Текст книги "Прекрасней всех (СИ)"

Автор книги: Мария Сакрытина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Впрочем, когда гвардейцы ввели растерянного Нэжа в гостиную, мама ахнула – и вряд ли она сразу рассмотрела его потрёпанную одежду. А может, и рассмотрела. Кто её знает?

Но больше всех королева отличилась. Она поманила Нэжа к нашему столу и, глядя на него совсем не любовно (скорее, как волк на ягнёнка), выдала:

– Ваше Величество, Ваше Высочество, я рада представить вам наследного принца Ивэра Нэжа, – дальше шли ещё пять родовых имён, но я их не слышала. Я пыталась в голове уложить: принц? Серьёзно? Это что, розыгрыш?

– У вас интересные традиции, – после паузы сказала матушка, рассматривая Нэжа. – Пожалуй, нам стоит их перенять. Лучше держать детей в строгости, может, тогда они будут меньше нас расстраивать.

А королева зачем-то вставила:

– Нэж – сын предыдущей королевы. Увы, бедняжка скончалась при родах.

Я вспомнила комнатушку конюха, где Нэжу, похоже, приходилось жить… Вспомнила, что право наследования в Ивэре идёт по мужской линии, и Нэж вообще-то давно должен быть королём… В общем, сложила два и два. И так мне захотелось королеву в дуб превратить, что мочи терпеть не стало!

Но матушка перебила мои мысли. Она повернулась к Нэжу – он в ответ изящно поклонился. И произнесла:

– Принц Нэж, моя дочь предлагает вам свою руку.

– И сердце, – вставила я. – Корону тоже, – и тише добавила: – и вообще я вся твоя.

– Ваше Величество, – подала голос королева Ивэра, – Нэж мой единственный наследник. Ивэр не может…

Мама вскинула брови и прибавила:

– Конечно, в качестве свадебного подарка, Полесье обеспечит Ивэру беспошлинную торговлю на своей территории…

Я поняла, что сейчас они будут торговаться – и так ясно, чем всё кончится, – встала, подала Нэжу руку, и мы вдвоём вернулись в бальную залу. Ко мне тут же, как мотыльки на свет, кинулась парочка «перспективных баронов».

– Ваше Высочество…

– Удостоите ли честью…

– Увы, – поправляя ритуальную вуаль, отозвалась я, – меня уже пригласили, – и потянула Нэжа к танцующим. Хвала богам, он не упирался.

Ох и смотрели на нас… причём, если бы на меня. Тайна какая-то при этом дворе, ох, чувствую, посильнее моего дара.

– Принц, значит?

– На месте твоей матушки, я бы тебя связал и отправил домой в закрытой карете, – отозвался Нэж, аккуратно, почти невесомо прикасаясь ко мне и ведя по кругу – за остальными парами.

Я надула губки – он что, злится?

– Корона Полесья тебя не прельщает? – всех прельщает, а его нет?! – Ну посмотри же на меня!

Лучше б не смотрел. Злой мой, снежный… принц.

– Анита, заблудившаяся принцесса – это мило. Даже принцесса в сорочке в лесу – это странно, но терпимо. Но зачем ты суёшь нос куда не просят?

– А куда не просят? – вскинула брови я. У-у-у, злой какой! Ледяной мой принц. – Что я такого сделала? Всего лишь предложила тебе разделить со мной трон. Заметь, не постель, а только трон. Ты будешь последним идиотом, если откажешься.

Он дёрнул уголком губ – и больше на меня не смотрел.

– Я не люблю тебя, Анита.

Это я уже поняла… Но как? Такую меня? Умницу, красавицу, даже деревья выращивать умею. И приданое у меня не какое-нибудь – а трон! Не любит? Меня?!

– Ничего, стерпится-слюбится, – бросила я, позволяя ему меня закружить. – Вот увидишь, матушка с твоей мачехой хорошо сторгуются – и отправят тебя ко мне при всём параде. Ещё и бантиком сверху обвяжут, чтобы красиво было.

– Бесполезно просить тебя одуматься, принцесса?

– Да, мой принц.

Он покачал головой – и поклонился мне в последней фигуре танца.

– И не лги, я не могу тебе настолько не нравиться, – быстро произнесла я, пока он целовал мою руку.

– А если я скажу, что у меня уже есть возлюбленная?

– Нет!

Он усмехнулся – и под надрывающиеся трубы и голос церемониймейстера повёл меня к трону – к матушке и ивэрской королеве.

* * *

Не было у него никакой возлюбленной – я все деревья в саду опросила перед отъездом. Не было, пусть не лжёт!

Зато у ивэрской королевы имелось странное зеркало. Она в него смотрелась по пять раз за день и даже разговаривала при этом. И якобы зеркало ей отвечало. Тут деревья были невнятны, ибо делала это королева в закрытой комнате без окон и цветочками декоративными её не украсила. Так что сад тоже, как и я, собирал слухи.

Я отмела мысли о зеркале – ну мало ли, какие у человека странности?

А Нэж со мной не общался. Ну, кроме церемониального «Да, принцесса – нет, принцесса». Очень собранный, ледяной просто – но как хорош в бархатном тёмно-синем камзоле с серебряной оторочкой. Я как его на следующей день после бала в таком костюме увидала – просто заново влюбилась. Оттого его холодность была – просто нож по сердцу. И что я сделала, чем заслужила? Не понимаю.

С мачехой у Нэжа отношения были напряжённые. Ивэрская королева глядела на пасынка не иначе как с ненавистью – да с такой, что я начинала бояться, что стоит мне уехать, она его отравит. Наплюёт на выгодный договор, который маменька ей предложила, и отравит.

В общем, мучилась я от нехорошего предчувствия.

– Маменька, а давай мы Нэжа с собой заберём? – канючила я, глядя, как матушку убирают горничные. Маме, как королеве – то есть лицу нашего Полесья – одеваться приходилось пышнее и много дольше, чем мне.

– Анита, не говори глупости. Есть церемониал, этикет – Принц Нэж приедет к нам не раньше, чем через месяц.

Я кивала, понимая, что она права. Но уезжать вот так всё равно не хотелось.

А когда мы прощались – тоже очень церемониально, у парадного подъезда – ещё страшнее стало. Так ивэрская королева на Нэжа и меня смотрела…

Нэж наклонился поцеловать мне руку – снова; и я, не выдержав, схватила его за плечи, притянула к себе и шепнула на ухо:

– Едем со мной. Пожалуйста, согласись! Я не хочу оставлять тебя здесь. Я боюсь!

– Что вы, принцесса, успеете ещё увидеть меня в бантиках, – он отодвинулся, поймал мой взгляд, нахмурился. И слабо улыбнулся: – Не бойся, Анита. Всё будет хорошо.

Я сжала его руки, не давая отойти.

– Обещаешь?

Он кивнул – всё с той же слабой, тихой улыбкой. И, глянув на меня напоследок, с наигранным весельем сказал:

– Не ходи больше по ночам в лес, принцесса.

– Грубиян.

Снова догорало раненое солнце, и тучи, тяжёлые сизые тучи укрывали заснувшее небо, а метель засыпала Ивэр снегом. Я смотрела из окна, как в который уже раз Нэж остаётся в зимней ночи – и так тоскливо мне никогда ещё не было.

– Хороший мальчик, – рассуждала мама, думая, наверное, меня взбодрить. – Красивый – понимаю, что тебя привлекло. Но и умный тоже. А какие перспективы открывает ваше замужество, Анита – наконец-то от тебя хоть какая-то польза в политике.

Политика, трон, снова политика… Я молчала – и на второй день дороги забеспокоившаяся мама приказала кортежу повернуть на быструю дорогу через лес. Она решила, что мне плохо без деревьев – до этого мы ехали через заснеженные поля, пустые и бескрайние, как Чистилище, о котором рассказывают священники…

Ночью, как раз перед туннелем через горы, откуда рукой подать до Полесья, мне приснился первый сон. Меня снова нашли утром в обнимку с деревом – и мама, разволновавшись всерьёз, послала гонца за лекарем.

Я ничего ей не рассказала. Сон, мираж – что о нём беспокоиться? Женские глупости, недостойные будущей королевы. Но из головы он у меня всё равно не шёл.

Мне привиделась ивэрская королева перед своим зеркалом: во сне оно висело на стене и отражало ровно половину мачехи Нэжа. Но и эта половина была прекрасна – куда ярче и прекраснее, чем в жизни. Королева смотрела на неё, улыбаясь. А потом спросила, она ли всех на свете красивей? Риторический вопрос, очевидно, но зеркало ей ответило – своеобразно, правда. Меня показало, тоже по бюст (пышный, лучше, чем у королевы) и сказало что-то в духе «ты, госпожа, конечно, ничего, но вот эта дева явно краше». Ну очевидный же факт, да? Но не для королевы. Она расстроилась. Сильно – металась по комнате, кричала. А потом остановилась и тихо, к себе обращаясь, сказала, что когда мы с Нэжем поженимся, я, вся такая красивая, точно приеду в Ивэр. И народ будет меня, красавицу, любить. А она, королева, второй станет? А может, и трон у неё принц-наследник заберёт – при поддержке Полесья? Так не бывать этому!

Следующий раз мой сон взбесился настолько, что показал мне мёртвого оленя и незнакомого парня в полушубке. Парень сжимал рукоять кинжала и с лицом отчаянно-решительным смотрел на побледневшего Нэжа.

– Она убьёт тебя, если узнает, – тихо сказал Нэж, когда я вдоволь насмотрелась на него и незнакомца с кинжалом.

– Я вырежу сердце оленя и принесу ей, – решительно отозвался парень с кинжалом. И быстро улыбнулся. – Она не заметит разницы. Беги, принц. Беги – и пусть она тебя никогда не найдёт!

Наутро – снова в обнимку с берёзой – я спросила озабоченного лекаря («Тяжёлый случай, Ваше Величество, у Её Высочества мозговая горячка»), бывают ли вещие сны. «Тебе ещё и сны снятся!» – воскликнула в ответ вместо лекаря матушка. И приказала торопиться в столицу – а то принцессе совсем плохо. «Предсвадебная мозговая горячка, – утешал маму лекарь. – Не волнуйтесь, Ваше величество, у всех невест бывает». «У меня не было! – восклицала матушка. – То есть, была, но не такая!»

Я ещё пару раз видела Нэжа – в лесу и в окружении каких-то карликов, и с ними же в избушке. Но думаю, это был горячечный бред – лекарь напоил меня какой-то гадостью. Королева снилась: она смотрела в зеркало, оно исправно показывало ей меня и говорило, что я милее.

Уже на подъезде к столице мне приснился последний сон, самый жуткий. Это снова была избушка, снова Нэж – и старуха, согбенная (как только ходит ещё?), закутанная в потрёпанный плащ, протягивала ему яблоко. И сразу понятно было, что яблоко ненормальное – не бывает у нормальных яблок одна половина красная, другая белая, и всё это ровнёхонько по центру.

«А коли ты яда боишься, я съем белую половинку, а ты – красную», – говорила старуха.

Нэж, мой бедный, усталый, грустный Нэж, смотрел на неё с тоскливым отчаянием. И улыбался – так приговорённые иногда улыбаются палачу.

«Не нужно, матушка, – он взял яблоко. – Спасибо».

Мы со старухой, замирая, смотрели, как он медленно подносит яблоко ко рту – красной половиной. Всё ещё улыбаясь, надкусывает…

Старуха как-то по-девчачьи вскрикнула: «Да!» и закружилась по комнате (куда только немощь делась?), когда Нэж упал. Надкушенное яблоко покатилось к порогу…

Лекарь сказал мне за пару дней до этого, что вещие сны и впрямь бывают и предвосхищают они будущее. Вооружённая этим знанием, я попинала очередную берёзу, у которой проснулась, отказалась пить очередную лекарственную гадость. А когда мы приехали во дворец, и меня окружила толпа медикусов, наверное, со всего Полесья, я схватила за недоуздок чью-то лошадь, взобралась на неё, крикнула матушке, что еду погулять, буду нескоро – и галопом понеслась обратно в Ивэр.

* * *

У туннеля сквозь горы теперь растёт лес. Дубовая роща. Это я наглядно доказывала местной страже, что я в порядке – и пусть передадут это маме. Что вернусь я с мужем – она сама же хотела меня замуж выдать. Пусть так ей и скажут.

А в Ивэре уже привычно выла вьюга – и я носилась по лесу, как сумасшедшая, отыскивая избушку из сна. И на этот раз было утро, когда я увидела Нэжа. Солнце, проснувшись, светило слабо, и деревья кутались в синие тени, а вокруг хрустального гроба караулом стояли какие-то коротышки с факелами, и снег заметал их, как ледяные изваяния.

Я опоздала.

Кто-то из коротышек, размахивая факелом, попытался меня остановить. Но я сказала: «Пропустите» – и, как завороженная, склонившись, смотрела на Нэжа в гробу, словно вмёрзшего в лёд. Горячие мои слёзы не могли его растопить.

Кто-то сказал: «Поцелуй его, принцесса». И другой коротышка открыл крышку гроба. Поддавшись трагизму момента, я приникла к холодным губам мёртвого Нэжа. Выпрямилась: он всё также лежал, ледяной, неподвижный, далеко от меня, навсегда. Конечно, когда это смерть прогоняли поцелуи…

«Значит, не настоящая твоя любовь, принцесса», – сказал кто-то… И на этом месте я очнулась. То есть как, ненастоящая?!

– Настоящая любовь всегда чары снимает, – ответил мне коротышка, который открыл гроб.

Я повернулась к Нэжу – снежинки падали на его лицо и не таяли.

– А вы вообще кто?

– Гномы мы, – вздохнули коротышки. – Принц нам свободное проживание обещал.

– И кровать мою починил, – вставил кто-то.

– И крышу…

Они его тут за слугу, что ли, держали? Моего жениха?!

– Это он поторопился, – буркнула я. – С крышей, – и, обняв Нэжа, посадила его в гробу и хорошенько встряхнула. Раз, другой.

Гномы, открыв рты, наблюдали.

– Принцесса… Ты что делаешь?

– Он яблоко отравленное съел, – я поднатужилась и снова тряхнула. – Я жду, когда оно из него выпадет!

Гномы переглянулись.

– Знаешь, принцесса… Мы, конечно, не люди, но даже мы знаем, что анатомически это невозможно. Тут настоящая любовь нужна…

А она, значит, анатомически очень поможет!

– Или противоядие! – осенило меня.

Я отпустила Нэжа, аккуратно уложила его на атласные белые подушки, захлопнула хрустальную крышку.

– Так, гномы, жениха моего сторожите – а я к королеве за противоядием!

И, не дожидаясь ответа, оседлала коня.

– Ну удачи тебе, принцесса, – хмыкнул кто-то из гномов.

* * *

Я рассудила, что противоядие, если оно и есть, королева держит в потайной комнатке с зеркалом. И чтобы тихонечко его оттуда украсть… В общем, мне в голову не пришло ничего лучше, чем вырастить вьюнок, чтобы тот оплёл полдворца, нашёл комнатку и достал противоядие. Для этого пришлось спрятаться у конюшни, распластаться на заледеневшем крыльце и надеяться, что никому из слуг не приспичит пройти тут в ближайший час.

Вьюн рос, крепчал, я, соответственно, слабела и рисковала получить в дополнении к мозговой горячке воспаление лёгких, когда над ухом сладенько произнесли:

– Явилась, красавица.

Видят боги, я бы превратила её в дуб, если бы не этот, в бездну его, вьюн…

…– Так и знала, что ты приедешь, – говорила ивэрская королева, правя моей кобылкой. Я тряслась в седле, как мешок с зерном. В чём-чём, а в ядах королева явно разбиралась. Что она мне понюхать дала такое, стоило мне тогда, у стены обернуться, не знаю – но голова теперь кружилась с каждой минутой всё сильнее.

– Я видела, как ты на мальчишку смотрела, – продолжала королева. – Знаешь, это ведь твоя вина. Мы с ним договорились: я дарю ему жизнь, и он тихонько её влачит где-нибудь в поле моего зрения, но не выпячиваясь, – она на мгновение умолкла, а я вспомнила уроки политики, даваемые мне мамочкой… Мда, в змеиную яму я руку сунула: искусная в ядах королева никак не могла отравить бедного Нэжа, как наверняка уморила короля. У принца были сторонники при дворе – они наверняка после убийства Его Величества теперь настороже. Слишком долго Ивэр жил при королях, а тут – королева при повзрослевшем-то принце. Шаткое равновесие политических группировок, нарушь его – Её Величество саму бы быстренько траванули. А то и повесили. Вот и нужен был спектакль с сердцем оленя – убрали неудобного принца из дворца (а что, вроде как сам ушёл), с глаз долой – из сердца вон. Интересно, королева потом гномов в убийстве обвинит? Очень удобно. А тут я… мешаюсь.

И Её Величество, словно подслушав мои мысли, продолжила:

– А тут ты. Со своей красотой… Короной… Я думала сначала выдать тебя замуж за одного из моих дурачков… А твоей матери сказала бы, что ты, примерная дочь, узнав о смерти жениха, выбрала себе другого… Но тогда бы ты жила, – она обернулась. – Красивая, красивее меня. Я не люблю быть второй. Я не позволю тебе отобрать у меня славу и любовь.

– Т-ты чокнутая, – прохрипела я, и она усмехнулась.

– Думай, что хочешь. Ты маленькая, глупая, себялюбивая девчонка, ты не знаешь, что такое бороться за трон. Тебе красота досталась даром… – она остановила лошадь. – А мне за неё пришлось сражаться. Чтобы быть самой красивой, первой, потому что только первая получает то, что хочет. Но тебе этого не понять, – она спустила меня с седла на землю, усадила под дерево.

– Чт-то ты со мной сд-делаешь?

Королева улыбнулась: сладко, нежно.

– Использую твой дар. Ты видела, лесов у нас мало, а дерево нынче в цене. Ты вырастишь для меня леса.

– Н-нет.

– Да. Знаешь, как когда-то приносили в жертву пленных эльфов?

Я закашлялась, пытаясь отползти от дерева.

– Ты станешь частью этого леса. И моя страна снова будет богата, – королева кивнула. – Прощай, девочка. Знаешь, мне тебя даже жаль. Такая красота – и хоть бы капелька ума…

Я смотрела ей вслед, смотрела, как она скрывается в метели, и думала, что это, бездна её забери, нечестно. Неправильно. Такие, как она, не должны выигрывать. Не должны получать всё, что хотят.

Но она уже получила. И я засыпала в снегу, ни на шажок не отдаляясь от обступивших меня деревьев. Жаль, как жаль… Мама расстроится… На кого она оставит трон? И гномы так и будут стоять печальным караулом у гроба Нэжа? Или додумаются сходить во дворец, привести тамошних служанок? Парочка девчонок точно была в него влюблена. И тогда, если эти служанки его поцелуют…

Так, стоп. Они его поцелуют, он проснётся, женится на них, может, даже сразу на двух. А я тут, как дура, сольюсь в экстазе с деревом? Ну нет!

Я дёрнулась – и нос к носу столкнулась с волком. Мгновение мы таращились друг на друга, потом я гаркнула: «Сидеть!» Он бухнулся на задницу, примяв снег и не сводя с меня оценивающего взгляда. С трудом, сжав зубы, я подняла руку, вцепилась ему в холку. Волк недовольно заворчал. «Вези меня», – прохрипела я, с трудом влезая ему на спину.

А потом мы скакали сквозь метель, и в голове у меня билась одна мысль: «Ну вас всех в бездну, целовать Нэжа буду я. Пусть он оживёт и покажет своей стерве-мачехе, где раки зимуют. Пусть он живёт…»

Не помню, были ли у гроба гномы – но кто-то же поднял крышку? Сама бы я не справилась: все силы потратила, только чтобы сесть рядом. «Живи, живи, ты должен. Если я не могу – за меня живи. Я хочу, я тебе свою силу отдам, хочешь? Только живи! Ради меня, себя, да хоть ради этих гномов – живи», – я наклонилась и коснулась холодных губ, солёных от моих слёз.

А потом они открылись – и украли мой вздох.

Нэж сел, непонимающе огляделся. Нашёл взглядом меня – я лежала рядом, на снегу, из последних сил цепляясь за хрустальную стенку гроба. Глаза его сделались удивлённые – и испуганные, одновременно.

Я усмехнулась.

– Видал? Я тебя по-настоящему люблю.

А потом его лицо снова исчезло среди снега и сумерек, холодных зимних сумерек…

* * *

Тусклый солнечный луч проник сквозь щель занавесок балдахина и лёг на мой нос. Я поморщилась – и проснулась.

И долго потом смотрела на украшенный снежинками синий балдахин, понимая: да, я не дома. Но неужели королева Ивэра одумалась? Или мне всё приснилось? Может быть, я свалилась с коня – и не было Нэжа в гробу, гномов, поцелуя?

Голова гудела, подтверждая версию про «свалилась». Что ж, надо разбираться. И нечего лежать, цепляясь за остатки сна – я умерла в нём, в конце концов. А Нэж… Я закусила губу: лучше он, чем я… Мама сказала бы именно так.

Я рывком села. С трудом поднялась. Шатаясь, по стеночке прошла к сундуку, вытащила первую попавшуюся накидку, надела. Я найду эту стерву, и она расколдует, напоит противоядием, – короче, оживит Нэжа. Чего бы мне это ни стоило. Надо будет, в ноги ей упаду. И в бездну маму с её принципами «ты, Анита, превыше всего».

Дворец изменился. Это было заметно с первого взгляда: свечи теперь жгли, не жалея, и слуги бегали кто с подсвечником, кто с ворохом белья, кто с подносом – и все косились на меня, кланялись, как могли. «Ваше Высочество».

Стоило мне свернуть к лестнице, как передо мной вырос гвардеец. Мысленно я отметила его цвета, незнакомые – а потом чуть не упала ему на руки.

– Отведи меня к королеве.

– К королю, вы хотели сказать, Ваше Высочество?

«Эта стерва ещё и замуж вышла, – сердито подумала я, цепляясь за руку гвардейца. – Это объясняет странную форму стражи. Цвета нового короля… принца-консорта, то есть, но когда чернь разбиралась в тонкостях титулов?»

– Веди.

На самом деле он меня почти нёс, потому что сияющие коридоры, лестницы и галереи я помню смутно. Только отдельные детали, как в бреду: статуя красавицы из чёрного древа, покрытого лаком – лицом копия Нэжа. Разноцветный заморский ковёр, мраморные кони перил, люстры – хрустальные снежинки…

Разбудил меня голос стражника:

– Ваше Величество, принцесса Полесья просит аудиенции…

– Требую, – перебила я, хватаясь за такую удобную бархатную портьеру и выпрямляясь.

Нэж в окружении незнакомых мне лордов стоял у письменного стола с разложенными на нём свитками, разбросанными перьями и парочкой чернильниц. И удивлённо смотрел на меня.

– Анита, ты снова разгуливаешь ночью в сорочке?

– Ш-ш-живо-о-ой, – прошипела я, цепляясь за портьеру. – Ты-ы-ы! – и, так как слова всю мощь моего гнева уже не отражали, паркет позади Нэжа вспучился и выплюнул розовый куст.

Принц… Король? не глядя на распускающиеся алые розы, прошёл ко мне, бросил удивлённым лордам через плечо: «Господа, я отлучусь ненадолго», подхватил меня и понёс обратно в спальню.

Мы молчали. Я злилась, Нэж задумчиво улыбался уголками губ, слуги тоже молча нам кланялись и спешили по своим делам.

Уже в спальне, уложив меня в кровать и поправив подушки, Нэж задумчиво спросил:

– Анита, ты не против провести свадьбу в Ивэре? Мы могли бы совместить её с коронацией.

Я не стала спрашивать, что он с королевой сделал – да и неважно это уже было. Вместо этого я сказала обиженно:

– Ты же меня не любишь.

Он усмехнулся и мягко погладил меня по волосам.

– Мы это обсуждали, Анита. Есть разница между любовью и развлечением, – и тише добавил: – Я не буду унижать любимую, не поклявшись ей в вечной верности перед алтарём.

– И ты мне поклянёшься? В Вечной верности? Перед алтарём?

– Обязательно, – он улыбнулся. – И лучше сделать это в Ивэре. Коронация, свадьба, Новогодье…

– Ново… чего?

Он наклонился и выдохнул мне в губы:

– Неважно, – а потом мы целовались и… что-то в этом есть, ну, что настоящая любовь даже мёртвого подымет. Такие вот поцелуи – они всё могут.

– Так я могу рассчитывать, что ты убедишь мать перенести свадьбу в Ивэр?

– Да-а-а…

– Отлично, – его глаза были совсем рядом: звёзды, каждая из которых отражала меня. – Ты действительно очень красива, Анита.

– Да… Это единственное моё достоинство?

Он усмехнулся:

– У тебя их достаточно, но скромность в их число точно не входит. Отдыхай, Анита.

Но он остался со мной, пока я не заснула – не очень долго, я думаю. И даже во сне мы были рядом.

* * *

Ёлка была пушистая, щедро посыпанная снегом и украшенная яблоками. И стояла она ровно там, где нас – уже завтра – должны были венчать.

– Я подумал, это символично, – сказал Нэж, глядя на ель, – дерево символизирует Полесье, снег – Ивэр, яблоки – любовь…

– Тогда надо ещё свечки по кругу поставить, раз уж ты гномов на свадьбу позвал, и хрустальный гроб, который они нам в подарок притащили, на видное место установить. Как символ моей отваги. Вот.

Нэж усмехнулся и притянул меня к себе.

– Ты полагаешь? Что ж, я подумаю…

Мы снова целовались. Мы только и делали в эти дни, что обсуждали политику и целовались. Жарко. Он жаркий оказывается, мой Нэж. И принципиальный – до свадьбы ни-ни.

Про королеву мы не говорили, только однажды я спросила:

– Почему ты дал ей тебя отравить?

Он с грустной улыбкой покачал головой.

– Тогда мне не за что было сражаться.

Надо ли говорить, что после этих слов мы снова целовались?

Ночью (наверное, из-за предсвадебной мозговой горячки) мне приснилась королева. Она плясала на нашей свадьбе, и на ногах у неё были раскалённые туфли.

После такого кошмара конечно было не заснуть. Я встала, накинула подбитый мехом плащ – и побрела к внутреннему дворику подышать свежим воздухом.

И снова каким-то непостижимым образом заблудилась. Не дворец, а лабиринты какие-то!

В общем, так получилось, что я нашла потайную комнату королевы с её волшебным зеркалом. Ну нашла и нашла. Побродила по ней – и впрямь пустая, надо бы цветы сюда принести, что ли. Или гобелен какой. А лучше вообще навсегда закрыть и ключ выбросить.

Только я повернулась к двери, как со стены раздалось:

– Даже не спросишь, принцесса? Кто на свете всех милей?

Я обернулась и громко фыркнула.

– А зачем? Это и так ясно: я.

И тихо закрыла за собой дверь.