Текст книги "Психология сказки"

Автор книги: Мария-Луиза фон Франц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

У нас, в Швейцарии, примером такой легенды может служить история о Вильгельме Теллс. И характерно, что историки до сих пор пререкаются относительно нее: одни считают, что это подлинная история, другие – что это волшебная сказка, а третьи склоняются к тому, что в ней воспроизводится мотив героической саги, поскольку в скандинавских сказаниях тоже встречается такой герой. Тем не менее она до сих пор в глазах многих претендует на историческую реальность, а соответственно, и события, о которых в ней повествуется, прикрепляются к определенному месту и времени. С психологической точки зрения эту легенду можно прокомментировать следующим образом. Действительно, случается время от времени, что в самой обыкновенной человеческой жизни происходят настолько фантастические события, что если у вас нет возможности в них хорошенько разобраться, то может показаться, что вам рассказывают волшебную сказку. Мне часто приходилось испытывать подобное ощущение, и здесь мы вплотную подходим к проблеме синхронности. Можно только изумляться тому, насколько часто события, подобные тем, что происходят в волшебной сказке, случаются в реальной жизни, и происходит это в том случае, если констеллируется архстипическая ситуация. Если такого рода мифологический мотив налицо, то вполне вероятно, что он может разбухнуть и обрасти подробностями и обстоятельствами, которых в действительности не было. Нет ничего удивительного, если будет добавлено какое-нибудь незначительное обстоятельство, делающее этот мотив гораздо более интересным, и необходимо понять, что подобное происходит не раз и не два, в результате чего и выкристаллизовывается целостное мифологическое событие. Таким образом, я хочу сказать, что и местное предание, и историческая легенда основываются на действительно имевших место событиях, которые в свое время были глубоко пережиты, а затем обросли новыми подробностями, расширившись до пространного рассказа, и уже в таком виде передавались от поколения к поколению на протяжении длительного периода времени. Мне удалось обнаружит! факты, служащие подтверждением этой теории уже в наше время В Швейцарских Альпах, неподалеку от Кура, находится деревня, где некогда жила семья мельника, у которой имелась особая книга для записи событий, происходивших в семье. Некоторые из потомков этой семьи живут теперь в Куре и являются обладателями этой старинной семейной книги, в которую записывались события, случивши сея с их предками 150 лет назад. В одной из записей рассказываете: о мельнике, который, встретив по дороге домой лису-оборотня, зато верившую с ним человеческим голосом, вскоре после этого умирает

Так вот, в данном случае мы имеем дело с широко распространенным во всем мире мотивом: если вам повстречалась ваша лесная душа (buch soul), т. е. животное, говорящее человеческим голосом, то это знак того, что смерть стучится в вашу дверь.

В 1937 году один исследователь фольклора расспрашивал деревенских стариков об этой мельнице, и ему сказали, что на ней водятся привидения, и рассказали ту же самую, уже знакомую нам историю, которая отчасти что-то потеряла, но и что-то приобрела в новом пересказе – историю о том, как мельник встретил лису, которая проскочила у него между ног, от чего он вскоре умер. В этой области Швейцарии почти все верят в то, что ведьмы могут оборачиваться лисами и вызывать воспаление кожи (красная лиса – красная кожа). Ну, а мы с вами становимся свидетелями того, как к первоисточнику – семейной хронике – присоединяется широко распространенное народное поверье. Сообщается также, что в лису, о которой идет речь в этой истории, вошла душа родной тетки мельника и что смерть мельника была вызвана ведьмовской душой его тетки. Похоже, что деревенская жизнь настолько однообразна и скучна, что приходится придумывать подобные, волнующие воображение, истории.

Благодаря таким случаям мы можем лучше понять, как вследствие вторжения индивидуального сознания разрастается архетипический образ, а именно местное предание. Далее, если такое местное предание имеет достаточно общий характер, оно, расставшись с местом своего возникновения, начинает странствовать по окрестным деревням и теряет в процессе этой миграции свое узкое, местное значение. Например, на первоначальной стадии мельник имел определенное имя и жил в определенном месте, но это изменилось, когда предание, мигрируя, утратило свои локальные особенности, закреплявшие его за определенным местом и временем, и приобрело более обобщенный характер, потеряв тем самым местный колорит, но получив взамен более широкое признание и аудиторию.

Из всего этого можно заключить, что, исследуя тот или иной сказочный мотив, мы занимаемся чем-то вроде создания сравнительной анатомии человеческой психики (psyche); все, что носит индивидуальный или местный характер, в основном отбрасывается, поскольку не представляет интереса для такого исследования. Несмотря на это, я все же буду вынуждена в дальнейшем не согласиться с подобной теорией и видоизменить се, либо волшебные сказки не вполне застрахованы от воздействия на них специфических факторов. Если вы

начнете сравнивать сказки, то увидите, что, несмотря на определенные черты сходства (например, присутствие в них таких персонажей, как ведьмы, оказывающие помощь животные и т. д.), структура волшебной сказки североамериканских индейцев заметно отличается от структуры европейской волшебной сказки, даже если абстрагироваться от имен и прочего местного колорита. Изучать миф – это все равно что изучать «тело» народа в целом. Тогда изучение волшебной сказки, если продолжить эту аналогию, можно уподобить изучению скелета, но я думаю, что такое изучение демонстрирует фундаментальные свойства в их наиболее чистом виде, и если вы хотите исследовать базисные структуры человеческой психики, то для этой цели гораздо лучше изучать волшебную сказку, чем миф. Если мы применяем эту гипотезу на практике, то снова приходим к тому, о чем я уже говорила, а именно: и герой и героиня в волшебной сказке – это не отдельные человеческие существа, но архетипические фигуры.

Когда я впервые стала развивать эту теорию перед своими слушателями, стараясь убедить их в ее правильности, то натолкнулась на значительное эмоциональное сопротивление. В результате я поняла, что мне и самой не очень нравится эта теория. Еще раз напоминаю, что я была уверена в том, что герой волшебной сказки – это не субъект в обычном его понимании, но в то же время должна признать, что невозможно избавиться от соблазна рассматривать его в качестве человеческого существа. Такая раздвоенность долго мешала мне, пока я не пришла к выводу, что должна существовать общая инстинктивная основа для эго и что следует допустить наличие в человеческой психике некой врожденной тенденции, которую мы обычно называем эго-формирующим фактором (the ego building factor) и которая, по-видимому, является одним из характерных свойств человеческого существа.

Так вот, если вы занимаетесь психологией ребенка, то я бы хотела отослать вас к статьям Майкла Фордхэма (Michael Fordham) на эту тему, где вы увидите, что эго способно проявляться спроецированным, как если бы это было «не мое эго». Многие дети рассказывают о себе в третьем лице, называя себя по имени, и не произносят слова «я», поскольку их «я» проецируется на их имя. Назвать точное имя виновника порой немаловажно для малыша: «Джонни пролил молоко». Ощущение идентичности с эго в данном случае отсутствует. Если вы продолжите наблюдение, то довольно часто будете обнаруживать, что на следующей стадии своего развития личностное эго проецируется на одно какое-нибудь существо, которое приводит в восхищение. Это может быть, например, школьный товарищ, которому ребенок рабски во всем подражает. Вы вправе говорить, что та форма, которую примет в будущем эго у этого ребенка, проецируется на его товарища. В данном случае вообще можно сказать, что качества, которые в дальнейшем будут характеризовать эго такого мальчика, еще не отождествились с ним, но пребывают в состоянии проекции на другое существо.

На этом примере видно, как эго-формирующий фактор опирается на восхищение, побуждающее человека подражать тому, кем он восхищается. С другой стороны, если вы занимаетесь изучением первобытных обществ, то сталкиваетесь с тем же самым явлением, хотя и в несколько иной форме, ибо в этих обществах только король, вождь или знахарь обладают достоинством индивидуального лица. Если, например, в таком обществе совершается преступление, в котором, как выясняется, виновен вполне определенный человек, то вина тем не менее может быть приписана другому, который и примет наказание безропотно. Разумеется, это не может не огорчать миссионеров! Психологическое объяснение этой странности заключается в том, что преступление, совершенное в племени, должно повлечь за собой наказание, при этом, однако, понести наказание может любой член племени, на которого упадет выбор, а вовсе не обязательно действительный виновник, что считается вполне в порядке вещей. С другой стороны, оскорби, допустим, белый человек чувства одно из своих черных слуг, и последний способен повеситься, будучи убежденным, что этим нанесет ответный удар своему хозяину! То, что, нанося подобный удар, сам мстящий умирает, не имеет значения, главное – ответный удар обидчику нанесен. Эго в данном случае настолько слабо развито, что индивид как таковой, собственно, и не представляет ценности, главное – это месть. Что касается лечебной практики, то нетрудно заметить, что пациент со слабым эго находится в аналогичном положении.

Когда мы начинаем размышлять об эго-комплексе, то обнаруживаем, что это очень сложный феномен, и должны уяснить себе, что мы очень мало знаем о нем, хотя ему, казалось бы, присущи некоторые весьма распространенные свойства. Почему бы не допустить в качестве рабочей гипотезы, что герою волшебной сказки соответствует психологический образ, который является наглядным выражением эго-формирующей тенденции и служит для нее своего рода моделью. Само слово «герой» наводит на мысль об этом, ибо герой – личность образцовая. Желание подражать ему является непроизвольным для большинства людей. Чуть позже я подробнее остановлюсь на этом.

Исследование мифологического материала посредством сравнительного анализа образов героев и героинь показывает, что им свойственны некоторые характерные общие черты, которые в значительной степени сближают образ героя с тем, что Юнг называет архетипом Самости. Напомню, что под Самостью Юнг подразумевает нечто принципиально отличное от эго. В человеческой личности как целом эго – это только одна ее часть. Большая часть психического (psyche) не отождествляется с данной конкретной личностью. Саморегулирующую деятельность психического как целого Юнг определяет как архетипическую Самость. Он подчеркивает, что идентификация с Самостью может иметь катастрофические последствия для личности и поэтому крайне важно разграничивать понятия Самости и эго.

В своей работе «Mysterium Conjunctionis» Юнг указывает, что скрытая от нас сила, формирующая эго-комплекс и заставляющая его функционировать, – это не что иное, как архетип Самости. Для эго-комплскса в высшей степени характерна непрерывность. Например, если я наткнулся на какую-то вещь сегодня, то буду помнить о ней и на следующий день. С помощью силы воли человек способен сохранять воспоминания о чем-либо или отношение к чему-либо в течение очень больших промежутков времени, и это является единственным способом измерения силы эго-комплекса. Непрерывность мышления характерна для хорошо развитого эго-комплекса, и в этом можно убедиться на практике. Вообще говоря, непрерывность эго в психологическом отношении – вещь довольно загадочная. Наверное, можно утверждать, что это свойство непрерывности, обладающее значительной силой (я имею в виду целостность, непрерывность личности во времени), обязанное, по всей видимости, своим развитием эго-комплексу, на самом деле имеет опору в архетипе Самости.

Вот почему при интерпретации волшебных сказок постоянно возникают затруднения, как только дело доходит до главных фигур. И если персонаж ведет себя подобно эго или Самости, вы легко можете стать на ложный путь. Поэтому я буду иметь в виду только ту часть архетипа Самости, которая служит моделью для эго-комплекса и его общей структуры. Одна из главных функций архетипической Самости состоит в том, чтобы поддерживать самосознание эго и столь существенную для него непрерывность во времени. Если представить человеческую личность в виде сферы (где Самость охватывает собой всю сферу, а также выполняет роль саморегулирующей силы в центре), то любое отклонение при таком порядке вещей будет получать ту или иную компенсацию. Мы можем наблюдать действие этого принципа на материале сновидений. Если вы находитесь во власти разрушительного аффекта, направленного против другого лица, то вам может присниться сон, в котором вы что-нибудь бросаете в этого человека, и это становится для вас предостережением, потому что сны как бы комментируют наши действия и намерения. Вы можете длительное время не видеть никаких снов, но если вам угрожает опасность отклонения от собственной целостности (totality), они снова начнут вам сниться. Здоровье индивида в полном порядке, когда эго-комплекс функционирует в гармонии с Самостью, поскольку тогда возможность появления невротических расстройств минимальна.

В волшебных сказках тот или иной персонаж иногда проклинается, вследствие чего его поведение вынужденно приобретает разрушительный, негативный характер, и задача героя в том и состоит, чтобы освободить заколдованного человека от лежащего на нем проклятия. Можно утверждать, что всякий архетипический комплекс, всякое структурное единство коллективного бессознательного может подвергнуться проклятию или оказаться заколдованным; то есть для этого не обязательно быть героем и воплощать собой архетип героя, поскольку это может произойти и с любым другим комплексом. Мы всегда должны быть предельно внимательно, чтобы понять, какой фактор, ответственный за состояние психики у данного лица, оказался заколдован или стал объектом проклятия. Вообще, есть основание для сравнения подобного состояния с состоянием невротика. Если верить сказкам, то проклятие зачастую навлекают на себя без какой-либо особой причины. Это то состояние, в которое мы погружаемся вопреки своей воле, обыкновенно при отсутствии какой-либо нашей вины или же тогда, когда вина, если и есть, то незначительная, сак в истории с вкушением плода с яблони в райском саду.

Когда вина в волшебной сказке действительно имеет место, то она оказывается незначительной, если принять во внимание то, какого рода проклятие обрушивается на данного персонажа. Вот, например, сказка братьев Гримм «Семь воронов». В ней рассказывается, как отец посылает семерых сыновей за водой, срочно понадобившейся для

Крещения их сестры, а те в спешке разбивают у колодца кувшин, в котором должны были принести воду. Раздосадованный этим отец в сердцах восклицает: «А чтоб вас всех в воронов обратило!», – и сыновья действительно превращаются в воронов, а их сестра в дальнейшем должна спасти своих братьев. Вина, вроде той, за которую были наказаны мальчики, иногда упоминается в сказках, но в большинстве случаев никакого объяснения проклятию, тяготеющему над героем или героиней, не дается. Рассказ обычно начинается просто с сообщения о существовании заколдованной принцессы, без какого-либо объяснения причины, за что же она была проклята. Другой мотив состоит в том, что безобразная колдунья домогается любви прекрасного принца, но тот не отвечает ей взаимностью. Раздраженная колдунья обрушивает на героя проклятие, последствия которого различны, вплоть до того, что тот может превратиться в животное.

Люди в примитивных обществах живут в постоянном страхе оказаться жертвой колдовства. Произойти это может с любым человеком и в любой момент, причем без какой-либо провинности с его стороны. У коров, например, может исчезнуть молоко, и от этого не застрахован ни один хозяин коровы. Если перевести состояние заколдованности на язык психологии, то можно было бы сказать, что некое непреодолимое побуждение заставляет нас принять неверную установку, вследствие чего мы отчуждаемся от своих инстинктов и теряем душевное равновесие. Мы можем оказаться ввергнутыми в такие ситуации вследствие унаследованного нами характера. Вы можете любить приключения, но будете не способны жить жизнью, наполненной приключениями, если у вас слишком чувствительные нервы. Приходится констатировать, что человек рождается в мир наделенным побуждениями, которые противоречат друг другу.

С психологической точки зрения заколдованного героя волшебной сказки можно было бы сравнить с человеком, единой структурной организации психики которого нанесено повреждение и поэтому она не в состоянии функционировать нормально. Все комплексы воздействуют друг на друга. Если, например, анима какого-нибудь мужчины характеризуется невротическими свойствами, то, даже если сам этот мужчина и не является невротиком, он все равно будет ощущать себя в какой-то степени заколдованным. Вы сможете это лучше понять, обратившись к материалам сновидений. Однажды утром я проснулась и мысленно сказала нашему миру: «Прощай!», потому что меня пронзила мысль, что я скоро умру. Вместе с тем я не почувствовала себя подавленной. Это странное настроение не оставляло меня в течение всего дня. С нежностью я смотрела на цветы, была добра со всеми, и все вокруг казалось мне гораздо более волнующим и романтичным, чем прежде. На следующую ночь мне приснился сон, в котором некий, в высшей степени романтичный, юноша действительно умер. Следовательно, то, что умерло во мне, было своего рода инфантильной частью анимуса, и юноша, воплощавший ее, скончался как бы вовремя, но его предсмертное томление, вылившееся в этом «Прощай!», подчинило себе на какое-то время всю мою душу. Этот случай я считаю типичным.

Вы можете говорить людям, что они не являются полностью подверженными неврозу, но что у них болен какой-нибудь один комплекс, и поэтому, в известной мере, болезнью затронута вся личность. Невротический комплекс иногда наблюдается у вполне нормальной в других отношениях личности. Какой-нибудь один комплекс поражен болезнью, а оказывает невротическое воздействие на всю остальную личность. Именно этим объясняются различные степени выраженности невроза у людей. С другой стороны, там, где болезнью затронуто сразу несколько комплексов, нормальный в других отношениях индивид может быть совершенно сумасшедшим. В общем, быть заколдованным означает, что какая-то отдельная структура психического комплекса повреждена или стала непригодной для функционирования, а от этого страдает вся психика, поскольку комплексы живут, если так можно выразиться, внутри определенного социального порядка, заданного целостностью психического, и это – причина того, почему нас интересует мотив заколдованности и средства для излечения от нее.

Лекция 2

В прошлый раз мы с вами обсуждали специфику характера героя в волшебной сказке и пришли к выводу, что нет основания для аналогий между героем сказки и человеческим эго. Скорее, можно говорить о том, что герой сказки репрезентирует аспект Самости, связанный с формированием эго, поддерживая последнее в его развитии и расширении. Помимо этого, герой служит архетипической моделью и образцом (паттерном) правильного типа поведения.

Тем не менее, сравнение сказок между собой демонстрирует в этом плане большое разнообразие. Некоторые герои могут просто сидеть на печи и зевать, явно ни на что не претендуя, однако все заканчивается тем, что они женятся на принцессе, в то время как другим героям для этого, возможно, придется побеждать разбойников и колдуний и т. п. Как бы то ни было, когда вы читаете волшебную сказку, вас не оставляет ощущение, что все идет правильно, что только благодаря тому, что герой ведет себя именно так, а не иначе, он и достигается своей цели, тогда как его соперники попадают впросак. Таким образом, в каких-то случаях быть глупым – это правильная линия поведения, в то время как в других – следует быть очень умным или мужественным. Иногда требуется волшебное средство или помощь со стороны животного, а иногда герой сам справляется с задачей. Тем не менее похоже, что перед нами всегда правильный тип поведения. Если вы доверяете своему чувству, то у вас не может не сложиться впечатления, что это именно тот способ, каким следует действовать, и благодаря такой идентификации с героем вы почувствуете, что перед вами открывается сокровенный путь, необходимый для встречи с жизнью. Следовательно, мы имеем право сказать, что поведение героя может быть понято только внутри целостной структуры сказки и что герой символизирует собой личность, которая, поступая инстинктивно, всегда поступает правильно в данной конкретной ситуации.

Но что значит в таком случае «правильный» тип поведения? Это – одно из тех затруднений, с которыми сталкиваешься при анализе волшебных сказок, потому что сказке присуща такая наивная убедительность, что ни у кого обычно не возникает никаких вопросов. Нет необходимости доказывать, что поведение героя сказок не согласуется с общепринятыми стандартами цивилизованного общества: герой может быть глупым, наивным или жестоким, а также мастером на всякого рода проделки, которые мы бы осудили, однако как бы он ни вел себя, вас все равно не оставляет ощущение, что он прав. Следовательно, эту «правильность», наверно, лучше всего было бы определить как существование в полном согласии с целостностью данной ситуации. И не надо отмахиваться, говоря: «Что же тут удивительного? Разумеется, разбойники должны быть убиты, а ведьмы, как водится, одурачены», – потому что всегда найдутся такие сказки, в которых все обстоит иначе. Таким образом, ни о каком готовом рецепте на все случаи не может быть и речи. Вы можете лишь сказать, что в этой сказке, судя по ее конечному результату, герой делал именно то, что нужно, хотя никто не смог бы догадаться, как он будет поступать в каждом последующем случае, поскольку его поступки – всегда сюрприз. Следовательно, такой способ постижения правильной перспективы в развитии событий есть нечто гораздо более изначальное, нежели правильная в интеллектуальном отношении, разумная установка, ибо он поднимается из сокровенных глубин личности и находится в согласии с Самостью. Этот способ дает неплохую иллюстрацию того, что приходится наблюдать и в психологически затруднительных для индивида ситуациях, а именно: не существует универсального ответа для решения проблем, создаваемых индивидуальным комплексом.

Обычно пациент, пришедший к вам для анализа, проигрывает перед вами в процессе работы с ним то, что он в принципе мог бы сделать в обсуждаемой ситуации, и вы, таким образом, поставлены перед щекотливым вопросом, который общество предоставило вам решать перед необходимостью выяснить, как следует поступать данному, конкретному лицу в его индивидуально неповторимых обстоятельствах. И вот здесь мы имеем право сказать, что «правильное» поведение можно определить как поведение, которое согласуется с психической целокупностью (тотальностью) данной личности.

Ситуация в волшебных сказках имеет сходный характер, поскольку можно говорить о том, что герой и героиня представляют co6oi модели для функционирования эго в гармонии с целокупностью психического (psyche). Они служат моделями для здорового эго, иными словами, такого эго-комплекса, который не вносит разлада в общую структуру личности, но вполне нормально функционирует в качестве се средства выражения.

В сравнении с другими теплокровными животными человечески] вид уникален в том плане, что у него развилась особым образом сфокусированная форма сознания, которую нельзя найти у других живых существ, по крайней мере на нашей планете. Похоже, что животные до крайности привержены своим моделям (паттернам) поведение зачастую до такой степени, что это приводит к их гибели. Например пеструшки (небольшого размера полярные грызуны, чем-то похожие на полевую мышь, а в чем-то родственные белкам), подобно многим другим животным, имеют склонность время от времени собираться в стаи и переселяться на другие места. Очевидно, природ наделила животных этой инстинктивной потребностью для того, чтобы заставить их менять места, обеспечивающие их кормом, а н съедать все подчистую на одном месте. Этот инстинкт, требующий миграции, настолько силен в них, что они движутся напролом, не перед чем не останавливаясь, даже перед большими водными преградами, в которых и погибают. Они не в состоянии остановиться и пойти другим путем. Отсюда видно, что животные не способны отключиться от своего поведенческого паттерна, даже если следование ему оборачивается их гибелью.

Человек обладает, однако, гораздо большей способностью к адаптации, чем животное, он может жить в любом климатическом пояс земли, порой в условиях, совсем не похожих на те, в которых родился. Но за все это он заплатил очень дорогой ценой, поскольку, благодаря гораздо большей адаптируемости и способности постулат наперекор своими животным инстинктом, он может подавлять эти инстинкты до такой степени, что становится невротиком, вследствие чего его личность как целое не способна более нормально функционировать. Такую высокую цену человек платит за свою большую по сравнению с животными, свободу. По этой причине и человеческое эго тоже постоянно оказывается перед с искушением уклониться от следования инстинктам, что в итоге может привести к серьезны затруднениям в психической деятельности. Именно поэтому для человеческого сознания крайне важно иметь в памяти определенную модель (паттерн), обеспечивающую функционирование эго в согласии с остальными, задаваемыми сферой инстинктов, условиями жизнедеятельности. Одна из функций героя в мифах и волшебных сказках состоит в том, чтобы напоминать нам о том, как следует себя вести правильно, т. е. согласуя свои поступки целокупностью конкретного человеческого существа. То, что возможностей правильного поведения много, лишь свидетельствует о трудности этой задачи.

Первая разновидность мотива искупления, или спасения, которую я бы хотела рассмотреть, – купание (в каком-либо резервуаре, ванне и т. п.), представляющее собой наиболее распространенный способ спасения. Во многих волшебных сказках присутствует мотив проклятого или заколдованного существа, мужского или женского пола, которое осуждено творить зло и которое может избавиться от лежащего на нем проклятия, искупавшись каким-либо образом. Это может быть просто чан с водой, в который герой или героиня должны трижды окунуть своего партнера, чтобы тем самым способствовать его освобождению, причем жидкость, в которую необходимо окунуться, может быть коровьим молоком или лошадиной мочой. О температуре жидкости порой вообще ничего не говорится, в других же случаях, это может быть горячая ванна с очень высокой температурой; возможен и такой вариант, при котором человек, оказавшийся жертвой заклятия, должен быть сварен в воде. Иногда функцию ванны в этом мотиве выполняет печь, но об этом мы поговорим отдельно. Образец процедуры купания можно найти в норвежской волшебной сказке под названием «Товарищ», в которой принцесса оказывается во власти горного демона, древнего старика с белой как снег бородой. Этот демон является тайным любовником принцессы, и у них сообща возникает замысел, сводящийся к тому, что принцесса будет завлекать в свои сети мужчин и загадывать им загадки. Если человек не может дать ответы на загадки, его обезглавливают, и таким образом принцесса убивает всех своих поклонников, независимо от того, нравится ей это или нет. В другом варианте этой сказки принцесса выступает в облике тролля. (Согласно Оксфордскому словарю, тролль в скандинавской мифологии – это «сверхъестественное существо, великан или, в более позднее время, дружелюбный, но проказливый гном.) В обоих вариантах появляется герой, у которого имеется невидимый помощник, подсказывающий ему, как вести себя. Это существо имеет крылья и может прилетать в то место, где строятся козни, и подслушивать, как принцесса и старый дьявол придумывают загадки, после чего герой без труда может справиться с любой из них. Благодаря этому ему удается ослабить действие злого начала в принцессе, и та соглашается разделить с ним свое ложе, принимая его как своего мужа. Но здесь невидимый помощник советует герою не обольщаться и не думать, что победа над принцессой уже одержана. Он предупреждает, что принцесса обязательно умертвит героя во время их брачной ночи, если герой не приготовит заранее чан с водой и трижды не окунет в него принцессу.

В немецком версии принцессу окунают иным образом: рядом с брачным ложем ставится чан с водой, и когда ночью принцесса спрыгивает с постели с намерением убежать, то попадает в воду. Тут принцессу должны схватить, но она оборачивается вороном и пытается улететь, а вслед за тем то же повторяется уже с голубем, которого также необходимо окунуть в воду, после чего принцесса предстает в своем настоящем облике, и брак с ней уже не таит в себе опасности для героя. В скандинавской версии ситуация принимает более угрожающий характер. Герой ложится в постель и притворяется спящим. Принцесса, удостоверившись, что герой заснул, берет нож, чтобы убить его, но тот неожиданно хватает ее за руку и, не отпуская, начинает сечь заранее приготовленными прутьями орешника до тех пор, пока они все не будут сломаны. Потом он мост принцессу сначала в кислом, а затем в сладком молоке, вследствие чего кожа тролля спадает с нее, а вместе с этим исчезают и ее злые намерения. Как видите, в этом варианте сказки принцессе недостаточно просто убежать от героя, она хотела бы убить его во время брачной ночи. С аналогичным мотивом мы встречаемся в апокрифической «Книге Товита».

В другом варианте той же самой сказки рассказывается, что в теле принцессы есть лезвия, поэтому во время брачной ночи с ней муж будет убит. Мотив тайного оружия, имеющегося в теле невесты, присутствует также в алхимических текстах в случае, когда необходимо изгнание нечистой силы посредством купания в ванне.

В рамках нашей темы уместно сопоставить символику купания в сказках с различными обрядами, относящимися к крещению, которые имеют место как в христианской религии, так и в дохристианских ритуалах. Например, участники Элевсинских мистерий вначале направлялись к морю, чтобы совершить предусмотренное ритуалом омовение. Подобные очистительные ванны, принимаемые перед посвящением в более сокровенные таинства, имеют ярко выраженную символическую функцию и широко распространены по всему миру. Североамериканские индейцы с этой целью отправляются обыкновенно в парильню, где усаживаются в помещении, находящемся под землей: сверху на горячие камни льется вода, а участники ритуала сидят в облаках горячего пара и растирают свое тело травой шалфея, который считается надежным средством для очищения как от совершенных ими грехов, так и от злых духов.