Текст книги "Искры Памяти (СИ)"

Автор книги: Мария Доброва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Мы сблизились сразу, как по удару молнии. Я чувствовала себя рядом с ней, словно пещерный житель, впервые увидевший солнце. Вся моя жизнь до этой встречи представляла собой минное поле, где на каждом шагу поджидало разочарование, и только познакомившись с ней, я, вероятно, впервые подумала о жизни, как о чём-то счастливом.

Уже тогда у Сиарис был совершенно нелепый пунктик по поводу помощи людям. За всю жизнь я не встречала более помешенного на доброте человека: она помогала взрослым в бытовых мелочах, веселила плачущих детей, лечила животных. Именно это никогда не давало мне покоя. Стоило у меня появиться проблеме, как Сиарис приступала к её решению. Стоило мне тонуть, как она хватала меня за руку. Однажды я улизнула за полночь в чащу, чтобы встретить медведя. Та ночь значилась ритуальной, и встретить медведя означало обрести в будущем сакральное знание, но я не знала, как поступить, если это действительно произойдет. Сиарис отговаривала меня от этой затеи, и я пообещала не ходить в лес. Мы достаточно долго знакомы, чтобы ты знал, что я не держу обещаний. Я долго бродила, пока не замёрзла, и ночная чащоба не ввела меня в ужас. Я осознала, что заблудилась, должно быть, слишком поздно. Днём лес был крошечным и родным, но во тьме ночи всё казалось одинаково враждебным. Я захлебывалась в омуте мрака, когда появилась Сиарис и вывела меня в деревню. Только я не просила о помощи. Я желала тонуть и ничего более. И всё же она обладала редким даром – искренностью. Она всегда говорила прямо, ничего не боясь, и пусть по возрасту я была старше, но я равнялась на неё, точно младшая сестра.

У Сиарис была кровная младшая сестра Маргэн. Когда мы познакомились, Маргэн лежала в колыбели, но с годами я начала понимать, что она за человек... В ней не было ни намека на благородство сестры, ни единого признака чистоты и мягкости, кои имела Сиарис. Маргэн казалась мне чужестранкой рядом с ней, даже волосы её были темнее и жестче, не удивительно, что Антеран, которого она болезненно обожала, не обращал на неё никакого внимания.

Так мы дружили много лет. За это время Сиарис успела вытянуться и голова её уже не казалась такой большой. Антеран возмужал и с каждым днём становился выше и шире в плечах. Госпожа Аонис с её идеальными чертами и густыми светло-русыми косами, по моему мнению, самая красивая женщина, которую я когда-либо знала, и потому Антерана я считала, безусловно, красивым мальчиком. Но одной внешности не достаточно, чтобы завести друзей. У него был крайне сложный характер, из-за которого с ним почти никто не водился. Только много позже, кроме нас с Сиарис, у него появится приятель – созидатель высшего уровня, счастливейший из несчастных людей – Даро. На нашем языке его имя созвучно со словом "добро" и означает "дарующий мудрость", и это, я думаю, описывает его лучше, чем всё, что я могу о нём рассказать.

Однако, несмотря на привлекательность Антерана, единственным, что меня по-настоящему в нём завораживало, были глубокие лазоревые глаза. Они, точно океан, состояли из сотен оттенков синего и, казалось, чем больше всматриваешься в них, тем глубже погружаешься в пучину мыслей. На самой поверхности вздымались волны вдохновения, глубже – мудрость, о которой знали, но недооценивали, ещё глубже – печать одиночества, от которой он пытался убежать на протяжении всей жизни, а на самой глубине, в квинтэссенции индиго, лежала немая печаль, предающая его взгляду особую выразительность. На всё в этом мире Антеран смотрел с лёгкой грустью, сродни чувству ностальгии, словно тысячу раз проживал жизнь и ни в один из них не был счастлив.

Не сказать, что я хорошо ладила с Антераном. Мы отчего-то вздорили по пустякам, и я разговаривала резко, сколько ни пыталась себя от этого отучить. С ним вообще крайне трудно было найти общий язык. Одной Сиарис это с успехом удавалось. Она не просила его быть понятным или простым, а принимала со всеми сложностями. Поверь, ни на мгновение в своем сердце он бы не предал её. Нет другой женщины, что он мог бы полюбить.

Тебе, должно быть, любопытно, как я оказалась в Норе? Эта история берет начало с того момента, как мы с Сиарис впервые отправились в школу для девочек. В одном классе могли собраться ученицы с разницей в возрасте до пяти лет, поэтому мы оказались в одном классе. У Сиарис была поразительная, почти магическая способность – рядом с ней каждый чувствовал себя особенным. Как знать, быть может, поэтому её так полюбили учителя. К тому же, она была талантлива во многих областях, часто удостаивалась всеобщей похвалы. А я шла с ней рука об руку и была счастлива.

Не прошло и года, как нас стали выделять как лучших учениц класса. Я покорила многих своими танцами, Сиарис – голосом. Жизнь казалась как никогда лёгкой, чарующей, волнующей, словно тёплый ветерок. Просто, весело, свободно пролетали дни тех лет.

Однажды госпожа Сафи, обучавшая нас музыке, спросила, есть ли у кого-нибудь заветная мечта. Некоторые девочки ответили, но не я. Мне нечего было сказать. Я жила одним днём и не сильно задумывалась о том, что станется завтра. В тот день после уроков мы с Сиарис по обыкновению отправились на одинокий пляж. Она его обожала, часами сидела, поджав под себя колени, и всматривалась в ровную бледно-голубую полосу океана, напоминая мне ундину, оторванную от родного дома.

-А у тебя есть заветная мечта, Лоралэ? – Сиарис по-особенному, нараспев произносила моё имя, не договаривая последнюю букву. Так делала только она и оттого манера эта звучала ещё нежнее.

–Не знаю. Наверное, нет. А у тебя?

–Я хочу стать Верховной жрицей и защищать то, что мне дорого, – помолчав, ответила она твёрдо.

–Например, что?

–Тебя, Антерана, Маргэн, маму с папой, нашу школу, деревню, этот пляж. Я не готова терять хоть что-нибудь. Когда я стану жрицей, я смогу уберечь всё.

Я молчала со светлой улыбкой. Сиарис выглядела такой серьёзной, решительной. Я поражалась её настрою. В конце концов, мы были только детьми.

–Тогда я знаю, какая у меня заветная мечта. Я хочу помочь исполниться твоей мечте!

Она рассмеялась тихо и радостно.

–Не будь глупенькой, Лоралэ. Ты не увидишь свой путь, если будешь всё время смотреть на меня.

–Это не страшно. Я не хочу идти туда, где не будет тебя.

Сиарис не ответила, но крепко-крепко обняла меня. Мы были совсем как сёстры. Я была счастлива.

Теперь мне ясно, то были наивные детские грёзы. Защитить всё, хоть что-то, идти одним путём, быть счастливым – тогда это виделось далёким, сейчас – недосягаемым. Мы отжили свой срок, но к чему пришли? Не к тем ли глупым мечтам, вдохновенно рассказанным на пляже?

Как я уже говорила, госпожа Аонис часто проводила со мной вечера. Она научила меня азам контроля над стихиями, но я превзошла собственные ожидания в этом начинании: в результате наших занятий, я совместила стихии воды и воздуха, чем вызвала дождь. В Поле подобным манипуляциям обучались разве что претенденты во Внешний Круг, даже сама госпожа Аонис этого не умела. Я страстно желала показать свои силы в классе, хотя бы Сиарис, но госпожа Аонис запретила мне это делать. Я не понимала почему, но не решилась ослушаться её наказа. Сейчас становиться очевидным, что при наличии тринадцатилетней девочки с таким талантом, иных претенденток на пост Верховной жрицы не стали бы выдвигать. Но моя судьба была не в этом, и госпожа Аонис знала это лучше меня.

-Я желаю своему сыну счастья, и я от всей души желаю его тебе, потому что ты мне как дочь. Ах, если бы хоть что-нибудь во вселенной зависело от моего желания, Лоралэй! – однажды сказала она раздосадовано.

–А как же Антеран? Разве его тело создано не усилиями Вашей воли? – уже тогда я знала, чей он сын, и как госпожа Аонис каждый час беременности молилась, чтобы он родился светлокожим и русоволосым.

–Что толку? Я дала ему жизнь, но обрекла на лишения, которых он не вынесет. И теперь обессиленная, сломленная, я только и делаю, что приближаю час его смерти.

Тогда я представить себе не могла, что творилось в душе у этой несчастной женщины. Она родила ребёнка, заранее обреченного на мучительную жизнь...и смерть. Она с самого начала знала о пророчестве, о нечеловеческой силе, заключенной в нём, о том, что он и не человек в буквальном смысле этого слова. В ночных ведениях ей являлись образы его разбитой на секстиллион осколков души, слышались истошные вопли, мстительный призрак Северной Страны навевал кошмары кровопролитий, до которых ей не суждено было дожить.

Я могу поведать о многом из тех лет, нашей дружбе с Сиарис и Антераном, школе, госпоже Аонис... Но я хочу оставить это внутри себя, как нечто невыразимое словами, что всё ещё живо, покуда оно во мне.

Холодная война между Арктидой и Атлантидой прекратилась на пятый год моего обучения в школе. Наш класс был в походе в лесах недалеко от Полы. Я помню, что собирала чернику, когда прогремел первый взрыв. Земля вздрогнула, точно разбуженный ребёнок. Я выронила корзину с ягодами, инстинктивно упала наземь. Сиарис бросилась ко мне, не осознавая, что произошло. По близости не было никого здравомыслящего. Госпожа Далайа, наша учительница по природоведению, выскочила из-за сосен с перекошенным животным ужасом лицом. Если вдуматься, я видела короткую вспышку, несущуюся к Храму Света, за долю секунды до взрыва. Я лежала на земле, прижимая к себе напуганную Сиарис, и молилась, чтобы госпожа Аонис спасла нас, не подозревая, что она уже никогда этого не сделает.

Совсем рядом обрушилось два снаряда. Один из них, что был ближе, не разорвался, и мы выжили. Со стороны города доносился холодный грохот, точно стук по гробовой доске. Так продолжалось долго, быть может, и нет, я не знаю. Для меня прошли тысячи жизней. Они и вправду прошли.

Когда мы вернулись в Полу, большинство дворцов и храмов было разрушено, город лежал в руинах и утопал в обезумевших криках. Храм Света, обычно парящий в воздухе, ныне лежал на своем острове грудой камней, а белая вода в озере, окружающего его, стала бурой. В ней проплывали руки, ноги и головы, иногда целые тела, обрывки одежд, золотые колоны, алтари, камни. Перед самым берегом лежал мужчина в тоге тёмно-красного цвета, бывшей когда-то белой или желтой, глаза его были наполнены смертью. Я никогда не видела ничего более чудовищного. Полчища монстров в подземельях Нора не были столь жутки, по крайней мере, боль от них была терпимой. Но боль от той картины не утихает, быть может, потому, что страдания, что она породила, куда сильнее, чем может передать само слово "боль".

То, что уцелело от столицы, сохранилось лишь ценой жизни госпожи Аонис. Как я узнала много позже, она в предсмертной агонии активировала щит, задержавший десятки снарядов. Весь наш посёлок не пострадал благодаря ей. В той местности не прогремело ни единого взрыва, а ещё там был Антеран и бабушка Оракул, и она это знала. Родители Сиарис и Маргэн тоже погибли. Они находились во дворце Правосудия, у них не было ни единого шанса, под развалами не удалось даже полностью собрать из тела. Не стало и некоторых учителей, и деревенского старосты, чья жена помогала мне с уборкой, когда умерла мама. Мы остались совсем одни. В одночасье нам предстало стать взрослыми, потому что других взрослых в городе не осталось.

Как думаешь, Батис, какого это знать будущее и не иметь сил его изменить? Должно быть, мучительнее, чем пытаться вернуть безвозвратно утерянное прошлое. Сейчас я понимаю, что это и не важно, ибо безболезненный урок не имеет смысла. Но будущее... Подвластно ли оно нам на самом деле?

-Вы знали, что это случиться, не так ли? – я тупо уставилась в пол, не ожидая получить ответа.

–Ты хочешь услышать нечто вроде "не всё можно предвидеть, дитя"? – бабушка Оракул сидела в глубоком кресле посередине комнаты. У неё были серые глаза, как и у её дочери, лоб её не был испещрён морщинами, а руки выглядели совсем молодыми. Если бы я не знала, что ей за 60, то решила бы, что передо мной старшая сестра госпожи Аонис.

–Я хочу понять, почему вы не предупредили госпожу Аонис.

–Потому что она знала грядущее и без меня.

–Да? – воскликнула я, на самом деле не удивившись.

–Это правда, Лоралу, не всё можно предвидеть, но ещё меньше изменить. Нам, людям, способным заглянуть за пределы времени, ежедневно являются десятки вариаций будущего, но случается так, что ни одно из них не воплощается в жизнь. Чаще всего мы даже не обращаем внимания на те события, что видим лишь единожды. Однако бывает, мы видим одно и то же видение уже в сотый раз. Каждый день, точно по кругу так, что начинает казаться вечным. А затем всё обрывается, и ты остаёшься в пустоте. Такие видения, будь уверенна, сбудутся, хочешь ты того или нет. Я подразумеваю, что такое предсказание сбудется, даже если изменить цепочку событий.

Я чувствовала, к чему она клонит, но не хотела принимать этого.

– Звучит, как оправдание собственной слабости.

–Быть может, так оно и есть, Лоралу.

Бабушка Оракул имела склонность давать людям добрые прозвища. К примеру, Сиарис она называла Сиалией, совсем как птичку, госпожу Аонис – Атлония, «отшельница», Антерана не иначе, как просто внук, а меня Лоралу, и я до сих пор не знаю, что это значит.

После нашего разговора с бабушкой Оракулом прошло много лет, но я так и не смирилась с её словами. Я не верила, что госпожа Аонис так просто сдалась. Я не ведала, что пытаясь спастись от чего-то ужасного, ты обрекаешь себя на нечто худшее. Будущее и вправду в наших руках?

Я изменилась после всего пережитого. Обстрелы теперь повторялись регулярно, но не досягали земли. Первое время я не выходила из дома в одиночку, мы с Антераном даже пробовали жить вместе, чтобы не сойти с ума от страха, когда в каждом раскате грома нам слышалась смерть, но поссорившись уже на второй день, выкинули из головы эту идею. Сиарис и Маргэн ежедневно тренировались в лесу. Сиарис учила сестру защитной магии, хоть это было и запрещено. Даро и его старший брат Нило тоже потеряли родителей. Но Нило бросил все силы на поступление во Внешний круг, а Даро и до того будучи необщительным совсем замкнулся в себе. Мы с Антераном бегали на соседний остров навещать его, пока Сиарис обучала Маргэн. Я лишь мельком знала Нило, не имея представления о его таланте, но это не мешало моей твердой уверенности – Даро сильнее брата, но по какой-то причине скрывает это. Оба они были преобразователи, оба грезили Внешним кругом, но Даро не хватало уверенности в себе, чтобы в полной мере раскрыть свой удивительный талант. Он превращал уголь в хлеб, мог создать хрустальную вазу из ничего, а главное, Даро сознавал опасность подобного дара и старался не использовать его во вред.

Нило же, казалось, был одержим. Он не был корыстным или властолюбивым. Нет, просто он верил, что сможет стать примером для младшего брата, как и Сиарис витал в эфирах, где всех можно спасти, если стать достаточно сильным. Наверное, они сошлись отчасти из-за этой их общей черты. Они ведь были помолвлены в последний год. Я была потрясена, когда узнала. При мне они не были даже знакомы.

Страшно представить, что чувствовал Антеран. Он всегда недолюбливал Нило. Я думаю, в душе он его презирал. За то, что Даро оставался одинок, когда нуждался в нём, за излишнюю вежливость, красноречие, которого сам не имел. Как-то раз, Нило превратил нарцисс в пистолет, чтобы впечатлить нас, на что Антеран ответил, не скрывая разочарования: "У тебя есть силы превратить всё оружие мира в цветы, а ты занимаешься тем, что превращаешь цветы в оружие. Алхимия нужна, чтобы помогать людям, а не делать жизнь ещё опаснее". Его слова впечатлили меня. Он настолько желал обезопасить мир, насколько ядерная боеголовка желает не разрушать его перед взрывом.

Время шло, мы становились старше. Вот уже мне исполнилось 17. Сиарис подарила мне голубой шелковый платок, который я так и не успела никуда надеть.

Я стояла за широкой колонной у расписания выпускных экзаменов. Мы с Сиарис готовились стать жрицами, и мне оставалось сдать ещё два или три предмета. В холе никого не было, потому как занятия закончились час назад и в школе оставались только выпускники, сдающие экзамены и учителя.

-У нас не так много времени, мы не можем допустить повторения прошлых ошибок, – это был голос госпожи Далайи.

–Я согласна, но девочка совсем юная, не стоит ли послать кого-то более опытного? – спросила госпожа Бала, учитель прикладной магии, встревоженно.

–Опытнее её нет, она лучшая выпускница, к тому же, придется забрать девочку на год для обучения из столицы. Пока Сиарис нет шестнадцати, вывезти из страны её всё равно невозможно.

Я зажала рот рукой, едва не вскрикнув. Речь шла, чтобы отправить Сиарис шпионкой в Нор, чтобы уничтожить его секретное оружие. Та же миссия была возложена на госпожу Аонис 17 лет назад. Миссия, о которой я столько слышала от неё, миссия, подарившая ей сыновей и незаживающие раны.

-Я уважаю Круг, но это уже слишком, Далайа. Кто тогда будет новой Верховной жрицей?

–Лоралэй, разумеется. Её показатели примерно равны с Сиарис.

Когда я услышала своё имя, на висках выступила испарина. Я чуть слышно вздохнула, с губ сорвался предательский стон. Госпожа Бала обнаружила меня и велела выйти. Я повиновалась почти машинально.

-Как ты объяснишь своё поведение? – спросила госпожа Далайа строго.

Я нелепо потупила взгляд, моё сердце всё ещё бешено сжималось, как если бы я пробежала километровый марафон.

–Извинись за свой поступок и можешь быть свободна, – вздохнула госпожа Бала, осознав, что я не собираюсь отвечать.

Мне хотелось заплакать, упасть на колени, молить назначить Жрицей Сиарис, или не разлучать нас, или...

–Я хочу поплыть в Атлантиду.

Эти слова дались мне так легко, будто я говорила об этом днями напролёт. Будь я на месте госпожи Балы или Далайи, то решила бы, что это моя самая драгоценная мечта.

–Твои желания никого не касаются, – госпожа Далайа вздернула нос и жестом показала мне на выход.

–Но я старше Сиарис и могу отправиться прямо сейчас, не нужно ждать год и к тому же... – мой мозг в тот момент походил на дом, в котором что-то потеряли перед отъездом, и теперь в спешке пытаются найти, учиняя погром – так я пыталась вспомнить что-нибудь ещё, какой-либо факт способный убедить их. – К тому же госпожа Аонис много поведала мне о своей жизни в Норе. Она готовила меня к этому заданию, никто не справится с ним лучше, чем я.

Госпожа Бала бросила, что мои слова примут к сведению, и я выбежала из залы с глазами полными слёз. Я чувствовала, что убедила их. Через несколько недель я уплыву в Город Золотых Врат, чтобы найти и убить сына посла. Никто не справится с этим заданием хуже, чем я.

Домой я ворвалась, точно буря, взревев от ужаса и мощи чувств, одолевших меня. Мне рьяно хотелось разорвать свою грудь на части, лишь бы позволить вырваться тому безумию, что валом вздымалось в ней. По окнам били частые крупные капли, ливень обрушился страшный. Издали доносились грозовые раскаты, похожие на залпы, и оттого леденяще-жуткие. Я лежала на полу перед самым порогом и сходила с ума. Не помню, что со мной сталось. Что-то во мне умирало в муках. Быть может, это было моё детство.

Ливень – слабая причина для Сиарис не прийти ко мне в тот вечер. Я отворила, почти не сознавая, кто передо мной.

–Боже! Ты выглядишь как труп из могилы! Что случилось?

Её реплика показалась мне забавной. Я издала сиплый смешок, силясь взять себя в руки.

–Скоро всё изменится.

–Конечно, мы тысячу раз это обсуждали. Нас посвятят в жрицы и...

–Тебя посвятят.

–И тебя тоже, нас же...

–Тебя, Сиарис. Тебя.

Я почти выкрикнула последнее слово и стиснула зубы так, что у меня свело челюсть. Это остудило меня, но не уняло дрожь.

–Постой, а ты? – наконец, вымолвила она в растерянности.

–Я плыву в Нор, – мне вновь удалось произнести это непринуждённо.

Сиарис опустошённо уставилась на меня. Ей стал понятен смысл моих слов.

Мы всё ещё стояли на пороге, и я отвернулась к окну, где разбивались насмерть страстные капли дождя.

–Официального приказа ещё не было.

–Он и не нужен. Я сама сказала им, что хочу поплыть.

Сиарис мрачно нахмурилась, требуя объяснений, её лицо отражалось в мутном стекле. Я не проронила ни слова.

–Зачем?

–Хочу.

–Зачем?

Я снова не ответила. Мне причиняло боль само её присутствие, и воздух в проходной напоминал воздух в грозовой туче.

–Давай, скажи, что я отвратительна, что я предала тебя и наши мечты. Давай, я жду.

Мой голос казался отрешенным, но внутри я кричала изо всех сил.

–Вместо тебя мог поехать кто-то другой.

–Кто? Может быть, ты? – я язвительно изогнула бровь, отчего моё лицо приобрело премерзкое выражение. – Ты не можешь поехать, Сиарис. У тебя есть цели, друзья, родная сестра, которую ты должна защищать.

Я не выдержала своего собственного отражения и отвернулась от окна. Сиарис несколько минут молча смотрела на меня, её взгляд был далёким и холодным. Я не могла понять, о чём она думает.

–Ты тоже была моя сестра, – прошептала она с каким-то надрывом и вышла из дому, а в моих ушах так и остались звенеть два слова: "была", "сестра".

На следующий день госпожа Бала объявила список посвящающихся в жрицы Храма Света. Меня среди них не было. Я собирала вещи. Стояла душная весна, и я испытывала, какое слово подобрать?.. волнение, находясь в доме, который связывал меня со столькими воспоминаниями, и в который я никогда не вернусь. Мне было тошно оставаться одной, но Сиарис наверняка не захотела бы меня видеть.

Я умылась, в надежде смыть с лица тоску. Из окна в баньке я заметила, что дверь у Антерана открыта. Я вышла во двор и заглянула в дом без стука.

–Почему ты не на службе?

Антеран поступил в военную дружину полгода назад. Он сидел за столом и ел молочную кашу из продолговатой миски. Я села напротив и стиснула кусок сахарной булочки.

–Молодняк отпустили после обеденного обхода. Говорят, плановые учения для Внешнего круга.

Лгут. Внешнего круга не было в городе, в противном случае Даро, прошедший в него после выпуска, дал бы о себе знать хоть единожды после последнего обстрела. Но Антеран итак знал это.

–А что Сиарис?

–Я не виделся с ней дня четыре, – он вздохнул почти мученически.

–Значит, ты не знаешь.

–Не знаю чего?

–Я уплываю в Атлантиду.

Антеран молчал с минуту, наливая мне холодного молока из глиняного кувшина. Его взгляд был очень серьёзен, но вместе с тем, казалось, он не был удивлён.

–Мама говорила об этом ещё десять лет назад.

–Десять? – я поперхнулась.

–Ну, может, одиннадцать, я точно не вспомню.

–Ты уверен? Десять лет назад была жива мама, и мы с госпожой Аонис не общались.

Мне казалось, госпожа Аонис не могла так жестоко обойтись со мной. Ведь если она изначально знала, что мне предстоит заменить Сиарис, то зачем рассказала о Дане?

–Порой, мне достаточно одного взгляда на тебя, чтобы увидеть её. Она не любила смотреться в зеркало, но всегда любовалась тобой.

Я пребывала в смятении от его слов. Образ госпожи Аонис встал перед моими глазами такой живой, что, казалось, она вот-вот появится в кухне.

–Мне далеко до неё, – только и вымолвила я.

–Сейчас да, – ответил он с полуулыбкой. – У тебя впереди долгая жизнь. Более долгая, чем была у неё. Проживи её так, чтобы не жалеть слишком о многом, – с этими словами он подошел ко мне, заключив в крепкие объятия.

–Обещаю.

Я знала, Сиарис не сможет отпустить меня, не попрощавшись. В глубине души я всё же хранила сомнения, вдруг она не придёт, но вечером того же дня раздался монотонный стук в дверь. Я отворила. На пороге стояла Сиарис с корзиной фруктов и конфет.

-Здравствуй, Лорпалэ, – она по обыкновению не договорила последнюю букву, отчего я почувствовала тепло в груди. Казалось бы, простая привычка, а я уже готова была рассказать ей правду.

–Здравствуй, Сиарис, – ответила я, и мы прошли в кухню.

Солнце село. На город мягко опускался ночной ковер, расшитый звездами. Я смотрела в окно, не имея храбрости взглянуть ей в глаза. Я боялась увидеть в них то разочарование, что накрыло меня девятым валом. Мы ели конфеты одну за другой, чтобы иметь причину молчанию. Я боялась услышать два таких простых, но таких тяжелых слова, составленных в одно предложение: «была», «сестра».

-Какие красивые у тебя сережки, – её слова громко прорезали тишину.

–Это мамины, я их не носила.

–Они просто прелесть.

Я осмелилась бросить на Сиарис беглый взгляд. На мгновение мне показалось, она улыбается. Но если это и была улыбка, то разве что посмертная.

–А у тебя удивительные бусы. Из какого они камня?

–Благодарю. Это горный хрусталь.

–Горный хрусталь!? – мой тон прозвучал чересчур удивленно. – Никогда не видела, чтобы горный хрусталь был голубым.

–Да, такой редко встретишь, – согласилась она. – Но всё же ответь мне, где ты взяла такую прекрасную скатерть?

–Бабушка Оракул подарила её несколько лет назад.

–Ткань волшебная! А какие узоры!..

–Думаешь? Мне тоже она очень нравится. Хотя, безусловно, не сравниться с твоей шалью, – воскликнула я воодушевлённо. Я тысячу раз видела её бусы и шаль, как и она мои серьги и скатерть, но оттого эта маленькая игра, скромная фальшь, была только веселее и больней.

–Ох, эта шаль не так хорошо, как твои занавесочки, Лоралэ!

–Что ты! Шаль много краше и так идёт к твоим глазам.

–А к твоим глазам подойдёт всё, что угодно, даже эти занавески, – на этих словах мы от души рассмеялись, и смех этот был неподдельным, радостным и ярким, словно вспышка маяка у причала нашей на годы утерянной дружбы.

–Уже ли стемнело? Мне, наверное, пора.

–Конечно, – ответила я, опомнившись.

Мы вышли в проходную. Сиарис открыла дверь, но ещё с полминуты завязывала ленты на босоножках. Я горячо захотела обнять её, не дать уйти, не сказав, как сильно люблю её, как буду считать дорогой подругой, пусть даже мы никогда боле не свидимся. Душа моя в отчаянии завопила, раздирая оковы молчаливой плоти: «О, как бы я хотела остаться, воплотить наши мечты в жизнь! Как больно мне обманывать тебя, Сиарис! Прости меня! Я буду любить тебя до конца жизни!»

С годами я многое осознала, и, переосмыслив ту сцену, пожалела о невысказанных словах. Дан научил меня, что любовь – это не то, что ты получаешь, а то, что ты отдаёшь. Своей непоколебимой верностью, на собственном примере, он доказал, что гордыня не способна ни на что, кроме убийства. Из любви же рождён был весь мир. Мир, который убила наша гордыня в тот последний вечер. Я ждала от Сиарис любви, не понимая, что тем самым уничтожаю её. Я ждала слов, но молчала. Я ждала действий, но стояла на месте. Сиарис попрощалась и вышла из дому. Последнее, что осталось в моей памяти, был её мутный силуэт, медленно растворившийся во тьме.

То было зяблое утро. На пляже было пустынно и одиноко. Небо заволокло тяжелыми тучами, запахло грозой. Меня нельзя было проводить, но Антеран и Даро выскочили у самого пляжа. Мы обнялись, я была благодарна им. Сиарис не пришла.

Я села в лодку, в которой сидел рослый мужчина в сером плаще, который сливался с горизонтом. Всё вокруг казалось серым, как его плащ. Над головой раздавались крики чаек. Становилось всё холоднее, но я старалась не думать об этом. Вообще ни о чём не думать...

Спустя четверть часа в лодку сел ещё один мужчина, коего я никогда не видела раньше. Не обмолвившись ни словом, мы отплыли.

Песчаный берег отдалялся с невероятной скоростью. Вместе с ним оставался мой дом, Щучья речка, школа, «немое» кладбище, где покоилась мама и госпожа Аонис, храм Света. Всё, что я любила, уходило от меня в тот миг. Я не хотела жалеть об этом. Я не хотела оплакивать собственный выбор, хотя бы потому, что это значило бы, что я готова усадить в эту лодку Сиарис и с упоением смотреть, как она уносится от берега. Но даже несмотря на то, что она не пришла, я не хотела этого. И я была готова каждый последующий день своей жизни провести в этой лодке, в чужой стране, в окружении людей, ненавидящих меня, готовых убить, в бессчётных попытках отыскать сына посла, в слезах, в отчаянии, в боли. Лишь бы она оставалась на тихом острове вновь выстроенного храма Света, глядела на морскую гладь с ракушечного пляжа и улыбалась в вечном неведении цены своего покоя.

Даро и Антеран показались из лесу. Я не смела помахать им рукой. Мужчина в коричневой мантии равнодушно глядел в сторону берега. Сиарис так и не пришла.

Наконец, мы отплыли достаточно далеко, чтобы пляж скрылся из виду. Нас окружили мутные волны и хмурое небо. Гудел мотор, и волны разбивались о лодку с неистовым криком, что обычно слышат ундины. Я слышала только два слова: «была», «сестра».

Лоралэй.

13.04.179952.

Земля.