Текст книги "Милость крестной феи (СИ)"

Автор книги: Мария Заболотская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Эли и принц (4)

Воды лесных рек всегда холодны и опасны – даже в самый знойный летний день солнце не может согреть их. К вечеру, когда тени деревьев смыкаются над водной гладью, дыхание реки становится еще прохладнее. Даже дикие звери неохотно заходят в студеную воду по грудь и только опасность заставляет их переплывать реку – куда милее им спокойные заилившиеся озера и верховые болота.

Эли, нырнув в реку с головой, почувствовала, как у нее перехватило дух. «Быстрее, быстрее! – прокричала мысленно она самой себе. – Я не выдержу долго такого холода!». Быстрое течение сносило ее вниз, и девушка знала, что коварные водовороты могут затянуть ее в глубину навсегда. Холодная вода быстро забирает силу у человека, а судороги лишают его последней возможности держаться на плаву. Нельзя теряться и поддаваться страху, нельзя беспорядочно бить руками по воде – движения должны оставаться размеренными и спокойными, иначе пловца убьет его собственная паника. Все это Эли знала, однако лесная река была широка – куда шире, чем ей казалось, когда она смотрела на нее с обрывистого берега.

«Ох и разозлится же фея, если я попросту утону!» – невольно подумала она, чувствуя, как руки все хуже повинуются, а мышцы ног сводит от холода.

Выдры, почуяв неладное, поднырнули ей под руки, толкая изо всех сил – но их помощи не хватало. Эли дернулась, хлебнув воды, и, потеряв самообладание, забилась в испуге, уходя под воду. Она чувствовала, что сил у нее не хватит для того, чтобы еще раз вынырнуть и удержаться над водой – а берег был еще далеко. «Я попыталась! Я сделала все, что смогла!» – думала она, сожалея, что сознает происходящее так ясно – ей, как и прежде, совершенно не хотелось умирать. Выдры суетились вокруг нее, царапая когтями онемевшую от холода кожу – она даже под водой слышала, как они отчаянно стрекочут, выныривая на поверхность.

Из-за холода она не сразу поняла, что некая сила выталкивает ее на поверхность – тело полностью окоченело, – и только провалившись на мгновение обратно в глубину, словно сорвавшись с некой опоры, она догадалась, что под нее поднырнуло что-то сильное и скользкое, пытающееся помочь. Огромная речная рыба? Водный дух?.. Она не могла ни обхватить его, ни опереться – руки и ноги не слушались, превратившись в заледеневшие бесполезные подпорки. Но таинственный речной житель, стремительно поднявшись из глубины, снова вытолкнул ее на поверхность, чтобы она могла глотнуть воздуха – и в голове чуть прояснилось. Рядом радостно верещали выдры, а берег оказался чуть ближе, чем казалось перед тем, как Эли пошла ко дну.

Снова и снова она уходила под воду, а ее рывком поднимали наверх, как неуклюжую отяжелевшую колоду – пока наконец она не коснулась однажды ногами илистого дна: берег был совсем рядом. Но Эли, честно сказать, не смогла бы в одиночку преодолеть и столь жалкое расстояние – ни рук, ни ног она не чувствовала. Ее безо всякой деликатности вытолкали на песчаную отмель, где она с трудом, перекатываясь с боку на бок, падая лицом в ил, барахтаясь и неловко изворачиваясь всем своим одеревеневшим телом, выбралась из реки. В вечерних сумерках она не смогла разглядеть, кто на прощание громко плеснул хвостом о воду – огромный сом или же иное чудовище, прячущееся от глаз людских в самых глубоких омутах. Но кем бы ни был речной житель – только что он спас Эли жизнь. Лес продолжал хранить от бед девочку, обделенную особой судьбой.

Обессилев, она лежала на берегу, думая, что ей никак не согреться – вся магия мира не способна прогнать ледяной холод, поселившийся внутри костей, в каждой жилке и даже в самом сердце, отчего оно билось все медленнее и тише.

Затем она услышала острожное ворчание, ее лица что-то коснулось, и в темноте засветились хищные звериные глаза: волки окружили ее, обнюхивая и глухо рыча. Но Эли не испугалась – она знала, что их, как и выдр, как и водяное чудище, тоже послал лес. Звери, потоптавшись рядом, один за другим ложились на песок, неохотно делясь с Эли теплом своих тел. Кто-то забрался ей на ноги, кто-то свернулся клубком у груди, а у самого ее лица злобно горели точки зрачков. Она слышала дыхание, биение сердец, лязганье зубов и утробное рычание, не смолкавшее ни на миг – вольные волки были недовольны приказом, который получили, однако не смели ослушаться и срывали злость друг на друге, огрызаясь и скалясь.

Под этим живым меховым покрывалом она лежала неподвижно, то проваливаясь в беспамятство, то приходя в себя – пока не почувствовала, что начинает согреваться. Помогала ли ей в этом магия – кто знает. Но к тому времени, когда на небе появились первые яркие звезды, Эли смогла пошевелиться, согнуть ноги, а затем и руки; поскрести пальцами влажный песок; приподнять голову и сморгнуть прилипшие к векам песчинки. Потревоженные звери с рычанием вскакивали с мест, кто-то даже сжал зубами ее руку – но не до крови, лишь чтобы напомнить, как не по душе волкам живые люди. Эли не вскрикнула – слишком много боли ей пришлось вынести за последнее время, чтобы удивиться какой-то новой ее разновидности. Ей хотелось поблагодарить волков, но они черными тенями метнулись в глубь леса, не дожидаясь, пока человек сумеет что-то прохрипеть; в их волчьем мире не слишком-то ценилась вежливость.

Она поднялась на все еще слабые ноги, сделала пару нетвердых шагов. «Как я найду дорогу в темноте?» – пришла в голову беспомощная, отвратительно-плаксивая мысль. Раньше Эли никогда не жаловалась даже самой себе и ей было неприятно то, каким бессильным и сломленным ощущалось теперь ее тело.

Но не успела она изругать себя за слабость и уязвимость, как новые тени заплясали вокруг нее – только на этот раз они были молчаливы и холодны. Настал черед созданий иного мира – тех самых, что были призваны в свидетели феей – принести Эли свой дар. Ее воспаленных глаз, горевших от речной воды и песка, коснулась мягкая прохлада, и в следующий миг девушка поняла, что видит ночной лес таким, каким не видела никогда ранее: ее зрение стало зрением ночного зверя, которому достаточно легчайшего отблеска луны, чтобы видеть лесные тропы так же ясно, как и днем. Она потянула носом – никогда еще он не чуял так много запахов!..

– Столько особых подарков для обычной человеческой девчонки! – сказала Эли, криво усмехаясь. – И все для того, чтобы я смогла умереть от неразделенной любви согласно договору, записанному в незримых книгах!..

И она, отбросив в сторону напрочь испорченные водой башмаки, побежала меж деревьев, ступая с каждым шагом все сильнее и увереннее. Новообретенное звериное чутье вело ее точнее любой карты – она теперь понимала, в какой стороне Терновый Шип, предчувствовала овраги, легко угадывала впереди полосы непроходимого бурелома и наполненные стоячей водой канавы, где даже опытный охотник переломал бы ноги. Ничто в ту ночь не могло остановить ее на пути к Ашвину. И лес, и магия были едины в своем желании сберечь Эли от опасностей.

…К усадьбе Эли вышла ближе к полуночи – и она знала, что опередила чужестранцев, ведь не было короче пути, чем тот, по которому она пробиралась сквозь лесную чащу. Одним прыжком она перелетела через ограду и мимоходом удивилась своей ловкости. Впрочем, объяснение было простым – вновь явила себя магия, которой было угодно вести Эли к смерти, обозначенной в договоре. Проклятие феи оказалось щедрым до расточительности: оно не жалело волшебства, чтобы исполнить волю своей темной создательницы. Казалось, потребуйся Эли перелететь через пропасть, чтобы встретиться с Ашвином – и оно подарит девочке крылья. Думая об этом, она то скрипела зубами от злости – на фею и на себя, так легко принимавшую хитрые подарки, – то испытывала прилив сил: невозможно проиграть в бою за жизнь Ашвина, если твои временные союзники так сильны!..

«Он там, там!» – явилась мысль, едва только Эли заметила отблеск свечи в одном из окон на втором этаже дома.

Как дикая кошка, она взобралась по стене, цепляясь окрепшими ногтями за старые бревна, и, захлебнувшись от внезапного волнения, заглянула в окно.

Действительно, там был Ашвин: он сидел за письменным столом, что-то сосредоточенно читая при свече. «Не видела никого красивее!..» – запело что-то внутри Эли, и она от досады зарычала на саму себя совершенно по-волчьи: глупое сердце! Как ты не можешь понять, что все это обман, наваждение⁈..

Но она пришла к нему, пройдя сквозь темный лес, переплыв через глубокую реку, и, следовательно, должна была что-то сказать.

– Ашвин! Ашвин! – позвала Эли тихонько, и поскреблась в окно, как ночная птица.

Он не сразу услышал ее. Нахмурился, склоняя голову из стороны в сторону, и его пепельные волосы заблестели в теплом свечном свете. «Красивый! Красивый!..» – и вновь Эли застонала от досады, желая отхлестать себя по пылающим щекам.

Нерешительно он подошел к окну, вглядываясь в темноту, и отпрянул, когда ли вновь позвала его: «Ашвин!».

– Кто там? – воскликнул он не столько испуганно, сколько взволнованно. – Если ты лесной дух, то уходи! В моих краях запрещено говорить с нечистыми созданиями!

– Открой окно, Ашвин! – тихонько просила его Эли, с трудом преодолевая робость. – Я всего лишь человек, такой же, как и ты. Мне нужно сказать тебе что-то очень важное!..

Ее шепот, казалось, зачаровал Ашвина. Его взгляд оставался недоверчивым и настороженным, однако шаг за шагом он подходил к окну, за которым виднелось бледное личико с лихорадочно горящими глазами.

Поколебавшись пару мгновений, он приоткрыл задвижку.

– Да ведь ты же та самая лесная бродяжка! – воскликнул он, и лицо его просветлело. – Я узнал тебя! Ты забралась недавно в Терновый Шип, а затем я тебя испугал своими расспросами. Мне потом стало очень стыдно, и я все думал, в порядке ли ты. Откуда тебе известно мое имя?..

Его приветливый голос заставил Эли растеряться – она и подумать не могла, что Ашвин запомнил ту встречу. Если он не обратил на нее внимание, когда они танцевали на балу, то с чего бы ему думать о чумазой девчонке-нищенке, которую он застал в своем саду?..

– Это неважно, – наконец, смогла сказать она. – Гораздо важнее то, что тебе грозит страшная опасность. За твоей головой в лесной край прибыли чужестранцы – и они ищут дорогу к Терновому Шипу прямо сейчас!..

По побледневшему лицу Ашвина она поняла, что юноша знает, кто эти люди – и смертельно боится их.

Эли и принц (5)

Бывает страх, что заставляет глаза гореть, сердце – гнать пылающую кровь по жилам; еще он превращает все мышцы тела в натянутые струны, ускоряет бег – чтобы топот ног звучал в такт с безумным биением сердца, – обостряет слух и ум, но притупляет боль; и даже одаряет на время чутьем, помогающим предугадать тайные опасности. Словом, страх этот дан человеку во спасение.

Но Ашвин был охвачен совсем иной разновидностью испуга – взгляд его потускнел, спина сгорбилась, словно на плечи ему обрушилась невыносимо тяжкая ноша – ненавистная и привычная одновременно, – и в том, как тяжело и коротко он вздохнул, слышалась одна лишь обреченность. Услышанное не побудило его бежать – напротив, заставило безвольно замереть. Ни на миг он не усомнился в правдивости слов Эли – более того, теперь он смотрел на нее так, словно она, произнеся роковые слова, стала частью прошлого, откуда за ним явились враги. «Ты знаешь о том, что меня желают убить – стало быть, тебе известно о моей жизни так много, как никому более!» – говорил его взгляд, бесконечно печальный и доверчивый.

– Ашвин, – шептала Эли в отчаянии, видя, что он бездействует и молчит. – Они идут за тобой! Нужно спасаться!.. Верь мне – я переплыла широкую реку, я прошла сквозь ночную чащу – только чтобы предупредить тебя…

Но он только тяжело дышал, все ниже склоняя голову, как будто каждое услышанное слово по капле лишало его сил.

– Здесь нельзя оставаться! – Эли хотелось встряхнуть его, чтобы привести в чувство, но она не решалась даже руку протянуть в сторону юноши. – Они знают, где ты живешь…

– Значит, кто-то предал меня, – глухо и безразлично промолвил Ашвин, не глядя на нее. – Как странно! Даже когда чувствуешь себя полностью одиноким – рядом всегда есть предатель.

– Ох, да разве стоит об том думать, когда нужно уносить ноги⁈ – нетерпеливо воскликнула Эли. – Предупреди свою тетушку, слуг, и побыстрее уходите!

– Тетушку? – переспросил Ашвин, наконец-то подняв взгляд на нее, и Эли поежилась, увидев, как мертвы и безжизненны его глаза. – Но никто, кроме нее, не знал, где мы прячемся… Знаешь, лесная девочка, как я хотел написать тому… тому, кого привык считать отцом? Но он отослал меня, на прощание сказав, что никто не должен знать, куда мы уедем – даже он сам. И я с тех пор не написал ни единого письма, выполняя его приказ. Не заводил знакомств и дружбы, не покидал стен усадьбы, не обмолвился лишним словом, когда обстоятельства принуждали меня к разговору – сплошь вежливая бессмысленная болтовня… Всю жизнь меня учили быть осторожным и не доверять людям – и я был хорошим учеником!..

– Я говорю правду! – вскинулась Эли, приняв последние слова на свой счет, ведь все остальное прозвучало для нее путано и непонятно.

– Нет-нет, тебе я верю, – бледно усмехнулся Ашвин. – Быть может, потому, что ты похожа больше на лесного духа, чем на человека. Хотя совершенно не понимаю, отчего тебе вздумалось мне помогать!.. Что ж, давай проверим, ждет ли этой ночью гостей моя опекунша…

И он подал руку Эли, как будто не замечая, что ее пальцы изранены и грязны.

Она, растерявшись и смутившись, не сразу приняла его приглашение, но все же, помедлив, робко коснулась его холодной ладони и беззвучно перебралась через подоконник, немного стыдясь того, что ее босые ноги оставляют всюду грязные следы.

Ашвин, тихо приоткрыв двери своей комнаты, выскользнул в коридор, прислушиваясь к шорохам старого дома. Эли шла за ним след-в-след, от волнения не в силах произнести и слово.

– Кажется, она сегодня отпустила слуг, – прошептал он, пройдя к лестнице, ведущей вниз. – Плохой знак… Слушай! Сама она не спит – это ее шаги там, в гостиной. Видишь – я был прав, она их ждет…

И от слов этих, произнесенных совершенно равнодушным голосом, повеяло чем-то пугающим, как будто там, в гостиной, затаилась огромная ядовитая змея, поджидающая добычу. Быть может, произнеси Ашвин их как-то по-другому – Эли бы решила, что он от волнения наговаривает на госпожу Кларизу, вменяя ей в вину несуществующее злоумышление, но обвинение было произнесено так бесстрастно и уверенно, что не приходилось сомневаться: Ашвин знает гораздо больше о темной стороне человеческой души и о предательствах, чем она сама.

– Ты все равно должен бежать! – с горячностью сказала Эли.

– Бежать… – повторил Ашвин с горечью. – Всю свою жизнь я от кого-то бегу – и никто не объясняет, что за опасность мне грозит. Только повторяют: тебя хотят убить, тебя непременно убьют, если найдут… Это так утомляет! – и он, тихо и горько засмеявшись, повернулся, направляясь обратно в свою комнату.

Эли ничего не оставалось, кроме как тихонько последовать за ним.

– Что?.. Но почему⁈ – она, ничего не понимая, заговорила лишь когда затворилась дверь, вряд ли способная защитить от ночных непрошенных гостей. – Неужели ты собираешься просто ждать, когда за тобой придут?..

– Ты ничего не понимаешь, лесная девочка, – промолвил Ашвин, усевшись у давно остывшего камина и уставившись в пустоту. – Ты не знаешь, каково это – жить, скрываясь. С каждым годом все меньше рядом близких людей – они исчезают, выполнив свой долг или предав его. Ты не имеешь права ни на миг позабыть, что вокруг тебя смыкается круг, и всюду подстерегают враги – более ничего. Никто не говорит правды, лишь предупреждают, что тебе уготована особая судьба и передают из одних верных рук в другие…

– Особая судьба! – с отвращением вскричала Эли, не сдержавшись. – Хуже напасти не бывает!..

– Странно! – Ашвин хмыкнул. – Обычно все говорят, что особая судьба – редкий и ценный дар.

– Только не я, – сказала Эли решительно. – Я знаю цену таким дарам – и она очень высока!

– Но не всегда от них можно отказаться. Иногда нужно просто принять свою судьбу… – грустно сказал Ашвин, и вновь стих, глядя на золу.

– Вот уж не соглашусь! – пылко воскликнула Эли, немного обиженная тем, что Ашвин считает, будто она ничего не понимает в предназначении, судьбе и особых дарах. – Да с чего ты взял, что это твоя судьба? Кто тебе про нее сказал – какая-то зловредная фея?

– Фея⁈ – переспросил порядком удивленный Ашвин. – При чем тут детские сказки? Я говорю о действительности, где не бывает никаких чудес. Разве ты не видишь – рядом со мной из верных людей оставалась одна Клариза, да и та меня предала. Куда бежать? Зачем?.. Я устал от всего этого и не вижу более смысла уходить от судьбы. Пусть приходят за мной и делают то, что им угодно. Быть может, я хотя бы узнаю, от чего я скрывался все эти годы.

– Ох, ну хоть тут обошлось без феи, – пробормотала Эли, пропустив мимо ушей почти все его остальные доводы. – Раз тебя никто не проклял – уже хорошо! Мне ли не знать… Из того, что ты сказал, я все равно не поняла – отчего ты не можешь сбежать? Оставь тетушку, раз она к тебе так дурно отнеслась, и спасай свою жизнь!

Ее простой совет застал Ашвина врасплох. Он не знал, что возразить, однако и согласиться не мог – воспитанный в одиночестве, недоверии и недомолвках, привыкший повиноваться некой высшей воле, спасающей его от таинственной опасности – он не представлял, каково это: полагаться на самого себя в принятии решений. И то, что для Эли казалось очевидным, для него было совершенно чуждым и непонятным.

– Но я буду… один! – наконец сказал он с некоторой озадаченностью.

– Зато ты будешь жив!

– Я не знаю, куда мне идти, – взгляд Ашвина стал немного виноватым и смущенным – но даже это было куда лучше, чем прежняя мертвечина.

– Как будто раньше ты это знал!

– Мне говорили, что придет время и мне расскажут правду о моей особой судьбе, а до того…

– Ашвин! – Эли, ощутив прилив храбрости, схватила его за руки и притянула к себе так близко, как только могла, и в висках у нее застучала жаркая кровь. – Послушай меня! Возможно, никакой особой судьбы нет. Представь, что все это был обман, морок, и ты с этой минуты волен жить так, как тебе хочется – не ожидая, когда тебе поднесут предназначение на блюдечке! Разве жизнь твоя станет пуста и бессмысленна, если из нее вычесть слова каких-то странных людей, которые даже не объяснили тебе, что имеют в виду?..

– А… феи объясняют? – вдруг спросил Ашвин.

– О да, феи объясняют, да еще как! – воскликнула Эли, невольно вздрогнув. – Но тебе лучше не знать, каково это – получать подарки от фей. Без них жить куда проще!.. Вот что я скажу: если тебе нужно, чтобы верный человек вел тебя за собой, оберегая от опасностей – прошу тебя, Ашвин, иди со мной. Я не оставлю тебя в беде и буду рядом, пока ты будешь в этом нуждаться – преданнее помощника ты не найдешь. Хотя бы сегодняшнюю ночь проведи вне дома! А потом… потом мы найдем приют получше – главное, не попасться этим злым людям. Ох, знал бы ты, сколько зла в той женщине, что ищет тебя!..

Ашвин слушал ее внимательно, хмурясь и потирая пальцами виски. Временами взгляд его прояснялся и становился недоверчивым – он подпустил к себе так близко чудную замарашку, рассказывающую о феях!.. – а затем вновь мутился от безысходной тоски, и тогда он смотрел на Эли с надеждой, как будто видел в ней духа-покровителя, пришедшего из темной чужой чащи. Проклятие Эли, составленное феей хитро и зло, не позволило бы Ашвину влюбиться в Эли-девушку, но оно не смогло запретить ему очароваться Эли-созданием леса, желавшим помочь так бескорыстно и самоотверженно.

– Могу ли я тебе верить? – спросил он взволнованно, живо, словно придя наконец-то в себя. – Почему ты пришла на помощь? Почему так добра ко мне?

Настало время Эли помрачнеть: она поступила так потому, что была во власти своего собственного наваждения – но кто будет рад такой правде?

– Я вовсе не добра, – сказала она угрюмо. – Добры те, кто выбирает, какой поступок совершить – и удерживаются от плохого. А я… я обречена на то, чтобы помогать тебе. Не спрашивай больше, почему я здесь. Просто прими мою помощь и знай, что я готова спасти тебя ценой собственной жизни.

– Но мне не нужна такая жертва! – запротестовал Ашвин.

– Не тебе это решать, – отрезала Эли, посмотрев на него исподлобья.

Эли и принц (6)

Чутье верно подсказало Эли, в чем нуждается Ашвин, чтобы принять решение. Если разобраться, юноша получил ту жизнь, от которой некогда пытались уберечь Эли ее родители: его с раннего детства хранили от таинственной опасности, не позволяя заводить ни с кем дружбу и объясняя ею всевозможные ограничения свободы воли; прятали в стенах уединенных домов, приставив строгих опекунов; туманно говорили о некой особой судьбе, правду о которой ему суждено узнать в нужный час. Нрав юноши был настолько добр, что даже все это не смогло ожесточить его или превратить Ашвина в угрюмого одиночку, но вынужденная привычка полагаться на чужие решения, не имея возможности в них усомниться или оспорить, лишила его и воли к жизни, и самого жизнелюбия. Чем меньше человек знавал счастья – тем меньше поводов у него бороться за свою жизнь. А судьба Ашвина – это читалось в его грустном взгляде – до сей поры обделяла юношу счастливыми мгновениями.

– Пора покинуть этот дом, пока он не стал ловушкой! – сказала Эли, взволнованно прислушиваясь к крикам сов за окном. – Зло совсем рядом!

– Но мои вещи…

– Нет времени! – воскликнула Эли, чувствуя, как пробегает по спине дрожь страха: обостренное чутье, которым сегодня наградила ее магия, ясно предупреждало о приближающейся опасности.

И не успела она это сказать, как у ворот усадьбы послышались крики, стук, ржание лошадей – в Терновый Шип прибыли ночные гости, наконец-то отыскавшие усадьбу среди болот и лесов.

Последние сомнения Ашвина развеялись – слова Эли до той поры могли казаться лесным мороком, уловкой здешних духов, желающих позабавиться с чужаком и заманить его в ночные дебри. В том, как он иногда косился на девушку, угадывался мистический страх, неясное подозрение – недоверие отшельника к внешнему миру нередко приобретает суеверные черты. Но теперь последние колебания исчезли – он, подстегиваемый волнением, захваченный врасплох непривычным жарким стремлением спасти свою жизнь во что бы то ни стало, последовал за ней, про себя немножко смущаясь из-за того, что ему не удается быть таким же ловким и тихим, как лесная девушка.

Лай потревоженных дворовых собак, к счастью, заглушил шум, с которым они спустились по стене вниз. Эли, все еще видевшая в темноте как кошка, вела за собой спотыкающегося Ашвина, а затем помогла ему взобраться на старые бревна ограды. Но, увы, он не мог двигаться так же быстро как она, и Эли поняла, что в ночном лесу от погони им не скрыться.

Тем временем голоса у ворот становились все злее и громче, а в окнах усадьбы замигал огонек – госпожа Клариза никак не могла пропустить мимо ушей полуночный переполох.

– Что, если я ошибся, – прошептал Ашвин, вцепившись в бревна ограды. – Что, если она ни в чем не виновата, а я ее покинул?..

Эли смолчала, закусив губу – быть может, ее влюбленность и была наваждением, однако она точно знала, что Ашвин – добрый юноша, и бессмысленно говорить ему, будто прежде всего следует спасать свою жизнь. Поначалу он мог поддаться растерянности или черным подозрениям, но теперь, когда живые и настоящие враги стояли у ворот, он отбросил прежние хладнокровные рассуждения о возможном предательстве своей опекунши. Какими бы вескими ни были основания предполагать ее вероломство, Ашвин не мог оставить ее в беде. Он, отпустив руку Эли, замер: и без вмешательства фей человека порой сковывают невидимые цепи – прочнее железа и стали.

Но тут над подворьем зазвучал громкий и спокойный голос госпожи Кларизы, говорившей на чужом наречии, и Ашвин вздохнул.

– Все же я был прав, – сказал он с горьким разочарованием. – Но лучше бы я ошибался!.. Она их ждала, она их знает!..

А госпожа Клариза, прикрикивая на рвущихся с цепей собак, торопливо шла к воротам, приветливо окликая своих тайных гостей по именам – в этом нельзя было ошибиться.

– Что ж, – произнес Ашвин, вновь повернувшись к Эли, – теперь совесть моя чиста. Веди меня, куда посчитаешь нужным, и прости, что мы потеряли столько времени из-за моих глупых сомнений!..

…Заминка, возможно, не стоила бы беглецам слишком дорого – лес был все так же готов укрыть их в своей чаще от преследователей. Но не каждому по силам было воспользоваться этой помощью – недаром ночью по едва заметным тропам тихо ступают одни только дикие звери, различающие каждый шорох и видящие сквозь тьму; обычный же человек, не наделенный волшебным зрением и слухом, в эту пору благоразумно прячется за оградами и стенами или же жмется к костру, дожидаясь утра. Нескольких мгновений, которые Ашвин потратил на колебания, хватило Эли, чтобы поразмыслить и принять решение. Она, поведя вокруг себя быстрым кошачьим взглядом, одним стремительным тихим прыжком взобралась на ветвь старого дерева, которое широко раскинуло свою крону над оградой. Не успел встревоженный Ашвин понять, что ее уже нет рядом, как Эли тихонько позвала его откуда-то сверху – и он невольно вздрогнул, увидев, как светятся в темноте, из густой листвы глаза его новой подруги.

– Хватайся за мою руку! – прошептала она. – Я помогу тебе подняться!

– Но… ты же… – пробормотал Ашвин, чувствуя себя неловко: ему не хотелось бы обидеть свою проводницу, но все же раньше ему не приходилось доверяться силе девчоночьих рук!..

– Я крепче, чем ты думаешь! – фыркнула Эли насмешливо и чуть сердито: возможно, магическая влюбленность и ослепляла ее, когда она смотрела на Ашвина, заставляя видеть в нем одни лишь достоинства, однако всему фейскому волшебству в мире не удалось бы переиначить главное в ее характере. Стоило Ашвину заговорить – и у нее перехватывало дыхание, но даже ему не стоило как-либо принижать чувство собственного достоинства Эли. К счастью, юноша был достаточно умен, чтобы правильно истолковать интонации собеседницы, и, более не подвергая сомнению ее способности, он протянул руку навстречу.

– Слушай, о чем они говорят – быть может, это окажется полезным для нас! – тихо сказала Эли, когда они устроились поудобнее среди толстых ветвей. – Но храни молчание, что бы ты не услышал и не увидел! Если они догадаются, что ты не успел уйти далеко – нам конец.

Ашвин в ответ тихонько пожал ее руку, показывая, что доверяет ее советам.

Госпожа Клариза тем временем подняла тяжелый засов на воротах и впустила ночных гостей, голоса которых звучали недовольно – и громче всех звенели проклятия жестокой дамы. Слишком долго им пришлось плутать по лесным дорогам, чтобы ждать еще и у порога!..

– Они приказывают ей как можно быстрее провести их в дом! – прошептал Ашвин. – Требуют показать им мальчишку… то есть, меня. Говорят, что времени у них в обрез – им во чтобы то ни стало нужно первыми добраться до наследника… Но у меня нет никакого наследства! – он нахмурился. – Я не знал своих родителей, и с рождения был воспитанником при доме господина Эршеффаля, моего добрейшего крестного отца… Быть может, это какая-то путаница и они ищут кого-то другого⁈

Эли, помнившая о том, как фея говорила, будто ей ради исполнения своей клятвы ничего не стоит перетасовать колоду судеб и простолюдинов, и королей, только вздохнула и кротко повторила: «Тише, Ашвин, умоляю!».

Не таясь и не приглушая своих сердитых, взбудораженных голосов, ночные гости торопились ко входу в дом, пустив взмыленных лошадей на подворье как придется.

Окна засветились, словно в усадьбе нынче давали бал – госпожа Клариза не жалела свечей, выказывая свое почтение. Кем бы ни были чужеземцы, перед ними она лебезила и выслуживалась так явно, что легко было догадаться: прибывшая в Терновый Шип суровая дама – особа знатная и важная.

– Странно, – заметила Эли, распластавшись по ветке, как белка. – Они так шумят, словно не опасаются, что ты их услышишь и сбежишь!

– Я бы и не сбежал, – ответил на это Ашвин, и то, как прозвучали эти слова, рассказало Эли об одиночестве юноши куда больше, чем самая долгая откровенная история о его жизни.

– Смотри! – Эли приподнялась, глаза ее засветились от волнения. – Она идет наверх, за тобой!..

И они, не сговариваясь, одновременно хихикнули, на мгновение почувствовав себя проказливыми детьми.

Окно спальни Ашвина было распахнуто, поэтому они слышали, как стучит в дверь Клариза, как притворно-ласково зовет своего воспитанника. Затем в ее голосе зазвучало раздражение, беспокойство, и вот она врывается в комнату!.. Затем кричит – и гнев ее сменяется испугом, когда она понимает, что спальня пуста.

Страх в голосе господи Кларизы отрезвил и Эли, и Ашвина – их приключение вовсе не было веселой детской шалостью, как им только что показалось. Они, затаив дыхание, припали к могучему стволу дерева, боясь выдать себя лишним шорохом. Теперь ночная тьма и густые листья не казались такой уж надежной защитой от зла, пришедшего в усадьбу.

Спустя несколько мгновений старый дом задрожал от топота ног, суеты, воплей и проклятий. Ночные гости обыскивали комнаты, распахивали окна и двери, выбегали во двор, с фонарями высматривая следы, грозили госпоже Кларизе, визгливые оправдания которой становились все громче и отчаяннее. Дворовые псы, не зная, что и думать, истошно выли, звеня цепями и пугая лошадей.

– Они говорят, что она обманула их, – Ашвин шептал едва слышно. – Называют предательницей и обвиняют в злом умысле… Что она служит кому-то другому… Что меня успели увезти из усадьбы, а она тянула время, чтобы задержать… Что они все равно найдут меня, рано или поздно, где бы я не прятался…

Шум и вой становился нестерпимым; казалось, что в собак вселились бесы, да и в самом доме нынче пирушка нечистой силы. Разобрать голоса было все сложнее – все сливалось в один пронзительный крик, в единый траурный вой. Что-то страшное происходило в доме – Эли почувствовала, как сердце вновь словно окунули в ледяную воду, как это было, когда она едва не утонула в лесной реке. Ашвин, не в силах сказать ни слова, тоже дрожал, отворачиваясь от светящихся окон – и, надо сказать, светились они все ярче, как будто внутри теперь горели не только свечи.

А затем чужеземцы вышли из дома, неся в руках факелы – и Кларизы с ними не было. Жестокая госпожа раздавала отрывистые приказы – один из ее подручных тут же подвел ей лошадь, а двое других швырнули факелы в распахнутые двери дома, откуда и без того уже валил дым. С минуту дама-чужестранка смотрела на то, как разгорается пламя, а затем, вскочив в седло так ловко, как умеет не каждый мужчина, свирепо выкрикнула какое-то проклятие – не требовалось знать чужестранное наречие, чтобы понять, как она зла из-за неудачи, – и спустя мгновение ее отряд уже скрылся в ночи, оставив за собой занимающийся пожар.