Текст книги "Украденное дитя(СИ)"

Автор книги: Мария Гуцол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Рэй ополоснула руки и начала вставать, когда поверхность озера блеснула, словно отразив солнце, мелькнувшее в прорехе облаков.

Женщина вздрогнула. Задрала голову к небу и перевела дыхание. Тучи над ней были низкими и свинцовыми, без единой прорехи, в которую могло бы выглянуть солнце. Рэй перевела взгляд обратно на озерную воду. Ничего. Все так же темна и неподвижна.

Должно быть, померещилось. Керринджер обхватила себя руками за плечи. Наваждение, морок, обман. Сиды отлично умеют морочить людям головы. Потом она вспомнила прощальный высверк доспеха, укрытого синим плащом. Один раз можно назвать случайностью. Два – нет.

Выходит, все. Скоро должен наступить тот день, когда для Рэй Керринджер, профессионального "охотника на фей" тучи Другой стороны расступятся, и станет видно солнце. А значит, пути назад, в мир людей, не будет.

По-хорошему, надо было поворачивать. Вернуть Джону Маккене деньги и забыть навсегда дорогу к Границе. В городе для такого человека, как Рэй, в конце концов, тоже была работа.

А восьмилетняя Гевндоллен... Здесь, на Другой стороне, не так уж и плохо. Особенно если можно есть кроваво-красную землянику и танцевать на полянах, сверкающих от росы, а вся Другая сторона лежит перед тобой, как на ладони – бери, что хочешь.

Рэй Керринджер стиснула зубы. Развернулась и пошла к машине, с чавканьем вытаскивая ботинки из грязи.

Джон Маккена с аппетитом наворачивал фасоль с тушеным мясом прямо из банки. Из второй банки недвусмысленно торчала одноразовая вилка.

– Не думал, что солдат кормят так вкусно, – с набитым ртом сказал Маккена.

Рэй ответила ему улыбкой и подхватила горячую банку через рукав куртки. Нет уж. Тот, кто один раз повернет назад, испугавшись Другой стороны, будет всю жизнь бегать от собственной тени. Хватит. Они найдут и заберут домой Гвендоллен Маккена. Даже если Рэй придется всадить весь барабан в грудь мужчины в короне из оленьих рогов. Она ни на секунду не сомневалась, что Охотник окажется рядом, если у них с Маккеной появятся хоть малейшие трудности с обратной дорогой. Как только Рэй ошибется, если точнее.

Уже в машине Керринджер краем глаза заметила белое пятно лейкопластыря на левой руке Джона.

– Что с рукой? – что-то в ее голосе выдало тревогу, и мужчина нахмурился.

– Пустое. Порезался, когда открывал банки. Брось, я могу сам заклеить царапину пластырем!

– Ты идиот, – голос Керринджер стал опасно мягким. – Если хоть капля крови попала на землю, нас выследят.

– Кто?

– Дикая Охота. Они задели нас краем, помнишь?

– Зачем? Что у нас с ними за дела? – на щеках Маккены выступили красные пятна. Злость и стыд – гремучая смесь.

– Помнишь наш договор? – Рэй улыбнулась. Обычно так она улыбалась клиентам, у которых возникали проблемы с оплатой. – Ты не задаешь вопросов и делаешь то, что я говорю. Не задаешь вопросов.

Зря она так полагалась на Маккену. Он новичок, первый раз на Той стороне. Каким бы толковым он ни был, он будет ошибаться. И лучше для всех будет, если в этот момент у него не будет оружия.

– Ладно, – Рэй повернула ключ в замке зажигания. – Поехали.

Мотор отозвался глухим рычанием, из-под колес покатились мелкие камешки.

Останавливаться на ночевку пришлось под сводами древнего леса. Рэй не стала разжигать огонь в такой близости от шуршащих крон и замшелых стволов, поэтому перекусили наскоро, галетами с газировкой. Сладкая вода помогала не думать о землянике. Медово-сладкой землянике, которую можно собирать в горсти и есть, пачкая руки алым соком. Рэй помнила, как возвращалась в холмы, а ее белое платье было все в красных пятнах. И охотник-сид в короне из оленьих рогов смеялся, вытирая со щек человеческого дитя земляничный сок.

Рэй Керринджер, "охотник на фей" и дочь охотника хмуро жевала галеты и запивала их колой. Волшебство Другой стороны было для нее под запретом, и это она сама так выбрала.

Такого с Рэй не было давно. Ей казалось, вкус земляники давно забыт, как забыта и скачка сквозь ночь в Дикой Охоте, на седле впереди медноволосого охотника, как забыты мерцающие огни в холмах, и песни, и флейты, и соколиный клекот в сером небе.

Должно быть дело в Гвендоллен, похищенной девочке, чью историю Рэй невольно сравнивала со своей. Или в роге Охоты. Говорят, Дикая Охота никогда не упускает добычу.

Рэй аккуратно смяла в руках пустую бутылку от газировки и сунула в пакет.

– Чтобы не нашли? – понимающе улыбнулся Маккена.

– Чтобы не гадить, – отрезала женщина. – Это не наша земля. Нечего срать.

Из второго пакета она вытащила запакованную в пластик буханку хлеба. Разорвала упаковку, разломила хлеб пополам. В одном из карманов разгрузки нашелся стаканчик, а во фляге на поясе Рэй оставался бренди. Она наполнила его почти до краев. Со стаканом бренди и половиной буханки отошла подальше от машины и от Джона Маккены, снова вскинувшего брови удивленным домиком. Тихо-тихо она прошептала:

– Добрые хозяева, укройте нас от погони и слежки. – Неожиданно Рэй улыбнулась: – И спасибо за землянику.

Питье и хлеб она оставила у корней высокой широколапой ели.

– Это какой-то ритуал? – Маккена заговорил, как только Рэй вернулась к машине.

– Не знаю, – отозвалась женщина. – Утром увидим. Давай спать.

В машине гусеница по имени Джон Маккена долго возилась на сидении, пытаясь устроиться так, чтобы ничего не затекало. Сама Керринджер заснула почти сразу же, и снился ей только шорох леса, негромко переговаривающегося снаружи.

Туман плотным покрывало укутал лес утром. За окном внедорожника можно было разглядеть только очертания ближайших стволов. Туман был молочно-белым, с легкой прозеленью там, где за пеленой пряталась листва.

– Ну и заспались мы, – Рэй усмехнулась, потягиваясь. На Той стороне редкое утро не будило холодом. Она выбралась из машины и пошла сквозь туман туда, где ночью оставляла нехитрое подношение.

Сзади Джон хлопнул своей дверцей, неловко запнулся о корень, зло выругался. В тумане звуки казались далекими и ненастоящими.

Хлеба у корней дерева не оказалось, бренди – тоже, а металлический стаканчик был с горкой наполнен земляникой. Рэй грустно улыбнулась и показалась находку Маккене.

– Наш дар приняли и отдарили в ответ.

– Что ты сделаешь с этим? – мужчина смотрел на землянику каким-то нездоровым любопытством.

– Заберу с собой, – Рэй пожала плечами. – Не выбрасывать же подарок.

Она нашарила в кармане куртки сигаретную пачку, сунула за ухо последнюю сигарету и ссыпала в пачку ягоды. Если волшебная земляника доживет, Рэй привезет ее отцу. Уилл Керринджер полжизни скитался по дорогам Другой стороны, но никогда не ел здешней земляники.

Через затянутый туманом лес ехали медленно. Стрелка компаса придерживалась строго одного направления и почти не дрожала.

– Ты сказала этому парню на лошади, что мы пришли за своим, – неожиданно проронил Маккена. – А если это не так?

– Это твоя дочь. Человеческое дитя. Ее дом – среди людей. – Рэй нахмурилась: – Или ты мне чего-то не сказал?

– Эбигейл, – Джон поджал губы, – моя жена тяжело болела. Врачи не смогли сделать ничего. Говорят... Кое-кто говорит, что она искала помощь и здесь, на Другой стороне.

– И пообещала им свою дочь в обмен на жизнь, – закончила за него Керринджер. Маккена кивнул. На его лице явственно читалось облегчение от того, что страшные слова произнес не он.

– Твоя жена умерла, – жестко сказала Рэй. – Даже если сделка была, им не за что брать плату.

Постепенно лес редел. Туман отступал, а равнина снова начала топорщиться холмами. Деревья карабкались по их склонах, цепляясь корнями за скудную почву. Ольха, тис, и дикие яблони вытесни здесь лесные дубы и сосны.

Речушка брала начало где-то в верховьях, где наружу выходила гранитная порода. Петляя, водный поток пробил себе путь по каменистым склонам, а дальше, набирая силу, тек в низине, у подножья холмов. Рэй уверенно вела внедорожник по берегу. Длинные листья болотных ирисов скреблись в стекло пассажирского окна.

Позже холмы раздались в стороны, темная от их тени низина превратилась в плоскую равнину. Заточенная прежде в каменные берега, река здесь разлилась шире, Желтые ирисы остались в холмах, на равнине кромку воды облюбовал камыш.

Там, где берег полого спускался к воде, черноволосая женщина полоскала в воде белье. Джон Маккена уставился на нее пораженно, словно даже представить себе не мог, что на Другой стороне кто-то занимается такими вещами, как стирка.

– Твою мать, – выругалась Рэй и остановила машину. Потом обернулась к Маккене: – то баньши. Вестница смерти. Если она показалась людям, жди, что кто-то скоро умрет.

– Кто-то из нас?

– Не обязательно, – Рэй вышла из машины, захлопнула дверцу.

Прачка даже не обернулась на звук. Отсюда Керринджер видел только, как полощется в белых руках какая-то темная тряпка.

Женщина вздохнула и подошла ближе. За ней на некотором отдалении держался Маккена. Ботинки Рэй скользили на влажных камнях.

Баньши подняла голову, только когда Керринджер подошла почти вплотную. Иссиня-черные пряди облепили белое лицо, видно было только, что щеки сиды блестят от слез.

Рэй склонила голову в почтительном приветствии. Парчовые рукава платья баньши были испорчены водой и перепачканы речным песком.

– О ком ты плачешь, госпожа? – тихо спросила Керринджер.

– Ты тоже будешь плакать о нем, – разомкнулись губы сиды, искусанные и обветренные. Тонкие сильные руки выхватили из воды темную ткань. Рэй осеклась на полуслове. Она разглядела вышивку.

Раньше эта рубаха была охряной и щедро украшенной замысловатой вязью узоров. За стилизованными оленями по тканевому полю гнались гончие, и погоня эта была замкнута в вечное кольцо по вороту и подолу. Баньши снова опустила рубаху в воду. От ткани поплыло отчетливо различимое красное пятно.

– Когда? Как? – отрывисто спросила Рэй.

– На красном вересковом поле, – пробормотала баньши и опустила голову. Сказала тихо, но разборчиво: – Уходите.

Рэй коротко кивнула и, ухватив, за рукав Маккену, торопливо зашагала прочь. Пророчиц с холмов ни в коем случае не следовало злить.

– Что это было? – прошептал мужчина

– В машине, – резко отозвалась Керринджер.

И только опустившись на водительское сиденье, она позволила себе откинуться на подголовник и закрыть глаза.

Рейчел Керринджер знала, кто носил охряную рубаху с вышитыми на ней оленями и гончими. Она прекрасно помнила эту вышивку, к которой прижималась лицом, чтобы укрыться от порывов ветра, несущегося навстречу Дикой Охоте.

– Радуйся, – сказала она Маккене. – Баньши не напророчила смерть ни тебе, ни твоей дочери.

– А кому? – негромко спросил тот.

– Не важно, Поехали.

К вечеру холмы остались за спиной. Река стала широкой и полноводной.

– Скоро, – сказала Рэй и закурила. Предчувствия никогда не подводили ее. Скоро. Она нервничала. Слишком легко, слишком просто они продвигались по другой стороне. Никаких обманных чар, никаких мороков, никакой уходящей из-под колес земли. Вообще ничего. Только один раз им сообщили, что хозяева не рады гостям. Все это отчетливо пахло западней. Только вот Рэй не взялась бы судить, кто и на кого начал охоту.

Заночевали на берегу под защитой гранитного утеса, полого поднимающегося из земли и обрывающегося в реку. Рэй долго лежала без сна, потом проверила оружие и выбралась наружу.

Было темно, от воды полз едва заметно светящийся туман. Хрустела под ногами сухая трава. Другая сторона молчала. Рэй Керринджер, охотник на фей, снова была здесь чужой.

Она села, прижавшись спиной к шероховатому гранитному валуну. Давно память Рэй не выкидывала таких шуток, дразня то вкусом земляники, то призраком песен. А теперь еще эта рубаха в руках баньши. Баньши не ошибаются. Никогда.

Должно быть, рог Дикого Охотника разбудил память, содрал корочку с ран, которые так и не зажили до конца.

Рэй сжала зубы, стиснула руки в кулаки. Ничего хорошего не вышло из ее самоволки на Другую сторону. Ее отцу дорого стоило вернуть дочь домой. Рана, оставленная сидским мечом, зажила, но хромота осталась. С тех пор Уильям Керринджер больше не переходил Границу.

У самой Рэй было только семь дней, отпущенных ей гейсом, на Другой стороне. И горчащая на губах злость от того, чем обернулась ее волшебная сказка.

Одно она знала наверняка. Если бы Рэй снова оказалась между отцом и медноволосым охотником в короне из оленьих рогов у входа в сид, она сделала бы то же самое. Рэй выбрала бы отца и возвращение домой.

И точно так же она спустилась бы с крыльца дома и взялась за руку всадника на вороном коне, зная, чем потом придется за это заплатить.

Хлопнувшая дверь машины и шаги Маккены были хорошо слышны в тишине. Джон уселся рядом с Рэй, набросил ей на плечи старое одеяло. Сказал:

– Не могу заснуть. Все думаю, что я ей скажу. Как уговорю вернуться со мной.

– Она – твоя дочь, – отозвалась женщина и завернулась в одеяло. – Я видела, как возвращались домой дети, которых ждали побои и нищета. А ты вроде бы был неплохим отцом. Я не говорю, что будет просто. Но дети обычно любят своих родителей больше, чем дядек и теток из холма, даже если у тех есть волшебные флейты.

– А те, кто остался? – даже в темноте беззвездной ночи было видно, что Маккена встревожен и устал. Черты его лица заострились, губы сжались в жесткую линию.

– За одними просто никто не пришел. От других отказываются прямо там, у подножья полого холма. Сиды отлично умеют морочить головы. Не дай им себя обдурить, Джон. Никто не заменит твоей Гвендоллен мать, ни одна волшебная красавица.

– Они действительно так красивы? – тихо спросил Маккена. Рэй чувствовала, как он дрожит от ночного холода.

– Они покажут тебе то, что ты хотел бы увидеть. Хоть твою покойную жену, – сказала она жестко. Джон вздрогнул. Рэй добавила: – Сиды не будут испытывать Гвендоллен. Ей всего восемь. Они будут испытывать тебя.

– Я буду сражаться, – фраза была дурацкой, но в голосе Маккены было что-то такое, что Керринджер поверила сразу и безоговорочно.

Чутье не подвело Рэй. Стрелка на ее наручных часах не успела добраться до отметки "полдень", когда в дымке на горизонте плоская равнина вздыбилась холмами. В этот раз даже Джон Макккена безошибочно угадал – сиды.

Склоны сидов поросли зеленой травой, в которой, как древние знамена, реяли белые метелки ковыля. Древние рунические камни строго обозначали границу, которую не стоило переступать. От камней дышало сыростью и древностью, по их выщербленным ветром бокам карабкались лишайники.

– Что там внутри? – шепотом спросил Маккена.

– Залы, переходы, снова залы. Покои, сокровищницы, подземные озера, даже конюшни есть. Пошли. Мы вроде бы с миром, так что не будем подкатывать к порогу на груде холодного железа и вонять бензином.

Рэй вышла из машины. Бросила на капот куртку, проверила револьвер и ножи на поясе. За пазухой под футболкой у нее висел амулет из высушенных ягод рябины. Рябина отлично отгоняла нелюдей в городе, но плохо работала на Другой стороне. Но старый амулет придавал Рэй уверенности.

Поверх куртки легла разгрузка. Теперь ножи и револьвер. Рэй были не только на виду, но и казались какими-то особенно вызывающими.

– С миром? – хмыкнул Маккена, глядя на приготовления женщины. Пальцы Джона нервно ощупывали карманы, пояс, застежки куртки, выдавая его с головой.

– Если бы я пришла сюда с местью, – лицо Рэй окаменело, – я бы уже поджигала напалм. Есть рецепты, с которыми не сразу справятся даже здешние чародеи.

Она зашагала к межевым камням, и Маккена двинулся за ней. Пока он держался неплохо. Пока.

В тени круглых холмов трава казалась еще зеленее. Вблизи становилось отчетливо понятно, что холмы поднимаются из земли в определенной последовательности. Два сида, как часовые, высились перед пологим склоном третьего, увенчанного короной из камней. И Рэй про себя едва слышно перевела дыхание. Это были не те сиды, в которые забрали четырнадцатилетнюю Рейчел Керринджер.

Тишина стояла такая, что было отчетливо слышно, как шелестит под ветром трава.

– Народ холмов! – крикнула Рэй, и эхо подхватило ее голос. – Мы не чиним зла и не нарушаем обычаев. Но мы пришли за своим и заберем то, что по праву наше!

Тишина, окутывающая холмы, стала еще гуще. Казалось, ее можно было нарезать на ломти.

– Я не буду здесь впустую драть горло, – сказала Рэй зло. – Я прошу по-хорошему. Могу по-плохому.

–... ому, ...ому, – издевательски передразнило эхо.

Керринджер вздохнула, медленно и глубоко. Именно сейчас начиналось время настоящей работы.

Осторожно она вытащила из ножен длинный нож, весь в рыжих пятнах ржавчины. Холодное железо было неприятно держать в руках даже ей, человеку, таким было сильным заклятие на металле. Развернула свободную руку ладонью вверх. Розовую кожу пересекало несколько старых, побелевших рубцов.

– Железом, выкованным в холодном огне, – голос женщины в этот миг показался Маккене чужим и совсем незнакомым, – я заклинаю.

Нож поднялся нал ладонью.

– Смертной кровью, отданной добровольно, я заклинаю...

Железо впилось в кожу, на лбу Керринджер выступил пот. По руке побежали тонкие красные струйки. Капли упали на зеленую траву. Маккена вздрогнул, припомнив, как порезался у озера.

– Довольно! – позвенело над холмами. Рэй отдернула нож и перехватила его, как будто для драки.

Зашуршала, осыпаясь, земля. С глаз людей как будто разом сдернули морок. В склоне центрального холма были высокие каменные ворота. Створки их с тихим скрипом расходились в стороны. На Рэй ощутимо дохнуло теплом и запахом жилья.

Она была хозяйкой холма, и она была так красива, что дыхание перехватило даже у Керринджер. Белое с серебряным отливом платье текло по траве, ничуть не приминая ее, мерцали самоцветы на венце. За правым плечом королевы встал сид в синем плаще, и Рэй узнала всадника. Золотые кудри обоих летели по ветру.

– Где Гвендоллен?! – воскликнул Джон, делая шаг вперед. Рэй резко подняла руку, так что мужчина уперся грудью в преграду.

– Где его дочь? – повторила Керринджер.

– Она в безопасности, сыта и рада, – мягко сказала сида, и эхо подхватило ее голос десятком колокольчиков.

– Я хочу видеть свою дочь, – сказал Маккена, и в его голове зазвенела удивившая Рэй сталь.

– Ты знаешь, что это его право, – Керринджер не отрывала взгляда от королевы холмов.

– Я знаю, кто ты, – сида перевела взгляд со встрепанного, взъерошенного Маккены на "охотника на фей". – Ты – та, кто не принадлежит ни Той стороне, ни Этой.

– Я не принадлежу вам, и этого достаточно.

– И ты повторишь это Охотнику? – полные губы тронула улыбка.

– Это дело между ним и мной, – Рэй встала шире, как будто готовясь к рукопашной. И добавила резко: – Если ему нужен ответ, пусть приходит и спрашивает. Он. Не ты.

К этому Керринджер была готова. Каждый сид, с которым женщина не могла разойтись на узкой дорожке, вспоминал про Охотника. Но если в больное место бить раз за разом, рано и поздно оно потеряет чувствительность. По крайней мере, Рэй на это надеялась.

Сида поджала губы и снова в упор взглянула на Джона Маккену. В ее синих глазах отражались нездешние звезды.

– Не надо тревожить Гвендоллен, – сказала королева холмов. – Ей хорошо здесь. Не береди ее память. У тебя все равно нет ничего взамен.

Маккена смешался. Рэй прикусила губу. Именно от Джона сейчас зависело, вернется ли домой восьмилетняя Гвен, или они впустую жгли горючее и дразнили Дикую Охоту.

– Это не правда, – хрипло проговорил мужчина. – Это не правда.

– Твоя жена мертва, – сида печально улыбнулась. – Кто будет заботиться о маленькой Гвендоллен? Ты всегда в делах, Джон.

– Уж точно не ты, – Маккена набычился. Зря королева холма заговорила по покойную Эбигейл или как ее там, подумалось Рэй. Мужчина хмуро сказал: – Я не уйду отсюда, пока ее не увижу.

Взметнулись серебряные рукава – сида хлопнула в ладоши.

– Увидеть ее – твое право, я признаю это, – она склонила голову. – Жаль. Это очень больно – выбирать. Лучше бы тебе не заставлять ее это делать.

Рэй скрипнула зубами. Она не взялась бы поручиться, для кого говорит эта золотоволосая женщина, для нее или для отца Гвендоллен. Керринджер шагнула к Маккене и сказала негромко:

– Для Гвендоллен в этом мире еще нет солнца. Ты сможешь ее отсюда вытащить. Только не вздумай лгать. Эти, – она дернула подбородком в сторону сидов, – чуют любую ложь и легко обернут ее себе на пользу.

– Я понял, – коротко кивнул мужчина. На скулах его перекатывались желваки, и неожиданно Рэй подумала, что может представить себе, что у этого человека хватает пороху заглядывать в те углы мира людей, где очутимо попахивает гнилью.

– Мы обещали Эбигейл, что присмотрим за ее дочерью, – сказала сида и скрестила руки на груди.

– У ее дочери есть отец, – отозвался Джон, мучительно вглядываясь в темное чрево холма.

– Это верно, – сида покачала головой, как будто бы жалея его.

Десять невысоких фигурок вынырнули из темноты, и Маккена вздрогнул. Рэй негромко пробормотала ругательство.

Ее собственного отца испытывали поединком, и алая человеческая кровь в тот день изрядно забрызгала зеленый травяной ковер. Как и кровь поединщика-сида. Кто знает, как закончилась бы схватка, если бы четырнадцатилетняя Рейчел не сделала свой окончательный выбор и не встала бы между сражающимися.

Сегодняшняя Рэй знала точно, что тогда испытывали не Уильяма Керринджера. Испытывали его дочь.

Королева в белом играла в совершенно другую игру. Маленькая Гвендоллен вышла из холма в окружении своих двойников. Лица всех десяти были неподвижными, шаги одинаковыми.

– Которая из них твоя дочь? – широкий рукав сиды взметнулся, тонкая рука указала на девочек, которые без спешки выстроились в ряд напротив людей. – Я отдам тебе ту, которую ты выдерешь.

Джон обернулся к Рэй, и в первый раз женщина увидела, что он по-настоящему растерян.

– Она здесь, среди них. Твоя дочь очарована, остальные девочки – морок. Сиды любят такие загадки.

Джон вздохнул и еще раз обвел взглядом десяток девочек в светлых платьях.

– Они одинаковые!

– В том-то и шутка, – хмуро ответила Рэй. И одновременно с ней заговорила сида:

– Вы, люди, верите в силу любящих сердец. Пусть сердце подскажет, гед твоя дочь.

На губах королевы оставалась печальная улыбка, и Керринджер по себя пожелала сиде катиться в задницу.

Маккена неуверенно шагнул к девочкам. Потом стиснул руки в кулаки и распрямил спину. Рэй не спеша пошла за ним, пока дорогу ей не преградил сид в синем плаще.

– Нет. Это его дочь и его выбор.

Женщина остановилась. Маккена даже не обернулся в ее сторону.

– Папа, – сказала первая Гвендоллен и протянула руку. Мужчина вздрогнул и невольно отшатнулся.

– Забери меня отсюда, – сказала вторая. Третья тут же надула губы:

– Я никуда с тобой не пойду.

Четвертая стояла молча и неподвижно, как и пятая. Шестая Гвендоллен безмолвно протянула руки к отцу. Седьмая подмигнула и сказала:

– Оставайся с нами.

Восьмая опустила глаза и тихо сказала:

– Они знают, как вернуть маму.

Маккена сбился с шага, но взял себя в руки. Девятая Гвендоллен равнодушно играла с огненной стрекозой, которая вилась вокруг ее пальцев. Десятая вытерла рукавом бегущие по лицу слезы и шмыгнула носом:

– Папа, мне плохо здесь.

Рэй до рези в глазах вглядывалась в невысокие фигурки и одинаковых платьях. Сама она ни за что не угадала бы, что должна сказать отцу маленькая восьмилетняя девочка. Еще Керринджер подумала, что заставить Маккену сражаться да хоть бы с тем же "синим плащом" было бы не так подло. Не мучило бы ложной надеждой, по крайней мере.

Джон обернулся. Губы сжаты, глаза нехорошо прищурены.

– Ты играешь не по правилам, – сказал он зло сиде.

Ее воин передвинулся, чтобы держать в поле зрения обоих людей.

– Ее здесь нет, – с удивительным спокойствием продолжил Джон Маккена.

– Ты уверен? – королева холма покачала головой. – Если ты откажешься от своей дочери, ей никогда не покинуть сиды.

На мгновение по лицу мужчины пробежала тень сомнения. Потом хмуро и резко он отрезал:

– Гвендоллен здесь нет.

Рэй подобралась. Какое-то внутреннее чутье говорило ей, что весь этот фарс пора заканчивать. Смутный отголосок тревоги поселился в груди, мешая дышать. Здесь, на Другой стороне, чутье значило больше, чем завывания сигнализации в мире людей.

Керринджер тихо выругалась. Все порошки и снадобья, разрушающие чары, остались в карманах жилетки и разгрузки. Она специально пришла к заповедному холму почти безоружной, чтобы хозяева видели – она играет честно. Сидская королева улыбнулась ей грустно:

– Я бы не пустила вас сюда, будь на это моя воля. Ты знаешь, кто не любит, когда посягают на его добычу.

От ее цепкого, пронизывающего взгляда у Рэй по спине пробежали мурашки. Ответила она спокойно:

– Верни дочь этому человеку.

– Кажется, мне придется это сделать, пока твоя кровь не пропитала мою землю насквозь.

Рэй ухмыльнулась и разжала окровавленный левый кулак. На траву брызнуло еще несколько алых капель. Пролитая холодным железом смертная кровь вредила Другой стороне. На этом основывалась половина нехитрой человеческой магии. Для Рэй это был последний козырь в рукаве.

Сида махнула рукавом и обернулась к Маккене.

– Ты разгадал мою загадку. Я вынуждена держать свое слово. Сейчас Гвендоллен приведут.

Должно быть, в жизни Джона Маккены следующие минуты были самыми долгими. Время тянулось, как застывающая смола, а он сам казался себя увязшей в ней мухой.

Далекий звук рога разбил это замершее время. Рэй Керринджер вздрогнула, как от удара, но в то же мгновение из темноты сида показались две светлые фигуры. Юная сидская девушка вела за руку Гвендоллен. Едва заметив Джона, девочка радостно воскликнула::

– Папа!

И бросилась к нему. Маккена подхватил ее на руки. Гвендоллен рассмеялась:

– Папа, а мне светлячка подарили!

– В машину, живо! – крикнула Рэй.

Узоры серых туч текли в небе быстро-быстро.

– Вы не успеете, – сказала королева. – Ты не успеешь.

– Если я не успею, – сказала Рэй ровно, – у меня будет достаточно времени, чтобы отыскать тебя и расплатиться за это.

Что-то в ее голосе заставило сиду отпрянуть на миг. Рэй схватила за рукав Маккену и зашагала прочь, с трудом удерживаясь, чтобы не перейти на бег.

– Мы уже уходим, пап? – удивленно спросила Гвендоллен. – Мой светлячок...

– Нам пора спешить, Гвен, очень пора. А то мы не успеем домой.

С ребенком на руках Джон едва поспевал за Керринджер. За спиной звенели серебряные колокольчики. Сида смеялась.

– Не плачь, Гвендоллен! – певуче воскликнула она. – Скоро ты вернешься к нам.

– Скорее я засею твой холм холодным железом! – Рэй не оглянулась. У самой машины она не выдержала, побежала.

– Пап, почему она так спешит?

– Потому что нам нужно уходить, – Маккена усадил дочь на заднее сиденье и сам поспешно занял место в машине. Рэй повернула ключ в замке зажигания и с облегчением услышала глухой рокот мотора. Коротко велела:

– Компас.

Распотрошила латунный чехол, вытряхнула под ноги пушистую светлую прядку, сорвала с шеи потертый кожаный мешочек, сунула его под корпус компаса. И отдала прибор обратно Джону.

– Держи. Теперь он должен показать нам дорогу домой.

Снова запел рог. Только теперь он стал ближе, намного ближе. От густого низкого звука кожа покрылась мурашками. Гвен испуганно спряталась за спинку отцовского сиденья.

– Я буду ругаться при твоей дочери, как грузчик, – хмыкнула Рэй. Маккена криво усмехнулся. Ему было не по себе. Юристу из респектабельного пригорода совершенно не хотелось встречаться с существом, которого боится женщина, способная заставить народ холмов вернуть то, что они украли.

– Слушай меня внимательно, – сквозь зубы сказала Рэй. – Если я велю, сядешь за руль и будешь гнать по компасу до самой границы, не оглядываясь и не останавливаясь подождать меня. В бардачке визитка на имя Уильяма Керринджера, там есть адрес. Отгонишь машину туда и расскажешь, что случилось.

Внедорожник тронулся с места, вначале медленно, потом набрал скорость.

– Что происходит? – Джон Маккена с тревогой поглядел на женщину.

– Смеркается, – отозвалась та. Время летело гораздо быстрее, чем ему положено. Минута сливалась с минутой, час с часом. Хозяева холмов умели заставлять время на Другой стороне бежать быстрее, чем ему положено.

Стрелка компаса нашла свой север и замерла, как приклеенная. Тяжелая машина летела без дороги, а за ней летела ночь. Сумерки, стремительные и скомканные, как будто прокрутили в ускоренной перемотке, потом упала темнота. В первый раз по эту сторону тумана Рэй включила дальний свет. Холмистая местность, высветленная фарами, казалась призрачной. Звук рога гулял по ней, заставляя людей вздрагивать. Охота взяла след.

Рэй ощущала то физически. Пальцы немели, ее бил озноб. Страха не было. Было предвкушение. И это казалось хуже всего.

– Нам хватит топлива? – спросил Маккена. В одной руке он держал старый латунный компас, второй сжимал ладошку Гвендоллен.

– Должно. – На самом деле Рэй была в этом совсем не уверена.

Ночь пролетела, занялось серое утро. Керринджер казалось, что в голове у нее бомба с часовым механизмом, цифры на котором меняются все быстрее. У нее оставалось три дня.

– Я хочу кушать, тихонько сказала Гвендоллен. Джон нашел в пакетах пачку галет и консерву. Каким-то образом он смог открыть банку, зажав ее между коленями. Снова поранился, но сейчас это не имело никакого значения. Сколько времени прошло на самом деле, никто из них не взялся бы сказать.

В сумерках стрелка компаса потеряла направление. Рэй зубами сковырнула только взявшуюся корочку на порезе, щедро мазнула кровью по стеклу и корпусу.

– Я – дитя мира под солнцем. Я – кровь от крови людей, – зло сказала она. – Вы не спрячете от меня дорогу домой.

Стрелка снова замерла неподвижно.

– Ух ты! – выдохнула Гвендоллен. Глаза девочки блестели. Для нее продолжалось захватывающее приключение.

Из ночной темноты вынырнула несколько белых поджарых силуэтов. Рэй выругалась. Маккена с тревогой спросил:

– Что это?

– Гончие Охоты, – Керринджер переключила передачу. Мотор загудел громче.

– Машина выдержит?

– Должна.

Им удалось немного вырваться вперед, однако белые псы поднажали.

– Сколько миль мы идем? – пораженно спросил Джон.

– Главное, чтобы эти твари не прокусили шины, – женщина оставила его вопрос без ответа.

Один из крупных, словно светящихся псов подобрался и прыгнул. Рэй выкрутила руль, и вместо передних шин гончая ударилась о заднюю дверцу. Ойкнула Гвендоллен, ушибившись о ручку двери, и захныкала жалобно.

– Как ты, Гвенни? – Маккена попытался развернуться к ней, получалось плохо.

– Держитесь оба, будет хуже, – сквозь зубы выплюнула Керринджер.

Внедорожник резко вильнул, за окном раздался скулеж.

– Лучше бы, – сказала женщина, – ты поберег своих собак.

Видимо, кому-то хорошо досталось холодным железом, которым была оббита машина, но гончие приотстали. Небо снова серело. Свихнувшееся время летело вперед.