Текст книги "И вдруг раздался звонок"
Автор книги: Мария Халаши
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Лучше всего Шарика себя чувствовала, когда ходила с тетей Жужи. Если девочку вели папа и мама, ноги ее вечно заплетались, цеплялись одна за другую и она не знала, как их переставлять. После свадьбы Густи Бубы одна она не ходила, но вместе с мамой и папой обошла всю квартиру, заглянула в кухню, один раз с великим трудом добралась до маленькой комнатки Габи, но там в дверях был порог, о него Шарика споткнулась. С тех пор они туда не забредали.
А ведь она должна была уже ходить…
Как-то еще раньше они отправились с мамой в зоопарк, мама встала в кассу за билетами. Габи отошла к плакату, чтобы исчеркать его, а Шарика осталась одна в своей коляске. Мимо шла девочка с мамой. Девочка была, вероятно, сверстницей Шарики. Увидев Шарику, она спросила:
– Мам, а почему эта девочка сидит в детской коляске?
– Потому что она не может ходить, – ответила ее мама.
Шарика улыбнулась девочке, думая, что та теперь подойдет к ней и они поговорят. Вместо этого девочка дернула свою маму за руку и сердито сказала:
– Идем! Такая большая и еще не научилась ходить! – И высунула Шарике язык.
И потом что бы ей ни показывала мама в зоопарке – и львов, и жирафов, – это не производило на Шарику никакого впечатления…
В одном с ними подъезде, этажом ниже, жила Илдико Текнец. Вместе с этой девочкой они ходили в детский сад. Однажды мама привела Илдико к ней поиграть. Девочка остановилась в дверях и, как Шарика ее ни звала, как мама ни уговаривала зайти в комнату, с места не сдвинулась. А через минуту-две пролепетала:
– Я пойду домой…
– Не уходи, поиграем, будем бросать кости! – просила ее Шарика.
Илдико молча стояла у двери и не двигалась. И потом снова очень тихо повторила:
– Я пойду домой…
Шарика предложила ей свою куклу с настоящими волосами, но Илдико и кукла не интересовала. Она стояла, будто приклеившись к двери, а потом опять сказала:
– Я пойду домой…
И в самом деле ушла, так даже и не подойдя к Шарике.
Все-таки нехорошо поступила Илдико, даже если она и окончила уже первый класс, а Шарика еще не училась в школе, потому что лежала в больнице.
Тетушка Марго тоже не раз зазывала Илдико к ним, но та не приходила.
Если тетушка Марго оставляла двери открытыми, Шарика слышала каждое слово, произнесенное на лестнице.
– Иди сюда, – кричала тетушка Марго Илдико, – поиграй с Шарикой!
– Не пойду! – отвечала девочка.
– Иди, Илдико! – продолжала звать ее тетушка Марго. – Я дам тебе черешни.
– Не хочу!
– Зайди, хотя бы поздоровайся…
На это вообще не последовало никакого ответа. Илдико, вероятно, сбежала с лестницы, вышла из подъезда на улицу, откуда до Шарики иногда доносился ребячий гомон.
Потом благодаря Густи Бубе Шарика уже не вспоминала Илдико. Тетушка Марго, когда прибирала теперь в комнате, всегда рассказывала ей о Густи. О том, какие он делает успехи: мало того, что стал первой скрипкой в "Мушкотае", – а это само по себе замечательно, разве можно было ожидать такое от пожирателя хлеба со смальцем! – теперь Густи еще на радио пригласили. Да, да, Густи будет выступать на радио, будет играть на скрипке. Даже в программе радио на неделю напечатано: "Народный оркестр под управлением Густи Бубы…"
Тетушка Марго маленькой метелкой разравнивала бахрому Перса, рассказывая о Панни, жене Густи. Панни очень решительная женщина. Не далее как вчера из окна их квартиры вылетела тарелка. Нет такой тарелки, которая, совершив подобный перелет, осталась бы цела! Вот и эта тарелка, вылетевшая из окна молодоженов, разбилась вдребезги на тысячу кусков. Услыхав звон, тетушка Марго выбежала из своей квартиры и увидела Панни. Та стояла в дверях кухни, подперев бока руками, и бранила за что-то Густи.
– Все у них хорошо, – заключила тетушка Марго. – Они будут счастливы друг с другом.
Этого Шарика не понимала. Она всегда волновалась, когда люди ссорились. И когда мама ругала Габи, и когда раздраженно разговаривала с папой, а однажды Шарика даже расплакалась, когда две незнакомые тети заспорили на улице у кондитерской. Это в самом деле было ужасно! Папа нес ей из кондитерской вафельный стаканчик с мороженым, а женщины, стоя на краю тротуара, грубо кричали друг на друга. Шарика плакала, а папа не понимал отчего.
– Шоколадного мороженого нет, только ванильное, – оправдывался он, и девочке было очень трудно объяснить ему, что и мороженое хорошее, и папа хороший, но вот тети, которые кричат друг на друга на краю тротуара, они плохие…
Шарика решила: что бы там ни говорила тетушка Марго, она, как только встретится с Панни, попросит ее всегда разговаривать с Густи ласково.
Тетушка Марго кончила уборку, когда позвонила тетя Жужи. Она была, как всегда, в блузочке и темно-синих брюках и казалась такой же милой и доброй, как обычно, хотя Шарика все еще не сделала ни одного шага самостоятельно. Тетя Жужи вела ее, подбадривала, направляла. Потом стала ей что-то рассказывать, но они не сели отдохнуть, а продолжали ходить по комнате. Она рассказывала о медвежонке, который во время сильной бури потерял в лесу маму-медведицу, сел на опушке леса и принялся грустно лизать лапу…
Они дошли с тетей Жужи до Перса, когда учительница как будто ненароком вдруг выдернула свою руку из руки Шарики. Девочка растянулась на ковре и горько заплакала. Больно ей не было, но она все-таки плакала. Как могла тетя Жужи так с ней поступить? Выдернула руку, а Шарике не за что было уцепиться.
Тетя Жужи, судя по всему, не обратила внимания на плач Шарики. Она спокойно подняла девочку, вновь протянула ей руку и, словно ничего не произошло, продолжала:
– Так вот, лижет медвежонок лапу и вдруг видит перед собой какое-то странное существо. Он его еще никогда не видел, хотя уже три месяца прожил в глухой лесной чаще. Странное существо передвигалось на задних лапах и ни разу не опустилось на передние. На голове у него была шляпа, на ногах сапоги, на плече ружье. Ага, догадался медвежонок, это дядюшка Шаму, лесник. Когда мама-медведица рассказывала ему о том, кто живет в лесу, первым она назвала дядюшку Шаму…
Шарика изо всех сил вцепилась в руку тети Жужи. Ока боялась, что, как только они доберутся до Перса, тетя Жужи опять выдернет свою руку. Теперь эта рука уже не казалась Шарике такой надежной, как раньше. А вообще-то тетю Жужи, казалось, занимали только приключения медвежонка.
– Дядя Шаму окликнул медвежонка: "Ты что грустишь, малыш?" – "Как мне не грустить, – отвечал медвежонок, роняя слезу на лапу. – В сильную бурю я потерял в лесу маму-медведицу и не могу найти нашу берлогу". Дядюшка Шаму сочувственно покачал головой и сказал…
Тетя Жужи, продолжая рассказывать, как бы между прочим сняла ладонь Шарики со своей руки. Но успела подхватить девочку, чтобы та не упала на пол. Шарика опять заплакала.
– Скажи, Шарика, почему ты сейчас не удержалась на ногах, ведь я держала тебя? – спросила тетя Жужи.
– Не знаю, – плакала Шари.
– У тебя что-нибудь болит?
– Нет.
– Ты испугалась?
– Нет.
– Тогда почему ты плачешь?
– Боюсь…
– Чего ты боишься?
– Не знаю.
– Боишься упасть?
– Да.
– Но если ты упадешь, ты же не ушибешься. Ведь тебе не было больно, правда?
– Правда.
– Так чего ты боишься?
– Боюсь упасть.
Тетя Жужи выглядела сейчас так, как, вероятно, медвежонок на опушке леса, когда не мог найти маму-медведицу. Она грустно покачала головой, потом подняла Шарику и усадила в кресло. Тетушка Марго принесла "маленькой учительнице" кофе, а Шарика спросила:
– Что сказал дядюшка Шаму?
– Кто? – поставив чашку, удивленно спросила учительница.
– Что сказал дядюшка Шаму медвежонку?
– А-а, расскажу в следующий раз, – улыбнулась тетя Жужи.
Вскоре учительница ушла, и больше ничего интересного не случилось. За обедом было скучно. С тех пор как Габи живет у тети Вильмы, Шарика очень скучает во время обеда. Габи всегда выкинет что-нибудь забавное. Шарика знает, что так нельзя, но ведь с Габи весело. Например, Габи любила засовывать кулак в стакан с водой. Сколько раз она пыталась засунуть кулак в стакан так, чтобы вода из него не выливалась. Вода, конечно, всегда выливалась, и тетушка Марго ворчала на Габи. Теперь Габи не было, озорства не было, было только пение.
Шарика не выносила, когда тетушка Марго начинала свое пение. А петь она принималась всякий раз, когда Шарика клала ложку.
– Моя звездочка, – затягивала тетушка Марго, – съешь еще одну ложечку!
Шари съедала еще одну ложку, и совершенно напрасно, потому что тетушка Марго нараспев продолжала:
– Моя звездочка, еще только одну ложечку!..
Тетушка Марго не прекращала пения до тех пор, пока Шарика не съедала все до капли.
Но сегодня пение тетушки Марго ни к чему не привело. Шарика положила ложку и больше к еде не притронулась. Пришлось тетушке Марго отвезти ее обратно в комнату.
Шари перелистывала книжку с картинками, когда пришли папа с мамой. Шарика сразу вспомнила, что сегодня суббота.
Папа сел с нею рядом. Шари думала, что сейчас они отпразднуют свадьбу Ханны Херенди с Дюлой Свечкой, но папа, оказывается, думал совсем о другом, потому что он сказал:
– Ну, Шарика, жди сегодня сюрприза!
А вот какой будет сюрприз, папа тогда еще и сам не подозревал.
– Это еще кто? – удивленно спросила мама, когда раздался звонок. Выражение лица у мамы было таким же недоумевающим, как в тот день, когда Габи принесла из школы единицу и попросила маму подписать дневник. Тогда мама в первую минуту просто ничего не поняла, потом закатила Габи пощечину, у нее не укладывалось в голове, как можно в школе получить единицу. Но если в школе получают и пятерки, и четверки, и тройки, и двойки, и единицы, то почему Габи не может принести домой единицу?
Однако сейчас мамино недоумение относилось к тому, что звонили как-то странно. Один короткий звонок, пауза, во время которой можно было сделать три вдоха, и потом один длинный.
Шарика очень разволновалась. Она всегда волновалась, когда звонили в дверь. Самые интересные вещи всегда происходили после того, как раздавался звонок.
Вообще-то в жизни Шарики было много волнений. Взрослые об этом понятия не имели. Она лишь улыбнулась, когда однажды услышала, как тетя Вильма разговаривала об этом с мамой.
– Бедняжке, вероятно, ужасно скучно целый день сидеть в кресле.
Скучно? Иногда Шарике казалось, что на свете нет девочки счастливее ее. Правда, Габи убегает к своей банде, а она сидит дома, но ведь с ней остаются жители Комнатии. С кем еще делятся они своими радостями и горестями? Ни с кем. Кто еще знает, почему Дюла Свечка льет слезы? И что болит у тетушки Маришки, когда она стонет? Кто, кроме нее, знаком с Персом? И кому все выбалтывает Жига, нахальная, невоспитанная муха? А как развлекает Шарику Рози! Она качается, колышется, крутится перед окном – разве это может наскучить?
А взрослые! Какую радость доставляет ей Густи со своей скрипкой. И тетя газовщица. В будущем месяце, когда она снова придет, Шарика сможет пощелкать карманным фонариком, а тетя газовщица расскажет ей о своей дочке.
И наконец, тетя Жужи! Правда, сегодня Шарика рассердилась на нее за то, что она выдернула свою руку, но вообще-то Шарика очень любит учительницу гимнастики. Когда они начали ходить, уроки стали особенно интересными. Тетя Жужи сказала: если Шарика умела ходить до болезни, она сможет ходить и теперь.
Да ведь это правда! В детский сад она ходила. И читать немного умела, она помнит почти все буквы, которые складывала там из кубиков. Помнит и детей, и садик: на стенах висели большие пестрые цветы, было много игрушек, и был один мальчик, который всегда забирался с ногами на стулья. Она помнит, что в садик надо было подниматься по ступенькам. Вот только как она ходила – не помнит, как поднималась по лесенке, шла по улице, по комнатам…
Но сейчас все как будто налаживается. Тетя Жужи хвалит ее после каждого пройденного ими круга. Они отправляются от кресла в угол, где стоит коляска на колесах, там отдыхают и возвращаются к креслу. Делая последний шаг, Шари иногда даже отпускает руку тети Жужи и цепляется за кресло. Как обрадовалась тетя Жужи, когда она первый раз это сделала! Схватила Шарику, прижала к себе и начала раскачивать. Вот сколько бывает в жизни радостей!
После необычно длинного звонка папа отправился открывать дверь. Шарика прислушалась.
Об этом никто не знает, но Шарике известно все, что происходит за стенами квартиры, хотя она и сидит целыми днями в своей комнате.
Вчера она сказала тетушке Марго, когда та начала вытирать пыль:
– Дядя почтальон идет.
– Звонили? – вскинула голову тетушка Марго.
– Еще нет, – ответила Шарика, и в ту же минуту зазвенел звонок.
Шарика узнала тяжелую походку почтальона, когда он поднимался по лестнице, стуча башмаками. Звук шагов стих, и Шари поняла: дядя почтальон остановился у двери и сейчас позвонит.
Когда тетушка Марго хлопотала на кухне, а Шарика не была занята беседой с жителями Комнатии, она, сидя в комнате, всегда в точности знала, что делает тетушка на кухне. Плеск – тетушка наливает воду в кастрюлю. Стук – ставит ее на стол. Равномерные, тихие шорохи – что-то чистит, режет, накрывает на стол. Дребезжанье, грохот, звон – моет посуду. Продолжительное затишье – пробует обед…
Папа пошел открывать дверь. До Шарики донесся какой-то совсем особый шум. Скорее даже, гам. Словно сразу нагрянуло много народу.
Первым Шарика увидела Монокля – он раньше других ворвался в комнату. Монокль не сразу подошел к девочке, сначала обежал кругом комнату, обнюхал ее, чтобы выяснить, куда он попал.
За Моноклем ввалились Шумак-младший и Баран. Шумак-младший тотчас подошел к маме – она укладывала в третий ящик тетушки Маришки свежевыглаженные рубашки папы, – остановился перед ней, чинно склонил голову и сказал:
– Я Иштван Шумак-младший.
Мама, улыбаясь, задвинула ящик и сказала Шумаку-младшему:
– Хочешь печенья?
– Спасибо, не хочу, – сказал Шумак-младший. – Если можно, лучше дайте мне, пожалуйста, стакан воды, я очень хочу пить.
Баран с мамой не поздоровался, он просто остановился как вкопанный посреди комнаты. Тут подоспели Птенчик с Рамоной и влетела запыхавшаяся Браксаторис, вслед за которой шел папа. Браксаторис сразу приметила в углу коляску Шарики, подбежала и влезла в нее.
Шумак-младший подошел к Шарике, все последовали за ним, кроме Браксаторис, и сказал:
– Привет! Во что будем играть?
Шарика еще никак не могла прийти в себя от изумления. Банда "Шесть с половиной" пожаловала к ней в гости! Да, да, к ней. Было совершенно ясно, что они пришли именно к ней. И никто из них даже не спросил, почему нет Габи.
Шарика повернула бледное личико к Шумаку-младшему.
– Вы пришли, – едва слышно выдохнула она.
– Ну конечно, – громко воскликнул Шумак-младший.
Монокль положил лапы на плед Шари; Птенчик уселся на полу и принялся читать правила настольной игры "Кто победит?"; Баран залез под тахту, вероятно, искал там что-то; Шумак-младший опустился на корточки перед Шарикой и начал строить домик из игральных карт на маленьком столе. Браксаторис наскучила коляска, она вылезла из нее, забралась на стол и обеими руками начала размазывать по подносу малиновый сироп. Дело в том, что мама принесла Шумаку-младшему не воду, а малиновый сироп, и не только ему, а всем детям по полному стакану. Стаканы она поставила на большой поднос, дети напились сиропу, и немало его пролилось. Браксаторис это занятие очень понравилось, она чувствовала себя великолепно.
Мама – по крайней мере, так показалось Шарике – иногда озабоченно посматривала то на одного, то на другого, но папа широко и радостно улыбался.
Рамона нашла на стуле белую ленту Шарики, завязала себе бант и обратилась к маме:
– Тетя, прошу вас, дайте мне, пожалуйста, эту ленту!
– Она не моя, – ответила мама, – проси у Шарики.
Рамона подбежала к Шарике и попросила подарить ей белую ленту.
Шарика кивнула в знак согласия и сказала:
– У меня и красная есть, хочешь?
Рамона хотела и красную ленту. Шарика попросила маму дать Рамоне красную ленту.
– Я не знаю, где она, – ответила мама.
– В маленькой комнате, в шкафу с ящиками.
Папа, который все это слышал, тотчас отправился в маленькую комнату. Рамона бросилась вслед за папой. Вернулась она не только с красной лентой, но и с маминым темно-синим платьем с красивой вышивкой.
– Тетя, – сказала Рамона, – подарите мне, пожалуйста, это красивое платье!
Платье мама не подарила, сказала, что ей тогда не в чем будет ходить в театр, однако пообещала Рамоне, что, когда та вырастет, она даст ей надеть это синее платье. Шарика обрадовалась ответу мамы, потому что и сама собиралась, когда вырастет, ходить в театр в этом платье. А теперь все так прекрасно складывается: и мама будет носить платье, и Рамона, и она, Шарика.
Птенчик, прочитав до конца правила игры "Кто победит?", стал кричать, что это замечательная, потрясная игра. Шумак-младший, Птенчик, Рамона и Шарика начали играть. Браксаторис продолжала сидеть на столе, а Баран лежать под тахтой.
Потом Браксаторис слезла со стола, потому что мама унесла поднос с сиропом, а без подноса стол не представлял для нее никакого интереса. Мама вышла в кухню, чтобы намазать детям хлеб абрикосовым вареньем. Папа и Монокль прекрасно понимали друг друга. А Шарика, когда бросала кости и ей выпадало много очков, всякий раз вскрикивала от радости.
Произошло еще много всяких интересных событий: Баран, услышав крик Птенчика "Шумак-младший водит!", вылез из-под тахты; Шарика тоже участвовала в игре, спрятавшись с головой под клетчатый плед, и Шумак-младший нашел ее последней; хлеб с вареньем был уже уничтожен, и Монокль принялся лаять, потому что Птенчик стал отнимать карты у Рамоны; Браксаторис, хотя и мама была против, забралась в кресло к Шарике и сидела там рядом с ней. Но потом она сползла на пол. Всего, что было, не перескажешь. После игры в прятки Шумак-младший сказал Шарике:
– Ты чертовски славная девчонка!
И тогда мама подошла к Шарике, сбросила с нее клетчатый плед, взяла на руки и поставила на пол.
– Держись, моя ласточка, за стул! – сказала она ей и отошла.
Шарика стояла, слегка покачиваясь. Она была похожа на испуганного зайчика. Шумак-младший подошел к ней и начал считалку: кто из них двоих будет водителем трамвая.
Мама как будто не видела, что Шарика стоит. Она сделала замечание Барану, сказав, что в салки с Рамоной можно играть и в холле.
Вагоновожатым стал Шумак-младший. Он раздал всем билеты, настоящие пробитые компостером трамвайные билеты, которые вынул из кармана, – Шумак-младший всегда носил с собой на всякий случай несколько билетов. Он объявлял остановки и вдруг как гаркнет: "Конечная!" Шарика выглянула из окна трамвая.
Выглянула и увидела Браксаторис.
Браксаторис в этот момент заканчивала сложную операцию: подтаскивала к книжному шкафу стул. Подтолкнув стул еще ближе, она прямо в сандалиях забралась на него и потянулась за Дюлой Свечкой.
Если бы Браксаторис взяла Белу, Шарика бы не запротестовала: хорошо упитанному, плотному Беле ничего бы от этого не сделалось. Но тонкое розовое тельце хрупкого Дюлы задрожало еще тогда, когда Браксаторис лишь коснулась рукой шкафа.
Нет! Дюла упадет, разобьется! Что будет с бедной маленькой Ханной Херенди?
Браксаторис тянулась, все ближе подбираясь к Дюле, кончики ее пальцев уже коснулись его воскового тела. Шарика поняла, что надо во что бы то ни стало спасать Дюлу.
Она шагнула к Браксаторис и дернула ее за крохотную юбчонку.
– Слезай! – строго сказала Шарика.
Браксаторис обернулась.
– Я хочу свечку… – жалобно протянула она.
– Слезай! – повторила Шарика.
Когда Браксаторис нехотя слезла со стула, Шари показалось, что она услышала, как Дюла с облегчением вздохнул. Она взяла Браксаторис за руку и отвела от шкафа.
Держась за руки, они дошли до Перса, и тут Браксаторис выдернула свою руку из руки Шарики и закричала:
– Где Шумак-младший?
В самом деле, где Шумак-младший?
Шарика подняла голову и увидела маму. Мама стояла возле барышень Камышинок, ухватившись за них руками, уголки рта у нее дрожали, по щекам текли слезы.
Шари перевела взгляд на папу. Опершись плечом о стену, он хватал ртом воздух так, словно дышать ему было очень трудно. На глазах его были слезы, но он ласково улыбался Шарике.
Господи…
Шарика покачнулась и шлепнулась на Перса.
Первым возле нее оказался Шумак-младший, он стал поднимать ее.
– Я не ушиблась, – уверяла она Шумака-младшего, когда он поставил ее на ноги.
Папа подхватил ее, расцеловал, мама вырвала Шарику из рук папы и прижалась к ней мокрым от слез лицом. Шумак-младший сказал, что завтра они могут пойти гулять на улицу. Баран стоял, раскрыв рот, силясь понять, что тут происходит. Рамона вертелась перед Птенчиком и очень жалела, что ее новый бант не производит на него должного впечатления. Монокль, который прикорнул на Персе, теперь испуганно встрепенулся и, склонив мордочку, уставился на Шарику. Браксаторис заревела – ей хотелось, чтобы папа и ее покачал на руках.
Папа покачал Браксаторис, потом снова Шарику. Судя по всему, Рамоне тоже хотелось покачаться, да и Шумаку-младшему.
И в это время вдруг снова раздался звонок.
– Это сюрприз, – сказал папа.
Шарика вопросительно глянула на Шумака-младшего. Разве сюрприз не в том, что к ней в гости пришли дети? Она ничего не понимала. А ведь папа и в самом деле не мог знать, что они придут к ней. Баран, надувшись из-за проигрыша в настольную игру "Кто победит?", сказал, что лучше бы они пошли на чердак к Рамоне.
– Вечно этот Шумак-младший что-нибудь придумает, – сердился Баран.
Значит, папа имел в виду совсем другой сюрприз.
В дверях стояла смущенная Габи. В одной руке она держала маленький клетчатый чемодан. Чемодан, вероятно, был тяжелым – его мама упаковывала, когда отправляла Габи к тете Вильме. Чемодан оттягивал руку Габи, но она не опускала его на пол. Так и стояла – платье в горошек, одно плечо немного выше другого, и Шарика теперь совсем ее не боялась. Габи уже не казалась ей сильной и крепкой, даже не казалась старше ее чуть ли не на пять лет – нет, теперь Габи была ее маленькой сестричкой.
– Габика! – крикнула Шарика и кинулась к ней.
Габи бросила на пол чемодан и прижала к себе Шарику. В тот момент, когда папа с тетей Вильмой появились из передней, Габи целовала Шарику в макушку.
– А я хожу, – похвасталась ей Шарика.
– Вот видишь, – ответила Габи, – я всегда говорила, что нечего хныкать.
Прошло еще немного времени, Шумак-младший хлопнул Габи по спине, и та сразу поняла, что все в порядке и завтра после обеда они снова встретятся на лестнице с увитыми плющом стенами.
Между тем наступил вечер, и дети ушли домой. Шарика без чьей-либо помощи вскарабкалась на тахту. Она устала и очень хотела спать, но папа вдруг сказал:
– Как сегодня Рози беспокоится!
Шарика тут же подняла голову. Действительно, Рози у открытого окна то ли колыхалась, то ли танцевала.
– Кто беспокоится? – спросила мама. Они с Габи были чем-то очень заняты в соседней комнате.
– Никто, – ответил папа. – Это наш с Шарикой секрет, правда? – И он улыбнулся дочке.
И она улыбнулась папе в ответ. Шари уже догадывалась, что Комнатия скоро не будет для нее так много значить, как прежде. Пройдет совсем мало времени, и она сама сможет пойти на улицу, встретится на лестнице с Шумаком-младшим и всей их компанией, поедет на трамвае с тетушкой Марго к Густи Бубе и Панни; сказочная Комнатия потускнеет рядом с настоящим миром.
Мама, ничего не поняв, взглянула на окно. Было ясно: ей не нравится, что у них есть от нее секреты. Наконец она не выдержала и подошла к окну.
– Вы называете занавеску Рози?
Она подождала ответа, потом грустно улыбнулась – иногда в тайну двоих людей не дано проникнуть третьему – и сказала:
– Вместо этой занавески давно пора купить новую…
* * *
Сканирование, распознавание, вычитка – Глюк Файнридера