Текст книги "Зеркала. Темная сторона"

Автор книги: Мария Покусаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Ой, – беззвучно сказала я, прижимая руку ко рту.

Он смотрел на меня огромными от ужаса глазами и ничего не говорил, только невнятно замычал, когда понял, что я его узнала. На бледном, осунувшемся лице уже не сияла нахальная улыбка, бескровные губы, обкусанные и потрескавшиеся, были плотно сжаты, словно парень пытался справиться с болью.

С минуту мы просто разглядывали друг друга, и я не решилась бы утверждать, кто из нас был больше напуган происходящим, а потом мой обидчик, ставший моей жертвой, попытался что-то сказать, но не смог – и заплакал.

То есть – в самом что ни на есть прямом смысле заплакал. Молча.

Меня бросило в жар, потому что вместо языка в открывшемся рту мелькнуло что-то… в общем, что-то совсем не то, что должно быть. Я понимала, что лучше не смотреть в ту сторону, но какое-то мазохистское стремление вынуждало меня додумывать картину в голове и раз за разом возвращаться к ней.

Мой собственный язык стал вдруг тяжелым, и я чувствовала его, как что-то чужое.

Отвратительно.

Я прижала руку к животу.

– Этот? – донеслось до меня. – Мари, это тот самый?

Я обернулась к Кондору и кивнула, пытаясь не разреветься от страха и отвращения.

Тот нахмурился еще сильнее.

– Вот как, юная леди… – Герхард сделал шаг вперед. – Признаете свою вину?

Парень мычал.

Я нервно сглотнула.

Я была в ловушке.

От страха очень кружилась голова.

– Боюсь, Мастер, леди Лидделл не виновата.

Единственное окно в комнате вдруг с резким щелчком задвижки распахнулось, и дышать стало немного легче.

Кондор коротко улыбнулся и подмигнул мне, а потом снова сделал серьезное лицо и обернулся к пострадавшему парню. Тот запаниковал, как на приеме стоматолога, испугавшись Кондора намного больше, чем даже моего появления, и, когда волшебник положил ладонь ему на голову, затих, всхлипывая.

– Спокойно, – посоветовал ему Кондор. – Скажи спасибо, что меня там не было, потому что это ты еще легко отделался. – Он обернулся к Герхарду. – Вы думали, я оставлю девушку без защиты на тот случай, если она привлечет к себе лишнее внимание со стороны таких, как этот молодой господин? Это действительно обычное проклятие, Герхард, и оно честно заслужено. Моя подопечная все мне рассказала. Я уберу физические последствия, но оставлю след на ауре.

Кондор разыгрывал тот спектакль, о котором мы договорились в замке.

– Милорд, – вкрадчиво ответил Герхард. – Не делайте из меня дурака. Если бы эти чары были вашей работой, вы бы расправились с ними еще вчера.

– М-м-м… – Кондор с ленивой улыбкой наблюдал, как сияющие нити магии с его пальцев втекают в рот к моей жертве. Парень не дергался, только смотрел на своего мучителя так, словно тот его живьем есть собрался, и это – первый этап подготовки. – Мог бы. Но не стал. Мне бы хотелось, чтобы юноша усвоил один урок. Хамить магу или его подопечному – это очень, очень неправильный ход, если хочешь жить долго и счастливо и, самое главное, сохраняя важные и нужные части тела в рабочем состоянии. Я надеюсь, что господин Франц… – Кондор вопросительно посмотрел на Герхарда. – Я правильно запомнил, как его зовут?

Герхард кивнул, вздохнув при этом очень тяжело.

– …господин Франц найдет в себе силы принести леди Лидделл самые искренние извинения.

Господин Франц кивнул и, когда Кондор убрал руку с его темной растрепанной макушки, сначала схватился рукой за рот и уставился абсолютно безумным взглядом в пространство, а потом согнулся пополам. Его широкие плечи слегка подрагивали. Кондор отошел на шаг в сторону, глядя на несчастного с таким презрением и холодом, что и ад бы замерз.

– Милорд, – напомнил о себе Герхард. – Снимите проклятие с юноши раз и навсегда. Или хотя бы позвольте мне это сделать.

Он все еще говорил таким тоном, словно пытался быть вежливым из последних сил, и, была бы на то его воля, он бы заставил Кондора сделать то, о чем его просят.

– Я не уверен, что юноша не попытается сказать что-то… плохое о девушке, которая находится под моей опекой. – Кондор посмотрел сначала на Герхарда, потом перевел взгляд на меня. – Жестокие уроки обычно очень хорошо запоминаются, – добавил он.

И я поняла, почему я оказалась здесь, а не продолжала отсыпаться в одной из комнат замка.

И чуть не вспыхнула от обиды и возмущения, потому что вот так мы не договаривались. Или я что-то не так поняла.

Значит, он так импровизирует, зараза, решив вдруг ткнуть меня в мою ошибку, как нашкодившего котенка? Словно мало мне было уроков за последнюю пару суток!

Но Кондор на меня уже не смотрел.

– Его семья будет недовольна, милорд. – Герхард поежился и закрыл окно, не магией – руками. – И, скорее всего, недовольны будут не только они. Нет, я ни в коем случае не пытаюсь сказать, что я не на вашей стороне в данной ситуации. – Он начал говорить быстро, словно оправдываясь под тяжелым прямым взглядом Кондора. – Но вы же знаете, милорд, здесь есть люди, которым будет выгодно обвинить вас в злоупотреблении…

– Пусть попробуют. Я сейчас в своем праве. Абсолютно.

Я бы с удовольствием сейчас очутилась в коридоре рядом с Ренаром, но, увы, господа маги решили, что мое присутствие здесь необходимо.

Франц вдруг выпрямился и посмотрел прямо на меня.

Я замерла и попыталась вжаться в стенку, потому что не знала, чего ожидать: слишком уж бешеным был этот взгляд. С чем там сравнивают такое? Со взглядом загнанного зверя, который готов броситься на противника со всей решительностью и отчаянием?

Конечно, вряд ли Франц попытался бы причинить мне вред в присутствии двух магов, но выглядел он сейчас почти устрашающе и одновременно жалко: бледный, с растрепанными и немного влажными волосами, едва не плачущий мальчишка с горящими глазами. Он стремительно преодолел разделяющее нас расстояние и бухнулся передо мной на колени прежде, чем кто-то вообще успел что-то сделать.

– Смилуйтесь, госпожа! – едва ли не истерически вскрикнул он. – Простите меня!

Я бросила взгляд на Кондора. Тот стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на меня с видом, мол, решай, леди Лидделл, твоя очередь что-то делать.

– Франц, я приняла ваши извинения и… – Я нервно сглотнула. – И больше не держу обид.

«Только встань с колен, пожалуйста», – добавила я мысленно.

Кондор одобрительно улыбнулся мне.

– Леди сказала свое слово, Франц. Прекратите открывать рот, как удивленная рыба, и встаньте, наконец, с колен. Вот видите, Герхард, – добавил Кондор уже в другую сторону. – Стороны примирились. Но след пока останется, чтобы…

Дверь открылась резко и неожиданно для всех.

– Прошу прощения, если помешал вам… в несомненно важном и таинственном деле. – Ренар обвел нас всех взглядом и остановился на Герхарде. – Но, Мастер Оденберг, в вашу дверь уже пару минут настойчиво стучат.

На лице Герхарда сначала появилась неприязнь. Видимо, его покоробило, что Ренар, на которого он старательно не обращал внимания, вдруг набрался наглости и заговорил с ним напрямую. Потом смысл сказанного дошел до Герхарда, и волшебник, поджав губы, кивнул.

– Если это то, о чем я думаю, – сказал он холодно. – То, Мастер Юлиан, вашей подопечной лучше побыть здесь.

Кондор удивленно посмотрел на него.

– Отец юноши. Он обещал зайти, как вы помните. Я говорил вам вчера, что это возможно, – пояснил Герхард снисходительно. Я заметила, как во взгляде Кондора мелькнуло неприятное удивление, а уголок губ дернулся вверх. Кондор почти начал злиться, но его коллега демонстративно это игнорировал. – И еще я говорил, что он – не последний человек в городе, Мастер Юлиан, поэтому в интересах юной леди сидеть тихо.

Юная леди с удовольствием бы провалилась сквозь землю.

– Пойдем, Франц. – Герхард позвал мальчишку совсем другим тоном. Более… тепло? Словно пытался подчеркнуть свое к нему отношение. – Или ты хочешь остаться здесь?

Здесь оставаться Франц не захотел. Он покорно вышел за дверь, которую для него любезно придержали, бросив на меня затравленный взгляд.

А потом дверь закрылась за Мастером Оденбергом, и мы остались втроем.

– Он такой… недовольный, – сказала я в пространство.

– Еще бы ему быть довольным, – Кондор подошел и снова открыл окно, впуская в комнату свежий, очень холодный воздух. – И я его отлично понимаю. Пока что будь еще тише, чем ты ведешь себя, когда не злишься, милая, и постарайся не делать резких движений. Сколько там человек, Ренар?

Ренар покосился куда-то в сторону двери и сощурился.

– Я чувствую четверых, – ответил он после короткой паузы. – От одного несет злобой, и очень хорошо.

Я посмотрела на него, понимая, что он сказал нечто странное. Ренар перехватил мой взгляд и тонко улыбнулся, чуть задрав голову, словно пытался покрасоваться.

– Стоило догадаться, – тихим шепотом сказал он. – Что отец этого бедняги подсуетится и прибежит сюда сам со всем разбираться. Ну что? – Он посмотрел на Кондора, который стоял у окна, запрокинув голову, словно пытался найти на потолке подсказки. – Выйдем посмотреть спектакль или оставим Герхарда одного разбираться с этим всем?

Кондор перевел взгляд на него, потом на меня, потом вздохнул и оторвался от стены.

– Мне не нравится сидеть здесь и ждать, пока они что-то решают, – сказал волшебник, недобро хмурясь. – Выйдем. Под мороком. – Он снова покосился на меня. – Нам нужно не выдать себя.

Я неуверенно кивнула в знак того, что поняла его. И постараюсь не выдать себя.

– Тогда пойдем.

Он не делал никаких пассов руками, не произносил заклинаний – как и в прошлый раз, тогда, в Лорна-Тир, где я просто обнаружила, что мое отражение изменилось. Даже воздух не искрил. Кондор взял меня за руку и утянул за собой в коридор. Ренар шел за нами.

Мы остановились у спуска лестницы, и я осторожно высунулась из-за стены, чтобы посмотреть вниз.

Ренар положил руку мне на плечо, словно боялся, что я высунусь больше, чем следует, и упаду – или меня заметят.

Там внизу очень смущенный мужчина в куртке, напоминающей форменную, высокий и крепкий, что-то объяснял Герхарду, виновато разводя руками. Он то и дело показывал в сторону другого человека, чуть ниже ростом, с сединой в коротких волосах, в совсем другой одежде. Даже мне, еще не слишком опытной в тонкостях и вопросах взаимоотношений этого мира, было ясно, что этот господин, за спиной которого сейчас прятался Франц, был не беден. И, возможно, влиятелен.

И очень неприятен.

Отец Франца, кажется, занимал все пространство. Он был зол и хмур, стоял, скрестив на груди руки, и почти с ненавистью поглядывал на всех остальных – кроме сына. На Герхарда, который пытался сохранять достоинство. На того, кого я считала стражником. На второго мальчишку, тоже мне знакомого, он сейчас жался к стене и совершенно точно хотел оказаться не здесь.

И на последнего героя этой сцены – тихую тонкую девушку в сером пальто.

Я не сразу поняла, почему она кажется мне знакомой, но она обернулась – и посмотрела точно в мою сторону, задержала взгляд. Отрешенное лицо сразу стало сосредоточенным, губы растянулись в улыбке, и я вспомнила, где ее видела.

Видимо, я вздрогнула так, что это можно было заметить, потому что рука Ренара крепче сжала мое плечо.

– Что такое? – прошептал он.

Я все еще молча кивком головы указала на девушку и тоже прошептала:

– Мы встречались.

Кондор помрачнел еще больше.

– Сидите здесь, – сказал он и, старательно изображая благодушие, спустился вниз по лестнице.

***

Люди почему-то иногда твердо уверены, что им все должны, особенно – вышестоящие и власть имущие, потому что раз уж ты обладаешь силой, будь добр заботиться о том, кто слабее тебя.

Понятное дело, отцу мальчишки не понравилось, что Герхард не решил проблему его бедового сына сразу, одним движением руки. Господин Феррано хорошо разбирался в деньгах и способах сделать их из ничего, в магии он не разбирался почти никак, поэтому свято верил, что каждый волшебник – сразу и врачеватель, и страж порталов, и предсказатель, и еще Неблагой знает кто. Он и в проблеме сына видел болезнь и первым делом потащил того к лекарю, конечно.

И уже потом – к Герхарду.

Герхард занимался лекарством, но неохотно. Чтобы лечить магией, нужно чуть больше, чем просто усилие Воли, направляющее Поток, здесь еще смотреть нужно правильно и знать кое-что, чем Герхард в студенческие времена пренебрегал. Нельзя же объять необъятное, правда? Нельзя вмешиваться в системы, которые ты не понимаешь до конца, а с анатомией у Герхарда, увы, не задалось.

Но, к счастью, у него было к кому обратиться, и когда второй мальчишка пришел, воровато оглядываясь, чтобы рассказать, что именно случилось, Герхард без труда сложил в голове картину и понял, что произошло поздним вечером у одной таверны. И понял, что об этом лучше молчать, чтобы не получить еще больше проблем.

Герхард знал, что происходит в замке в лесах, знал, чем занимается Мастер дель Эйве, знал, что у того есть покровители куда более могущественные и зубастые, чем господин Феррано способен себе представить. И как бы ни хотелось Герхарду использовать случившееся, чтобы поставить молодого волшебника на место, сотрудничать было куда более выгодно для всех. Ну, или делать вид, что сотрудничаешь.

Правда, Герхард и не думал, что отпрыск семьи дель Эйве явится по первому зову, чтобы помочь какому-то горожанину. По мнению Герхарда, кто-то вроде дель Эйве мог с чистой совестью решить, что не его это дело, и либо не помогать, либо сделать вид, что никто из них здесь не замешан. Ни он сам, ни его слуга, ни девица, которую он приволок, не то чтобы она опознала обидчика, не то чтобы ей самой показать, на что способна магия вне контроля.

В том, что это ее рук дело, а не чары, призванные защитить девичью честь, Герхард был более чем уверен. Что бы там дель Эйве ни врал. Но свое дело он сделал, пусть и намеренно оставил на мальчишке след проклятия, а в вопросы лжи и политики вдаваться не хотелось. Себе дороже.

И если быть честным, то к мальчишке Герхард не испытывал ни жалости, ни сочувствия, даже наоборот – считал, что тот получил по заслугам. Хорошо, что все разрешилось с наименьшими потерями для всех.

Плохо, что господин Феррано решил не просто все проконтролировать, но проявить самостоятельность, и сейчас посреди прихожей Герхарда стоял Ульрих Кайрен, начальник стражи, и Хёльда.

Которая, конечно, была совершенно ни при чем.

И которая, Герхард знал, вполне могла предугадать все это.

Недаром она его предупреждала несколько дней назад.

***

– Так кого мне арестовывать? – с усталой усмешкой спросил господин Кайрен, посматривая то на Герхарда, то на Феррано. – Или, может быть, стороны уже пришли к согласию и никого арестовывать не надо? Доброго дня, Мастер Юлиан! – добавил он приветливо.

Герхард обернулся.

Мастер Юлиан спускался по лестнице к ним, почти беспечный, с доброй улыбкой, словно не веяло от него еще десять минут назад страшным холодом и презрением.

– И вам доброго дня, Ульрих, – сказал он и откинул со лба непослушную прядь волос. – Боюсь, вы лишь зря потратили время. Проблема решена. – Он бросил взгляд в сторону Франца. – И у пострадавшей стороны, насколько я понял, нет ни к кому претензий.

Франц испуганно кивнул под острым, неприятным взглядом желтых глаз и тут же посмотрел на отца, словно пытался понять, чьего гнева он боится больше. Герхард мог поспорить, что скорее все реки выйдут из берегов, чем господин Феррано признает вину собственного сына. Скажи Франц сейчас то же, что говорил наверху, ситуация осложнилась бы еще сильнее, но, к счастью, у мальчишки хватило ума молчать о том, что случилось.

И у его друга – тоже.

– Пап, – слабо сказал Франц, дергая отца за рукав. – Я в порядке. И… – Он нервно запнулся, явно что-то обдумывая и решая для самого себя. Мастер дель Эйве продолжал на него смотреть. – Спасибо вам, Мастер, я усвоил урок, – выпалил он на одном дыхании, глядя то на одного, то на другого волшебника, словно ждал их одобрения или просил подсказки.

– Какой урок?

Глаза господина Феррано злобно сощурились.

– Что не следует в ночи излома в пьяном виде шляться, где не следует, – спокойно ответил Мастер Юлиан. – Простите мне мою прямоту, господин Феррано.

Того словно бы ледяной водой из окна облили, настолько удивленным он сейчас выглядел. Он точно хотел сказать что-то в ответ на дерзость, но не до конца понимал, с кем имеет дело.

Ульрих вмешался вовремя:

– Я думаю, господин Феррано, вам следует извиниться перед госпожой Хёльдой, – сказал он строго. – Раз уж вы заставили ее прийти сюда из другого конца города. И после этого мы все разойдемся. Раз у пострадавшего лица нет никаких претензий ни к кому из присутствующих.

Хёльда стояла, улыбаясь, и нервно теребила пальцами тонкую, похожую на блестящую черную змейку косу. Когда о ней заговорили, Хёльда подняла взгляд от пола и посмотрела на присутствующих так, словно только что поняла, где находится. Она казалась отрешенной, сонной и чуть грустной. Как всегда.

Когда господин Феррано, таща за рукав сына, прошел мимо нее, бросив сквозь зубы извинения, Хёльда лишь пожала плечами и улыбнулась шире.

– Ну что вы, почтенный, – ответила она. – Вы лишь помогли мне оказаться в нужное время и в нужном месте.

Ее взгляд, ставший вдруг острым, устремился куда-то наверх, туда, где заканчивались ступени лестницы.

К счастью, никто, кроме Герхарда, не придал этому значения.

***

Я ничего не понимала.

События развивались так стремительно, что я не могла отследить связи между ними.

Вот я стою на лестнице, на самом верху, скрытая сетью морока, и наблюдаю, как назревает буря.

Вот Кондор спускается вниз, говорит пару фраз – и буря стихает, не успев начаться. Кто-то уходит, кто-то остается, и по тому, как смотрит на меня Герхард, я понимаю, что морок снят.

Я снова видима, хотя, кажется, невидимой я была только для тех, кто только что ушел.

Вот меня тоже ведут вниз – в личную гостиную господина Герхарда, почти уютную, почти теплую, сажают в кресло, и через какое-то время служанка приносит нам травяной чай.

Утром я чувствовала себя защищенной, сейчас это чувство исчезло, погребенное под виной, страхом, настороженностью и тревогой. И холодом, потому что все вокруг вдруг стали такими серьезными, такими отстраненными, словно чужими, и от этого я чувствовала себя еще более виноватой.

Чашка в моих руках дрожала.

Мастер Оденберг стоял, заложив руки за спину, за креслом девушки, которую мне представили как Хёльду. С самого начала мне было ясно, что ему не нравлюсь я – или все те события, которые со мной связаны, но Герхард сдерживает эту неприязнь – из вежливости или из опасения вызвать недовольство Кондора. Сейчас же Герхард смотрел на мир – и на меня – почти враждебно, словно и я, и мои спутники, оба два, были источником угрозы.

Не для него.

Для той, которую он защищал.

Если честно, я его понимала.

Ренар стоял у окна, и я могла поспорить, что беспечная улыбка на его губах была абсолютно лживой. Когда я смотрела на него, и он это замечал, его взгляд теплел, но стоило ему переключиться на что-то другое в комнате, как это тепло сменялось чем-то другим. Недобрым. Не злым – тоже, но такому Ренару я бы себя не доверила.

Кондор сидел в соседнем со мной кресле и был подчеркнуто вежлив.

Он не злился, нет, мне кажется, он сейчас просто был чем-то сильно недоволен. Возможно – тем, что контроль над миром от него ускользал в который раз за последние двое суток? И причиной этому была я.

Я подумала, что ни за что в жизни не хочу испытать на себе его гнев.

– Леди Лидделл не сказала мне, что вы с ней встречались, – Кондор сказал это, даже не повернувшись в мою сторону.

Он смотрел на Хёльду прямо и пристально, а та под этим его взглядом ни капли не менялась. Она была все такой же слегка отстраненной и тихо улыбалась каким-то своим мыслям, словно не было ей дела ни до Кондора, ни до холода в его взгляде и голосе.

– Я не успела… – попыталась оправдаться я, но Кондор сделал мне рукой знак помолчать.

Поздно.

Взгляд светло-серых, словно выцветших глаз Хёльды сфокусировался на мне.

– Ты не была осторожна, – сказала она строго, и это было сказано очень уверенно. Я в ответ только моргнула. – Нужно слушать то, что тебе говорят, иначе опять попадешь в беду.

Прежде, чем я успела что-то ответить, Хёльда повернулась к Ренару и сощурилась, разглядывая его. Я заметила, как на лице Герхарда, который стоял за ее спиной, появился отблеск внутреннего торжества. Он наблюдал за тем, как Ренар под взглядом Хёльды резко собрался и попытался очаровательно улыбнуться. Хёльду это не впечатлило.

– Бедный мальчик. – Она покачала головой. Улыбка стала печальной. – Я часто вижу тебя здесь, но ты избегаешь меня. Не хочешь, чтобы в тебя смотрели? – Она наклонила голову и стала улыбаться иначе. Хитрее. – А мне было интересно, чей рыжий хвост мелькает за углом. – Хёльда странно хихикнула, на что Ренар ответил плотно сжатыми губами и непроницаемым выражением, застывшим на лице. – Видеть суть людей и явлений – это тяжелое бремя. – Светлые, словно выцветшие глаза снова были направлены на меня. – Мой разум не всегда справляется, и я говорю чушь. – Уголок ее губ нервно дернулся. – Болтаю лишнее. Простите. Я здесь не за тем, чтобы разбалтывать чужие тайны. Мне нужно было что-то сделать, но я уже забыла, что именно.

Она виновато посмотрела на Герхарда.

Тот, кажется, смутился.

– Ничего, – сказал он сухо, так, словно боялся, что голос дрогнет. – Господа не торопятся.

Я бы с ним поспорила, потому что мне больше всего на свете хотелось оказаться где-то не здесь. Сидеть в замке, к примеру, и пытаться понять, что со мной произошло, а не торчать тут.

В доме человека, который не скрывал свою ко мне неприязнь.

В компании с безумной женщиной, которой было от меня что-то нужно.

Я бросила взгляд на Кондора, втайне надеясь, что он сейчас встанет, нацепит на лицо самое снобское выражение, на которое способен, и выскажет Герхарду все, что думает, но нет.

Волшебник сидел, почти расслабившись, и смотрел на Хёльду, а та смотрела на него, чуть касаясь кончиком пальца своих губ – очень детский жест, полный смущения и кокетства. «Она что-то задумала, – поняла я. – Задумала и пытается… получить разрешение?»

Кондор коротко фыркнул и откинулся на спинку кресла, словно был у себя дома.

Выражение лица Хёльды медленно менялось, ее постоянная рассеянная отстраненность сменилась испугом, затем – недоумением, а потом…

– Посмотрела? – добродушно поинтересовался Кондор.

Она кивнула, чуть приоткрыв рот, и мне стало очень интересно, что же такое она там увидела.

– Себя. – Хёльда снова обернулась ко мне – и прежней почти детской, блаженной рассеянности на ее лице уже не было. – Я увидела саму себя, искаженную чужими представлениями о том, что я есть. Милорд тактично молчит о том, что он думает обо мне, но он позволил это увидеть.

Герхард попытался что-то сказать, но Кондор остановил его едва заметным жестом:

– Потом поговорим на эту тему. Мне интересно, что Видящая желает нам поведать.

Сарказм он даже не пытался скрыть.

– Но вы же мне не поверите, – отозвалась она.

Тоже с сарказмом.

– Я не привык доверять ничему, что погранично, это слишком зыбкий путь, милая, – ответил Кондор почти ласково. – Шаг в сторону – и ты уже не владеешь ничем, в том числе – самим собой.

– Это ваш страх.

– Да. – Кондор говорил с ней как с кем-то равным. Не как с маленькой девочкой. – Один из моих страхов. Хочешь увидеть остальные?

Ее глаза стали огромными от удивления и ужаса.

– Вот и не надо пытаться, милая.

Я осторожно поставила чашку на блюдце, фарфор звякнул, и этот звук в повисшей тишине был настолько громким, что я сама чуть не вздрогнула.

– Я должна поговорить с нездешней леди. – Хёльда кивнула на меня и рассеянно расправила на коленях грубую ткань клетчатой юбки. – Вот зачем меня привели сюда. Да. Просто вы все слишком интересны. Меня тянет смотреть в вас, как бы вам ни хотелось закрыться от меня.

Она снова посмотрела в сторону Ренара и улыбнулась ему. Тот, кажется, едва удержался, чтобы не закатить глаза. Хёльда повернулась к Кондору.

– У вас есть еще кто-то рядом, ведь так, милорд? Я вижу след, и нити этой судьбы уходят недалеко. Что-то закончится, поворот уже сделан.

От этих ее слов внутри появилось неприятное, холодное чувство. Мне захотелось встать и уйти, чтобы не соприкасаться с чужим безумием – а в том, что Хёльда безумна, я сейчас была уверена. Как бы они ее ни называли, чем бы она ни была в этом мире магии – она была не в себе.

Что-то мне подсказывало, что Кондор это мнение разделял. Именно поэтому проявлял такое вот недоверие.

Я выдохнула.

– Вы меня простите, – сказала я и вскочила с места. – Но мне это все надоело.

Они все повернулись ко мне, и все, кроме Кондора, были удивлены.

Кондор смотрел на меня с ленивой усмешкой и, кажется, был согласен. Но, тем не менее, он схватил меня за рукав, и его пальцы были куда менее мягкими, чем его взгляд.

– Оставьте нас, – попросила Хёльда, глядя на Герхарда. – Пожалуйста, Мастер, оставьте меня наедине с…

– Но… Нет! – твердо сказала я, пытаясь освободить запястье из хватки Кондора. – Я не хочу! Я вообще не понимаю, какого черта здесь происходит, и… Да дайте мне уже хоть слово сказать! – огрызнулась я в сторону Герхарда, который попытался меня перебить.

На лице Кондора появилось сочувствие.

– Если Видящая хочет поговорить с леди Лидделл, то она может сделать это. Но в моем присутствии.

– Да! – вытянулась я, нахмурившись на Хёльду.

Та снова растерянно улыбнулась и пожала плечами, мол, раз уж иначе не получается, то пусть хотя бы так.

– Если леди из ниотсюда доверяет своему магу, то можно и так, – покорно сказала она.

Наши взгляды встретились, и мне на миг показалось, что из блеклых глаз Хёльды на меня смотрит нечто холодное, расчетливое и видящее куда дальше и глубже, чем я думаю.

– Не переживай, милая, – с какой-то слишком уж нежной улыбкой сказал Кондор в сторону Хёльды, когда Герхард и Ренар вышли из гостиной. – Я буду молчать, словно меня здесь нет.

***

Видящая очень хотела казаться неопытной и тихой, но на самом деле, конечно, это была тонко сыгранная ложь. Сколько ей? Двадцать два? Двадцать пять? Герхард точно говорил про нее пару лет назад, рассказывал, как она впервые пришла к нему, точнее – как ее привели родители, бледную, потерянную где-то в глубине собственного сознания.

Отличный пример того, как вовремя не распознанный дар изъедает человека и подводит его к зыбкой границе, за которой лежит бездна и все то, что в этой бездне живет.

Кондору она не нравилась.

Не только потому, что ему было неуютно от ее дара – способности смотреть через тьму и видеть в ней знаки будущего и отсветы прошлого. Здесь любому станет достаточно неуютно, стоит лишь осознать, что вся твоя жизнь, от колыбели и до могилы, вдруг может открыться чужим глазам.

Кондору не нравилась сама Хёльда.

От нее веяло границей, близостью безумия, всем тем, что привлекало Изнанку и ее обитателей. Будь его воля, он предпочел бы держаться от Хёльды подальше и тем более не подпускать ее к леди Лидделл. Но если уж все так сложилось, если Хёльда была в тот вечер рядом – почему бы не послушать, что она скажет?

В отсутствие других ответов на важные вопросы даже такой ответ мог оказаться полезным.

Мари, впрочем, не была заинтригована. Неудивительно, она не деревенская дурочка, которой хочется узнать, когда ей замуж и сколько будет детей. Ей, понятно, совсем не нравилось находиться здесь, и ее протест против того, чтобы остаться один на один со странной девушкой, говорящей странные вещи, был Кондору понятен.

Вполне возможно, что она тоже уловила отвратительное ощущение близости границы, близости потери контроля над силой. Еще один неприятный урок, который может спасти ее в будущем.

Когда Хёльда попросила ее снять с шеи цепочку с кристаллом, Мари бросила на Кондора прямой взгляд, словно спрашивала разрешения, и расстегнула замочек только после кивка волшебника.

От Видящей, кажется, это не ускользнуло.

Кондор подумал, что она удивительно талантлива в том, чтобы скрывать свою наблюдательность за рассеянностью.

– Зачем вам это? – спросила Мари Хёльду. Она почти по-детски хмурилась и была очень серьезна. – Если уж серьезно, то я бы не хотела знать будущее, и…

– Неужели тебе неинтересно узнать, что ты такое? – Хёльда улыбнулась ей и подалась вперед. – И что тебе предстоит испытать…

– Может быть, интересно, – ответила Мари, хмурясь еще больше. – Но я предпочту не знать, чтобы не испортить сюрприз. Особенно, если это будет очередной плохой сюрприз.

Кондор едва удержался, чтобы не хмыкнуть.

На лице Хёльды появилось сочувствие.

– Пророчества туманны, – сказала она. – Они не дают четкой картины будущего, лишь показывают варианты его развития и предостерегают от ошибок…

– Ага, – ответила Мари. – Я знаю.

Ее голос звучал твердо, едва не насмешливо, но руки, сжавшие подлокотники кресла, были очень бледными. Леди Лидделл боялась. Ничего удивительно – после всего, что с ней произошло за последние сутки, она имела полное право бояться.

Правда, боялась она совершенно по-своему.

Как тогда, стоя с канделябром на пороге его кабинета.

– На тебе печать той стороны, – сказала Хёльда.

Мари хмыкнула: еще бы, уж что-что, а это она хорошо знала.

– Та сторона так просто не отпускает, девочка, и теперь тебе нужно быть еще более осторожной с любыми границами, – Хёльда провела рукой перед лицом девушки.

На взгляд Кондора это было ровно то же, что цветные искорки магии. Действие, чтобы впечатлить. Видящая и без этого все хорошо считывала, уж щиты Ренара она пробивала отлично – особенно для самоучки.

Хёльда замялась.

Она смотрела в лицо леди Лидделл, как в зеркало. Она, кажется, пыталась дышать, как леди Лидделл, моргать, когда та моргала, повторять каждое ее мелкое движение.

– Но Сила, которая стала твоим проводником, которой ты нужна, – сказала Хёльда тише. – Я видела темных духов вокруг тебя, когда мы встретились впервые, и этот волшебник их тоже заметил. Ты так интересна, милое дитя, они тянутся к тебе. Все тянутся к тебе. И тот, чья воля привела тебя сюда. – Тут Хёльда повернулась в сторону Кондора, и, к его искреннему изумлению, её глаза вдруг закатились. – И те, против чьей воли ты восстанешь.

Хёльда вошла в транс. Настоящий транс – не игра на публику, к которой часто прибегают такие же, как она, чтобы произвести впечатление на кого-то, кто им не верит.

Нет: руки Хёльды дрожали, она то напрягала кисти так, что пальцы изгибались, как птичья лапа, то наоборот – распрямляла ладонь, пыталась скрести воздух, хватать что-то невидимое. Венки на лице вздулись, веки судорожно дергались – такое сложно сыграть.