Текст книги "Ты будешь мой (СИ)"

Автор книги: Мария Сакрытина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 7. Арин

– Сильвен, а русалки – они какие?

Фэйри молча поднимает взгляд на затянутое низкими тучами небо. Я тоже гляжу туда и кутаюсь в меховой плащ – спасибо Марку за заботу, не забыл положить. Ни плащ, ни новенькие мягкие сапожки – мамин подарок.

В который раз за утро при воспоминании о маме (да и Марке тоже) голову пронзает резкая боль, заставляя забыть про горе. Я морщусь и тру руку – жемчужина тоже почему-то нагревается. Не помню за ней такого – часто, по крайней мере. Сейчас она почти всё время горячая. И светится, к тому же.

– Сильвен! Ну тебе сложно, что ли? – не выдерживаю я. Тишина вокруг давит на уши. Не знаю, как фэйри, а мне страшно. А ещё холодно и больно – после ночи верхом на фэйрийской лошади у меня болит всё. И больше всего, почему-то, ноги. Даже после танцев раньше так не было!

Покачиваюсь в седле, а фэйри ведёт нашу невозмутимую кобылку на поводу. Я пробовала слезть и пойти рядом, но ноги мне отказали, так что… еду. Сжимаю зубы и стараюсь думать о чём-нибудь другом. О русалках, например. Вот ведь странно: ну Сильвен мог сойти с ума – после того, что я видела на арене, немудрено. Но другие фэйри? И главное – Марк? Нет, я решительно, совершенно не понимаю, что происходит!

Фэйри пожимает плечами.

– Не знаю, я их не видел, – и, окинув меня равнодушным взглядом, добавляет: – Не считая тебя.

– Но ты же сразу сказал, что я русалка! – с неба начинает накрапывать мелкий ледяной дождь. Как же холодно! А фэйри идёт в один штанах – как будто так и надо. Неужели не мёрзнет?

Сильвен снова пожимает плечами.

– На тебе печать духов воды.

– Где? – вскидываюсь я, машинально оглядывая себя. Что, в довершении вчерашнего у меня ещё и печать какая-то появилась?

– Жемчужина на твоём браслете, – невозмутимо отвечает Сильвен. И ведёт лошадь в обход очередной кучи веток. Вот я как-то по-другому себе лес представляла. С деревьями, по крайней мере. А не пеньками да кучами хвороста в неожиданных местах.

– И что жемчужина?

– Печать водных духов.

Меня так и подмывает устроить ему истерику. Грандиозную – с рекой слёз. Я редко это делаю, только в исключительных случаях, и эффект обычно ошеломительный. Всё сразу получается по-моему. Правда, сомневаюсь, что на этот раз мама оживёт, лес пеньков исчезнет, а Марк снова будет носить меня на руках.

Поднимается ветер, тоскливо шелестит сваленными в кучу ветками, швыряет в лицо морось. Откуда-то тянет дымом – Сильвен принюхивается, снова смотрит на небо, и мы в очередной раз сворачиваем невесть куда.

– Какой жуткий лес! – вырывается у меня.

– Это уже не лес, – отзывается фэйри, глядя вокруг со знакомой ненавистью.

– А как же Эйния? – очередной порыв ветра швыряет мне волосы в лицо. – Нам рассказывали, что за пределами Дугэла везде лес, где не море.

Сильвен снова косится на меня – с отголоском той же ненависти.

– Был лес. Пока дугэльская королева не привела сюда туман. Теперь здесь это, – он кивает на ближайший пень, массивный и широкий, как стол. – А раньше росли дубы…

Дубы я видела только на картинках в учебнике, как и море – в Дугэле ни того, ни другого нет. Так что, как всё это выглядит, помню плохо. Но пни впечатляют.

 – Сильвен, а куда мы идём? – через паузу решаюсь спросить я. Не похоже, чтобы у нашего пути была какая-то цель – на мой взгляд, мы с ночи так петляем, что прийти в какое-то определённое место просто невозможно.

– К морю, – отзывается фэйри, и я прикусываю язык от неожиданности. К морю? Это ж невесть как далеко!

– Зачем? – ветер подхватывает мой вопрос и несёт по усеянному пнями и ветками полю.

Фэйри отвечает не сразу: снова принюхивается. Мы ускоряем шаг.

– Ты хочешь умереть, русалка?

– Чего?

– Нет? Тогда помолчи.

Молчу. Огибаем какой-то холм, вдалеке показывается дорога. Сильвен шипит что-то и снова принюхивается. Зачем-то поворачиваем назад – к другому холму. Дорога скрывается из виду.

Дождь усиливается. Я закрываю голову капюшоном, жмурюсь. Меня снова клонит в сон. Так остаток дня и мелькает – среди холмов, серых теней и завываний ветра.

На ночь мы устраиваемся на вершине очередного холма, среди клыков-камней. Ветер здесь свистит ещё сильнее, чем внизу, но почему-то почти не ощущается.

Лошадь невозмутимо щиплет жухлую траву, изредка поглядывая на меня – её взгляд очень напоминает мне Сильвена. Такой же равнодушный.

Сам фэйри в это время снимает сумки с седла, ставит их рядом со мной.

– Лучше найди что-нибудь тёплое, – тихо говорит он, наклоняясь ко мне. – Или замёрзнешь ночью.

– Мы не будем разводить костёр? – удивляюсь я. Во всех историях, которые мы читали в школе, попавшие в лес путешественники разводили костёр. Почему они при этом не пользовались согревающим камнем, учительница нам сказать не могла.

– Нет, – фэйри садится неподалёку, и я замечаю, что он дрожит. – Слишком заметно.

– Но кому? – костёр значит тепло. Мы и правда задубеем здесь к утру! Да и кого бояться, мифических гленских чудовищ? За весь день никого не встретили.

– Солдатам королевы, – тихо отзывается Сильвен. – Дровосеки… здесь… повсюду, – его глаза закрываются раньше, чем он успевает договорить.

А я целую секунду смотрю на него, вспоминая, что я-то полдня продрыхла (и пол вчерашней ночи тоже), а он нас куда-то вёл почти без остановок.

Мне стыдно.

Роюсь в сумке с одеждой, нахожу шерстяную толстую кофту, надеваю, а своим плащом накрываю Сильвена – поскорее, чтобы не растерять тепло.

Без костра плохо. Мы даже когда с мамой и Марком ездили в  горы, всегда разводили костёр. Правда, не для того, чтобы согреться. Это просто было очень… мило: Марк занимался собственно огнём, а мама – едой и всё волновалась, как бы я не простыла. Хотя ночевали мы всегда в одном из домиков в селе неподалёку. Обычно снимали пару комнат, а то и весь дом. Весело было…

Сейчас совсем не весело. Холодно и голодно. Я нахожу остатки мясного пирога – мама готовила ещё до отъезда в Битэг. Раздумываю, не разбудить ли Сильвена. Но он так крепко спит и кажется таким уставшим, что решаю: не стоит. Пусть лучше отдохнёт.

Изучаю содержимое сумок. В той, что с одеждой, обнаруживаю на дне два греющих рубина. Ну спасибо, Марк! От души!

Руны на камнях тихонько загораются, когда я дотрагиваюсь. Поскорее прячу один камень под кофту, другой подкладываю Сильвену. Фэйри морщится во сне, но обнимает камень. Я поправляю плащ, чтобы закрывал обоих, сажусь рядом и слушаю ветер. Потихоньку согреваюсь, но сна всё равно ни в одном глазу.

Сквозь тучи пытается проглянуть луна. У неё плохо получается, несмотря на ветер, которому следовало бы небо расчистить. Но он будто только сгущает темноту.

Неуютно.

Пытаюсь пообщаться с лошадью. Она ведёт себя ровно как Силвьен (может, все фэйри такие –и даже их животные?). Не смягчается даже в ответ на подачку в виде яблока, которое, впрочем, съедает.

Остаток ночи провожу в полудрёме. Прав был Сильвен, кто-то неподалёку точно есть. Я замечаю отблески далёкого света где-то внизу.

– Ты сумасшедшая, – шипит Сильвен, проснувшись утром и брезгливо отбрасывая рубин. – Сбегать от дугэльской королевы и пользоваться её магией?!

– А причём тут королева? – кажется, я начинаю привыкать к его шипению, равнодушию и вечному недовольству. Огрызаться уже не хочется.

– Твоя тюремщица служила ей, – нехотя отвечает фэйри, укутываясь в плащ и тут же с удивлением принимаясь его ощупывать. – Нет, ты точно сумасшедшая. Забери это немедленно! Ты и так будешь обузой, а если заболеешь, тебя ещё и лечить придётся.

Он милашка, да?

– А если заболеешь ты? – я нахожу бутылку с водой и последний кусок мясного пирога. Щедро отдаю всё это фэйри. Тот смотрит на меня исподлобья, но берёт.

– Я к холоду привык. Ты – нет, – ну-ну, а ночью был совсем не против – ни камня, ни плаща. – Завтракай скорей, нам нужно идти, – сам-то он проглатывает еду в мгновение ока.

– Нужно? – я кусаю яблоко и укутываюсь в плащ (не хочет – не надо). – Послушай, Сильвен. Я тут ночью не спала и много думала. В общем, будь добр, объясни, что происходит. Ты явно понимаешь больше меня.

Сильвен встаёт, в который раз принюхивается, потом садится рядом и скучающе уточняет:

– Что именно я должен объяснить?

Он определённо душка.

– Зачем мы идём к морю?

– Потому что там твой дом, – фэйри смотрит на меня, как на глупую старшеклассницу, только что признавшуюся, что читать она не умеет (ну отшибло у меня память после круга камней – да, настолько!). Говорит раздражённо: – Потому что там, у моря, живут человеческие колдуны, которые, надеюсь, могут избавить тебя от проклятья.

– То есть сделать меня русалкой?

Сильвен кивает. Я смотрю на него и думаю, что совсем не уверена, хочу ли я становиться русалкой.

– Да с чего вы все взяли, что я имею к морскому народу какое-то отношение? – выдыхаю вместе с облачком пара, глядя на небо. – Ты, Марк? Может, это шутка, а? Может, всё подстроено? Может…

– Болят? – перебивает фэйри. – Ноги.

Я замолкаю, удивлённо глядя на него. Болят. Очень. Но я не жалуюсь – я почти привыкла…

– Русалки отказываются от моря только ради кого-то. Кого-то, кого они любят больше, кому они верны сильнее, чем духам вод. Так я слышал, – уточняет фэйри, не глядя на меня. – Только тогда они могут стать людьми. Но если человек, ради кого они это сделали, далеко – у них всегда болят ноги. А если он отвергает их, русалки умирают.

Повисает молчание. Ветер с рёвом набрасывается на камни – в который раз.

– Меня? Отвергли меня? – недоверчиво повторяю я.

А Сильвен неожиданно улыбается.

– Русалка! То, что тебе грозит смерть, тебя не волнует?

– А мне ещё и смерть гро… Слушай, скажи, что ты пошутил? Тебе просто нравится надо мной смеяться! Потому что я из Дугэла, а вы, фэйри, нас ненавидите. И вообще…

– На самом деле мне тебя жаль, морская дева, – говорит вдруг Сильвен, глядя на меня в упор. – Ты как ребёнок, запутавшийся несмышлёныш. Все, кто был с тобой, оказываются твоими тюремщиками. Даже твоё собственное тело для тебя – тюрьма. Твоя магия запечатана, ты изгнана, тебе грозит смерть. Тот, кто сделал это с тобой, должен быть очень жесток.

Я открываю от удивления рот: вот уж не думала, что фэйри умеют сочувствовать! И да, в таком свете то, что он сказал (если это хоть капельку правда) выглядит весьма мрачно.

И слишком дико.

– Но зачем кому-то так со мной поступать? Я же ничего плохого не делала!

Сильвен пожимает плечами и встаёт.

– Идём, русалка. Надо поторопиться. К следующему утру мы должны быть в Гленне.

Я, уверенная, что всё, что за пределами Дугэла – уже Гленна, встаю вслед за ним.

– Ты можешь не называть меня русалкой, а? Моя имя Арин.

– Сомневаюсь, что это твоё имя, – говорит Сильвен после долгой паузы, привязывая мешки к седлу. – Но как хочешь.

Мысль снова весь день провести верхом вызывает ужас. Спину у меня ещё после ночёвки на земле ломит, и я не хочу представлять, что почувствую, когда взберусь на лошадь.

Пытаюсь идти рядом с фэйри. Мне больно, очень – но это привычная боль.

Только ноги подламываются.

Сильвен молча ловит меня и забрасывает в седло. Слабо протестую, но фэйри отрезает:

– Из-за тебя мы будем идти медленнее.

Ещё один серый промозглый день. Я снова плаваю в сонном мареве, которое время от времени прерывает фырканье лошади и сердитое шипение Сильвена.

Просыпаюсь, когда фэйри стягивает меня с седла и закрывает ладонью рот. Мы прячемся за клыкастыми камнями, покрытыми чем-то бурым сверху, не то мхом, не то засохшей краской. А за ними по дороге идёт обоз: дровосеки везут длинные полозья с деревьями – гигантскими стволами, уже лишёнными веток. Вокруг – пограничники на фэйрийских лошадках вроде нашей.

Сильвен держит меня одной рукой, другую протягивает к поясу. Морщится, кусает губу – очевидно, не найдя оружия.

Дровосеки подгоняют тянущих повозки с деревом лошадей и поют что-то смутно-знакомое. Время от времени припев поддерживает кто-то из пограничников – хриплый голос тонет в мокром воздухе. То тут, то там раздаётся смех.

Я слушаю их, и мне безумно, жестоко хочется вырваться, выбежать им навстречу. Попросить защиты, рассказать, что я тоже из Дугэла, что мне нужна помощь. Они, конечно, помогут. Мужчины мне всегда помогают, стоит только улыбнуться.

Сильвен рывком прижимает меня к себе и шепчет на ухо:

– Только попробуй, русалка. Они отдадут тебя туманной королеве, которая вырвет твоё сердечко и скормит своему принцу. И ты знаешь, что это правда.

Нет, я не знаю. Но не могу пошевелиться, его ладонь по-прежнему закрывает мне рот, и что-то не даёт мне рассердиться, начать вырываться по-настоящему. Приказать. Что-то внутри меня – голос вздыхающего гленского чудовища, которое мне отчего-то так нравится слушать.

Обоз скрывается за поворотом.

Сильвен молча сажает меня в седло, набрасывает на голову капюшон и снова ведёт куда-то в серую изморось, где воет ветер, где тоскливо и очень неуютно.

Мы останавливаемся только вечером – холмистое поле укутывает плотный сумрак. Неподалёку слышится плеск воды, напоминающий мне ручьи Туманных гор. Сильвен снимает меня с седла – я привычно обхватываю его шею и жду, что он опустит меня на землю, и можно будет снова спать.

Плеск усиливается, и какое-то время спустя я чувствую, как руки Силвьена задирают мне юбку – и тут же холод, который быстро сменяется приятным теплом и чудесным ощущением: вода смывает боль. Как дома, в купальне. Я улыбаюсь.

– Тебе легче, когда живая вода рядом? – говорит фэйри, и я открываю глаза.

Вода вокруг, серая, почти стальная, шелестит под каплями дождя. Но она не похожа на Лэчин. Она течёт – медленно, завораживающе течёт куда-то влево, петляет, как огромный ручей. А ещё она действительно живая. Я не понимаю, что это значит, но знаю точно: хорошо, когда вода живая. В Лэчине воды мертвы, потому что…

– Русалка? Арин?

Я подбираю сползающий к воде край юбки и оборачиваюсь.

– Спасибо.

Фэйри кивает и уходит к оставленной у камней лошади. Я должна ему помочь, но у меня просто нет сил. И очень, очень хочется остаться, смотреть на воду – я могу делать это часами, а Сильвен не дугэлец, его это не удивляет. Он не тревожит меня вопросами и рассказами, что смотреть так пристально на что-то неправильно.

Правильно.

Когда из воды поднимается струящаяся фигура, напоминающая громадную змеиную голову, я, всё ещё в полудрёме, тяну к ней руки. Змей смотрит на меня прозрачными серыми глазами и трётся о мои ладони скользкой чешуёй. Как щенок. Я нахожу нужное местечко, внизу, под горлом и глажу. Тихий булькающий свист заставляет вздрогнуть. И, как только я понимаю, что змей мне не снится, он бросает на меня последний, будто бы грустный взгляд, и ныряет.

– После этого ты сомневаешься, что ты русалка? – говорит Сильвен, помогая мне слезть с камня над водой на песок.

– Чт-то это было? – лепечу я, с опаской глядя на воду.

– Это, Арин, – Сильвен следит за внезапно поднявшимися волнами, – был водный дух. И он шлёт тебе привет, – одна волна как раз лижет песок у нас под ногами. И выбрасывает серебристых, трепещущих рыбок, которых я раньше тоже видела только на картинках.

– Ну вот и ужин, – усмехается фэйри. Берёт одну из рыбок, с силой ударяет о камень, где я только что сидела. Отдаёт замершее серебристое тельце мне. – Ешь.

Я беру рыбу в руки и тут же роняю. Холодная и скользкая. Гадость.

– Ты издеваешься?

– Не глупи, Арин. Тебе подношение. Хочешь обидеть водного духа? Он нас ночью утопит.

Краем глаза я замечаю поднявшуюся над водой змеиную голову.

– Ешь, – Сильвен вкладывает в мои руки несчастную рыбу. – Русалка ты или нет? Ешь.

Меня подмывает устроить скандал. Я? Есть вот это? Этого… червяка? Такой же мерзкий. Открываю рот – сказать это. И замираю, завороженная. Последний солнечный луч продирается сквозь облака, играет на гладкой чешуе, что-то настойчиво напоминая. Что-то родное и совершенно нормальное.

Как в полусне я подношу рыбу ко рту. И прихожу в себя уже облизываясь и с пустыми руками.

Змеиная голова с плеском исчезает, фэйри, сидя рядом, протягивает мне другую рыбу.

– Ещё?

Я скалюсь в ответ – Силвьен смеётся.

– Острые у тебя зубки, русалка.

Меня тошнит. Жуткий, горький привкус во рту. Горячая жемчужина снова обжигает…

Сильвен аккуратно подхватывает меня, усаживает рядом и долго поит водой. Говорит успокаивающе:

– Ну хорошо, хорошо, русалка. Понятия не имею, как готовить рыбу, но в Гленне костры разводить будет можно и даже нужно.

– Я больше… не буду… есть эту гадость, – шепчу я, чувствуя странную лёгкость в животе.

– Ты русалка, Арин, ты всегда их ела, – отзывается фэйри. – Но, похоже, проклятье не даёт тебе это вспомнить. Сильное.

Я молчу. Сильвен роется в мешке с едой. Достаёт убранный мной утром рубин, морщится, но даёт мне. Потом – солёное мясо и хлеб, оставленные мамой не помню для чего… Я отворачиваюсь – живот бунтует, мне снова холодно, несмотря на рубин, и неуютно.

– Ты никогда не встречалась с дугэльской королевой? – интересуется вдруг Сильвен.

Я мотаю головой. Нет. С чего бы?

Сильвен молчит. Я кутаюсь в плащ.

– Как ноги? Уже не болят?

Вздрагиваю, понимая, что да – боль ушла. Встаю ради интереса. Если бы не слабость, могла бы даже танцевать. Удивительно. Они же болели всегда!

– Ясно, – усмехается фэйри, и я не выдерживаю:

– Что ясно? Ты знаешь, почему они перестали болеть?

– Живая вода, – как само собой разумеющееся отвечает Сильвен. – Живая вода, магия духа. Твоя стихия.

Ну да, так мне всё стало намного понятнее.

– Вот почему у меня руки никогда так не болят? – ворчу я, косясь на воду. – Спина, шея? Всегда ноги! – Мама, когда я спрашивала, начинала суетиться, искать травы какие-то, настои – и всё заканчивалось той же болью и постельным режимом.

– А что ты хочешь? – усмехается Сильвен, перебивая мои мысли. – Поменять хвост на ноги и не чувствовать боль? К тому же, тот, ради кого ты это сделала, очевидно, сейчас далеко. Был бы рядом, ты бы боли не чувствовала.

Я ошеломлённо смотрю на фэйри. И выпаливаю то, что изумило больше всего:

– Хвост? – что, как у собаки?!

– Ну, рыбий, – Сильвен улыбается, глядя на меня.

– Рыбий, – повторяю я, невольно вспоминая ту несчастную рыбку, которую только что съела. – Какой ужас. Какое… уродство!

– Морякам, я слышал, нравится, – в голосе фэйри явно слышен смех. – Люди поют про прекрасных холодных дев на камнях, любителей расчесать волосы и поглядеться в зеркало. Ты, кстати, как к зеркалам относишься?

– Издеваешься, – я отворачиваюсь.

Ну да, мне нравится расчёсывать волосы и смотреть в зеркало. Ну так мне одной, что ли? Большинство моих одноклассниц ведут себя так же.

– Да нет, – задумчиво говорит фэйри. – Того, ради кого ты отказалась от моря, ты же сманила. Ты совсем его не помнишь? Ты же наверняка его любила. Ничего?

– Ничего.

– Совсем? Вы, русалки, говорят, любите…

Я выпаливаю его Истинное Имя на одном дыхании. И в полной тишине приказываю:

– Не называй меня русалкой. И прекрати эти намёки про морских дев. Хватит. Мне надоело.

Остаток вечера мы проводим в полной тишине, не считая плеска воды и бархатного шёпота дождя.

Ночью мне снова снится тот же кошмар: вода душит. Вся тяжесть километров и километров воды давит на меня, пока я пытаюсь выплыть, дёргаюсь и задыхаюсь. И только когда сильная боль обжигает щёку, просыпаюсь.

Сильвен сидит надо мной – я с трудом вижу его лицо в темноте, только сверкающие глаза.

– Ты в порядке? – у него совершенно равнодушный, ровный голос. – Ты задыхалась.

Я рывком сажусь и хватаю ртом воздух. Мне жарко – скидываю плащ, краем глаза вижу блеск воды. Отшатываюсь.

– Что? – в голосе фэйри появляется напряжение.

– Н-ничего, – я старюсь не смотреть на воду. Отворачиваюсь, сажусь на землю. Дышу. – Просто кошмар приснился.

Фэйри ещё какое-то время смотрит на меня – я чувствую его взгляд, хоть и не вижу. Потом укладывается и тоже отворачивается.

До утра заснуть не получается. Я смотрю в темноту, потом, изредка – на воду. Змеиная голова таращится на меня в ответ, и мне чудится, что глаза у неё как у понурившегося щенка.

Чувствую себя мерзко.

Утром Сильвен роется в мешке с одеждой, находит промасленную бумагу, в которую завёрнуты мои заколки, вытряхивает их и аккуратно складывает выброшенную на берег рыбу. Я, стараясь не смотреть, без аппетита жую хлеб.

Но, когда фэйри зачем-то принимается рыть ямку подальше от воды, не выдерживаю:

– Что ты делаешь?

– Камни, – Сильвен на мгновение отрывается от работы и кивает на рубины. – Надо оставить здесь. В Гленну их тащить нельзя, а мы выйдем туда к полудню.

– Почему нельзя? – с рубинами расставаться жаль. Наверняка Сильвен найдёт ещё парочку причин не разжигать огонь ночью, а без камней будет холодно.

– Потому что с ними нас любой колдун немедленно вычислит.

– И что в этом плохого? – недоумеваю я. – Вот и попросим его помочь…

Сильвен поворачивается ко мне.

– Ты.., – он замирает, глотает часть фразы. – Можешь на помощь в Гленне даже не надеяться. То, что мы сбежали из Дугэла, станет понятно сразу. И никто не захочет ссориться с туманной королевой. А значит, тебя отправят в Дугэл в качестве подарка Её Величеству, а меня убьют.

У меня сразу возникает с десяток вопросов. Например, зачем фэйри ублажать нашу королеву, если мы с Гленной на ножах? И тому подобное. Но я некоторое время молчу, стараясь не думать об этом: в конце концов, не доверять Сильвену причин у меня нет. И в свете того, что происходит, я согласна: мне нужна какая-нибудь сильная колдунья, которая объяснит причину моих кошмаров и любовь водных духов. Хорошо, раз домой мне всё равно не вернуться, я пойду за Сильвеном к морю. Какая-то часть меня, игнорировать которую не получается, очень этого хочет, превращая в навязчивое желание, даже если здравый смысл кричит, что в Дугэле я в безопасности. Ха, в безопасности? Моя мама мертва, одноклассник оказался колдуном, к тому же спятившим. Как я буду объяснять это страже, а? Меня же наверняка ищут. К тому же Сильвена в Дугэле убьют, тут и думать нечего. А я за него в ответе. Значит, надо добраться до одного из Прибрежных человеческих королевств и устроиться там. Здесь мои с Сильвеном цели совпадают.

Пытаюсь помочь фэйри привязать мешки к седлу – Сильвен отбрасывает мои руки и молча делает всё сам. Тоже молча отхожу.

Идём по берегу вдоль течения. Я подбираю юбки и шлёпаю по воде. Она отчего-то не кажется мне холодной – наоборот, почти как тёплое молоко, очень приятная. И ноги – безумное облегчение – не болят.

Сильвен молча ведёт лошадь. Меня снова забавляет, насколько у них похожий взгляд: у фэйри и его животного.

– Сильвен? – фэйри поворачивается ко мне, но глаза не поднимает.

Кусаю губу.

– Извини. Пожалуйста. Я вчера не сдержалась. Прости меня, хорошо? Ты меня спасаешь, заботишься обо мне, а я, неблагодарная…

– Я тебе служу, – перебивает фэйри всё тем же ровным тоном.

Я молча смотрю на него и выдавливаю:

– Но…

На этот раз он смотрит в ответ – мне холодно от его взгляда.

– В общем… извини, – комкаю слова я.

Сильвен равнодушно пожимает плечами.

Ноги ни капельки не болят. Я поскальзываюсь иногда на камнях – но только и всего. Мне никогда ещё не было так хорошо – несмотря на бессонную ночь, непрекращающийся дождь  и надоевшую серость вокруг. Жизнь без боли… за одно это можно любить воду, несмотря на все кошмары.

– А почему, – тишина давит, и я пытаюсь её разбить, задав хоть один из интересующих меня вопросов. – Почему ты сказал, что тебя убьют, если нас схватят твои… э-э-э… если нас схватят фэйри?

Сильвен отвечает не сразу, мне даже кажется, что он не расслышал меня или просто не хочет разговаривать.

– Потому что у нас убивают изгнанников, посмевших вернуться.

– Изгнанников? – повторяю я. – Как это?

Фэйри смотрит перед собой, и его голос по-прежнему равнодушен:

– Что, в Дугэле никого не изгоняют?

– Нет…

– Ну ещё бы, при такой изобретательной королеве, – усмехается Сильвен. – А ты думала, откупные фэйри будут из нашей верхушки, да? Может, тоже про принцев себе что-нибудь насочиняла?

– Да нет, вообще-то, – я замечаю, что невольно копирую его тон. – Я как-то об этом совсем не думала.

Сильвен фыркает.

– Нас почти всех отобрали из приговорённых. Из разных деревень, практически по всей Гленне. И вместо изгнания отправили туманной королеве. Всё равно смерть.

Я глотаю это – мой фэйри не только сумасшедший, он ещё и преступник.

– И за что тебя? – мой голос звучит так же ровно. – Приговорили.

Сильвен смотрит на небо, с которого сыплется дождь. И тихо, почти неслышно говорит:

– За срубленное дерево.

– За что? – выдыхаю я, пытаясь не засмеяться. Я-то думала, он кого-то убил…

Сильвен резко поворачивается.

– Тебе не понять. Тебе, – он снова давится частью фразы. И, отдышавшись, тише и спокойнее добавляет: – В каждом дереве живёт дух. Потому прежде чем рубить наш лес, дугэльская королева отравляет его туманом. А мы… мы живём рядом с духами деревьев, они помогают нам, дают нам магию…

– Зачем же ты тогда его срубил? – спрашиваю я, действительно ничего не понимая.

Сильвен отворачивается.

– Не смог разойтись с кленовым духом. Ему мои жертвы не понравились, он оскорбился. И охотился за мной месяц. Я выбирал между смертью и… смертью.

– А когда жертвы не нравятся, – после паузы спрашиваю я, – это тоже преступление, да?

Фэйри отрывисто кивает.

– Ну ты прав, – я тоже смотрю на небо. – Я действительно ничего не понимаю.

Дугэла мне не видать как своих ушей, в Гленне все, похоже, малость того – и в Прибрежных королевствах наверняка тоже найдётся какой-нибудь подвох.

Это весь мир вдруг стал таким странным, или просто мне всё видится в сером свете?

Где-то за облаками – серыми ошмётками, затянувшими небо – встаёт солнце. Мы отходим от реки, и чем дальше, тем сильнее болят ноги. Сильвен молча подхватывает меня, когда я в очередной раз спотыкаюсь, усаживает в седло. Я моментально засыпаю.

А когда просыпаюсь, не сразу понимаю, что сон кончился. Впрочем, мне никогда, почему-то, не снятся такие сочные краски. Обычно – синее или серо-зелёное. Сейчас вокруг – сочная яркая зелень, совершенно несравнимая с туманными красками дугэльских парков. Я оглядываюсь и понимаю, почему Сильвен говорил, что в деревьях его родины живут духи. Они действительно живы, эти деревья. Как живы люди по сравнению с любыми куклами, неважно как хорошо сделанными.

Я сижу в переплетении корней у ствола. Рукой чувствую исходящее от коры тепло, и листья шелестят на невидимом ветру совершенно не так, как в Дугэле. Прижимаюсь щекой к стволу: запах, терпкий и свежий, ударяет в нос. Не привычный запах мокрой земли, а что-то другое, настоящее и свободное.

И где-то наверху солнце просвечивает сквозь листья, и в тонких столбиках света вьются мелкие мотыльки и мошки.

– Как красиво, – выдыхаю я.

Сильвен, сидящий неподалёку с веткой в руках, поднимает голову.

– Спи. Ночью поспать не удастся. Спи сейчас.

Я слишком сонная и усталая, чтобы раздумывать над его словами. Я просто улыбаюсь в ответ и некоторое время смотрю на него. Фэйри почти сливается с окружением: его сероватая кожа, татуировки, тёмные волосы – как игра света и тени, серое и тёмно-зелёное, переплетение ветвей… Только глаза блестят, как солнце сквозь листву. Действительно красиво.

Засыпаю, глядя Сильвену в глаза, под несмолкающий переклик птиц. На зыбкой границе между сном и явью мне кажется, что я слышу музыку – не рокот, на этот раз, а звон колокольчиков. Он очень гармонично дополняет увиденное.

Так вот, значит, какая на самом деле Гленна. И каков на самом деле лес. Зачем королева приказывает его рубить? Такой красотой можно только наслаждаться.

Сильвен будит меня на закате. Весело потрескивает костёр, небольшая полянка вокруг так же очерчена маленькими костерками по окружности.

– Не выходи из круга. Что бы ни случилось. Поняла?

Я удивлённо смотрю на него. Фэйри держит в руке всё тот же прутик, только его конец остёр, как шип.

– Не выходи из круга, – ещё раз повторяет Сильвен и растворяется в зелёно-алом сумраке.

Я удивлённо осматриваюсь, замечаю стоящие у корней сумки с одеждой и едой. Ну хорошо, по крайней мере, вещи оставил – если уж решил уйти. И лошадь, флегматично жующая траву, привязана к одному из вздыбленных корней. Ладно…

Алый закатный свет играет с листвой в странные игры. Никогда не видела подобного в Дугэле – вечером там всегда опускается туман. А здесь – здесь мне хочется насладиться солнцем ещё.

Ноги снова ломит от боли, но я привычно не обращаю внимания. Зато дерево в центре нашей полянки – громадное, ствол моими руками не охватить – явно мне благоволит. Я легко взбираюсь по ветвям – дерево будто протягивает мне на помощь ветви-пальцы.

Наверху – чистое, без дымки облаков небо загорается звёздами. И огненный шар тонет за бесконечным лесом, омывая зелёные кроны ало-золотым.

Воздух пахнет свежестью вперемешку с пряным запахом коры и ноткой далёкой земли. Надо же, а нам говорили, что воздух леса – яд для дугэльца. Что духи деревьев – мерзкие, склочные существа, норовящие обвести тебя вокруг ствола и заставить блуждать в трёх соснах.

Я сажусь на ветку, свесив ноги, и с наслаждением потягиваюсь. В застывшем воздухе листья гладят мои волосы – прямо как пальцы, и соседние деревья наклоняются, качают сучьями, точно ведут беседу. Обо мне?

Небо потихоньку гаснет, но не чернеет, как в Дугэле, а становится тёмно-тёмно-синим. Глубокий, бездонный цвет с крапинками алмазной пыли. Я завороженно смотрю и больше всего мне хочется сейчас петь. Перебираю в уме знакомые песни и отдаюсь этому занятию с душой. Поэтому, когда внизу раздаётся громкий стон, чуть не сваливаюсь с ветки от неожиданности.

Внизу темно. Я щурюсь, пару раз соскальзываю, но неизменно успеваю ухватиться за заботливо подставленные ветви. Листья тревожно шелестят, цепляясь за мои волосы – не обращаю внимания, спускаюсь на землю.

Тихо.

Всхрапывает лошадь, я испуганно поворачиваюсь, и мне чудится за огненным кругом смазанное движение.

Костёр в центре поляны, обложенный землёй, уютно потрескивает. Огненные язычки тянутся вверх, танцуя в чёрном бархатном воздухе. Я, спотыкаясь и увязая в мягкой траве, подхожу ближе.

Вглядываюсь в темноту.

Свистит, выпуская воздух, поленце. И снова мне слышится стон – тут же я замечаю движение. И сверкающие, громадные глаза – круглые, как у сыча, отражающие свет пламени.

– Сильвен? – зову я, прекрасно понимая, что это не он.

Мне страшно, но сидеть у призывно шелестящего листвой дерева невыносимо. Я аккуратно вынимаю из костра загоревшуюся с одного конца ветку и иду к огненному кругу.

В потрескивающей тишине раздаётся ещё один стон, уже громче.

Вглядываюсь в темноту, помогая себе «факелом». И кое-как угадываю контуры лежащего шагах в двадцати тела – точно не Сильвен, если только он не успел отрастить крылья. Прозрачные, они напоминают крылья стрекозы и стелятся за незнакомцем, когда он пытается подползти к огненной границе. В жёлтых круглых глазах отражается костёр, а ещё – отчаяние и боль. Я чувствую это так же отчётливо, как слышу, когда бедняга стонет.