Текст книги "Что можно увидеть со старых качелей"

Автор книги: Мария Сокольская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Угадала, – улыбнулась я. – Да и тебе нужна разрядка.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

Довольно рано утром я выехала обратно на место отдыха. Стеклова провожать меня не стала, автомобиль напрокат тем более не дала, так что мне пришлось воспользоваться таким неудобоваримым видом транспорта, как электричка.

Добиралась до деревни я почти два часа, половину из которых шла, а точнее, ползла пешком. С непривычки расстояние в пять километров показалось невероятно огромным и преодолеть его я смогла только по чистой случайности. Она произошла, когда я сидела, разбросав усталые ноги, на половине пути от станции до деревни, у неубранной вовремя копны сена. Мимо меня, на страшно тарахтевшем "Владимировце" проехал мой недавний знакомец. Я обрадовалась ему несказанно, выскочила на дорогу и принялась махать обеими руками. Хорошо он вовремя притормозил, иначе я в порыве радости точно угодила ему под колеса. Поскольку на сей раз его трактор имел достаточно просторную тележку на прицепе, удовольствия от поездки я получила несравнимо больше, нежели в прошлый раз.

Когда мы успешно добрались до места назначения, Жора дал волю распиравшему его любопытству.

– Ну как, – начал он, – нашли преступника-то?

– Увы, нет, – как можно более мрачно ответила я, ковыряя носком туфли смерзшуюся землю.

– Как же так! Тогда зачем вам от отпуска надо было отрываться, если не в Москву ехать, преступника сдавать? Я подумал, вы о нем поехали, куда надо докладывать.

Я как можно более коротко рассказала Жоре о происшедших событиях, особое внимание уделив персоне Гермашевского, впрочем, не называя имен. Он был крайне изумлен, впрочем, не сколько моим повествованием, сколько моей медлительностью. Но виду не подал.

– Надо же такому случиться! И не подумаешь никогда. Вот ведь изверг-то. Ни в чем не повинную девочку жизни лишать. К стенке надо его, когда найдете.

– Тогда уж, если найдете.

– А что, это так сложно?

– Даже более чем вы себе представляете. Москва – огромный город и затеряться в нем, только в нем невообразимо просто. А убийца может махнуть в Подмосковье, в другой город, наконец. Да хоть за рубеж. И ищи потом ветра в поле.

– Но вы, я надеюсь, найдете?

– Вообще-то такими вещами занимается Петровка. Так что все пожелания обращайте к ним.

– А вы как же?

– Постараюсь им помочь, чем смогу.

– Да, конечно. Без вас они в этом деле не разберутся.

– Это точно, – усмехнулась я.

– Ну в ваших способностях я не сомневаюсь. Только мою просьбу не забудьте: как дело закончите, позвоните, или напишите подробно, или так расскажите, как же все произошло и кто убийца.

Я кивнула, потом решительно попрощалась и поблагодарила за доставку. Жора еще несколько минут постоял в нерешительности у калитки, за которой я скрылась и, терзаемый мрачными предчувствиями, отправился к трактору. Через минуту он завел мотор и удалился.

Едва я успела переступить порог, как столкнулась нос к носу с Гермашевским. Он отпрянул, пробормотал что-то вроде "Прошу прощения" и скрылся за дверью, через которую я мгновением раньше зашла в дом. По прошествии секунды он появился снова и, вежливо поздоровавшись, исчез.

– Добрый день, Жанна. Как хорошо, что вы так быстро вернулись. – За столом, как всегда, сидела Евгения Петровна и раскладывала пасьянс "Косынка". Карты занимали весь стол, а складываемые колоды лежали на соседнем стуле.

– Жаль, что Светы дома нет, С утра отправилась к подругам, теперь до вечера не увидитесь.

– Она собиралась в магазин забежать, – сообщила голова Юрия, внезапно показываясь из-за двери.

– Да, теперь действительно до вечера. Эта любительница ни один прилавок не пропустит, – усмехнулась старушка. – В кого пошла непонятно.

Посидев еще чуток с хозяйкой дома, я направилась к себе в комнатенку. Едва переступила порог, как по обыкновению стукнулась головой о низкий дверной косяк, совсем забыв о его существовании. Ойкнуть я не успела: в эту минуту зазвонил телефон. Евгения Петровна подняла трубку.

– Жанна, вас просит какой-то молодой человек, – таинственным голосом произнесла она. – Вы с ним поосторожнее будьте.

– Хорошо, – согласилась я и взяла трубку. Естественно, звонил Полянский.

– Я кое-что раскопал по интересующему тебя делу, – обрадовано сообщил он. – Помнишь, ты как-то просила поинтересоваться некоей Галиной Марошко, которая через "а" пишется.

– Помню, – заверила я, – только я самолично ей занимаюсь. Живет-то она рядом.

– Знаю, говорила. Однако по обыкновению вывалю на тебя все имеющиеся факты. А ты сама разбирайся, что тебе нужно, а что нет.

– Ладно, валяй.

– Галина Марошко получила диплом мединститута пять лет назад, после чего устроилась на работу в СП "Хронос" по своей специальности – психоаналитик. Не знаю, правда, зачем он им понадобился. Впрочем, этих новых русских не поймешь, им вечно нужно что-то невообразимое.

Но я отвлекся. Она там познакомилась с твоим Гермашевским, конечно, после того, как он устроился там. К тому времени она стала квалифицированным бухгалтером за компанию (прошла соответствующие курсы в фирме "Горячев и Самойлов"). Их роман почти мгновенно закончился браком. В том же году, третьего сентября. Гермашевский становится на ноги, благодаря удачной женитьбе. Теперь он чувствует очевидно свою независимость от вездесущей сестры. Через полтора года отношения прекращаются, они расстаются, не обязав друг друга заботой о подрастающем поколении. Адвокат Гермашевского ловко перетягивает на сторону своего клиента большую половину общего состояния и кое-что из конкретно имущества самой Марошко, не помню под каким благовидным предлогом. Факт тот, что суд посчитал его доводы правомерными и согласился с таким разделом. История вышла довольно скандальная и грязная, тянулась почти год. Наверное, адвокат решил взять на измор Марошко. Она, кстати, выступала без защитника и поплатилась.

– Да, мрачная история. Галя мне так ничего и не рассказала о ней.

– Это только цветочки. Я сейчас тебя с ягодками познакомлю.

– Что ты еще там раскопал?

– Слушай. После развода, Марошко порывает с работой, переезжает в Зеленоград к подруге и устраивает частную лавочку где-то на "Соколе", стрессы снимает. К ней случайно забредает... Надежда Лайме. Кстати, она неплохой специалист в области маркетинга. Их знакомство приводит к тому, что Марошко привлекают к судебной ответственности за попытку покушения на жизнь Лайме. Дело, тем не менее, огласки не получило. Вероятно после этого случая Надежда Лайме не искушает судьбу и уезжает в Самару. Где выходит замуж за своего Роберта Лайме, вроде как эстонца. А Марошко как-то порывает со своим окружением и удаляется в твою деревню, где и пребывает до сих пор.

– Страшная история.

– Да, ничего не скажешь.

– Кстати, такой вопрос: Марошко не была в Москве в момент приезда четы Гермашевских?

– Да нет, а почему ты спрашиваешь?

– На всякий случай, Есть тут одна версия.

– Думаешь о возможной группировке Гермашевского и его бывшей жены?

– А кто знает, может так и было. Лайме всем успела досадить.

– Я это успел заметить. Жуткая женщина.

Я вздохнула, переложив трубку в другую руку.

– Что мне еще, интересно, предстоит узнать?

– Хороший вопрос. Тебе давно пора кончать с ним. И так полмесяца возишься.

– Ладно, завтра кончу.

– Давно бы так, – Полянский повесил трубку.

Я отправилась в комнату, плюхнулась на кровать и достала книжку Даррелла, которую успела купить в промежутку между беготней по Москве.

Пока я знакомилась с содержанием книги и просматривала предисловие в предвкушении хорошего чтива, в кухне раздался голос Светланы. Она только что вернулась с прогулки и, судя по всему, сразу же отправилась на поиски чего-нибудь съестного. По крайней мере, я всегда так делаю. Некоторое время я слышала звон посуды и стук дверцы холодильника, а затем все смолкло. Света прошла в свою комнату.

Едва я погрузилась в чтение первого абзаца, как мимо моего убежища пролетела все та же Светлана и прямиком отправилась на кухню. Я услышала ее гневный голос, но слов разобрать не смогла. Сейчас же послышался ответ Юрия:

– Нет, милая, я не могу тут же отправиться в Москву. Это просто смешно. Да и к чему тебе это, совершенно не понимаю. Другое дело, если...

Света перешла на шепот.

– Ты же видела, – ответил ей муж, – что я поставил машину на зимнюю стоянку. Мне теперь по твоей прихоти с ней полдня придется провозиться. И они совершенно не стоят таких титанических усилий.

Из любопытства я поднялась с постели и отправилась к двери. Как только я взялась за ручку, услышала новую фразу, заставившую буквально подпрыгнуть на месте.

– Из-за этого ты собираешься тревожить милицию? Даже не смешно.

А вот следующая его фраза повергла меня в глубочайшее уныние.

– Что, ради этих безделушек ты собираешься все бросить и вернуться обратно в Москву? Не смеши меня, пожалуйста. Я тебе другие куплю, во много раз лучше. И не стоит так нервничать. Как будто не знаешь, в какой стране живешь.

Весьма раздосадованная, я вернулась на место и вновь примостилась на кровати, откуда и услышала недовольный голос Юрия:

– Ну уж если на то пошло. Ладно, будь, по-твоему. Только узнавай обо всем сама.

Я вышла из комнаты. Мимо меня пулей промчалась Света и скрылась в чуланчике.

– Только не пропадай в магазинах, – крикнул ей вдогонку Юрий, появляясь в поле моей видимости. Узрев неожиданного свидетеля, он решил облегчить душу.

– Вы не представляете. Жена стала совершенно невозможной. Дрожит из-за каждой мелочи.

– А что случилось?

– Да посеяла она свои побрякушки где-то, думает, что в Москве. Вот и хочет пройтись по бюро находок, в милицию заглянуть. Не понимаю, стоит ли так мелочиться, в конце концов, я ей могу...

– Быть может, они ей очень дороги, – высказала предположение я.

– Ну не знаю. Я подарил ей эти безделушки, когда еще бедный был, в крепостной зависимости у сестры. Честное слово, нет в них ничего необычного. Так стекляшки. С другой стороны, я вроде никуда не делся, могу еще лучше подарок сделать, так чего же о них беспокоиться? Да и как они могли пропасть – тоже не понимаю. Наверное, оставила где-нибудь или кто-то стащил. Теперь уже не найдешь.

– Да, скорее всего, с концами.

– Вот и я о том же. А света поверить не хочет. Может вы ее сможете убедить?

Я отказалась взвалить на себя роль семейного миротворца и с достоинством удалилась, не забыв, впрочем, стукнуться головой о перекладину. Уже дочитывая первую главу Даррелла, услышала, что Юрий договорился со Светой расчехлить "Запорожец" завтра утром.

Едва позавтракав, он отправился выполнять сказанное. Света осталась дома, где с удовольствием предалась чтению любовных романов, а я привычной дорогой двинулась к Галине.

Мне в очередной раз повезло. Галя сидела дома, очевидно, только что вернувшись с прогулки и смотрела что-то душераздирающее по телевизору.

– Что смотришь на сей раз? – поинтересовалась я.

– Так, чепуха какая-то. Даже названия не помню. Ты сама-то как?

– Помаленьку. Видишь, еще отдыхаю.

– Это заметно. Прямо как негритянка стала, в темноте потерять можно.

– Не говори, по вечерам себя в зеркале не могу разглядеть.

– Ну, понятно. – Галя усмехнулась и перевела разговор на другую тему, – Молодые там как?

– Пока не особо ссорятся. Но намеки есть.

– И кто же заводила?

– Жена, как водится. Ты ее знаешь?

– Откуда. Разве что иной раз ее из окна вижу. По виду – типичная деревенская дурочка. Классический пример мелкого, никчемного человечка. Невесть что, одним словом.

– Ну, не знаю, мне она такой не показалась.

– Тебе виднее. В соседней комнате обитаешь, как-никак. Впрочем, говорят же, что лицом к лицу лица не увидать.

– У тебя подорвано доверие к моей профессии. При нынешнем положении это...

– Извини, я не хотела тебя обидеть. Сорвалось.

– Да я и не в обиде.

– Тогда другое дело. Кстати, – прошептала Галя, наклоняясь к самому уху. – У них ребенок когда будет?

– Ну а я-то откуда знаю? Да и с чего бы так рано, сама знаешь деревенские нравы.

– Что верно, то верно. Но не грех и спросить.

– Думаю, тебе месяцев через шесть-семь надо поинтересоваться. Вдруг что наклевываться будет.

– Ждать больно долго. Меня скорее Юрий отсюда выкинет. Не забывай, я ведь живу на птичьих правах.

– Да, – я пересела подальше от работающего телевизора. – Ты хочешь достать Гермашевского?

– Есть такое желание. Не больно охота связываться; откровенно говоря, он мне порядком надоел. Без него гораздо лучше было.

– Ты его в чем-то подозреваешь, мне кажется.

– Так же как и ты. В чем-то конечно. Вообще я говорила о своем отношении к этому человеку.

Разговор зашел в тупик. Галя более не хотела тревожить наболевшую тему и молча смотрела на экран телевизора. Посидев до окончания фильма, я откланялась.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

На пороге дома я столкнулась с выходящей четой Гермашевских, отчаянно куда-то спешащих. Мысли Юрия витали, очевидно, очень далеко, поскольку он меня не узнал и поздоровался еще раз. После этого, оставив жену на крыльце, выкатил машину из гаража. Спустя десять минут супруги скрылись из вида. Я заметила, что Светлана, против обыкновения села на заднее сиденье и решила осведомиться в чем дело у тещи.

– Трудно сказать, – отозвалась добрая старушка, хлопоча, тем временем у плиты, – Сама толком не пойму. Ему полчаса назад кто-то позвонил. Юра говорил недолго, все больше "да" и "нет" отвечал. А когда положил трубку, так я его прямо не узнала. Как подменили человека! Злой стал, неразговорчивый, угрюмый. Со Светой в момент поссорился, не успела я слова им сказать. С трудом уговорила его дочурку мою с собой в Москву взять. А то мог и так уехать. Минут пятнадцать как загнанный зверь порыскал по комнатам, что-то все искал, а потом опять к телефону. И уехал.

– Работа может быть? – предположила я.

– Скорее всего, – согласилась она. – Опять должно быть, что-то не заладилось. И ведь месяца не прошло, как опять та же история.

– А раньше что случилось?

– Аврал вроде какой на предприятии. Все точно угорелый носился, вроде как сейчас, от телефона не отходил. А то и вовсе днями дома не появлялся. Один раз Свету попросил какие-то бумаги подвезти, забыл видать. Да, серьезная должность у него, ответственная.

– Он вам часто о своих делах рассказывал?

– Редко. Когда в переделки какие попадал, так ни слова об этом не обмолвится, расскажет, только когда все образовывалось. Сюрпризов очень не любит. Стремиться, чтобы без неожиданностей было, без неприятностей. Никогда по пустякам не рискует. Завсегда сам посмотрит, может посоветует, может сам подправит, сели что-то не по нему. Хороший он начальник, головастый.

Зазвонил телефон. Евгения Петровна проворно подбежала к нему, сняла трубку, согнав кошку со столика.

– Вас просят, – обратилась она ко мне, – вроде как подруга беспокоит.

Я взяла трубку. Нетрудно было предположить, что звонила Стеклова. Услышав ее возбужденный голос на другом конце провода, я поинтересовалась, в чем там дело.

Лена радостно выпалила:

– Тебе письмо из Самары пришло. Так что танцуй.

Я удивилась несказанно.

– Подожди, а я-то тут при чем?

– Сейчас объясню. Там организовано слушание дела о смерти твоей Надежды Лайме. Письмо как раз из прокуратуры. Твои коллеги о тебе побеспокоились, наверное, привет передают. Два дня назад, кстати, пришло.

– Так что же ты раньше...

– Мне его только вчера подсунули, просили передать. Никто ведь не знает, кроме меня, где ты околачиваешься. Его ведь на твое имя в следственный отдел прислали.

– Пометки "совершенно секретно" там нет?

– К сожалению

– Ты его не читала?

– Ты что, за кого меня принимаешь?!

– Извини, ради Бога, я совсем не то имела в виду.

– Ладно, прощаю на первый раз.

– Открой, пожалуйста, и прочитай.

– Прямо сейчас?

– Господи, ну конечно. Телефон не прослушивается.

– Откуда ты знаешь? У нас ведь все может быть.

– Прекрати немедленно издеваться и читай.

Стеклова разорвала конверт и зашуршала бумагой.

– "Уважаемая госпожа Васильева!" Слушай, а тут много написано.

– Ну и что?

Лена вздохнула, но принялась за чтение. От стиля, коим было написано письмо, мне постепенно становилось все хуже и хуже, и лишь горячее желание узнать ценную информацию удерживало мой рассудок в работоспособном состоянии.

Местные органы внутренних дел решили проверить версию своих подмосковных коллег. Видимо, предположение о несчастном случае чем-то им не понравилось. Получив санкцию на вскрытие квартиры покойной, следователи собрали неплохой урожай материалов, убедивших их в... самоубийстве Надежды. Через отдел связей нашей прокуратуры им довелось узнать, что я, пренебрегая законом положенным отпуском, пытаюсь докопаться до сути происшедшего. Чтобы облегчить мне жизнь, милиции пришло в голову поделиться со мной результатами своих изысканий и приложить к письму часть собранных в квартире Лайме "вещдоков", в том числе дневник Надежды, убедивший следователей в версии самоубийства. Остальное отправилось в регистрационный отдел прокуратуры.

Прочитав письмо, Стеклова сочла нужным дополнить его своим замечанием:

– Что касается присланных страничек дневника, то тут действительно есть намеки на возможное самоубийство. В частности, Лайме утверждает, что поступит именно так, если Кипарисов ее бросит. Да, маленький штришок: она утверждает, что осталась почти без всего.

– Секундочку, а как же ее состояние? – возопила я, очнувшись от раздумий над услышанным в письме.

– Это, наверное, на другой странице написано, в чем дело. Тут лишь мельком отмечено, что она занималась неприкрытым мотовством, поскольку привыкла ни в чем себе не отказывать, когда была замужем. А тут еще прогорело несколько компаний, в которые она вложила свои кровные. Какие, не сказано, места не хватило.

– Бедный Гермашевский, если он узнает, то, по крайней мере, хоть порадуется.

– Это точно. Но ты уж не проговорись с ним об этом. А вдруг он опечалится.

– Да черт его знает. Кстати, что с материалами? Петровка передала их...

– Да, слушание уже началось. Два или три дня назад. И я, в качестве помощника главного прокурора...

– Чего?! С каких это пор?

– Дело меня больно заинтересовало. Все-таки, оно было связано и с моим клиентом.

– Каким образом?

– Потом расскажу. Могу тебя порадовать: материалы я уже достала. Дневник, фото и кинопленки, прочие документы.

– Слушай, что бы я без тебя делала.

– Уж конечно ничего.

– И как же ты связалась с Рощиным? Он, как мне помнится, никого к своим делам не подпускает.

– Довольно просто. Встретились в коридоре, разговорились. Он даже сам у меня помощи кое в чем запросил.

– Чушь какая-то. Нет, конечно, я могу тебя представить в качестве обвинителя, все-таки ты с этого, как мне помнится и начинала...

– Вроде того. Я в конце концов, государственный служащий, юрист, как никак. Куда пошлют, туда и иду.

– Что там с Кипарисовым?

– Я еще с делом не разбиралась.

– А не мешало бы.

– Чего это на тебя нашло?

– Мне кое-что узнать надо. Ты не могла бы по старой дружбе сбегать и как бы между прочим узнать...

– Господи, – взмолилась Стеклова, – кто из нас без дела сидит? Я или ты?

– Тебе ближе. Да и с подсудимым ты тоже связана как-то, уж не знаю как.

– С его женой, если на то пошло. – Стеклова замолчала. – Ладно, сделаю, что смогу.

– Ну спасибо. С меня шоколадка.

– Завтра приеду прямо сюда.

– Отменно. Чета сегодня утром отвалила в Москву, предварительно поцапавшись от души. Так что полигон свободен.

– Чего у них там.

– Вопрос в безделушках, подарке Юрия, которые его половина где-то умудрилась посеять. И запрягла мужа их поискать, перевернув вверх дном столицу нашей Родины.

– Замечательно.

Лена повесила трубку, а я отправилась на боковую с чувством выполненного долга.

На следующее утро, если половину второго можно еще считать утром, прибыла Стеклова со столь необходимым для меня материалом. Я тотчас же решительно набросилась на документы прямо на пороге дома. Только вмешательство Евгении Петровны помогло Лене пробраться в комнату. Там старушка отвела нам обеденный стол, дабы не мешать входу и выходу через дверь.

Сперва я принялась за негативы и слайды. Поскольку диапроектор все же нашелся, я смогла лицезреть довольно интимные снимки в полном комфорте. Часть фотоматериалов посвящалась Лайме и Гермашевскому, стоящих, сидящих и лежащих в разнообразнейших позах друг с другом. Не дать не взять – милая семейная компания на прогулке. Впрочем, большинству негативов было как минимум по десять лет, хотя встречались и сравнительно недавние, двух трехлетней давности. Временами встречался господин солидной наружности обыкновенно в деловом костюме или плавках, по всей видимости – муж Надежды. Особенно на последних слайдах стал встречаться Кипарисов в компании любовницы и еще нескольких девушек, очевидно, приятельниц Лайме. Остальная часть фотографий, где-то процентов тридцать, посвящалась исключительно Надежде.

– Хорошо, что ты подъехала сюда, – сказала я, выключая диапроектор, отчего шума в комнате стало на порядок меньше, – а, скажем, не к Гале. Мне известно, что у нее нет такого аппарата.

– Вопрос, почему бы я туда поехала тебя не смущает? поинтересовалась она.

– А вдруг супружеская пара не выезжала бы никуда. Тогда пришлось нам сидеть у Гали и рассматривать в лупу негативы. Очень милое занятие.

– У нее тоже могли бы быть какие-то срочные дела, – отрезюмировала Стеклова.

– Ну пока что фиг с ней, – беспечно сказала я, обращаясь к письмам. Их можно было условно разделить на три категории: адресованные Надежде от Кипарисова, Гермашевского и бывшего мужа. Первая пачка была наиболее ощутимой. Но и наименее интересной. Кипарисов писал сплошную беллетристику, как справедливо заметила Стеклова, частично уже ознакомленная с содержанием большинства из них.

Стиль Гермашевского отличался краткостью и сухостью; он обыкновенно не затрачивал на письма и страницы машинописного формата. Никакого намека на братские чувства. Разве что на праздники. Роберт Лайме писал нечто подобное, но уделял этому гораздо большие объемы. Последние его письма касались по большей части предстоящему разделу имущества между супругами. В частности давались рекомендации, как распорядиться федеральными облигациями, акциями крупных нефтедобывающих компаний, куда лучше вложить деньги, и как распорядиться недвижимостью – квартирой в Самаре.

После внимательного ознакомления с этой частью архива, я перешла к дневнику. Решив начать его с конца, я только выиграла. Во-первых, как и следовало ожидать, самое интересное Надежда приберегла напоследок. Судя по его непрезентабельному виду, Лайме таскала дневник с собой повсюду, что, правда, не мешало ей забывать о его существовании на недели. Тем не менее, я смогла узнать много пикантных подробностей разрыва с мужем, ссоры с братом и Стекловой, а так же самое интересное – причины скорого исчезновения наследственного состояния. Впрочем, они банальны неумеренная страсть к азартным играм и желание жить на широкую ногу без поступления новых средств.

Что же касается самоубийства, то мне представлялся очевидным несколько другое. Зная более или менее женскую натуру (в конце концов, сама-то я кто?), я могла бы привести следователям из Самары контр довод: женщина, пишущая такие вещи в дневнике, вряд ли сможет осуществить их на деле. Ведь в него она выплескивает все самое наболевшее, рассчитанное только на себя; чтобы избавиться, таким образом, от груза переживаний. В минуты стресса такого рода общение со своею душой чудесным образом помогает. Чувство, выливаясь на страницы дневника, тем самым выплескивается и из сердца, очищая его, а что может быть лучше...

Впрочем, я отвлеклась. Последним из объемистого конверта я извлекла нотариально заверенную копию завещания. Оно предоставляло довольно значительные капиталы Гермашевскому, правда, в ценных бумагах уже несуществующих компаний. Что-то из оставшегося состояния, пока еще имеющего под собой реальную почву, отходило бывшему мужу и его новой подруге. По-моему, не более чем знак признательности к этому человеку. Часть домашней утвари доставалось какому-то Ковалеву Сергею Алексеевичу из Нижнего. Кем был этот человек и какую роль сыграл он в жизни Надежды – я не знала и теперь узнать не представлялось возможным. Да и стоит ли?

Но главная насмешка в завещании доставалась на долю Кипарисова. Ему отходило все из совместно нажитого имущества. Но, как известно, Надежда так и не осуществила свои планы относительно этого человека. Скорее всего, она и не хотела показывать ему написанное, боясь, что предстоящий брак будет по расчету. Однако не произошло даже этого. Кипарисов как-то быстро охладел к ней, завещание переписать она не успела, или не хотела, понадеясь на благоприятный исход.

– Занятная история, – Лена вопросительно посмотрела на копию завещания. – Конечно, Гермашевского по-своему жаль. Не повезло ему с родственниками. Интересно, что он скажет, когда узнает о своем богатом наследстве?

– Очевидно, довольно скоро... Впрочем, скорее всего, он уже узнал обо всем. Только вчера, – я неожиданно вспомнила трагическое состояние Юрия вчерашним вечером. Теперь становилось понятно, зачем же он отправился так поспешно в Москву, и почему психовал перед этим.

– С чего ты взяла? – спросила Стеклова, глядя на меня в упор.

Я рассказала обо всем, чему была невольной свидетельницей последние сутки. Лена сопоставила факты, сперва про себя, затем и вслух.

– Да, как ни странно, но на сей раз в своих предположениях ты не ошиблась.

Я только усмехнулась про себя. Потом вспомнила письмо из Самары и поинтересовалась:

– Кстати, а что там с Петровкой? Тебе не кажется, что они слишком быстро во всем разобрались?

– Это их дело, – отреагировала Стеклова. – Мне, откровенно говоря, лень забивать подобными вещами себе голову. И тебе не советую. У тебя и так занятие на отпуск нашлось.

– Это точно.

– Как думаешь, успеешь закончить возню до конца отпуска?

– Понятия не имею. Сама видишь, как разворачивается дело. Я о таком и предположить не могла.

– Признаюсь, я тоже.

– А ты-то что?

– Я тоже думаю, особенно когда свободна.

– То есть сейчас?

– Ну да.

Я собрала материалы, в беспорядке разбросанные по столу в одну приличную стопку. Теперь они выглядели менее внушительно, не заполняя собой все возможное пространство, но зато, место было очищено.

– Тебе они нужны? – осведомилась я у подруги, указав рукой на пачку.

– Кое-что, думаю, понадобиться, – ответила она, деловито заталкивая кучу бумаг в сумочку. Ей это сделать не удалось, даже разгрузив ее полностью.

– Видимо, что-то придется оставить, – грустно сказала она и посмотрела на меня. – А как ты?

– Завещания и нескольких пленок с меня вполне достаточно. Но если хочешь...

– Ладно, дневник и часть фотографий я оставлю тебе. Я уже замучилась таскать это все в руках. Так что пусть хоть здесь попылятся.

– Ладно. Только бы Гермашевский до них не добрался.

– Кстати, ты права. Мало ли что случиться может. – Лена еще раз постаралась запихать бумаги, но была вынуждена бросить это занятие. Пришлось мне помочь ей рассовать их по карманам блейзера. Но большая часть все еще оставалась на столе,

– придется ехать сразу домой, – грустно сказала Стеклова. – С такой пачкой по магазинам не походишь, а в машине я боюсь их оставлять.

– Ну, как знаешь.

Лена согласилась на длительные просьбы Евгении Петровны отужинать, но ночевать категорически отказалась, несмотря на все заманчивые предложения. Я проводила ее до калитки и довольно долго стояла, вслушиваясь в тарахтение Лениного "Москвича".

Едва я вернулась домой, как зазвонил телефон. Евгения Петровна сняла трубку. По разговору я поняла, что звонит ее дочь. Молодожены собирались оставаться в Москве еще денька два. Света или не захотела объяснить матери причины задержки, или сама их толком не знала. Гермашевский в разговор не вмешивался, очевидно желая, чтобы жена все объяснила сама. Хотя, может быть, его попросту не было рядом.

"Интересно, что же их могло там так задержать?" подумалось мне. Вполне возможно, что речь идет о несостоявшемся наследстве, полученном Юрием по завещанию. Правда, у него и без этого неплохой капитал. Что-то нажито честным трудом, что-то вытянуто у Марошко. Но может быть Надежда Лайме уже встречалась с братом и он извещен о ее тяжелом финансовом состоянии. А нынешняя его беготня действительно связана с делами фирмы. Ведь я для себя так и не решила, виновен Гермашевский, косвенно или прямо, в смерти своей сестры. Без этого довольно трудно будет оценить все остальные его действия.

Я еще раз прикинула в уме все возможные варианты, связанные со смертью Лайме и участием Гермашевского в этом деле. Картина выходила довольно запутанной и один брат совершенно не решал всех ее загадок. Попутно у меня возникли кое-какие идеи. В частности, я решила с утречка позвонить Полянскому. Кое-что у меня вертелось в голове, не давая покоя. А журналисту ответить на этот вопрос будет проще. Тем более, небольшая встряска ему не помешает.

Денис оказался на месте. Довольно странно, особенно если учесть тот факт, что до этого момента мне ни разу не удавалось застать его.

Я взяла с места в карьер.

– Не удивляйся тому, что сейчас услышишь. И не перебивай, если сможешь.

– Ладно, постараюсь, – ответил несколько ошеломленный моим натиском Денис.

– Так слушай внимательно. Меня интересует дело Кипарисова по отношению к делу Аристова.

– А что конкретно?

– Объясняю подробнее. Вернее спрашиваю. В этих делах фигурируют одни и те же лица?

– Так у Стекловой... – попытался все-таки перебить меня он.

– Знаю, что ты хочешь меня послать к ней. А мне нужен взгляд со стороны. К тому же у тебя прекрасная журналистская хватка и именно она мне сейчас и нужна.

– Ты считаешь, что Кипарисов каким-то образом связан с Гермашевским?

– Скорее всего. Особенно, если учесть, что они пользовались так или иначе услугами одного и того же лица – Надежды Лайме.

– Да, но...

– В этой связи к тебе будет просьба – потормоши своих людей в суде. Может они что-то выкопают в деле. Потом подбрось идейку об этом Стекловой, она – помощник прокурора. Только сделай ненавязчиво и так, словно эта мысль пришла внезапно тебе в голову.

– Подожди, а каким же образом может быть связан Аристов с Гермашевским?

– Я откуда знаю. Ты сам это придумал. А мне еще нужны будут Гореславские. Вытряси из них все об их знакомствах. Голову даю на отсечение, что с их девочкой не все в порядке.

– Что ж, вполне может быть.

– И я о том же.

– Так, я надеюсь, это все.

– Да, с этим я тебя отпускаю.

– Большое спасибо.

Денис еще повозмущался немного, потом сказал свою коронную фразу: "Ну ты даешь, Жанна" и отключился. Я же перезвонила Стекловой.

– Чертовски рада тебя слышать, – заявила Лена, едва узнав мой голос. – У меня тут кое-что наклевывается.