Текст книги "Вирус хаоса"

Автор книги: Мария Симонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Сумку твою завтра поищем, разберемся… – не забыл пообещать он.

Мэри посмотрела на него, чуть склонив голову, с пристальным интересом.

Человек не может жить с обнаженной сутью, само общество вынуждает его носить маски. Он примеряет их, выбирает, меняет, облюбовывает более удобную и постепенно все более постоянную. Она становится его социальным лицом. Потом просто лицом. Не каждый сам в состоянии докопаться до себя истинного. Где уж другим…

Евгений повернул голову и встретился с нею взглядом, глаза в глаза. Дорога была ровной, и он мог отвлекаться на какое-то время.

«Так…» – подумала Мэри в некотором смятении, опуская глаза. И еще: «Это будет считаться изменой?..»

Дом, к которому они подъехали, не был громадой, подпирающей небеса. Он был просто темной громадой, этажей, может быть, в двадцать – двадцать пять, не опоясанной никакими подвесными тротуарами и не расцвеченной огнями. Только в самом его центре горела кучно горсть окон – так примерно выглядит результат удачной стрельбы. У подножия был съезд, ведущий к воротам подземного гаража.

Евгений потыкал кнопки пульта, и ворота перед ними открылись вроде как сами собой; никаких сторожей, как и сторожек, не наблюдалось ни снаружи, ни внутри.

Гулкий зал вполне заслуживал сравнения с мирной спальней: по обе стороны на размеченном рядами покрытии, как на койко-местах, дремали автомобили.

Поставив на отдых и свой, Евгений указал спутнице на расположенные неподалеку двери лифтов. В стене между ними на уровне плеча Мэри увидела плиту с углублением в форме пятерни, в окружении кнопок. «Украшение? Модно», – подумалось ей, позже возникла досадная мысль: «Ой, какая ж я темнота-а!» – когда Евгений приложил туда руку. Кнопочки деловито замигали. Никто у него ни о чем не спрашивал, тем не менее он произнес в зарешеченное отверстие: «Смеляков. Восемнадцатый, квартира тридцать пять». Похоже, что двери ему поверили, потому что открылись.

Из-за невозможности спросить, на каком принципе у них работают лифты – телепортации, что ли? Зачем тогда ехали через Москву, теряли время, почему не телепортировались? – Мэри собиралась повнимательнее отнестись к своим ощущениям – на что хоть это похоже? От первого раза ей запомнились только встряска и сопровождавший ее легкий испуг. Однако этот лифт по-настоящему тронулся и – да, ощутимо быстро, но все-таки не скакнул одним махом, а именно поехал вверх.

Немного поколебавшись, она решила, что ничем себя не выдаст, но зато может получить информацию, если скажет:

– Какой у тебя медленный лифт! – а что, вполне себе невинное замечание. Ее Ген, например, неизменно называл лифт «последним испытанием».

Она и не заметила, что в первый раз случайно сбилась на «ты». А вот он, кажется, заметил. Повернулся, и… Она и моргнуть не успела, как он оказался к ней лицом к лицу и практически вплотную.

Спутник понял ее нетерпение по-своему и, в отличие от лифта, медленным он не был.

Лишь спустя несколько мгновений Мэри вынуждена была признать, что их жадные объятия обоюдны. Желание было ошеломляющим, словно удар гонга, которым сама и являешься, и медленно нескончаемо звенишь, и глохнешь сама от себя, резонируя каждым нервом.

Мысль о том, как можно заниматься этим в лифте, обычно смущавшая и приводившая ее в недоумение, теперь возникла с оттенком соблазнительного вопроса, на который совсем нелишним было бы поискать ответ. К чему они, похоже, согласно и стремились, когда лифт остановился, все-таки доказав, что является не таким уж медленным. Да, правда, в нашем мире его назвали бы скоростным, и теперь Мэри готова была признать его несомненную прыть.

«Ой, что-то я не то делаю…» – подумала она, проходя вслед за Евгением просторным коридором к двери с цифрой «тридцать пять». Муж давно уже не баловал ее страстными домогательствами, впрочем, и она его тоже, воспринимая это как одну из неизбежных утрат, характерных для устоявшейся семейной жизни, быть может, достойную наибольшего сожаления. И она ясно отдавала себе отчет, что воспламенил ее только что, как порох спичку, вовсе не Ген, а кто-то другой, неизвестный, проявившийся в нем лишь тут, о чьем существовании она до сих пор не подозревала. То есть по сути она страстно желала чужого, совершенно незнакомого ей человека. И этому человеку до нее – а ведь права была «кошка»! – по большому счету очень мало дела, что при иных обстоятельствах могло бы быть несущественно и даже удобно, но только не в случае, когда ты-то точно знаешь, что в другом, не менее реальном мире это как-никак твой муж. А здесь ты у него идешь под грифом «небольшое развлечение», причем из разряда достаточно легкодоступных. Да ведь он, наверное, считает, что она специально «потеряла» сумочку' Как подъехал-то – уверенно, явно не сомневаясь, что она сама готова выпрыгнуть из трусиков, до квартиры ей невтерпеж доехать, о как!

А квартира между тем была вот она, уже открытая перед нею. И если она собиралась вылить ушат воды на все, только что запаленное и еще полыхающее – в глазах, в груди, в кончиках пальцев, – то это следовало делать немедленно, пока он закрывал дверь. Иначе этот пожар грозил стать неподконтрольным.

– Простите, Евгений, я сегодня безумно устала. Просто не знаю, что на меня нашло… – пробормотала она, стаскивая с ног спортивные туфли Мыши. – Мне бы глотнуть какого-нибудь чаю и спать. Можно?.. – На самом деле она хотела бы уйти на боковую сразу, безо всякого чая, но так вот, придя к человеку, прямо с порога валиться в постель?.. Невежливо, что ли.

– Может быть, коньяка?.. – спросил он мрачновато, как бы с понимающим сочувствием и все ещё с надеждой.

– Нет-нет, только чаю. Можно просто воды.

– Хорошо. Проходи сюда. Я сейчас.

«Сюда» оказалось понятием просторным, разветвленным, очень дорого отделанным и почти пустым в смысле меблировки. И к тому же еще двухэтажным. Мэри нашла одну кровать – черный, не менее чем шестиспальный квадрат, стоявший в полном одиночестве посреди белого зала. Ассоциацию с самым известным геометрическим полотном нарушало кривое положение кровати, как если бы знаменитый «Черный квадрат» покосился на белом фоне градусов эдак на пятнадцать, так что картину следовало бы назвать «Квадрат под градусом». Можно было бы еще добавить «крепленым». На эту «хмельную» фигуру Мэри садиться не стала, чтобы не искушать судьбу: когда только что чуть не пропала в лифте, так в этом «черном квадрате» канешь, почище чем в омуте. Диван в соседней комнате выглядел более безопасным, он был односпален, но менее одинок, поскольку перед ним стоял телевизор.

– Хочешь спать здесь?

– Ну, если можно… Это что, ваш домашний кинотеатр?

– Что-то вроде, – усмехнулся Евгений и сел рядом – не близко, практически напротив и протянул ей чашку чая на блюдце. И внимательно смотрел, как проводит она пальцем по ободку с египетским узором.

– Здесь часто бывают женщины? – почему-то такой вопрос ей было задать легче, чем спросить просто – есть ли у него женщина? Ведь ее именно это интересовало.

– Нечасто, – ответил он и ни с того ни с сего добавил: – Дежавю… – продолжая глядеть на чашку в ее руках.

Руки Мэри дрогнули, фарфоровое донышко звякнуло о блюдце. На прошлый Новый год Ген подарил ей такой же чайный сервиз.

– Ты ведь очень сильная? – спросил он. Вопрос был странный, неоднозначный.

– Почему вы спрашиваете?..

– Ну, ты же из Корифеев Экстремального Ти-Ви. Так ведь ваша группа называется? И очень смелая для женщины. Чертовски. Почему ты меня боишься?

– Просто я устала… – вздохнула она и спряталась за чашкой.

Евгений качнул головой:

– Боишься. Я это вижу. Чувствую.

Мэри поставила на блюдце чашку, медленно подняла глаза и поглядела на него некоторое время молча.

Женщины порой отвечают, что боятся себя. Иногда это является правдой. Не так страшно отпустить себя сейчас, дать себе волю раскрыться, позволить кому-то прикоснуться – не к телу, к твоему сердцу. Страшнее потом каждый день улыбаться, надеяться на звонок и глотать едкие слезы, делая вид, что у тебя все отлично. Мужчинам трудно это понять, у мужчин другие страхи.

– Это вы меня боитесь, – сказала Мэри.

Она подозревала, что ни один из Смеляковых ни за что не признался бы в справедливости подобного замечания. А Евгений согласился:

– Может быть… – и это уже было немало.

– Потому что ты – это очень серьезно, – сказал он.

Не всегда – ой и не всегда! – мы держимся до последнего, выполняя данные себе зароки. Любая стойкость имеет какие-то пределы. Ну хорошо, не любая, но женская в подобного рода противостоянии определенно имеет. Тем паче что в ее случае речь шла не о первом встречном, а…

Значит, есть между ними какая-то неразрывная связь – не просто запись с одним из них в пыльной регистрационной книге, не случайный перекресток судеб в одном из миров, а выходит, что и иная, непостижимая обычным разумением.

Протянутая через мироздания.

Он взял из ее рук далеко еще не допитую чашку И поставил на пол.

И в это время у него зазвонил мобильный телефон.

Он сказал в него: «Да» – уже покидая комнату.

Естественно, Мэри подумала, что это женщина: с другом можно было перекинуться парой слов, не опасаясь ее ушей, для звонка по работе было поздновато.

Однако она не знала, что для его работы таких слов как «поздновато» просто не существует, равно как и «рановато».

– Ты у нас киношников консультируешь, – говорил в трубке мужской голос, сегодня чуть менее начальственный и более доброжелательный. Это означало, что дело намечается вряд ли серьезное, скорее что-то формальное. – Там в штате экстремального Ти-Ви есть одна трюкачка, зовут Мария Ветер.

– Да. Я ее знаю, – сказал Смеляков недрогнувшим голосом.

– Тем лучше. Выясни о ней все, что сможешь, поговори лично. Вопросы самые общие – о жизни, о семье, о работе… Ты понял? – казалось, что собеседник на том конце провода и сам находится в некотором затруднении относительно смысла задания, что было ему совсем не свойственно: майор Федор Михайлович Каневич отличался предельной четкостью в формулировках, особенно если дело касалось постановки перед сотрудниками оперативных задач.

– Есть что-то конкретное, что я должен узнать? – спросил Евгений.

– Ты, кхм… В общем, ты должен установить, точно ли это Мария Ветер. Любые несостыковки в биографии, поведении, внешности могут иметь значение. Раз ты ее знаешь, то это упрощает дело – должен и так заметить разницу. Сопоставишь и завтра же вечером мне подробный отчет.

– Так точно.

Мэри сидела перед нарочито громко орущим телевизором, переключая его с программы на программу. Порой она хмыкала. Иногда смеялась. И лишь мельком взглянула на вошедшего Смелякова.

Вовремя же ему позвонили. Вовремя! А то она уже готова была обнять его за шею и… Ну, и все остальное. Для закрепления близких связей в масштабах мироздания, видите ли, а нет чтобы подумать и не усугублять свое и без того шаткое положение экспериментами по контактам третьего… Нет, третьего это с инопланетянами, а с параллельными мужьями это будут связи какого рода?.. Ясно одно, что крышу от них сносит просто ураганно. А в свете того, что там уже и так практически все снесено и ничего не осталось, не мешало бы ей держаться покрепче за последние, может быть, две соломинки.

Евгений тем временем машинально поднял с пола чашку, огляделся, словно в поисках, куда б ее поставить – будто не знал, что некуда, – и опустился на свое прежнее место с чашкой в руках.

Мэри наконец к нему обернулась – все тот же Смеляков номер три? А то мало ли… Да, именно он, может быть, чуть более бледный, пригублял ее чай.

– Хотите таким способом узнать мои мысли? – поинтересовалась Мэри.

– Хотел бы, но не выходит, – сказал он. – Но я же могу просто спросить?

– Я бы с удовольствием ответила, только, кажется, уже засыпаю, – сказала она с оттенком тайного сожаления: какое приятное, давно забытое чувство – купаться в искреннем внимании Евгения Смелякова. Однако его вопросы – это как раз то, чего ей сейчас и не хватало.

– Да, конечно… – он было поднялся, потом сказал: – Ты сегодня была великолепна. Я бы сказал просто – хорошо работала, если бы не этот трюк, когда ты на лету вдруг разом стала иной. Борянский, Безногов, все с этого момента глаз не отрывали от экранов. У Андрея твой рейтинг подскочил вдвое. Я еще не смотрел пленку, некогда было, завтра обязательно посмотрю, а пока просто расскажи, как ты это сделала?

«Нет, видно, придется порадовать его искренним ответом», – вздохнула мысленно Мэри: «Ну, извини, сам напросился». И объяснила:

– Я как раз в тот момент выскочила из другого мира Просто там я так одеваюсь. А здесь иначе. И волосы там по-другому ношу. Ты же не только про одежду спрашиваешь, верно?..

«Ну и хватит с тебя», – подумала она, с затаенной улыбкой наблюдая, как Евгений поднимается с глубоким вздохом. «Информацию о том, что в моем мире мы с тобой супруги и уже до смерти друг другу надоели, оставим до лучших времен».

– Отдыхай. Сейчас принесу тебе белье, – сказал он.

Когда Евгений вернулся со стопкой белья, он нашел Мэри откинувшейся на подушки и, несмотря на надрывающийся телевизор, сморенной сном – увы, не безмятежным, а действительно смертельно усталым.

Из сна Мэри выходила поступательно:

1. «Есть контакт».

2. «С контактом, кажется, можно повременить – суббота».

3. «А караульный какой-то вчера был фильм, жаль, не досмотрела…»

4. «Мама!..»

Мэри в смятении открыла глаза – было утро, льющееся в широченное окно без признаков штор. Она лежала одетая, хоть и под одеялом, на диване посреди комнаты, больше заслуживающей названия зала, под головой была пуховая подушка. Напротив стоял телевизор, выключенный.

Жаль, говоришь, что не досмотрела? Пожалте, только для вас – вторая серия.

Жизнь, пусть и далеко ушедшая от реальной, продолжалась, и сейчас главной героине не помешали бы водные процедуры. Поднявшись, она отправилась на поиски ванной.

Немного терпения, плюс наитие, свойственное живому существу в поисках источников воды на необозримых пространствах, и она оказалась возле двери, похожей на «ту». Дальше по коридору, если опять же верить наитию, свойственному живому существу в поисках пищи, была кухня, и оттуда доносились какие-то звуки. Но прежде, чем выяснять, кто это там шевелится, и показываться ему на глаза, Мэри следовало позаботиться о том, чтобы этим глазам предстало что-то более или менее приглядное. Она открыла дверь и даже успела увидеть краем глаза что-то вроде миниатюрного бассейна дымчатого мрамора, когда…

– Мэри? Проснулась? – донесся оклик со стороны кухни.

Она и не подозревала, что внутри у нее был подвешен на ниточке кирпич, пока он вот только что не оборвался, бухнувшись в живот.

Мэри обернулась. Она уже в достаточной мере проснулась, чтобы ясно помнить, что не называла Евгению этого своего имени. Ни ему, ни кому-либо другому – здесь ее кликали кто как хотел и каждый по-своему. Но только не Мэри.

Первым в голову прыгнул муж. Однако Смеляков, стоявший дальше по коридору, определенно не был ее мужем; уж это-то она могла сказать наверняка, только взглянув на его запавшие щеки. Не говоря уже про поджарое тело, одетое в черные штаны и в черную же рубашку.

– Гений?..

У Мэри мелькнула мысль, что она начинает возвращаться: заснула у Евгения, проснулась у Гения. Теперь, глядишь, и до Гена рукой подать…

– Нам надо поговорить, – сказал он, пошатнув эту надежду.

Вчера на крыше… Смеляков поначалу был одет в точности так же. Вылитый Гений, еще подумала она. И с того же начал…

Она-то считала, что уже составила некую схему, уловила в происходящем определенную логику. Теперь же ощутила с тревогой, плавно переходящей в ужас, что снова перестает что-либо понимать

– Да. Надо, – согласилась она и, прикрыв ванную, направилась мимо Смелякова туда, откуда он явился и куда пригласительно указывал – предположительно, на кухню. Омовение подождет, ей сейчас без острой нужды нельзя было уединяться – а ну как он опять исчезнет, а вместе с ним и призрачный шанс в чем-то разобраться: он Гений, ему и карты в руки.

Постой-ка! Раз он Гений и является, понимаешь, без спросу там и сям, так, может, он имеет ко всему происходящему непосредственное отношение?

В общем, есть о чем поговорить…

Ну, вот и пришли. Определение «кухня» с натяжечкой, но подходило: все-таки здесь имелись холодильник, плита и раковина. В большей мере напрашивалось определение «бар» – небольшой такой, эксклюзивный, на пару-тройку столиков, или, допустим, на один, каковой тут и имелся, причем уже накрытый, можно сказать, легким завтраком на двоих.

«Неплохо поживает неженатый Смеляков», – эта явившаяся уже не впервые мысль не отзывалась в груди особой радостью. Впрочем, и Ветер без него кое-чего добилась в своей профессиональной сфере.

Если вечером их связывали незримые нити, протянутые через множественные миры, то с утра все, на что ни кинешь взгляд, ненавязчиво указывало, насколько ошибочным был этот брак, заключенный в одном из этих самых миров.

– Присаживайся. Ты, насколько я помню, пьешь чай, – сказал Смеляков, наливая из заварочного чайника бордовую дымящуюся жидкость в ту самую «египетскую» чашку. Взгляд Мэри был направлен чуть правее, где возле тарелки с нарезанной ветчиной лежал большой черный пистолет. Он был немного необычной формы, с утолщенным стволом – ну так и все здесь было для нее не совсем обычным, начиная с вертолетов без винта.

– У меня есть к тебе пара вопросов, – сказал Смеляков, закончив с разливанием чая, – и я почему-то уверен, что они не покажутся тебе странными.

Он сел напротив и поглядел на нее глазами, какие, наверное, должны быть у лаборанта, изучающего в микроскоп новую форму жизни. Потом спросил:

– Кто ты, Мэри?.. Откуда ты?..

Появился ужасный соблазн ответить глухим голосом: «Я с другой планеты!»

– Ты действительно Гений? – уточнила она на всякий случай. Вопрос был неоднозначен – что называется, на засыпку: тот, кого она имела в виду, должен был правильно его понять.

– Рискуя показаться нескромным, вынужден признать, что в достаточно узком кругу меня так называют.

– Ну, тогда, – с облегчением сказала она, – я оттуда же, откуда и ты. – Мэри решила на начальном этапе не усложнять комбинацию. – Я с кем-то здесь поменялась местами – не знаю, почему, не могу объяснить. А ты? Может быть, ты сможешь объяснить, как произошло, что ты появился здесь вместо Евгения?

– Не вместо, а вместе, – сказал он и пояснил со вздохом: – Нас здесь двое. И оба Евгении Смеляковы. И один из нас, как я подозреваю, явно тут лишний.

Мэри непонимающе встряхнула головой:

– Погоди. Так ты себя… То есть его не заменил?.. – после этих слов она огляделась, словно в ожидании, что сейчас же немедленно из-за косяка выступит второй Смеляков. Или выйдет из шкафа. Новых Смеляковых не появлялось, и Мэри посмотрела на пистолет. В груди пробежал неприятный холодок.

– Заменил?.. – переспросил Гений. – Как ты заменила Мышь?

Мэри насупилась:

– Когда ты догадался?..

Он пожал плечами:

– Сначала я подумал, что ты – это Мышь, просто водишь всех нас за нос, играешься. Это казалось забавным. Потом, когда Фил разбился.. Перед глазами прошла рябь. Я, черт возьми, думал, что это слезы! Но все кругом стало иным: обстановка, люди…

Мэри поняла, что он ощущает потребность высказаться, облечь произошедшее в слова, чтобы, быть может, убедиться, что не сошел с ума, когда окружающая реальность, казавшаяся всегда такой прочной и незыблемой, впервые стала иной, и при этом не менее незыблемой.

– …Но были среди них и знакомые, – продолжал он. – Скажем так, чем-то знакомые. Ты знаешь, о ком я говорю. Я стал осторожно с ними общаться. И кое-что для себя выяснил. Потом на крышу прилетели вы – Фил, живой и невредимый, Милли, Светлана и ты, Мэри, ничуть не изменившаяся, даже одетая в точности так же. Тогда я понял, что неспроста за тобой охотилась ФСК. За тобой, Марией Ветер, тогда я уже был в этом уверен, потому что… – Он достал из нагрудного кармана красную книжечку, положил и подвинул по столу.

Мэри посмотрела – это был ее паспорт, со старой фамилией и с фотографией в очках. «То-то бы он удивился, если б увидел мой теперешний!..» – подумала она. «Может, это и к лучшему, что я не имею привычки таскать его в кармане?..»

– Он был в твоей сумочке. Следующей у меня появилась догадка, как ты «заменила» Мышь. После трюка я подошел к тебе, но потом, на счастье, обернулся. И увидел себя.

Мэри вспомнила, как сама встретила в собственной кухне девушку, которую, правда, за себя тогда не признала.

– Увидел, и?.. – спросила она.

– Народу вокруг тебя толпилось достаточно, я просто ушел, и никто, по-моему, моего чудесного раздвоения не заметил.

– Значит, ты оттуда просто ушел?..

– Поехал домой. Сомневался, в ходу ли тут наши деньги, но таксист их взял охотно. И адрес у него удивления не вызвал.

– Домой, ну да, это понятно… А как ты сюда попал?

– Потому что это и есть мой дом! Был… – поправился Гений, болезненно поморщившись.

Скорее всего он даже не догадывался, насколько прекрасно Мэри понимает его ощущения от объективной реальности, ставшей вдруг не больно-то объективной – что особенно обидно, если не сказать возмутительно, когда дело касается твоей частной собственности. Но… «Значит, он находился здесь, где-то рядом, со вчерашнего вечера?..»

– Я понимаю, о чем ты говоришь. Я имела в виду – как ты сюда попал через все эти мудреные домофоны?

– А все совпало, – улыбнулся он, – код подъезда и ключ от квартиры, идентификация голоса и папиллярного рисунка. Как я понял, тут еще автоматически проводится генотест, так вот он, судя по всему, тоже не подвел.

Мэри даже присвистнула. Насчет генов (с маленькой буквы) она не могла сказать с уверенностью, но знала, что отпечатки пальцев различны даже у близнецов.

– Значит, ты пришел сюда до нас? То есть охранная система пропустила в дом одного за другим двух Смеляковых?..

– Пропустила, как видишь, и даже в ус не дунула. Автоматика! У живых консьержей много минусов, но есть и свои маленькие плюсы.

– Понятно. Они умеют считать. – пробормотала Мэри. – Выходит, ты тут прятался. Мы тебя не заметили и спокойно попили чаю, потом я уснула.

Она испытующе глядела на него, избегая коситься на пистолет, а его взгляд говорил: «Нет уж, ты спроси».

И она спросила:

– Куда ты дел Евгения?

Гений кивнул и хмыкнул:

– В самую точку! Он сам никуда бы отсюда не делся, верно? А в другое измерение? Нет? Я тоже почему-то думаю, что без тебя никак. Ладно, не буду томить: он лежит в той комнате, где одна большая черная кровать. На ней, естественно. Потому что, – Гений взял пистолет, – я выстрелил в него из этой штуки. Это из его арсенала, у него наверху, между прочим, неплохой арсенал. Этот ствол называется, только не пугайся, парализатор.

Мэри перевела дух: парализатор – это не должно быть смертельно. Она вообще-то подозревала, что Гений вряд ли мог докатиться до убийства просто кого бы то ни было, тем паче своего двойника. Он-то не мог, но, черт его знает, как сработало непонятное оружие…

– Ты уверен? Откуда ты знаешь? А вдруг?..

– Вдруг я случайно прикончил здешнего, хм, себя? Ты же не считаешь меня идиотом? Я здесь коннектился. Система «ГТК-18 „Зефф“, – он повернул пистолет боком – на стволе виднелся фабричный штамп. Гений переместил небольшой рычажок на вторую риску: – Разряд второго класса, замедление деятельности переднего отдела головного мозга на тринадцать часов. Только и всего.

– Значит, всего на тринадцать? Если ты уложил его вечером…

– Была у меня поначалу такая соблазнительная мысль, но я немножко подумал и решил, что разумнее будет отключить его утром. Чем позже, тем лучше, но пришлось в шесть, когда у него зазвонил будильник. Он стал спать дальше, а я получил в своё распоряжение целый день.

– Как это – в свое распоряжение?..

– Я уже сказал: один из Смеляковых здесь лишний, и по всему выходит, что это я. Но, коль скоро у меня появилось некоторое преимущество, то почему бы на денек не изменить условия?

– И в чем же твое преимущество? Знаешь, несмотря на одинаковый набор хромосом и отпечатков, вы очень разные. Ты не можешь его заменить!

– Ну, это как сказать, – рассуждал Гений, прихлебывая чай. – Во-первых, отвечая на твой вопрос: я узнал о его существовании, а он о моем – нет. Мне теперь известен круг его профессиональной деятельности – примерно, потому что он меня интересует в весьма относительном аспекте.

– В каком же, если не секрет?

– Ты заметила, – улыбнулся Гений, – что мы с тобой плавно переходим к делам? Не забыла, что мы в недавнем прошлом стали участниками небольшого соглашения?

– Которое мы, насколько я понимаю, не выполнили, – сказала Мэри.

– Хотя в нашем положении трудно утверждать что-либо с уверенностью, но скорее всего да, – кивнул он, доставая из кармана на сей раз какие-то бумажки. – Итак, будем считать, что мы его не выполнили. Тем не менее у нас на руках остались чеки на общую сумму… – Он просмотрел по очереди листочки, как бы производя подсчет, хотя Мэри не сомневалась, что итог ему и без того отлично известен. – Около двухсот тысяч долларов, – сказал Гений.

– И все они принадлежат лицу, выигравшему спор, – переведя дух, сказала Мэри, прекрасно помнившая, что все подписанные бумажки со стола забрала в свою сумочку Ивона. Выходит, что ее, Мэри, сумка была не единственной, в которой Гений произвел небольшую инспекцию.

– Конечно, – согласился он. – И Андрей Валентинович их, разумеется, получит: партнеры выпишут ему новые чеки, а эти при предъявлении в банке будут арестованы. Вместе с предъявителем. Но это «там». Здешний Андрей Валентинович и его друзья, как выяснилось, никаких пари не заключали и чеков не выписывали.

– Слушай, – сказала Мэри, – если ты хочешь их ограбить, подставив здешнего Смелякова…

– Их, пожалуй, ограбишь, – проворчал Гений. – Они сами кого хочешь… Ладно, речь не о том. Если даже допустить, что эти чеки здесь подлинны, никто не будет обналичивать такие суммы, не запросив подтверждения вкладчиков. Так что пока все просто: сегодня ты Мария Ветер, – он кивнул на ее паспорт, – каскадер Экстремального Телевидения, а я Евгений Смеляков, капитан специального отдела ФСК, – и он предъявил ей пластиковую карточку со своей фотографией – то есть с фотографией, напоминавшей его гораздо больше, чем фото в паспорте напоминало Мэри – и с золотым обрезом. Все выглядело солидно и было скреплено гербовой печатью.

– И у меня есть для вас работа, – сказал он. – Работа для КЭТ.

Мэри глядела на него изумленно: у человека внезапно выбивают почву из-под ног – да что там почву, выбивают целый мир, где у него имелся определенный статус, была своя ниша с четкими планами и неотложными делами, и подсовывают ему другой – как хочешь, так и трепыхайся. И вот, не проходит и суток, как у него уже имеется работа для каскадерской команды.

Он что, и вправду Гений?..

– Ты хоть понимаешь, в каком мы находимся положении? – задала она чисто риторический вопрос, но следующий получился конкретнее: – Зачем тебе это надо?..

– А у тебя необычные глаза – сиреневые… сиреневатые. Не могу понять, ты носишь контактные линзы?

Мэри тяжело вздохнула, закатив предметы столь пристального внимания. Вздохнул и он, сметая со стола ладонью несуществующие крошки:

– Ты можешь сказать, когда это закончится?

– Но я действительно не знаю… – ответила она.

– Допустим, не знаешь. Предположим, что ты внезапно, ничего не зная и не ведая, поменялась местами с Мышкой, а потом с Машкой. Я правильно излагаю? Так вот. Ты же не забилась со страху под кровать в ожидании, когда представление закончится? Ты вряд ли соображала, в каком положении находишься и кто тебя в это положение поставил, и все же рискнула принять участие, верно? Как тебе мой вопрос – а зачем?

– Но я оказалась одна! Я хотела разобраться и… – она чуть не ляпнула «найти мужа» – …ну, и как-то вернуть все на свои места, – пробормотала Мэри.

– Извини, но мы теряем время, – сказал Гений. – Считай, что я предпринимаю собственную попытку вернуть все на свои места. Ты, кажется, хотела пойти в ванную? Давай, приводи себя в порядок и все такое, поешь, кстати. А я займусь делами. Да, и если решишь исчезнуть, хотя бы свистни, чтобы я на тебя не рассчитывал. – Он подмигнул и улыбнулся.

– Если успею, – пообещала Мэри без тени усмешки.

А если действительно происходит обмен? Тогда никакой свист не поможет, просто Гению придется налаживать контакт с другой Марией. И он, надо думать, справится: при всех отличиях в мирах имелись и некие постоянные – такие, например, как солнце в небе и неравнодушие Ветер к Смеляковым. В этой связи ее главным образом занимало, где оказалась Мышка: по всему выходило, что у нее в доме. Мэри даже представить не бралась, как для несчастной сложилась ситуация; ясно только, что Ген не мог принять ее за жену – это исключено! Но если – чисто теоретически! – между ними что-то сложилось, то… то…

В дверь ванной постучали, сквозь шум воды донесся голос Гения:

– Мэри, я должен отлучиться часа на три. Надеюсь по возвращении найти тебя.

– Хорошо!

– …то иссохшая от любви Мышка получила за ее счет немного счастья, а Смелякову не пришлось переживать из-за исчезновения жены. Почему-то ни то, ни другое не вызвало в Мэри особого восторга.

В джакузи она не полезла – ох, и не до того сейчас, чтобы нежиться в пенных струях! – а ополоснулась в душевой камере, «простирнула» ионным душем одежду, оделась в нее и вернулась в кухню-бар.

Пистолета на столе не было – прибрал, значит, от греха. Да ведь в случае чего здесь наверху целый арсенал, о чем сам же он ей и проговорился. А чай все еще стоял, как и легкая, наскоро приготовленная закуска – простенький завтрак чужих, похитителей ваших, дорогие хозяева, жизней. Пусть невольных, пусть временных – кому от этого легче? Никому – и нам в том числе.

Поразмыслив немного, Мэри выбрала из батареи на полке бутылку вермута, налила себе с полстакана, выпила и заела ветчиной. Для храбрости. А потом отправилась в комнату-спальню, оправдываясь про себя тем, что все-таки не мешало бы убедиться в его словах.

На черном квадрате под наполовину сбившимся одеялом лежал человек. Было похоже, что он спит, только дыхания совсем не было слышно.

Осторожно ступая, словно боясь – да в самом деле боясь! – разбудить, Мэри подошла и чуть наклонилась вперед, разглядывая его, хотя, едва увидев, не сомневалась, что это Смеляков. Во сне он стал больше похож на ее Гена – лицом, потому что в теле – Мэри вздохнула – наблюдалась изрядная разница. Запустила она своего Смелякова, так что с неженатыми двойниками его объединяла, похоже, только общая конституция скелета, впрочем, спрятанного в Гене так глубоко, что практически не прощупывался. И еще чуть вытянутая родинка величиной с копейку под левой грудью. Она едва заметно вздымалась и опадала.