Текст книги "Вкус крови"

Автор книги: Мария Семенова

Соавторы: Елена Милкова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Дмитрий открыл глаза.

Первой его мыслью почему-то было: «Что скажет Агнесса?», второй: «А как же Штопка?» И тут он вспомнил, что началась новая жизнь. Теперь он – сорвавшийся с цепи пес, дикий зверь, для которого нет преград. А рядом с ним, полузакрыв глаза, лежит не женщина, не прекрасная девушка, а секретарша полковника Жеброва Татьяна Михеева. И находится она здесь не потому, что нужна ему как женщина, а потому, что через нее можно получить компромат на вечно небритого одутловатого типа, имя которого Завен Погосян.

В прихожей зазвонил телефон.

– Дмитрий, будьте готовы. Через полчаса машина.

Самарин вернулся в спальню и потряс Таню за плечо:

– Танюша, сестра звонила, через полчаса будет здесь.

– Ой! – Сон сняло как рукой. Никакой ОМОН не навел бы столько страху, как неизвестная старшая сестра. – А сколько времени?

– Почти два, кажется, – был только первый час. – подвезу на машине. – ответил Самарин, хотя Не беспокойся, я тебя Таня оделась в рекордно короткий срок – все-таки она была не просто девушка, а сотрудница органов внутренних дел.

Дмитрию удалось уложиться в указанное время, Ровно через полчаса он уже стоял у дверей своей парадной.

9 ноября, воскресенье

С Ладожской до улицы Комсомола путь недалек. И пролегает он совсем не по тем местам, за которые Петербург называют Северной Пальмирой и прочими лестными именами. Дорога с Малой Охты на Выборгскую сторону больше напоминает мрачные кварталы, в которых когда-то обитал Оливер .Твист: темно-красные пыльные здания, постройки без окон, бесконечные бетонные заборы, – промышленная окраина старого Петербурга. Совсем рядом начинаются новостройки, где получили квартиры счастливые новоселы семидесятых. Но это чуть в стороне.

Одинокий милицейский «воронок» держался самых безлюдных улиц. Свернув с Уткина проспекта, он вывернул к Малоохтинскому кладбищу, свернул на Магнитогорскую, затем по Якорной выехал на набережную. Он петлял, как зверь, пытающийся запутать следы.

После нескольких резких поворотов «воронок» выскочил на разбитую безлюдную улицу, по обеим сторонам которой тянулись обшарпанные кирпичные заборы. Звук мотора гулко разносился по каменной кишке. Ни такси, ни любителей побомбить ночью здесь быть не могло – за заборами вздымались решетчатые фабричные окна.

Тут никто не жил.

Сидевший в «воронке» майор Гусаков злился на весь мир. В его практике это был первый случай, когда он вез подозреваемого, не добившись от него чистосердечного признания. Вот выкинуть бы этого Пуришкевича из машины, дать пройти пару шажков, расстрелять к чертовой матери – да и списать на попытку побега…

Гусаков посмотрел на двух конвоиров с «Калашниковыми», которые со скучающими лицами сидели напротив перевозимого. Кто они? Вот если бы свои, из отделения, да вот не положено… Эх…

И ведь до чего удачный случай из рук уплывал. Стопроцентный преступник, и не воришка какой-нибудь, а вампир! Маньяк! К стенке бы таких, да безо всякого следствия. Знаем небось, как они выкручиваться умеют! Всякое бывает: один под невменяемого закосит и в психушке отлеживается, другой на такого крутого адвоката расстегнется, который до второго пришествия ошибки в процессуальном кодексе будет раскручивать…

Пулю им, сволочам, пулю. От нее хрен отвертятся…

Капитан Гусаков был настолько поглощен своими мыслями, что пропустил момент, когда ЭТО началось.

Непонятно откуда взявшаяся многоколесная фура, которая последние две минуты маячила перед глазами, внезапно шарахнулась влево и, не вписавшись между поребриками, сипло застонала сперва покрышками, потом тормозами – и наконец неподвижной глыбой замерла поперек дороги.

«Воронок», как раз изготовившийся для обгона, оставил на асфальте два черных резиновых следа и остановился у нее под самым бортом.

– Что еще за херня? – ругнулся сквозь зубы Гусаков. – Суки! Закусить забыли?.. – И обратился к шоферу:

– Объедем?

– Да где ж такую дуру объехать, – пробурчал тот недовольно. Маневр тяжелого автомобиля случился так неожиданно, что водитель «воронка» еле успел затормозить и все еще судорожно стискивал пальцами баранку.

Тротуары же здесь, как на грех, были такой ширины, что протиснуться по ним мимо застрявшей фуры удалось бы только на мотоцикле. Да и то без коляски.

Гусаков хорошо помнил инструкцию. Он выждал минуту и поднес к губам рацию:

– Я сорок седьмой. ЧП, – сказал он, – улица Панфилова, выезд на Большеохтинский.

Рука между тем легонько поглаживала кобуру. ЧП ему не нравились никогда.

– Сдай назад, – приказал он шоферу. – Метров на пятьдесят.

Фура тем временем ожила, попыталась вывернуть, дернулась и снова заглохла.

Вдалеке послышались характерные низкие, вибрирующие сигналы: приближалась ГАИ.

В считанные секунды между «воронком» и фурой возник белый с синей полосой БМВ.

Лениво распахнулись дверцы, и наружу выбрались двое гаишников. Они показались Гусакову братьями-близнецами: оба коренастые, упитанные.

«Ишь жопы наели! Шире плеч», – подумалось капитану. Эту братию он всегда в душе презирал. Деньги стригут как хотят, было бы желание; живут как белые люди, – а в чем их служба-то? Выезжать на место аварий, асфальт рулеточкой мерить?

Кабина фуры тоже открылась, и оттуда по металлической лесенке спустился водила. На улице, проходившей промышленными задворками, было темновато, и Гусаков рассмотрел только, что шоферюга был здоровеннейший. Он на добрую голову возвышался над «хозяевами дороги», однако поспешил им навстречу, виновато разводя руки и на ходу начиная что-то объяснять. Потом сунул широченную лапу за пазуху, разыскивая документы.

И ТОГДА-ТО…

Боковым зрением Гусаков уловил некие тени, рванувшиеся к «воронку» с тыла.

Он начал оборачиваться и опять же боковым зрением зафиксировал фигуры обоих гаишников, плавно, словно в замедленной съемке, оседавших на мокрый асфальт.

Тут с треском разлетелось боковое стекло кабины. Шофер ахнул, вскинул перед собой руки – и тихо сполз с сиденья. Сопровождающие подозреваемого начали было вскидывать автоматы, но завершить движение не сумели. Бесцветное, лишенное запаха облачко, окутавшее «воронок», мирно упокоило их на полу.

Пуришкевич расслабленно опустил голову на грудь. Гусакову показалось, будто на его изможденном лице возникла улыбка.

Сам Гусаков изо всех сил задерживал дыхание и поэтому продержался дольше других. Однако никакого удовольствия ему это не принесло. Газ начал действовать через кожу, и секунду спустя, попытавшись вытащить пистолет, капитан с ужасом осознал, что практически полностью парализован. Ужас распахнул его рот в немом крике, он вдохнул и тут же потерял сознание, успев даже обрадоваться такому финалу. Те, чьи молчаливые силуэты угадывались за бортом «воронка», оставлять свидетелей наверняка не любили.

Уже словно сквозь вату он услышал, как захрустела умело взламываемая задняя дверь «воронка»… Затем смутно знакомый голос коротко бросил: «Он!»

Гусаков попытался сбросить накатывающий обморок, дернулся и ударился виском о дверь. И тут же провалился в небытие.

Несколько минут на улице Панфилова царила благостная тишина, лишь растворялись вдалеке звуки удаляющихся автомобилей. Потом неподвижно раскиданные тела начали шевелиться, возвращаясь к жизни в том же порядке, в каком их отключили.

Сперва очухались гаишники, потом водитель «воронка» и оба конвоира.

Последним разлепил глаза Гусаков. Голова гудела.

Никому из них не было нанесено видимого ущерба, и вообще все кончилось на удивление благополучно… за вычетом одного-единственного обстоятельства.

Бесследно исчез Глеб Пуришкевич.

Как в воздухе растворился…

Агния обычно спала плохо. Правда, от снотворных таблеток пока отказывалась. Но в ту ночь просто пожалела, что не выпила на ночь выписанный ей когда-то радедорм. Дмитрий, похоже, так и не думал ложиться. Когда Агния вернулась домой с концерта, она сразу насторожилась. В ванной витал запах чужих духов. И вообще, все говорило о том, что у брата кто-то был и это была женщина.

Впрочем, Агния промолчала: следы были незаметны, а брат все-таки взрослый мужчина, имеющий право на личную жизнь. Она же сама все время твердила, что мечтает о том дне и часе, когда Дмитрий наконец женится. С одной стороны, ей действительно этого хотелось, особенно когда между ними возникали трения. С другой же стороны, она думала об этом со страхом. Женится. И что тогда? В их доме появится еще одна хозяйка? Агнесса прекрасно понимала, что никогда не сможет с этим смириться. Уедет жить к жене? И тогда она останется совсем одна.

И та и другая перспектива не радовала.

К Дмитрию приходила женщина… Наверняка эта самая Таня. В глубине души Агния была уверена, что брат теперь уже никогда не женится. Она знала о его романтической любви со школьной скамьи и была благодарна судьбе за то, что он оказался таким стойким однолюбом. Пусть любит издалека, – по крайней мере, это никак не нарушает их размеренный быт.

И вот теперь она забеспокоилась…

Дмитрий явился чуть не под утро и не стал ложиться; Агния слышала, несмотря на запертые двери, как он варит на кухне кофе. Неужели всерьез влюбился?

Потом раздался телефонный звонок. Телефон звякнул, правда, всего лишь один раз, и брат сразу взял трубку, но остатки сна слетели с Агнессы окончательно.

Что это? Неужели его отношения с этой особой зашли так далеко, что они оба потеряли покой и сон…

Стоит ли говорить, что утром Агния встала разбитая и с больной головой. А ведь надо было писать о прошедшем накануне музыкальном фестивале. Что тут напишешь после такой ночки. Дмитрий также выглядел не лучшим образом.

– Агнесса, я должен серьезно поговорить с тобой. Сердце упало.

Значит, все-таки женится. Стараясь не показывать нахлынувших чувств, она сказала:

– Слушаю тебя.

– Агнесса, мне неловко просить тебя об этом, но ты можешь временно…

«Временно пожить отдельно, господи! Дожила!»

– Пожить на даче… Всего несколько дней… Больше Агния не могла выдержать и расплакалась.

– Ты что? – не понял Дмитрий.

– Кто она? – Плечи сестры сотрясались от рыданий.

– Кто она? Что значит «она»? Речь идет о мужчине.

– О мужчине? – Изумление было столь сильным, что рыдания прекратились сами собой. – Мужчина? Что ты хочешь этим сказать? Вчера у тебя был мужчина?

Дмитрий только затряс головой, совершенно потеряв нить разговора. И решил начать сначала:

– Короче, Агнесса. Есть очень больной человек. Зверски избитый. Ему грозит потеря зрения. За ним нужен уход. Я не буду объяснять тебе, что там произошло, потом ты все узнаешь. Но этому человеку надо скрыться. В городе очень опасно.

Вот я и решил, что для этого прекрасно подойдет наша дача в Ушкове. Мне там показываться нельзя. Но рядом с ним кто-то должен быть. Кто-то очень надежный.

И я сразу подумал о тебе.

Агнессе понадобилось минуты две, чтобы переварить сообщение. Наконец она поняла.

– Но, Дима, у меня же нет медицинского образования, как же я…

– Врач будет. Но главное – обычный уход. Простое человеческое тепло.

– И что я должна делать?

– Ничего. Просто два-три дня посидеть у постели больного.

– Дима, а работа?

– Ну позвони в газету, скажи, что слегла с гриппом. Все напишешь чуть позже. Агнесса, мир все-таки не перевернется, если несколько дней не будет статей о музыке.

Решиться на это было нелегко.

– Ты можешь взять туда свою пишущую машинку. Хочешь, там поставят компьютер. Ты же давно мечтала. Все говорила, что хочешь отдохнуть от меня и от газеты. Жаловалась, что совсем не бываешь на природе. Подумай.

В этом что-то было. Агнесса не раз жаловалась, что газетная текучка заедает и она никак не может взяться за серьезные аналитические статьи. Так, может быть, судьба подбрасывает ей шанс?

– Вот еще что, – продолжал Дмитрий, – ты должна ехать туда одна. Я тебя не смогу проводить. Главное, ничему не удивляйся. Если будут какие-то вопросы, можешь позвонить вот по этому телефону и спросить Дубинина. Понятно?

Положа руку на сердце, Агнии было понятно далеко не все. Но с необычной для нее покладистостью она только кивнула в ответ.

Василий Константинов, посвистывая, вышел на балкон. Все путем!

Драгоценности из шакутинского кейса, конечно, придется еще некоторое время попридержать, да и сдавать надо будет небольшими партиями по разным точкам, лучше по разным городам. Но куш неплохой!

Впрочем, сам кейс, пожалуй, можно забирать. Есть одно неплохое место, где он спокойно полежит.

– Васенька, тебя к телефону. – В комнату вошла мать, сухонькая седая старушка.

Василий снял трубку параллельного аппарата:

– Я вас слушаю.

– Очень приятно. Не узнаете, Константинов? Старший следователь Самарин.

Хочу с вами переговорить. Ждите, подъеду через сорок минут. И без глупостей.

Руки, державшие трубку, предательски дрогнули. Но уже в следующий миг Василий пришел в себя. Старший следователь Самарин! Чушь какая! О чем-то еще хочет говорить…

И все-таки оставалась непонятная тревожность. Хотя Василий прекрасно знал, что перед его адвокатами эти самарины просто пигмеи. Но тревога не проходила.

Константинов поднял трубку и набрал хорошо знакомый номер.

– Да, представь себе, следак решил меня навестить. Я так понял, что один.

Зачем? Понятия не имею. Может, решил прочитать лекцию на тему морали? А' может, ему что-то другое надо. В любом случае хотелось бы подстраховаться…

– Ладно. Когда, говоришь, он будет?

– Сказал, минут через сорок.

– Значит, через полчаса подъедут мои люди. Пусть посидят в соседней комнате. А там посмотрим, как дело повернется. Идет?

– Годится.

Василий полностью успокоился. По натуре он не был бойцом. Обмануть, обвести вокруг пальца, подделать документы, выдать себя за кого-то другого – вот это было его. А кровавые разборки ему нравились только на экране.

Полчаса прошли, а обещанная подмога не спешила. Наконец раздался звонок в дверь. Василий поспешно вышел в прихожую и посмотрел в глазок. Перед ним стоял следователь Самарин.

После некоторых колебаний Василий все же решил впустить его. Не хватало еще, чтобы он на лестнице столкнулся с «группой поддержки».

– Проходите, – сказал Василий как можно спокойнее. – Это ко мне, – кивнул он матери.

Самарин прошел в комнату к Василию и, ни слова не говоря, вынул плоскую бутылку коньяка.

– Что стоишь? – спросил он очумевшего Константинова. – Неси рюмки или что там у тебя для этого дела? И закусить.

Василий послушно бросился на кухню.

– Мам? Там ко мне ребята должны прийти, – понизив голос, сказал он матери.

– Так ты дверь приоткрой? Пусть они в прихожей посидят или на кухне. В комнату их не надо… И сама не заходи, ладно?

– Ох уж эти мальчишки… – с улыбкой покачала седой головой мать. – Все у них тайны, загадки… Ладно, ладно, ухожу.

Василий вернулся в комнату с парой рюмок в одной руке и тарелкой с сыром и колбасой в другой.

Самарин стоял у окна и Молча следил за тем, как Константинов суетится у стола.

– Ну что, за новую встречу? – предложил Дмитрий.

Василий промолчал, но рюмку поднял.

– Что-то ты кислый, Константинов. А я думал, ты коньячок уважаешь… Уж прости, это не «Юбилейный». – Самарин отпил глоток и не спеша закусил кусочком сыра. – Значит, говоришь, «Белый Аист» был паленым? А как насчет остатков клофелинчика в стакане, а?

Василий побледнел. Он знал, что на экспертизу была отправлена бутылка, но стакан! Он был уверен, что тот, давно и не раз вымытый, совершил уже не одно путешествие из Петербурга в Москву и обратно. Как же они доперли, сволочи?! А этот в отделении… Почему не предупредил? Зря только деньги на него угрохали…

Дмитрий видел, что попал в точку.

– Да, – он вздохнул и сделал еще один глоток, – ты не бойся, пей. У меня все чисто. Да и кейс с рубинами вряд ли держишь дома… Где он, кстати говоря?

Что ты все молчишь, онемел, что ли?

– Да нет, я… пробормотал Василий, мучительно прислушиваясь к каждому шороху в прихожей.

– Короче, ты понял. – Самарин поставил пустую рюмку на стол. – У меня на тебя кое-что есть. А у тебя есть рубины в золоте. Может, обменяемся?

– Сколько вы хотите? – Василий осмелел. Следак оказался своим человеком. С таким просто договориться. Главное, столковаться на проценте. Который, кстати, совершенно необязательно выплачивать. Надо выяснить, кто за ним стоит.

– А сколько не жалко? – усмехнулся Дмитрий.

– Ну… процентов тридцать, тридцать пять…

Самарин улыбнулся и плеснул себе еще коньяку.

– А если семьдесят пять? – смотря в глаза Константинову, спросил он.

– Ну… – начал было Василий, но услышал в прихожей шаги. «Наконец-то! Что они так долго!»

– Это надо подумать, – с улыбкой ответил он. – Не многовато ли?

Василий Константинов больше не боялся старшего следователя Самарина.

Оказалось, что его можно купить, а значит, и кинуть, и даже убрать. Обычный скурвившийся мент из тех, у кого хватает наглости заламывать немыслимые проценты, но у кого, кроме наглости, ничего нет за душой.

– Считаешь, многовато? Смотри, все сто заберу.

Василию хотелось расхохотаться. Какой деловой! Да ты отсюда можешь не выйти! А если выйдешь, до первого этажа не доберешься. Там за стеной тебя ждут.

И все слышат.

– Сейчас еще помидорчик порежу… Он выскользнул из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Самарин поддел вилкой кусок колбасы, медленно прожевал ее и усмехнулся. Он выяснил самое главное: рубины у Константинова и он еще не успел их толкнуть. Остальное – детали. Которые тоже прояснятся.

Выйдя в прихожую, Василий увидел на уровне своего носа две пары плеч, затянутых в кожаные куртки.

– Все слышали? – спросил он, поднимая голову и встречаясь взглядом со спокойными голубыми глазами.

– Ага, – ответил, обладатель глаз.

– Надо кое-что тебе сказать, – открыл рот второй. Он был чуть ниже голубоглазого, но плотнее и шире. – На лестнице.

– Мальчики, а чай? – Из кухни появилась мама.

– Погоди, сейчас, – махнул рукой Василий.

Только когда на площадке «мальчики» вдруг резко взяли его под руки, Константинов понял, что это не долгожданная «группа поддержки», а совсем другие люди.

– Я слышал, ты кейсом обзавелся. Не подскажешь, где он есть?

– Че? – Василий как будто ослышался.

– Через плечо! Кейс с золотишком?

– Я…

В продолжение этой беседы они шли вниз по лестнице, причем «мальчики» ни на минуту не ослабляли захвата. Они спустились вниз, и голубоглазый толкнул ногой дверь в подвал. Обычно на ней висел ржавый висячий замок, но сейчас его не было, и она легко подалась.

Света, падающего сверху, было достаточно, чтобы Василий увидел внизу два скорченных тела. Ему не надо было объяснять, кто это.

– Твои? – спросил плотный. Василий молчал.

– Хочешь к ним?

Константинов отрицательно помотал головой.

– Тогда возвращаемся и ты отдаешь кейс. Понял?

– Но я не могу. Он не тут, – взмолился Вася.

– Где?

– К-камера х-хранения… Ладожского вокзала.

– Жетон, квитанция, что там?

Голубоглазый смотрел на Константинова в упор и медленно жевал резинку.

– Дома жетон…

Они поднялись на третий этаж, Василий на негнущихся ногах вошел в прихожую.

– Мальчики, чай! У меня варенье клубничное!

Боевики пробормотали что-то невнятное. Из комнаты вышел Дмитрий Самарин.

– Спасибо, – вежливо сказал он Васиной маме. – Как-нибудь в другой раз. А сейчас нам очень надо идти, нас внизу машина ждет.

– Да, мама, – подтвердил Василий. Он открыл ящик стола в прихожей и вынул небольшой алюминиевый квадратик. – Ну, мы пошли.

– До свидания, мальчики. Заходите еще.

Дверь захлопнулась.

«Дела, блин!» – облегченно вздохнул голубоглазый, которому Васина мама напомнила его классную руководительницу.

На лестнице Василий трясущимися руками передал жетон Самарину:

– Ну вот… ну я… теперь… – Он сделал шаг в сторону.

– С нами поедешь, – мягко взял его за плечо плотный.

– Шестьсот сорок пятый? – Одетый в синий халат работник камеры хранения мрачно взглянул на жетон. – Доплатить придется, гражданин хороший. Вот правила, не читали?

Кол оглянулся туда, куда указывал служитель – «За каждые просроченные сутки взимается дополнительная плата в размере 10 тысяч рублей».

– Заплачу, конечно. – Кол улыбнулся. Служителю эта улыбка показалась подозрительной.

– Ты посчитай, сколько дней-то выходит, а? Сдал-то двадцать третьего октября, а сегодня, между прочим, уже девятое число. – Он стал загибать пальцы.

– Пятнадцать дней набежало. Это тебе, мил человек, обойдется в сто пятьдесят тысяч. Так-то. А еще бы на две недели пропал, так и вовсе описали бы твои вещички и пустили в продажу.

Он победоносно взглянул на зеваку пассажира. Типичный лох. Квитанцию ему можно не выдавать, и денежки пойдут в свой карман.

Кол отсчитал требуемую сумму. Он был бы готов заплатить в десять раз больше. Какие-то сто пятьдесят тысяч за найденный кейс с образцами ювелирных изделий казались ему смехотворной суммой.

Служитель удалился в глубь камеры и вернулся с кейсом.

– Этот, что ли?

– Он самый, – кивнул Кол. Он с нежностью взял в руки драгоценный кейс, словно это было потерянное и вновь обретенное дитя. Потом порывисто повернулся к Дмитрию:

– Гражданин следователь, просто не знаю, как вас благодарить.

– Тише, – покачал головой Самарин, – отойдем в сторону. Взгляните, все ли на месте.

Они поднялись на второй этаж в кассовый зал и подошли к окну. Кол поколдовал над цифровыми замками и приоткрыл кейс.

– На первый взгляд как будто все… – сказал он.

– Хорошо, пройдем в отделение, там посмотрите более внимательно.

Они вышли на привокзальную площадь и подошли к платной стоянке, где у самого края припарковалась вишневая «девятка». Кол остался стоять, а Самарин открыл переднюю дверь и сел на водительское место.

– Твое счастье, Константинов. Все на месте, – сказал он, обернувшись к зажатой между двумя кожаными куртками фигуре. – Но есть еще вопрос. За экспертизу кому платил?

– Я не зна-аю, – заблеял Василий. – Мой адво-ка-ат, это о-он…

– Знаешь.

– Нет, клянусь! Он не называл фамилию… Кожаные куртки сблизились, грозя расплющить Васю.

– Этот, – полузадушенно прохрипел он, – который в детской комнате…

– Отпустите, – распорядился Самарин. Василий сказал достаточно.

Обстановка была такой, будто внезапно началась атомная война, причем передовая проходит по Ладожскому вокзалу. Весь личный состав был на месте, несмотря на воскресенье. Все подразделения приведены в состояние боевой готовности.

Дмитрий знал, что это происходит не только на Ладожском вокзале и не только в отделениях транспортной милиции. Ночное нападение на милицейский «воронок», газовая атака, контузия сотрудника милиции майора Гусакова, похищение подследственного, обвиняемого в тяжком преступлении, – все это было беспрецедентным даже по нынешним временам.

Самарин придал лицу соответствующее обстановке выражение и коротко кивал встречным. Кол, ничего не понимая, следовал за ним, крепко прижимая к себе кейс.

Комната следователей была свободна.

– А почему я должен забрать заявление? – Этого Шакутин никак не мог взять в толк. – Вы нашли, вам это в плюс.

– Не так искал, – коротко рубанул Самарин. – Еще какие-то проблемы?

Посмотрите, кстати, повнимательнее, все ли там.

– Да-да..

Он вынул из бокового отделения проспект и стал сверять все по порядку.

Дмитрий не без интереса взглянул на черный бархат, на матовой поверхности которого переливались темно-красные рубины в золотом обрамлении.

– Вроде все на месте, – выдохнул Кол. Самарин смотрел на темно-красные камни. Красиво, но мрачно. Или это из-за черного бархатного фона?

Рубиново-красное в золоте на черном. В воображении возникли средневековые замки, придворные интриги, привидения…

– Не мрачновато?

– Нет, эго вы зря…

Кол склонился над столом и под диктовку Самарина написал «Заявление о прекращении иска в отношении Константинова».

– Все равно не могу понять…

– Лучше и не понимайте.

Дверь открылась, вбежал взмыленный Анатолий Жебров.

– Самарин, ты в курсе? Вампир сбежал, Гусаков контужен… – Увидев постороннего, он осекся.

– Я в курсе, – ответил Самарин. – Погоди, сейчас закончу.

– У вас тут что-то стряслось? – спросил Кол.

– Милицейские будни.

Кол написал заявление, размашисто подписался, поставил число.

– Ну что ж, большое вам спасибо, – сказал он. – Вы даже не представляете себе, что вы для меня сделали.

– Да что вы, – усмехнулся Самарин, – не за что. Счастливо вам.

Кол закрыл кейс и двинулся к двери, но на полпути резко обернулся, поставил кейс на стол и открыл его.

– Что-то забыли?

– Да, забыл. – Кол подошел к столу следователя и положил прямо на заявление рубиновую каплю, прикрепленную к тонкой золотой подковке. – Это вам.

– Да вы что! – возмутился Самарин. – Вы понимаете, что делаете? Это же взятка!

– Это была бы взятка, – серьезно ответил Ша-кутин, – если бы вы помогали мне, рассчитывая на подарок. А это, ну поверьте, от души. Подарите жене. От фирмы «Олеся».

– Я не женат.

– Ну любимой девушке. У нее какой цвет глаз?

«Голубые», – подумал Дмитрий. Но нет, Штопка теперь потеряна навсегда. И не потому, что нашла другого. Он сам, такой, каким стал-злой, беспринципный, – недостоин ее.

– Карие, – ответил он, вспомнив Таню Михееву. А что, разве она не «любимая девушка»?

Агнесса не принадлежала к женщинам, которые обожают пешие прогулки. Тем более в полной темноте в сельской местности.

Такой оживленный летом, поселок Ушково как будто вымер. Агнии показалось, что она чуть ли не одна-единственная сошла на платформу из электрички. И теперь она пробиралась вдоль ставших чужими и незнакомыми домов, которые на самом деле помнила с детства. Тускло светили фонари – один из пяти. Агнесса смотрела под ноги, стараясь обойти бесчисленные лужи. Это было бесполезно, потому что грунтовая дорожка раскисла и теперь при каждом шаге под ногами Агнии чавкала холодная грязь.

Агнесса уже не обращала на нее внимания, понимая, что сапоги так и так придется отмывать, но. стараясь обходить глубокие лужи. Все же сапоги промокли насквозь, а полы светлого пальто были сплошь покрыты черными жирными точками.

А ведь она было подумала, что ее ожидает романтическое, даже таинственное приключение. Вот тебе и вся романтика – месить грязь ногами, рискуя споткнуться и упасть в кювет.

Как и велел Дмитрий, она из автомата на вокзале позвонила по некоему номеру, спросила Дубинина и сообщила, какой электричкой едет в Ушково.

Дубинин попросил ее идти от станции пешком, хотя можно было подъехать пару остановок на автобусе. И ни в коем случае не «голосовать». Она послушалась, хотя автобусные остановки здесь были не чета городским – раза в полтора-два длиннее.

Да, приключение не получалось ни романтическим, ни уж тем более приятным.

Зря она согласилась! Дмитрий может решать свои производственные вопросы без нее. За какие такие грехи она вынуждена сейчас, проклиная все на свете, брести по Ушкову, проваливаясь по щиколотку в холодную грязевую кашу!

Наконец-то!

Калитка была незаперта. Агния вошла в сад и поспешила к дому по дорожке, выложенной кирпичами. Она поеживалась, представляя себе, как сыро и холодно будет внутри. Прежде всего натопить – и уже через час станет вполне сносно.

Одно из окон было слабо освещено – значит, больного уже привезли, поняла Агния.

«Как же они попали в дом без ключа?» – удивилась она, открывая дверь.

Первое ощущение было приятным. Пройдя веранду, она шагнула в теплое, сухое помещение. Контраст с промозглой осенней погодой был таким резким, что Агния невольно улыбнулась. Тепло создавало ощущение домашнего уюта.

Почему только «ощущение»? Здесь действительны было уютно.

«Какие молодцы! Натопили», – подумала Агнесса.

– Агния Евгеньевна? Здравствуйте.

К ней из смежной комнаты шагнула девушка. Очень подтянутая, очень спортивная, она двигалась мягко и пружинисто, как пантера. И при этом какая миловидная! Вовсе не «Шварценеггер в юбке». Впрочем, она была и не в юбке, а в обтягивающих стройные ноги черных джинсах.

– Врач уже был, – начала девушка кратко и по существу, – все лекарства на тумбочке у кровати. Расписание, как и что давать, там же. Дневную дозу он уже получил и теперь спит. Вы ведь не профессиональная сиделка?

– Ой, нет, – махнула рукой Агния.

– Ничего, справитесь. Врач приедет завтра утром.

– Постараюсь…

– Тогда я пошла, – сказала девушка. – Если что, можете воспользоваться тем номером, по которому вы звонили. Но это в самом крайнем случае. Поняли меня?

– Поняла.

Девушка-пантера надела куртку и бесшумно исчезла. Агния осталась одна.

Хотя нет, почему же одна. Она должна ухаживать за больным. Она скинула сапоги, сняла пальто и на цыпочках подошла к двери. Прислушалась – раздавалось ровное дыхание. Спит.

Агния приоткрыла дверь и сделала шаг вперед. Она даже не знала, что ожидает увидеть. Больного и избитого мужчину. Скорее что-то неприятное.

Действительно, на кровати лежал мужчина. На бандита не похож, на милиционера и того меньше. Бледное, очень измученное лицо, синие тени под глазами, кровоподтеки. Он спал. Угловатое голое плечо, вылезшее из-под одеяла. Пальцы с распухшими суставами, сжимавшие угол простыни.

Рядом на тумбочке лежали коробочки с лекарствами. Тут же распечатанный на принтере подробный перечень, когда и что давать.

Мужчина во сне застонал и что-то пробормотал.

– Вы что-то сказали? – Агния склонилась над ним.

– Я не убивал, – пробормотал мужчина. Агния села на стул у кровати. К горлу подкатил горький комок. Она ничего не знала об этом человеке, не знала даже, как его зовут. Теперь она пыталась вспомнить то, что говорил ей брат. Мучили, требовали признаться в том, чего не совершал… Трудно было поверить, смотря на это безжизненно лежавшее несильное тело, что в нем окажется столько мужества.

Агния села на стул перед кроватью. Очки внезапно запотели, и пришлось их протирать.

«Ну ты и дура», – сказала она себе. Она встала и, взяв в руки предписание врача, стала внимательнейшим образом изучать его.

Глеб заворочался и открыл глаза.

– Спасибо, – сказал он.

В этот момент Агния поняла, что сделает для этого человека все, что только в ее силах.

– Через одну минуту с третьего пути отправляется электропоезд до Чудова.

Поезд проследует с остановками: Дача Долгорукова, Глухоозерская, Волковская, Цветочная, Мариенбург, далее со всеми остановками.

Сам не зная зачем, Дмитрий вошел в вагон. В ту же минуту заверь за ним закрылась. За окнами поплыли унылые строения правого берега Невы, затем показались свинцовые воды, которые ветер с залива усиленно пытался сдержать, от чего вода в реке заметно поднялась. Но Дмитрий не думал о наводнениях. Не думал и о пожарах, хотя направлялся в Бабино, где недавно сгорел дом путевого обходчика.

Дом Гринько нашел быстро. Но Николая не оказалось дома. Мать только испуганно разводила руками.

Зря приехал. Самарин шел по улице к станции. Для очистки совести надо спросить, уезжал Гринько или нет. Ясно, что уехал, а мать действительно ничего не знает.