Текст книги "Рассказы"
Автор книги: Мария Киселёва
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Мария Киселёва
Рассказы
Близнецы
Лилька и Антон
Лилька и Антон родились в один день. Никто из них не старше и не младше, одинаковые. Сначала они были совсем одинаковые: два пушистых меховых шарика зимой, две панамы и трусики в горошину – летом. И никто не мог понять, где мальчик, где девочка. И они сами, конечно, тоже. Потом стали появляться брюки и платья, и мама начала разбирать, кто сын, а кто дочка. А потом купили машину и куклу, и тут уж сам Антон догадался, что он мальчик, и взял обыкновенный синий самосвал, а Лилька сразу выбрала необыкновенную розовую куклу. Потому что она – девочка.
А в остальном все оставалось по-старому. Так же играли в мяч, копали песок лопатками. Хотя мяча было два, лопаток, конечно, тоже.
– Ведь можно играть вместе, – говорила мама, – или по очереди. И вполне хватило бы одной игрушки.
А так играли. Всегда вместе, иногда по очереди, но игрушек все равно было две.
– Ох уж эти близнецы, – качала головой мама и доставала из сумки два апельсина, два сачка для ловли бабочек.
– Надо радоваться, – бодро говорил папа. – И хорошо, что близнецы.
К зиме он принес две пары лыж. Нормально!
– Ничего страшного, – не унывал папа и купил весною два велосипеда. Но когда решили учить детей музыке, и Лилька с Антоном спросили: «А пианино два купите?» – папа воскликнул: «Ну, знаете!» – И сделал круглые глаза.
Когда Лилька и Антон были маленькими, они не умели говорить. Но им это как-то было и не надо. Потом Лилька стала говорить, и очень много, а Антон молчал. То есть он тоже все говорил, только про себя. Ему самому все было понятно. Мама стала очень волноваться.
– Антон, ну есть же у тебя язык?
«Конечно, есть», – отвечал Антон, только про себя.
– Ну покажи. Покажи язычок.
Антон показывал.
– Умница, – оживлялась мама. – Ведь ты же все понимаешь?
«Еще бы», – отвечал Антон опять про себя.
– Ну тогда скажи: «Би-би». Вот это что? Би-би, бибика, ну?
«Не бибика, а самосвал, – говорил Антон про себя. – Что это за ерунда «би-би».
Вечером приходил с работы папа.
– Что надо папе принести? Папа в одних носках. Как он будет топ-топ?
«Очень просто, – думал Антон, пока шел за тапочками. – Папа уже топал в носках на кухню».
– Я очень беспокоюсь, – вздыхала мама. – Ведь Лилька же все говорит.
– Ну – женщина!
– Вот ты все шутишь.
– Ничего не шучу. Мы знаем: молчание – золото. Правда, Антон?
А Лилька в это время отдавала приказы:
– Лилька хочет кис-кис. Дайте бритву жу-жу!
Это значит: мамин воротник и папину электрическую бритву. Или запросит блестящий шарик, тот единственный, который поддерживает опрокинутую чашу люстры:
– Хочу шарик! Лильке шарик! Дайте шарик!
– Это нельзя. На вот мячик.
– Лильке шарик, хочу шарик, шарик, шарик!
– А вот лягушка. Прыг-прыг лягушка!
– Шарик, дайте шарик, хочу шарик!
– О-о, – стонал папа. – Снимите люстру. Нет, Антон – это чудо-ребенок.
Но, конечно, заговорил и Антон. Первый раз вот так:
– Поела, – и отодвинул блюдце с кашей.
– Еще немнож… – начала мама и замерла. – Ты сказал… Что ты сказал?
– Поела, – повторил Антон басом.
– Ах ты, мой умничек, – прошептала мама, и у нее почему-то выступили слезы. – Мой разумничек. Только надо сказать: пое-л. Понял? Пое-л. Повтори.
– Поела, – повторил Антон и слез со стула.
Мама бросилась к соседям:
– Антон говорит! Честное слово. Сейчас сказал: поела. Это он от Лильки… Думает, надо, как Лилька.
Антон и правда говорил, как Лилька: пош-ла, взя-ла. Как-то пришел со двора в грязных штанах:
– Я в лужу села.
– Ты мальчик. Ты се-л. Это Лилька се-ла.
– Лилька не села! Антон в лужу села, – и ткнул себя в грудь. – А Лилька галошу потеряла.
Оригинальный снимок
Мама собиралась Лильку и Антона сфотографировать.
– Может, на этот раз будет что-нибудь поинтереснее? – сказал папа.
– Что ты имеешь в виду?
– Какой-нибудь оригинальный снимок. А то дюжина карточек – уставились в аппарат.
Мама пожала плечами.
В фотографии было много народу. Детей прихорашивали: снимали свитера, привязывали банты. Одна чужая мама совсем измучилась со своей дочкой. Она втыкала ей в длинные волосы заколки.
– Ну подожди, ну подожди, не дергай, – твердила эта мама. – Ну что же ты! – вскрикивала она, а волосы падали на спину.
Бабушка, тоже чужая, устроилась в уголке и приговаривала тихонько своему смирному внучку:
– Как сядешь, Витенька, ротик закрой. Закрой и не открывай. Вот так. Вот хорошо. Не забудь. А то прошлый раз как вышел?
Лилька и Антон тоже разделись, положили свои шубки на подоконник и стали в очередь.
– А-а, старые знакомые, – сказал фотограф, такой черноусый, энергичный мужчина. – Здравствуйте, здравствуйте. Трудные ребятки.
– Почему трудные? – спросила мама с обидой.
– Это не вам. – Фотограф положил на ручки кресла доску. – Для работы трудные. Вот так. Великолепно. Садитесь быстренько.
Лилька и Антон бросились к креслу. Доска хлопнула, отодвинулась и чуть не упала.
– Осторожно! – крикнула мама и хотела побежать.
– Спокойно, – произнес фотограф и одной рукой отодвинул маму, а другой придержал доску. – Вот так. Великолепно. Поближе.
Антон сел Лильке на платье, она оттолкнула его, но он не подвинулся.
– Смотри у тебя сколько места!
Но он все равно не подвинулся. Тогда Лилька локтем уперлась Антону в бок. Он расставил пошире ноги и прижался к спинке.
– Подвинься, мне тесно!
– Тебе не тесно, как тебя… Лилька, – сказал фотограф. – У тебя столько же места. Вот так. Даже больше.
– Не больше! У него целый кусок свободный.
– Дети! – не выдержала мама.
– Приготовиться, – сказал фотограф бодро. Он все время что-то двигал, щелкал выключателем, зажигал большие фонари то сбоку, то сзади, а то направлял их прямо в лицо. Это очень неприятно, когда направляют большой фонарь в лицо. Тогда выступают слезы и хочется моргать. Но сейчас уже было не до этого. Шла борьба за место. Антон вдавился в спинку стула и вцепился в край доски мертвой хваткой. Пусть теперь Лилька толкается сколько угодно.
– Приготовиться! – повторил фотограф. – Смотреть в окошечко!
Антон закусил губу, натужился и уставился в аппарат.
– Минуточку! – крикнула мама фотографу. – На кого они похожи? Что это за дети?
– Это вы мне говорите? – спросил фотограф и засмеялся. Негромко, где-то внутри.
А мама уже подбежала к креслу, быстро схватила Антона поперек живота и попыталась подвинуть. Но это ей не удалось. Нет, правда, она немного сдвинула, но вместе с доской, с Лилькой и даже с креслом.
– Сядь сюда, – сказала мама, но Антон не шелохнулся. Он как будто оцепенел. – А ты оставь его, смотри, потная вся! – Мама быстро убирала с красного Лилькиного лица прилипшие волосы.
– Мне тесно! – крикнула Лилька, и у нее брызнули слезы.
– Цирка не надо, – пробормотал фотограф и что-то повернул в своем аппарате.
– Подождите! – бросилась мама. – Посмотрите на них! Антон! Лилька! Перестаньте реветь. Какие у вас кресла тесные, совсем не приспособлены для близнецов.
Фотограф хмыкнул. Конечно, мама не собиралась ему это говорить, но что же ей оставалось делать?
– Мне некуда совсем… коленки… девать! – рыдала Лилька. – Даже вот эту… коленку, которая далеко от Антона!
– Оставь коленки! – крикнула мама. – Их не будет видно. Антон, выпусти губу! Выпусти, кому говорят!
– Спокойно, детки. Мама, отойдите в сторону, – фотограф хлопнул в ладоши. – Улыбаемся, вот так. Великолепно. Сейчас птичка вылетит.
– Птички не вылетывают… из аппаратов! – крикнула Лилька, обливаясь слезами.
– Пра-авильно, не выле-етывают, – протянул каким-то внутренним голосом фотограф. – Не выле-то-вы-вают… э-э… не выле-та-ют.
Мама стояла у двери и придерживала занавес, потому что очередь уже напирала.
– Смотрим сюда. Великолепно.
Антон, видно, устал. Ноги его ослабли, он выпустил воздух и открыл рот, чтобы снова вздохнуть. Но Лилька не упустила этого момента. Она тут же сдвинула его на край и села посредине. Антон повернулся… наклонил голову… и, как бычок, двинулся на Лильку лбом.
– Казнь египетская… – простонал фотограф. – Вавилонское столпотворение! – и медленно вытер платком лысину.
– Ну займите же их чем-нибудь, – сказала мама нервно. Она тоже достала из сумочки платочек. – Есть же у вас игрушки?
– Игрушки, игру-ушки, – прошептал фотограф и оглянулся вокруг невидящим взглядом.
– Что с вами? – испугалась мама.
– Да, у нас есть игрушки, – сказал фотограф твердо. Он взял себя в руки и стал опять энергичным мужчиной. – Пожалуйста, ослик Иа. Это он так кричит: «И-а, и-а! И-а!» – Фотограф отошел к аппарату и крикнул опять: «И-а!» Мама со страхом на него оглянулась. «И-а!» – сказал он ей в лицо.
Ослик был серенький, фланелевый, лопоухий. Лильке досталась голова с этими длинными мягкими ушами, а Антону задние ноги, ну и, конечно, хвост. Ноги были как ноги, с клеенчатыми копытцами, а хвост… Хвост – это был красно-синий плетеный шнурочек с кисточкой на конце, точь-в-точь такой же, как завязки у Лилькиных гольф.
– Хо-хо! – буркнул басом Антон, и это было первое, что он тут сказал. Лилька сразу увидела этот хвост и сообразила, почему Антон сказал: «Хо-хо!»
– Это мой хвост! – крикнула она. – Отдай мне! – и хотела повернуть ослика, но Антон в него так и вклещился. Лилька дернула изо всей силы, тут Антон… уперся ногами в сиденье, вдавился в спинку.
– У вас еще не было инфаркта? – повернулся фотограф к маме. – А у меня был.
Он снял крышку с объектива и щелкнул. Лилька все-таки успела вырвать хвост. И отвернуться от Антона, чтобы не отнял.
– Что это? – спрашивали потом знакомые. – Почему они сидят друг к другу спиной.
– Оригинальный снимок, – отвечала мама. – А что, интересно, когда уставятся в аппарат?
– Нет, но…
Лохматая, взъерошенная Лилька, широко раскрыв рот (издавала победный клич!) подняла в руке какого-то червяка. Это был, конечно, ослиный хвост. Антон, скосив глаза к переносице, дико глядел на Иа, как раз на то место, где только что был этот хвост. Оригинальный снимок.
Снегурочка
Иногда мама обращалась к папе так:
– Сегодня можете радоваться.
Это она про детей, потому что папа говорил: «Надо радоваться». Значит, на этот раз папа должен взять Лильку и Антона и отправиться с ними куда-нибудь, потому что мама надумала убираться, или пошить платье, или просто отдохнуть.
– Будем радоваться, – отвечал папа. – Долго? До половины девятого? Согласны.
Тогда Лилька и Антон быстренько одевались и уходили с папой гулять. Папа почему-то не любил просто гулять по улице или в сквере, он часто говорил: «А не свернуть ли нам в кинохронику?» Или в спортивный магазин? Или еще куда-нибудь. Сегодня он сказал:
– А не свернуть ли нам к дяде Мише?
– Свернуть, свернуть! – закричали Лилька и Антон.
Дядя Миша живет в старом доме, и у него есть отличный двор, где много всяких закоулков, а посредине двора стоит трансформаторная будка, на двери которой нарисован белой краской череп и кости крест-накрест. Это значит, что будка с током и подходить к ней опасно. Но все ребята, конечно, подходят, потому что опасная она только внутри. А еще во дворе есть сарай, иногда дверь в него бывает открыта, и тогда видно, что в нем много всяких интересных вещей. А еще, самое главное, в этом дворе всю зиму огромная гора снега, ни в каких других дворах такой нету, потому что сюда специально привозят снег на машинах, а потом его тают в снеготаялке. Это очень интересный двор. Лилька и Антон любят сюда приходить, особенно с папой, потому что папа дает им свободу.
Вот и сегодня он сел с дядей Мишей смотреть по телевизору хоккей, а Лильку и Антона проводил во двор. Гора на этот раз была до самого второго этажа. На нее лазили много ребят, так что если посмотреть издали, от дяди Мишиного парадного, то ребята эти ползали по ней, как большие черные букашки.
Лилька и Антон побежали и тоже полезли на гору. Снег был не очень плотный, и они проваливались по колено, а то и глубже, и вся гора с этой стороны была в ямках от валенок, а с другой – гладкая, там съезжали на санках. Лилька и Антон стали просить у кого-нибудь санки, но каждый говорил: «Подожди, вот сейчас только съеду сам…» – и съезжал, а потом другой говорил: «Ну сначала-то я сам…»
Лильке и Антону надоело ждать, они сели рядышком и съехали без санок. Даже лучше. А потом они влезли опять, и все шубы у них уже были в снегу, потому что они торопились и попадали в ямки не только ногами, но и руками, поэтому шубы жалеть уже было нечего. Они совсем легли на спину и еще лучше прокатились. И все ребята кричали и смеялись, и некоторые даже бросили санки и тоже проехали на спине. Тогда Лилька и Антон легли на живот и скатились головой вперед, а это оказалось еще лучше: гораздо страшнее, так что в груди как-то все кружится и замирает. И теперь уже многие ребята катались на спинке и на животе, и все они быстро вывалялись в снегу и стали прямо как живые снеговики.
А потом оказалось, что уже поздно, и мамы начали звать своих ребят домой, и ребята спешно скатывались напоследок еще и еще разок и уходили. И вот Лилька и Антон остались одни. Лилька глянула снизу на гору и увидела, что никого уже нету, только Антон стоит весь белый, заснеженный на самой вершине. Тогда Лилька крикнула:
– Ой, Антон, ты прямо, как Миклухо-Маклай!
А Антон засмеялся. Это в прошлый раз в этом дворе какой-то мальчишка-ученик сказал так про другого мальчишку, Лильке очень понравилось: Миклухо-Маклай. Правда, папа объяснил, что Маклай по снежным горам не лазил, он путешествовал в жарких странах, где снега нету, и был один отважный русский человек среди диких племен. Лильке очень понравился Миклухо-Маклай, поэтому она теперь так и крикнула.
Потом она тоже залезла на вершину, и они стали оглядывать сверху двор. Только жалко, что стало уже темно.
– Это надо днем смотреть или утром, – сказал Антон. – Тогда весь двор будет видно, а сейчас только вот эту горку. – Он кивнул головой вниз на маленькую горку, что была рядом с большой, она была тут с самого начала, но на нее просто не обращали внимания, потому что она маленькая. А теперь, раз уж ничего больше не видно, посмотрели на нее. И вдруг… она дрогнула. Горка дрогнула и осела. Стала меньше. Лилька и Антон очень удивились. А горка еще стала меньше. Как будто живая. Некоторое время она стояла смирно, а потом одним боком стала опускаться вниз и рухнула под землю.
Тут Лилька и Антон догадались, что это и есть снеготаялка. Вот это что такое. Это большая яма, как сундук, теперь даже и крышку железную стало видно, она лежала откинутая на земле. Обыкновенная дверь на ржавых петлях. А внизу снеготаялки проходили горячие трубы, они и растапливали снег. Теперь Лилька и Антон все поняли. Лильке захотелось поближе посмотреть на эти трубы, они, кажется, были не прямые, а извитые, как змейки, только сверху не видно. Она спустилась пониже, наклонилась и… снег под ней рухнул.
– Ой! – крикнула Лилька и тут же оказалась в этом железном сундуке. Снег был мокрый, снизу шел пар. – Антон!! – закричала Лилька во весь голос.
Антон живо слез с горы и протянул Лильке руку.
– Ой, – сказал он. – Ты потише тащи, а то и я упаду.
– Я боюсь, я боюсь! – плакала Лилька.
– Подожди, – сказал Антон. – Я сейчас палку принесу.
Он побежал вокруг горы, чтобы найти палку, но ничего не попадалось.
– Анто-он! – кричала Лилька. – Я боюсь, где ты?
– Вот я.
– Тащи меня, тащи меня, не уходи!
– Давай тогда вот так, – сказал Антон и ухватился за забор.
Но так рука не доставала.
– На ногу. Я тебя ногой тащить буду.
Лилька потянула за ногу и тут же сняла валенок.
– Ы-ы! – крикнула она еще громче и бросила валенок в угол.
– Ну держись теперь за ногу, – говорил Антон. – Держись, только штаны не стащи.
– Это что еще? – вдруг сказал какой-то бас. Дворник с широкой деревянной лопатой стоял возле Антона.
– Дяденька! – взмолилась снизу Лилька.
Дворник живо вытащил ее из таялки и пришлепнул по спине широкой лопатой. Лилька была рада. Они с Антоном побежали к дяде Мише, а дворник стал бросать этой лопатой в таялку снег.
– Братцы, как же это получилось? – повторял папа. – Аи, аи, аи! Дома нам зададут.
А потом он сказал:
– Ты, Лилька, как Снегурочка. Прямо чуть не растаяла. И все засмеялись.
– А где у тебя валенок, Антон?
Папа побежал во двор, а Лилька, Антон и дядя Миша глядели в окно, как он разговаривал с дворником, и как потом взял вторую деревянную лопату и они вдвоем выбрасывали снег из таялки обратно на гору.
– Ну, товарищи, – сказал папа, когда вернулся, – это же не валенок, а водосточная труба!
И стал вытряхивать из него снег и воду.
Пещерные жители
Мама и папа пришли в гости к своей знакомой тете Маше.
– А, Лилька и Антон! – сказала тетя Маша. – Сейчас я вас познакомлю со своим сыном Жешкой.
Сын оказался большим мальчишкой, лохматым и сердитым. Ему было тринадцать лет. Он сидел в своей комнате и что-то точил напильником. Он глянул из-под чуба на Лильку и Антона, а когда тетя Маша вышла, сказал им:
– Цыц!
Лилька попятилась, помолчала, а потом хотела спросить:
– А что это вы…
– Брысь под лавку! Ну! Кому говорят?
Лилька и Антон отступили еще, потом Лилька сказала:
– Я только хотела спросить, что вы делаете, а вы сразу: «Цыц!» И еще: «Брысь под лавку!» А я только хотела спросить…
– Я делаю железный замок. Чтобы повесить тебе на рот. Чтобы ты не болтала.
Лилька поджала губы и ухватилась за Антона. Сердитый Жешка снова точил: «р-р-ык, р-р-ык!»
– Ну как тут дела? – спросила тетя Маша, приоткрыв дверь. – Познакомились?
– Познакомились, – ответил вдруг ласковым голосом ее сын. – Очень весело играем.
– Вот и отлично. – И дверь захлопнулась.
Тогда Жешка положил железную пластинку, которую выпилил, на ладонь:
– Вот это что. Понятно?
Антон покачал головой.
– Ну, а вот так, понятно? – Жешка пристроил пластинку к коробке с проводками и винтиками. – Что это, соображаете?
– Не соображаем, – сказала Лилька.
– То-то и видно, что вы совсем бестолковые троглодиты. Повторите, кто вы?
– Проглодиты, – повторили Лилька и Антон.
– Правильно. Пещерные жители. Первобытные. Вы обезьяну в зоопарке видали? Гориллу? Вот от них потом произошли первобытные люди. Такие, как вы. И жили в пещерах.
Лилька и Антон переглянулись.
– Ну так и быть, – сказал неожиданно Жешка. – Давайте буду у вас главный троглодит.
Он сдернул плюшевую скатерть с тумбочки и повязал ее себе через плечо. Взлохматил еще больше свои волосы, ссутулился и свесил руки.
– Троглодиты одевались в шкуры. Ничего больше, как вы должны сообразить, у них не было.
Жешка пригнул голову и косолапо переступил с ноги на ногу. Лилька засмеялась, потому что сразу вспомнила кривоногую обезьяну. Было очень похоже.
Комната превратилась в пещеру, и в ней, конечно, уже ничего не было. Диван, письменный стол, телевизор – все это сразу как бы исчезло, была голая, полутемная пещера. Лилька и Антон сняли свои фуфайки и завязали их рукавами через плечо. Теперь все были в шкурах. Ходить вразвалку и раскачивать руками нетрудно, но вот челюсть…
– Челюсть вперед! Выдвинуть челюсть! – командовал Жешка. – Вы видали горилл? Ну? – он выпятил подбородок и говорил поэтому глухим басом.
У Антона челюсть выдвигалась легко, а Лилька могла только высунуть язык.
– Человек не ходит с высунутым языком, – сказал Жешка. – Даже пещерный. Только собака.
– Может, ты будешь собакой? – спросил Антон, когда Лилька раскрывала рот так и сяк и сворачивала челюсть набок. – Собакой тоже хорошо. Будешь жить с нами.
– Дудки! – возразил главный троглодит. – Собака в те времена была дикой. И бегала отдельно. Она не была еще другом человека.
Мужчины-троглодиты собрались на охоту. Лилька оставалась в пещере, она должна была поддерживать огонь.
– Огонь – это все. Без огня в пещере мрак, холод и голод. Ясно?
Лилька кивнула головой.
– А где у тебя огонь? Троглодитка Лилька, я тебя спрашиваю. Как ты будешь разводить огонь в очаге?
Лилька не знала.
– Может, ты думаешь, – продолжал, выпятив челюсть, главный троглодит, – что к твоим услугам газ, керогаз, примус, керосинка или целая коробка спичек? Ха-ха! Ничего этого не было. Огонь добывался трением.
Мужчины ушли, вооружившись дубинками, а Лилька стала добывать огонь. Очень трудно было первобытным людям с огнем. Тонкую сухую палочку надо долго-долго, быстро-быстро тереть о сухое дерево, пока не вспыхнет огонек. Лилька быстро устала, глядела на красные ладони, облизывала губы.
А в передней шла охота. Мамонт появился вскоре. Только раскопали на вешалке шубы и куртки, как показалась большая серая спина – дедушкиного пальто на меховой подкладке. Троглодиты накинулись на него с дубинками. Мамонт – животное огромное, ископаемое, страшной силы, но тут он быстро рухнул. Охотники затрубили победу.
– В чем дело? – прибежала тетя Маша. – Батюшки! Что это?
– Победа! – ответил сын, выпятив челюсть. – Мамонт рухнул. – И потряс дубинкой.
– Ты с ума сошел, – тетя Маша подняла пальто, – Вешалку оторвали. Марш отсюда, пока дедушка не видал.
– Нам никакие дедушки не страшны! Мы сейчас взвалим мамонта и понесем на обед. – Жешка взмахнул дубинкой и запел страшным голосом:
Тарьям-пам-пам,
Тарьям-пам-пам!
Пошел троглодит на охоту-у,
Дубинкой он мамонта… то-о-ту-у!
Тарьям-тири-ям, тириям!..
Он поднял глаза в потолок, посопел, потоптался с ноги на ногу, потом погрыз конец своей палки и радостно заорал:
А-а! Пошел троглодит на охоту,
И мамонта стукнул в два счета,
Дубинкой, дубинкой, дубин…
Он мамонта сразу убил! Ура!
Он снова запел свою песню и заставил Антона подпевать. Песня была очень хорошая, и Антон ее быстро запомнил и, конечно, подпевал. Они собрались нести свою добычу в пещеру, но тетя Маша не позволила, а на обед выдала тарелку с ветчиной и бананы.
– Ого, в пещере огонь! А вот и добыча. – Троглодиты поставили добычу на огонь – маленький коврик – и уселись вокруг по-турецки.
– А вилки? – спросила Лилька.
– Хо-хо! – захохотал троглодит Жешка. – Ты соображаешь? Вилки! Даже ножей еще не было. Есть надо вот как. – И он горстью взял три куска мяса.
Лилька и Антон захохотали тоже и полезли руками в тарелку. Лильке попалась косточка.
– Кости надо обсасывать, – рычал главный троглодит. – И бросать через плечо. Вот так. Кожуру от плодов – тоже. А пальцы вытирать об себя.
Стало совсем весело. Ели, кидали через плечо и вытирали пальцы об себя. Конечно, все время пели охотничью песню. Жешка помурчал-помурчал, порычал-порычал и придумал еще куплет:
А как со второго-то раза
Убил троглодит дикобраза.
Дубинкой, дубинкой, дубин…
Того дикобраза убил!
И все спели хором. Тут Лилькина мама хотела заглянуть в комнату, но главный троглодит преградил ей дорогу:
– Посторонним вход в пещеру строго воспрещен! – и задвинул вход камнем – закрыл дверь.
Но потом взрослые захотели смотреть телевизор и все-таки вторглись в пещеру. Троглодит Жешка сбросил шкуру и ушел на кухню читать. Очень интересный был вечер в гостях.