Текст книги "Сыщик из Мурома. Дело об Идолище (СИ)"

Автор книги: Мария Самтенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

6. Вода из речки Смородины

Наутро Василиса вернулась в Карачарово и рассказала Илье то, что ей передал Петруша: отослал его Златослав по делам, огромный список дал и велел не возвращаться, пока все не сделает. И отдельно про Идолище сказал, правда, подробностей служка, как назло, не запомнил.

Потом не удержалась, добавила, что есть способ сыщика на ноги поставить. Узнала она, что и живая, и мертвая вода – это все вода из реки Смородины, что течет под землей, и что ее-то Петруша добыл, но этого, как рассказал ему жрец Златослав, недостаточно. Вода из реки Смородины несет в себе силу чародейскую, но сама по себе она не лечит, не калечит.

«Чтобы дать ей силу, нужно прогнать через устройство специальное, чародейное», – рассказал Петруша. – «Там, в устройстве, чаша, трубки, две чарки со знаками специальными. Воду из речки Смородины в чашу наливаешь, на огонь ставишь и смотришь: в чарку черную вода мертвая потечет, в чарку белую – вода живая».

Как ни старалась Василиса вообразить устройство это, ей все самогонный аппарат представлялся.

Но и ладно! Главное, чтобы Илье помог!

– Петруша воды набрал, но устройство привезти не успел – в городе оставил. Не получилось у него сразу все, за одну ходку, взять. Сегодня утром собрался и второй раз поехал.

Сборы служки сопровождались бухтением и ворчанием, что вот она, Василиса, не любит его и не ценит. А он, молодец, ради Ильи ее старается! А вовсе не для себя, не для того, чтобы пятна рябые с физиономии живой водой смыть и шрам от меча разбойного залечить.

Но Василиса все равно была рада. После ночи с ухватом в руках внимание Петруши стало ее тяготить. Тому, что она остается в избе одна, девица радовалась едва ли не больше, чем водице этой живой.

– Зря это вы затеяли, Василисушка, – тихо сказал Муромец, выслушав Василису. – Не поможет мне вода, ни живая, ни мертвая.

– А вдруг поможет! – вскочила девица. – Откуда ты знаешь? Я тоже думала, это сказки, а вдруг правда!

– Может и правда, Василисушка, – тяжело вздохнул сыщик, так, что девушке самой горько стало. – Только знаешь, отчего у меня ноги не ходят? Оно так не от рождения, милая. Нормальные ноги были, пока меня в детстве спиной на порог нянька не уронила. Там, в хребте, есть волокна махонькие, вот они – мне объясняли – порвались, и тогда меня обездвижило. Потому-то и бесполезна вода. Залечить рану можно, но как волокна новые вырастить? Не получится это. Но за заботу спасибо.

Хотела Василиса сказать, что мертвая вода части тела между собой сращивает, но смолчала: подумала, что, если Петруша действительно принесет воду, она уж заставит Муромца попробовать – вдруг да вылечит? Но до того не будет душу травить.

Но все-таки совсем смолчать не смогла:

– Но зачем-то же Златослав отсылал Петрушу! Я видела список дел, все остальное-то он за пол дня выполнил! Все остальное время он речку Смородину искал!

– А вот это – вопрос, Василисушка. Может, Златослав и вправду хотел получить эту воду. Но мне видится другое. Сдается мне, жрец специально удалил вас со служкой. Тебя послал за старостой Добромилом, а Петра твоего за водой отправил. Думаю, он ждал кого-то и не хотел, чтобы вы под ногами путались.

Не хотелось расставаться Василисе с мыслями о живой и мертвой воде.

– Но почему так сложно? Он мог просто попросить нас погулять где-нибудь! Мы бы не стали подслушивать!

Илья Муромец только пожал широкими плечами:

– Сейчас уже не узнать. Может, он не хотел, чтобы вы вообще знали, что у него гости? Допустим, Петрушу жрец послал заранее, специально поручив ему дело, требующее нескольких дней в запасе. А тебя – уже в нужный день, когда узнал, что гость приехал и вот-вот будет тут. Поспрашивай-ка по соседним деревням, не было ли гостей.

– Но…

Василиса хотела сказать, что уже спрашивала, не искал ли кто Златослава, но Муромец покачал головой:

– Не так. На этот раз спроси, не останавливались ли на постой люди незнакомые, не приходили ли калики перехожие, не возвращались ли к кому из города дальние родственники. И будь настойчива. Говори так, словно видела этого гостя, просто не знаешь, у кого он ночевал. И на меня на этот раз не ссылайся, а то спугнешь. Скажи, что Златослав-де оставил послание, чтобы гостя нашли и вещь ему какую-нибудь передали. Выбери какую-нибудь из вещей жреца. Добро?

7. Половцы

Версия, что ее и Петрушу Златослав отозвал специально, чтобы заниматься темными делами и со злыми людьми сходиться, Василисе совсем не нравилось. И еще сабля! Никак она из головы не шла.

То, что удары были нанесены саблей, Василису вдвойне не радовало, еще с самого первого дня расследования! Не свой бил, а чужой. И теперь этого чужого надо было отыскать.

Илья Муромец сказал спрашивать по-другому, не так, как раньше. Если до этого она все пытала деревенских о том, не приходило ли подозрительных, странных людей и незваных гостей, то теперь вопрос стоял по-другому. Не только про чужаков она выспрашивала да про калик перехожих, но и про своих и про гостей желанных, из дальних сторон приехавших.

Но результатов не было.

Четыре деревни обошла Василиса, но никаких чужаков не нашла. И только в последней, в четвертой деревне узнала, что в бедном доме одной вдовы останавливался на постой некий гость: молодой, смуглый, черноглазый, с саблей и на мелком, лохматом коне.

Половец!

Василиса не помнила, как дошла до Карачарова и нашла нужный дом.

– Василисушка! Ты на себя не похожа! Что стряслось? Садись скорее сюда!

Василиса свалилась на скамью рядом с Ильей. Она хотела рассказать все по порядку, но злые слова сами вырвались из груди:

– Половец. Это был половец! Бабки рассказали, что вдова его привечала. А как пошла я к той вдове, так и узнала, что он не полюбовником ее был, как бабки решили, а виделся с кем-то. По делу! Ты был прав, Златослав отослал нас специально! Не хотел, чтобы мы с Петрушой узнали, с кем он нюхается!..

Василиса не выдержала, разрыдалась.

– Тише, тише! – большая рука потянулась к ее волосам, погладила, а потом Илья отодвинулся, взял с края стола кувшин с молоком: – Пей.

Но Василиса не могла, она всхлипывала и едва видела что-то сквозь пелену слез. Понимание оказалось слишком тяжелым.

– Половцы… это все половцы, Илья, понимаешь! Они… они… они же сотрудничали, понимаешь?!

– Пока не очень. Пожалуйста, Василиса, успокойся и постарайся объяснить, что случилось. Как связаны половцы и жрец?

– Они… они…

Девушка не могла говорить, не могла остановить слезы. Сказать что-то внятное у нее получилось только после того, как Илья Муромец пододвинулся к ней на скамье, подтащив неподвижные ноги под одеялом, и обнял. Василиса прижалась к его груди, тихо всхлипывая и рассказывая.

Что ее семью убили половцы три года назад.

Что они прорвались через заставу, на которой служил ее жених, Борис, ворвались в деревню, грабя и убивая. Дом Василисы сожгли, убили родителей пожилых и сестер-братьев маленьких, но саму ее даже пальцем не тронули, лишь с пути отбросили. Бориса потом тоже мертвым нашли, с головой проломленной.

Что никого не осталось у Василисы, и пошла она проситься к жрецу в услужение, потому что за полгода до этого Златослав звал ее, но родители отказали. Сказали: дочка выходит замуж, ну и что, что ведьма! Ищи себе в услужение других ведьм!

– Я не думала, что это он, – всхлипывала девушка. – Не думала, понимаешь? Златослав же ничего не просил! Он вообще не хотел меня брать! Если бы не Петруша… Петруша…

Да, служка тогда валялся перед жрецом на коленях, чтобы тот взял в услужение осиротевшую Василису – и Златослав согласился. Но Василиса знала об этом только со слов Петруши и самого жреца.

И кто знает, не было ли это притворством?

А если не было, то почему Златослав отослал и ее, и служку перед тем, как встретиться с половцем?

– Хм. Странное дело, Василиса, – сказал Илья, отодвигаясь от девушки раньше, чем она успела почувствовать неловкость. – Три года назад был набег, говоришь? Я помню рассказы отца, он же у меня воевода. Он говорил, что на той заставе убили всех воинов до единого, а это случается очень редко. Обычно половцы просто прорываются, порубив тех, кто попадется на пути, врываются в ближайшую деревню, хватают все, что плохо лежит, и удирают, чтобы вернуться в степь до того, как прибудет дружина. А тут они перебили людей на заставе, разорили три деревни и удрали до того, как прибыли наши. Отец был уверен, что в этот раз кто-то провел малый отряд половцев чащей или болотами… кто-то из своих, понимаешь? Но доказать это было невозможно, потому что половцы подожгли заставу, и огонь уничтожил все следы.

– А если это был Златослав?

Василиса потерла закрытые веки руками. Теперь она жалела, что нет Петруши, и его нельзя прижать к стенке, спросив, долго ли жрец ломался, чтобы взять ее в ученицы.

– Все сходится, – сказал тем временем Илья. – Или, Василисушка, почти все. Три года назад Златослав провел половцев, попросив за услугу тебя. Я только не совсем понимаю, для чего им это понадобилось и почему такие набеги с тех пор не повторялись, но ладно. Три года спустя его услуги снова потребовались половцам, не знаю только, почему. Когда от них явился переговорщик, Златослав назначил встречу, удалив вас с Петрушей. Думаю, как раз из-за тебя это и было: жрец не хотел, чтобы вы увидели их вместе. Думаю, на этот раз половец потребовал что-то такое, что жрец не захотел отдавать. Или они не смогли договориться насчет цены. Один взмах саблей и…

– И что? – переспросила Василиса, не понимая, почему Илья замолчал.

Слезы у нее уже высохли, но веки все равно противно тянуло.

– …и не сходится, Василисушка. Допустим, половец посек жреца саблей, но для чего рубить тело на куски и раскладывать перед идолами?

– Следы замести? – предположила Василиса. – Отвести от себя подозрения?

– Допустим. А что такое Идолище Поганое? А впрочем… позови-ка ко мне Добромила. Болеет, я знаю, что болеет. Скажи, чтобы как хочет, так и ехал. Поговорить нужно.

8. Дела жреца Златослава

Хоть и не хотел идти к Муромцу староста Добромил, ссылался на болезнь, Василиса на том настояла. Пришлось староста брать повозку и ехать в Карачарово.

Илья встретил их за столом. Девица сразу заметила, что ни молока, ни хлеба, ни чего посытнее он, вопреки обыкновению, предлагать не стал.

– Ну все, Добромил, узнал я, что случилось. Не знаю только, стрельцов ли звать или втроем все решим.

– А что не так, Илюша? – насторожился староста.

– А то, что ты нас с Василисой знатно за нос поводил! С Идолищем своим!

Помрачнел Добромил, сел на скамью. Но ничего говорить не стал. Зато заговорил Муромец:

– Все началось с бересты. Ты, Василиса, сказала, что Добромил вытащил ее из-за пазухи у жреца. Так она должна была быть вся в крови, его же на куски резали. Вы бы ничего прочитать не смогли. Значит, бересту подложили позже. Сначала я думал, что это сделал убийца. Но для чего? Чтобы бросить на себя подозрения? Это глупо. Нет, Добромил, это сделал ты. Специально.

– Если помнишь, я хоть и староста, но читать не умею, – резко сказал Добромил. Впрочем, со скамьи он не вставал.

– Прекрасно помню, – спокойно сообщил Муромец. – Но это не так важно, если знаешь, что в записке, правда?

– Ты думаешь, это я убил Златослава? – нахмурился староста.

Муромец молча покачал головой. Василиса ждала продолжения, чего-то вроде «нет, я не думаю, что ты убил Златослава, я это знаю», но вместо этого Илья принялся рассказывать про другое.

Про то, что Златослав был жрецом много, много лет. Он пользовался уважением во всех окрестных деревнях, им восхищались, но в последние годы времена изменились, и он стал доставлять слишком уж много хлопот.

Своим упорством. Своей консервативностью. Своим нежеланием понять, что времена изменились.

Человеческие жертвы, деревянные идолы с губами, измазанными кровью – кому это нужно, когда шествующее по Руси христианство не требует ничего, кроме постов, заповедей и молитв? Многие жрецы это поняли и согласились пожертвовать малой толикой собственных традиций, но не Златослав. Он все так же требовал поклонения, требовал человеческих жертв и прочего, прочего, прочего.

Не получая привычного, считая, что люди вокруг ни с того ни с сего отказывают ему в положенном, он снюхался с половцами.

– Я думаю, дело было так: Златослав попросил отдать ему ведьму – тебя, Василиса! – но ему отказали, и он стал искать другие способы получить желаемое.

– Но почему я ему понадобилась? – не выдержала девица.

– Боюсь, дело не в тебе, Василисушка, а в твоей чародейской силе. Златослав сговорился с половцами, пропустил их в обход заставы, навел на твоих близких – но не рассчитал, что ты потеряешь силы от горя. Что ему оставалось? Только ждать. Ты говорила, что летом к тебе начала возвращаться сила? Летом же Златослав и возобновил отношения с половцами. Только не всем это понравилось, правда, Добромил? Думаю, ты догадался, что Златослав причастен к тому набегу трехлетней давности. И не желал повторения. Или нет, думаю, там было другое. Какое-то общее дело, которое ты хотел сорвать. Жрец обсуждал это с тобой, не мог не обсуждать. Но тебе это не понравилось.

– Допустим, – скупо сказал староста. – Но что с того? Я не убивал жреца. И ты сам это подтвердил.

– Не убивал, – легко согласился Илья. – По крайней мере, своими руками. Ты узнал, что к Златославу приехал половец, узнал это от вдовы, к которой он устроился на постой. Кому бы она еще стала докладывать, если не старосте? Ты навестил сначала его, потом Добромила, и, думаю, наговорил им всякого, чтобы столкнуть лбами. Сыграл на противоречиях, это же не так сложно.

Василиса взглянула на Муромца, чтобы спросить, почему он так уверенно об этом говорит, но Илья уже сам рассказывал: он понял это по поведению Златослава. Тот послал за старостой явно не просто так. Хотел, видимо, что-то рассказать.

– Ты же сама заметила, каким спокойным был Добромил, когда вы нашли тело, правда? – взглянул на Василису Илья, и тут же перевел глаза на старосту. – Уж я-то прекрасно знаю твой буйный нрав! А здесь… здесь ты даже не удивился, когда нашел тело. Вернее, удивился, но не самому убийству, а тому, что труп расчленили и раскидали по капищу. Но даже тогда ты не упустил своего: достал заранее заготовленную бересту и сунул ее под нос Василисе, изобразив, что снял с тела. Уверен, что именно эту бересту ты показал половцу, убеждая его, что Златослав – враг. А потом, разумеется, поспешил сюда. Хотел устроить шумиху, но боялся, что стрельцы замнут дело? А так вышло ладно: мы несколько дней искали это Идолище Поганое и всех на уши подняли. Уверен, твоими стараниями про это не только в деревне и в городе, но и в самом стольном Киеве-граде знают! Что ж, воля твоя. Только меня ты зря в это впутал, и Василису тоже. Не по совести это.

Ведьма ждала продолжения, но Илья молчал – только смотрел в глаза старосте.

– Может, и зря, – спокойно сказал Добромил, вставая со скамьи. – А может, и нет. Ты слишком простодушен для сыщика, Илья. Но ничего, пообтешешься.

Староста выпрямился, погладил бороду, стряхнул со стола невидимую крошку и… отвернувшись, пошел к двери.

– И все? – не выдержала Василиса. – Ты не убьешь нас?

Добромил обернулся:

– Нет, конечно, – на губах старосты впервые за беседу появилась усмешка. – Для чего? Я расскажу всей деревне и доложу в город, что вы с Ильей раскрыли дело об Идолище, нашли убийцу, коварного половца, только поймать не успели – злодей в степь удрал. А если отрицать станете, скажу, что вы скромничаете.

– Катись к черту! – грохнул кулаком по столу Муромец. – И ко всем своим идолам!

И Василиса от этого чуть сама за ворота не выскочила.

9. Дело закончилось

– Зря, наверно, я его выгнал, – задумчиво сказал Муромец, когда старосты след простыл. – Надо было сначала про Идолище спросить. Я примерно понял, что это за придумка, но хорошо бы уточнить.

– И что это? – Василиса снова села на лавку.

– Думаю, это собирательный образ злых сил из Степи, – спокойно сказал Илья. – Слово-то, слово! «Идолище» почти как «идол», но как звучит! Три года назад степники на нас в набеги ходили, а сейчас у них новый хан, они торговать собрались. Мосты налаживать! Но не всем это понравилось, конечно. Думаю, отвадить так их решили. Поэтому тебя-то Добромил и втянул, у тебя же с ними личные счеты.

– Нет у меня никаких счетов! – зло сказала Василиса, но потом смягчилась. – Провели нас как дураков! Что делать-то будем?

– Здесь, Василисушка, мы уже ничего не сделаем. Жить дальше будем. Отцу-то я все расскажу, как приедет, ничего не утаю. Может, и доложит куда следует, может, и выйдет чего. Постой, или ты про себя?

Илья быстро взглянул на нее, и она вдруг вспомнила Петрушу с его предложениями. Но Муромец ничего не сказал, только спросил:

– А что ты сама-то хочешь? Реши, и мы с папенькой и маменькой подсобим. Хочешь, здесь останешься, хочешь, в город уедешь, хочешь, жрицей, или в обучение. Подумай.

– Я хочу… – выбирать Василисе было странно, всегда за нее все решали. – Я подумаю, хорошо?

– Добро.

Девица торопливо распрощалась с Муромцем. Теперь, когда их не связывало общее дело, находиться у него в горнице казалось ей неуместным. К тому же у нее было столько хлопот по хозяйству! И Петрушу, опять же, надо было дождаться. Когда он там приедет со своей живой и мертвой водой?

Полтора дня Василиса ждала. За это время она ни раз думала про Идолище, про мертвого жреца и про Илью Муромца.

Слишком много во всем этом было странного, недосказанного! Для чего она сама, Василиса, понадобилась жрецу? Чего в ней было такого ценного, что он ради нее решился набег степняков на родную землю пустить? Сила? Так ведь что ведьмы от горя могут силу колдовскую на пару лет потерять, жрецу точно было известно. Значит, он был готов ждать?

С убийством тоже не все было гладко. Убил, допустим, Златослава тот половец, а расчленил его кто? А перед идолами тело разбросали зачем? Половцу это без надобности, а Добромил бы не успел, он же в это время еще в деревне был.

Странно все это, странно.

Хотела Василиса сходить с этими вопросами к Илье, но что-то каждый раз ее останавливало. Вернее, не «что-то», а то, что он был для нее еще одной, третьей проблемой. Негоже молодой девке, хоть она и ведьма, к доброму молодцу бегать, если она ему не невеста! Стыдно!

Когда они делом занимались, Василисе стыдно не было. Но теперь стало неловко, вот она и оттягивала визит.

А потом Петрушка пришел, и ей вовсе не до того стало.

– Радуйся, Василиса, я тебе приблуды колдовские приблуды принес! – заявил служка прямо с порога. – Под честное слово в Киеве-граде взял!

– Да? – девица даже растерялась.

И от того, что сама после слов Ильи в эту воду не очень-то верила, и от того, что про слово никакого уговора у них с Петрушей раньше не было.

– Честное слово, что ты Муромца водой вылечишь, а потом к жрецам киевским в услуженье уйдешь. Ну а чего тут, в деревне, сидеть-то? Ни кола, ни двора! А там при деле будешь. Чего молчишь, Василиса? Что скажешь-то?

10. Вода живая и мертвая

Петруша смотрел на нее, щурясь, и его лицо казалось неласковым. Обиделся все-таки парень после той ночи, когда ему чуть ухватом не обломилось! Теперь Василиса ощутила это особенно остро. Специально, наверное, так со жрецами договорился, чтобы она перед глазами не маячила, о том, что отвергла его, не напоминала!

О том, что Петруша без меры раним и обидчив, знала Василиса и раньше. Думала только, что на нее-то это не распространяется. Ошиблась.

С другой стороны, а чего бы не согласиться? Кому она тут нужна? Чужая здесь Василиса, без семьи, родных и друзей. Петруша? Прав Муромец – еще чуть-чуть в избушке жреца они поживут, и слухи пойдут. Если еще не пошли!

А так она и Илью вылечит, и при деле будет.

– Согласна я, Петруша, – сказала Василиса. – К жрецам так к жрецам. Сама уйти собиралась, решиться никак не могла. Достань-ка свой аппарат самогонный!

На рябом лице служки мелькнула тень досады – и пропала. Теперь он улыбался.

– Не надо! То не аппарат самогонный, а прибор чародейский! А что сразу доставать-то, я ж устал с дороги! Пешком сколько шел! Сначала ты меня накорми, в баньке помой, отдохнуть уложи…

– Поесть дам, но без баньки, – строго сказала Василиса. – Развезет тебя с устатку, что я делать буду?

Петруша хмыкнул и согласился – права была Василиса. Молча на лавку опустился, но потом не выдержал, о делах стал расспрашивать.

– Мудрено-то как! – крякнул он, как только про Идолище услышал. – Сложно!

– Там и кроме этого вопросы остались, – отмахнулась Василиса. – Кто, например, жреца расчленил? Но ничего, я уверена, Илья разберется.

– Обязательно разберется, – Петруша дернул губами в улыбке и вылез из-за стола.

Он сходил в сени, принес мешок, вытащил оттуда кувшин причудливой формы – с двумя носиками, и поставил на стол. Рядом разместил две чарки, черную и белую, и Василиса села рядом, прямо на пол – так, чтобы черная и белая чарка на столе оказались на уровне ее глаз. И не хотела вроде бы на полу сидеть, но взгляд не могла отвести.

Петруша нырнул в подпол, вылез обратно с баклажкой в руках.

– Давай-ка ты, Василиса, – серьезно сказал служка. – Лей воду. Мне сказали, ведьма нужна. Без ведьмовской силы вода из речки Смородины останется простой водицей.

Он еще что-то говорил, но девица уже тянулась к баклажке. Не она даже – руки сами тянулись, без ее воли.

Схватив баклажку, Василиса потянулась опрокинуть ее в сосуд.

– …солнце зайдет, и чародейские силы ты потеряешь, – донесся до нее голос Петруши. – И твои дети ведьмами и колдунами больше никогда не родятся, и их дети, и дети их детей. Потому-то живая и мертвая вода стала редкостью – никто не хочет силы терять.

Служка говорил как по писанному. Не своими словами и не словами жреца Златослава, а чужими совсем, незнакомыми.

И девице вдруг стало ясно, для чего она сдалась жрецу Златославу. Не помощницу он себе делал на старость, не преемницу, а просто попользоваться хотел. Поэтому и не церемонился.

– А зачем я жрецам киевским без сил? – спросила вдруг Василиса.

С трудом спросила – близость сосуда путала мысли.

– А мы им воду мертвую отдадим, – сказал Петруша. – Илье-то она без надобности, ему живая нужна. А жрецам пригодится.

Василиса больше не колебалась. Да и не хотела, на самом деле – слишком молодая была, еще не могла сопротивляться. Она схватила баклажку, поднесла к губам, глотнула студеной воды, а остатки вылила в сосуд.

Руки словно сами знали, что нужно делать.

Сосуд запотел, но влага мгновенно впиталась, а в маленькие чары полилась вода – чистая, прозрачная, словно бы родниковая.

Петруша и Василиса терпеливо дождались, когда вода иссякнет. После этого служка тщательно закрыл каждый сосуд глиняной крышкой. Протянул Василисе белый:

– Вот. Живая вода. Муромец должен это выпить. Иди. И… тебе, наверно, лучше переодеться, Василиса. Надень-ка мою одежду дорожную, возьми посох, сделаем из тебя калику перехожую.

– Но зачем? – растерялась девица. – Илья…

– … может не принять твою жертву, – Петруша странно усмехнулся. – Ты же не только силы колдовские ради него отдала, но и свободу – к жрецам в услужение пойдешь, родную деревню навсегда оставишь. И сама еще этого не поняла, не прониклась, по глазам вижу. А Муромец твой вроде бы не дурак. Откажется, что делать-то будешь? Сила уже потрачена. А если не откажется, вопросами засыпет, на все отвечать умаешься.

Василиса не стала спорить. О том, что наряд калики перехожего – не гарантия, она говорить даже не стала. Подумала, что если Илья узнает ее в рубище, то, наверно, смолчит из деликатности.

Так и вышло.

Когда Василиса замоталась в рубище, спрятала косу, измазала лицо грязью и применила ведьмовские чары для маскировки – до заката было тяжело и силы еще не оставили ее, хотя колдовство уже давалось тяжелее – Илья впустил ее, но не узнал. Завел беседу, налил молока, предложил хлеба.

Взял воду, спорить не стал.

Выпил.

А потом его глаза закрылись, и он медленно опустился спиной на лавку. Заснул.

– Спи, Илья, – прошептала Василиса. – Ты заснешь и проснешься здоровым. А мне пора идти. Я обещала.

Илья вдруг поднял голову, окинул ее долгим внимательным взглядом. Смотрел так, словно ищет что-то знакомое, словно пытается понять.

И наконец спросил:

– Василиса? Почему?

Девица замерла, застигнутая врасплох. Она не представляла, что делать. Признаться во всем, стянуть наброшенное поверх сарафана рубище? Или продолжать притворяться?

Пока она думала, Илья сполз обратно. Закрыл глаза, и его чело разгладилось. Лицо казалось спокойным – спокойнее, чем обычно бывает у спящего.

Василиса залюбовалась, представляя, что будет, когда Муромец проснется здоровым – но к этой радости примешивалась тихая горечь разлуки.

– Поправляйся, – прошептала девица. – А мне пора.

Она наклонилась, на секунду прижалась губами ко лбу спящего, и, не оглядываясь, выскочила из избы.

Петруша уже собирал вещи – он тоже планировал уехать в Киев. Ну как, собирал, со стола сгребал. Заворачивал в дерюгу странным сосуд с двумя носиками, который не казался Василисе – почти уже не ведьме – хоть сколько-то привлекательным. Маленький сосуд, тот, который с мертвой водой, Петруша уже, похоже, убрал.

– Как Илья? – спросил служка, не поворачиваясь. – Заснул?

– Да! Он спит! Спасибо тебе!

– Не за что, Василиса.

Голос Петруши звучал непривычно, почти странно, и девушка невольно повернулась.

Служка изменился. Его плечи развернулись, волосы стали гуще, сам он как будто сделался выше. Василиса подошла ближе и увидела, что шрам, уродовавший лицо Петруши, исчез, рябые пятна тоже пропали, а кожа стала нежной, словно у девушки.

– Что, хорош? – ласково проговорил Петруша, поймав ее взгляд. – Теперь-то я люб тебе, Василиса?

Девица растерянно скользнула взглядом по его преобразившемуся лицу:

– Подожди, ты… ты что, выпил живую воду?

– Живую, верно, – Петруша все еще улыбался, но теперь от его улыбки у Василисы мороз шел по коже. – А, тебя сбили с толку цвета горшочков? Живая вода была в черном, это же цвет земли-матушки. А мертвая вода была в белом горшочке, потому что белый – это цвет снега.

– Нет!.. – вскрикнула Василиса.

Она не понимала, как могла быть такой дурой. Разве можно было не заметить, как изменился Петруша – изменился даже не с той самой ночи, когда стал предлагать ей всякое, а с самой смерти жреца Златослава?

На самом деле она видела изменения.

Только не верила.

– Да, любовь моя. Мертвую воду ты отнесла Илье Муромцу. Но не беспокойся, она убивает бесследно. Все решат, что он просто заснул.

– Ты… ты грязный убийца!

– Ты, милая, теперь тоже убийца. Мы с тобой стоим друг друга. Жаль, нам придется расстаться. А вот пошла бы тогда ко мне под бочок – я бы еще подумал. Наверное.