355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мария Комиссарова » Лиза Чайкина » Текст книги (страница 2)
Лиза Чайкина
  • Текст добавлен: 29 августа 2017, 11:00

Текст книги "Лиза Чайкина"


Автор книги: Мария Комиссарова


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Тяжело им, пусть поплачут даже.

Где придётся: в поле у дороги,

На завалинке или в избе —

Лиза унимала их тревоги,

Всю, казалось, боль брала себе.

Лизу вызвал секретарь райкома.

«Как с людьми? Подумай. Срок настал.

Вот твой список. Что ж, народ знакомый,

В памяти я всех их перебрал.

Купорова Маня – очень кстати.

Хутор их в глуши стоит, в лесу.

Ну, а что ты думаешь о Кате?» —

«Катя – с нами, в список занесу!»

А бои всё ближе, ближе, ближе.

Вот уже начало октября.

Под дождём осенним мокнут крыши,

Поздняя в окне встаёт заря.

Беженцы проходят через Пено.

Где их дом? Далеко ль держат путь?

Маленьких несут попеременно —

Надо добираться как-нибудь.

Дождь их мочит и знобит им кости,—

Только ребятишек бы спасти.

Люд бездомный! Заходи к нам в гости,

Поночуй, погрейся, погости.

Отдохни, помойся в жаркой баньке,

Тёплой кашей деток накорми,

Отоспись с дороги на лежанке,

Ты, поди, намаялся с детьми.

Лиза привечает: «Сядь, покушай!» —

Маленького на руки берёт,

Баю-баю, сказочку послушай,

Баю-баю, песенку поёт.

Гули-гули, тапочки обули,

Экой, право, мальчик-голубок...

Вот ребятки сыты и уснули,

Положив под щёчку кулачок.

Спи, сынок! Забудь свою обиду.

Вырастешь повадкою в отца.

Богатырь, наверно, будешь с виду...

Беженцы идут. Им нет конца.

6

У нас был дом. Теперь не стало дома.

У нас был сад – фашисты сад сожгли.

Теперь ни школы в Пено, ни райкома...

А как мы нашу школу берегли!

Как широко бежала к ней дорога,

Приветливо распахивалась дверь,

Встречая добрым словом у порога:

«Добро пожаловать!» А что теперь?

О, сколько тяжких ран, какие муки,

Отчизна-мать, в те дни ты приняла!

Но ты в беде не опустила руки,

Ты к мужеству и к мести нас звала.

И встал народ в своём великом гневе.

Притихнув, ощетинились леса,

Дохнул смертельной стужей хмурый север,

С востока, с юга двинулась гроза.

И не осталось ни одной дороги,

Где б не кричало горе: «Смерть врагу!»

Ни тёплого ночлега без тревоги.

Трава, седея, никла на лугу.

И листья шелестели: «Смерть врагу!»

Взывал о мести камень придорожный,

Стонал от боли камень бел-горюч:

«Громи врага везде, где только можно,

С тобой народ – велик он и могуч!»

Народный мститель Чайкина... Как грозно

Три этих слова для врага звучат!

Ноябрь, пороша, мглисто и морозно,

И полыхают зарева в ночах.

Теперь ни школы в Пено, ни райкома,

Все сожжено, поругано кругом.

Как ненависть в душе твоей огромна!

И лес теперь тебе – родимый дом.

В лесу раскинут лагерь. Чуть мерцает

В углу землянки тусклый огонёк,

И Катя, наклонясь над ним, читает

Письмо из дому... «Как теперь далёк

Тот вечер, Лиза!.. Помнишь, как, бывало,

Над книгою мечтали мы вдвоём?» —

«Да что ты, Катя, вдруг затосковала?

Всё сбудется. Мы всё ещё вернём».

И ты дровец подбросила в печурку —

В землянке стало сразу веселей,—

Сняла платок и стёганую куртку,

Повесила на гвоздик у дверей.

«Вот кончится война, а это будет,

И мы тогда из тысячи орудий

Дадим салют, и песни, словно птицы,

На крыльях полетят под облака,

И мы счастливые увидим лица,

Знамёна славы каждого полка».

И все, кто был в землянке, все воочью

Увидели вдали сиянье дня.

«В разведку я иду сегодня ночью,

Ты, Катя, не тревожься за меня...»

Ненастье. Ночь. И ты идёшь в разведку.

Тревожно ловит ухо каждый звук.

Взлетела птица, ветер тронул ветку.

А вдруг недобрый след какой, а вдруг?

Прислушалась. Нащупала рукой

Наган в кармане. Пальцы крепко сжаты.

На поясе подвешены гранаты.

Раздался выстрел где-то далеко.

За ним второй и третий. Может статься,

Свои стреляют, выйдя на большак?

«Мне ночью надо к станции пробраться,

Пока не рассвело, покуда мрак».

Шумят верхушки сосен, тёмных елей...

Как изменилась ты за этот срок,

За эти многотрудные недели,

За эти версты пройденных дорог!

Но не усталость, нет, я вижу в этой,

Как у бойца, суровой складке губ,

В твоей морщинке первой, чуть заметной,

В решимости за всё воздать врагу.

Сильна ты силой Партии, народа.

Всей силою земли своей родной.

И снова ночь. И снова день похода.

На всех фронтах идёт смертельный бой.

Недолго ждать и праздника осталось.

Ты вспомнила, как в прошлые года

Кругом в кумач всё ярко одевалось

И загоралась красная звезда.

И ты друзей припоминаешь лица.

«Разведчики мои, где вы теперь?

С победой вам желаю возвратиться,

Со славой возвратиться, без потерь!»

Но без потерь нельзя. В войне жестокой

Грозит опасность каждому из нас...

Филиппов Ваня здесь неподалёку

Захвачен был, но донесенье спас.

Горюет мать в Селукском сельсовете:

«Сыночек мой, голубчик мой родной!

Штыками растерзали на рассвете...

Как вороны кружились над тобой!»

Неподалёку от райкома жил

Володя Павлов, рослый, сероглазый,

Он в тыл врага разведчиком ходил,

Его настигли. Он замучен был.

Правдивый, смелый... Ты на месте сразу

Остановилась – может, на минуту.

Дорога близко. Слышен стук колёс.

И сердце вдруг забилось почему-то,

И ветер до тебя слова донёс:

«Каратели, как волки, всюду рыщут...

У них взорвали наши семь машин...

Разведчиков убили... Чайку ищут...»

И снова только шёпоты вершин.

7

Дверь в землянку тихо отворилась.

Купорова Маня на пороге,

Развязав платок, остановилась:

Ей пришлось вернуться с полдороги.

Заблудилась, потеряв тропинку.

Будто виноватая, стоит,

Теребит в руках свою косынку

И, волнуясь, Лизе говорит:

«Привела меня в село дорога,

Вижу – бабы вышли за водой.

У колодца их собралось много,

Говорят о чём-то меж собой.

Слышу я, как нищенка одна

Про Москву им всякий вздор болтает,

Что Москва фашистам отдана,

И для виду слезы вытирает.

«Врёт она! Не верьте! – Как в дурмане,

С нищенки платок я сорвала: —

Это ты, Аришка?! Не обманешь!

Убирайся прочь, пока цела!..»

Бабы зашумели у колодца...» —

«Но ведь это, Маня, не конец,—

Сколько их, таких, ещё найдётся.

А тебе спасибо. Молодец!

Завтра я пойду по деревням».

Сумерки сгущались по углам.

Все притихли. Опускался вечер.

Близок час. И Лиза поднялась,

Ватник свой накинула на плечи,

Села, за наушники взялась.

Долгим ей казалось ожиданье.

В этот час в Москве... Но что ж молчит

Радио? И, затаив дыханье,

Слышит вдруг сквозь ветра завыванье —

Над страной, через фронты летит

Голоса далёкое звучанье:

Это голос Партии могучий

Говорит с народом в грозный час.

Это вдруг пробившийся сквозь тучи

Свет надежды озаряет нас.

8

Я хочу запомнить всё, как было, -

Весь твой трудный быт военных дней.

Вот и годовщина наступила,

Да не видно праздничных огней.

Не пылают флаги над толпою,

В полный голос песня не слышна.

Но и здесь заботливой рукою

К празднику землянка убрана.

Вытоплена печь, обед сготовлен

И для всех постирано бельё.

Ай да Чайка! Командир доволен,

Весь отряд благодарит её...

Был совсем не пышным пир в землянке,

Всё же в ней застолица была.

Кто-то взял гармонь и тронул планки —

И в землянке песня ожила.

Позабытая, своя, родная,

Что певали дома вечерком,

К сердцу подошла, напоминая

Каждому о чём-то о своём:

Боль разлуки или радость встречи,

Солнечный, ненастный ли денёк?

Плыл в окне черёмуховый вечер

И мигал знакомый огонёк.

Каждый звук о родине напомнил

И о том, что было далеко.

Чей-то вздох, тяжёлый и безмолвный,

Отозвался в песне глубоко.

Песня шла. На берег выходила,

Там, где Волга матушка-река;

Вот она винтовку зарядила,

Залегла у ближнего леска.

И такая огненная сила,

Запылав, по жилам потекла,

Будто это мать заголосила

На краю горящего села.

Будто бы голодных ребятишек

С белизной бескровной на щеках,

Маленьких Ванюшек, Танек, Гришек

Песня поднимала на руках.

Ласково к груди их прижимая,

Ватником укрыла потеплей,

Отдала паёк свой, повторяя:

«Это вам»,– и встала у дверей.

Положил боец свою гармошку,

Попросил: «Нельзя ли огонька?»

Закурил, помедлив, козью ножку,

Чтоб скорей развеялась тоска.

И курил, застенчивый да ладный,

Деловито, не спеша курил.

Взял винтовку с козел аккуратно

И, затвором щёлкнув, зарядил.

Командир сказал: «С таким народом

И невзгода, братцы, не страшна.

Ты женат?» – «Так точно. Больше года.

Маленького ждёт на днях жена».

Отвернулся. И румянец кроткий

Залил щёки: «Будем воевать...»

И затвор погладил у винтовки,

И пошёл – чего же зря стоять?

Шёл и думал: жить ему хотелось

И растить парнишку-сорванца,

А ещё, ещё ему хотелось,

Чтобы непременно был в отца.

9

«Отчизна! Великое слово!

Когда ты и кем рождено?

Ты в радостный час и в суровый

В сердцах у людей зажжено.

Отчизна! Враги уже рядом,

И, может, они под Москвой.

На Невском ложатся снаряды,

Пожары встают над Невой.

Отчизна! Всем сердцем горячим

Я к ранам твоим припаду!

Листовки под ватником спрячу,

В деревни родные пойду.

Поля наши залиты кровью,

Слезами и горем сирот,—

Я правду народу открою,

И духом воспрянет народ.

Злодеи деревни сжигают,

Живыми сжигают людей.

Но правда народу сияет,

И с нею народу светлей».

Вот с этою думой заветной

Идёшь ты. Не видно ни зги.

Идёшь ты сквозь мрак беспросветный,

И в каждой деревне враги.

Повсюду встречаешь невзгоду,—

Так вот что такое война!

Приходится трудно народу,

Помочь ты народу должна.

Берёза стоит молодая.

Обрублены сучья на ней.

Как будто старуха седая,

Горюет она среди пней.

И тополь, могучий когда-то,

Зачах и поник над водой,—

Задушен петлёю проклятой

На нём партизан молодой.

Вот здесь были детские ясли,

Нарядные клумбы цвели,

А нынче лишь галки на прясле,

И трубы торчат из земли,

Да чёрные вороны кружат,

Да зарева в небе дрожат,

Да мать безутешная тужит,

Что сын не вернётся назад.

И вновь безотрадней друг друга

Картины встают на пути.

Идёшь ты. В деревне подруга.

Должна ты к подруге зайти.

В условленный час – ты просила

В избе соберётся народ.

Какая чудесная сила

Тебя в эту полночь ведёт?

10

Ты устала. Отогрейся малость.

Ты, наверно, очень голодна.

Как в такую ночь не побоялась

В тыл врага отправиться одна?

«Я ведь шла к своим. Я в эти стены

К вам с приветом от родных пришла,

Я с собой подарок драгоценный —

Слово правды я вам принесла!»

Будто сами двери открывались:

«Гостья дорогая, заходи!

Мы тебя, как праздника, дождались,

Сядь, на наше горе погляди...»

Людям ты листовки раздавала,

Находя для каждого слова,

На борьбу с врагами призывала —

А наутро шла уже молва!

«Вестница была сегодня ночью...» —

«Чайка, что ли?» – «Может, и она...»

Но едва пропел последний кочет,

Снова в путь отправилась одна.

И летела весть быстрей зарницы,

Белой чайкой над землёй плыла:

«И у нас она была, сестрица...» —

«И у нас, у нас она была...»

Ветер! Ветер! Мглою непроглядной

Заслони ночные небеса,

От её дороги беспощадной

Отнеси злодеев голоса!

Встаньте, ели, тёмною стеною —

Ноченька осенняя долга,—

Заслоните бедный хутор мглою

От напасти лютой, от врага!

Лиза спит – трудна была дорога,—

А подруга стережёт покой.

Пусть поспит ещё хотя б немного.

Тихо всё. Лишь ветер за стеной.

Снится Лизе: в мирном поле чистом

Жаворонок вьётся и поёт,

Руна вдаль бежит струёй лучистой,

Речкой Руной солнышко плывёт.

Расцвела ромашка – белый цвет,

Лютики весёлые желтеют.

«Любит меня милый или нет?

Любит или нет – сказать не смеет».

11

Что это? Удар в калитку, топот,

Стук тяжёлых, кованых сапог...

Чьи-то голоса... И чей-то шёпот...

Враг перешагнул через порог.

Вот он – ненавистный и проклятый!

Чем же я могу тебе помочь?

Вот уж оцепили дом солдаты.

Купоровы плачут – мать и дочь,

Мальчуган четырёхлетний плачет...

Чайкину схватили за рукав:

«Что, попалась? Доболталась, значит? -

«Колосов!..» Предателя узнав,

Лиза плюнула в лицо злодею.

Ей скрутили руки, повели.

«Ироды!» – кричала, холодея,

Женщина. Солдаты дом зажгли.

Мальчуган в кусты забился. Ветер

Поднял пламя, заклубился дым.

Мать и дочь сгорели. На рассвете

Мальчуган был найден чуть живым.

Лизу гнали. Плетью подгоняли,

Длинною дорогою вели.

С нетерпеньем в штабе Чайку ждали,

Не часам – секундам счёт вели.

Добрый ветер гладит Лизе плечи,

Что-то ей знакомое поёт,

Скоро Пено. Пено недалече.

Изгородь. Дороги поворот.

Снова плеть свистит над головою,

Снова по ногам твоим удар...

И враги лютуют над тобою.

И чадит в Покатище пожар.

12

Ночь. Гестапо. Пьяная разведка.

На полу – окурки и плевки.

И стучит в окно берёзы ветка.

И снежинки падают, легки.

Заметает снег леса и долы.

Офицер всю ночь ведёт допрос:

«Партизанка ты? Из комсомола?

Ты над Волгою взорвала мост?»

«Я служу на почте!» «Понимаю,

Здесь, на почте? – И перо скрипит.—

Где отряд? В каком лесу?» —

«Не знаю...»

Лиза сжала губы и молчит.

Ей нагайкой обжигают плечи.

То ли дрожь по телу, то ли жар,

Но от боли заслониться нечем.

«Где отряд?» Ещё, ещё удар.

Будто все слова она забыла

И молчит. Ударам нет числа.

Били – ни слезы не проронила.

Мучили – на помощь не звала.

Камни только могут так молчать,

Как молчала Лиза. Не понять

Офицеру силы и упорства

Этой девушки, простой на вид,

Что так грозно перед ним молчит

В этот страшный час единоборства.

С полу поднялась в крови, босая.

Будет ли когда-нибудь рассвет?

На полу застыл кровавый след.

Карта ка стене. На ней родная

Через всю Россию пролегла

Волга-мать. А вот её начало.

Вот она исток её нашла

Там, где детство босиком бежало,

Где срывало раннею весной

Первым одуванчик на пригорке.

«Мама там была тогда со мной.

Как ей без меня, должно быть, горько.

В нашем доме пусто и темно,

Снег летит в разбитое окно,

И калитка хлопает в ночи,

И огонь давно погас в печи,

Пол затоптан грязным сапогом,

Круглый сирота теперь наш дом...

...Это ты в нём стекла перебил,

Ты хозяйство наше разорил,

Танками поля перепахал,

День и ночь их гром не утихал,

Пулями засеял – не зерном,

Не дождями полил, а свинцом

Добрые колхозные поля —

Кровью обливается земля.

Вот он, чёрный список чёрных дел.

Пыткой ты сломить меня хотел,

Добивался; «Партизаны где?»

Слушай мой ответ: они везде —

В каждом доме, в поле и в лесу

Службу партизанскую несут,

С думою о Родине живут.

С думою о ней в поход идут».

Офицер отпрянул: «Что ж, теперь

Партизаны нам за всё ответят!

Партизанка ты!» И настежь дверь.

И допрос окончен. Звезды светят.

За стеною часовой бессонный,

Да его шаги вперёд, назад,

Да глухие, как рыданье, стоны...

Да рубцы кровавые болят.

Может, в тот же час в лесу ночном

И под теми ж звёздами родными

В Подмосковье тропами глухими

Зоя шла и думала о том,

Что она помочь должна Отчизне,

Если надо, не жалея жизни;

Шёл Матросов огненным путём,

Кошевой друзей готовил к бою...

Чайка! Чайка! Громы над тобою,

Молнии смертельные пройдут.

Вот тебя выводят под конвоем,

По заглохшей улице ведут.

На пути старуха повстречалась,

В сторону метнулась, испугалась.

«Изверги! Должно быть, убивать.

Повели голубушку». Вздохнула.

Лиза мельком на неё взглянула

И припомнила в деревне мать.

Вспомнила, как с нею мать простилась,

Как спросила: «Скоро ли придёшь?»

И слезами залилась, и скрылась —

Торопилась жать в колхозе рожь.

Лиза на мгновенье замерла,

И глотнула ветер – и дорога,

Вся в снежинках, под ноги легла.

Поворот. Крыльцо. И у порога,

Там, где раньше был народный суд.

Ей навстречу пьяная Аришка.

«Партизанку главную ведут! —

Прохрипела.– Комсомолке – крышка!

Партизанке Чайкиной – капут!»

Ей ни слова не сказала Лиза,

Гневом налились её глаза,

Будто молча всем бросала вызов,

Всем, кто предал Родину.

Слеза

По щеке горячая скатилась.

«Нет, не надо!» Вытерла слезу.

Лизу в дверь втолкнули.

Дверь закрылась.

«Как-то партизаны там, в лесу?»

День осенний тускло миру светит.

За окном берёз плакучих строй.

Пусть навек запомнят стены эти

Имя партизанки молодой!

«Где-то Коля? Ни письма, ни встречи...

Тяжело на Балтике сейчас...»

Надвигается на землю вечер,

И закат за Волгою погас.

Всю-то ночь как есть ты простояла,

За руки привязана к стене.

Всю-то ночь звезда в окне сияла,

Голова горела, как в огне.

Этим бы рукам работать в поле,

Рожь бы колосистую вязать.

Этим бы губам о комсомоле

В хороводе песню запевать!

............................

Лёгкий холодок прошёл по коже,

Утренние светят небеса.

Что это? На сон, на явь похоже?

За стеной конвойных голоса.

Дверь открыли. Руки развязали.

Вот на берег Волги привели.

А над Волгой чайки всё кричали

И махали крыльями вдали.

Мост чернел, обрушенный над Волгой,-

Значит, эшелоны не пройдут...

«Почему так медлят? Что так долго?..

На родную землю упаду...

К партизанам, чайки, вы слетайте,

Отнесите партизанам весть,

От меня поклон им передайте.

Расскажите правду, всю как есть:

Умираю я за свой народ,

За победу Родины любимой!»

Выстрел – мимо.

Скова выстрел – мимо.

«Партизана пуля не берет!» —

Крикнула. И офицер в упор,

Подбегая, выстрелил. И взор.

Ясный взор твой устремился ввысь,

Руки, словно крылья, разнялись,

Падая, ты чайкою летела,

Прямо в небо синее глядела,

Вдаль, где чайки белые вились.

_____

И семнадцать дней ты здесь лежала,

И семнадцать дней земля дрожала.

Это партизаны бой вели,

Это наши в наступленье шли.

У врагов от страха сердце бьётся.

Думали – как веточка согнётся,

Думали – к ногам их упадёт,

Думали – от правды отречётся,

На уступки им во всём пойдёт.

Только не согнулась, распрямилась,

Только встала вдруг во весь свой рост,

Будто сразу заново родилась,

Будто сразу выросла до звёзд.

ЭПИЛОГ

Над Пено солнце сияет,

мирное наше солнце,

Как добрый взгляд материнский,

ясное на века.

Песня звучит над Пено,

поют её комсомольцы.

О Лизе Чайкиной песня

на крыльях летит, легка:

«Белая берёзонька у хаты

Наклонила ветви до земли...»

Я сердцем запоминаю

правдивые и простые

Слова безымянной песни,

протяжный мотив её.

Сверкает окнами школа,

цветут сады молодые.

Мне школьники называют

светлое имя твоё.

В клубе библиотека,

книги стоят на полках.

И между ними – «Чайка»,

повесть о жизни твоей.

Берёт эту книгу, листая,

читает её комсомолка.

Проходишь ты по страницам

и улыбаешься ей.

Есть улица Чайкиной в Пено,

длинная и прямая.

На ней, под свисты нагаек,

умолкли твои шаги.

Прошла я по ней с друзьями,

весь путь твой припоминая,

Здесь правду твою пытали,

терзали тебя враги.

Я сердцем к берёзе припала,

к высокой белой берёзе,

Что веткой в окно стучала

в ту ночь, когда шёл допрос,

Как будто помочь хотела

дрожащая на морозе.

На ветках её застыли

капли кровавых слез.

Я сердцем горячим припала

к земле твоей колыбельной,

К муке твоей последней,

к яркой мечте твоей,—

И стало в груди моей тесно.

В горести беспредельной

Я вышла на берег Волги

к холодной груде камней.

На месте, где ты упала,

раскинув, как крылья, руки,

Весёлые незабудки

цветут голубым ковром.

Приходят сюда пионеры,

приходят твои подруги.

Построен мост через Волгу,

по рельсам катится гром.

Спешат поезда на север,

на запад они уходят.

На юг, на восток по рельсам

стремглав летят поезда.

О, если б могла ты видеть,

какие посевы всходят,

Какие встали из праха

деревни и города!

О, если б могла ты видеть,

как, сон твой оберегая,

На площади подрастают

юные деревца!

Стоишь ты, одетая в бронзу,

горит звезда золотая

На сером камне высоком,

пылает, как сердце бойца.

И ты проходишь полями,

дорогами, деревнями,

Ты и сегодня с нами,

ты и сегодня здесь.

От дома к дому проходишь,

от сердца к сердцу проносишь

Вечной, неугасимой

правды великой весть.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю