355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мария Спасская » Черная луна Мессалины » Текст книги (страница 5)
Черная луна Мессалины
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 18:41

Текст книги "Черная луна Мессалины"


Автор книги: Мария Спасская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Познакомившись с ней поближе, иудейский бог понял, что дар демона Самаэля рано или поздно приведет Лилит к погибели. Ибо не может быть вседозволенности без границ. Но гребень погубит не только Лилит, но и весь мир, который Яхве с таким трудом и тщанием создавал по крупицам. И бог одарил Лилит золотой подвеской, дарующей мудрость и призванной напоминать о вероятности разоблачения ее деяний и, следовательно, об осторожности, которая создаст хотя бы видимость приличий. В паре с гребнем золотая химера поможет сохранить хрупкое равновесие этого мира. А выглядит подарок Яхве так.

Это стройная, с великолепной фигурой, обнаженная женщина с крыльями летучей мыши и лапами совы. Химера стоит, выпрямившись, на спинах двух львов с поднятыми головами, которые смотрят в разные стороны. На головном уборе фигурки семь рогов. Думаю, рога служат намеком на демонов, что резвились с Лилит на берегах Красного моря. А в руках женщина-сова держит кольца из прута, сложившиеся в знак двойной бесконечности, точно такого, как и на гребне. Лилит перерождается из века в век, и нам, простым смертным, она кажется прекрасной девой. Но от этого она не перестает быть шлюхой, блудницей Вавилонской и ненасытной мерзкой вампиршей. Выбрав себе любовника, Лилит не отпускает его, но и не дает удовлетворения, доводя до духовного и физического истощения.

Мелко семеня короткими ногами в войлочных ботах на молнии, он почти бежал, и его задыхающаяся речь иногда прерывалась натужным сопением непривычного к быстрой ходьбе человека. Но, несмотря на это, лекции своей Цацкель не прерывал, норовя на бегу заглянуть мне в глаза, словно проверяя, доходит ли смысл сказанных им слов.

– Когда Лилит под видом царицы Савской посетила царя Соломона, – шумно отдуваясь, продолжал толстяк, – мудрец разгадал ее секрет, заглянув под юбку гостьи при помощи зеркального пола и увидев вместо прекрасных женских ножек мохнатые конечности. Соломон отгадал все загадки Лилит и, пообещав взять ее в жены, хитростью забрал у чертовки оба артефакта. Она ушла ни с чем, но поклялась вернуть подвеску-химеру и лунный гребень при первой же возможности. Когда Лилит их вернет, она станет царицей мира и установит над Вселенной свои законы.

– И что это за законы? – с иронией в голосе осведомилась я у научного работника.

– Нарушение всех существующих запретов Творца, – серьезно глянул на меня собеседник. – Все от противного. Черное – это белое, а белое – черное. Помните девиз Алистера Кроули? Делай что хочешь, и будь что будет. Именно так.

– А если гребень и химеру уничтожить?

– Ни в коем случае нельзя этого допустить! – замахал руками Николай Аронович. – В древних манускриптах говорится, что демон ада Самаэль поклялся стереть Вселенную в порошок, если кто-нибудь посмеет обидеть его возлюбленную.

– Вы это серьезно? Это же только легенда. В смысле, про Лилит.

– Легенда? – прищурился он. – Не скажите. Возьмем пример из недавнего прошлого. Мы с вами знаем из учебников истории про великие успехи на политическом поприще свободолюбивой революционерки Коллонтай, у которой оказались обе эти реликвии. Между прочим, ее почему-то не тронул Сталин, хотя генералиссимус, придя к власти, репрессировал всех до единого соратников по партии. Равновесие гребня и химеры позволило Коллонтай достичь больших политических высот. Известно ли вам, дорогая Елена, что Скандинавские страны, в которых так любила бывать Александра Михайловна, давным-давно одобряют однополые браки? И что семьи из бородатых пап и мам – это вполне обычное дело?

Детей же забирают у нормальных родителей, у которых детишки либо слишком веселые, либо чересчур грустные, то есть не среднестатистические, а ярко индивидуальные. Это означает, что их неправильно воспитывают. Существует целая государственная программа по отъему детей из семьи и передаче на попечение государства. Этим занимается так называемая ювенальная юстиция, вламывающаяся в дома без суда и следствия, а только по наводке соседа, услышавшего детский плач. Во многом благодаря стараниям Александры Коллонтай в Скандинавии процветает государственная модель, очень напоминающая ту, что проповедовала валькирия революции. Как вы считаете, такая политика идет на пользу детям? Конечно же, только во вред.

А Лилит, помимо всего прочего, внушала древним ужас и как лютая ненавистница детей. Значит, в образе Александры Михайловны Лилит достигла своей цели. Это, уважаемая, уже не легенды, а факты, с которыми не поспоришь. Ростки бунтарских семян, брошенные женственной ручкой валькирии революции и упавшие на благодатную скандинавскую почву, приносят свои горькие плоды всеобщего безумия. Разве вы сами не видите, что мир сошел с ума? Стоит современной Лилит завладеть артефактами, как человечество окончательно свихнется. Вам ни о чем не говорят названия таких городов, как Содом и Гоморра? Что-то мне подсказывает, что все к тому и идет.

– Ну конечно, – усмехнулась я. – Жидомасонская теория заговора. Сплошная конспирология.

– Вы напрасно смеетесь, – насупился он. – Я давно изучаю гребень, подолгу сижу возле витрины и вижу непрестанный к нему интерес со стороны разных темных личностей. И вот что я вам скажу, уважаемая. Я прямо физически ощущаю, как от него исходит огромная энергетическая сила. Слушайте, Елена, дайте мне гребень на несколько дней. Я знаю, как нейтрализовать его воздействие. Я придумал специальный аппарат, который излучает гипермагнитные волны, лишающие энергетически заряженный предмет его прежних свойств. О, это уникальная вещь! Безусловно, мой прибор перевернет ортодоксальную науку! Ну, да рано об этом говорить. Необходимо провести серию экспериментов. Для этого мне нужен гребень. Если все получится, Великая Темная Мать больше не сможет диктовать свою волю человечеству. Здравствуйте, Руслан! – не прерывая монолога, вдруг поклонился Цацкель спортивному юноше в кожаной куртке, зорко охраняющему раскладной столик, на котором жуликоватого вида молодой человек ловко крутил наперстки. Еще трое смотрящих в точно таких же черных кожанках стерегли наперсточника с другой стороны стола.

– Не проходим, а подходим! – выкрикивал ловкач, зазывая простаков. – Проверяем внимательность! Кручу, верчу, запутать хочу!

Колпачки скользили по картонке на раскладном столике, привлекая все новых и новых зевак. Несколько добровольцев раз за разом ставили деньги на кон, уверенные в том, что рано или поздно смогут угадать, под каким из трех наперстков шельмец скрывает шарик.

– Салют, Ароныч! – заулыбался, как старому знакомому, Руслан, покидая пост у стола. – Как наши делишки?

– Спасибо, дорогой, хорошо, – торопливо заверил его бывший сотрудник музея, улыбаясь заискивающе и жалко. – Скоро рассчитаемся.

– То-то же, – хмыкнул спортивный Руслан, возвращаясь к столу.

– Безобразие! Это мошенничество! – вдруг донеслось из толпы вокруг наперсточника. – Позовите милицию! Я видела, как он спрятал шарик между пальцами! Товарищи! Нас обманывают! Ни под одним из наперстков шарика нет!

– Проваливай, старая дура, – угрожающе двинулся на голосящую женщину Руслан, утрачивая интерес к Цацкелю. – Вали, говорю, овца, если в рожу получить не хочешь!

– Ваши друзья? – поинтересовалась я, ускоряя шаг.

– Да какие там друзья, – шмыгнул носом Николай Аронович, стараясь идти в ногу. – Так, знакомые.

Удивляясь широте интересов этого удивительного человека, я свернула с оживленной набережной в тихий заснеженный переулок.

– Ну, так что с лунным гребнем? – напомнил Цацкель.

Я остановилась у припаркованной рядом с продуктовой палаткой машины и недоверчиво уточнила:

– Вы это серьезно? Николай Аронович…

– Зовите меня Ник, – быстро перебил толстяк, рассчитываясь в палатке за шоколадку.

– Ну, хорошо, пусть будет Ник, – неохотно уступила я, глядя, как он разворачивает яркую фольгу и с жадностью отправляет шоколадку в рот. Поразительная наивность просьбы тронула до глубины души. Безумный блеск глаз не оставлял сомнений – передо мной одержимый сверхценной идеей спасения мира параноик. Почти как Брюс Уиллис, только не такой брутальный. Мало мне проблем. Еще и этот. – Вы так долго бежали за мной и рассказывали библейские небылицы, ибо полагали, что я вот так вот возьму и отдам вам гребень?

Цацкель торопливо прожевал, шумно сглотнул, сунул обертку в карман, сложил озябшие ладошки на груди и, выдыхая клубы пара, просительно затянул:

– Всего на несколько часов. Мне очень нужно.

– Охотно верю, но ничем не могу помочь, – жестко отрезала я. По опыту знаю, что подобные типы понимают только язык силы. – Я не имею права выпускать музейный экспонат из рук.

– А штатовская шлюшка с позорным именем тоже будет раздеваться в этом гребне под вашим неусыпным надзором, уважаемая Елена? – насупился он.

– Само собой. Я глаз с гребня не спущу. И уж, можете не сомневаться, ни под каким предлогом не позволю вынести его из стен ночного клуба.

Смахнув снег с ручки и открыв дверку машины, я уселась за руль и, несмотря на горячие протесты Николая Ароновича, стучавшего в лобовое стекло, тронулась с места.

Москва, 1952 год

Столица Коте не понравилась. Всю дорогу до дома бабушки мальчик смотрел по сторонам и удивлялся залитым огнями улицам, высоким домам и огромному количеству машин. Ощущая внутренний трепет, он сжимал в кулаке значок с героем любимого журнала, желтым щенком Мурзилкой в красном берете и шарфике, которого выпросил у отца на вокзале, чтобы не остаться в долгу и ответить на подарки бабушки встречным сувениром. Перед серым мрачным домом, длинным и неприветливым, мальчик окончательно струхнул.

Однако старуха, открывшая им дверь, оказалась еще страшнее, чем серый дом. Котя с неприкрытым ужасом рассматривал пожилую женщину с маленькими слезящимися глазками, такими же красными, как у крысы-альбиноса, обитавшей у них в бараке. Крыса была давним врагом Коти, пугая его дерзкими вылазками на середину комнаты в поисках еды, и теперь мальчику казалось, что животное специально перебралось сюда, в Москву, чтобы держать неприятеля в вечном страхе. Стоя в коридоре с чемоданами в руках и не замечая смятения сына, отец деловито говорил:

– Мы, мама, имеем право здесь жить. Ты получала эту квартиру и на меня тоже.

– А эти на что имеют право? – усмехнулась крысоподобная бабка, наклоняясь и выпуская на Котю папиросный дым.

Глядя в ее приблизившееся лицо, мальчик обмер – у бабушки железные зубы! И едва заметный горб за спиной! Да ведь она ведьма!

– Гертруда Яновна, не дымите на ребенка, – сердито попросила мама, и Котя испугался еще сильнее. Гертрудой звали злую колдунью из скандинавских сказок, заманивающую доверчивых мальчиков и девочек в свой пряничный дом.

– Я у себя дома, дымлю, куда хочу. – Дым из старушечьего рта окутал растерявшуюся маму, стальные зубы оскалились в вызывающей улыбке.

– Я пропишу на эту жилплощадь Наташу и Котю, и они тоже будут на все иметь право, – нахмурился отец. – Не согласишься по-хорошему – подам на тебя в суд. И, можешь не сомневаться, наш советский суд не оставит семью фронтовика на улице и решит по справедливости.

– Поня-ятно, – скрипуче протянула старуха, стряхивая пепел прямо на грязный пол. – Ну что же, проходите, раз так. Располагайтесь.

Отец поставил чемодан, шагнул на кухню, по-хозяйски заглянул в шкафчик, окинул взглядом голые полки, на которых одиноко скучала бутылка кефира. Застегивая на ходу пальто, направился обратно к входной двери.

– Пойду пройдусь до магазина, – надевая шапку, говорил он. – Хоть посидим по-человечески, отметим встречу. Родные все-таки люди.

Отец захлопнул за собой дверь, и бабушка тут же развернулась и ушла в комнату, заставленную стеллажами с серыми книгами в скучных обложках. Села за письменный стол и принялась стучать по клавишам пишущей машинки, предоставив гостям самим устраиваться на ночлег.

Котю разместили в комнате на сундуке под портретом усатого дядьки с трубкой, зажатой в кулаке, о котором Котя знал, что это Сталин. У них в гарнизоне портретами Сталина в фуражке и френче были завешаны обшарпанные стены бараков и обклеены щиты на плацу, и Котя привык к парадному виду вождя. Но этот, с трубкой и многозначительным прищуром, был какой-то особенный, незнакомый и оттого опасный вдвойне. Котя лежал под портретом, и мальчику казалось, что Сталин хитрым глазом косится на него, подозревая в нехорошем. Желание спать пропадало само собой. Мама разместилась рядом с Котей на старенькой раскладушке. Она проплакала всю ночь, а утром Котя услышал, как мать кричит в телефонную трубку, переданную ей старухой:

– Как ножом в живот? Где он? Конечно, документы подвезу! Говорите адрес больницы, я записываю!

Красноглазая ведьма, поджав губы, молча слушала и осуждающе качала головой. Пока мама торопливо шарила в сумках в поисках бумаг, бабушка осведомилась:

– И что случилось на этот раз?

– Лешу ударили ножом у магазина. В живот. Он в тяжелом состоянии, но жив. Гертруда Яновна, не посидите с Котей, пока я съезжу в больницу?

– Не посижу, – сквозь зубы процедила бабка. – Должна предупредить, голубушка, что я работаю над книгой и потому ни с кем сидеть не собираюсь.

Котя, заскучав, принялся считать лепестки ромашек на вытертых обоях и, должно быть, снова заснул. Проснулся оттого, что старуха трясла его за плечо и, выставив стальные зубы, громко говорила:

– Живо отправляйся в ванную! Некогда разлеживаться! Мне тоже нужно умыться! Наталья! Не занимайте санузел надолго.

Сидя на табуретке с зачесанной набок мокрой челкой и щуря на солнце еще не проснувшиеся глаза, Котя смотрел, как мать налила в кастрюлю воду, засыпала геркулес и поставила на огонь.

– Сейчас покушаем, – прошептала она Коте ободряюще. – И пойдем к нашему папе. Он заболел, нужно его навестить.

Котя согласно кивнул, как большой.

– Отвезем минералки и яблок, – продолжала мама.

– И значок с Мурзилкой, – солидно добавил мальчик, интуитивно догадываясь, что ведьме его подарок не нужен.

Мама с нежностью посмотрела на Котю и прижала к себе его маленькое худое тельце. Она усадила сына к столу и, повязав полотенце вокруг шеи, принялась кормить наскоро сваренной кашей.

– Позволь узнать, Наталья, на что вы собираетесь жить? – сухо осведомилась вошедшая на кухню старуха. – Имейте в виду, содержать вас я не намерена.

– У меня есть сбережения, – откликнулась мать. И добавила: – Гертруда Яновна, кладите себе кашу, пока теплая.

– Благодарю, я не ем каш, – отрезала та, ставя на огонь турку с дивно пахнущим кофе. Ее слезящиеся глазки оценивающе окинули невестку с ног до головы. – Прошу учитывать, дорогуша, что статью за тунеядство пока никто не отменял. Ты раньше работала?

– В гарнизонной прачечной, гладильщицей. – Мать заискивающе улыбнулась: – Я все могу – мыть полы и окна, стирать, убираться, готовить. Если кому-то нужна помощница по хозяйству – я с радостью возьмусь за любую работу!

– Восьмилетку-то хоть закончила?

– У меня высшее инженерное образование, но без прописки смешно в Москве на что-то рассчитывать.

– Пожалуй, я переговорю с одной своей знакомой. Я слышала, ей требуется женщина для уборки.

– Спасибо вам огромное, Гертруда Яновна! Вот только как быть с Котей…

Дернув плечом, бабушка ответила:

– Ничего страшного, с парнем убираться будешь ходить. Пусть сидит в коридоре у Коллонтай и ждет, пока закончишь.

С тех пор так и повелось – пока мама убирала квартиру бабушкиной знакомой, Котя ждал в коридоре. Опозданий хозяйка не любила, и потому мама в дороге заметно нервничала. Пробежав мимо каменных столбов, на которых поскрипывали от ветра литые ворота, она втащила Котю в парадное с высокими гранитными ступенями и, кивнув суровой консьержке, затолкала сына в решетчатый лифт. Захлопнув дверки кабины, нажала на нужный этаж и, приплясывая от нетерпения, ждала, когда лифт остановится, чтобы тут же выскочить из него и отпереть заранее приготовленными ключами высоченную двустворчатую дверь.

– Александра Михайловна, это Наташа! – Голос матери эхом отозвался в глубине бесконечного коридора. – Доброе утро! Я пришла!

Слово «Коллонтай» было похоже на название шустрого пушистого зверька, и в первый раз, когда шел за мамой, Котя с нетерпением ждал встречи с этой удивительной женщиной, носящей пушистое имя. Но все оказалось не так, как рисовала фантазия мальчика. Коллонтай напугала Котю гораздо больше, чем красноглазая старуха. И даже не столько она, сколько странная конструкция, на которой Коллонтай передвигалась. За все пять лет своей жизни Котя не видел никогда инвалидной коляски и теперь каждый раз с восторгом и ужасом смотрел на пожилую даму, выезжающую на странном двухколесном кресле из одной из комнат огромной квартиры, должно быть, из тронной залы. Вне всякого сомнения, Она была Королевой Ведьм и ездила на троне, чтобы не выдать себя громыхающей походкой.

– Здравствуй, Наташа, – проговорила Она с поистине королевским достоинством и даже не взглянула на Котю. – Можешь приступать к уборке. Я работаю и прошу мне не мешать.

– Да-да, конечно, – быстро закивала мать. – Александра Михайловна, можно Котя, как обычно, посидит в коридоре?

– Только тихо, – величественно кивнула Коллонтай, давая задний ход колеснице и скрываясь в тронной зале.

Мать сняла с Коти пальто и стянула валенки, усадив на низкий пуфик на гнутых ножках. Достала из холщовой сумки и сунула в руки мальчику книжку, велев сидеть молча и читать сказки. В этом году Котя выучился читать и с удовольствием поглощал не только журналы «Мурзилка», но и одну за другой толстые детские книжки. Обычно после того, как открывала сыну книгу на очередной волшебной истории, мама подхватывала ведра и швабру и отправлялась в дальний конец квартиры, чтобы начать уборку с кухни. А Котя сидел на пуфике и читал. Устав читать, он с любопытством глазел по сторонам и уже успел изучить каждый предмет в длинном светлом коридоре.

Изо дня в день его окружало одно и то же – вешалка, шкаф, пуф, на котором он сидел, круглый столик с телефоном и три двери, ведущие в неизвестность. За одной из них скрывалась Она на своей серебристой колеснице, к другой устремлялась, гремя ведрами, мать. А вот что было за последней дверью – оставалось для Коти загадкой. Эта загадка не давала ему покоя. Так же, как и фраза Коллонтай «я работаю». Что она могла означать в устах Королевы Ведьм? Какую такую работу Она делала? Это нужно было выяснить в первую очередь. Закрытую третью дверь можно оставить на потом.

Посидев и поразмышляв так некоторое время, Котя кинул пробный шар и для начала уронил на пол книгу. В коридоре раздался негромкий шлепок, который не привлек ничьего внимания. Мама продолжала греметь ведрами на кухне. Дверь, за которой скрылась Она, так и не открылась. Котя поднялся с пуфика и, ощущая сквозь чулки тепло натертого мастикой паркета, сделал несмелый шаг в направлении вожделенной тронной залы, томящей неизвестностью. Он преодолел половину пути, когда раздался звонок в дверь. Мальчик резвой белкой метнулся к пуфику и замер в напряженной позе, не решаясь поднять сборник сказок, лежащий у его ног.

– Наташа! Открой, пожалуйста! – прокричали из интересующей Котю комнаты, и мама пробежала по коридору в направлении входной двери. На бегу она подняла книжку и отдала сыну. Котя открыл первую попавшуюся страницу, не замечая, что держит томик вверх ногами, и сделал вид, что погрузился в чтение.

В прихожей загремели судки, и бритый дядька в длинном кожаном пальто, стоя в дверях, вытянул шею и выкрикнул в самый конец коридора:

– Товарищ Коллонтай! Ничего, если прислуга за вас распишется в получении кремлевского обеда?

– Пусть распишется, – громко откликнулись из-за закрытой двери.

Бритый сунул маме ручку, и она чиркнула что-то на бумажке. Котя втянул носом вкусно пахнущий воздух и облизнулся. Сегодня он ел вместе с мамой лишь булку с молоком, когда они ехали в метро, и голод сдавил ему горло. Мама захлопнула за визитером дверь и, подмигнув Коте, унесла судки на кухню. Мальчик вновь остался один. Он посидел в тишине, поколупал ногтем железный кружок с цифрами, прибитый с обратной стороны пуфика. Такие кружки имелись на всех без исключения предметах в квартире. Мама называла их инвентарными номерами и говорила, что вещи эти казенные и выделены хозяйке так же, как и квартира, за особые заслуги перед государством.

Что это за заслуги и в чем состоит их особенность, Котя боялся даже подумать. Богатая фантазия мальчика рисовала картины одна страшнее другой, перед которыми Андрейкины рассказы меркли, как ночные звезды на утреннем небе. Чтобы рассеять страхи, нужно было всего лишь набраться смелости, заглянуть в Ее комнату и увидеть, что Она там делает.

Несколько раз Котя глубоко вздохнул и, преисполнившись решимости, поднялся и пошел. Мальчик приближался к тронной зале и боялся так, что коленки тряслись, а в животе что-то обрывалось и падало прямо в пятки. Но любопытство брало верх над страхом, и юный разведчик, крадучись, приблизился к заветной комнате. Толкнув дверь ладошкой, он подождал, надеясь, что она откроется, но дверь не открывалась. Котя снова дернул дверь и, разочарованно вздохнув, направился к соседней двери. Потоптался перед ней и, увидев, что дверь не заперта, скользнул в помещение.

Это оказалась спальня. Просторная кровать, возвышающаяся посреди комнаты, белела атласным покрывалом, а у стены красовалось трюмо, заставленное всевозможными баночками и флаконами. Как зачарованный, мальчик двинулся к сокровищам Королевы Ведьм, чтобы рассмотреть их поближе. Колдовских амулетов было так много, что глаза разбегались.

Среди шкатулок, колец и брошей лежала необычная игрушка. Наклеенная на серебристый рог луны чудесная женщина с золотыми волосами и огнем вместо ног смотрела на него зелеными камешками глаз, как будто манила и притягивала к себе. Котя потянулся через банки и флаконы, чтобы взять игрушку в руки и рассмотреть получше. Мальчик не заметил, как рукав его свитера зацепился за крышечку самого высокого пузырька и смел его с полированной поверхности трюмо. Раздался звон бьющегося стекла, и в тот же миг по комнате пополз нестерпимый аромат сладких роз.

Перепуганный Котя изо всех сил зажмурился, прогоняя страшный сон, и, открыв глаза в предвкушении избавления от кошмара, буквально остолбенел от ужаса. Прямо на него катилось кресло с Коллонтай, не спускавшей с мальчика строгого взгляда.

– Что ты здесь делал? – Сталь звенела в голосе Королевы Ведьм.

Трон с хозяйкой приближался, и Котя, не отрываясь, смотрел на желтую фигурку крылатой красавицы, птичьи лапы которой опирались на спины двух львов. Фигурка покачивалась на морщинистой шее хозяйки, гипнотизируя мальчика изумрудами глаз. Кровь застыла у Коти в жилах. Вскрикнув, мальчик обогнул надвигающееся на него кресло и кинулся из комнаты прочь. Но следы преступления сохранились на его забрызганных духами чулках, распространявших приторный цветочный аромат, на который и выглянула из кухни мама. Поджав ноги, Котя сидел на пуфике с видом образцовым и кротким. Мама, приблизившись и шумно вдохнув, в ужасе всплеснула руками.

– Ты что же наделал? – зашептала она, склонив к Коте искаженное гневом лицо. Мальчик хотел рассказать маме о златовласой красавице на серебряной луне, из-за которой случилось несчастье, но было поздно. Из спальни уже выезжала Коллонтай, и грозный вид Ее не предвещал ничего хорошего.

– Наташа, вы чувствуете запах духов? – сухо спросила Королева Ведьм, изучая Котю тяжелым взглядом.

– Простите, Александра Михайловна! – перепуганно зачастила мать. – Это я! Я случайно уронила флакон. Обещаю, больше такого не повторится! Вычтите стоимость у меня из жалованья.

– Не лгите, Наталья! – Она была неумолима. – Это сделал ваш сын.

Коллонтай подъехала на коляске к замершему на пуфе Коте и гневно посмотрела ему в лицо. Мальчику показалось, что и желтая женщина-сова, покачивающаяся у Нее на шее, сердито сверлит его зелеными камушками глаз, в точности такими, как у девы, приклеенной к луне. Королева Ведьм скривила некрасивый рот, похожий на запятую, и строго проговорила:

– Ведь это ты забрался в спальню и разбил духи? Да, Котя? Сделал гадость – имей мужество признаться.

Превозмогая страх, Котя с трудом кивнул. Она поджала губы, из запятой превратив их в точку, и повернула покрытую кудряшками голову к матери:

– Впредь прошу вас, Наталья, не приводить сюда ребенка. Иначе я буду вынуждена отказаться от ваших услуг.

Рим, I век н. э.

Дом сенатора Мессалы жил обычной жизнью. По двору сновали рабы, выполняя каждый свою работу. Гремели ведра колодцев, наполняя цистерны для полива сада, из пекарни тянуло запахом пшеничной сдобы, скотный двор оглашало голодное мычание подоенных, но еще не кормленных коров. Исаак тоже приступил к своим ежедневным обязанностям. Поспав пару часов в непривычно пустом бараке, он поднялся от окрика надсмотрщика и отправился на псарню. Губы его нет-нет да и трогала счастливая улыбка, а рука сама собой подносила к глазам заветную буллу.

Но, оставшись один на один с целой сворой голодных собак, повизгивающих и лающих от нетерпения, рабу стало не до воспоминаний о приятно проведенной ночи. Юноша только успевал поворачиваться, чтобы вычистить клетки, накормить и напоить своих подопечных. И все-таки он выбирал время для того, чтобы подойти к распахнутой двери и кинуть через сад жадный взгляд во двор господского дома, в ожидании, не появится ли Мессалина. Иудей всматривался в проем перистиля, надеясь увидеть медноволосую головку молодой госпожи, сидящей, по своему обыкновению, на бортике мраморного бассейна около стоящих на одной ноге, точно экзотические цветы, розовых фламинго. Но день клонился к закату, а Мессалина все не показывалась. Можно было бы отдать буллу матроне Лепиде, когда госпожа придет, чтобы выполнить свое обещание и подарить Исааку свободу, но юноша хотел вернуть украшение лично.

Выглянув в очередной раз во двор, Исаак вдруг увидел, как к дому несут носилки сенатора Мессалы. Сбежав по ступеням, к носильщикам со всех ног устремилась Домиция Лепида, словно только и ждала, когда вернется супруг. Стоя в дверях барака, Исаак заметил, что патрицианка выглядит расстроенной и в заплаканных глазах ее застыла печаль. Обменявшись с мужем приветствиями, она начала что-то торопливо говорить, то и дело кивая на псарню. Иудей ощутил смутное беспокойство, когда сенатор, нахмурившись, выбрался из лектики и размашистым шагом двинулся в его сторону.

Проворно скрывшись в глубине строения, юноша подхватил оставленную в углу метлу и начал мести земляной пол. Краем глаза он видел, как широкая тень закрыла дверной проем, и тяжелые шаги заглушили собачье повизгивание. Увесистая рука сенатора легла Исааку на плечо. Обернувшись, раб отшатнулся от взгляда, которым сверлил его хозяин. Взгляд черных глаз под насупленными бровями был тяжел и жгуч, как расплавленный свинец.

– Лепида сказала, ты до смерти забил мою любимую черную суку, которая вот-вот должна была принести щенков. – Желваки играли на скулах породистого патрицианского лица. – Не отпирайся, раб! Надсмотрщик видел, как ты волок по двору ее мертвое тело.

От неожиданности обвинения готовые сорваться с языка слова протеста застыли в горле Исаака. Он чувствовал, что унизит себя, если пустится в объяснения, которые никто не станет слушать. Само собой, патриций Мессала скорее поверит жене, чем какому-то рабу.

– Тебя высекут и продадут. – Хозяин брезгливо ткнул Исаака пальцем в грудь. – А теперь ступай в карцер.

Свергнутый жестокой реальностью с небес на землю, Исаак, сжав зубы, отправился в стоящий на отшибе каменный сарай, в котором держали провинившихся рабов. По дороге он, не отрываясь, смотрел на дом, надеясь увидеть Мессалину и вернуть ей подвеску, но занавесь на окне ее покоев по-прежнему была опущена. Молодая хозяйка, сказавшись больной, с самого утра не выходила из спальни, переживая удивительный сон. Она вспоминала страстные объятия юного Аполлона, и странная полуулыбка неутоленного желания бродила по ее лицу. Заглянувшая к ней матрона Лепида нашла дочь сильно изменившейся, но что ей следует предпринять, пока не знала.

– Мама, ко мне ночью приходил бог, – шепотом поведала Валерия, пускаясь в несвойственную ей откровенность. Она взяла присевшую на край кровати Лепиду за руку и прижала ее пальцы к губам. – Мне было очень-очень хорошо!

– Но ты не удовлетворена, – насторожилась благородная матрона, разглядывая мечтательное лицо дочери. – Может, он был не так хорош?

– Ну что ты, мама! – Голос девушки задрожал от нежности. – Кроме него, мне больше никто не нужен! Я буду ждать его каждую ночь!

Хмуря лоб, Домиция Лепида вышла из спальни и окликнула Хлою. Рабыня с тревогой следила за хозяйкой, подозревая, что с Мессалиной случилось что-то неладное. Озабоченный вид госпожи только укрепил гречанку в ее подозрениях.

– Отправляйся к Мордарию и приведи старика ко мне, – распорядилась госпожа.

Толстый евнух с добрым бабьим лицом был беззаветно предан Домиции Лепиде. Старый грек много лет лечил сначала родителей патрицианки, теперь же ее саму и ее семью. Именно Мордарий некогда кастрировал красавца эллина для утех госпожи, теперь же должен был отрезать мошонку Исааку, дабы иудей радовал ее дочь. Хлоя же истолковала распоряжение по-своему. Наверно, врачебная помощь понадобилась ее любимице Мессалине, раз молодая хозяйка не встает с постели и не выходит из спальных покоев. Хлоя считала себя больше, чем просто рабыней, ибо с самого детства прислуживала Валерии и видела в ней не только хозяйку, а почти что сестру.

Гречанка поспешила выполнить приказание и, приведя старика Мордария в господские покои, затаилась под дверью, чтобы подслушать разговор и успокоить себя, что все не так уж плохо. Голос матроны Лепиды звучал сухо и деловито.

– Только что заперли в карцере молодого иудея с псарни, – по-гречески говорила она. – После порки ты должен лишить его мошонки. Но так, чтобы не попортить фаллос.

– Сделать как у Порфирия, который перегрыз себе жилы? – обнаружил понимание проблемы старик.

– Придержи язык! – прикрикнула на раба хозяйка. – Делай, как я приказываю!

Сквозь щель в двери покоев Хлоя видела, как верный врач покорно склонил голову и заковылял к выходу. Девушка еле успела отскочить в сторону, едва не получив по лбу дверной створкой. Недоумение на ее лице сменилось ужасом. Иудеем на псарне был только Исаак! Значит, мало хозяйке юного наездника из Цирка, похотливая Домиция Лепида положила глаз и на Исаака! Хлоя поняла, что ее возлюбленному грозит опасность, но, совладав с собой, приняла вид кроткий и покладистый, решив до поры до времени не открывать, что ей все известно.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю