Текст книги "Стрекоза и солнце (СИ)"

Автор книги: Мария Камардина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Мария Камардина
Стрекоза и солнце

Стрекоза и солнце

Нита лежала, задумчиво глядя в потолок, и курила. Ильнар не любил сигаретный дым, но не настолько, чтобы в постели читать любимой женщине лекции на тему здорового образа жизни. Он сладко потянулся, сполз ниже и обнял ее, прижавшись всем телом и уткнувшись носом в ключицу. Кожа ее казалась прохладной. Сам он все никак не мог остыть, а когда Нита свободной рукой взъерошила волосы на его затылке, от шеи к пояснице словно искры пробежали.

И кто только придумал, что с утра нужно вставать на работу?..

Он приподнял голову, и ее плечо оказалось так близко, что не поцеловать было решительно невозможно. В плечо, в ключицу, и еще чуть ниже…

Нита легонько отпихнула его и велела:

– Перестань.

Он вздохнул, но послушно отстранился, откатился обратно на подушку. Несколько минут они лежали молча. Ильнар старался не морщиться, вдыхая горьковатый, с вишневой ноткой, дым, и думал о том, что она ведь почти никогда не курит. Только в постели. Только с ним.

Словно в ответ на его мысли, Нита затянулась особенно глубоко, резко выдохнула и с непонятной досадой произнесла:

– Ты же терпеть не можешь, когда я курю.

Он лишь улыбнулся. Нита, не дождавшись ответа, открыла глаза и, повернув голову, требовательно взглянула ему в лицо:

– Ты зря думаешь, что если будешь хорошим и послушным мальчиком, я соглашусь. Мой ответ прежний. Нет. Я за тебя не выйду.

Ильнар пожал плечами, не переставая улыбаться. Спорить не хотелось. Хотелось просто лежать рядом с ней, плавиться в солнечных лучах, бьющих в окно, и собственных восторженно-бестолковых чувствах. Любоваться ею, словно… чем там любуются разные возвышенные романтики? Цветами? Рассветами?

– Я тебя люблю.

– Глупости, – Нита раздавила в пепельнице недокуренную сигарету, села и с легкой усмешкой взглянула на него сверху вниз. – Просто ты правильный, милый мальчик, и во всех прочитанных тобою сказках храбрый рыцарь непременно женится на прекрасной принцессе. Но не на драконе же. Дракона можно победить, с драконом можно дружить, но… Что?

– Да так, – он попытался согнать с лица улыбку, но не вышло. – Представил рыцаря и дракона в одной постели.

Нита фыркнула, легонько щелкнула его по носу и поднялась. Ильнар остался лежать, заложив руки за голову. Солнце светило в глаза, и фигура Ниты в обрамлении лучей казалась совершенной настолько, что ее хотелось рисовать, вот прямо сейчас, вот такую – утреннюю, расслабленно-ленивую и в то же время сильную и грациозную. Она наклонилась подобрать упавшую рубашку, выпрямилась, потянулась, загадочно улыбнулась ему, и желание рисовать сменилось другим, не менее сильным. И змей с ней, с работой…

Он сполз с кровати на пол и, не вставая, обнял Ниту за талию, потерся щекой о бедро.

– Но-но, – она погрозила пальцем и набросила рубашку ему на голову. – Во-первых, иди и побрейся, ты колючий. А во-вторых, Кир будет страшно недоволен, если мы опоздаем.

Он демонстративно вздохнул и запрокинул голову, ловя ее взгляд.

– Хоть поцелуешь?

– Поцелую. Когда оденешься.

Она попыталась сделать шаг, и Ильнар с неохотой разжал руки. Отпускать ее не хотелось, наоборот, хотелось прижать к себе, чувствовать ладонями каждый изгиб тела, губами – солоноватый вкус кожи, замереть так на сотню-другую лет…

Но такого опоздания командир точно не простит.

Он проводил Ниту взглядом, услышал, как хлопнула дверь ванной, и тоже поднялся.

Ничего. Ее согласие – только вопрос времени. А ждать он умеет.

* * *

Они были вместе уже полгода. Нита не походила ни на одну из знакомых ему женщин, не говоря уже о тех невесомых созданиях в розовых платьях, которые появлялись на маминых вечеринках и отчаянно пытались привлечь его внимание. Они были милыми, симпатичными, даже красивыми, но одинаковыми настолько, что хотелось зевать. Косы, оборки, жемчужные сережки, кукольные глазки, а дана Арьяна пишет акварели, а дана Лаона составляет букеты, а еще в моде стихи, и вышивка бисером, и каждая вторая умеет печь пирог с грушами…

Пирог он научился печь сам, из чистого принципа. На третий раз вышло даже съедобно, на четвертый – вкусно. На пятый он пригласил Ниту на чай, и она долго смеялась – в ее понимании мужчины слабо вязались с кулинарией.

Она была другой.

Она была единственной женщиной в оперативном отделе. Стреляла почти так же хорошо, как Кир, и дралась не хуже. Она коротко стриглась – серебристо-русый ежик на затылке, косая челка – и никогда не носила юбок. Треть личного состава смотрела на нее голодными глазами, но после пары сломанных носов остальные предусмотрительно держались на расстоянии.

Ильнар и сам не знал, что она в нем нашла. Она была умна, красива и самодостаточна. Она была старше него на пять лет. Но она была с ним – и была совершенно искренней, когда говорила, что ей не нужны ни деньги его семьи, ни статус, ни связи. Он бы почувствовал ложь, интуита сложно обмануть, но ей действительно был нужен он сам.

Правда, она никогда не говорила, зачем и – надолго ли.

* * *

Сегодня работа была несложной – за чертой города редко открывались крупные прорывы, и для сферотехников дел было немного. А вот стрелкам пришлось повозиться – с Той стороны налетел рой мелких, с кулак, кусачих «гребешков», способных прогрызть даже ткань боевой формы. Хорошо еще, что от матки, толстой и неповоротливой, «гребешки» далеко не отлетали, иначе гоняться за ними по придорожному леску пришлось бы до ночи.

Сложив инструменты в сумку, Ильнар кивнул напарнику и двинулся к Ните. Та, прикончив очередного «гребешка», обернулась, поймала его взгляд и вдруг рявкнула:

– На землю!

Рефлексы сработали четко. Ильнар сперва упал, пропуская над собой заряд нейтрализатора, потом услышал смех напарника и только тогда обернулся посмотреть, от чего, собственно, спасался.

На стволе дерева, мимо которого он проходил, вяло шевелились остатки «синего цветка». Нита выстрелила второй раз, нейтрализатор с въедливым шипением потек по коре, растворяя оставшиеся три лепестка и пару длинных тоненьких жгутиков, заряженных слабеньким ядом. На коже яд оставлял красные шелушащиеся пятна, которые неделю зверски чесались, но, на взгляд Ильнара, «цветки» были немногим опаснее крапивы и уж точно не представляли угрозы для оперативника в боевой форме.

– Ну и что это было? – недовольно уточнил он, поднимаясь на ноги. Нита коротко улыбнулась:

– Я же говорила, что не люблю цветы.

– Ты еще одуванчики начни отстреливать, – хмыкнул Фин, кивая на желтые заросли у обочины. Потом поймал недобрый взгляд напарника и развивать мысль о цветочном геноциде не стал.

Сканер показал, что в радиусе полукилометра «гребешков» не осталось. Если какой-то и улетел дальше, то без магического поля, излучаемого маткой, все равно сдохнет через пару часов, так что торчать тут дальше не было смысла. Ильнар стащил шлем-капюшон и с наслаждением глубоко вдохнул прохладный влажный воздух, пахнущий лесом, зеленью и отцветающей черемухой. Нита закинула за спину ружье и тоже сняла шлем и перчатки, зажмурилась, подставляя лицо солнцу, вздохнула и неожиданно закашлялась. Ильнар обеспокоенно нахмурился, но в ответ на его взгляд Нита лишь пожала плечами:

– Просто кашель. Не надо так на меня смотреть, словно готовишься схватить в охапку и отволочь к твоему приятелю-доктору.

Ильнар хотел бы схватить ее в охапку совсем с другой целью, о чем и сообщил на ушко, пользуясь тем, что напарник завел сферокар и низкое гудение двигателя успешно скрыло его шепот от посторонних. Нита закатила глаза и, не отвечая, ушла к машине. Мешковатый боевой комбинезон, стянутый в талии широким ремнем, ничуть не портил ее фигуры, хотя, конечно, без комбинезона любоваться было куда приятнее. Перед тем, как нырнуть в салон, она обернулась, лукаво подмигнула, и Ильнару подумалось, что оставшийся до конца смены час – это ужасно много.

– Ты похож на влюбленного щенка, – незаметно подкравшийся Фин пихнул напарника локтем. – Того и гляди, хвостиком завиляешь.

– Завидуй уже молча, – хмыкнул интуит.

– Я-то нет, а вот кэп, похоже, завидует, – Фин понизил голос и кивнул на командира группы, наблюдавшего, как Нита спорит с кем-то из парней о том, кто и чье место в салоне занял. Взгляд Кириана был холодным и мрачным. – Говорят, пока мы в группу не пришли, она с ним была.

Ильнар пожал плечами. Мало ли, кто и что говорит. А даже если и правда, то какое ему дело – и, тем более, какое дело Фину?

Словно почувствовав на себе взгляды, капитан обернулся к сферотехникам и отрывисто бросил:

– По местам.

* * *

Она действительно не любила цветы. А еще почти не носила украшений, была равнодушна к сладкому и категорически запретила дарить себе дорогие подарки. На вопрос, что же тогда дарить, она легкомысленно пожала плечами:

– Удиви меня.

Он принял вызов.

Завтрак на крыше самого высокого в городе небоскреба, кофе с карамелью и крошечные кокосовые печенья. Алое сияние рассвета сонно расползалось среди сизых туч на горизонте, ветер дул с реки, сырой и холодный, но есть теплый клетчатый плед, и в него можно и нужно завернуться вдвоем, грея замерзшие пальцы о горячие кружки…

Полет на воздушном шаре, огромном, ало-золотом. Правда, обниматься в крошечной корзине неудобно, пилот строго грозит пальцем, пряча улыбку в усы, – сколько таких пар он повидал? Оставалось любоваться, как закатное солнце золотит ее волосы, как она сосредоточенно надувает мыльные пузыри и взмахивает рукой, отпуская в полет очередной переливчато-радужный шар, а ветер подхватывает его и несет к облакам…

Выставка бабочек – одну, огромную, с черно-синими крыльями, Нита держала на ладони, восторженно округлив глаза, осторожно гладила по черной бархатистой спинке и шептала что-то ласковое. А потом обернулась – и он успел заметить, как мелькнуло в синих глазах отражение синих крыльев…

Последним подарком была стрекоза. Ильнар возился с нею почти месяц – серебряная проволока, энергетические бусинки, похожие на ограненные аметисты, силовые плетения настолько тонкие, что даже сквозь сенс-очки разглядеть сложно. Когда сидящая на ладони стрекоза вдруг завибрировала, взмахнула ажурными крылышками и взлетела, Нита смеялась и хлопала в ладоши, как маленькая девочка. Повинуясь движению руки с управляющим браслетом, стрекоза порхала по комнате, а Ильнар стоял за спиной любимой женщины, обнимая ее за талию и положив подбородок на плечо, и чувствовал себя самым счастливым идиотом на свете.

* * *

В свете фонарей стрекоза, приколотая к воротнику куртки, казалась розоватой, того же оттенка, что помада Ниты.

– Можно к тебе?

– Не сегодня, – она покачала головой и, продолжая обнимать Ильнара за шею, слегка отстранилась, чтобы глядеть ему в глаза. – Я устала. Правда.

Ее руки были холодными, а губы, наоборот, горячими. После работы они отправились гулять, и она снова кашляла, и отмахивалась от его беспокойства – то мороженое холодное, то кофе горячий, и вообще, она же курит, а курильщики всегда кашляют…

– Может, все-таки к врачу?

Она улыбнулась, покачала головой и, прижавшись к нему всем телом, мурлыкнула в самое ухо:

– Нар-р-р-ри… Ты ужасный зануда.

Ильнар терпеть не мог этот вариант своего имени, но Нита умела произносить это мягкое «р-р-р-р» так, что дыхание сбивалось. Она легонько прикусила его за мочку уха, отчего от шеи вниз по спине понеслись стада мурашек, и снова отстранилась:

– Иди домой, ладно?

– А что мне за это будет?

Он не хотел уходить. В ее интонации было что-то неправильное, еще не ложь, но желание что-то утаить, и это беспокоило и действовало на нервы, словно открытый рядом разрыв.

– Я тебя поцелую.

– Если ты меня поцелуешь, я точно останусь.

Она снова покачала головой и, не отпуская его рук, сделала шаг назад:

– Не сегодня.

Она больше не улыбалась, и это значило, что спорить бесполезно. Ильнар вздохнул, шагнул к ней и напоследок обнял, так крепко, как только мог.

– Я тебя люблю.

Она не ответила, лишь прижалась крепче. От ее волос пахло духами, терпкими и горьковатыми, и вишневым дымом, и он чувствовал, что способен простоять так всю ночь, дыша ее ароматом… Но она вдруг резко отстранилась, развернулась и, не оборачиваясь, ушла в подъезд.

Он простоял на улице почти час, но свет в ее окнах так и не загорелся.

* * *

На следующее утро она не вышла на работу.

Кириан, окинув группу небрежным взглядом, коротко сообщил:

– Сегодня в урезанном составе.

– А что с ней? – поинтересовался кто-то.

– Простудилась. – Командир покосился на нахмурившегося Ильнара и неожиданно усмехнулся: – Вон, дан младший лейтенант ее мороженым накормил вчера, а сегодня – горло и температура. – Стрелки зафыркали, Кир недовольно сощурился в их сторону и поднялся. – Так, я за отчетом. В зал через пятнадцать минут.

Интуит мрачно посмотрел ему вслед. Вот интересно, Киру она позвонила, а он, значит, обойдется?

Стоило капитану выйти, как он потянулся за коммуникатором, надеясь поговорить с Нитой. Напрасно.

Абонент не в сети.

Отлично. Просто великолепно. Ильнар откинулся на спинку стула. Раздражение боролось с беспокойством, и поди пойми, то ли это подсказка дара, то ли собственный дурной характер. Он качнулся на стуле и пнул ножку стола, вымещая досаду.

– Эй! – возмутился Фин, ловя в полете посыпавшиеся со стойки манипуляторы.

– Извини.

Напарник, судя по лицу, хотел ответить какой-нибудь гадостью, но поймал взгляд интуита и передумал.

– Если б было что-то серьезное, она бы тебе позвонила, – вполголоса произнес он, собирая раскатившиеся по столу инструменты. – Захотела отдохнуть, все отключила и завалилась спать. Вспомни, как сам в прошлом году с гриппом валялся.

Ильнар недовольно покосился на напарника, но промолчал. Фин был прав. Конечно, прав. Что именно его напрягает, сказать он не мог, и делиться размытым, аморфным, словно амеба, беспокойством не хотелось даже с лучшим другом. В конце концов, он оперативник, а не нервная барышня.

Но где-то внутри крепла уверенность – что-то не так.

* * *

Дозвониться Ните удалось только после работы. Камеру она не включила, пришлось довольствоваться голосом, хриплым и недовольным. Да, простудилась. Да, спала полдня. Нет, приходить не надо, у нее все есть, и будь уже хорошим мальчиком, дай бедной больной женщине отдохнуть…

– Почему ты мне не позвонила?

Она немного помолчала и удивленно уточнила:

– А должна была?

– А Киру – должна?

Нита раздраженно вздохнула:

– Кир – командир группы. Если ему придется искать мне замену, то стоит предупредить заранее. Или ты тоже собрался искать новую подружку?

Он зажмурился и прижался спиной и затылком к стене, стараясь успокоиться.

– Слушай, ну зачем ты так? Я просто за тебя беспокоюсь.

Прозвучало это жалко, и он разозлился уже на себя.

– Не беспокойся, – жестко отрубила она. И отключилась.

Желание сорвать коммуникатор с запястья и швырнуть его в стену оказалось ужасно соблазнительным, остановило лишь одно – если разбить браслет, сегодня он уже ни до кого дозвониться не сможет.

Перед сном он отправил Ните пожелание спокойной ночи.

Она не ответила.

На следующий день дозвониться не удалось вовсе, и это было… плохо. Ильнар все-таки приехал, и она точно была дома – знакомых людей он отлично чувствовал и сквозь стены. Он полчаса звонил и стучал в дверь, пока соседка не пригрозила вызвать полицию, а потом еще два часа сидел на ступеньках подъезда, сам не зная, на что надеется.

Она так и не вышла.

* * *

Спал он плохо. Всю ночь снились заросли синих цветков, которые беспокойно шевелились, словно вздыхали, плевались ядом и смыкали лепестки с резкими хлопками, пытаясь поймать легкую серебряную стрекозу. Облачка белесой пыли парили в воздухе, сладковато-горький запах вишневого дыма наполнял легкие. Он то и дело просыпался, пытался отдышаться, и запах чудился уже в комнате, а когда засыпал снова, в полусне вновь упорно мерещились змеевы цветы…

Проснувшись в очередной раз, Ильнар решил, что сходить с ума ему не нравится. Часы на коммуникаторе показывали пять утра, а календарь сообщил, что Эл сегодня дежурит в ночь. Значит, можно свалить проблему на специалиста.

Друг ответил сразу:

– У тебя же вроде выходной. Чего не спишь?

– Слушай… – Ильнар покусал губы, пытаясь сформулировать вопрос. – Можно как-то отличить вызванное даром предчувствие от обычной паранойи?

Эл скептически изогнул рыжеватую бровь:

– Вообще-то, на твоем уровне – никак.

Ильнар скривился и откинулся на подушку. Отлично. И как теперь определить, вызвано его беспокойство за Ниту даром или он просто влюбленный придурок, который и дня прожить не может без объекта своих чувств?

Хотя, конечно, одно другому не мешает.

Доктор профессионально сощурился. Ауру по видеосвязи он разглядеть не мог, но выражение лица, видимо, тоже говорило о многом. Он вздохнул и кинул взгляд куда-то за пределы экрана.

– У меня смена заканчивается через час. Успеешь?

– Легко.

– Жду.

* * *

Ответ на свой вопрос он узнал сразу, как только вошел в здание больницы.

Дежурная медсестра, похоже, была предупреждена и впустила его без лишних вопросов. Эла Ильнар заметил сразу – рыжие волосы, светло-зеленая форма. Доктор, обернувшись, кивнул ему и вернулся к разговору. До слуха сферотехника донесся обрывок фразы:

– …пока удалось ее стабилизировать, но нужно ждать результатов анализов. Как минимум на неделю.

Его собеседник что-то негромко ответил, шагнул в сторону двери…

А вот Кира без формы Ильнар узнал не сразу.

Капитан окинул сферотехника мрачным взглядом:

– Ты что тут делаешь?

– Это ко мне, – машинально отозвался Эл и тут же нахмурился: – Вы знакомы?

Ильнар медленно кивнул, не отрывая взгляда от Кира. Голос разума настойчиво твердил, что у капитана может быть множество разных причин, чтобы посетить городскую больницу в шесть утра, но…

Дар говорил иное.

– Что с ней?

О том, что врать интуиту бесполезно, Кир знал.

– Отек легких. Она в реанимации.

Озвереть от того, что Кир знал, а он – нет, Ильнар не успел. Командир, похоже, умел читать по его лицу не хуже Эла, он сдвинул брови и велел:

– Уймись. Она моя сестра.

– Сестра?!

Ильнар тряхнул головой, пытаясь уложить в ней информацию. Да быть того не может. У них же разные фамилии, и не похожи совсем…

Командир поморщился и пояснил:

– У нас разные отцы, мама замужем второй раз. Я старше на десять лет. Еще вопросы?

Новость оказалась неожиданной, и первым порывом было спросить: «Что, правда?» Но Кир не врал, да и Эл вряд ли стал бы общаться с ним, не будь он близким родственником Ниты.

Ильнар помедлил, сопоставил услышанную фразу с собственными предчувствиями и задал другой вопрос.

– Я так понимаю, дело все-таки не в мороженом?

Капитан вздохнул, покосился на доктора, потом кивнул в сторону выхода:

– Идем. Дан Элджиас, если что, – он приподнял руку с коммуникатором на запястье, доктор кивнул, и Кир быстро пошел к дверям, не проверяя, идет ли Ильнар за ним.

– Это твоя девушка, верно? – Эл кивнул на обложку карты, которую держал в руках, и Ильнар прочел знакомую фамилию. – Иди, я позвоню, как освобожусь.

– Эл…

– Я сделаю, что могу. Иди.

Выражение его лица Ильнару не понравилось.

* * *

Двадцать минут спустя он пил горячий, странно безвкусный кофе в крошечном круглосуточном кафе неподалеку от больницы и пытался уложить в голове то, что рассказывал Кир.

…В Диких землях магический фон повышен всегда. Синие цветы растут там как обычная трава, и внимания на них почти не обращают. Но именно из-за них в середине лета пограничным патрулям магобезопасности запрещено соваться вглубь долины дальше, чем на километр от границы, – цветы выпускают пыльцу, легкую, мелкую настолько, что фильтры шлемов улавливают не больше половины. Она висит над зарослями плотными облаками, и вызывает у вдохнувшего галлюцинации и лихорадку. Ненадолго, на пару часов, но мало ли куда можно забрести за пару часов в Диких землях…

– Период цветения – три-четыре дня, а там еще до первого дождя. – Кир задумчиво поболтал ложечкой в чашке, поднес к губам, но пить не стал, поставил обратно на стол. – В тот раз за границу пропустили ученых. Пыльца только-только осела, я отказался вести группу, нужно было подождать еще дня три. Но эти умники позвонили в столицу, столичное руководство надавило на наше… Пришлось идти.

Боевые комбинезоны, шлемы с усиленными фильтрами. Ученые ворчали и пугали проблемами с начальством, но Кир уперся – без защиты за границу не выйдет никто. Тридцать градусов жары, три часа в плотных комбинезонах, ученые, злые и взмокшие, матерятся и обещают написать жалобы на капитана-перестраховщика, а один, самый нервный, подбирает камень, швыряет в синие заросли на обочине, и какой-то запоздавший цветок отстреливается в ответ пахучим белым облачком…

Нита шла с краю.

У нее оказалась аллергия, едва успели донести до базы. Откачали, поставили на ноги, выписали на работу, и пару месяцев все было хорошо. Кир даже успел поверить, что все прошло и последствий не останется.

А потом случился первый приступ.

Снова повезло – они дежурили на базе, и капитан успел дотащить захлебывающуюся кашлем, задыхающуюся сестру до медблока. Ее откачали снова, и она смеялась и говорила: мол, ерунда, с кем не бывает, – и даже сердилась, когда брат в приказном порядке велел пройти полный медосмотр.

И оказалось – не прошло, и никогда теперь не пройдет. Приступы станут повторяться, и яд-то еще можно попытаться вывести, если регулярно пить таблетки и раз в три месяца проходить процедуры по очищению крови, но вот с проклятием в ауре уже не сделаешь ничего.

– Оказалось, что эта дрянь может вцепиться и на тонком уровне. От работы на границе ее отстранили, конечно. При повышенном фоне проклятие развивается быстрее, даже если пить таблетки. Пришлось перевестись сюда.

– И ты позволил ей работать? – Ильнар исподлобья взглянул на командира. Тот ответил неожиданно строгим взглядом, а потом вдруг спросил:

– Видел шрамы? На левом запястье?

– Она… – понимание, четкое и пугающее, возникло в голове мгновенно, но произнести это вслух он не смог.

– Именно.

Оба замолчали. Ильнар смотрел, как Кир крутит в пальцах чайную ложечку, голова отказывалась соображать напрочь.

– И часто случаются приступы? – спросил он наконец.

– Раз в месяц. Или в два.

Раз в месяц? И за полгода он ни разу не заметил?!

Капитан неожиданно усмехнулся и отложил ложку:

– Не пугайся. Последний был в конце осени. А потом… веришь в целительную силу любви? Нет? Ну и зря.

– В смысле?! – интуит перевел ошарашенный взгляд с ложки на командира, и тот хмыкнул:

– Она просто снова начала пить таблетки. Именно поэтому я до сих пор не свернул шею нахалу, который смеет спать с моей сестрой. – Он сощурился на смутившегося интуита и добил: – Даже если это она его соблазнила и затащила в постель.

– А ты все знаешь, да? – огрызнулся Ильнар, чувствуя, как предательски теплеют щеки. Кир серьезно кивнул:

– Больше, чем ты думаешь.

* * *

Прошла неделя.

Нита категорически запретила ему появляться в больнице: «Не хочу, чтобы ты меня видел такой». Он был бы рад увидеть ее совершенно любой, и ужасно хотелось наплевать на запрет, даже угроза Кира спустить с лестницы его бы не остановила. Но все испортил напарник.

– А если б тебе было плохо, ты бы хотел, чтоб тебя видели? – задумчиво поинтересовался он, не отрываясь от калибровки манипуляторов. Ильнар подумал и признал – нет, не хотел бы. Фин покосился на него, хмыкнул и хлопнул по плечу: – Вот и угомонись уже. Каждый человек имеет право время от времени посылать всех к Змею на рога.

– То есть, если я сейчас пошлю туда тебя, ты не обидишься? – уточнил интуит.

– Нет, – ухмыльнулся друг. – Я просто возьму тебя с собой – разве можно отправляться в такое увлекательное путешествие в одиночку?..

В больницу он все равно приходил. Молча сидел на диванчике под дверью палаты, честно не заходя внутрь. Время от времени появлялся Эл, или Кир, или оба сразу, смотрели на него со странно-одинаковыми выражениями, переглядывались и качали головами.

А он ждал.

* * *

Еще три дня.

Время, казалось, замедлилось, растянулось, долгие-долгие минуты растеклись ртутными шариками – блестящими, ядовитыми. Дни в ожидании новостей стали пустыми и холодными, как лес перед зимой, когда все листья уже облетели, а снега еще нет, и прозрачный, колкий от мороза воздух звенит от тягостного предчувствия.

Лето вступало в свои права, отцветали одуванчики, группа закрыла шесть прорывов, Фин поцарапал сферобайк о шлагбаум на служебной стоянке и говорить мог только о типах эмалей…

Вечером после смены Кир поймал Ильнара на крыльце Управления и коротко сообщил:

– Ниту выписывают.

Голова еще только осмысливала сказанное, а ноги уже рванулись вниз по ступенькам, но командир успел цапнуть интуита за рукав ветровки:

– Стоять.

Ильнар нетерпеливо взглянул на него. Какое может быть «стоять», когда… но под серьезным взглядом капитана спорить расхотелось быстро.

– Она решила, что хочет уехать. К родителям. В Аллитор.

Аллитор. Три тысячи километров от Баоны.

– Когда?

– Поезд через час… Еще раз стоять.

Рукав затрещал, Ильнар зло дернул плечом, и шов, не выдержав, разошелся. Интуит раздраженно выдохнул и стянул разорванную куртку.

– Что еще?

Кир укоризненно покачал головой и кивнул в сторону стоянки:

– Я на машине.

* * *

Он без стука распахнул дверь в палату, и Нита, сидевшая на низком подоконнике, подняла голову. На ней было совершенно неожиданное длинное платье – темно-серое, свободное, даже мешковатое, придававшее ее фигуре какую-то подростковую угловатость и хрупкость. Она держала на ладони серебряную стрекозу, и прорвавшиеся сквозь кроны деревьев за окном солнечные лучи дрожали на тонких крыльях, словно стрекоза и впрямь была живой.

– Я хотела отдать ее тебе, – беспечно произнесла Нита, словно продолжая неоконченный разговор. – А потом подумала – нет уж. С нею меня и похоронят.

Ильнар в три стремительных шага пересек комнату, но Нита поймала его за руку, не позволяя себя обнять.

– Сядь. Пожалуйста.

Он медленно опустился на стул, не отпуская ее ладони, не отводя взгляда от ее лица. Нита смотрела на него сверху вниз, и солнечные зайчики играли в ее волосах.

– Нарри… Солнышко ты мое бестолковое, – она погладила его по щеке, и он накрыл ее ладонь своей, осторожно прижал – ее пальцы казались невероятно тонкими и хрупкими. Она улыбнулась и, медленно покачав головой, повторила: – Бес-тол-ко-во-е.

– Почему?

– Почему солнышко? Твое имя происходит от староимперского «Илле-Нарро», это означает «зимнее солнце». Не знал?

Он помотал головой – не знал и никогда не интересовался, и какая разница вообще?

– Почему ты уезжаешь?

Нита пожала плечами и, повернув голову, прижалась виском к оконному стеклу, выглянула на улицу, словно не желая встречаться с ним взглядом.

– Я говорила с Элом. Он отлично умеет делать вид, что все под контролем, но я пообещала сломать ему что-нибудь, если не расскажет правду. Знаешь… – она помолчала, потом решительно выпрямилась и посмотрела ему в глаза. – Меня уже нельзя вылечить. Осталось два месяца. Может быть, три.

На фоне белой стены Нита казалась нарисованной карандашом, тонкая, полупрозрачная, нереальная… Ильнар невольно сжал ее руки крепче, словно она могла прямо сейчас исчезнуть, раствориться в солнечных лучах. Она тут же поморщилась и выдернула ладони из его рук, осторожно помассировала пальцы. И заговорила – медленно, ровно, глядя куда-то мимо него.

Кир сразу сказал, что ей лучше вернуться к родителям, какая уж работа с проклятием в ауре. Но ей тогда казалось: вернуться – значит сдаться. А сдаваться не хотелось. Врачи пообещали год, может, полтора, и она решила – раз так, буду приносить пользу. Работать, пока можется, дышать, пока дышится, – и героически погибнуть в каком-нибудь разрыве, спасая мирных граждан от потустороннего…

Пару раз ей это почти удалось. Но Кир был внимателен, а еще он очень не любил терять людей на выездах.

– Мы с ним несколько раз крупно поругались, я даже сняла отдельную квартиру. Начала курить, ему назло, дурацкий такой, подростковый протест против всего на свете… Бросила таблетки, мне казалось, они не помогают. После очередного приступа вообще сорвалась, попыталась решить дело быстрее, но… – Она умолкла на секунду, вздохнула и призналась: – Испугалась. В последний момент позвонила Киру. Он примчался, наорал, сказал, что еще одна глупость – вышвырнет меня из группы и лично отвезет к родителям. Я пообещала, что глупостей не будет.

Она кривовато улыбнулась и запрокинула голову, прижавшись затылком к стене. Губы ее вздрагивали, и когда Ильнар снова взял ее за руку, она не сопротивлялась. Всхлипнула, попыталась вытереть глаза и со смущенной улыбкой взглянула на него из-под мокрых ресниц.

– А потом я окончательно сошла с ума. И влюбилась. – Ее улыбка на мгновение стала озорной и мечтательной, но тут же снова потускнела. – И знаешь, что теперь хуже всего? Хуже всего знать, что я умру и мне будет все равно. А вот тебе будет больно из-за меня.

Будет, наверно. И сейчас уже больно и страшно видеть ее такой, видеть ее слезы и чувствовать себя беспомощным идиотом, который ничего, ни-че-го не может сделать. Разве что…

– Я поеду с тобой.

– Не поедешь.

– Поеду.

Он упрямо наклонил голову, готовясь спорить, но она нежно и грустно улыбнулась и снова покачала головой.

– Нарри… Ты останешься здесь. Будешь жить, работать, встретишь хорошую девушку, женишься наконец и будешь очень счастлив. А вот глупостей делать не будешь.

– Типа таких? – он коснулся губами шрамов на ее запястье. Она тихонько рассмеялась, взъерошила его волосы свободной рукой и, наклонившись, заглянула в глаза:

– Таких – в особенности. Обещаешь?

Он упрямо стиснул зубы.

– Нет.

Она выпрямилась и легкомысленно пожала плечами.

– Ну и ладно. Кир уже пообещал за тебя. И Эл тоже.

Ильнар шипяще выдохнул. Он терпеть не мог, когда решали за него. Он не хотел думать про ее смерть, не хотел верить – только быть рядом столько, сколько сможет. Каждый день. Каждую змееву минуту…

– Останься. Пусть будет два месяца, или три, неважно, я…

Нита приложила палец к его губам, и он умолк.

– Будет большим свинством взять и умереть за три тысячи километров от родителей, не находишь? Им придется тащиться сюда на похороны, или везти тело через полстраны, а попрощаться толком не выйдет… Нужно хоть иногда думать о семье.

– А я, значит, в твою семью не вхожу.

Это было обидно, и злило, и он попытался подняться, но Нита протянула руки и обхватила его лицо ладонями, заставив смотреть ей в глаза. Огромные синие глаза на бледном лице, и мокрые дорожки на щеках, и почему, ну почему все именно так?!

– Ты ближе, – тихо сказала она, таким тоном, что он поверил – и впервые за долгое время испугался. – Ты так близко, как только возможно. И поэтому я не хочу, чтобы ты видел, как я умираю. Ты запомнишь меня вот такой – молодой, здоровой и красивой. А чтобы тебе лучше помнилось…