Текст книги "Маршал Жуков — мой отец"
Автор книги: Мария Жукова
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
«Глубокоуважаемая, досточтимая и дорогая Мария Георгиевна!
Спешу сообщить Вам, что Ваше письмо я получил в свое время, за что сердечно благодарю… В отношении волнующего Вас вопроса, приезжал ли Георгий Константинович в начале 60-х годов в лавру и служили ли панихиду. Я не могу ничего об этом сказать определенно, не слышал, потому что о таких вещах тогда не разглашали, могли знать только начальствующие – наместники, а они, к сожалению, уже отошли ко Господу…
А о Георгии Константиновиче я слышал от настоятеля храма Новодевичьего монастыря, что на Большой Пироговке, протоиерея отца Николая Никольского. Маршал Жуков приходил в их храм (рядом похоронена умершая 9 апреля 1944 года его мать Устинья Артемьевна, возможно, отец заходил в храм помянуть ее. – М. Ж.), и однажды он дал отцу Николаю деньги на поминовение, а отец Николай спросил его: „А кого поминать?“ Георгий Константинович сказал: „Всех усопших воинов“. Это достоверно, потому что рассказывал маститый, пожилой протоиерей, отец Николай, которого сейчас в живых тоже нет.
А вот и другое свидетельство о верующей душе Жукова Георгия Константиновича протоиерея отца Анатолия, фамилию его сейчас не помню. Он служил в соборе г. Ижевска. Этот отец Анатолий, тоже уже пожилой протоиерей, ему уже тогда было около 80 лет. Он к нам приезжал в лавру, обедал вместе с братиею, и однажды при разговоре он поведал нам, что во время войны был в звании генерал-майора, а когда война кончилась, он ушел в отставку, а затем принял сан и служил клириком Ижевского собора.
Во время войны, говорил отец Анатолий, я как генерал встречался с маршалом Жуковым, беседовал с ним, и однажды во время беседы я его спросил, верует ли он в Бога. Жуков мне ответил, говорит отец Анатолий, я верю в Силу Всемогущественную, в Разум Премудрейший, сотворивший такую красоту и гармонию природы, и преклоняюсь перед этим. А отец Анатолий, а тогда генерал-майор, и говорит Жукову Г. К.: а вот то, что Вы признаете, и есть Бог.
То, что в душе своей Георгий Константинович чувствовал Бога, это бесспорно. Другое дело, что он, может быть, не мог это свое чувство выразить словами, потому что вера в Бога в то время была в поношении, в загоне, и ему как высокопоставленному начальнику надо было соблюдать осторожность, так как тогда кругом торжествовали атеизм и безбожие. Читая его мемуары и статьи, чувствуется, что душа его христианская, во-первых, читается легко и с большим нравственным назиданием для своей души все это воспринимается. Печать избранничества Божия на нем чувствуется во всей его жизни.
Прежде всего он был крещен, учился в приходской школе, где Закон Божий преподавался, посещал службы храма Христа Спасителя и услаждался великолепным пением церковного хора, получил воспитание в детстве в верующей семье – все это не могло не напечатлеть в душе его христианских истин. И это видно по плодам его жизни и поведения. Его порядочность, человечность, общительность, трезвость, чистота жизни возвысили его, и Промысл Божий избрал его быть спасителем России в тяжелую годину испытаний. Недаром Георгия Константиновича все русские люди любят как своего национального героя и ставят его в один ряд с такими прославленными полководцами, как Суворов и Кутузов.
Поэтому благодарите Бога, что имеете такого прославленного и любимого народом отца своего, маршала Георгия Константиновича. Вот что я могу написать Вам на Ваше письмо, глубокочтимая Мария Георгиевна. Извините за неразборчивый почерк и за корявый язык моего ответа. Да хранит Вас Господь во все дни жизни Вашей и да поможет Вам Он и в окончании труда Вашего для назидания ближних.
С глубоким уважением и любовью к Вам.
Архимандрит Кирилл».
* * *
В 1993 году было опубликовано мое «Письмо отцу», в котором были такие строки:
«Семилетней девочкой повез ты меня в Троице-Сергиеву лавру. Из памяти стерлись подробности той поездки, но помню, что был большой церковный праздник. Так впервые я побывала у преподобного Сергия, узнала я и о том, как Димитрий Донской сражался на Куликовом поле, а преподобный Сергий благословил его, сказав: „Ты победишь“. Я иногда задумываюсь, кто же был тем Сергием, шепнувшим отцу в страшные дни 1941-го: „Ты победишь“. Откуда ты черпал уверенность в победе? Когда многие пали духом, ты, не колеблясь, сказал: „Москву мы не сдадим. Костьми ляжем, но не сдадим“».
Эти слова отца пересказал мне в личном разговоре Ю. Цеденбал, глава Монгольской Народной республики, в начале 1980-х годов во время моей поездки в Монголию. Он сам слышал их от Жукова в 1941-м (был в составе монгольской делегации, прибывшей в Москву: монголы ощутимо помогли нашей стране в начале войны, отправив нашим воинам десятки тысяч полушубков, валенок, меховых рукавиц, 400 тысяч лошадей, собирали средства на производство истребителей и танков). Общеизвестны слова отца, сказанные Верховному Главнокомандующему Сталину в ноябре 1941 года: «Москву, безусловно, удержим». Еще в сентябре 1941 года отец писал в письме из Ленинграда дочерям Эре и Элле: «…Немцы несут очень большие потери, но стараются взять Ленинград, а я думаю не только удержать его, но и гнать немцев до Берлина».
Г. К. Жуков с супругой Галиной Александровной, дочерью Машей и генерал-лейтенантом Н. А. Антипенко в Троице-Сергиевой лавре
Удивительна эта уверенность в отце, ведь в Москве были в свое время и монголо-татары, и поляки, и Наполеон… Отец не мог не знать, что если после таких его слов Москва была бы сдана врагу, то за это он поплатился бы головой. Тем более, что В. М. Молотов, заместитель председателя Государственного Комитета Обороны и член Ставки, на второй день после вступления Жукова в командование Западным фронтом уже грозился расстрелять его, если ему не удастся за два дня разобраться в обстановке и остановить продвижение фашистских войск к Москве[13]13
Жуков только что прилетел с Ленинградского фронта, где за 27 дней организовал абсолютно неприступную оборону Ленинграда и сорвал расчет фашистского командования покончить с Ленинградом до начала генерального наступления на Москву. На угрозу отец хладнокровно и мужественно ответил Молотову: «Если вы способны быстрее разобраться, приезжайте и вступайте в командование фронтом». Но в том-то и дело, что никто, кроме него, не мог этого сделать!
[Закрыть].
На свой риторический вопрос «кто же был тем Сергием?» я, к великому удивлению, получила ответ. Им, как стало известно, был последний оптинский старец Нектарий[14]14
Преподобный Нектарий Оптинский (в миру Николай Васильевич Тихонов) – последний великий оптинский старец, ученик прп. Амвросия Оптинского и иеромонаха Анатолия (Зерцалова). Родился в 1853 году в г. Ливны Орловской губернии. После кончины родителей в 1876 году пришел в Оптину пустынь и поступил в Иоанно-Предтеченский скит. Почти полвека прожил в его ограде. В 1898 г. рукоположен в иеромонаха. Четверть века провел в затворе, проходил «умное делание» и занимался самообразованием: читал не только духовные, но и светские книги, относящиеся к самым разным отраслям знания. Старчествовал в Иоанно-Предтеченском скиту в 1913–1923 гг. Скончался в 1928 году в с. Холмищи Брянской губернии. С 1989 года его святые мощи покоятся в Введенском соборе Оптикой пустыни. Прославлен на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года в лике святых (в соборе Оптинских старцев). Память празднуется 11(24) октября.
[Закрыть].
Старец открывает человеку волю Божию о нем. Счастлив человек, который познал эту волю и последовал ей. Так старец Нектарий, имевший от Бога дар прозорливости, увидел особый Промысл Божий над Георгием Жуковым, тогда молодым еще человеком (было это примерно в 1925 году).
В 1923-м Оптина пустынь была закрыта. Отец Нектарий переехал в село Холмищи в 50 верстах от Козельска. Он жил в доме крестьянина Андрея Ефимовича Денежкина. Несмотря на слежку, установленную за ним, до самой смерти старца посещали люди. Известно, что Святейший Патриарх Тихон многие вопросы решал, советуясь с ним.
После смерти старца в 1928 году хозяин вместе с семьей был репрессирован, дом же богоборцы сровняли с землей. И все-таки сохранились свидетельства о том, как люди приезжали к старцу Нектарию в Холмищи. По воспоминаниям актера Михаила Чехова мы можем представить себе это. Одна поэтесса показала старцу портрет известного актера в роли Гамлета. Отец Нектарий сказал: «Вижу проявление Духа. Привези его ко мне». Собравшись, тот поехал.
Преподобный Нектарий Оптинский
Ночью поезд подошел к маленькой, темной станции, где ждали крестьянские розвальни, чуть прикрытые соломой и запряженные тощей, старенькой лошаденкой. Стояли морозы. Дорога к селу шла через густые леса.
От маленькой железнодорожной станции до первой деревни было 25 верст. После пятичасового пути, уже на рассвете, в первой деревне его ввели в избу и до темноты велели лежать на печи. В избу же старца он прибыл только к ночи и наутро был принят им.
«Он жил, – вспоминает М. Чехов, – в маленькой комнатке за перегородкой. Не без волнения вошел я в комнатку, ожидая его появления. Ко мне вышел монах в черном одеянии. Он был мал ростом и согнут в пояснице. Вся фигура старца была пригнута к земле. Меня поразило обращение на „вы“ и по отчеству. Он сел, и я увидел светлые, радостные, голубые глаза, его реденькую, седую бородку и правильной формы нос. Видимо, отец Нектарий был красив в дни своей молодости. Несколько раз удалось мне посетить старца. Всегда он был весел, смеялся, шутил и делал счастливыми всех, кто входил к нему и проводил с ним хотя бы несколько минут. Он брал на себя грехи, тяжести и страдания других – это чувствовали все, соприкасающиеся с ним».
О том, как приезжал к старцу Жуков, тогда командир полка, рассказала дочь хозяина дома, у которого жил отец Нектарий, Екатерина Андреевна Денежкина (ныне уже покойная). Подробности этих встреч (по некоторым свидетельствам, встреча была не одна, будущий маршал приезжал несколько раз, оставался даже ночевать) для нас пока тайна. Может быть, мы когда-нибудь узнаем их, если Господу будет угодно. А пока что, по милости Божией, стало известно, что напутствовавший отца «Сергий» был. Это прославленный ныне в лике святых последний оптинский старец Нектарий.
Г. К. Жуков – командир 39-го кавалерийского полка. 1926 г.
Отец Нектарий, как рассказывают о нем, испытывал сердца приходящих к нему, и не столько утешал, сколько открывал путь подвига, ставил человека перед духовными трудностями, не жалея его малой человеческой жалостью, потому что верил в достоинство и разумение души и великую силу благодати Божией, помогающей ищущим правду. К каждому человеку он подходил индивидуально, с особой мерой, и говорил: «Нельзя требовать от мухи, чтобы она делала дело пчелы».
Как некогда преподобный Сергий благословил великого князя Димитрия Донского и в этом благословении укрепил и подал невидимую помощь от Бога в битве с врагом, так и старец Нектарий, видя духовным зрением неисповедимые пути Господни и видя его меру, открыл Георгию Жукову путь его подвига, его служения Богу, Родине и людям. И не просто открыл, а благословил, предсказав страшную войну и то, что везде ему будет сопутствовать победа: «Ты будешь сильным полководцем. Учись. Твоя учеба даром не пройдет».
Общение с людьми высочайшей духовности, их благословение, их молитвенная помощь сопутствовали судьбам многих исторических лиц, достигших великой славы. Слова, сказанные в одном из писем своему духовному сыну, выдающемуся военному и государственному деятелю H. Н. Муравьеву-Карскому святителем Игнатием (Брянчаниновым), как мне кажется, вполне относятся к моему отцу и к тому, о чем мы ведем речь.
«Вижу над Вами особенный Промысл Божий. Он провел Вас по тернистому пути различных скорбей, воспитав Вас ими, и сохранил, чтобы противопоставить Наполеону III, как Кутузов-Смоленский был сохранен и противопоставлен Наполеону I. К такому делу человек неприготовленный не годится! К такому делу баловень счастья не годится! К такому делу раб мнения человеческого не годится! Предстоит тяжкий труд, соединенный с самоотвержением. Для совершения подвига нужен человек способный, образованный теоретически и практически, человек, которому ничего не было бы нужно, кроме блага Отечества».
Провел ли отца Промысл Божий через скорби, испытал ли его, сохранил ли? Бесспорно, это видно по его жизни. Еще мальчишкой он мог замерзнуть в сугробе, когда шел после уроков по тропинке из деревни Величково, где находилась церковно-приходская школа, к себе домой, в деревню Стрелковка, что в полутора километрах от школы, за лесом. Случилась сильная метель, и Егорку, который сбился с дороги и сел под елью, занесло снегом. Слава Богу, закоченевшего и спящего ребенка вовремя нашел отец, вышедший на поиски с собакой-дворняжкой.
Священник Василий Всесвятский крестил младенца Георгия в жизнь вечную. А его сын Николай, волостной врач, спас отцу его земную жизнь в 1918 году, когда он дважды болел тифом – сначала сыпным, затем возвратным, сам же стал жертвой этой тяжелой болезни. В 1936 году отец перенес тяжелейшее заболевание – бруцеллез, от которого чуть не умер (было подозрение в намеренном отравлении). В 1937–38 годах его чуть не записали во «враги народа», так как кто-то заподозрил, что была крещена в церкви дочь Элла. Потом он чудом избежал ареста. Во время Великой Отечественной войны отец несколько раз чуть не погиб. Однажды от взрыва снаряда был сильно засыпан землей, но вовремя отрыт.
Михаил Михайлович Пилихин, двоюродный брат отца (это его родной брат Александр убежал на фронт в Первую мировую и был тяжело ранен, а позже погиб), бывший в начале войны у него водителем, вспоминал: «3 сентября 1941 года попали мы под сильный артобстрел. Штаб находился в сарае, в мелколесье. Едва Жуков и другие командиры успели из него выйти, как снаряд попал в угол сарая. Над головой висел, как на веревочке, самолет, и корректировал огонь. В любой обстановке, под бомбежкой, огнем Георгий оставался невозмутимым. И неуязвимым»[15]15
При том артобстреле самого Михаила Михайловича ранило в руку.
[Закрыть].
При перелете в Ленинград в сентябре 1941 года через Ладожское озеро самолет отца был атакован «Мессершмиттами».
Однажды отец рассказал, что 8 октября 1941 года, исследуя по приказу Сталина обстановку под Москвой, он следовал в сторону Юхнова. Приходилось осматриваться, чтобы не попасть в расположение врага, и все же напоролись на немцев. Они выскочили на машине откуда-то наперерез. Отец вспоминал с улыбкой: «Мой шофер чуть не вмазался с перепугу в дерево!» Но от немцев увез командующего.
Главный врач больницы с. Угодский Завод Николай Васильевич Всесвятский, который вылечил Г. Жукова от тифа
Николай Харлампиевич Бедов, начальник охраны отца, рассказывал о таком эпизоде на фронте, происшедшем 11 июля на Курской дуге: «Прежде чем отдать приказ Ставки о наступлении Брянскому фронту, Жуков приехал к месту намеченного удара. Машину оставили в леске, примерно в километре от передовой. Далее он пошел пешком с командующим фронтом М. М. Поповым. Уже у самой передовой сказал: „Теперь вы останьтесь, а я один“ Надо было ему убедиться, что местность для рывка танков выбрана без ошибки. Пополз. Я – за ним. У нейтральной полосы Жуков внимательно осмотрел местность. Вдруг начали рваться мины, – видно, немцы заметили нас. Одна – впереди, другая – сзади.
„Третья будет наша!“ – крикнул Жуков.
Я рванулся и накрыл маршала своим телом. Мина разорвалась в четырех метрах, к счастью, на взгорке – осколки верхом пошли. Но взрывом нас сильно тряхнуло – мы оба были контужены».
Сергей Петрович Марков рассказывал: «В течение всей войны за маршалом шла настоящая охота. Фашисты ненавидели победоносного полководца и много отдали бы за его голову. Однажды им удалось узнать местонахождение его спецпоезда, и спустя буквально несколько минут после его отбытия самолеты противника разбомбили место, где он стоял.
Опасность всегда находилась где-то рядом. Даже в ночь с 8-го на 9-е мая 1945 года, когда мы на трех машинах возвращались после подписания Акта о капитуляции Германии. От радости наши палили из чего попало. Все вокруг гремело, и на землю падали осколки. Я, офицер личной выездной охраны, молил Бога, чтобы только не зацепило машину с маршалом… Уже после войны один известный журналист спросил Георгия Константиновича, рисковал ли он жизнью во время войны. Георгий Константинович ответил, что он рисковал жизнью одинаково со всеми, не особенно задумываясь о своей персоне».
На фронте
Надо все же оговориться, что у отца никогда не было безрассудного риска, как не было желания покрасоваться показной удалью, без нужды идти в опасное место, под огонь. Он понимал, что ради великого дела победы над врагом он не имеет права рисковать зря своей жизнью. В то же время он знал, что его появление в том или ином месте на передовой укрепит дух бойцов.
Если интересы дела диктовали необходимость побывать на передовой, то тут не действовали никакие доводы и уговоры его личной охраны. Ответ был: «Трусите? Оставайтесь».
2 декабря 1971 года в интервью, посвященном его 75-летию и 30-летию разгрома фашистов под Москвой, ему был задан вопрос, не слишком ли близко от фронта находился его штаб в Перхушкове. (Ведь, как говорил сам отец, были налеты вражеских бомбардировщиков, одна бомба попала в его дом, разрушила угол. Но в этот день отец выезжал на линию фронта). Ответ был такой: «Риск был. Ставка мне говорила об этом. Да и сам я разве не понимал? Но я хорошо понимал и другое: оттяни штаб фронта – вслед на ним оттянутся штабы армейские, дивизионные. А этого допустить было нельзя. Обстановка была такой, что командование должно было чувствовать каждый нерв ожесточенного сражения, мгновенно реагировать на малейшие изменения обстановки».
По свидетельству очевидцев, после освобождения от фашистов Харькова, который был весь в руинах, Жуков проехал по городу, сзади – машина сопровождения с охраной. А ведь только накануне фашисты хозяйничали в городе, и не было гарантии, что из руин не раздастся в упор пулеметная очередь. Никуда не прячась, он выступил перед собравшимся народом. То же повторилось и в освобожденном Киеве.
Не придет к тебе зло, и рана не приближится тепеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе сохранити тя во всех путех твоих (Пс 90, 10–11). Возвращаясь к словам святителя Игнатия, можно с уверенностью сказать, что Промысл Божий сохранил Жукова для великих дел. Отец не был ни баловнем счастья, ни рабом мнения человеческого! Поистине ему ничего не надо было, кроме блага Отечества. Всего он достиг «трудом, соединенным с самоотвержением», которое есть величайшее духовное дарование, свойственное немногим.
У крестьян всегда осуждались лень и праздность. Человек, чувствующий свою ответственность перед Богом, не может быть небрежным в труде и ленивым. Помню, как отец говорил о ком-то: «Да он лодырь!» И этим все было сказано…
Он с раннего детства постоянно наблюдал за занятиями старших и охотно подражал им. Константин Артемьевич сказал однажды сыну, что он уже большой – скоро семь лет, пора браться за дело: «Я в твои годы работал не меньше взрослого». И стал отец в сенокосе участвовать: растрясать сено, сушить его и сгребать в копны, потом – когда подошла уборка хлебов – стал учиться жать. И все с удовольствием, с ребячьим задором, желая не отстать от взрослых.
Трудовое воспитание в деревне было неотъемлемой частью духовного. Было нормальным явлением, если трехлетний мальчуган помогает матери, например, мести пол, собрать в чашку рассыпавшийся горох. Причем мать привлекала ребенка к труду не ради облегчения собственных трудов, а с воспитательной целью: с раннего возраста приучить к послушанию, вниманию в исполнении конкретной задачи, приобретению навыков, к помощи старшим. Отец вспоминал: «Я гордился, что теперь сам участвую в труде и становлюсь полезным семье».
Обучение труду развивало в ребенке расторопность, наблюдательность, смекалку, отличавшую деревенских детей с раннего возраста.
Выучившись на мастера-скорняка, отец относился к труду и выполнению своих обязанностей ответственно и скоро зарекомендовал себя в глазах дяди честным и исполнительным. Ему стали доверять серьезные поручения. Кстати сказать, отец говорил, что для того, чтобы научиться начальствовать над людьми, надо научиться сначала подчиняться.
Даже будучи уже пожилым, отец никогда не сидел без дела. Я не раз наблюдала, как он что-то мастерил, и ему это доставляло удовольствие. Он делал блесны для рыбной ловли, столярничал, используя набор столярных и слесарных инструментов – подарок от тульчан. Даже выкорчевывал пни, позже рассказывая об одном особо трудном, неподдающемся «экземпляре» близким друзьям: «Пень сидел почти на самой дороге. Я составил план, как его взять! Здесь одной силой не возьмешь, смекалка нужна». Пень, конечно, был побежден.
А о русской смекалке он рассказывал вот что. «Дело было еще в дореволюционной России, может быть, даже в нашей Калужской губернии[16]16
Рассказ был записан со слов отца Валерием Владимировичем Полех. Думаю, что это несколько переиначенный рассказ В. И. Даля, который отец мог читать, учась в церковно-приходской школе (он мог входить в хрестоматию по чтению).
[Закрыть]. В этой губернии проживал барин. Решил он провести новую дорогу к большому селу. Барин любил в это село другой раз наведаться, там у него зазноба жила, но дорога в село была скверная.
Вызвал барин приказчика и говорит: „Вот я здесь начертил план, желаю на село провести новую хорошую дорогу“. Приказчик выслушал барина и сказал одно только слово: „Сделаем!“ Но прежде барин решил осмотреть местность, где будет будущая дорога. Что же он увидел? Все хорошо, но одно обстоятельство мешало прокладывать дорогу: на середине будущей дороги лежал огромный камень. Как туда попал такой огромный камень, никто не знал. Дома он задумался, как быть. Придумал. Вызвал приказчика и повелел убрать камень. Приказчик сказал только одно слово: „Сделаем!“ На другой день приказчик созвал всю деревню. „Ребята, вы все такие рослые да, видно, очень сильные. Сдвинем камень с дороги?“ – „Сдвинем, – закричали ребята, – почему не сдвинуть!“ Пришли на место, стали толкать камень, а он ни с места. Толкают, толкают, а сдвинуть не могут. Вот уже из последних сил толкают, камень ни с места. Явился приказчик к барину: „Так и так толкали камень, толкали, а сдвинуть не могут. Может, изменим направление дороги, а?“ – „Что? – закричал барин, – чтобы я изменил направление дороги? Никогда! Я и слушать об этом не желаю!“ Поехали к камню. Барин приказал толкать. „Сдвинете камень, жалую полтину на водку“. Загорелись ребятки, шутка ли, полтина на водку! Поплевали на руки, стали толкать – камень чуть шевельнулся и ни с места.
Тут проходили мужички из соседнего села. Видят они такую картину, подивились. Спрашивают мужички: „Что, не можете камушек сдвинуть с места?“ Кинулись эти мужички из соседнего села барину в ножки. „Кто такие?“ – спрашивает барин. „Мы, батюшка, на богомолье идем, но так обнищали, что не на что свечку Богу поставить“. – „В чем просьба?“ – говорит барин. „Разреши убрать помеху!“ – „Да в уме ли вы, – говорит барин. – Моя целая дворня не смогла устранить помеху!“ – „Дашь нам полтину, барин, уберем камушек“. Говорит барин: „Полтина ваша, если уберете помеху“. – „Вели, батюшка барин, принести шесть лопат да шесть ломов“ Мужичков было шесть. Приказал барин, принесли, что мужички просили. Барин уехал. Приказал, правда, как только сладят мужички с помехой, доложить ему немедля.
Мужички поплевали на руки, перекрестились на все четыре стороны и начали копать. Копали, долго копали. Покушать да воды испить им приносили. Прямо извелись мужички. Но вот перестали они копать, устроили совет, как дальше быть. Яма получилась глубокая. Камешек стоял на самом краю этой ямы. Теперь мужички взяли в руки ломы и попробовали столкнуть камень в яму. Не тут-то было! Взяли опять лопаты, спустились в яму и стали подкапывать землю под камешком. Когда подкапывать стало невозможно и опасно, мужички вылезли из ямы и обратились к стоящим тут местным крестьянам с просьбой подтолкнуть камешек в яму. Всем миром поднатужились и столкнули. Все вздохнули: „Слава тебе, Господи!“ Мужички закопали яму. Камушек исчез. Погнали за барином. Прискакал тот на бричке, спрашивает: „А где же камень?“ – „Тут, батюшка, под землей“. – „Ну, мужики, ну, умники, получайте полтину. Спасибо вам за смекалку, за русскую смекалку!“»
«Должен вам сказать, – говорил отец, – и я не всегда силой брал, часто брал смекалкой».
* * *
С детства отец учился упорно и с интересом. Полюбив чтение, он перечитал все интересное в школьной библиотеке и зачастил в бесплатную угодско-заводскую библиотеку, при которой была читальня. Он писал на склоне лет: «Я всегда с благодарностью вспоминаю своего учителя Сергея Николаевича Ремизова, привившего мне страсть к книге». Заведовал библиотекой брат Сергея Николаевича Николай, тоже учитель, принявший в 1905 году священный сан.
Учась в Москве, Егор экономил копейки, данные ему дядей на проезд, и покупал книги, читал их по ночам. С тех пор он всю жизнь читал самую разнообразную литературу. Во время учебы на скорняка отец закончил вечерние общеобразовательные курсы, которые давали образование в объеме городского училища, и так как времени на приготовление уроков днем не хватало, учил их «ночью на полатях, около уборной, где горела дежурная лампочка десятка в два свечей».
Писатель Михаил Булгаков, случайно познакомившись с отцом в 1920-е годы, назвал его «книгочеем».
О совместной учебе на кавалерийских курсах усовершенствования командного состава в 1924–1925 гг. маршал Баграмян вспоминает: «Мы были молодые, и нам хотелось иногда и развлечься, и погулять, что мы и делали: уходили в город иногда посидеть в ресторане, ходили в театры. Жуков редко принимал участие в наших походах, он сидел над книгами, исследованиями операций Первой мировой войны и других войн, а еще чаще разворачивал большие карты и, читая книги или какие-нибудь тактические разработки, буквально ползал по картам, потому что карты были большие, они не умещались на столе. Он их стелил на пол и вот, передвигаясь на четвереньках, что-то там высматривал и потом сидел, размышляя, нахмурив свой могучий, широкий лоб. И случалось нередко так: мы возвращались после очередной вылазки, а он все еще сидел на полу, уткнувшись в эти свои карты».
А чего стоит самообразование, которым отец занимался всю жизнь, до самой старости! А чего стоит воспитание воли!
Кто-то из мудрых сказал, что война и только война вызывает то страшное напряжение всех духовных сил человека, в особенности его воли, которое показывает всю меру его мощи и которое не вызывается никаким другим родом деятельности.
Сильная воля. Это качество в представлении многих связано с образом моего отца. О ней говорят многие его сослуживцы. Его величайшее самообладание, мужество, смелость, конечно же, не возникли просто так, без постоянной работы над собой.
«Волю, – говорил отец, – надо закалять с детства. Мне было девять лет, когда я на спор с ребятами проспал ночь на кладбище. Завернулся в овчину и проспал до утра… Когда впервые на войне очутился (в Первую мировую), поначалу была какая-то неуверенность под артобстрелом, но она быстро прошла. Отчаянность была. Под пулями никогда не кланялся. Трусов терпеть не могу!»
Командующий Киевским особым военным округом на учениях. 1940 г.
О большой силе воли говорит и следующее признание отца: «Не пью и не курю. Бросил курить до войны после заболевания бруцеллезом. Смял пачку папирос и выбросил[17]17
Один из водителей отца, П. С. Леонов, по его примеру так же решительно, без всякой постепенности бросил курить.
[Закрыть]. В войну и после, в самые трудные дни не выкурил ни одной сигареты, хотя и очень тянуло».
Воистину, как в евангельской притче о талантах, отец чувствовал данный ему от Бога дар, любил свою профессию, совершенствовался в ней, приумножая этот талант. Как бы в подтверждение этой мысли И. X. Баграмян говорит: «Бывает иногда так: у человека есть талант, но он его не ощущает, не развивает, не живет тем делом, талант к которому подарила ему природа. У Жукова его дарование сочеталось со страстной любовью к своей профессии… У него все было сконцентрировано и устремлено на военное дело, это был смысл всей его жизни».
Невольно вспомнишь слова Спасителя, сказанные верному слуге: «В малом ты был верен, над многим тебя поставлю» (Мф 25, 21). Господь действительно поставил его над многим и помог ему.
На кавалерийских курсах усовершенствования командного состава. 1924 г. В первом ряду справа – И. X. Баграмян, во втором ряду справа – Г. К. Жуков
В страшные дни октября 1941-го[18]18
Чтобы представить, что нам тогда угрожало, можно сказать, что Гитлер планировал сровнять Москву с землей и устроить на ее месте огромное озеро. По личному приказу Гитлера был сформирован специальный инженерный батальон, который должен был взорвать Кремль. Заранее уверенный в успехе командующий группой армий Центр фельдмаршал фон Бок пошел на риск и на разведывательном самолете пролетел над Москвой, вглядываясь в свою главную цель. Отто Скорцени, которому было поручено с особым отрядом из дивизии СС «Рейх» захватить ближайшие к столице шлюзы на канале Москва – Волга, утверждал в своих воспоминаниях, что с колокольни в селе около Красной Поляны разглядывал в бинокль Кремль. К концу ноября расстояние до Кремля сократилось до 25 километров, и фашистские части готовились к своему победному параду на Красной площади.
[Закрыть] в газетах был помещен по распоряжению Сталина портрет Жукова, назначенного командующим Западным фронтом. «Это должно было свидетельствовать, – вспоминал редактор газеты „Красная Звезда“ Д. Ортенберг, – что во главе войск, защищавших Москву, поставлен полководец, на которого народ и армия вполне могут положиться». В те дни многие вырезали из газет портрет отца и повесили на стену со словами: «Жуков нас спасет, на него вся надежда».
Надежда многих и многих людей, которую они возлагали на командующего Западным фронтом, оправдалась. В руке Господа власть над землею, и человека потребного Он вовремя воздвигнет на ней (Сир 10, 4). В одной из своих проповедей архимандрит Кирилл сказал: «Надо отдать должное руководству страны, которое воздвигло такого гениального полководца, как Жуков. В прежние времена Господь воздвигал для России Суворова, Кутузова. В наше время Георгий Жуков – это была милость Божия. Мы обязаны ему спасением». Эта милость Божия станет тем более ощутимой, если прочесть, к примеру, слова начальника немецкого Генерального штаба Гальдера из его дневника, записанные всего за 1,5 месяца до начала войны с СССР. 5 мая 1941 года, заслушав доклад полковника Кребса, временно замещавшего германского военного атташе в Москве, он писал: «Русский офицерский корпус исключительно плох (производит жалкое впечатление), гораздо хуже, чем в 1933 году. России потребуется 20 лет (!), чтобы офицерский корпус достиг прежнего уровня». Расчет не оправдался – уже в 1942 году за провал наступления на Москву Гитлер уволил 177 своих генералов!
Командующий Западным фронтом генерал армии Жуков во время битвы под Москвой. 1941 г.
Когда у маршала Василевского, которого с отцом связывала многолетняя дружба, спросили, чем выделялся Жуков во время войны среди других маршалов, тот ответил: «Суворовским озарением». Что имел в виду Василевский, я не знаю. Но по-своему могу объяснить эти слова так, что разум Жукова озарялся Богом для принятия правильного решения так же, как у Суворова. Озарение свыше даровано было Суворову по его твердой, живой вере. В этом источник его блистательных побед. Иными словами озарение – это помощь Божия.
Нужно сделать оговорку, что помощь Божия не приходит к тому, кто сам не прилагает никаких усилий. Святые отцы утверждают, что она равна тем духовным усилиям, которые совершает человек. Более того, преподобный Иоанн Лествичник говорит о том, что помощь Божия подается только верным. Мне вспоминается в этой связи любимая поговорка отца: «На Бога надейся, но сам не плошай». По воспоминаниям тех, кто был с отцом на фронте, при подготовке операции он повторял эту поговорку маршалам и генералам, которые докладывали ему о том, как будут действовать в бою. Он на Бога надеялся, но сам не плошал.
Генерал армии Афанасий Павлантьевич Белобородов, который во время боев под Москвой был командующим 78-й стрелковой дивизией, состоящей почти полностью из сибиряков, вспоминал, как на одном из приемов в честь Дня Победы к нему подошел Жуков, тепло поздоровался, обнял и спросил: «„Помнишь, Павлантич, ноябрь сорок первого? Волоколамку помнишь? У-ух, и тяжело было…“ Глаза у него повлажнели, рука, лежащая на моем плече, дрогнула. Но я не удивился. Вспоминать самые критические дни обороны Москвы даже такому человеку железной воли, каким я знал Жукова, было неимоверно тяжко».
«На Бога надейся, но сам не плошай»
Белобородов, вспоминая те дни, говорил о том, что силы и мужество, которые помогли одолеть врага, бойцы и командиры получили в наследство от дедов и прадедов. Мне почему-то кажется, что Афанасий Павлантьевич иными словами сказал, что силы и мужество бойцы и командиры во время Великой Отечественной войны черпали из того же Источника, что их деды и прадеды, воевавшие с крепкой верой в Бога.
