Текст книги "Доверяя себе. Финал"
Автор книги: Мария Рыжая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Мария Рыжая
Доверяя себе. Финал
Глава 9
Сколько прошло минут или часов, не знаю… Сижу на полу в своей комнате и понимаю, что конкретно облажался. Моя знаменитая «чуйка» дала сбой в этот раз, хотя, в глубине души, я знал, что не прав, но всё равно шел напролом, пытаясь доказать самому себе обратное, чтобы потом упиваться жалостью к себе и доказывать, что никому верить нельзя. Как я, чертов идиот, мог так жестоко обидеть самого дорого мне человека, возможно единственного, после мамы и отца? Как повелся на сомнения, которые вселил в меня этот ублюдок, Альберт? Почему не поверил ей, когда она смотрела на меня полными любви, умоляющими глазами и просила поступить правильно? Поверить ей…
Мои руки пронзает боль, и я смотрю на них. Глубокие порезы и царапины, из которых сочится кровь, рассекают костяшки пальцев. Оглядевшись вокруг, замечаю разгром в моей спальне, точнее, того, что от нее осталось. После ухода Каролины, пытаясь выплеснуть на себя же свою ярость, я разнес всю комнату. Первым была кованная прикроватная тумба, которая улетела в зеркальные двери гардероба. Потом был телевизор, который, оторвав от стены, я швырнул в панорамное окно. Статуэтки на полках, картины, рамки с фотографиями, аксессуары, декор – не смогло уцелеть ничего. Когда во всем этом погроме, я добрался до кровати, у меня уже не осталось ни сил, ни злости… Сорвал покрывало и простыни, на которых, ещё вчера мы спали с Каролиной и прижал их к своему лицу, жадно вдыхая ее, еще сохранившийся, аромат. От осознания того, что произошло, к горлу подкатил ком. Уже не пытаясь сдерживать яростные слезы, которые остро резали мои глаза, дал им волю. И ещё больше возненавидел себя за это: рыдаю, как баба, из-за того, что сам и натворил.
Беспомощность и осознание того, что не вернуть назад, навалилось на меня тяжелым грузом и я решил окунуться в свой личный ад. На задворках сознания ко мне приходит понимание того, что, если бы я или Альберт оказались правы, и Лина, действительно была бы не той, за кого себя выдавала, я бы, наверное, меньше переживал. Просто в очередной раз, закрепился бы в своей правоте, поставив очередную «галочку» и начал двигаться дальше. Это было бы не просто, но точно не так больно, как сейчас. Сейчас я понимал, что сам все разрушил и теперь буду пожинать плоды своего недоверия и сомнений. Я даже жалел, что оказался не прав: с её предательством я бы нашел силы справится, а вот со своим собственным – не уверен.
Когда мышцы моих ног затекли, а естественная нужда давала о себе знать, открываю глаза и морщусь свету, который разливается по комнате. Жалюзи и шторы благополучно, сломанной и рваной кучей лежат на полу, уже не выполняя того, для чего они предназначены. Когда прошла ночь и наступил день, я не помню, так же, как и то, какой сегодня день и уж, тем более сколько время. В попытках отыскать свой телефон, обвожу глазами комнату и понимаю тщетность этой затеи. При свете дня все выглядит ещё более ужасно, особенно мои распухшие руки, на которых растеклись запекшиеся дорожки крови. Смотрю на разбитое зеркало и вспоминаю, как в ненависти к себе бил свое отражение. Поднявшись на ноги, прохожусь по комнате и слышу слабый звук из глубины квартиры. Иду на звук и, нахожу свой смартфон на диване в гостиной. Хорошо, что он не попал вчера под раздачу.
Звонила мама. Чувствует она что ли?
Не успеваю сбросить, как звонок раздается снова, но на этот раз уже в дверь. Слабая надежда мелькает в моей душе, и я кидаюсь открывать, но и тут меня настигает разочарование: на пороге своей квартиры встречаюсь с обеспокоенным взглядом матери, и не менее беспокойным взглядом Гарика, который топчется позади неё.
– Я же говорил вам, Елизавета Андреевна, с ним все в порядке… – переминаясь с ноги на ногу пытается убедить ее водитель.
– А я вижу, что не в порядке! – она кидает косой взгляд на мужчину и без приглашения проходит внутрь.
– Извини, Герман, я не смог ее удержать, – мужчина рыскает глазами по обозримому пространству квартиры, словно кого-то ищет. – Все нормально, ты один? А где Каролина? Как она чувствует себя? – во взгляде мужчины мелькает смущение и радостное волнение.
Он вчера стал свидетелем инцидента с ее падением, а просьба купить в аптеке тест, дала мужчине достаточно пищи для размышления. Подавляю в себе вспышку злости от того, что он сует свой нос не в свое дело, но при матери эту тему обсуждать не хочу.
– Да, я один. Каролина ушла. Можешь быть свободен, я позвоню, когда ты понадобишься, – и не дождавшись ответа, захлопываю дверь перед его носом.
Мама стоит в гостиной уперев руки в бока, и я медленно подхожу к ней, размышляя о том, как бы поскорее выпроводить ее и привести себя в порядок.
– Герман, ничего не хочешь рассказать? – она прищуривается с подозрением глядя на меня. Это ее любимый взгляд, которого я боялся с детства. Трясу головой и не обращая внимания на ее вопрос, иду на кухню.
– Герман! Что происходит? Почему Альберт с разбитой физиономией, говорит, чтобы я спросила подробности у тебя. А у тебя руки разбиты в кровь… Да и на лице синяк… Это ты его избил…? – мама плетется за мной, жестикулируя руками, причитая и задавая вопросы.
На пороге замираю, и она врезается в мою спину: на островке, в центре кухни, вижу ингредиенты для какого-то блюда, которое, видимо, Лина, хотела приготовить на ужин. Утром она говорила про какой-то сюрприз для меня, а по итогу, сюрприз сделал ей я. Молча подхожу к столу и взяв пакет, начинаю все скидывать в него прямо с посудой.
– Герман! Да, что с тобой такое?! И почему на кухне все выглядит так, как будто здесь что-то готовили… У тебя были гости?
– Мам?! Что ты хочешь?! – схватив большую тарелку, с лежащими на ней заготовками стейка, который, видимо, должен был стать нашим ужином, швыряю со всего размаха в стену, и кидаю гневный взгляд на мать, от которого та вздрагивает.
– Я облажался, ясно!? Наделал кучу дерьма и причинил боль женщине, которую люблю… и она ушла от меня, – пульсация в руке отвлекает меня от криков. Развернувшись, открываю кран и подставляю руку под воду, снова неприятно морщась от пронзающей боли.
– Какая женщина? – мама осторожно подходит ко мне сзади, кладет руки на плечи и заглядывает в глаза.
– Вы из-за нее подрались с Альбертом? Снова? – мамины глаза распахиваются, и я понимаю, в какую сторону идут ее мысли.
– Нет! То есть, да! Но это не то… не из-за нее… А из-за меня и моего дерьма… я подумал, что-то очень плохое о ней… – прикрываю глаза и воспоминания снова обрушиваются на меня, вызывая лавину боли.
– Хочешь… рассказать? – мама деликатно кладет руку на мою щеку.
– Нет… – отмахиваюсь я привычно и понимаю, что обманываю сам себя. Я, черт возьми, очень хочу с кем-нибудь поговорить и выплеснуть уже всю эту, разъедающую изнутри боль, наружу… – Я…
Заметив мое замешательство, мама тактично ждет не перебивая, но в ее глазах вижу поддержку и сожаление. А еще страх… И решаюсь.
– Я очень облажался, мам… – выключаю воду и промокнув руку полотенцем, привычным движением запускаю ее в свои волосы, снова корчась от пульсации в ней.
– Ты присаживайся и рассказывай, сынок, – она берет меня за руку и подводит к стулу, как ребенка. Я не сопротивляюсь. – А я пока приберусь и сварю нам кофе, хорошо?
Кивнув, опускаю локти на столешницу и закрыв лицо руками начинаю говорить все, что приходит в голову. С самого начала – с момента нашего знакомства. Рассказываю ей все: и о том, что она работает в компании, о ее успехах; о наших отношениях, которые мы держали в секрете; о моих подозрениях; о разговоре с братом и последующей драке; о том, как унизил ее, предлагая сделать тест на беременность, чтобы убедится, что она не лжет. Даже о своих чувствах к Каролине и о боли, которую разрывает мое сердце из-за моего поступка.
– А потом она ушла, оставив меня со всем этим дерьмом. Она бросила меня… Хотя, так мне и надо… Я бы и сам себя бросил в тот момент. И я понятия не имею, что теперь делать… И как вернуть ее…
Даже не задумываюсь о том, что возможно, маме не стоило бы слышать все подробности, так как о них непременно узнает отец. Но мне уже все равно нечего терять, самое ценное, что было – я потерял… В какой-то момент, понимаю, что мама гладит меня по голове. Резко отстранившись, сбрасываю оцепенение, вызванное недавними воспоминаниями, и прихожу в себя, замечая, слезы в ее глазах, и огромное сожаление. Она не дает мне сбежать или закрыться, а бережно, как может только мама, прижимает к себе и помогает пережить эту боль, в ее ласковых материнских объятьях.
– И что ты намерен делать?
– А что я сделаю? Как буду смотреть ей в глаза после этого?
– Ты действительно любишь ее?
– Да, люблю.
– А она тебя?
– Не знаю… мы не говорили об этом. Но думаю, что да… любит. Точнее любила… Сейчас она меня, наверное, ненавидит и это вполне оправдано. Она меня никогда не простит…
– Если любит – простит! Вопрос, что ты для этого будешь делать? Ты попросил у нее прощения?
– Нет, когда? Это вчера случилось… да и что я ей скажу? Прости меня, я так больше не буду…? Это же детский сад!
– Да! Представь себе! Нужно просто, искренне попросить у девушки прощения, сказать, как тебе жаль. Мы часто недооцениваем такие простые вещи, как прощение или благодарность, сожаление и раскаяние, как правило, додумываем за людей, и решаем за них, что им это не нужно. Но это нужно, сынок, в первую очередь, тебе! Как долго ты будешь мучится от чувства вины? Сделаешь хуже только себе…
– Я, итак, уже это сделал…
– Герман, никогда не поздно исправить ошибку… Если любишь, не отпускай ее так просто. Мы оба знаем, что заставило тебя поступить таким образом… – она крепко сжимает мою руку. – Ты рассказывал ей о…?
– Нет, не успел, не смог… Не знаю… подумал, что ей этого знать не нужно.
– Не нужно? Возможно, знай она правду, поняла бы твои сомнения и отреагировала бы совсем по-другому.
– Я не хотел вываливать все это дерьмо на нее. Теперь уже не важно…
– Важно! Расскажи ей все! Хотя бы попробуй… Послушай, Герман, я знаю, что тебе сложно теперь доверять женщинам, но ведь не все такие сучки, как Олеся… Прости, господи, нет слов других…
– Мама?! – это тот самый редкий раз, когда мама ругается, а делает она это, только если очень сильно злится.
– Ну, что? Не так что ли?! Она запудрила мозги всем: тебе, Альберту, нам с отцом…
– Мам! Не начинай, не хочу даже вспоминать об этой женщине! И я до сих пор не верю, что брат не знал, кто она такая…
– Ладно, ладно, прости, я не хотела… Просто не могу видеть, как страдают мои дети! – всплеснув руками, она обнимает меня, крепко прижимая к себе. – Иди ко мне… – опустив голову на мою грудь, мама гладит меня по спине, и я обнимаю ее в ответ. – Не нужно всех грести под одну гребенку… Особенно, если ты по-настоящему любишь…
Я молча перевариваю ее слова.
– Так, ладно! – мама отстраняется. – Для начала приведи себя в порядок. Иди, прими душ, а я приготовлю что-нибудь поесть.
Кивнув, тяжело вздыхаю, и как ни странно, чувствую облегчение после своих откровений. Привычно проведя руками по лицу, снова чувствую боль.
– И тебе нужно сходить к врачу, судя по твоим раздутым рукам, у тебя перелом, – мама осторожно берет мою руку и начинает рассматривать. – Попробуй пошевелить пальцами.
Послушно выполняю ее просьбу, и понимаю, что средний и указательный палец правой руки практически не двигаются, а движение остальных пальцев вызывает острую боль. Мои руки сейчас похожи на вязанку сарделек, это было бы очень смешно, если бы не было так грустно…
– А это что? – она наклоняется, вглядываясь в порезы. – Осколки? Что разгромил на этот раз? – Подняв глаза, мама печально смотрит на меня.
Вспомнив уничтоженную мной комнату, прикрываю глаза и качаю головой.
– Сильно? – видимо, по выражению моего лица и разбитым рукам она догадывается о степени нанесенного ущерба моему имуществу.
– Сильно… – вздыхаю я. – Тебе пока не стоит заходить в мою комнату.
Ее глаза на мгновенье округляются, но она старается скрыть удивление.
– Ладно, иди… Буду ждать тебя на кухне, – по ее прищуренному взгляду, понимаю, что разговор еще не закончен, но я рад небольшой передышке.
Поднимаюсь со стула и иду в гостевую спальню, намеренно игнорируя свою. Встав под теплые струи, позволяю воде смыть все мысли и тупую боль, которая пульсирует в области груди. Если бы она дала мне шанс. Один единственный шанс… Я бы сделал все совершенно по-другому. И никогда в жизни больше бы не усомнился в Каролине. Если бы…
После душа мне все же приходится зайти в свою комнату, чтобы взять кое-что из одежды. Аккуратно пробираясь по осколкам и обломкам, открываю шкаф и беру джинсы и футболку, которые первые попадаются мне на глаза. Слышу сдавленный вздох и обернувшись, вижу маму, стоящую в дверях, прикрыв свой рот ладонью.
– Мам, ну я же просил!
– Господи… – шепчет она в ужасе раскрыв глаза. – Я… просто… – женщина качает головой и уходит.
Переодевшись, возвращаюсь на кухню, где мама уже накрывает на стол.
– Садись, нашла немного яиц и ветчины, сделала омлет, – она не смотрит мне в глаза, и я знаю, что это плохой знак. Обычно так бывает, когда она хочет о чем-то поговорить, но не знает с чего начать.
– Мам, говори уже! Я знаю, что есть что-то…
– Герман, это не нормально! В порыве злости, громить все, что попадается под руку! А если ты навредишь кому-то в своем гневе? Или сам пострадаешь?
– Ты опять начинаешь? К мозгоправу меня хочешь отправить?
– А почему нет? Тебе помогут научится справляться со своими эмоциями и справится с теми травмами, которые ты упорно игнорируешь.
– Нет у меня никаких травм! Это все твоя психологическая чушь, в которую я не верю. И никто же не пострадал? А я… я справлюсь… и сам разберусь со своими проблемами.
– Да? А как же твой брат? А эта девушка? Сынок, но иногда, разбираться вместе гораздо эффективнее…
– Я не хочу! Ты, слышишь меня?! Не хочу ни с кем обсуждать это, неужели не понятно?!
– Это мне, как раз понятно, Герман! Но я действительно хочу тебе помочь! Если, эта девушка, Каролина, действительно такая особенная, как ты говоришь, то борись за нее! Но твои вспышки гнева и постоянное недоверие, однажды могут все разрушить…
Я молчу и понимаю, что не права, мама только в одном: не однажды, а уже разрушили.
– Ладно, не хочешь идти к аналитику, можно рассмотреть другие варианты, например медитации…
– Предлагаешь сидеть в позе лотоса и петь мантры? – с сарказмом усмехаюсь я.
– Зря ты смеешься! На востоке есть мудрые гуру, которые помогли уже тысячам людей справится со своими демонами, а некоторые, кто испробовал все, утверждают, что для них, это был единственный способ найти себя и обрести гармонию в душе.
– Мама, пожалуйста… Все нормально со мной, просто иногда выпускаю пар… как могу.
Мама продолжает настаивать на своем, а я отбиваюсь. Она отправляет мне несколько телефонов, квалифицированных специалистов, на случай если я передумаю. Мы припираемся еще немного, но где-то в глубине души понимаю, что, если единственным способом вернуть Лину, будет умение контролировать свои эмоции, в частности свой гнев, и снова научится доверять людям, я согласен на любого гуру-шмуру и даже на психоаналитика.
Чтобы мама наконец от меня отстала, еду в клинику, проверить свою руку, где выясняется, что кроме ушибов и порезов, у меня трещина на правой кисти. Мне накладывают тугую повязку и рекомендуют пару недель не напрягать руку. После бессонной ночи, во вторник, приезжаю в офис, с твердым решением поговорить с Каролиной и попросить у нее прощение, но со слов Снежаны, девушка вчера не вышла на работу, ссылаясь на болезнь. Нехорошее подозрение, что она решила уволится, закрадывается в моей душе и мне нужно что-то предпринять, чтобы этого не произошло. Но также, прекрасно понимаю, что, если Каролина примет это решение, я не в праве буду ее удерживать. Если это произойдет, тогда рухнет моя последняя надежда на то, что она меня когда-нибудь простит. Полдня, не находя себе места, я принимаю, единственно верное, на мой взгляд, решение и вызываю в свой кабинет Милану.
– Герман Эдуардович? Я вас слушаю, – вежливо, но достаточно холодно, чтобы я понял, что встрече со мной не рады, произносит девушка.
– Каролина у тебя? – без ненужных реверансов начинаю я.
– Да.
– Как она себя чувствует?
– А это у вас… Извините, я не хочу обсуждать это с вами, если она не хочет с вами разговаривать, то вам нужно уважать ее решение.
А у девушки есть острые зубки. Яд так и сочится из ее уст.
– Милана, я совершил ужасную ошибку… но ты и так уже, наверное, в курсе. И я хочу это исправить, правда, и мне нужна твоя помощь, – признаюсь честно и смотрю на нее умоляющим взглядом. На препирания с ней, и уж тем более, выслушивание ее нотаций, у меня нет ни сил, ни желания.
– Я не в курсе, и думаю, это к лучшему. Но то, в каком состоянии находится Лина, говорит о многом…
– В каком она состоянии? – волна боли и паники поднимается в моей груди.
– Она сломлена, разбита… Никогда не видела ее такой… Это ужасно! Ни ест, не выходит и ничего не хочет… Я не знаю, что там между вами произошло, но это ее уничтожило.
Это я уничтожил ее. Я и мой демон внутри…
– Дай мне адрес и ключи от квартиры. – Без раздумий прошу я. –Пожалуйста.
– Что?! Вы туда не поедете! Она не хочет вас видеть…
– Милана, прошу тебя! Я только хочу убедится, что с ней все хорошо и попросить прощения, на большее и не рассчитываю.
– Я же сказала вам! И вчера ей было уже лучше, – тише добавляет девушка. – Она убьёт меня, если узнает, что я дала вам ключи.
– Не убьёт. Я все равно туда поеду, и выломаю дверь, если понадобится…
– Вы, действительно сумасшедший…
– А говоришь, что не знаешь ничего, – киваю я головой. – Ну, так что? Дашь ключи?
– Если Лина после этого престанет со мной общаться, это будет на вашей совести! Сейчас принесу… – девушка выходит из кабинета, громко хлопая дверью, на что я только закатываю глаза.
– Чего только не выдерживала моя совесть … – бормочу себе под нос.
Глава 10
После того, как я сказала Герману: «Прощай», бегом бегу до входной двери, еле сдерживая рыдания, рвущиеся из груди, до меня доносятся звуки бьющегося стекла и его сдавленные проклятья. Распахнув дверь и выскочив в коридор, я даже не потрудилась посмотреть закрылась ли она. Спустя полчаса, когда за мной закрывается дверь квартиры Миланы, сползаю по стене и наконец-то даю волю слезам… Подруга, устроившись рядом со мной тоже тихо плачет, не спрашивая ни о чем. Просто, утешает меня поглаживая по голове и что-то приговаривая. В полубессознательном состоянии, поднимаюсь с пола, и с помощью Ланы, дойдя до ближайшей мягкой поверхности, падаю на нее и меня сразу уносит в царство Морфея.
Следующие три дня моего пребывания у подруги, пролетают как мгновенье, потому что провожу их одна в комнате, в полубредовом состоянии и преимущественно во сне. Лана задала мне один единственный вопрос: «Расскажешь, что случилось?», и когда получила мое отрицательное качание головой и хриплый ответ: «Не сейчас…», оставила меня в покое, лишь изредка заглядывая в комнату, проверить жива ли я, и заставляя поесть. Но в мое горло ничего не лезет и все, что могу себя заставить съесть – это крекеры, вода и успокоительные…
***
– Каролина! Если ты сейчас же не поешь, я вызову скорую и отправлю тебя в больницу! – кричит на меня девушка, вернувшись с работы в понедельник вечером. – Я не хочу найти твое холодное тело, вернувшись однажды домой!
– Милана, не кричи, прошу, голова болит…
– А мне плевать! Я не дам тебе загнать себя в депрессию… Лина, я серьезно, боюсь за тебя и, если сегодня ты так и останешься бревном лежать в постели, то я позвоню твоим родителям и пусть забирают тебя домой!
– Нет! Только не родителям. Они после пожара-то никак не отойдут…
– Если ты сама себе помогать не хочешь, я умываю руки!
– Мне просто нужно немного времени… Я приду в себя, обещаю. И… давай закажем еды? Чувствую, что проголодалась, – слабо улыбаюсь, глядя на девушку. А то и правда позвонит родителям…
– Правда? Или ты специально, чтобы я не звонила твоей маме?
– Правда, Милана. Я не собираюсь заканчивать жизнь самоубийством, доведя себя до анорексии. Просто в глотку ничего не лезет, но есть хочу.
– Ну слава богу! Я-то уж думала… Что ты хочешь?
– Все, что угодно, на твое усмотрение…
Взяв себя в руки, принимаю ванну, где размышляю о том, что теперь буду делать. В первую очередь, нужно найти жилье. И работу… Это будет не так просто, но я не вижу другого выхода. Работать с Германом, тем более, под его руководством, я точно не смогу. При воспоминании о нем, перед глазами все плывет, а в голове прочно возникает картинка, где его ледяные глаза смотрят на меня с презрением. Я так и не смогла понять, что это за проверка была и почему он так отреагировал. Ситуация с фото, на фоне «теста на беременность», казалась вообще пустяковой. Не желая снова вводить себя в состояние беспросветной тоски по несостоявшейся любви, я, искупавшись, выхожу из ванной и иду на запах чего-то вкусного, доносящийся из кухни. Мы с Миланой молча едим, но чувствую, как она косится на меня, и я пока не готова рассказать о том, что произошло: не уверена, что вообще, когда-нибудь смогу рассказывать кому-то об этом, даже ей. Подруга все-таки не выдерживает и начинает говорить:
– Рада, что ты наконец-то очнулась… И ешь! – она улыбается, глядя на меня с сожалением.
– Не надо на меня так смотреть! Справлюсь, не переживай, просто на этот раз, видимо, понадобится чуть больше времени…
– Лина, мне жаль… Хоть, я и не знаю подробностей произошедшего, я в любом случае на твоей стороне, какое решение бы ты не приняла.
– Спасибо, дорогая, – беру ее руку, лежащую на столе, и легонько сжимаю.
– Э-мм, его сегодня тоже не было… – говорит подруга, осторожно поглядывая на меня. Я замираю с вилкой во рту.
– Наверное уехал в Европу… – вырывается у меня, но тут же обрываю сама себя. – Мне все равно!
– Хорошо, я так и подумала, просто решила…
– Милана, могу тебя попросить не рассказывать мне ни о чем, что может быть связано с ним? Я не готова пока об этом говорить… совсем. И знать, что с ним происходит и где он находится, тоже не хочу!
Это, конечно была ложь, но сейчас, я действительно не хотела знать никакие подробности, чтобы снова не начать проваливаться в уныние. Единственное, на что надеюсь, так это на то, что он осознал, какую нелепую глупость совершил, обвинив меня в связи с Альбертом и в возможном сокрытии беременности, и хоть немного, жалеет о том, что не поверил мне, чем очень сильно оскорбил и обидел. Мне этого будет достаточно.
– Я сказала Снежане, что ты отравилась…– заходит с другого конца подруга.
– А вот за это спасибо! Я, наверное, отгул возьму на несколько дней, а потом уволюсь.
– Каролина?! Ты серьезно?
– Да. Не смогу там работать больше. Мы расстались, Милана! Точнее, я его бросила, потому что он повел себя, как полный болван. И нет никакого шанса, что мы сможем спокойно работать вместе, не вспоминая об этом. Я знаю, ты жаждешь подробностей, но я даже вспоминать не хочу… Могу лишь сказать, что все намного хуже, чем я предполагала: там столько тараканов в голове, столько дерьма, что мне ни за что не вывезти, как бы я не старалась. Ему реально нужна помощь психотерапевта, а лучше сразу психиатра.
– Все так плохо? – округляет девушка глаза.
– Очень… – киваю я печально. – Может даже хуже, чем я смогла разглядеть, не известно, что было бы дальше.
– Да уж, подруга… Мне жаль…
– Ладно, забудь…
На этом мы закрываем эту тему, больше к ней не возвращаясь. Я планирую еще день, максимум – два, позволить себе окончательно прийти в себя, а потом поехать и забрать свои документы и расчет. А за это время, возможно подыщу что-то из жилья и работы. Жизнь продолжается, и как бы не было больно, мне нужно найти силы двигаться дальше.
На следующий день, я настроилась на продуктивную деятельность в вопросе поиска квартиры и новой работы. Воспользовавшись ноутбуком Миланы, отредактировала свое резюме и разместила на ресурсах, надеясь, что Снежана с пониманием отнесется к моему желанию покинуть компанию, если наткнется на мое открытое резюме. А вот, как на это отреагирует генеральный директор, даже думать не хочу. Он не предпринял никаких попыток связаться или встретится со мной, хотя не уверена, что готова увидеть его снова. Но мог бы, для приличия, извиниться. Для того, чтобы со мной могли связаться потенциальные работодатели, мне нужно быть на связи, да и обзвоном вариантов квартир тоже нужно было заниматься, а мой телефон был отключен последние дни, и включать я его не хотела. С номера телефона Миланы, сообщила родителям, что со мной все в порядке и солгала, что мне нужно восстановить сим карту, которая «заглючила». Они и так думали, что я живу у подруги после пожара, поэтому беспокоиться о том, что меня кто-то потеряет не приходилось. Кроме него. Я понимала, что поступаю по-детски, прячась от всех, но единственный, от кого я действительно пряталась, был Герман. Хотя я была уверена, что он не осмелится мне позвонить или написать, и даже если он это сделает, я все равно не отвечу, а может, как раз наоборот… Именно поэтому я его и отключила. Но включая телефон, слабая надежда промелькнула в моей голове: «А вдруг?». Надежда на что? На то, что звонил? Или написал, попросив прощения? Наверное, это бы успокоило меня немного, но не изменило бы моего решения. Включив телефон, ругаю себя, за глупость и злюсь на не понятные ожидания: никаких звонков и сообщений от него нет. Отгоняя от себя тяжелые мысли, начинаю заниматься тем, что планировала, но как бы я ни старалась, вновь и вновь мои мысли возвращают меня к Герману, и я то и дело, предаюсь воспоминаниям о наших отношениях, еще до того, как случилась эта катастрофа. После обеда меня снова накрывает тоска и я, отодвинув в сторону ноутбук, и выключив телефон, сворачиваюсь калачиком и оплакиваю свое потерянное счастье и любовь. Услышав звук открывающейся двери, быстро вытираю слезы и притворяюсь спящей, чтобы избежать расспросов подруги. Но тут подозрительная мысль закралась в сознание: еще нет и пяти вечера, почему она так рано? Слышу осторожные шаги и замираю, почему-то мое сердце начинает стучать, как сумашедше, что-то не так… Милана очень громкая, когда возвращается и кричит на всю квартиру: «Я пришла!». Пытаюсь прислушаться к тому, что происходит, но ничего не слышу, кроме шума в ушах и громко стучащего сердца. Но когда слышу резкий вздох, поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с Германом.
Он стоит молча, глядя на меня, а я не в состоянии вымолвить и слова. Выглядит он отвратительно: под глазами пролегли темные круги, лицо осунулось, на скуле виднеется синяк, а глаза такие красные, как будто он не спал несколько дней. «Может так оно и есть», мелькает в голове. «Так ему и надо!», злорадствует мой внутренний голос, не мне же одной страдать, в конце концов! Тем более виноват в этом только он сам, вот и пусть помучается… Его очевидное, не очень хорошее самочувствие, читающееся на лице, не спасает даже костюм, который, надо отметить, сидит на нем великолепно. Опускаю взгляд и вижу перебинтованные руки, а на правой еще и два пальца плотно упакованы в бинт. Что он ими делал?
Отогнав от себя беспокойные мысли о Германе и его руках, прерываю нашу игру в молчанку: – Зачем ты пришел? – голос у меня почему-то осипший. Прочищаю горло. – Как ты попал сюда?
– Взял ключи у Миланы… – говорит он тихо, и я не узнаю его голос.
– Я убью ее, – бормочу сама себе. – Зачем пришел? А ты меня спросил, хочу ли я тебя видеть?
– Знаю, что нет… и ты на это имеешь полное право. Но мне нужно было…
– Что тебе нужно? – перебиваю, повышая голос. Но чувствую, как меня начинает трясти. – В чем ты еще меня хочешь обвинить?!
– Каролина, прости меня! Я пришел лишь попросить прощения и убедится, что с тобой…
– Все в порядке? В этом ты хотел убедится?! – подтягиваю ноги к груди, обнимая их руками и пытаюсь унять дрожь. – Ни черта я не в порядке, Герман! И это твоя вина! Но тебя это больше не должно беспокоить…
– Я знаю, что вел себя, как кретин и причинил тебе боль. Я идиот! И я прошу, прости меня! Что я могу сделать, чтобы ты простила? – он тоже повышает голос.
– Ты издеваешься?! Ты реально думаешь, что попросишь прощения, предложишь что-то сделать и все снова будет, как раньше?!
– Нет, я ничего не думаю, просто хочу, чтобы ты простила меня. И все! Знаю, нет оправдания моему поступку, и даже не буду пытаться объяснить причины своего поведения, но хочу, чтобы ты знала, что не я хотел причинять тебе боль. Я… – он проводит рукой по волосам и смотрим мне прямо в глаза. – Я люблю тебя… очень сильно. И не могу выразить словами, как мне жаль… Что подумал так о тебе и заставил пережить все это…
– Ты, серьезно сейчас признаешься мне в любви?! – слезы капают из моих глаз, и я смахиваю их руками, в шоке глядя на него. – Да, как ты смеешь, приходить, после того как заставил меня испытать самое худшее унижение в жизни и признаваться в любви?! А когда обвинял меня в связи со своим братом, тоже любил?
– Да! Я не обвинял… – быстро отвечает он.
– Да? А что же это было тогда? А когда заставил тест делать, тоже любил?
– Каролина…
– Нет, Герман! Ты не любишь меня, потому что так с любимыми людьми не поступают! Их берегут… От боли и унижения. Им честно говорят о своих переживаниях, делятся сомнениями… Им доверяют! А ты… – закрываю лицо руками и громкие рыдания вырываются из груди. – Уходи! Видеть тебя не могу!
Несколько секунд спустя, вздрагиваю от его прикосновения и поднимаю голову, вскидывая руки.
– Не смей трогать меня! – кричу я, уже на грани истерики.
– Я не уйду! Можешь бить меня, выгонять, кричать… Делай все, что хочешь, но я не уйду!
– Ты сумасшедший? Не хочу тебя видеть, говорю тебе! Уйди, не делай мне еще больнее… не разбивай окончательно мое сердце… – начинаю задыхаться и не могу остановить громкие всхлипы. Меня раздражает, что он все это видит и я злюсь на него еще сильнее. Пытаясь спрятаться, натягиваю на себя одеяло Герман его срывает и притягивает меня к себе, от чего, я начинаю колотить его и извиваться, как змея.
– Отпусти меня! Не трогай! Уйди! – кричу в голос, пытаясь выбраться из его стальной хватки, но он, словно не замечает моих брыканий, еще сильнее прижимая к себе. – Ты, не поверил мне! Ты взял и разрушил все! Ты, Герман! Зачем ты сделал это с нами?! Что за скелеты у тебя в шкафу, что ты так не доверяешь людям? – у меня не хватает сил вырваться из его тисков, и я сдаюсь, продолжая рыдать.
– Да, знаю, я виноват… Я идиот! Я чертов кретин, который обидел тебя самым гнусным образом… Прости меня… – шепчет он мне в волосы, и я слышу нестерпимую боль в его хриплом голосе.
