Текст книги "Перфекционистка из Москвы"

Автор книги: Мария Хайнц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Вадим снимает ботинки и бросает их в угол. Краем глаза замечаю в его действиях какое-то остервенелое удовольствие, как у подростка, который, наконец, во время отпуска родителей дорвался до запретных компьютерных игр. Всё-таки он в глубине души не приемлет порядок. Особенно мыть обувь не любит.

Решаю не подавать голоса до полного выяснения ситуации. Вадим, немного помедлив, поднимает ботинки с пола, потом, ругаясь, швыряет их на газету, рядом с моими чистыми изящными сапожками. Не любит порядок, но старается его придерживаться. Значит, у нас еще не всё потеряно. Напевая под нос какой-то иностранный шлягер, он проходит в комнату и, не раздеваясь, падает на диван. Острый запах лука, смешанного с водкой, добирается до моего чуткого носика.

– Вадим, я возмущена твоим поведением! – не выдерживаю я. – Почему ты бросил ботинки?!

– А я думал, ты спросишь, почему я так поздно и не вспомнил про нашу годовщину?

– Про это я тоже хотела спросить. Всё по порядку. Как ты мог?! В такой день! Да ещё налил пиво на чистый пол!

– Мужику дали восемь лет. Ему двадцать пять светило. Шеф пригласил нас отметить это дело. Мы отметили…

– Конечно, наша годовщина с этим сроком ни в какое сравнение не идет, но мог бы и предупредить! – обиженно заявляю я.

– Мне всё равно, – говорит он серьезно, будто и не был пьяным. – Я ухожу от тебя.

– Как? Но почему?

– Я здесь задыхаюсь.

– Давай я открою форточку?

– Дело не в форточке! Как ты не понимаешь?! Я не могу жить с женщиной, которая спрашивает меня сначала про грязные ботинки, а потом о том, почему я забыл про годовщину. Мне всё время кажется, что ты любишь кухонную плиту и посуду больше меня. И ещё: я ненавижу мыть обувь в раковине.

– Ну, если дело только в раковине. Специальный тазик купим. Это ты отлично подметил! В раковине неудобно. Видишь, ты начинаешь вносить рационализаторские предложения! У нас много общего! Нужно только поискать! И я готова идти на компромиссы! Хочешь? Хочешь, я буду мыть твою обувь!

– Идея неплохая. Завтра я скажу, куда перееду. Обувь буду оставлять за дверью.

Глава 3

Пятница, еще 6 ночей до дня, который изменил мою жизнь

На велюровом, цвета синих чернил диване, лежит спящий Вадим и слегка похрапывает. Ночью он сказал, что уходит. Женщины обычно в такой ситуации рыдают, швыряются сковородками и тарелками. Конечно, у них нет новых сковородочек WMF и тарелочек Villeroy Boch. Нет, только не они. И кастрюльки я недавно поменяла, и кофейный сервиз. Был старый чугунный котелок от хозяина. Жаль, я его выбросила на прошлых выходных. Можно было бы для порядку надеть ему на голову.

С дороги слышится нарастающий с каждой минутой гул машин. Город продирает глаза перед последним рабочим днем недели. Сегодня не нужно нести вещи Вадима в ванную – он в них спит. А может быть, и не так плохо, что он уходит? Его неаккуратность сводит меня с ума.

Смотрю в зеркало и радуюсь, что новый пеньюар за ночь ничуть не помялся, и вечером его не придется гладить. Надо почаще спать раздельно. Говорят, это значительно улучшает сон, и, как оказалось, внешний вид. Захожу в ванную – всё на своих местах: щетки, паста, никаких следов на раковине. Красота! Сколько преимуществ у холостяцкой жизни, а ведь Вадим даже еще не выехал из квартиры! Включаю душ, чтобы вода нагрелась, снимаю ночную одежду, аккуратно складываю её в шкафчик, беру оттуда резинку для волос, забираю волосы в пучок, надеваю прозрачную полиэтиленовую шапочку, выдавливаю на зубную щетку горошинку пасты, затем проверяю, дошла ли до тринадцатого этажа горячая вода. Убедившись, что день начинается положительно, встаю под бодрую струю, закрываю глаза и поворачиваюсь к солнцу. Конечно, никакого солнца в ванной нет, но c закрытыми глазами его нетрудно себе представить, тем более под горячей струёй воды. Если бы это блаженство могло длиться вечно! Но нет! Нужно тянуться за щеткой, чистить зубы, намыливать тело, что самое ужасное, выключать этот горячий поток удовольствия, вытираться, одеваться, идти на кухню, готовить завтрак, накладывать макияж, бежать на работу. Как у атлета перед стартом, мышцы на моём теле напрягаются, а живот прожигает беспокойство. Только у спортсмена сразу после старта волнение утихает, а моё беспокойство никуда не исчезает. Оно сопровождает меня с тех пор, как я себя помню. Туманное, вечно ноющее чувство: это не доделала, это можно сделать лучше. Вот и сейчас я не перестаю думать о том, что с Вадимом можно было вчера поговорить по-другому: дать ему отпор! Стукнуть кулаком по дивану. Сходить на помойку за котелком. Выгнать его сразу из квартиры. Выкинуть его ботинки из окна…

Иду на кухню. Он сказал, что я провожу здесь слишком много времени? Что за бред? Я бы поняла, если бы он обвинил меня в чрезмерной любви к работе – там я провожу целых восемь часов плюс час на обед и два на дорогу, а здесь максимум четыре в будни и шесть на выходных! Это со всей уборкой и приготовлением пищи! Но для Вадима работа – это святое дело, он сам проводит там большую часть жизни. Упрекнуть меня в этом означает упрекнуть самого себя. Поэтому он нашел другое слабое место для вероломного нападения – мою ни в чем не повинную крохотную уютную кухоньку. Я окидываю любящим взглядом белые тарелочки, наглаженные полотенчики, натертые до блеска рюмочки за бирюзовым стеклом. Вдруг придётся со всем этим расстаться?

Вдруг Вадим поставит мне ультиматум: или он, или кухня? У него логика простая: выкинь груду посуды, оставь только две жестяные тарелки, тогда и натирать нужды каждый вечер не будет. Я представила, как сижу и складываю всё добро по коробкам, поливаю его слезами, как царевна, которую собираются насильно выдать замуж, и несу на близлежащую помойку. Ночь не сплю, а утром Вадим меня запирает дома, чтобы я не выскочила отнимать тарелки у кружащих над контейнерами малоимущими соседями. Нет уж, дудки! Если он хочет, пусть уходит. Мы с посудой остаёмся.

Открываю холодильник и смотрю на горку котлет. Завтра на обед с родителями подогрею. Живот мой будто шпагой прокололи. Родители! Мама, наверное, уже платье к нашей свадьбе купила. А мы расходимся? Нельзя, чтобы они об этом узнали. Только не завтра… У них же слабое сердце. Они не жаловались еще, не хотят меня расстраивать. Но в их возрасте нужно с такими новостями быть осторожнее.

Мне нужно быть осторожнее. Сколько лет прошло, пока я его встретила? 22! Какова вероятность, что я не встречу следующего через 22 года? 50 процентов! Со статистикой не поспоришь! Может быть это в мире считается нормальным в 44 выходить замуж и рожать детей, но в Москве в этом возрасте дети уже выдают замуж своих детей и воспитывают внуков. У нас все достойные и перспективные мужчины разбираются, как горячие пирожки из печки – очень быстро. Даже с начинкой особенно не интересуются. Давай сюда, пока свеженький и горяченький, а там разберемся! Вот и разобрались…

Встаю со стула, мою чашку, вытираю крошки со стола, пытаюсь успокоиться. Может быть, он всё-таки несерьезно говорил? О таком не шутят. И уж тем более не Вадим. Почему так неожиданно, так внезапно? Еще позавчера вечером всё, казалось, было в порядке. Может быть, он с кем-то познакомился?

Прихватив на обед две котлеты по-гречески, бегу на работу. Остальные оставляю на вечер, который, как надеюсь, всё разрешит. Всё-таки он был пьян. Может быть, всё еще уладится?

Забегаю в кабинет, стягиваю с шеи шарф и включаю компьютер.

– Проскочила в последний момент, – сообщаю я Ивану. Тот выглядит сегодня необычно хорошо: чубчик подстриг, костюмчик сменил, галстук подобрал. Может быть, меня собрался «клеить»? Как вовремя! Внутри всё заулыбалось. Возможно, скандал на традиционном обеде с родителями завтра можно будет предотвратить ловкой мужской рокировочкой. Какая им разница!

– Значит, твоя зарплата и рабочее место в целости и сохранности. Можешь не беспокоиться, – Иван улыбается, выставляя напоказ блестящие белые зубы. Раньше я этого яркого достоинства у него не замечала. Конечно, ведь раньше мои мысли были заняты Вадимом. Не зря говорят мудрецы, что в чаше нужно освободить место, и она не замедлит наполниться.

– Босс на месте? – спрашиваю я, улыбаясь в ответ.

– По инсайдерской информации, шефа не будет до обеда, – шепчет Иван.

Я еще раз внимательно смотрю на него: нос у него, конечно, большеват, но губки миленькие, бантиком, и глаза по-собачьи верные.

– У меня с лицом что-то не так? – испуганно отзывается он, заметив мой пристальный взгляд.

– Да нет, всё нормально, – я с силой отвожу от него глаза и смотрю в монитор.

Почему я раньше на него внимания не обращала? Парень очень даже видный. Работаем вместе, что в наше время чрезвычайно практично. Вместе на работу, вместе с работы домой… Никаких ожиданий, подозрений и нервотрепок. Можно на одной машине ездить. Знаем, кто, чем занимается, насколько за день устали. Да и в целом, если нашли похожую работу, значит у нас одинаковые интересы, а для долгой совместной жизни это очень важно.

– Я тебе пару приколов скинул, – Иван подмигивает. – Наслаждайся, пока есть возможность.

Он меня точно «клеит»!

– Спасибо! Мне как раз что-нибудь нужно для поднятия настроения.

– Слышал, что скоро офисных спамеров будут отлавливать. Они наш канал, мол, загружают, – Иван многозначительно качает головой.

– Как же так? Значит фотки нельзя больше посылать? – я изображаю на лице крайнее удивление. Иван смотрит в это время в монитор, а я – на него. Нос у него никакой не буратиновый, а самый настоящий гоголевский или сократовский! Римский, однозначно! Для жизни человека нужно по характеру выбирать, а не по носу. А по характеру он отзывчивый, предупредительный и заботливый. А нос всегда можно исправить.

– Пока лучше этого не делать, – добавляет он. – Могут опять от премии отщипнуть кусочек. И без всякого предупреждения!

Неужели он уже о нашем общем бюджете беспокоится? Бережливость – отличное качество для семьянина!

– Не будем нарушать, и наш кошелек останется в неприкосновенности, – констатирую я, делая особый акцент на слове «наш».

– Не будем, – соглашается он и снова улыбается.

– Ты уже решил, куда пойдешь на обед? – ласково спрашиваю я, наклоняясь к нему.

Менеджер напротив неодобрительно косится на нас.

– Нет, ближе к двенадцати определюсь.

– Хорошо. Я пока тоже не решила. К двенадцати мы решим, – отвечаю я, делая особый акцент на слове «мы».

Я украдкой поглядываю на Ваню. Прекрасное русское имя у него! Он усиленно работает. Молодец! Знает, что утреннее время – самое эффективное для работы. Наверное, тоже хочет пораньше освободиться вечером, чтобы…

– Александра, а ты сегодня ничего необычного в моем внешнем виде не заметила? – Иван поворачивается ко мне, я к нему, наши взгляды пересекаются, как в лучших голливудских фильмах!

– Заметила, конечно, – я обворожительно улыбаюсь.

– Что?

– Галстук у тебя новый.

– Точно. И прическа.

– Да, тоже заметила, с порога.

– Тебе нравится?

– Очень, – я не верю собственному счастью.

– Слава Богу! А то я уже подумал, что плохо получилось.

– Ну что ты! – спешу утешить его я. – Мне очень нравится!

– Знаешь, я давно хотел тебе сказать…

Менеджер напротив шипит на нас, но мы не обращаем внимания. У людей судьба решается, потерпит.

– Ты знаешь, я даже догадываюсь, о чем! – внутри меня всё трепещет. Наконец-то и мне повезло в жизни! – Может быть, ты лучше скажешь мне об этом сегодня вечером, в спокойной обстановке, где не так много народу?

Я киваю на менеджера напротив нас.

– Ты права.

Иван отворачивается к монитору, а я жду его секретного мейла.

– Нет, не могу терпеть! – Иван снова поворачивается и шепчет. – Я решил жениться!

Я чуть не задыхаюсь от неожиданности.

– Это, конечно, очень романтично, но не сильно ли ты гонишь лошадей?

– Мне мама моя тоже об этом говорит. После года знакомства сразу жениться! Но я сказал, что уверен в своём выборе.

– Уверен, говоришь? – в смятении бормочу я. – Как-то всё быстро. Совершенно неожиданно. Я не готова так быстро. Может быть, всё-таки немного подождать? Мне кажется, нужно поближе познакомиться. С родителями, родственниками, ну и самим тоже… Мы ведь только на работе общались.

По мере приближения к концу предложения замечаю, как Иван меняется в лице. Гоголевский нос его вытягивается до почти буратинового. Он краснеет до кончиков ушей и едва слышно выжимает из себя:

– Александра, мне кажется, ты меня неправильно поняла. Я женюсь не на тебе. Извини, я думал, ты занята… А то бы я обязательно… Не сомневайся…

Теперь я краснею. Мне кажется, я горю! Всё лучше, чем выпутываться из этого позора!

– Извини! – я закрываю глаза руками. – Какая я дура!

– Ничего страшного, – сочувствующе произносит Иван. – Это с каждым… С каждой бывает. Я недостаточно определенно выразился. Нужно было четче сказать: женюсь на такой-то… Имя. Фамилия. Отчество. Такого-то числа. Извини.

– Я просто вчера с моим другом рассталась, – хнычу я. – А завтра еще родители на смотрины придут. Они каждую неделю приходят – сглазили вот. Не хочешь мне случаем компанию составить в этот день? Поддержать морально?

– Конечно, мы могли бы с подругой прийти.

– С подругой? У меня дома кофейный сервиз только на четверых… Не получится, к сожалению…

– Мне очень жаль, – Иван подъезжает ко мне и кладёт руку на плечо. И я тут еще со своей свадьбой! Не расстраивайся.

– Я не расстраиваюсь. Буду работать…

«Я в порядке. Я в порядке. Я в абсолютном порядке!» – повторяю как мантру. Да, вот так, одним словом можно испортить человеку замечательное утро, выходные и разом лишить человека всякой надежды на счастье. Счастье… Абстрактная, недостижимая для меня категория. Мы с ней, как с далекой, холодной звездой, уже давно на недосягаемом расстоянии, а сегодня, похоже, она сменила орбиту и вовсе исчезла с горизонта, скрывшись в неизвестном направлении.

Иван мне всё равно не подошел бы. Слишком непунктуальный, речь у него нескладная. Надо же было меня так запутать! И женится в самый неподходящий для этого момент. Вадим в этом отношении гораздо приятнее – он всегда знает, о чем говорит. Кроме того, он надежный и очень-очень перспективный.

Набираю в поисковой строке «меня бросил парень, что делать». Семь миллионов страниц? Это только в российском рунете! Да это похоже на национальную проблему, а никому дела нет. «Выбери искренние слова, отправь ему признание на мобильный» – гласит первый совет. «С Вадимом такое не пройдет», – думаю я. «Сравнивайте его с мужчиной, у которого он не имеет шансов выиграть» – советует девушка-профессионал, которую, как она сама сообщала, бросил уже девятый молодой человек. Перебираю в голове знакомых, у которых Вадим не имеет шансов выиграть. Таких не находится. Лучше уж признание на мобильный… Или еще лучше – позвонить. Быстро набираю его номер.

– С добрым утром! – неожиданно отвечает Вадим. Голос его немного хрипит. Неужели он плакал?

– Привет! – как можно радостнее произношу я.

– Что-то случилось? Ты редко мне звонишь на работу.

– Да, не хотела мешать…

– Да что ты! Наоборот, приятно услышать голос любимой девушки.

Точно передумал! Никогда еще не называл меня любимой девушкой!

– Хотела спросить… Я хотела спросить про вчера… Это ты серьезно говорил?

– Про ботинки?

В трубке повисает молчание. Зачем я спросила? Сейчас он всё вспомнит! Нужно было разговаривать, будто ничего и не случилось! Кто меня тянул за язык! Из трубки доносятся звуки «Лебединого озера». Отключаюсь. Видимо, позвонил кто-то более важный.

Через десять минут вижу номер Вадима на телефоне.

– Извини, – говорит он сухо. – Шеф позвонил. Интересовался моим здоровьем после вчерашнего.

– И как твое здоровье после вчерашнего?

– Голова, будто меня котелком чугунным огрели. Это не ты случайно?

– Да как ты можешь? Я его еще на прошлых выходных выкинула!

– Значит всё-таки думала о нем… Радует. Значит, у тебя ко мне хоть какие-то чувства были.

– Конечно, были! Очень много чувств было! Особенно вчера вечером.

– Но почему ты никогда не говорила о чувствах?

– Не говорила?

– Не говорила. Три раза сказала: «Мне нравится, как ты делаешь мохито» и четыре «Сегодня у тебя классно получилось! Давай повторим!» Это тоже, кстати, к мохито относилось. Вот и все твои признания!

– Неужели? Никогда не замечала за собой такого.

– Я больше не могу не замечать. Сегодня приеду за вещами.

– Может быть завтра после обеда?

– Завтра же твои родители приедут на обед.

– После обеда и уйдешь.

– Нет, я в такие игры не играю.

– Ну пожалуйста! Только завтра. У них слабое сердце!

– Не слышал, чтобы они жаловались. А в следующую субботу мне опять приезжать к тебе?

– Нет, можешь просто пару вещей оставить.

– А дальше?

– Потом я смогу их подготовить к этой новости. Ты знаешь, какие они у меня чувствительные. Наверное, уже наряды к свадьбе купили. А мы расходимся. Они не переживут!

– Нет, извини. У меня на завтра другие планы.

Может быть, и у меня на завтра возникнут другие планы? В командировку отправят на выходные? Вот, корреспонденцию принесли почему-то к окончанию рабочего дня. Беру два письма и выхожу из душного офиса. Бреду по берегу Москвы-реки и смотрю на спешащих домой людей. Они наверняка счастливы! Хотя бы потому, что им есть, куда спешить: дома их ждут, впереди два выходных дня с теми, кто их любит, и кого они любят. Ах, «ля мур» – прекрасное чувство! Почему же мне оно не подвластно?

Сажусь на скамеечку и открываю конверт. Наверное, уведомление о реорганизации фирмы или прочая ерунда. Такое уже случалось много раз, и к таким письмам я уже привыкла. Действительно – уведомление об увольнении. Обоснование, правда, другое – сокращение штатов. Ничего страшного. Очередная реорганизация. Новую схему придумали. Разворачиваю второй конверт. «Уважаемая Александра Анатольевна! Зайдите, пожалуйста, в отдел кадров, чтобы урегулировать вопросы Вашего увольнения». Значит оно не формальное?

Глава 4

Суббота. Осталось совсем чуть-чуть до дня, который изменил мою жизнь

Раздается звонок домофона. Через минуту родители будут здесь. Я окидываю взглядом комнату. Старый паркет просох и благодаря дорогому средству для мытья полов, выглядит по-новому желтым, как осенние листья на березе у входа в наш подъезд. Только без коричневых точек. Природа схалтурила, а я себе такого в ожидании мамы позволить не могу.

Два дивана, прижатых к противоположным стенам комнаты, только что лишились вместе с пылью доброй части и без того негустого ворса. Похоже, объяснений с хозяином квартиры не избежать. Наверняка при следующем посещении спросит, как это я – девушка стройная и вполне приличная – умудрилась за год истереть два дивана так, как его покойной маме за двадцать лет не удалось. И стулья тоже. Конечно! Чем я их только не терла! Даже пемоксолью. Насчет нее я, правда, немного погорячилась. Ороговевший от старости гобелен благодаря моим нечеловеческим усилиям посветлел, но стал каким-то рыхлым и вялым. Ах, что и говорить! Здесь всю обстановку уже давно пора менять. Я бы это давно сделала, но куда потом всё это добро?

Полуденное осеннее солнце выглядывает время от времени, оглушая комнату ярким светом. На серванте в это время предательски поблескивают пылинки. Я хмурюсь и снова собираю их кончиками пальцев, как курица зерно. На стеклянных полках остаются едва заметные отпечатки. Едва заметные для невооруженного взгляда, но у моей мамы в глаза встроены лупы, если не целый микроскоп! Солнце, будто вняв моим мольбам, тут же скрывается за тучу, а я мчусь в ванную, чтобы положить вторую зубную щетку в стаканчик, которую предусмотрительно купила в пятницу вечером. Вадим свою, подлец, забрал. Нервно взъерошивая щетину, чтобы придать ей использованный вид, поворачиваю ключ в замке.

Еще раз бегу в комнату, прижимаю дверки шкафа, в правой половине которого сиротливо висит моя одежда. Можно было бы еще припереть для верности стулом скрытую там ужасную тайну, но маме такая несуразица в обстановке быстрее бросится в глаза. Оставляю мебель в покое и бегу к двери.

– Здравствуй, дорогая! – мама обнимает меня, вручает традиционный увесистый мешочек – урожай с дачи и добавляет традиционное: «Своё всегда вкуснее!»

Стрела совести неприятно колет: торт у меня сегодня не самодельный, купила в супермаркете – очень похожий на тот, что я обычно делаю. Авось не заметят подмены.

– Что-то случилось? – слышу встревоженный мамин голос. – Где Вадим?

Я отворачиваюсь от нее и несу пакет с морковкой и картошкой на кухню.

– Он с работы еще не пришел. У них завершение проекта. Он очень поздно возвращается, – слышу я свой голос. Он звучит странно, как в шпионском фильме: записан на пленку и обработан на компьютере, чтобы никто не понял, что это я говорю. И то, что я говорю, не лезет ни в какие рамки. Какие проекты у адвокатов? У них дела: гражданские, уголовные, семейные. – У него в понедельник суд. Он готовится. Очень важное дело. Уголовное.

Конечно, уголовное! Он другими и не занимается! И родителям он об этом рассказывал! Сейчас они обо всем догадаются, примчатся на кухню. Голос хрипит с непривычки. И мина плохая, и игра никакая. Сейчас придут. Начнут пытать… Тарелки в ярости бить. Господи, они же мои родители! О чем я? Замираю в ожидании, но никто на кухню не спешит. А жаль… Придется врать дальше.

– Ай-ай-ай! Даже на выходных работает? – причитает мать, выглядывая из ванной. – Какая может быть у молодых людей личная жизнь, если всё время работать? Нужно же время друг с другом проводить: гулять, ходить в кино, на речку, на дискотеки. Вы куда-нибудь вместе ходите?

– Ходим… На кухню…

Мама моей иронии не понимает, а папу она всегда настораживает. Он сразу идет ко мне.

– Как на работе? – спрашивает он тихонько.

– Всё нормально, – шепчу я, изо всех сил стараясь не расплакаться.

– Я сейчас! – кричит мама из ванной, заглушая мой ответ. Иначе бы папа обязательно заметил. Мама ставит обувь рядом с моей. – Вадима приучила обувь мыть?

– Приучила-приучила, – протягиваю я и несу горячее.

Мама в это время смотрит книги – каждый раз одни и те же.

– Молодец, дочка! Успеваете еще и классику читать! Очень советую обратиться к литературе школьной программы 10–11 классов. Теперь ты её глазами взрослой женщины увидишь – всё прочувствуешь и осознаешь по-новому. Я недавно «Анну Каренину» прочитала, столько нового для себя открыла! Раньше, пока я про нее понаслышке знала, я ей сочувствовала, а теперь нисколько! Сейчас я досконально во всем разобралась! Нехорошая она женщина была – мужа обманывала! А вы жениться с Вадимом не надумали? Всё-таки уже год вместе живете. Срок достаточный, чтобы узнать друг друга.

– Не донимай дочь, – приходит на помощь отец.

– А что такого? Совершенно нормальный вопрос. Правда, дочка? У нас ведь нет секретов друг от друга?

– О свадьбе ты узнаешь первая, – отвечаю я, еще раз убеждаясь в правильности решения ничего не говорить родителям.

Ложь во спасение, однако, дается мне нелегко. Мне становится жарко, и я бегу открывать форточку.

– Что у нас на обед, дочка? – спрашивает отец.

– Котлеты по-гречески, – я вхожу в комнату с большим дымящимся железным подносом.

– Как вкусно пахнет! – он громко вдыхает.

– Очень интересно. Мы, по-моему, такого никогда не ели, – отзывается мама. – Фарш еще успела накрутить!

– Да… – неуверенно киваю я – фарш я купила в супермаркете.

– Молодец. Сейчас в фарш, говорят, мышей и крыс подсовывают. Особенно в тот, что в супермаркетах продается. Там оптовыми партиями продается – съедят, не заметят. По вкусу, говорят, их не отличишь!

– Приятного аппетита! – говорю я и отодвигаю котлеты на край тарелки.

– Доченька, давай выпьем за вас с Вадимом! – предлагает мама первый тост. – Ты уж извини меня, если я иногда не сдерживаюсь, задаю прямые вопросы. Просто я волнуюсь. Мне так хочется, чтобы у тебя жизнь сложилась, и ты вышла замуж за достойного человека. Мы тебя растили, холили, лелеяли: с четырех лет на танцы, с шести – на фигурное катание, потом в школу. Английским ты с репетитором занималась. Перед поступлением в институт за курсы подготовительные платили. И теперь не хочется всё это добро кому попало отдавать. И ты знаешь, как сложно с достойными молодыми людьми в Москве. Одного потеряешь, за ним сразу очередь! На что и говорить: еще не потеряешь – уже очередь. А Вадим у тебя достойный молодой человек.

– За тебя, дочка! За твое будущее! – прерывает мамин монолог папа.

Мы чокаемся и принимаемся за еду. Мама сообщает о последних новостях с дачных полей, папа хвалит котлеты, я прилежно поддакиваю, киваю и всеми силами отгоняю неприятные мысли. Догадается мама или нет, что фарш из магазина?

– Очень вкусные получились котлеты, – говорит папа, освобождая тарелку для добавки.

– Я бы на твоем месте не налегала так сильно. Неизвестно, чем эту говядину кормили…

– Мама, почему я оставила фигурное катание? – слышу я свой голос. Он будто и не мой совсем. Будто издалека.

– Сыр здесь очень жирный, хотя нежирного сыра не бывает, – продолжает мама. – Это факт! Надо попробовать их без сыра делать.

– Почему я оставила фигурное катание? – повторяю я громче.

– У меня такое ощущение, отец, что наша дочь сегодня плохо слышит, – недовольно заявляет мама и укоризненно смотрит на меня, как в детстве. – Я про одно, она – про другое.

– Однажды на тренировке, – медленно отвечает папа, – ты увидела девочку, которая переехала из Волгограда в Москву. Талант её был неоспорим, с ней работали лучшие специалисты. Ты сказала, что с ней тягаться тебе не под силу, а второй быть не желала. Твой интерес угас.

– По-моему, вы сегодня сговорились! Оба меня не слышите! – возмущается мама. – Всё-таки лучше эти котлеты без сыра делать.

– И вы не старались меня переубедить, уговорить, поддержать? – я, наконец, отрываю остекленевший взгляд от полки.

– Мы подумали, что если бы тебе это действительно нравилось, ты бы не бросила, – поясняет отец и виновато опускает глаза.

– И правильно, что бросила! Ты стала настоящим человеком – менеджером! – гордо заявляет мама.

– Мама, я помощником руководителя, а не менеджером работаю!

– Какая разница? Главное, работа есть, – отвечает мама.

– А шансы были? – спрашиваю я папу.

– Шансы всегда есть, хотя о чем теперь говорить? – с жалостью произносит отец. – Я ходил на все твои выступления! Ты была такой искусной танцовщицей, не по годам… Потом сильно жалел, что ничего не предпринял. Всё-таки надеялся на твой внутренний голос… Но он промолчал.

– А что с той девочкой стало?

– Я слышал, что её через год родители увезли в США, она неплохо выступала, но получила травму. С тех пор о ней больше не писали.

– Зачем ворошить прошлое? Как сложилось, так и сложилось. То, что Александра университет окончила, гораздо важнее любых танцев. Давайте со стола убирать.

Я беру часть посуды, отношу на кухню, другую приносит папа. Я, по привычке, мою тарелки. Папа вытирает.

Мы любим эту ненавязчивую тишину, которая значит для нас много больше, чем любые слова. Он будто спрашивает: «Есть проблемы, дочка?» Я грустно киваю. «Потеряла работу. Молодой человек ушел…» «Ничего, моя милая, у тебя всё будет хорошо». Я уютно устраиваю голову на его плече, и мне тут же становится легче, словно все проблемы мои вмиг перебегают по невидимому мостику к папе, а он, как настоящий рыцарь, расправляется с ними большим беспощадным мечом. В такие минуты меня оставляют тревоги и вечное беспокойство, становится уютно и тепло. Ах, если бы у меня был такой молодой человек, как папа, которому можно было бы положить голову на плечо, уткнуться макушкой в шею, и чтобы все сошлось, как пазлы.

Пазлы… Они были частью трудного времени взросления. Я проводила часы, собирая белые парусники на голубом фоне, старинные замки, утопающие в зелёной листве, сюжеты из любимых сказок и мультфильмов.

На каждый праздник, начиная с десяти лет, я неизменно заказывала коробку с пазлами. Мама моего увлечения не поддерживала, но и не препятствовала, а папа темными зимними вечерами присоединялся ко мне. Что в этих пазлах тогда мне казалось таким увлекательным, я уже не помню. Осталось лишь это удивительно концентрированное чувство завершенности, совершенства, когда я вставляла последний пазл в картинку. Все собранные картины остались в квартире родителей, аккуратно наклеенные на тонкую бумагу и развешанные по стенам. Лишь белый парусник я оставила под стеклом – хотела когда-нибудь собрать еще раз. К моменту поступления в университет свободного места для новых картин не осталось, захламлять другие комнаты мама не позволила. Учеба стала занимать всё свободное время. Тогда постепенно и утихло мое пристрастие к пазлам.

– Помнишь, мы с тобой парусник из трех тысяч пазлов вместе собирали? – спрашиваю я папу.

Папа вздрагивает.

– Я после той бессонной ночи от мамы хороший нагоняй получил за то, что пошел у тебя на поводу.

– Трудный попался экземпляр: белые облака на голубом фоне, огромные паруса.

– Но мы справились! – не без гордости заявляет папа. Плечи его расправляются, глаза блестят.

– Я до утра не могла заснуть…

– Почему?

– От восхищения, что мы всё-таки своего добились… Собрали его… Он еще там? Напротив моего школьного стола, у окна, летит по волнам?

Папа неловко переступает с ноги на ногу и виновато опускает голову.

– Прости, дочка. Мы делали ремонт и перестановку во всей квартире. Мама их все убрала. Иначе обоев не было видно. Мама так сказала.

– Как убрала? Где они? – отзываюсь я с нарастающей тревогой в голосе.

– Я не знаю, – папа на секунду замолчал, не решаясь выдать правду. – Но ты не волнуйся! Наш парусник я не дал погубить. Маме так и сказал: «Только через мой труп». Я его на дачу увез. Он теперь там висит над моей тумбочкой в спальне, как напоминание о тебе.

Я застываю с намыленной тарелкой в руке.

– Но почему же меня не спросили? Я бы их здесь повесила… Я бы их все забрала! – голос мой звенит тонкой струной от негодования.

– Мама не позволила. Сказала, что не нужно в новую жизнь со старым барахлом…

– Какое же это барахло? – шепчу я. Руки мои невольно опускаются, и намыленная тарелка выскальзывает из рук.

Я медленно выхожу из кухни.

– Опять тарелку папа разбил? – раздается из комнаты укоризненный голос мамы. – Дочка, где у тебя скатерти лежат? Я уберу эту…

Слышится скрип дверки шкафа. Я бросаюсь в комнату, но уже поздно. Глаза мои встречаются с изумленным взглядом матери.

– Что случилось? – она растерянно смотрит на меня. – Почему в шкафу только твои вещи?