Текст книги "Дневник Эми (СИ)"

Автор книги: Мария Зайцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

8

17 августа 2010

Сегодня очень печальное утро. Хоронили Оттиса. Я его совсем не знала, но тяжело невероятно смотреть на его жену и сына. Просто ужасно. Я не могла долго находиться рядом с ними, ушла обратно к трейлеру. По пути меня догнал Ти, попытался приобнять, утешить, но мне почему-то были неприятны его прикосновения. И это странно, учитывая, что совсем недавно я лежала под Диксоном на шоссе, и он тоже прикасался ко мне. И гораздо более откровенно и жестко, чем Ти. Да и до этого тоже… Настораживающее открытие, на самом деле, что прикосновения одного человека тебе приятны больше, чем прикосновения другого. Это ощущается, как зависимость.

Я мягко увернулась от рук Ти, и пошла в дом, навестить Карла. Ночью ему стало лучше благодаря заботам Хершелла. Пока что рановато делать выводы, но Оттис явно погиб не зря. Шейн практически со слезами на глазах говорил о нем у могилы.

Лори встретила меня хорошей вестью, что Карлу явно лучше. Я немного посидела возле него, такого бледного, с перевязанной грудью. Бедный мальчик, надеюсь, он поправится быстро.

Весь день я провела возле трейлера, общаясь с Дейлом, Ти и Гленном.

Мы все прикидывали, как хорошо было бы остаться здесь. А почему бы и нет? Места на ранчо много, может, Хершелл согласится отдать нам хотя бы тот большой сарай, что стоит чуть позади дома.

20 августа 2010 года

Я не знаю, как писать… И я не уверена, что смогу… И это вообще странно, то, что произошло сегодня… А хотя, перед кем я опять рисуюсь… Ничего странного. И сейчас, успокоившись, я думаю, что все к тому шло. Вот только. Что теперь мне делать?

Как теперь дальше жить, здесь, со всеми? И, главное, как смотреть на НЕГО? После всего этого?

И поделиться не с кем даже!

Андреа, моя Андреа… Ну почему все так? Сейчас, как никогда, я эгоистично ощущаю, насколько мне ее недостает!

Сразу вспомнилось, как смешно она пыталась поговорить со мной, подростком, первый раз о сексе. Как отвела меня к гинекологу. Она отвела, а не мама. Мама все узнала гораздо позднее.

Именно с ней я делилась первыми своими впечатлениями о поцелуе, о парнях. О сексе. Она всегда была внимательна. И никогда не осуждала.

А вот сейчас точно осудила бы. Точно. И от этого мне не по себе. Словно я ее память предала. Словно она сейчас зайдет в трейлер, где я с утра самого прячусь, и мне надо будет в глаза ей смотреть. А я не смогу. Это как на исповеди, когда в глаза пастору смотришь, «Простите меня, святой отец, ибо согрешила…».

ОН уже несколько раз проходил мимо трейлера, наверно искал меня. А я прячусь. Сижу тихо, как мышка, и только надеюсь, что он не будет заглядывать. Он знает, что я здесь, конечно знает, следопыт чертов. Но не заходит. Просто мимо проходит, словно показывает: "Я знаю, где ты, я все вижу».

И от этого, от его близости, ноют исцелованные до крови губы, тянет живот, и дрожат руки. И этот физиологический ответ тела, эта зависимость пугает ужасно. Так у меня ни с одним парнем не было.

Зачем я вообще пошла к этому сараю? Что мне там понадобилось? Что в голову мою стукнуло? То ли разговор с Дейлом накануне, о том, что хорошо бы нам обосноваться под крышей все-таки, то ли любопытство… Не могу сейчас понять. Да это и неважно теперь.

Вчера вечером Ти принес мне букет цветов. Самых простых, полевых. Но это было так неожиданно и приятно. Мне так давно не дарили цветов. Не оказывали таких трогательных знаков внимания! Я обняла Ти, и как-то совершенно случайно легко чмокнула в губы. А он придержал меня, не дал отстраниться, и потянулся поцеловать. Я уклонилась, подставила щеку, попытавшись перевести все в шутку.

Все-таки к более близким отношениям я была не готова.

Ти не стал настаивать, отпустил. Я отступила назад, избегая его взгляда, так неловко было. И пошла к дому Хершелла. Бет обещала посмотреть кое-какую одежду для меня.

По пути я вспомнила о нашем разговоре с Дейлом и свернула к сараю. Уже стемнело, но мне хотелось обойти сарай, посмотреть, что внутри, оценить, насколько нам может быть там удобно.

До сарая мне дойти не удалось, потому что, непонятно откуда, прямо мне навстречу вынырнул Диксон. Я остановилась, вздрогнув от неожиданности. Дерил стоял на моем пути, молча, перегораживая путь, без своего привычного арбалета, хмурый и злой. Как всегда, отводил взгляд.

Я нерешительно поздоровалась, но он не ответил. Честно говоря, уже тогда меня ситуация стала немного пугать. Я не боялась его, понимала, что он ничего мне не сделает. Но это злое выражение лица, эта хмурость настораживали. Я решила не искушать судьбу и вернуться обратно, когда Диксон все-таки заговорил.

– К черномазому торопишься?

Я вздрогнула от этого хриплого голоса и резкого неприязненного тона, удивилась вопросу. При чем здесь Ти? И что это вообще за грубое расистское высказывание?

Я решила не отвечать на гадкое замечание, просто развернулась и сделала шаг назад.

Но тут Диксон резко и больно дернул меня за руку, притянул к себе. Я испуганно выдохнула, открыла рот, решая, возмутиться такому обращению (хотя, чего уж там, должна бы привыкнуть, он уже несколько раз меня вот так вот бесцеремонно хватал), или сразу начать кричать погромче, звать на помощь.

И натолкнулась на его взгляд. Сейчас он смотрел прямо. Жестко. Злобно. И еще что-то было в его глазах, в самой глубине зрачков. Что-то непонятное мне, пугающее. Будоражащее.

Я застыла, неосознанно напрягая руку, пытаясь высвободиться.

– Чего не отвечаешь? Даже говорить со мной не хочешь? После него? Он тебя трахает? Уже трахает, да?

Он говорил тихо, практически шептал, но мне каждое его слово звоном в ушах отдавалось, я не понимала, о чем он говорит, зачем так говорит, потому что с каждым грязным вопросом он встряхивал меня так, что все тело сотрясалось, и сжимал пальцы на предплечье, до боли, до синяков.

Я не понимала, что он говорит. А когда, наконец, поняла, стало до слез обидно и больно. Потому что он не имел права, никакого права так говорить, так думать! Я не давала повода! А если бы и так, то какое ему дело?

Внезапно разозлившись, я дернула рукой, безрезультатно пытаясь вырваться, и прошипела так же тихо, как и он:

– А тебе какое дело? И не смей его называть черномазым! Он явно лучше тебя!

Дерил застыл, казалось, даже не обращая внимания на то, что я пытаюсь вырваться.

А затем резко наклонился ко мне и поцеловал.

Ну, как поцеловал… Это было мало похоже на поцелуй. Больше на попытку съесть меня. Потому что он кусал, сильно и жестоко, въедался в губы, сжимая руку своими железными пальцами, не давая уклониться.

Видит Бог, я пыталась! Я правда пыталась сопротивляться.

Диксон очень сильно меня разозлил своими необдуманными грубыми словами, своими обвинениями, глупыми и бессмысленными.

Я вцепилась в его волосы, пытаясь отодрать от себя, мычала ему в рот, извивалась всем телом, но добилась только того, что меня схватили уже двумя руками, фиксируя голову, не давая даже сделать вдох. Я была настолько разъярена, что не понимала всей опасности своего положения, просто сошла с ума, бешено сопротивляясь, и, наверняка, этим распаляя его все сильнее.

Потому что буквально через мгновение я оказалась на земле, прижатая тяжеленным телом, и это, помимо моего желания, запустило какую-то программу воспоминаний, даже не в голове, а в теле. Я сразу же испытала мощное чувство дежавю, ощущая, как правильно и хорошо лежать под ним, как пахнет от него кожей, лесом и бензином, и мне казалось, что даже рычание проходящих мимо мертвецов слышу! Как тогда, на шоссе.

Дерил, наконец, освободил мои губы, но только для того, чтоб прохрипеть, бешено глядя мне в глаза:

– Никаких больше черномазых и косоглазых чтоб рядом с тобой не видел, а то руки им, нахер, поотрываю!

– Отпусти, тварь! – Я говорила так же тихо, практически касаясь его губ своими губами, дернулась пару раз, пытаясь высвободиться, и, к своему ужасу, ощущая, что моему телу очень нравится такое положение. Под ним.

Что меня трясет.

То ли от страха, то ли от ярости. То ли от возбуждения. Я до сих пор не понимаю, чего мне больше хотелось в тот момент: ударить его, или поцеловать.

Дерил лишил меня возможности определиться, опять поцеловав.

Так же грубо и жестко, но уже по-другому. Не сумбурно, просто закрывая мне рот, а со знанием дела, не торопясь, явно для себя уже определив, что он будет со мной дальше делать.

Я опять попыталась вывернуться, застонала от бессилия, ощутив, как низ живота горит, как мокреет в промежности, как прогибается поясница, притираясь к нему теснее.

Это было ужасно, это было практически насилие! Но это так возбуждало!

Господь милосердный, как много я, оказывается, о себе не знала!

Не сказать, что я невинная овечка, у меня были отношения, у меня были парни. И я думала, что много чего знаю и умею в сексе. И что вполне определилась в своих предпочтениях. Но Диксон мне показал, что я вообще, абсолютно себя не знала!

Не знала, что могу так реагировать на грубость, на жесткость, что могу так, с готовностью подчиняться.

Он ведь вообще не был нежен! Он не спрашивал, хорошо мне или плохо, больно ли мне, удобно ли…

Он просто брал меня так, как ему хотелось! Он рывком перевернул меня на живот, дернул джинсы, в момент сняв их с ног и отбросив в сторону, одним движением поставил так, как ему надо, прижал к себе, навалился, сжал горло, жарко дыша, провел языком от шеи до скулы.

Я только выгибалась послушно, лихорадочно загребая траву в горсти, сходя с ума от того, что он вытворял, забыв, что можно крикнуть, позвать на помощь… Да и не хотела я звать на помощь. Я хотела, чтоб он продолжал.

И теперь я могу признаться, что, если б Диксон в тот момент решил остановиться. Я бы его убила.

Хорошо, что подобные глупости даже не приходили ему в голову. Сомневаюсь, что Дерил в тот момент вообще мог связно мыслить. Я вот точно не могла.

Особенно когда почувствовала его в себе. Это было одновременно ожидаемо. И неожиданно. И очень горячо. И остро. И больно. И сладко. И вообще не могу описать, как. Просто слов таких не знаю. Нет таких слов.

И сейчас, вспоминая случившееся, я чувствую, как щеки мои заливает краска стыда, а низ живота опять ноет. И проклятый организм дает понять, что хочет еще, что не насытился. И я ловлю себя на мысли, что не могу вспомнить в точности, что он со мной делал эти несколько часов. И в то же время понимаю, что ни одной секунды не забыла.

Он очень сильный, Дерил Диксон. Очень.

Очень яростный. Он сжимал до боли, целовал до исступления, двигался до изнеможения.

А я… Я вела себя, как сучка в течке, в какой-то момент полностью перестав себя контролировать, и, если бы он не зажал мне рот, то о нашем приключении уже знали бы все, включая мертвецов в окрестных лесах.

Никогда. Никогда я себя так не вела! И очень, очень сильно надеюсь, что больше и не буду!

Потому что это ужасно, это страшно, осознавать себя животным. Самкой, без мозгов, думающей только одним местом. Это унизительно.

Но могу себе признаться, что самое невероятное, самое дикое удовольствие в своей жизни я получила этой ночью, с Дерилом Диксоном.

И те несколько часов, которые я не могу ни забыть, ни вспомнить, были настолько обжигающими, настолько сладкими, настолько удивительными! И пусть это больше не повторится, а я сделаю все, чтоб не повторилось, но жалеть о том, что случилось, я никогда не буду.

Прости меня, Андреа.

9

Девчонке определенно надо было писать сценарии порнофильмов. Или всякие эротические книжки, типа той, про которую говорил Мерл. Бля… Как ее там… Пятьдесят каких-то цветов…

Дерил отложил дневник, перевел дух, ощущая дикую потребность опять закурить. Как после секса. С недоумением глянул на ощутимо оттопыренную ширинку. Неловко поправил рукой, огляделся. Слава богу, все спали. Не хватало еще, чтоб кто-нибудь… Та же Керол, которая, после того, как он окончательно разобрался с ее мудаком, кажется, решила на полном серьезе, что его надо отблагодарить. По всякому.

Тем более, что про него и Эми никто не знал. Ну, Дерил очень рассчитывал, что никто не знает. Девчонка не хотела. Хотя коп, конечно, своим коповским чутьем давно все прочухал. Но никому ничего. За эту способность не лезть в чужие дела Дерил даже зауважал его. Настолько, насколько вообще возможно уважать мудака, оставившего твоего брата на крыше дома одного. Беспомощного. Сука.

Он все-таки опять закурил.

Прищурился на огонь. Потом встал, прошелся по периметру, отвлекаясь. Все тихо, все спокойно.

Постоял, с усмешкой наблюдая, как Гленн, лежа на спине, обнимает обеими руками прильнувших к нему с двух сторон сестренок Грин. Повезло китайцу.

Дерил вернулся обратно к костру, взял дневник. Задумался, машинально поглаживая обложку.

Эми хорошо описала их первый раз.

Действительно, ни забыть, ни вспомнить. Все, как в тумане, и одновременно все очень четко.

Как его тогда проперло от зрелища поцелуя черномазого придурка! Бля, да чего же он арбалет-то не взял! Болт бы шикарно смотрелся в уродливой башке!

А до этого он подарил ей цветочки! Напрягся, мудило, насобирал прямо под ногами, в лес-то ходить ссыт.

Дерил наблюдал, как Эми (сама, бля, сама!) кинулась ему на шею. За цветочки. Или может этот веник означал другое? Может, это такая мудацкая благодарность за секс?

В глазах сразу потемнело. Или это сумерки? Дерил не понимал, да и не задумывался об этом. Не важно. Это нихера не важно.

Важно было только то, что, если сладкая парочка двинется в сторону трейлера, то Дерил, пожалуй, обойдется без арбалета. Ножом. Или кулаками.

Но Эми, о чем-то коротко переговорив с толстяком, пошла в сторону дома, а потом резко свернула к сараю.

Дерил, отслеживая ее белыми от злости глазами, решал, как поступить. Она ведь явно туда не просто так идет. Скорее всего, договорилась о сладкой ночи с черномазым. Не зря же тот трудился, цветочки рвал. Вот и пойми баб. Ты ей жизнь спасаешь, даже слова теплого не скажет. А какой-то мудак веник подарил, и все, сразу ноги раздвигает.

Но в этот раз ниггер обломается. Без рук и члена неудобно трахаться.

Девчонка легко шагала по полю, светлые джинсы заманчиво белели в темноте, и Дерил двинул за ней. С черномазым потом.

Он не особо думал, что будет говорить. Просто шел, просто смотрел. И только когда встал на пути, понял, что, мало того, что испугал Эми, так еще и сказать ей ничего не может.

Так и стоял, смотрел в удивленно расширенные, непонимающие голубые глаза, пока не сорвался, наконец, к чертям.

То, что она не опровергла его слова про секс с ниггером, просто отключило мозг. Не помнил, как схватил, как поцеловал, обжегшись о горячие мягкие губы. Такие мягкие, как он помнил. И вкус их помнил. И оторваться не смог. Что-то рычал ей в лицо, угрожал даже, кажется…

Безумие накатило стремительно и страшно. Любимое мерловское «Не стой под стрелой». Дерил и не думал никогда, что его закрутит не в драке.

Эми тоже что-то шипела в ответ. И вырывалась даже. Или нет? Потому что память упорно подкидывала картинки, как она с готовностью целует его сама. Как выгибает призывно спинку. Как стонет, сладко стонет в ответ на каждое его движение. Какая она мокрая. Горячая. Готовая для него. Ему пришлось закрывать ей рот, потому что кричала девчонка совершенно несдержанно.

Хорошо, что поймал он ее уже практически возле сарая, довольно далеко от дома Хершелла. И от их лагеря. Так что никто ничего не слышал. Скорее всего. А даже если и слышали, то плевать.

Дерил поворошил немного угли, чтоб не потухли.

На душе было подозрительно спокойно. И легко. Может, потому что отпустило чуть-чуть.

Он не обсуждал с Эми случившееся тогда. Они вообще мало разговаривали. И было все это время гадкое ощущение, что в тот, их первый раз, он Эми заставил. Взял практически силой. Сорвался, как животное. И потом… То, что происходило потом с ними, всего лишь его давление и ее неумение постоять за себя… Дерил старался не пускать такие мысли, совсем уж тошно становилось. Потому что ни тогда, ни после останавливаться он не собирался. Один раз распробовав чистый, практически героиновый кайф от секса с Эми, Дерил подсел, как торчок, и дальше только дозу наращивал.

И вот теперь, прочитав версию девчонки, он почувствовал не просто облегчение. Радость. Горячая девочка Эми сама его хотела, сама о нем думала. И тогда, возле сарая, в их первый раз, тоже все позволила сама.

Дерил откинулся на бревно, возле которого сидел, чуть прикрыл глаза, невольно погружаясь в воспоминания. Сладкие.

Как он на следующий день подкараулил Эми возле трейлера, улучив момент, когда все обитатели лагеря смотали в дом. Там женщины устроили какой-то обед, типа в благодарность за доброту и приют. Дерила тоже звали, но он только отмахнулся раздраженно. Нахер всякие сборища. Поважнее дело есть.

Эми пряталась полдня у Дейла. Он слышал, как старик взволнованно спрашивал, что с ней такое, предлагал помощь. И такой у него голос был заботливый, что Дерил аж зубами скрипел в бессильной злобе. И этот туда же! Ты смотри-ка, сколько желающих заполучить сладкую блондиночку на свой член! Прям хоть бои устраивай, гладиаторские!

Даже старикан, которому бы, по хорошему, теплое местечко на кладбище подбирать, подкатывает яйца!

Хорошо, что девчонка не ведется. И голос у нее такой усталый, измученный. Дерилу не хотелось думать, что он тому причина. Не так уж долго он ее трахал этой ночью. Поспать точно должна была успеть.

Дерил умотал от трейлера к своей палатке, немного повозился с байком, бдительно отслеживая перемещение по ферме людей. В очередной раз шуганул прилипчивую дамочку, все пытавшуюся уговорить его пожрать со всеми в доме. Зверем глянул на копа, подошедшего по той же причине, но так и не сказавшего ничего. Все-таки инстинкт самосохранения работает у придурка будь здоров.

Эми сидела в трейлере. И это было хорошо. Даже если заперлась, замок-то плевый.

Наконец, все свалили, и Дерил рванул к лагерю, по пути раздраженно отбрасывая бредовую мысль нарвать цветов девчонке. Даже то, что такая идея заскочила в голову, говорило об основательно съехавшей крыше.

Эми облегчила ему задачу, выйдя наружу с маленьким тазиком для белья. Дерил притормозил, радуясь, что не заметила его. Пошла за трейлер, задумчивая такая, грустная.

Ничего, развеселит сейчас.

– Дерил… – испуганно выдохнула она, прижав к груди какую-то тряпку. С тряпки капала вода, прямо на футболку, и было очень даже заметно, что белья под футболкой нет.

Дерил, и так уже порядком возбужденный ее испуганным видом, неосознанно шагнул ближе.

– Ты что… Вообще хорошо, что ты здесь, потому что я хотела поговорить…

Эми говорила сбивчиво, торопливо, словно боясь не успеть сказать то, что хотела.

Дерил сделал еще шаг. Молча. Не отводя глаз.

Эми неосознанно сжала в руках тряпку, с недоумением посмотрела на влажную футболку, отбросила белье в таз, поймала тяжелый взгляд Дерила, устремленный на прекрасно обрисованную под мокрым трикотажем грудь, обхватила себя руками, стремясь закрыться, краснея внезапно ярко и пятнисто.

– Я не думаю, что мы… Что нам следует… То есть, я уверена, что это ошибка, и что…

Тут Дерил подошел еще ближе, заставив девушку отступить назад и прислониться к стене трейлера.

Он особо не слушал, что она говорила. Потому что неважно. Потому что глаза ее, испуганные, широко раскрытые, говорили совершенно другое. И губы ее, мягкие, чуть распухшие после жаркой ночи, тоже опровергали слова. Одним своим видом. И грудь, с острыми торчащими сосками. И шея, инстинктивно и покорно подставленная под его поцелуй. И тело, с готовностью прижавшееся к нему.

– Но это ничего не значит, – уже задыхаясь в его руках, хватаясь за плечи, выворачиваясь из джинсов, шептала Эми, – это просто потому, что меня легко соблазнить…

Дерил развернул девчонку спиной к себе и наконец-то запечатал рот ладонью, которую она с готовностью укусила до крови, когда он вошел, резко двинув бедрами.

Да, разговоры – точно не ее конек. И не его.

Дерил усмехнулся, опять ощущая, как в паху потяжелело. Надо же, даже воспоминания об их сексе будоражат до невозможности.

И как она посмела так поступить с ним?

Ну ничего, скоро все встанет на свои места. И она тоже.

10

21 августа 2010 года

Сегодня Гленн поехал в город, в аптеку, вместе с дочкой Хершелла, Мегги. Мне кажется, они нравятся друг другу. По крайней мере, Гленну она точно нравится.

Карл уверенно идет на поправку. Я с утра спросила у Рика про возможность остаться здесь, разместиться в сарае. Но Рик меня не обнадежил. Оказывается, Хершелл нам совсем не рад. И терпит нас здесь только, пока Карл не окрепнет. А затем мы должны будем уйти.

Эта новость оказалась болезненной. Я не понимаю, почему мы не можем остаться, разве не легче было бы самому Хершеллу? Ведь он же должен думать о том, что, чем больше умеющих держать оружие мужчин, тем безопаснее для его семьи. Но, оказывается, он всеми силами выпихивает нас отсюда, и это ужасно. Я с содроганием думаю о том, что надо будет опять куда-то ехать, останавливаться по дороге на ночлег, опасаясь услышать за спиной хрип мертвецов.

Здесь так спокойно, так тихо. И, кажется, что вообще ничего не произошло. И что все хорошо.

23 августа 2010 года.

Пишу вечером, только-только смогла в себя прийти. Руки до сих пор дрожат.

Перед глазами картина утреннего расстрела ходячих.

И жесткое недоумение.

Буквально вчера я писала о том, насколько все хорошо и спокойно здесь, на ферме, и вот реальность больно ударила по голове.

Оказывается, Хершелл в сарае, мимо которого я много раз ходила, прикидывая, как мы можем там разместиться, держал ходячих!

Много ходячих! И среди них своих жену и сына.

Боже мой, в голове не укладывается до сих пор…

Как представлю, что они могли вырваться, например, ночью, такой ужас накатывает.

О том, что рядом с нами филиал ада, узнал Гленн и тут же рассказал всем остальным.

Шейн, не советуясь ни с кем, просто открыл дверь сарая и вместе с Риком и Дерилом расстрелял всех ходячих. Прямо на глазах у хозяина фермы и его семьи.

Я была в ужасе, с места не могла сдвинуться, отмерла только когда Диксон рявкнул, чтоб шла в трейлер. И еще подтолкнул чувствительно, мимоходом крепко прихватив за ягодицу. Какой наглец, просто невозможный! Для него вся эта сцена, похоже, вообще ничего не значила. Раз так легко руки распускает.

Я пошла в лагерь, лишь затормозив перед крыльцом, где стояли хозяева фермы. У Бет были настолько стеклянные глаза, что мне стало не по себе. Похоже, она не знала о том, что происходит. В отличие от Мегги. И Патриции.

На похороны я не пошла. Для меня это было неуместно почему-то. Семью Хершелла похоронили отдельно. Соседей и незнакомых ходячих, которых он вместе с покойным Оттисом притаскивал со всей округи и запирал в сарае, надеясь на то, что их все-таки удастся излечить, – в одной большой яме.

И, судя по реакции хозяев фермы, нам придется отсюда убираться, не дожидаясь, пока Карлу станет лучше.

24 августа 2010 года.

Утро. Собираюсь с мыслями. Надо написать, надо. Пока свежо, пока могу.

Вчера вечером, после похорон, прибежала Мегги, очень встревоженная. Ее отец уехал в город, один. Он вообще был невероятно потерянным во время похорон. Очень сложно осознавать свою неправоту. Все-таки он искренне думал, что его жена, сын и остальные ходячие просто больны, их можно излечить. И только увидев, как Шейн выпустил в грудь его жены обойму, а она продолжала идти, как ни в чем не бывало, Хершелл, кажется, понял, что назад ничего не вернешь. И потерял родных окончательно.

Мегги опасалась, что отец сорвется, кажется, у него были раньше проблемы с алкоголем.

Рик и Гленн поехали за ним.

Я все-таки решила проверить Бет, не давал мне покоя ее застывший взгляд. Мы с ней хорошо общались, можно сказать, нашли общий язык. Я подумала, что смогу поддержать ее.

Но Бет, бледная и утомленная, спала у себя.

Я вышла на крыльцо, вдохнула вечерний сладкий воздух. Как все-таки хорошо здесь, на ферме! Я городской житель, совсем не любила раньше природу. Но теперь легко могу себе представить, как это здорово, просыпаться от щебета птиц, выходить пить утренний кофе на веранду…

Тихие голоса вплелись в шорох ветра, и я сначала не поняла даже, откуда идет звук.

Но прислушалась и поняла, что кто-то разговаривает неподалеку.

– Лори, послушай меня, давай поговорим, Лори!

– Нет!

– Но ведь ты же меня любишь, я знаю, Лори!

– Нет! Отпусти!

Через секунду из-за угла выбежала встрепанная Лори, я еле успела спрятаться за столбик крыльца.

Она пронеслась мимо, хлопнула дверь.

Я неосмотрительно шагнула со ступенек, и тут же натолкнулась на вышедшего прямо на меня Шейна.

И застыла. Испугалась. Очень сильно испугалась. Такой взгляд у него был страшный. Жестокий.

Он схватил меня за руку и силой утащил за угол дома.

Я даже пикнуть не успела! Все-таки как плохо быть женщиной в этом мире!

Меня уже в который раз просто тащат, куда хотят, не спрашивая разрешения!

Просто пользуются тем, что сильнее! Это ужасно, это, в конце концов, просто низко!

Я дергалась, пытаясь вырваться, но бесполезно, конечно же! Он так сильно сжимал меня, что еще немного и руку бы сломал!

– Все слышала? – тихо спросил Шейн, с силой толкнув меня к стене, так, что я некоторое время даже вдохнуть не могла. Только глаза опустила, не в силах смотреть на него.

– Слышала, значит… – он резко придвинулся ближе, сжал пальцами горло, – только попробуй рот раскрыть. Закопаю.

Я дрожала от страха и боли, не могла даже сказать ничего, лишь царапала двумя руками его железные пальцы на своем горле.

Шейн усмехнулся, сжал ладонь еще сильнее, и я поняла, что тут я и умру, и забилась сильнее, попыталась пнуть его, достать до лица ногтями. Меня еще раз сильно тряхнули, ударили затылком о стену.

Перед глазами все поплыло, потемнело.

И вдруг тяжесть с горла исчезла, и я тут же сползла вниз, ноги совершенно не держали.

Рядом что-то происходило, какое-то движение, рычание… Господи, да это же ходячие, наверно, прорвались!

Я с трудом открыла глаза, пытаясь отползти, сама не зная, куда.

И застыла, поняв, что рядом не ходячие. Рядом Шейн и Дерил. Дерутся! И так страшно дерутся!

Мне надо было встать, надо было что-то предпринять, но я не могла.

Просто физически не могла двинуться с места!

Так и сидела, вжавшись в стену, смотрела, как Дерил свалил Шейна на землю и бьет здоровенным кулачищем по лицу, хрипя после каждого удара:

– Никогда! Никогда! Блядь! Не трогай! Ее! Вонючий! Ублюдок!

Шейн ответить ничего не мог. Я поняла, что он уже без сознания, что Диксон его убьет сейчас!

И, несмотря на слабость и пережитый ужас, поползла к ним, шепча, не узнавая свой хриплый голос:

– Дерил… Дерил…

Как он услышал меня? Как смог отвлечься от своего разрушительного занятия?

Я не понимаю до сих пор. Но следующее, что я осознала, это его крепкие руки, его твердую грудь, к которой прижалась, с тайным удовольствием вдыхая его запах.

Он нес меня прочь от дома Хершелла, оставив беспомощного Шейна валяться там одного.

Более-менее в себя я пришла уже в палатке Диксона.

Он аккуратно расстегивал на мне рубашку, обнажая шею, шипя сквозь зубы ругательства в адрес Шейна.

Я поняла, что там, наверно, следы по всему горлу. И пошевелилась, пытаясь встать, застегнуться. Почему-то было стыдно.

– Чего хотел? – Диксон сжал мои пальцы, не больно, но сильно. Отвел от пуговиц, в которые я нервно вцепилась. – Ну?

Я не знала, что сказать ему. С одной стороны, я не хотела покрывать Шейна, он меня напугал до полусмерти. С другой стороны, мне было очень жаль Лори, так сильно запутавшуюся со своими мужчинами.

Поэтому я молчала, затравленно глядя в дикие глаза Дерила.

Глаза, становившиеся все более светлыми от ярости.

– Тебя? – его голос понизился до шепота. Страшного. – Он тебя хотел, а?

Я только головой смогла помотать, ужаснувшись его предположению. Я и Шейн… Да он с ума сошел совсем!

Но Диксон мне, похоже, не поверил, потому что зашептал горячо и быстро:

– Сука, сука, сука… Завалю его, блядь… Тварина лысая…

Он продолжал сжимать мои пальцы, удерживать меня, хотя я хотела уже встать, хотела убежать в трейлер к Дейлу, и там спокойно поплакать.

Я попыталась сесть, но Диксон толчком отправил меня обратно на спальник.

– Куда, блядь? Нехуй шарахаться по темноте где попало. Опять утырок прицепится какой-нибудь. Здесь спать будешь.

Я испугалась так, что буквально говорить не могла связно. Понимая, что оставаться мне у него нельзя, я попыталась образумить Дерила:

– Нет, ты что? Ты что? Мне надо!.. Дейл… Он искать…

– Сиди здесь! – Дерил отпустил меня, наконец-то, поднялся. – Я посмотрю. Предупрежу. И не дай бог, свалишь, пока я хожу.

Он буквально придавил меня обратно к спальнику тяжелым взглядом и вышел.

А я осталась сидеть, волнуясь и переживая. Что он скажет Дейлу? Неужели… Неужели, что я с ним? Нет, этого нельзя было допустить!

Но, как бы я ни мучилась от волнения, выйти из палатки все же не посмела. Уж очень взгляд у Диксона был говорящий. Такой, что ноги отнимались.

Долго переживать мне не пришлось, Дерил вернулся быстро. Кивнул мне на одеяло:

– Ложись. Укрывайся.

Я попыталась спросить про Дейла, но Диксон перебил меня, укладываясь рядом со мной и подтягивая к своему боку:

– Нормально все. Дейл у Карла дежурит. Эта дура бешеная, Лори, рванула за копом своим. Сладких сестричек не видать, у себя, наверно, за папашку переживают. Моль бледная с мужиком пузатым уже спят. Ниггера не видел. Дружок копа уполз, живой, значит, сука. Не добил. Теряю, блядь, хватку.

– Дерил… – я немного подвигалась, стараясь вывернуться из его рук. Оставаться рядом с ним, спать рядом с ним… Это было что-то за гранью. Я и так напереживалась за этот сумасшедший день и вечер! Еще только его приставаний мне не хватало!

Но Дерил только сильнее меня сжал, прохрипел на ухо:

– Тихо, блядь. Спи.

Широкая ладонь легла на низ живота, резко притиснула к твердому телу. Я еще раз дернулась, но пальцы поползли ниже, и я замерла.

– Не хочешь спать? Тогда снимай джинсы.

Я помотала головой, и больше не двигалась.

Дерил тоже не продолжил, хотя я какое-то время чувствовала его горячее дыхание на своей шее, и рука на животе была каменно-тяжелой.

Я лежала, глядя в темный угол палатки, и в голове был полный сумбур. Какие-то отрывочные мысли о Карле, Лори, Бет. Потом вспомнились дикие глаза Шейна, и я непроизвольно вздрогнула. И тут же почувствовала, как рука на талии сжалась чуть сильнее, пальцы забрались под рубашку и неожиданно нежно и успокаивающе погладили по голой коже.

Это, наверно, в другой ситуации только завело бы. Но здесь наоборот принесло покой. Ощущение безопасности. Как-будто я оказалась в огромном, обволакивающем коконе, и весь внешний мир остался за его пределами, перестал существовать.