Текст книги "На небе ни звезды"

Автор книги: Мария Серрадо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Валери понимала, что нужно время, чтобы отойти от шока. Она села на покосившуюся скамейку и посмотрела на здание: двери упали, два окна были разбиты (одно из них было вырвано вместе с рамой), стена рядом с левой створкой двери повреждена, большой зал пустовал. Александр что-то говорил, стоя рядом, и несколько раз пытался ее увести, но Валери продолжала сидеть и смотреть на здание. Шум и движение вокруг ее не беспокоили: она почти ничего не слышала.

Скорая приехала только через сорок минут. Девушку, которая так и не пришла в сознание, погрузили в машину. Подул сильный ветер, и в глаза полетел песок. Полиция начала сгонять оставшийся народ к медикам, но почти все уже давно разъехались: тех, кто сидел внутри, не затронуло, и они в первые десять минут после происшествия в панике разбежались.

Валери догадывалась, кто это сделал. Все догадывались. Никто не говорил об этом вслух, но люди понимали, что рано или поздно это случится и в их городке. Куда бы ты ни поехал, где бы ни пытался жить мирно и спокойно, они появятся и там. И они запросто уничтожат твою маленькую трусливую жизнь ради их высокой цели. И не в 7:00 двадцать восьмого мая, а тогда, когда ты меньше всего ждешь.

Глава 3
Пиратский порт

Интерьер магазина не изменился, но в его стенах присутствовал иной дух, будто уже много лет здесь заправляли другие люди. В зал через открытое окно проникал яркий солнечный свет, и пыль плыла в его теплых лучах, разгоняемая работающим вентилятором.

Глаза закрывались, рука не держала ручку: трехчасовой сон и общая апатичная атмосфера дня соединились в своем разрушительном воздействии на ее способность размышлять и быстро реагировать. Валери отрезала полоску скотча и прикрепила к стеклу объявление «Ликвидация. До 30 июня скидка 50% на все», и в тот момент магазин стал для нее совсем чужим – будто просто переключили тумблер.

Канцелярский никогда не прогорает – этот пункт ей пришлось вычеркнуть из списка неоспоримых фактов, и она терла ластиком бумагу, пока на месте этой фразы не образовалась рваная дыра, сквозь которую был виден правый нижний угол их семейного фото: локоть Валери и обрубок ее лилового платья – все это было измазано чернилами.

Доктор Готланд уже подписал договор об аренде. За совсем низкую цену новому владельцу помещения удалось уладить все формальности и начать приготовления к оборудованию здесь частного стоматологического кабинета. Ни Валери, ни ее отца не порадовало увеличение в городе количества зубодеров, но, должно быть, они нужнее людям, чем вторичные материалы лесопереработки. Ведь писать можно на туалетной бумаге или на салфетке, даже на коре деревьев; в конце концов, даже в блокнотах, которые продает другая сеть канцелярских, выдавившая их с рынка Линдо. А здоровье ваших зубов в руках доброго доктора Готланда, будь он проклят, то есть счастлив.

Возле кассы шуршал бумажками Ангус, а точнее, Ангус Проповедник, их старый продавец. Он уже пятнадцать лет следил за их книжными и только два года назад перешел сюда пробивать ручки, тетради и остальные мелочи для школы и офиса: сказал, что в этом районе люди лучше, то есть, почва более благодатная. Им он и собирался высказывать свои убеждения о том, что нельзя загрязнять окружающую среду, иначе природа начнет строить козни людям, и весь мир заполонят ранее невиданные существа размером со слона. Должно быть, он с чем-то переборщил на опиумных вечеринках, которые были неотъемлемой частью его бурной молодости, но Валери он даже нравился, если не жужжал весь день. Сначала слушать его было занятно, но уже через полчаса его речевые обороты, скопированные из дешевых классиков, вызывали только раздражение. Валери смотрела на его морщинистое лицо и была рада, что они больше не увидятся.

Валери вытащила из ящика стола их оставшиеся семейные фото и бросила их в мусорный бак. Вынув все безделушки и бумагу из шкафчика, она заперла его и оставила ключи на крючке – для нового хозяина.

–Мой отец приедет через две недели и закончит здесь, – сказала она Проповеднику, который посмотрел на нее поверх круглых очков. – Я пойду.

–Конечно, уважаемая. Пусть мир улыбается Вам.

–Да, да. До свидания.

Валери не успела закрыть дверь магазина, как кто-то окликнул ее. Она повернулась на голос: это был Ивар Харбор, брат их дорогого посредника, который две недели назад сообщил им неприятные новости. Его удрученный вид взволновал Валери, но она не показала. Нельзя было позволять ему вывести себя из равновесия ни на секунду.

–Не ожидала тебя здесь увидеть.

–А я не ждал, что найду тебя. Ты же всего на один день?

–Да. Пришел попрощаться?

–Можно и так сказать, – Ивар шел рядом с ней, считая линии на асфальте. –Мне жаль, что все так вышло. С магазином. И с остальными.

–Что ж, наверное, так было нужно. Больше у меня нет объяснения.

–Но я уверен, вы все наверстаете. Ты наверстаешь.

–Нет, Ивар, я отхожу от дел. Пусть мой отец теперь всем занимается. Я устала.

–Но… что тогда будет?

–Не знаю. Просто, что бы я ни делала, отец все равно испортит результат. Если я для кого и буду стараться, то только для себя. Он теперь работает на государство, и должность прибыльная, если уметь извлечь из нее прибыль, а он в этом не силен, ты знаешь. Быть чиновником для него внове.

–Что ж, желаю ему удачи. Надеюсь, все наладится, – юноша нервно сжимал шляпу.

–Хорошо, я передам.

Мимо проехал фургон, из окон которого вырывалась мелодия, которая играла во всех ресторанах два года назад. Валери проводила его взглядом.

–Да что с тобой такое? – Ивар подошел спереди и посмотрел ей в глаза.

–А что со мной? – удивилась она.

–Мы же так долго были друзьями, а ты вот так…

–Не придумывай, мы с тобой никогда тесно не общались. Почему ты вдруг про дружбу? Тем более, мы переехали, ты в курсе. Какая уж теперь дружба? – Валери потупилась. Ей стало неприятно от сказанных слов. Получилось совсем не то, что она на самом деле хотела сказать.

Ивар молча шел рядом.

–Мне правда жаль, что вы с отцом уехали. Я надеялся, что вы останетесь, и мы будем общаться чаще. Мне кажется, наши родители бы этого хотели.

–Прости, но ты понятия не имеешь, чего они на самом деле хотят. И давай не будем больше об этом.

–Как тебе Калле? – Он быстро сменил тему.

–Скучный. И там почти никогда не бывает солнца. По крайней мере, весной.

–Но зато природа на островах намного красивее, чем у нас. Я читал.

–Возможно, я еще не успела оценить.

–Если буду там проездом, можно к тебе заглянуть?

–Разумеется.

Ни ногой в мой дом, даже не думай!!!

–А как тебе местные? Уже появились друзья?

Из-за двух значений этого слова Валери не знала, как интерпретировать вопрос. Она решила пойти по простому пути.

–Да, есть кое-кто. Дружу с двумя одноклассницами. Они интересные девушки. Ходим в кино, гуляем вместе, одна даже домой пригласила. В общем, как обычно.

–И тебе не хочется…ну, нестандартного общения? Не хочешь поговорить об истории?

–Что, прости? Я ясно выразилась в прошлую нашу встречу. Или нужно яснее?

–Да брось, я просто спросил.

–Лучше бы молчал.

–Больше не скажу ни слова об этом. Не думал, что так тебя задену.

–Ты не задел.

–Ну, да… И послушай, я хочу, чтобы ты знала: Роки никак не связан с вашими неудачами. Ты думаешь, что он как-то способствовал закрытию магазина, но нет.

–Да, конечно. Роки Харбор тихо сидел в сторонке, когда появилась возможность прибрать к рукам контроль над нашим бизнесом. Конечно, это так логично.

–Неужели ты не можешь просто мне поверить?

–Не нужно его выгораживать. Ему тридцать, нужно обеспечивать семью. Кстати, как Матильда? Как племянник? Я, можно сказать, даже понимаю Роки. На его месте я бы поступила также. Но все это не делает его поступок менее гнусным. Если хочешь, передай ему мои слова.

–Я не стану.

–Как хочешь.

–И ты точно не можешь все вернуть? Нет никакого плана?

–Никакого плана нет.

–Не могу поверить, что у тебя нет плана. Скорее, солнце перестанет светить. Вы же можете вернуться и попробовать снова.

–Нет. Только не здесь.

–И что ты будешь делать?

–Буду учиться. И жить, как получится.

–И ты не хочешь чего-то еще, чего-то большего?

Она хотела, чтобы ее отец из бесхребетного тюфяка превратился в гангстера. Хотела, чтобы она спокойно могла взять пистолет, прийти ночью в дом Харборов и убить обоих братьев и их родителей. Хотела устроить нестандартное общение, засунув дуло пистолета ему в рот.

–Нет, ничего, – спокойно ответила она.

Какое-то время они молча шли, уставившись на асфальт.

–Ивар, пойми: все мы живем, как получится, и не нужно делать из этого трагедию. А сейчас мне пора идти, – Валери прибавила шагу, чтобы успеть сесть на только что подошедший к остановке трамвай – он ехал совсем не туда, куда ей было нужно, в совершенно другую сторону, но в тот конкретный момент это не имело значения.

–Но все же будет хорошо? – спросил он, догоняя ее и обращая к ней потерянный взгляд.

Валери обернулась.

–Разумеется, все будет хорошо. Другого выхода нет.

Она запрыгнула в трамвай и быстро смешалась с толпой пассажиров. Она не смотрела в его сторону и не знала, остался ли Ивар на остановке или уже ушел. Валери не хотелось говорить с ним ни минуты более, и она была рада тому, что так удачно уехала. Иначе пришлось бы еще долго выжимать из себя фразы, как сок из засохшего лимона. Ивар был из тех людей, которые никогда не хотят расставаться: они могут тянуть беседу часами, шаря в карманах в поисках причины не прощаться. А он еще и ждал от нее обещания вернуться, обещания не терять связь. Он не мог принять простого факта: ее связь с этим городом разорвана.

–Скоро они всех нас потравят газом, – мычал себе под нос старик, сидящий у окна. –Они уже давно плетут этот заговор. Мы им не нужны, им нужна только земля, здесь нефть, где-то глубоко здесь нефть, они знают. Скоро они всех нас потравят газом.

Она старалась не слушать, но он сидел слишком близко. Пассажиров становилось все больше, и не было возможности перейти в другую часть трамвая, не выведя никого из себя. Валери стала прокручивать в голове заученные мелодии, которые заглушали лепетание старика, но в текст незамысловатых песен все время вплетались фразы про заговор, и ей уже начало казаться, что в трамвае пахнет газом.

Валери с трудом протиснулась к дверям и вышла на Круговом бульваре, от которого пешком направилась к портовому району, чтобы проветрить голову. До отправления ее парома оставалось три часа, и Валери села на террасе простенького кафе, откуда открывался вид на причал. Она наблюдала за тем, как солнечные лучи нагревают волны, как тканевые навесы проседают и железные поручни в зоне посадки становятся все горячее. Ей всегда казалось, что она ощущает все эти процессы, их медленное развитие и угасание.

Ей не хотелось думать об Иваре или Проповеднике, но больше никого из знакомых ей встретить не пришлось, и, какими бы кругами ни ходила мысль, все равно по какому-то странному закону она возвращалась к ним. Валери не желала, чтобы они страдали: пули, которыми она недавно жаждала наградить Харборов, были, скорее, милостью. Она была почти уверена, что оба брата будут несчастны, но жить им предстоит долго, и поэтому ей было их искренне жаль. Еще ей было жаль клиентов, которым предстоит выслушивать наставления старика Проповедника за прилавком – как не загрязнять окружающую среду, которую уже никак нельзя спасти, как научиться независимо мыслить в мире, где все от чего-то зависят, как устроить себе незабываемый отдых а-ля-франсэ, когда Французская Коммуна снова закрыла границы. Слишком навязчивый. Это они привыкли к нему и терпели, а другой босс уволит его после первой недели. Его ей тоже было жаль.

Ей также не хотелось вспоминать о произошедшем две недели назад в «Веранде», о разбитых стеклах и обсыпанных осколками коврах. Как потом выяснилось, через порог была перетянута леска, которая приводила в действие механизм. Зацепишь ее – взрыв. И Валери была тем самым человеком, чье движение ноги привело к разрушению части здания. Ей повезло, что она отделалась шоком, парой царапин и сбитыми локтями. Если бы ее не было там в тот вечер, это случилось бы с кем-то другим; в принципе, ничего бы не изменилось, но сам факт того, что она в какой-то степени причастна к взрыву, натолкнул ее на раздумья – туманные и безрезультатные, без определенного предмета – как у нее почти всегда бывает.

Ее чай остывал, и она лениво мешала его ложкой, вглядываясь в маленькие волны, появлявшиеся в чашке. Для нее это было то же самое, что миниатюрная модель мирового океана. Валери осмотрела других сидящих на террасе посетителей: за соседним столиком расположилась компания из четырех девушек примерно ее возраста, в коротких платьях и белых летних шляпах. Ивару она сказала, что дружит как раз с такими. Их болтовню невозможно было не слышать, но Валери даже не думала пересаживаться: в тот момент подобный разговор совершенно никак ее не задевал.

-Да что с тобой сегодня, а? Я не вижу твои суперсиськи! Что ты сделала со своим лифчиком?

Им принесли мороженое, и ложки зазвенели.

Валери думала, куда еще можно пойти, чтобы скоротать время до отправления. Изначально она планировала забрать своих символистов из кладовки книжного магазина на южной окраине города, но потом пришла к выводу, что они совершенно ей не нужны. Они лежали на отдельной полке рядом с рабочим столом бухгалтера, и пару лет назад Валери брала эти аккуратные томики в руки так часто, что они быстро стали потрепанными.

-Отвали. Он никуда не годится! У меня соски торчали через кофту. Теперь у меня другой.

-Теперь ты вообще без сисек!

-Замолкни. Просто этот не такой…рельефный. Будешь у меня дома, покажу тебе красный. Купила на распродаже. Моя маман обзавидовалась.

Когда она была еще ребенком и Альберт только открывал первый книжный, Валери после школы часами просиживала в нем – в зале или служебной коморке – и зачитывалась французской довоенной прозой. Все, написанное в Европе после 1899 года, казалось ей либо неимоверно скучным, либо слишком открыто политизированным – в любом случае, это был госзаказ, а старую литературу с каждым годом печатали все меньше. Валери предсказывала, что последнее переводное издание Поля Верлена будет датироваться 1970 годом.

-Он меня засосал. Это не очень романтично.

-Фууу!

Одна из девушек, кажется, подавилась мороженым.

Поэты всегда создавали особый, принципиально новый тип реальности, в которой человеческий быт отходил на второй план, а символ и символическое приобретали огромное значение. Конструируя собственную модель мира, поэты часто брали за основу фактическую реальность, но в созданных ими произведениях она представала преображенной, полной сложных образов и загадок, которые читатель путем интеллектуальных усилий должен был разгадать.

-Ну, блин, сделай вид, что ты такая недоступная, пусть постарается. Он и на тот браслет раскошелится.

-Будете пиво? Сегодня вечером мы точно должны нажраться.

Новая концепция искусства предполагает полный отказ от предыдущих способов выражения творческого гения. Устаревшие формы отжили свое и должны уступить место новым, экспериментальным техникам. Непрерывно развиваясь и совершенствуя свое духовное чутье, мы приходим к пониманию нашего предназначения и созерцанию великой красоты вселенной.

-Шутишь? Да он урод!

-Похож на бомжа. Он что – рок-н-ролльщик?

Солнце начало странно мигать. Это значило, что, когда она вернется домой, будет уже совсем темно. Она на скорую руку приготовит себе ужин и сядет учить Новейшую историю, читать главу и пересказывать, читать следующую главу и пересказывать. Валери знала, что обязательно найдет в учебнике параграф, в котором упоминается об «Обществе друзей», кратко именуемом ОД, «Общество», даже просто «друзья».

Как говорит универсальный учебник, который должен стоять на полке у каждого уважающего себя гражданина, сначала ОД не было запрещенной организацией, наоборот, существовало в форме мирного движения за права людей, оказавшихся гражданами полугосударств после Разделения 1900 года.

Тогда было много недовольных, и два первых послевоенных десятилетия оказались тяжелыми для всех, особенно для Севера. Французы подписали какой-то хитрый документ и закрыли границы на пятнадцать лет, тем самым сохранив страну целостной. Весь юг, во время войны резко изменивший свое отношение к соседям из Северной Африки, оказался в выигрыше и, сохранив самостоятельность, настроился на процветание. В 1910-е туда рванул поток иммигрантов, который был быстро и резко пресечен объединенным правительством Испания-Италия-Греция. С сороковых годов осесть там стало практически невозможно, даже оформление туристической визы требовало немалых затрат. В это время Западная Европа и Север медленно двигались по наклонной к полному падению экономики, и ситуация зашла так далеко, что остановить это было уже невозможно. Страны-спонсоры построили у них мосты, шоссе, новые школы, но все это приходило в негодность из-за отсутствия внутреннего финансирования: не хватало государственных денег на починку того, что стало неисправным, а местные богачи крайне редко готовы были открыть собственный кошелек ради улучшения жизни в городах. В этом отношении Виктор Гейнсборо с его благотворительностью и поддержанием Калле в чистоте и порядке был исключением: в маленьких городах обычно никто не заботился об уборке улиц и ремонте домов. Ее отец рассказывал, что как-то сел в поезд, отправлявшийся из столицы в восточную часть страны, и понял, что это тот самый поезд, на котором он впервые поехал в университет – это было тридцать с лишним лет назад. Все шло к коллапсу, к огромной вспышке. Именно к этому и стремились «друзья».

В пятидесятые, когда более крупные соседи стали присоединять территории полугосударств, «общество» предприняло ряд акций, которые правительство назвало террористическими. Организация сразу же оказалась вне закона.

Их листовки появлялись на порогах школ и колледжей, в университетских аудиториях, у каждой двери в бедных кварталах, в душных канторах, где день и ночь пахали отчаявшиеся отцы семейств. Они утверждали, что борются за свободу, за независимость страны, которая может окончательно потерять право голоса в решении международных проблем, страны, которая может оказаться лишь незначительной частью крупного Сообщества, относящегося к ней как к ненужному органу, сохраняя ее лишь из-за возможности использовать ее природные ресурсы. Они считали, что обычные люди заснули и не могут пробудиться ото сна, мешающего им трезво оценить ситуацию и начать борьбу за свои права. Чтобы «разбудить» в людях желание бороться, ОД за десять лет подорвало восемнадцать зданий, два моста, вывело из строя несколько поездов. Несколько раненых, но ни одного убитого. У «друзей» не было цели убивать людей. Они хотели подорвать устои пассивного общества, не способного на открытые действия. Никто не знал, сколько людей состоит в «обществе», сколько их точек разбросано по стране и соседним территориям, вообще насколько обширна их сеть. Поговаривали, что у них есть свои люди во всех городах – и на островах, и на материке. Мало кто в это верил, большинство горожан старшего поколения предпочитали вообще не поднимать эту тему, особенно при молодежи: они боялись, что их дети тайно симпатизируют «друзьям». Валери начала думать, боится ли ее отец того же, ведь он ни словом ни обмолвился об «обществе» после той ночи.

До отправления парома оставалось полчаса, когда Валери потащила свой чемодан на борт. В камере хранения, где она его оставила утром, вышла из строя система блокировки, и поэтому ячейку открывали, по ее ощущениям, дольше, чем Америку пятьсот лет назад. Ей пришлось понервничать. Еще одна ущербная деталь в мозаике дня, который становился вязким, бесформенным, тянущимся к провалу.

Валери приподняла чемодан, чтобы ступить на лесенку, и вдруг совсем рядом прозвучал знакомый голос. Снова.

–Давай помогу. Привет.

Это был Генри Филипп, неизвестно откуда там взявшийся. За эти две недели она ни разу не видела его в Калле, но их угораздило встретиться, когда оба находились в другом городе.

–Спасибо, – Валери вслед за ним поднялась на борт, сжимая и расслабляя затекшую руку.

В нижней части парома немногочисленные пассажиры раскладывали вещи, располагались на своих местах, громко разговаривали, жужжали, как насекомые. Пол поскрипывал, и маленькие окна были порядочно заляпаны. Также все было, когда они с отцом возвращались из путешествия, только тогда еще шел дождь, и капли барабанили по навесу, создавая грустную мелодию возвращения домой. Стоило ей только об этом подумать, как кусок воспоминаний приклеился к стенам и въелся в воздух, заставляя память снова и снова откатывать назад.

–Старая ржавая лодка, – произнесла Валери, когда Генри закинул ее чемодан на полку. – Здесь пахнет, как в грязном аквариуме.

Она не знала, зачем вообще это сказала.

–Да, транспорт у нас – что тут скажешь – никуда не годится. А еще постоянно кому-то на борту становится плохо. Морская болезнь. На более новых суднах такого не происходит, их почти не шатает. Особая технология равновесия. Знаешь, в чем суть?

–Нет, никогда об этом не задумывалась, – она удивленно посмотрела на Генри.

–Слушай, я лучше прямо сейчас это скажу, – он постарался выпрямиться. – Извини за то, что я тогда к вам пристал. Это было очень глупо, я вел себя, как идиот.

–Забудь. Мне вечер не это испортило, ты знаешь.

–Еще бы… – Он уставился в пол. – Я потом жалел, что ушел раньше. Может, помог бы кому-то. Я слышал, что скорая приехала поздно, у многих был шок.

–Чем бы ты им помог? Там нужен был врач.

–Я врач. Ну, учился на него четыре года, потом бросил. Но я все помню, – попытался оправдаться он. – Я был одним из лучших студентов.

–Не собираешься продолжить?

–Безусловно. Но вот только не знаю, когда.

–А почему бросил? Не выдержал давления?

–Нет, не совсем, – он замялся. – Я был вынужден… Это сложно, – заключил он, поправляя съехавший галстук.

–Не говори, если не хочешь. Но слишком много людей ничего не хотят мне говорить, и это даже обидно. В каком-то смысле, – добавила она. – Спасибо, что помог с чемоданом. Хорошей поездки тебе, – Валери направилась к лестнице, ведущей на палубу.

Он мигом догнал ее.

–Извини, если обидел. Я не нарочно.

–Не извиняйся. Все в порядке, просто у меня был скучный день, и я встретила кое-кого, с кем не хотела бы видеться.

Генри мгновенно помрачнел.

–Я не про тебя! – она поняла, как это прозвучало, и быстро дала разъяснение. – Встретила днем старого знакомого. Никак не мог отстать.

–А веником не пробовала?

–Что? – спросила она и тут же засмеялась.

–Обычно срабатывает.

Одна простая шутка, и день становился не таким уж плохим.

–Я не могу здесь находиться, – Валери вновь осмотрела бесцветных пассажиров. –Может, поднимемся? Или ты ждешь кого-то?

–Не жду. Конечно, идем.

На палубе было заметно свежее, но, так как солнце еще не село, холод не подступал.

–А что ты делал в Линдо?

–Покупал лекарства. У моей матери проблемы с сердцем. Нужного препарата в городе нет, я приезжаю за ним сюда.

Ни крупинки правды. Было очевидно, что человек, который произносил эти слова, сам себе не верил.

–А что тебе понадобилось? – спросил он.

–Ты же знаешь, что я раньше жила здесь.

–Но вы переехали больше полугода назад. Что теперь тебя связывает с этим местом? Друзья?

–Нужно было разобраться с делами, только и всего. Ничего интересного. Я могу спросить насчет того вечера в «Веранде»?

–Спрашивай. А в чем дело?

–Тебя допрашивали? Ну, потом.

–Да.

–Странно, ведь тебя к тому времени уже там не было.

–Полиция просто хотела разобраться в том, что произошло. Хотя не знаю, к чему столько усилий, – все же ясно. Но это не разговор для двух скучающих пассажиров.

–А ты не знаешь, почему Вида тогда не пришла?

–Ее не было в городе. Она вернулась в Калле под утро, уже после четырех.

–Странно, она ведь обещала прийти. Просто я подумала, что… – Валери сделала паузу, пытаясь угадать, какая тема всплывет в связи с этим в голове у Генри.

–Я уверен, ты всякого наслушалась в школе. Они там такие сплетни распускают. – Он поморщился.

–Я не придаю этому значения. Люди вечно болтают.

Валери понятия не имела, о чем он. По какой-то причине часть сплетен не дошла до нее. Возможно, отец был прав, призывая ее больше общаться с одноклассницами.

–Ты ведь не для матери лекарства покупал?

–Что за вопрос… – Он даже на нее не посмотрел. – Конечно, для нее.

Разум Генри был отделен стеной, которая охраняла его секреты и сдерживала заметные невооруженным взглядом переживания, и эта стена таяла, обнажая все, что он в тот момент чувствовал. Он изо всех сил пытался скрывать эмоции, казаться беспристрастным и говорить обо всем так, будто это его совсем не задевает, но актером он был никудышным, и все, что он хотел скрыть, выплескивалось наружу. Валери понимала, что невероятно близка к моменту, когда стена полностью падет, и у Генри не останется от нее абсолютно никаких тайн.

–Хм. Ладно, пусть так, – Валери крепко взялась за поручни и высунула часть туловища за борт, а потом, сделав несколько глубоких вдохов, вернулась в прежнее положение и стала наблюдать за мерным движением волн. – Я уже поняла, что чужакам вы свои секреты не выдаете.

–Да брось. Это вовсе не секреты. Просто кое-кто у нас в городе очень любит мистифицировать и нагонять на все туман.

–Ты встречал ее в тот вечер?

–Да, еще бы, – сказал он и тут же осекся.

–Но у Александра ты допытывался, где ее найти.

–Ну, это совсем другое. Я просто хотел его запутать, заставить волноваться. Понимаешь, заставить его почувствовать, что ситуация вышла из-под контроля.

–То есть все, что ты у него спрашивал…

–… почти все не имеет под собой почвы. Почти все, что я спрашивал, – плод моего воображения. Короче говоря, я все преувеличил и многое изменил, чтобы пошатнуть его уверенность в себе.

–Но зачем тебе это? – поинтересовалась она, следя за полетом чайки.

–Я… в общем, я выпил лишнего, и меня угораздило выставить себя идиотом. Безумно стыдно.

–А ей нет?

–А должно быть?

Генри посмотрел на нее, а потом опустил глаза и застыл в тоскливом молчании. Пожалуйста, не играй с ней в игры. Ни в какие. Не спорь ни на что, даже не вздумай, потому что это то же самое, что играть с…

–Забудь. Давай просто полюбуемся видом.

Валери уже полчаса наблюдала за ним, и ей стало казаться, что ночью в «Веранде» она приписала ему какое-то несуществующее уродство. Из-за Александра и его отношения, его раздражения и неловкости, она смотрела на Генри сквозь призму чужого восприятия. Теперь, стоя рядом с ним на палубе, Валери видела его совсем другим. Характерная для их местности внешность позволяла ему выглядеть очень своим в городе. Его невозможно было принять за иностранца, чужака, непроверенного. Внешние данные обеспечивали ему особый тип доверия, но дело было не только в этом. Валери не могла найти в Генри какого-то реального изъяна, все в нем было правильно и четко. Да, он казался странноватым из-за одежды и волос, но, судя по всему, тот желтый пиджак он надел с пьяных глаз, а о таких волосах мечтала каждая вторая девушка. Валери с особым родом зависти смотрела на его вьющиеся золотистые локоны, собранные в хвост, и понимала, что у нее никогда таких не будет. Если распустить, они упадут ниже плеч. Нарисованная ее воображением картина напомнила ей портрет Новалиса. Действительно, было сходство.

–Значит, Александр не отсиживается дома, как ты говорил? Его не так сложно найти в городе? – продолжила она.

–Он постоянно с отцом в офисе, общается с людьми, в основном, только по работе. Но он не всегда был таким одиночкой.

–Мне говорили, что он водит в «Веранду» девушек из колледжа. На него не похоже. Я не права?

–Это было всего один раз, и то просто из скуки. Подруги той дамы сильно все раздули.

–А вы с ним давно знакомы?

–Мы росли вместе, друзья детства, как говорят. В школе не разлей вода, вместе пережили универ – ну, большую его часть. Потом рассорились, и теперь если и общаемся, то так, как тогда в «Веранде». За редким исключением.

–А из-за чего вы поссорились? Из-за Виды?

–Нет, с чего ты вообще это взяла?

–Мне это кажется очевидным.

–Вот как… А мне нет. – Похоже, он не знал, что еще сказать.

Какое-то время они молча смотрели на воду, на поверхности которой плавали ветки, бумажки, иногда можно было увидеть жестяные банки. Взгляд Генри был направлен куда-то вдаль, к горизонту, к неуловимой, может быть, не существующей границе моря.

–Похоже, ты хорошо ее знаешь. Вы часто общаетесь?

–Нет, не так уж… Просто мы давно знакомы.

–У нее какие-то проблемы, и это тебя беспокоит?

–Нет, нисколько, – сказал он, и Валери заметила, что его голос дрожал. – Хотя ей совершенно плевать, беспокоит это меня или нет.

–Это она тебе сказала?

–Нет. Она не комментировала это.

Валери решила пойти ва-банк.

–Даже в ночь взрыва? – спросила она. – Там, где она пробыла до четырех утра так, что ты можешь это подтвердить?

–Даже тогда, – ответил Генри, сжав холодную панель ограждения.

Валери прокрутила в уме все фразы, сказанные ею за последние пять минут, и поняла, насколько некоторые из них были резкими. Задавать подобные вопросы у нее не было никакого права, и ей стало неловко из-за своего поведения. Валери взглянула на Генри: он выглядел сосредоточенным, но на чем-то, чего она даже близко не могла знать. Он рассматривал свои часы и, должно быть, считал время до прибытия. Все что угодно, только не продолжать разговор с таким ужасным собеседником, как она. Ее занесло, и занесло серьезно. Повезло, что он взбунтовался только слегка. Валери поняла, что нужно срочно менять предмет разговора. Но это сделали за нее.

–Здесь есть врач? – Громкий женский голос из нижнего отсека переполошил всех на пароме. – Человеку плохо!

Она посмотрела на Генри и увидела на его лице облегчение, которое он тут же попытался скрыть.

–Извини, мне нужно посмотреть, – произнес он, отходя.

–Надеюсь, там ничего серьезного. Еще увидимся.

–Конечно. – Он уже спускался.

Она вновь встретила Генри только за десять минут до прибытия парома в порт Релампаго: все это время он просидел внизу с пожилой женщиной, у которой был приступ астмы. Когда пассажиры уже готовились к выходу, он достал чемодан Валери с верхней полки, но нести его она твердо решила сама. Стоя на палубе и вглядываясь в ветхое сооружение портового склада, она заметила на деревянной площадке человеческую фигуру, которая передвигалась из стороны в сторону в отдалении от остальных встречающих. Сначала Валери подумала, что это какой-то местный невротик, которого к пристани привела надежда успокоиться, глядя на море (живя в Линдо, она таких встречала), но, приглядевшись, она узнала в этой фигуре Виду.