Текст книги "Охотничий билет без права охоты"

Автор книги: Мария Мусина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

К столику подошла тоненькая женщина в белом халате, наклонилась и положила перед Буби бумажку с мясными обрезками. Буби тут же, радостно помахивая хвостом, стала поедать так неожиданно предложенное блюдо.

– Спасибо, – сказала я.

– Приходите. У нас много остается этих обрезков.

– Спасибо.

– Девчонки из торгового центра даже суп из этих обрезков варят. А вам я так, бесплатно их буду давать. Я собак люблю. Они не то, что люди, от собак никакой подлянки никогда не ждешь. Я с собаками пять лет в цирке работала, знаю… Теперь вот здесь посуду мою… Так что приходите…

Похоже было на правду: подбородок по-актерски чуть вверх, и накрашена любительница собак была именно так, как красятся те, кто хоть раз в жизни имел дело с гримом: обводила глаза тоненькой линией, словно рисовала вместо своих глаз новые, побольше.

– Спасибо…

Циркачка ушла мыть посуду, а я снова посмотрела на улицу и, чуть не вскрикнув от неожиданности, вскочила: у темно-зеленого джипа, очень похожего на джип Василия, два дюжих мужика мрачно теснили какого-то здоровяка, а тот, как бы шутливо подняв руки, медленно отступал к белому пикапу с ярко-оранжевой надписью «Аварийная служба». Буби подняла голову и зарычала. Я забарабанила в стекло, пытаясь привлечь внимание. Здоровяк поднял на меня глаза, криво улыбнулся, что-то сказал мужикам и, не оборачиваясь, полез в пикап.

Когда я выбежала на улицу, «Аварийной службы» и след простыл. Я даже номер не успела разглядеть.

– Боже мой, Боже мой, что же делать? Что делать?

Я метнулась к темно-зеленому джипу. Нет сомнений – это машина Василия. На заднем сидении его шляпа и сумка, в которой он возил Буби. Ключей зажигания не было видно. Дверцы закрыты. Полиция?

– Полиция! – надтреснутым от волнения голосом закричала я.

На меня стали оборачиваться прохожие.

Дул холодный ветер, я постояла-постояла на улице, да и вернулась в кафе.

Циркачка кормила Буби новой порцией мясных обрезков. Буби оторвалась от поедания, подняла голову, посмотрела на меня и стала, натягивая поводок, рваться на улицу.

«А что она может сделать? – с тоской подумала я. – Так же как и я – ничего. Абсолютно ничего. Она не понимает, что произошло. Так же как и я».

Я без сил опустилась на стул.

– Что-то случилось? – участливо спросила циркачка.

– Да, – сказала я, – наверное, что-то случилось.

Было обеденное время, но посетителей в кафе всего несколько человек. Суббота. Офисы сегодня не работают, и Таганка в выходные пустела – не спальный район.

– Вы кого-то ждали, а он не пришел? – тихо и грустно проговорила циркачка.

Мне стало жалко себя, и я заплакала. Спохватилась, быстро оделась и ушла.

* * *

Антону я сказала, что нашла Буби на притравочной станции.

– Ты хоть оставила там наш телефон? Человек, может, с ума сходит. Мыслимое ли дело? Собаку потерять!

О пистолете в борсетке я умолчала. Антону хватает своих проблем на работе. Человек с утра до ночи вкалывает в нынешних ужасных капиталистических условиях! Зачем ему голову морочить ерундой всякой?

К тому же невозможно было обойти рассказом Василия, а неизвестно, как на него прореагировал бы Антон. Поверил бы Антон, что можно доверить самое дорогое, что у тебя есть – собаку и оружие – женщине, которую ты в первый раз видишь? Поверил бы? Я сомневалась в этом.

Такса Бу пока не проявляла никакой тоски по своему хозяину, а увлеченно носилась по дому за Матильдой. Потом они менялись ролями. От их мельтешения рябило в глазах, а ведь совсем недавно я умилялась шутке таксятников про то, что лучше таксы могут быть только две таксы! Однако я нашла в себе силы не зацикливаться на ситуации. В конце концов, ничего особенного не произошло.

А. Пистолет вполне подождет своего хозяина в укромном месте, куда не мог бы случайно заглянуть Антон.

Б. То, что Василий – человек трудной судьбы, ясно и без песен. Но, можно подумать, я до этого бандитов не встречала! Ха! Один Мокрухин чего стоит! Сейчас от бандитов уже никто и не шарахается. Нельзя жить в лесу и шарахаться от каждого дерева.

В. Новые, довольно-таки неприятные ощущения от обстрела, в который я попала… Тоже не такое уж уникальное происшествие. Перестрелки случаются в Москве часто, то, что я до сих пор не попадала в какие-нибудь переделки – чистая случайность. Статистическая погрешность.

Г. То, что на глазах у меня похитили человека, – тоже не эксклюзив никакой.

Однако все-таки надо бы напрячь помять и вспомнить, как это происходило. И, может быть, даже записать какие-то детали, чтобы не забыть. Когда объявится Василий все же, наверное, ему будет интересно, куда же делся его «кореш».

Да и самого «кореша» жалко. Может быть, он нуждается сейчас в помощи, в простом человеческом участии. То есть наверняка.

Но что можно предпринять?

Что?

Найти каких-нибудь друзей Василия. Но как? И что им сказать? Ведь я-то Василию, не говоря уже о его «кореше», в сущности, совершенно посторонний человек. И жив ли еще этот «кореш»? А Василий? Жив ли? Нет, нет, не хотелось думать о плохом. А о хорошем думать хотелось, даже очень.

В полицию заявить? Я мысленно стала проговаривать текст, который сказала бы в полиции дежурному полицейскому, очень ясно увидела круглые удивленные глаза этого стража порядка и оставила эту дурацкую идею. А что, собственно, я видела?

Я закрыла глаза, сосредоточилась и попыталась представить себе эту картинку. Вот белый пикап, вот две громоздкие спины в кожаных куртках-пилотах, вот люди, идущие мимо… Стоп. Конечно, кто-то шел мимо. Но вот человек, который стоял на противоположной стороне улицы, был неподвижен. Именно, именно! Он стоял и просто смотрел на все происходящее. И когда я выбежала из кафе – тоже стоял.

Я попыталась припомнить его лицо. Нет, не получается. Он стоял довольно далеко. Невозможно было рассмотреть. Хорошо, хотя бы силуэт, хотя бы общее ощущение, хотя бы…

– О чем ты думаешь? – нежно спросил, наклонившись, Антон.

Я вздрогнула, непроизвольно отшатнулась от мужа и, испугавшись такой собственной реакции, жестко проговорила:

– Сколько раз можно просить, не подкрадывайся ко мне так тихо, когда я думаю.

– Ну, извини…

Обиделся. Конечно, обиделся. Я бы тоже обиделась, если бы меня вот так шуганули в грубой форме. Но сейчас некогда, некогда отвлекаться, нужно срочно припомнить, что за человек стоял на противоположной стороне улицы. Я снова попыталась сосредоточиться. Вспомнила даже проходившую мимо тетку в малиновом берете, а того, кого нужно, – нет, не вспомнила. Не обратила на него внимания. Ничем он не был примечательным, вот и не обратила.

Да! Это мог быть просто случайный прохожий. Если бы кто-нибудь из команды похитителей наблюдал за похищением, он не застыл бы с открытым ртом посреди тротуара. Сидел бы себе спокойненько в машине и смотрел. И никто бы ничего не заметил.

А, между тем, Василий скрывается, отлеживается на дне и, возможно, даже не предполагает, что его «кореш» в руках злоумышленников!

Но, может быть, эти двое были из милиции. И я наблюдала вовсе не похищение, а законное задержание правонарушителя!

В конце концов, имеет же право милиция задерживать бандитов, когда хочет и где хочет, никого не ставя в известность. Возможно, «кореш» Василия и предупредил бы меня: дескать, прости, передавай Василию привет. Но не хотел, чтобы милиция на меня обратила внимание. Потому что у меня был пистолет. Доказывай потом, что это не твой пистолет. Да и вообще… Пистолет-то стражи порядка отберут. А Василию он, возможно, еще и пригодится. Для самообороны.

У меня даже голова разболелась. Как быть, как быть? Милиция бандиты… Все так похоже, все так смешалось…

Предположим, если «кореша» законно арестовала милиция – возникает вопрос: должна ли я вообще попытаться предупредить об этом Василия? Возможно, из соображений высших государственных интересов Василий не должен знать, что его дружок уже не разгуливает на свободе. С другой стороны, Василий такой симпатичный, такой славный, так трогательно заступался за свою Бу… А среди милиционеров тоже, между прочим, бывают коррумпированные личности! И вообще, всем известно, что тюремные камеры переполнены, не соблюдаются элементарные санитарные нормы, люди спят по очереди! И все это происходит еще до приговора суда! Еще на стадии предварительного следствия! Может быть, Василий был бы и рад искупить свою вину – хотя вид у него был, признаться, совершенно не виноватый, а довольно-таки бравый и хозяйский. Но даже если бы и хотел искупить. Кому охота в таких условиях в тюрьму садиться?

И вообще, почему это я сразу решила, что Василий бандит?

Я даже вскочила от неожиданной мысли: действительно, почему это я сразу решила, что Василий какой-то уголовник, какой-то нарушитель правопорядка?! Вот как легко на человеке поставить клеймо! Где же мое правовое сознание?!! Где же святое отношение к презумпции невиновности?!! Как можно так низко пасть?!! Ну и что, что он похож на бандита? Они, надо сказать, все ужасно одинаковые. У них одинаковые прически, они носят одинаковые часы, одинаковые золотые цепи, даже музыку слушают одинаковую, у них одинаковые выражения лиц – гремучая смесь самоуверенности и безразличного отношения к окружающей действительности. Но ведь Василий вовсе не такой. Прическа у него, конечно, похожа. И золотая цепь, и часы… И музыка в машине такая же – умпа-умпа-умпа. Ну, а больше-то, что в нем бандитского?!

Вот сравнить Василия хотя бы с Мокрухиным. День и ночь! А то, что в речи Василия часто употребляются жаргонные слова, явно принадлежащие определенной прослойке общества, так у нас теперь все так говорят. От президента до учительницы в школе – по фене все ботают. Что ж тут такого? Да, да, Василий совершенно не обязательно бандит, вовсе даже не обязательно.

И «кореш» его повел себя, в общем-то, благородно. Не стал тыкать в меня пальцем и рассказывать всем, что у меня есть пистолет.

Удивительно, как это мы легко делаем выводы! Ну, подумаешь, на джипе ездит. Так, может, он его заработал! Честно!

Правда, на банковского служащего Василий не похож, нет. На юриста, пожалуй, тоже. На экономиста – нет, не похож. Предприниматель? Кто у нас еще может честно на джип заработать? Глава какой-нибудь администрации! Невозможно представить себе Василия, просиживающего штаны в скучной чиновничьей клоаке. Нет, ему, конечно, подходит какой-нибудь более подвижный образ жизни. Может быть, он спортсмен?

Короче, надо срочно искать Василия или хотя бы его знакомых. Он говорил, что часто бывает в казино. Игрок! Там поспрашивать. Василий – личность яркая. В казино наверняка его многие запомнили! Иначе и быть не может. Да, да, да, я, помнится, сказала, что живу в районе Таганки, а Василий тогда заметил, что часто тут бывает в казино. Ну что же. У Василия в казино и приятели наверняка есть. В конце концов, почему бы мне не зайти сегодня вечером в казино?

Я открыла интернет – нашла в поисковике слова «нелегальные казино», и мне вывалился целый ворох сайтов. Некоторые были даже с маршрутами проезда. В районе Таганки нелегальных казино было целых три. Я решила начать с самого большого – не будет же Василий мелочиться.

Лучше было бы пойти в казино, конечно, с Антоном. А вдруг все это было просто недоразумение, и мы встретим там Василия, и он бросится радостно ко мне и потребует обратно свою собаку и пистолет? Сцена может получиться для Антона не совсем понятная. Нет, я отправлюсь в казино одна. В конце концов, что я, не имею права поиграть немножко в рулетку? Но Антон, конечно, не поймет, если я скажу, что пойду ночью в казино. Одна! Или поймет неправильно. Или будет волноваться за меня.

И я сказала Антону, что сегодня вечером поеду в гости к подруге по институту.

– Ты ее, наверное, не помнишь. Ольга Веровенко. Она на курс старше училась. Так, созвонились что-то, решили повидаться… Ты не против? – как можно небрежнее спросила я, с ужасом чувствуя, как все это невероятно фальшиво и заискивающе звучит.

– Поезжай, конечно, – сказал Антон дрогнувшим голосом.

Мне было стыдно. Может, пока не поздно отступиться? В конце концов, если Василий захочет, он сам как-нибудь да найдет свою собаку. Не иголка в стоге сена. Просто чаще надо бывать на притравочной станции, вот и все. Существует же правило: если вы потерялись, стойте на одном месте и вас рано или поздно обнаружат спасательные службы. Хорошо бы, конечно, чтобы к тому времени вы еще были живы.

Буби надоело носиться, и теперь она лежала у двери почти недвижно. Мотя, присмиревшая, уже не пыталась вызвать Буби на игру, из уважения к ее страданиям тоже лежала распластавшись, но в кресле, иногда вздыхая и закатывая глаза. Буби периодически подходила к миске с водой, окунала в нее язык, делала пару вялых движений… На это невозможно было смотреть. Черт побери, где же Василий?!

– Что, я уже не могу съездить к подруге? – с вызовом воскликнула я.

– Можешь, конечно.

Пока не поздно, надо все рассказать Антону и пойти в казино с ним. Да, да, так и надо поступить.

– Антон, – начала я, – я хочу тебе сказать…

– Уж не думаешь ли ты, что я ревную?

– А что, нет?

– Конечно, не ревную.

– Как это? Не ревнуешь!?

– Это было бы неуважением по отношению к тебе.

– Так значит, я могу идти куда угодно?

– Конечно.

– На все четыре стороны. И тебе абсолютно все равно?!

– Я тебе доверяю.

– «Доверяешь»?! Ты прикрываешься красивыми словами! Тебе просто наплевать на меня – вот и все.

– Оля, но было бы глупо с моей стороны ревновать тебя на ровном месте.

– Ты хочешь сказать, что я уже так растолстела, что уже никому и не понадоблюсь?!

– Я другое имел в виду…

– Что я уже не в состоянии вызвать ни у кого никаких чувств?

– Это не так!

– Вот она, благодарность за мою преданность и самопожертвование!

– Да нет же…

– И в самом деле, мой альтруизм уже переходит границы здравого смысла.

– Ты неправильно меня поняла…

– Я тебя поняла правильно! – трагически заключила я, – и поэтому я уезжаю! А ты задумайся! Возможно, тебе стоит пересмотреть свои взгляды на меня, как на рутинный атрибут твоей жизни.

Я громко хлопнула дверью. Вот так-то! А я-то переживаю, что Антон как-то не так поймет возникновение этого странного Василия. И пусть не так поймет! Пусть хоть немножко поревнует. А то, в самом деле, я все время дома да дома. Как мебель!

Я горела праведным гневом все двадцать минут, пока шла до казино. Решительно прошла через металлоискатель, нервно продемонстрировала содержимое сумочки охраннику, мельком заглянула в игорный зал и направилась в бар. Взяв бокал красного вина, я незамедлительно осушила его и заказала еще.

– Простите, – сказала я бармену, – знаете ли вы человека, которого зовут Василий? Такой большой. В шляпе. Охотник.

Бармен молчал.

– Сугроб. – Я припомнила и эту подробность.

Бармен выдержал паузу и очень вежливо и коротко ответил:

– Простите, нет.

– Вы меня не поняли, – четко и раздраженно выговорила я, – мне не нужен он сам. То есть… Мне нужен кто-нибудь, кто его знает, лучше, конечно, тот, кто с ним дружит.

Вышколенный бармен чуть качнулся, однако, все так же вежливо ответил:

– Извините, но я не знаю, о ком вы говорите. У нас тут многие бывают. Заведение пользуется большим успехом.

О! Ирина тысячу раз права: все мужчины одинаковые! Да, раньше Антон проявил бы несравненно большую заинтересованность, если бы мне вздумалось на ночь глядя уйти из дома явно под надуманным предлогом. Все эти его отговорки типа: я тебе доверяю – разумеется, блеф. А что он мог еще сказать? Катись на все четыре стороны? Он слишком интеллигентен для таких слов!!!

– Только не говорите, что вы не знаете, кто такой этот Василий, – грозно предупредила я бармена и заказала третий бокал вина.

Да, это было крайней самоуверенностью с моей стороны ничего не замечать, ничего не видеть, ни на что не обращать внимания. И еще иронизировать по поводу бедной Ирки, которая оказалась в таком же положении!

Все эти поздние задержки на работе, все эти, якобы срочные, дела на выходные и праздники… Конечно, мужчины полигамны – это известно всем. К тому же я практически ровесница Антону, мне уже 40 лет!!! А вокруг так много молоденьких, хорошеньких девушек. К тому же наглых (!!!), которые совсем не прочь принимать знаки внимания красивого, умного, доброго, обеспеченного мужчины, если ему (О, Боже!) изрядно поднадоела его растолстевшая жена.

– Я думаю, – жестко и довольно-таки злобно сказала я, – что ваша профессия должна была вас многому научить. Когда вас о чем-нибудь просят, подумайте о том, что будет, если вы эту просьбу не выполните!

Я отхлебнула большой глоток вина и попросила у бармена сигарету. Вообще-то я года три назад бросила курить, но такой поворот в наших с Антоном взаимоотношениях, какой открылся сегодня, требовал утешения в пороке. Я глубоко затянулась, закинув голову, выпустила дым в потолок, стараясь повернуть вспять нахлынувшие слезы.

Как же я раньше не догадывалась? Все эти сю-сю-сю – только прикрытие! Теперь-то все яснее ясного – Антон просто делает вид, что любит меня, а на самом деле просто старается загладить свои измены. А я-то принимаю все за чистую монету. О, эти мужчины! Их коварству нет предела!!!

– Спросите вон, у того лысого…

Я вздрогнула.

– Вон, вон, – бармен говорил, не глядя на меня, в сторону, еле шевеля губами, – вон, стоит возле колонны. Только не смотрите сразу.

Я тут же, конечно, обернулась.

Возле колонны стояло два наголо бритых человека и беседовали друг с другом. Я повернулась было к бармену, чтобы уточнить, кого именно он имел в виду, но бармена так при этом перекосило, что я поняла, что строжайшая конспирация здесь вовсе не лишняя.

Расслабленной походкой я пересекла зал, купила в кассе фишек и в задумчивости побрела к колонне. «В толстоте, – подумала, – есть свои неоспоримые преимущества: никто не подумает, что такая толстая тетка – проститутка какая-нибудь. Да, такой толстой может быть только порядочная женщина!»

Лысые к тому времени уже переместились за стойку бара. Я нагло села рядом, заказала вина и попросила у лысых сигарету.

– Сегодня у меня такой ужасный день, – прокомментировала я свои действия, – просто ужасный.

Лысые, меланхолично пережевывая жвачку, посмотрели на меня. И я с трудом разыскала одно отличие между ними: у одного на лысом черепе выросли толстенькие уши в форме пельменей, на другом черепе ушки были остренькие. Да, прически у них такие же, как у Василия. Видимо, стригутся у одного и того же парикмахера. Но все же Василий выгодно отличался более осмысленным взглядом.

– В натуре, что случилось? – спросил тот, чьи ушки были как пельмешки.

Его тонкая, прозрачно-сероватая кожа свидетельствовала о неспокойном и нездоровом образе жизни, а выражение глаз не вызывали сомнения в повышенной злобности их обладателя. Вопрос, разумеется, был задан единственно от любопытства, однако он так растрогал меня, что я доверчиво провозгласила:

– Случилось страшное, – и для пущей убедительности, словно тельняшку на груди, распахнула полы пиджака. – Просто у меня больше ничего не осталось на этом свете. Стоит ли жить?

И горько разрыдалась, брызнув слезами на тонкий кашемир костюма своего собеседника.

Все это отчего-то показалось человеку со злобными глазками крайне забавным.

– Чем я могу помочь такой хорошенькой женщине? – сказал он, обнажая мелкие зубки пираньи.

– Хорошенькой? – переспросила озадаченно я.

– Угу… Разрешите представиться: Геннадий, – бархатно проговорил он.

– Ольга. Очень приятно. – Вот так-то! «Хорошенькой». Может быть, не все еще потеряно? Если я могу нравиться другим мужчинам, могу понравиться и собственному мужу. Изменщику!

– В долг, правда, дать не могу, – уточнил Геннадий, – давать в долг игроку – плохая примета.

Я зачерпнула фишек из кармана и продемонстрировала их.

– Ах, вы тоже о деньгах, – разочаровалась я, – я же имею в виду совершенно нематериальные ценности, да, да, вовсе не о них идет речь.

– Не о них? – вскинул светлые волоски бровок Геннадий.

Все вокруг стали чудовищно буржуазны, к этому я уже привыкла. Но не смирилась!

– Женщина, – продолжал Геннадий, – должна думать о красивых вещах, о вкусной еде, об удовольствиях…

– Какая еда?! – с негодованием вскричала я, – Я на диете! А страдаю я здесь из-за того, что мой муж охладел ко мне, – я сочла нужным все же объясниться.

– Фи, муж, какая пошлость! Женщина такая аппетитная как вы – должна легко и красиво кружить по жизни, меняя мужчин, как перчатки. Берегите себя! Какие могут быть диеты!? Только такая женщина достойна звания королевы. А вы: муж, муж. Бе-е.

– Но что же делать, если он все же есть?

– Забудьте о нем. Вокруг так много мужчин, могущих подарить вам минуты наслаждения, – заметил Геннадий и пододвинулся ближе.

– Но нынче настоящего мужчину не так-то легко найти!

– Конечно. Но они есть! – заверил Геннадий и часто-часто задышал мне в ухо.

«Он имеет в виду себя!» – с ужасом догадалась, наконец, я. И мстительно заметила:

– Вот уж и повезло вашей жене!

Геннадий сделал в пространстве некий небрежный неопределенный жест, который, вероятно, должен был обозначать как бы виртуальное наличие жены, но в то же время как бы и ее полное виртуальное отсутствие.

– А вот если бы она ушла на ночь глядя из дома, вы бы не стали ее ревновать?

– Она бы не посмела так поступить со мной!

– А если?!

– Нет, никогда!!!

– И все-таки!

– Я пристрелил бы ее, как собаку!

– Счастливая женщина! Она любима! А вот мой муж…

Я вытащила из кармана платок и безутешно уткнулась в него.

– Впрочем, – сказала я, громко сморкаясь, уже слегка успокоенная (как все же иногда бывает полезно поделиться с ближним своей бедой!), – что мы, обманутые в лучших своих чувствах, собственно, можем предпринять в таких условиях? В таких условиях мы можем только молча страдать, пытаясь становиться все лучше и лучше, все совершеннее и совершеннее, – Я все же всхлипнула напоследок еще разок, от жалости к собственным недостаткам, которые предстояло изуверски изничтожить. – И, может быть, тогда мы сможем вернуть любовь…

– Разрешите представить, – Геннадий указал на своего лысого приятеля, угрюмо сидевшего рядом, – это мой друг Цинк.

– Очень приято, – соврала я.

– А это Ольга, – любезно заметил Геннадий.

Цинк мрачно кивнул головой и превратил в один глоток стакан виски. Бармен тут же услужливо пополнил емкость.

– О чем базар? – светски поинтересовался Цинк.

– О жизни, – ответила я.

– О превратностях любви, – уточнил Геннадий.

– Не волнует, – сжато изложил свою позицию его товарищ.

– Почему? – удивилась я.

– А потому, – сказал Цинк и опрокинул в себя второй стакан виски.

– Не хотите ли вы сказать, – воскликнула я, – что любовь не стоит того, чтобы о ней говорили?!

Цинк поднял на меня мутный взгляд, который я выдержала с трудом.

– Хочу, – краткости его ответов позавидовал бы Чехов.

– Но вы лукавите! – не сдавалась я. – Не может быть, чтобы вы не нуждались в тепле и ласке. В тепле, ласке и внимании нуждается каждое живое существо. И я никогда не поверю, что вы – исключение!

– Твои проблемы.

– Вы, наверное, просто шутите…

– Нет.

– Хо-хо, Цинк, не перечь даме, – счел нужным разрядить обстановку Геннадий.

– Засунь свои советы себе в жопу, – угрюмо процедил Цинк.

Да, Антон Павлович однозначно отдохнул бы со своей лапидарностью.

– Иди туда сам, – обиделся Геннадий.

Хмурый Цинк стукнул своим массивным кулаком по стойке бара, снова влил в себя виски и свирепо уставился в одну точку.

– Ну, хорошо, – покладисто сказала я, – сколько людей, столько и мнений. А вот мой знакомый Василий Сугроб говорит…

– Всем оставаться на местах. Руки из карманов!

Толпа людей в камуфляже, в черных шапочках с прорезями и с автоматами наперевес дружно ввалилась в зал.

Лысые послушно подняли руки вверх. Я – тоже.

– Господа! Всем – на пол. Лицом – вниз, руки за голову, господа. Дамы лицом к стене, руки в гору!!! Сохраняйте спокойствие! Обычная проверка документов, господа…

Мужчины рядом со мной, кряхтя, опустились на колени, затем вытянулись на полу, привычно держа руки на затылке.

Я стояла в растерянности. Кто-то в камуфляже подтолкнул меня дулом автомата:

– К стене! Лицом к стене!

– Господа! Предлагаю сдать добровольно оружие и наркотики! – этот голос показался мне до боли знакомым!

– Эй, маруха, слышь, к тебе обращаюсь, – услышала я совсем близко.

Я скосила глаза вниз. Внизу виднелось два распростертых на полу тела с двумя голыми черепами.

– Тебе, тебе говорю, – сказал, не поднимая головы Цинк, я опознала его по острым ушам, – у тебя документ какой-нибудь есть?

– Это вы меня марухой назвали? – задохнулась я от возмущения.

– Да тихо ты, чего блажишь? Какая разница, как назвали? Ты скажи, документ у тебя есть?

– Ну, права есть, – припомнила я.

– Тогда, слышь, тебя отпустят скоро. Слышь, за отдельное вознаграждение, позвони другану моему, скажи, что Цинк застрял, скажешь? Скажи, взяли Цинка для проверки личности, скажи, трое суток ему корячится. Но, передай, Цинк в «Дольче вите» успел побывать. Запомнила? В «Дольче вите», скажи, Цинк побывал. Позвони, мой друган тебе тонну баксов отсыпет. Гадом буду!

– Вы ему сами и позвоните, другану вашему, – я твердо решила больше не ввязываться ни в какие истории. Хватит! И не буду я выполнять никаких поручений и просьб незнакомых граждан сомнительного поведения! Еще чего! – По мобильному вон своему и позвоните.

– Ты дура, да? – взревел Цинк.

А Геннадий ткнул его локтем тихонько и лилейным голосочком проговорил:

– Да ты не бойся, мы тебя не обидим. Запомни номер, позвонишь, бабки получишь с благодарностью – и все. Ну, выручи, что тебе, жалко что ли? Застрянем мы здесь, а другана предупредить надо, он волноваться будет. Ну, пожалуйста, – он два раза повторил номер телефона.

Я подумала и решила, что позвонить, в конце концов, можно. В милиции могли и не дать позвонить. Да, позвонить можно. Что ж не позвонить? Тем более что к этим лысым у меня был свой интерес: он знаком с Василием.

– Ну, глядите, – сказала я, – долг платежом красен. А ваш друг не знает случаем Василия?

– Знает! – слишком быстро сказал Цинк, – ты позвони только.

И лысые хором стали истово божиться, что никогда не забывают добра. Один даже привстал с пола, чтобы продемонстрировать «вот те крест» не на словах, а на деле. Но тут же получил дубинкой по голове от бдительного омоновца. И, видимо, больно получил, потому что надолго замолк.

– О, неужто знакомая.

Я обернулась. Так и есть. Улыбчивый оперуполномоченный Костя.

– Костя, привет, – сказала я, – что, опять на Мокрухина покушались?

– При чем тут Мокрухин? – обиделся Костя. – Что я, только по Мокрухину работаю? У меня и без Мокрухина дел непочатый край.

После необходимых формальностей, сводившихся к проверке документов и личному досмотру, мне разрешили покинуть казино.

Я вышла на улицу. В ночь.

Шел мокрый снег. Я миновала несколько кварталов и завернула за угол.

У тротуара стоял милицейский «форд» с мигалками. Чуть поодаль посреди тротуара переминались два парнишки в военном камуфляже. На противоположной стороне широкого проспекта припарковался неприметный, цвета хаки, грузовик. Полог кузова был слегка откинут – видимо, ребятам приспичило покурить – торчало несколько короткоствольных автоматов. Над кабиной шофера читалась пафосная надпись: «Люди».

Это, несомненно, вселяло надежду. Тем не менее, мне вдруг остро захотелось залечь на асфальт, по-пластунски доползти до угла, а дальше, перекатываясь с живота на спину, как в кино, достигнуть какого-нибудь укрытия.

А если чего-то непреодолимо хочется – это непременно нужно сделать, даже если на тебе новое пальто – светлый крем-брюле, а под ним брючки в тон. Тем более что крещендо этого необъяснимого моего желания секунда в секунду совпало с совершенно недвусмысленным свистом пуль и абсолютно определенным грохотом автоматных очередей, сопровождающимся трассирующими огнями.

Я продолжала размышлять о невозможности предугадать последствия своих самых невинных поступков, а стало быть, и о полной нецелесообразности какой-либо осмотрительности вообще – в узком пространстве за газетным киоском, куда я почти вползла по-пластунски. Перестрелка на улице стала мало-помалу стихать.

Я сквозь стук своего безумно колотившегося сердца все же расслышала дружный топот, потом звуки разворачивающихся машин. Потом все стихло.

Выглянула из укрытия: пустынный двор, пустынная улица. Только жаль – пальто и брюки были безнадежно измараны.

Вдохнула полной грудью утренний весенний воздух. Светало. Спешили куда-то редкие прохожие и машины. Я вывернула пальто наизнанку – так оно выглядело, может, излишне экстравагантно, но зато намного опрятнее.

До дома добралась уже без приключений. У подъезда на лавочки в рассветной дымке виднелись три фигуры. Две из них, завидев меня, заскакали и завиляли хвостами. Третья осталась неподвижна.

– Немножко засиделись, заболтались, – сказала я, приблизившись, – ты что, не веришь мне?

Ответа не последовало.

– Я говорю правду!

Реакции не было никакой.

– Мне непонятно твое поведение! Разве я давала тебе повод для недоверия?

– Звонила Ольга Веровенко, – сказал Антон, – звала нас с тобой на день рождения. В следующую среду.

– Ну, конечно. То годами не объявляется. А тут – пожалуйста. Как я к ней в гости, так и она со своими приглашениями. Только не надо сцен.

– Скажи мне правду.

– Хорошо! Я была в казино! Клянусь!

– Ты мне изменяешь?

– Как ты можешь так думать обо мне?!! Ты оскорбляешь меня такими своими предположениями. До глубины души!!

– А что я должен думать, когда ты врешь мне?

– Я говорю чистую правду! Я была в казино! Что тут необыкновенного?

– Где ты была всю ночь?

– Вот, даже фишек купила, – я вытащила и кармана горсть кругляшек, – Но я не собираюсь оправдываться. Тем более перед человеком, у которого в отношении меня самые грязные подозрения!

– Большего я не заслужил? Давно ли я стал для тебя таким?

– Ну, Тоша, что ты, в самом деле? Неужели ты, действительно, считаешь, что я тебе изменяю?

– А что я должен еще считать?

– Разве, у женщины не может быть своих секретов?

– Майонез «Кальве»?

– Хотя бы и майонез. Ты думаешь, что я только на это и способна!?

– Оля, вместо того чтобы радоваться тому, что я еще способен шутить в этих обстоятельствах…

– В каких таких обстоятельствах? Ты унижаешь меня своим недоверием! Ты намекаешь постоянно на то, что мое место на кухне! И я еще должна всему этому радоваться?!

– Оля, не будем ссориться…

– Вот, вот, сначала доведет меня до слез, а потом – «не будем ссориться»…

– Оля, ну, конечно, ты имеешь право на свою жизнь.

– Вот именно!

– Только я не понимаю, почему о ней нельзя знать мне… Хорошо, хорошо, когда настанет время, ты мне все расскажешь. Но, прошу тебя, не ходи никуда ночами. Это опасно.