Текст книги "Сказки Мшанского леса"

Автор книги: Мария Сакович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Через сотни лет

 
…догорает лучина, сгорит дотла,
лишь метель прядет мое веретено,
и сама уже, словно снег, бела,
но я буду ждать тебя все равно…
 

Антон прекрасно понимал, что до города не дотянет, машина фыркала, спотыкалась на каждом шагу, и единственное, что ему оставалось – найти место для ночлега. Но окрестности были совершенно незнакомыми, и ночевать здесь откровенно не хотелось. Однако часы показывали половину двенадцатого ночи, лес давно сомкнул над дорогой глухие объятия, и конца ему не было видно. Наконец машина чихнула последний раз и заглохла окончательно, тем самым дав понять Антону, что выбора нет и придется искать ночлега именно здесь.

Антон вылез в поглотившую его темноту древнего леса, поежился от колючего холода осенней ночи и огляделся. Вокруг повисла непроницаемая, глухая и враждебная тьма, даже вытянутую руку нельзя было разглядеть. Именно о такой темноте говорят – хоть глаз выколи, ощущение слепоты было полным и довольно противным. Антон наглухо застегнул куртку и в сердцах пнул колесо непокорной машины, которая мертвой грудой железа застыла на обочине дороги. Машина издала скорбный вздох и замолчала снова. Стучать и ковырять ее сейчас в попытке починить, в этой темноте, было бесполезно. Антон вгляделся в обступивший дорогу лес – ничего, ни малейшего признака жизни. От тоски он решил пройтись немного вперед по дороге, надеясь, что глаза скоро привыкнут к мраку.

Так и случилось, минуты через две он уже различал дорогу, слабо светившуюся в мутном свете звезд. Ходьба успокаивала и согревала. Внезапно Антон остановился, привлеченный каким-то блеском справа. Вглядевшись в ночь, он увидел слабый отблеск на стволах соседних деревьев и, обрадованный, храбро шагнул в объятия темного леса. Предчувствие и зрение не обмануло – за деревьями слабо светилось окно крохотной избушки. Антон постучал в низкую деревянную дверь, которая распахнулась почти сразу, и на пороге возникла женская фигура с керосиновой лампой в руке.

– Доброй ночи, – вежливо поздоровался Антон, пытаясь привыкнуть к внезапному свету и разглядеть хозяйку избушки, правда, безрезультатно, – меня зовут Антон Павлов, я с дороги. У меня сломалась машина, а на дворе ночь, и починить ее сейчас не получится. Да к тому же очень хочется есть. У вас не найдется чего-нибудь перекусить? – и он с надеждой уставился на женщину, лицо которой ему так и не удалось разглядеть. Та, ни слова не говоря, посторонилась, впуская Антона внутрь избушки. Ему пришлось немного нагнуться, так как нависший бревенчатый потолок не давал выпрямиться во весь рост. Миновав маленькие сени и слыша, как хозяйка за спиной, вопреки ожиданиям, только притворяет, а не запирает дверь, Антон попал в маленькую комнатенку, которая совмещала кухню, спальню и гостиную. Он пропустил хозяйку вперед, и та жестом, не оборачиваясь к нему, указала на грубую деревянную скамью перед деревянным же столом. Антон сел, наблюдая за женщиной. Та поставила лампу на полку и повернулась к Антону. Сказать, что она была красива, язык не поворачивался, но было что-то безмерно привлекательное в больших ореховых глазах, в нежном овале молодого лица. Она улыбнулась, отчего в глазах вспыхнули искорки, и низким, тягучим голосом просила:

– Ночевать останетесь или как?

Антон опешил, не зная, что ответить этой бесстрашной женщине, которая живет совершенно одна в глуши и не боится предложить ночлег мужчине, которого видит первый раз в жизни, и только молча кивнул. Женщина опять загадочно улыбнулась и повернулась к Антону спиной, доставая что-то из печки. Судя по фигуре, гибкой и стройной, она была молода, да и темная коса, толстой змеей дремавшая на спине, говорила о юном возрасте, но что-то в глазах хозяйки не давало подумать о юности. Наконец она повернулась, поставила на стол дымящийся горшок, тарелку блинов, миску со сметаной и большую деревянную ложку.

– Ешь, – тихо сказала она и добавила, – меня Ольга зовут.

– Спасибо, – Антон взялся за ложку и поднял на Ольгу глаза. Та смотрела на него в упор, и в глубине черных зрачков дремало что-то, чему не было возраста и названия. Казалось, на дне этих глаз плещется медовое озеро, в котором можно увязнуть навеки, если засмотреться. И Антон опустил глаза, а Ольга бесшумно села напротив, не сводя с него завораживающего взгляда.

Антон быстро наелся на удивленье вкусными блинами со сметаной и ароматной кашей, и захотелось курить. Ольга, словно прочитав его мысли, сказала – кури – и встала, убирая со стола тарелки. Антон достал пачку сигарет, вынул одну, сунул в рот, щелкнул зажигалкой…

…Он видел себя и Ольгу, только одеты они были совсем по-другому – на Ольге длинная холщовая рубаха, змеистая коса перекинута через плечо, узенькая полоска тесьмы обхватывает темноволосую голову, а на нем что-то богато расшитое, сапоги и плащ, отороченный куньим мехом. Он смотрит на Ольгу, которая вот так же, как сейчас, достает из печи дымящийся горшок. Она оборачивается, глядя ему в лицо огромными ореховыми глазами, но сейчас в них нет ничего медового, в них плещется пламя, искры сыпятся из-под ресниц, и он, другой Антон, видит эти искры и словно отзывается на этот пожар, накрывая горячую ладонь Ольги своей большой мозолистой рукой. Она вздрагивает, за стеной избушки храпит больной жеребец, в голове у Антона все мешается, и единственное, что существует для него сейчас – это горящие Ольгины глаза с плещущейся лавой на дне…

…Антон обжог палец, и видение исчезло. Он поднял взгляд на Ольгу, та снова смотрела на него, и в глазах ее дремал отблеск того пожара, который он только что видел. Она улыбнулась и отвернулась, ставя на стол кипящий самовар. Чай Антон пил будто в бреду, пытаясь не встречаться с Ольгой взглядом и одновременно мучительно этого желая. Время шло, они молчали, Антон не мог справиться с волнением, наконец, увидев, как Ольга встает, чтобы убрать самовар, он накрыл ее ладонь своей рукой. Но пальцы ее, вопреки ожиданиям, не были горячими, они напоминали скорее кусок льда, который, тем не менее, обжигал не хуже угля. Ольга молча смотрела на их руки, а потом подняла на Антона глаза, в которых застыла боль, и покачала головой.

– Завтра. Все завтра. Ложись спать, – тихо сказала она, и Антон тут же почувствовал, как сон накатил волной, и опустились вмиг отяжелевшие веки.

Он проснулся среди ночи. Ольги в доме не было, но он слышал, как она ходит снаружи на лужайке, что-то тихо бормоча. Выглянув в окно, он похолодел – она ходила босиком по траве, вся залитая лунным светом, в холщовой рубахе, а длинная, до колен, коса теперь была распущена, и в змеистые пряди были вплетены какие-то белые цветы. Посреди поляны стоял вороной жеребец, хрипевший надорванной грудью. Ольга медленно подошла к коню и начала, собирая в пригоршни лунный свет, как бы омывать им трясущуюся мелкой дрожью лошадь, что-то напевая. Антона одолевал сон, и опускаясь на лежанку, он успел заметить, что лежит на медвежьей шкуре в льняной рубахе и штанах.

Утром Ольга разбудила его, потряся за плечо. Он мгновенно сел и уставился на нее. Возле лежанки стояла обычная женщина в черном свитере и вытертых джинсах, только необычно длинная коса змеилась по телу, перекинутая через правое плечо. Антон хрипло спросил:

– Что это было?

– Тебе не понять.

Ольга хотела отойти, но он поймал ее за руку и сказал:

– Нет. Я должен знать.

Она посмотрела на него долгим взглядом, а потом села рядом с ним на лежанку:

– Когда-то давно, я была тогда молоденькой ведьмой, один князь заблудился в наших лесах. Конь его надорвал грудь после долгой скачки, и пришлось ему заночевать здесь. Наутро конь выздоровел, а князь, покидая меня, сказал, что вернется. А я сказала, что буду вечно его ждать.

– И что? Он вернулся? – Антон не знал, почему, но ответ на этот вопрос казался ему жизненно важным.

Ольга помолчала, а потом, резко подняв голову, взглянула на него:

– Да, Антон. Он вернулся вчера ночью. И я могу больше не ждать. Он выполнил обещание. Теперь я свободна.

– А тогда? Почему он не вернулся тогда?

– Он не добрался до своего города, его убили.

– И что мне теперь делать? – с ужасом спросил Антон.

– Ничего. Отправляйся домой. Твоя машина в порядке, – и Ольга встала с лежанки.

Поев перед тем, как покинуть избушку, Антон вышел на улицу. Притихший лес замер. Антон оглянулся на крыльцо избушки. Ольга стояла в дверях, скрестив руки на груди, и молча смотрела на него. Он понял, что должен что-то сказать, и только и смог произнести похолодевшими губами:

– Я вернусь.

Ольга молча улыбнулась. Антон повернулся и отправился к дороге. Найдя машину, он открыл дверь, сел внутрь словно во сне, и повернул ключ зажигания. Мотор послушно завелся с полоборота. У Антона пересохло во рту, он выскочил из машины и бегом бросился к избушке, не понимая, почему бежит туда. Но когда он выскочил на поляну, только несколько сгнивших пней напомнили ему о том, что всего пять минут назад здесь стоял маленький домик, в котором ждала своего князя женщина с необычно длинной косой.

Маленькая принцесса

 
…только никогда, мой брат-чародей,
ты не найдешь себе королевы,
а я не найду себе короля…
 

Они сидели на берегу моря.

Волны, спокойные и сонные, лениво облизывали мокрыми языками ее ступни, отсвечивающие в призрачном свете луны каррарским мрамором. Она плакала, роняя сверкающие капли слез на и без того мокрый песок. Он сидел напротив, не глядя на нее, спиной к морю, лицом к ее острым коленям. Они молчали, хотя было заметно – только ее слезы послужили тому причиной.

Наконец он поднял златоволосую голову и устало сказал:

– Чего ты хочешь?

– Дэн… – ее шепот был не громче плеска волн, но он услышал ее. – Дэн… я не знаю!

Шепот опять захлебнулся плачем. Он отвернулся, глядя в небо.

– Сандра, послушай меня. Ты знаешь все. Никто и никогда на Земле не любил так, как я. Я приходил к тебе всегда, когда был тебе нужен. Я дарил тебе плащи из лунного света, ожерелья из звезд, пение птиц в дубовом кубке. Я целовал тебя нежнее ветра и обнимал крепче самого узкого платья. Сандра, никого так не любили. Ты знаешь это.

– Да. Я знаю. Но… Дэн, я не хочу такой любви.

– Я спрашиваю – чего ты хочешь?

– Дэн! – она вздернула голову, полными слез глазами глядя на него в упор и срываясь на крик. – Дэн! Посмотри на меня!

Он нехотя повернулся к ней лицом.

– Я знаю все, ты прав. Я куталась в твои лунные плащи и пила соловьиные песни. Но в лунном свете нельзя ходить днем, а песнями сыт не будешь. Я женщина, Дэн, и хочу одного – ребенка. Не звездного мальчика, который будет бегать по Млечному пути и хохотать на всю Вселенную, играя с созвездием Близнецов, а обычного мальчугана, с рыжими вихрами и вечно разбитыми коленками. Пусть у него никогда не вырастут крылья и он не будет кататься верхом на кометах – но он будет взлетать выше солнца на обычных качелях и оседлает самого норовистого жеребенка в табуне своего отца. Дэн…

Она сбилась, смутилась от его пристального сияющего взгляда. Побледнела – хотя в лунном свете это было почти незаметно – опустила глаза. Потом продолжила – тихо, глухим голосом, словно признаваясь в ужасном преступленье:

– У меня нет своей маленькой планеты, только эта – большая, неухоженная, грязная, неповоротливая. У меня нет розы, которая разговаривала бы со мной по утрам – но у меня самый большой цветник в округе. Я никогда не встречала диких лис, но у меня дома живет потрясающая кошка с пятью котятами, корова и куры. Я не встречала ни королей, ни звездочетов, но у меня есть друзья среди рыбаков и садовников.

Она опять замолчала, а потом добавила – тихо-тихо, одними губами:

– Я не маленькая принцесса, Дэн.

И замолчала, будто ждала ответа. Но ответа не было.

Луна несытым волчьим глазом наблюдала за ними с темного южного неба. Утомленные волны в полудреме накатывались на берег, омывая мраморные ступни девушки. Золотоволосый юноша молчал, чертил что-то прутиком на песке, девушка снова уткнулась лицом в колени. Внезапно юноша поднял голову:

– Сандра, неужели я ошибся в тебе? Неужели грязь и пыль твоей планеты милее тебе холодного безмолвия звезд? Неужели тусклые осенние закаты тебе ближе, чем мое пылающее небо? Неужели тяжелый бархат греет тебя лучше, чем плащ из лунного света? Сандра, разве есть что-то нежнее, чем напиток из соловьиных песен? Есть ли что-то прекраснее, чем поцелуи ветра? Сандра, я не верю тебе. Не верю. Ты создана для звезд, ты должна пойти со мной!

Он вскочил, протягивая ей руку ладонью вверх.

– Сандра, я никогда не построю тебе дом из красного кирпича, но ты поймешь, что можно быть счастливой и под сенью моей розы. Я никогда не укутаю тебя в меха, но ты поймешь, что в безвоздушном пространстве между мирами меха ни к чему. Я никогда не накормлю тебя жареным седлом барашка, но ты поймешь, что барашкам куда нужнее намордники, чем вертела. Пойдем со мной.

Она не пошевелилась, только сказала глухо, но отчетливо:

– Уходи. К своим закатам, розам и барашкам.

Он посмотрел на нее – изумленно и непонимающе, потом пожал плечами, повернулся и исчез за дюной. Плечи девушки вздрагивали, она снова плакала. Волны умолкли совсем, словно жалея ее. Внезапный шорох заставил ее вздрогнуть и выпрямиться – к ней крался небольшой остроухий зверек. Лис, догадалась Сандра.

– Он ушел? – Лис присел неподалеку, свернув кольцом немного облезший по лету хвост.

Сандра кивнула.

– Что ж… его нельзя изменить. А мы не можем измениться. Он приручил тебя?

Она засмеялась сквозь слезы и кивнула. Лис тоже понимающе фыркнул, потом добавил:

– Теперь ты в ответе за то, что дала себя приручить.

Он задрал голову, глядя в опрокинувшееся небо, потом понюхал воздух и сказал:

– Ночь на исходе. Скоро появится его планета. Она похожа на звезду, только не мерцает. Подождем?

Сандра покачала головой:

– Хватит с меня звезд. Холодно.

Она медленно встала с мокрого песка, поежилась, глядя на лиса, сказала:

– Доброй охоты, зверек, – и медленно побрела вдоль дюны.

– Сладких снов, – эхом откликнулся Лис, не сводя с нее немигающих глаз. Она скрылась из виду, ни разу не обернувшись.

Лис тихонько вздохнул, вытянул передние лапы, положил на них голову и прикрыл глаза, собираясь подремать в ожидании рассвета, когда на небе появится немигающая звезда – планета Маленького принца, у которого никогда не будет принцессы.