сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Тарелки тоненько звенели, разбиваясь, а на душе становилось всё светлее и светлее, будто бы тёмная тучка гнева уползала подальше. Я даже запела что-то про свадьбу по расчёту, а стопка тарелок в моих руках редела, улетая в окно.
Наконец тарелки кончились, и я подтащила к окну самовар и было поставила его на нижний наличник, как вдруг передо мной возникла чумазая физиономия курносого рыжего парня, висящего прямо перед моим окном вверх тормашками.
***
- Ты кто? - ахнула я, выпуская из рук самовар. Тот рухнул на пол и с гулким стуком откатился к стене.
- Не мастак я говорить о любви, - тягуче промурлыкал парень. - Да только редко увидишь эдакую красавицу. Иванушкой меня кличут, а ты Забава-царевна, да?
Он спрыгнул на крышу под моим окном, вздохнул глубоко и уставился на меня, словно на вазу заморскую, расписную. А я вспомнила: третьего дня наш печник Степан сломал ногу и сказал, что пришлёт вместо себя подмастерья своего. Получается, что Иванушка и есть тот самый подмастерье.
Он был смешной и нескладный, с торчащими во все стороны рыжими патлами и разводами грязи на носу. Под его взглядом я зарделась, ибо редко мне доводилось слышать от чужих о своей красоте, и поманила к себе:
- Залезай в окно. Нечего крышу топтать.
В голову-то мне и не пришло, что батюшка, коли обнаружит печника в моей комнате, мигом велит ему голову снести или в масле кипящем сварить. А Иван-то и подавно об этом не подумал, раз так быстро в терем ко мне запрыгнул.
Достала я платочек и начала оттирать ему лицо от сажи. Да только чистый он был немногим красивее чумазого.
- Эх, царевна, - тяжко вздохнул печник, пока я его умывала. - Тяжко вам приходится. Слышал я, как вы с государем-батюшкой ссоритесь, и так жалко мне вас стало, аж страсть. Разве это дело - дочурку единственную за такую образину отдавать!
Задел меня Ванюша за живое, я чуть было вновь не прослезилась.
- А что мне делать-то, Иван? - горько спросила я. - Слышал же, наверное - испокон веков царских дочек по расчёту замуж выдавали. Никто их мнением не интересовался.
- Бежать вам надо, царевна! - а глаза-то у Ванятки загорелись. - Как пить дать, бежать! Эх, кабы согласились вы стать моей женой, я бы враз вам побег устроил!
В другое время я не мешкая выставила бы наглеца, заявившего этакое, за дверь, то тут меня что-то будто под локоть толкнуло и прошептало: "Дело он говорит, Забава. Бежать тебе надо. Но вот как?"
***
- А давай я корабль летучий построю! - вдруг молвит Ванюшка, а сам смотрит на меня во все глаза. Я чуть не расхохоталась, кабы не чувствовала, что он говорит это очень серьёзно.
"Дурачок", - хотелось молвить мне. - "Ну, о каких ещё летучих кораблях можно говорить? Как ты его построишь? Это же невозможно!"
Но тут уже другая мысль озарила меня, и я едва не расцеловала своего дурачка чумазого.
Это невозможно, и это замечательно!
Выпроводив Иванушку да наобещав ему молочных рек с кисельными берегами, я распахнула двери в терем и громко заявила, зная, что батюшка и Полкан уж точно где-то неподалеку отсиживаются:
- Я выйду замуж только за того, кто построит летучий корабль!
***
Ближе к вечеру мне начало мниться, что Иванушка не так уж и плох. Конечно, он не красавец, да и семи пядей во лбу тоже не насчитывает, но гораздо лучше, чем Полкан. К тому же, я ему, кажется, приглянулась, да и мне он не противен.
Разумеется, никакого летучего корабля Иванушка не построит. Но мы отыщем другой способ убежать, ведь батюшка согласия на свадьбу с простым печником не даст. А там... Избушку срубим, котика заведём, печку поставим и будем жить-поживать. А папенька смирится.
Я и сама не заметила, как принялась по терему разгуливать и напевать что-то про котика да русскую печку. На сердце полегчало, однако что-то изнутри будто бы вновь нашептывало, что что-то я неправильно делаю. Не так, как надо, не того мне хочется на самом деле.
А в мысли назойливо стучался гость иноземный, пугая меня взглядом чёрных раскосых глаз...
...За окнами темнело. Заухали совы, потянуло свечным и лучинным дымом - в палатах зажгли огонь. Я же, наоборот, свечку погасила, да на перину прилегла, гадая, что делать дальше да как поступать. Лежала-лежала, да и уснула.
***
Проснулась я в почти непроглядной темноте, будто толкнул меня кто. Только луна в окно заглядывала да звёзды посверкивали. Громко храпели за дверьми стрельцы, коих батюшка охранять меня поставил, да посвистывал соловей в далекой роще.
Тяжко мне стало в тереме несмотря на распахнутое окно. Вновь на свободу потянуло - к дальним лесам и полям. Нужно будет осторожно с Иваном договориться, план придумать, как бежать будем...
Но Иван был далеко, а бежать хотелось уже сейчас. Я даже подошла к окну и вниз глянула: высоко. Коли прыгну, то и костей не соберу. Да и куда я одна денусь? Город огорожен высокой стеной, а она охраняется так, что мимо даже мышь не проскочит. Мигом меня батюшкины стрельцы поймают.
Но в тереме оставаться всё равно не хотелось, и решила я хотя бы вокруг палат прогуляться. Сейчас все спят, и никто меня не заметит, а там и остаток ночи пройдёт. Утро вечера мудренее.
Попробовала я дверь приоткрыть - поддалась! Значит, не запер меня батюшка, как обещал. То ли пожалел, то ли забыл.
Стрельцы, как я и думала, спали, опустившись на пол и храпя на все палаты. Что ж, тем лучше, в таком шуме никто и не услышит, как хлопнут двери, а я постараюсь к утру воротиться, чтобы панику не поднимать раньше времени. Да и стрельцов жалко - они-то не виноваты ни в чем, не хочу, чтобы из-за меня их наказали.
***
Спали стрельцы и у крыльца царских палат. Подивившись их беспечности, я проскользнула мимо и пошла прочь, глубоко вдыхая свежий ночной воздух. Огни вокруг нигде не горели, значит, мало кто проснётся да подивится тому, что царской дочке вздумалось посреди ночи бродить.
Палаты царские ночью казались особенно большими и страшными. Слышала я сказки о чудищах, которые только ночью показываются да хватают людей и утаскивают к себе в логово; в детстве пугала меня нянюшка сказками про толстого водяного да подружек его - старых косматых Бабок-Ёжек.
"Держись подальше от речек и озёр лесных, Забавушка", - говорила добрая старушка, гладя меня по голове. - "Любит водяной подстерегать путников в тине и камышах. Оглянуться не успеешь, как цапнет тебя за ногу да уволочёт в пучину. Знала я одну бабу - вздумалось ей на озере водицы набрать. Пошла в чащу, села на бережке и давай ведро наполнять; обернулся водяной громадным сомом, подплыл поближе да и сшиб её в воду ударом хвоста. И поминай, как звали... Не видели её больше в нашем городе".
"А как выглядит водяной?" - спрашивала я, обмирая от страха. Нянюшка поднимала коричневый узловатый палец:
"Похож он на огромную толстую рыбину с человечьей головой и руками. Волосы у него - это водоросли, а кожа синяя, как у утопленника. Глянет он тебе в глаза - и забудешь, зачем на озеро пришла; сама в воду прыгнешь!"
После таких сказок стала я леса бояться как огня, а длинными осенними вечерами, сидя за вышиванием, прислушивалась, как тоскливо воет что-то в далёкой чаще. Уж не водяной ли это?
Разбередив детские переживания, почувствовала я себя неуютно и твёрдо решила вернуться к себе. Ускорив шаг, я завернула за угол и вдруг увидела, что одно из окошек на нижнем этаже палат светится!
Кому это не спится в такой час?
Не в силах побороть любопытство, я подкралась к окошку и осторожно глянула внутрь. Да это же красные палаты, куда гостей заморских поселили!
Странные они всё-таки, эти чужеземцы. Чудные. Лавок да столов не признают; вон, лягушка зачем-то на пол села, на коврик какой-то, да лапы завернула так, будто крендель свить из них решила. Сидит так, читает свиток какой-то и ртом шевелит. А другой гость иноземный, что с бородкой, на месте подпрыгивает и саблей своей машет, словно с невидимкой бьётся. А где же третий чужеземец?
Смешно мне стало, и я чуть было не рассмеялась, да только делать этого ни в коем случае нельзя.
И тут я почувствовала какой-то странный запах, а вслед за ним в шею ткнулось что-то острое и холодное.
***
У страха глаза велики, и, чувствуя, как душа уползает в пятки, я подумала, что это водяной трогает меня своим мерзким холодным пальцем. Только потом, когда я услышала речь на диковинном языке, то поняла, где именно был третий заморский гость.
Сердце грохотало как бешеное не то от страха, не то от неожиданности, когда я отворачивалась от окошка. За моей спиной и впрямь стоял чужеземец: по-прежнему хмурый, наставив на меня свою саблю. Во рту у него была маленькая тоненькая палочка с мерцающим кончиком, от которого в ночное небо курился дымок.
Мы так и стояли, глядючи друг на друга: я боялась молвить хоть слово, а он разглядывал меня, но саблю не опускал. Вдруг он вздрогнул и, будто спохватившись, убрал её, подумал о чём-то и мрачно спросил:
- Ты кто и что здесь делаешь?
Сначала во мне вскипел гнев: как так, обращаться ко мне, царской дочке, на "ты"! Но потом я вспомнила, что он-то меня до этого не видел, а поэтому мог принять за кого угодно.
- Я Забава, - слова с большим трудом просились на язык, а голос был хриплым. И почему только я перед ним робею? - Я дочь царя, к которому вы приехали.
- Ох... - теперь его брови взлетели вверх, и он мгновенно отвесил мне поклон - тот самый, когда руками в колени упираются. Наверное, у них принято так кланяться. - Прошу простить меня, Забава-сан. Не думал, что в такой час здесь можно встретить... - он умолк, наверное, подбирая слово, - принцессу.
- Я гуляла, - очень хотелось повторить его поклон, но я понимала, что буду выглядеть глупо. - Мне не спалось в такой час. Увидела, что у вас горит свет, вот и не сдержалась. Уж больно интересно было взглянуть на иноземцев, ибо нечасто мне это удается.
Когда я волнуюсь, я начинаю быстро говорить. Сейчас я очень волновалась, и слова выпрыгивали, как ополоумевшие кошки, да ещё и голос стал еле слышным к концу фразы... Немудрёно, что чужеземец поморщился - наверняка, и не разобрал, что я лепетала.
- Не думал, что это может быть интересно, - вежливо сказал он, не сводя с меня хмурого взгляда. - Мы не привыкли рано ложиться, и Кондо-сан решил поупражняться с катаной, а Судзимару-кун - разобраться с перечнем наших товаров, которые мы можем вам предложить.
Ох, ну и имена же у них!
- У лягушки есть имя? - искренне удивилась я и прыснула. - Странные у вас учёные звери - и разговаривать умеют, и в одежде ходят, так ещё и читать умеют, и имена носят!
- Забава-сан, - сдавленным голосом сказал иноземец. - Вы никогда не слышали про аманто? У вас их нет?
Я поняла, что сказала что-то не то, и очень смутилась.
- А кто это - аманто? - спросила я, чтобы сгладить неловкость.
Чужеземец вынул изо рта свою дымящуюся палочку, выдохнул клуб дыма и поведал мне удивительные вещи.
В их стране, что называется Эдо, всем заправляют аманто - кто-то вроде разумных зверей. Кто они такие, я до конца не поняла - заморский гость сказал, что они прибыли с других звёзд, но я не поверила. Как это - прибыть со звёзд? На чём?
- У них есть огромные летающие корабли, - терпеливо пояснил иноземец. - Забава-сан, что с вами?
Наверное, я слишком сильно побледнела. Летучие корабли? Они существуют?!
- Конечно, - удивлённо сказал чужестранец, когда я задала этот вопрос. - На одном таком мы и прибыли. Он ждёт нас неподалеку, и, когда мы закончим переговоры с вашим государем, то улетим обратно в Эдо.
Его низкий голос доносился до меня как из-под плотного одеяла. Значит, построить летучий корабль можно. Если Полкан прознает о нём, он попытается получить его, а потом и меня в придачу.
- Инозе... - начала я и запнулась, с ужасом вспомнив, что его имени я так и не запомнила, а он и не представлялся заново.
- Меня зовут Тоширо Хиджиката, - подсказал чужеземец. Теперь он смотрел на меня, как на диковинного зверька. - Зовите меня просто Тоши, Забава-сан.
- Тоши, - прошептала я и, забывшись, схватила его ладонь двумя руками. - Умоляю, не говорите никому в этих палатах о том, что у вас есть такой корабль! Не спрашивайте, почему, просто выполните эту мою просьбу!
Тоши изумленно посмотрел на меня, а потом перевел глаза вниз, и только тогда я сообразила, что натворила. Ойкнув, я отпрянула от него и прижала ладони к пылающим щекам.
- Кажется, мне пора, - сбивчиво пробормотала я, мечтая провалиться сквозь землю.
Тоши сделал шаг ко мне и открыл рот, собираясь сказать что-то, но я уже не слушала его. Путаясь в широком сарафане и всхлипывая от стыда, я помчалась прочь.
========== Глава 3. ==========
Глотая слёзы и прижимая ладони к горящему, как печь, лицу, я убежала в царские палаты. Стрелой взлетела по узорчатому крыльцу, нырнула в спасительную темноту, привалилась к стене и только тогда дала волю слезам.
Прав был папенька, ох, как прав! Опозорила я его и всё царство наше перед гостями иноземными! Зачем только я из своего терема выходила? Почему за закрытыми дверьми не сиделось?
Слёзы солёными ручейками текли по щекам, а дыхание сбивалось, едва пробиваясь сквозь тугой комок в горле.
Ох, какая же я дурища! Представляю, что теперь Тоши обо мне думает!
Отчего-то при этой мысли сердце испуганной птицей заколотилось внутри, а руки сами ощутили горячую сухость ладоней иноземного гостя.
Где-то в чаще далёкого леса грозно и тоскливо заухал филин, и я вспомнила водяного с его лесным озером.
"Может, пойти да утопиться?" - внезапно подумалось мне. - "Стану русалкой холодной да бездушной и горя ведать не буду. Всё лучше, чем на этом свете прослыть дурёхой, что чуть ли не на шею гостям заморским кидается".
Почему-то я была уверена в том, что моё поведение не укроется от папеньки. Наверняка Тоши расскажет ему про его непутевую доченьку.
Тоши, Тоши... И почему сердце так болит и сжимается при одном воспоминании? Что в нём такого - высокий рост да худоба, да глаза узкие и волосы чёрные. Около него я похожа на матрёшку расписную - нос курносый, щёки красные, губы пухлые, а в этом сарафане - так и вовсе на ватную куклу, что сажают на чайник! Ох...
Сердце опять кольнуло, и я сжала кулаки да подивилась тому, что слёзы течь перестали, оставив на память лишь подсыхающие дорожки на щеках.
Ладно. Утро вечера мудренее. Глядишь, с первыми лучами солнца всё плохое обернётся не столь уж ужасным, как кажется сейчас. Пора возвращаться в терем.
Я глубоко вздохнула, огляделась и почувствовала, как по спине побежали мурашки - будто бы рука ледяная погладила чуть пониже шеи.
Тишина, окутывавшая царские палаты, была плотной, словно кто-то набросил на них сверху пуховую перину. Тьма, обступавшая меня, не была кромешной, и я могла разглядеть очертания предметов...
...Чтобы понять, что угодила не туда, куда было нужно.
Чтобы попасть в палаты, нужно было миновать одно из четырёх крылец. Два из них были парадными, ещё одно отводилось специально для челяди, а последнее вытребовал для себя Полкан - дескать, нужны покои, что поближе к отдельному входу. Не любит папенькин любимец, чтобы мимо его комнаты шастали почём зря.
Именно через Полканово крыльцо я в палаты и забежала. Понять это не составило труда - только у его дверей стояла огромная медная ваза, невесть за какие заслуги подаренная папенькиными боярами. Эту вазу Полкан берёг пуще зеницы ока и зорко следил за тем, чтобы она была начищена до блеска.
По тусклому поблескиванию её пузатого бока я и поняла, где нахожусь, а поняв, едва не лишилась чувств от ужаса.
А ну как Полкану вздумается проснуться и выглянуть за дверь!
Чувствуя, как сердце заколотилось где-то в горле, я тихонько, на цыпочках, стала пробираться по коридору, замирая при каждом шорохе. О том, чтобы вернуться на улицу и обойти палаты снаружи, даже думать было страшно - мысль о том, что я могу вновь столкнуться с Тоши, пугала не меньше, чем возможность встречи с папенькиными стрельцами.
Тут рядом со мной что-то всхрапнуло, будто медведь за углом притаился. Тоненько ахнув, я зажала себе рот руками и прижалась к стене, отчаянно надеясь, что меня не заметили.
Всхрап повторился снова, а вслед за ним донеслось гулкое бормотание, словно кто-то заговорил, сунув голову в ведро. Я стояла, не дыша, пока не поняла, что звуки доносятся из-за стены, к которой я прижималась - аккурат из покоев Полкана.
Батюшка не раз поминал при мне присказку про любопытную Варвару, но я ничего не могла с собой поделать. Уж больно захотелось узнать, что поделывает Полкан в такой глухой час и с кем он ведёт беседу!
Осторожно, крадучись вдоль стены, я приблизилась к тяжёлой двери, у которой стояла ваза, и ухом прильнула к ней.
Сначала нельзя было разобрать ничего, кроме невнятного бормотания на два голоса. Низкий, густой, как застоявшийся кисель, явно был Полканий, а вот второй - тоненький, точь-в-точь комариный, принадлежал кому-то неизвестному.
В щели между дверью и полом заметался слабый отблеск лучинного света, а половицы заскрипели под тяжестью шагов - Полкан (а кто же ещё так топает?) заходил по комнате. На всякий случай я отпрянула поближе к вазе, надеясь, что в её тени меня не заметят, но к двери он и не думал приближаться.
Я вновь приникла к ухом к её поверхности.
- Проследили за дураком? - колоколом прогудел Полкан.
