвидом Фернишем», они высказывались в защиту прав представителей ЛГБТ-сообщества. Олег Бардашевич вступал в публичные дебаты с одним известным питерским борцом за нравственность и всегда побеждал в них благодаря своему интеллекту, образованности, чувству юмора и просто харизме. «Разве можно винить человека за то, каким он родился?» – любил повторять Олег Иванович и приводил в пример средневековую инквизицию, сжигавшую на кострах людей, родившихся с шестью пальцами или большим количеством родинок. Выступления помогали увеличить число продаваемых товаров под личными марками мэтра и его significant other, как в англоговорящих странах называют спутников, подобных Дэвиду Фернишу или Максу Байкалову. Это выражение можно перевести и как «вторая половинка», и как «дорогой человек», и как «спутник жизни». Дословно – «значимый другой». Да, они не такие, как большинство. Но что же теперь, вешаться?

Бардашевич с Байкаловым уже на пару прикупили несколько заводиков, выпускавших товары для здорового образа жизни. Как выяснили люди Галтовского, везде были посажены толковые менеджеры, имевшие свои проценты с прибыли, чтобы зарабатывать деньги для звездной пары.

Правда, в последнее время Олег Бардашевич потерял некоторую часть поклонников после выступления в защиту авторских прав. Наш народ хочет качать все из Интернета бесплатно (и качает, ничего не платя правообладателям), но Бардашевич еще высказался и за наказание пойманных безбилетников, прокравшихся на концерты. Он заявил, что если следовать логике наказания за нарушение авторских прав (а надо наказывать, и Роман Борисович был с этим согласен), то и пойманных безбилетников надо сажать за нелицензионную прослушку (то есть воровство) песен, защищенных (то есть они должны быть защищены) авторскими правами. И вообще надо определиться, законы у нас в стране едины для всех или действуют выборочно.

Если бы Бардашевич произнес только последнюю фразу без упоминания электронных воров, то стал бы еще более любим народом, но поскольку электронным воровством в России занимается весьма значительный процент населения, он несколько утратил популярность. В частности, в связи с этим Роман Борисович хотел предложить стареющему певцу взаимовыгодную сделку.

Получив приглашение от Галтовского, Олег Бардашевич и Макс Байкалов, в отличие от других приглашенных, не ответили мгновенным согласием, а попросили олигарха о личной встрече для обсуждения одного деликатного момента.

– Понимаете, Роман Борисович, мы ждем ребенка, – ошарашил олигарха престарелый певец во время личной встречи в дорогом закрытом ресторане. – У Элтона Джона и Дэвида Ферниша есть очаровательный сын Закари, вот и мы решили, что наша семья без ребенка остается неполной.

Галтовский непроизвольно скосил взгляд вниз, но, во-первых, живот любимого народом певца был скрыт столом, который их разделял, во-вторых, он после неудачной откачки жира стал носить дизайнерские балахоны, под которыми беременность можно было бы разглядеть только на большом сроке, как, впрочем, и нынешний размер пуза. Хотя какая беременность у старого мужика?!

– Не я, – мягко сказал Олег Бардашевич, от которого не укрылся непроизвольно брошенный на его живот взгляд Галтовского.

«Неужели у нас в медицине такой прогресс?» – подумал Роман Борисович, переводя взгляд на Макса Байкалова, который был моложе мэтра на двадцать с лишним лет.

Правда, Роман Борисович тут же вспомнил про «беременных мужчин», которых теперь вроде бы уже целых три, то есть даже не беременных, а родивших. Он сам с большим интересом читал статьи о Томасе Бити, первом в мире мужчине, которому удалось выносить и родить ребенка. Правда, этот американец (американка) родился женщиной, потом стал мужчиной, женился, но его жена оказалась бесплодной, а у Томаса сохранились женские внутренние репродуктивные органы, было произведено искусственное оплодотворение с использованием донорской спермы. И Томас Бити три раза становился матерью! Или отцематерью? Как это правильно называть?! Галтовский не знал ответа на этот вопрос, но считал правильным, что ни Томас Бити, ни два (две) других отцематери не получили премии Чарли Чаплина в один миллион долларов, завещанных первому родившему ребенка мужчине. Ведь это же все-таки не мужчины в том смысле, который в слово вкладывает обычный человек.

Но ведь Макс Байкалов вроде бы родился мужчиной? Американцы-то – трансексуалы и когда-то были женщинами, а этот – просто другой ориентации. Неужели замахнулся на премию Чарли Чаплина?! Хотя наша медицина всегда была передовой, наши люди сделали много уникальных открытий, правда, не все зарегистрировали, и их потом украли западные, более ушлые в таких делах граждане, да и именно русский мужик подковал блоху…

Галтовский посмотрел на ту часть тела Макса Байкалова, которая должна увеличиваться – певец сидел сбоку от него, и он мог увидеть его живот. Но живот был плоским – Макс Байкалов, в отличие от спутника жизни, предпочитал обтягивающую одежду, выгодно демонстрирующую рельефно накаченное тело, вызывающее восторг как у мужчин, так и у женщин.

– Нет-нет, таких экспериментов мы не проводим, – поспешил заверить Галтовского Бардашевич. – Мы не хотим идти наперекор природе.

Олигарх вопросительно посмотрел на известного певца. Хотелось узнать новое значение фразы «Мы ждем ребенка».

– Мы наняли суррогатную мать, – сообщил Олег Иванович. Макс широко улыбнулся. – Хочется своего ребенка, понимаете? Генетика – это очень серьезно. Поэтому мы оба не захотели никого усыновлять. Мало ли что ребенок унаследует от биологических родителей. Несмотря на самое лучшее воспитание, может выплыть невесть что. Вы согласны?

– Абсолютно, – честно сказал Галтовский. Он бы тоже никогда не взял ребенка из детдома. Он бы даже не женился на женщине с ребенком.

– И мы ждем ребенка в самое ближайшее время, – сообщил Макс Байкалов. – Пока это большой секрет. Мы как раз думаем, как лучше сделать промоушен.

Роман Борисович никогда бы не употребил фразу «сделать промоушен» в отношении детей, но ведь ее произнес молодой гей, проживающий с другим геем, годящимся ему в отцы…

– Я, естественно, собирался пригласить в круиз и опытного врача, – тут же сказал Галтовский. – Вы можете взять с собой суррогатную мать, ей будет выделена каюта. Можно и с вами ее разместить.

– Не надо с нами, – на лице Байкалова отразился ужас.

– Вообще-то это мысль… – задумчиво произнес Олег Иванович.

– Ты с ума сошел! – взвизгнул Макс.

– Я не про размещение с нами. Конечно, она будет жить отдельно! Я про рождение ребенка в круизе. Мы как раз вернемся с ним в мир, яхту встретят журналисты, я с ребенком на руках дам интервью всем телеканалам, всем радиостанциям и всем газетам с журналами… А потом мы кому-нибудь продадим эксклюзивное разрешение на съемку в домашних условиях… Как раз к нашему возвращению приготовят детскую и…

– Ребенок будет у меня на руках, – твердо заявил Байкалов.

– Это еще почему? – рявкнул Олег Бардашевич в полную силу своего голоса. Галтовский аж дернулся, но невольно вспомнил его «живые» концерты, на которые ходил в советские времена, – он сидел на лестнице балкона в концертном зале «Октябрьский», подстелив под попу газетку, как и многие другие поклонники. Думал ли он тогда, что будет сидеть с Бардашевичем за одним столом?

– Ребенка должен нести отец, – заметил Макс Байкалов. – А ты сам говорил, что будешь ему как мать. Значит, я буду отцом. И у тебя на самом деле лучше получится роль матери. А я уж буду с ним ходить в цирк, зоопарк и играть в футбол.

– Из роддома обычно носит отец, – заявила будущая «мать».

– Так яхта Романа Борисовича и будет служить роддомом в нашем случае.

Роману Борисовичу в самом страшном сне не могло присниться, что его яхта будет служить роддомом для потомка двух геев. Но тем не менее решил промолчать. Он как раз обдумывал будущие возможности такого развития событий. В принципе открывались неплохие перспективы. И эти двое будут ему обязаны.

– Журналистов обеспечим, – сказал он. – Меня возьмете крестным отцом.

– Отличная мысль, – кивнул Олег Иванович. – Хотя я вообще-то думал про двух крестных матерей.

«Случайно не лесбиянок?» – подумал Роман Борисович, но вслух ничего говорить не стал.

– А поп на яхте будет? – спросил Макс.

– Крестить будем в церкви! – рявкнул Олег. – Это дополнительный пиар. Только на амвон не вздумай лезть. Это народ раздражает. Один отец-одиночка залез во время крещения, так некоторые до сих пор забыть не могут.

– Я даже не знаю, что такое амвон, – заметил Макс и повернулся к Галтовскому. – А церковь у вас на яхте есть?

– Церкви на яхте быть не может, – ответил олигарх спокойно. – А вот часовня – вполне. Чаще делают молельные комнаты. В последнее время вроде бы даже на всех боевых кораблях. На крупных круизных и трансатлантических лайнерах часовни были всегда, правда, католические, они также могут использоваться как комнаты для переговоров. Я сам лично вел переговоры в одной такой часовне. Теперь еще рекламируются часовни для венчания – для пар, которые играют свадьбу прямо в море. На Западе точно есть «свадебные круизы» – все, начиная с венчания, происходит на корабле.

– Как интересно! – воскликнул Бардашевич.

– Но я не стал делать ничего такого, что потом дало бы повод обвинить меня в нетолерантности, – сказал Галтовский вслух. – Я же планирую приглашать и людей с Запада, правда, не в это плавание. А у них там пунктик насчет толерантности, как вы знаете, несмотря на то что в разгаре экономический кризис, фактически рушится вся европейская цивилизация, а в политике сплошной идиотизм.

Тут Галтовский вспомнил, что разговаривает с представителями как раз сексуального меньшинства, за права которого борются европейские политики, и нужно проявлять осторожность. Поэтому он бросил пару фраз про негров и арабов, которые теперь терроризируют белых французов, но политики до сих пор говорят, что негры с арабами – бедные и несчастные и им нужно помогать, но почему-то не объясняют, кто поможет самим европейцам.

– То есть если делать что-то для православных, то нужно и для католиков, и для протестантов, и для мусульман, и для иудеев, а то и буддистов. Оно мне надо? – закончил речь Галтовский. – А мне придется приглашать европейских политиков. У меня бизнес. Без них никуда.

– Но если вы сами православный… – открыл рот Макс.

– Мои личные убеждения в вопросах политики и бизнеса не имеют никакого значения. И западным политикам их точно не объяснить. Да и не нужно им их знать.

– И вообще, людям, занимающимся политикой и бизнесом, про убеждения надо забыть, – наставительно сказал Олег Иванович. – Но тебе это не грозит. Тебе и забывать нечего, так как у тебя убеждения отсутствуют по определению.

Галтовский с трудом сдержал улыбку, но подумал, что круиз обещает быть забавным. И еще он подумал, что попа тоже можно будет пригласить. Врачом будет женщина, они с попом как раз составят пару. Ведь рассадка на всех мероприятиях будет парной… Галтовский вначале думал «парить» женщину-врача с капитаном, но капитан точно не будет присутствовать на всех мероприятиях. А на пару с попом они внесут интересное разнообразие. Только попа нужно будет подобрать попредставительнее. А молиться граждане смогут, где захотят – хоть в джакузи, хоть на вертолетной площадке, если вообще захотят. Так что попа надо брать непринципиального, лучше – из пьяниц и гуляк, которые в сознательном возрасте вдруг решили податься в священники. У него самого был один такой знакомый. Начинал с комсомола, успел поработать на освобожденной должности в КПСС, но поддержал ГКЧП, вылетел с теплого места, пошел торговать книгами, написал несколько романов, занялся издательской деятельностью, ну а когда издательская деятельность перестала давать доход, на который можно неплохо жить, и мир книготорговли стал постепенно разваливаться, подался в священники, правда, протестантские. Но Галтовский считал, что в круиз нужно приглашать православного попа. В России надо быть православным – для карьеры, а то пригласишь протестанта – и потом можно и не избраться ни на какой пост.

– Так, мы едем, – Бардашевич посмотрел Галтовскому прямо в глаза. – Нам каюту на двоих. Желательно, чтобы каюта была двухкомнатная. Я возьму своего телохранителя. Он в любом случае должен жить рядом со мной.

Роман Борисович кивнул.

– В отдельную каюту – суррогатную мать. Если можете поселить ее с врачом – отлично. Пусть все время будет под наблюдением. Беременность у нее протекает без осложнений, но роды в любом случае – это лотерея, хотя она уже рожала. И лучше, чтобы она до поры до времени не попадалась другим гостям на глаза. А там видно будет.

Галтовский опять кивнул.

– Может, еще и не родит во время круиза. Тогда дальше будем думать… Кстати, у вас на яхте можно будет задержаться?

– Сколько пожелаете.

– Тогда, возможно, мы останемся после отъезда других гостей, родим ребенка и… Куда потом пойдет яхта?

– Может зайти в любой порт, только нужно, чтобы был причал для океанских яхт.

– У нас в городе есть?

– Так ведь стояла же яхта футбольного олигарха, – напомнил будущий отец. – Нас, правда, на нее не приглашали, но простой народ специально приезжал посмотреть. Я по телевизору видел!

– Так, наверное, и лучше будет, – кивнул Бардашевич. – Врача сможете с нами оставить?

– Без проблем.

– А насчет попа… – опять открыл рот Макс Байкалов.

– Если ты немедленно не заткнешься, я тебе дома сделаю обрезание. И тогда тебе уже потребуется или мулла, или раввин, – рявкнул спутник жизни.

Молодой певец заткнулся и надулся.

– Что не сделаешь, когда конкуренты на пятки наступают? – опять показательно вздохнул Бардашевич.

Глава 7

У бабы Лиды я прожила чуть больше двух месяцев. Я полностью поправилась, нога меня не беспокоила, как, впрочем, и другие части тела. А сколько я всего узнала за эти два месяца… Да я за всю свою предыдущую жизнь не получила столько полезных знаний и навыков! А ведь я была дипломированным врачом. У меня большая практика работы на «Скорой», то есть врача по всем болезням. И не просто так меня «передают» друг другу те, к кому я приезжаю в любое время дня и ночи, в выходные и праздники. Еще я умею делать массаж.

У бабы Лиды я научилась заговорам, я научилась лечить словом и энергией, взятой из космоса, или из пространства, как говорила баба Лида.

– Не отдавай свою! Она тебе еще пригодится! Никогда не отдавай свою! Мало ли, потом кто как ее использует, и она ведь вернется к тебе в искаженном виде. И загрязнят ее обязательно. А твоя энергетика должна быть чистой!

Оказалось, что баба Лида, просто держа мою руку в своей, узнала, что меня беспокоит – и все это, пока я спала или находилась без сознания. Она позвонила моей соседке, милой бабульке, проживающей подо мной в точно такой же однокомнатной квартире. Она выслала бабульке деньги, чтобы та заплатила за мою квартиру. Оставаясь без сознания, я написала заявление об уходе, которое баба Лида отослала моей соседке, а та отнесла ко мне на работу. На работе сказали, чтобы лечилась, восстанавливала силы, и что меня в любой день снова возьмут в штат. Еще бы! Людей-то не хватает! Но я ведь растеряю свою частную клиентуру! Найдется другой терапевт, готовый выезжать по вызовам в любое время.

– Тебя это не должно волновать, – сказала баба Лида. – У тебя будет другая работа, другие пациенты, еще стонать будешь от их количества. Но ты не должна никому отказывать в помощи. Никому! Поняла? Это твой дар и твой крест.

– Что мне делать, когда я вернусь в Петербург? – спросила я.

– Ничего. Судьба сама тебя найдет. И вообще запомни: когда не знаешь, что делать, не делай вообще ничего. Тогда обязательно представится случай. Или будет подсказка. Только нужно быть очень внимательной! Не будь торопыгой, не форсируй события! У таких торопыг обычно ничего не получается, все идет наперекосяк, и они не получают того, что хотели. Не любит Судьба торопыг. Всегда нужно немного подождать, поразмыслить. Тебе обязательно нужно ждать подсказок. Тебе есть кому подсказывать. Задавай вопрос, отправляй в пространство – и жди. Ответ обязательно придет.

И вот в один из ноябрьских дней, когда землю уже покрыл снег, я поняла, что выучила все – то есть все то, что мне должна была передать баба Лида. Я знала, что период обучения закончился. Конечно, знать все невозможно – в любой области и в любом деле требуется долгий период обучения, только у нас не было времени. Баба Лида, в свою очередь, знала, что ее земной срок подходит к концу, я – что мне пора возвращаться в привычный мир. Только я предполагала, что жизнь у меня теперь будет совсем другой.

Вот только какой, интересно?

– Похоронишь меня вот в этом, – баба Лида показала мне пакет.

– Но… – Слова все равно прозвучали внезапно, хотя я их ждала. Смерть вообще всегда приходит неожиданно, даже если человек долго болеет, лежит, не вставая.

Баба Лида будто не слышала меня. Она сказала, где ее похоронить, объяснила, кому отвести козу и отогнать кур – в деревне на самом деле жили еще три бабки, но с бабой Лидой они не общались. Правда, моя наставница не сомневалась, что от козы и кур они не откажутся. Я должна была представляться внучатой племянницей.

– Все травы возьми, дом заколоти – и уезжай. Вон тебе деньги на дорогу, – она кивнула на шкатулку, в которой их хранила. – Там же два кольца, серьги. Они – твои. О моей смерти никому сообщать не надо. Родственников у меня нет, а это государство обойдется. Оно о стариках в таких деревнях, как наша, не беспокоится, и я ему ничего не должна. А мне – пора. Тебя я дождалась, все, что должна была, тебе передала. Моя земная жизнь закончилась. Больше меня здесь ничто не держит.

В тот вечер она взяла мою руку в свою – и я почувствовала, как поток энергии перетекает из сухой морщинистой старушечьей руки в мою, сильную и крепкую. Перед мысленным взором мелькали какие-то образы, но слишком быстро, чтобы хоть раз сложилась цельная картина. Потом я почувствовала, что поток слабеет, сходит на нет.

– Будь счастлива, Варя, как не довелось нам с твоей прабабкой, – были последние слова рабы Божьей Лидии, сохранившей для меня и передавшей мне дар моей двоюродной прабабки.

Я закрыла ей глаза, поплакала, сидя на кровати рядом с остывающим телом, потом принялась за работу.

Я сделала все так, как просила баба Лида. Перед тем, как уйти из этих мест навсегда, постояла над могилой, мысленно попрощалась с моей наставницей и снова пошла в мир, в котором мне предстояло жить.

Дорогу я знала – мне ее мысленно показала баба Лида. Я взяла ее рюкзак, в него как раз поместились травы, теплый свитер ручной вязки, теплые носки. У меня оставалась та одежда, в которой я выпала из самолета, правда, обувь пришлось заменить на утепленные резиновые сапоги, которые мне тоже завещала баба Лида, и надеть в них дополнительную пару носок. На голову я повязала теплый платок. Но я не укутывалась – я собиралась идти быстрым шагом, а потом, когда сяду в автобус, как раз можно будет поддеть под осеннюю кожаную куртку свитер, и то, если в автобусе будет холодно.

Погода радовала – ни метели, ни дождя, даже солнышко вышло, будто улыбаясь мне и говоря: «Все будет хорошо!» Конечно, дороги в этих местах никто не расчищал, но, когда я вышла к шоссе, первый же грузовой автомобиль бесплатно подвез меня до автовокзала.

Потом был автобус, еще один автобус, поезд дальнего следования с пересадкой в Москве… Я не хотела пользоваться самолетом. Мало ли, как на досмотре посмотрят на разнообразные травы у меня в рюкзаке? В обычном же поезде, в плацкартном вагоне ни я, ни мои вещи никого не интересовали. Я выглядела теткой неопределенного возраста, небогатой, неустроенной, неясной профессии или, скорее, вообще без профессии.