Текст книги "Навозный жук летает в сумерках…"

Автор книги: Мария Грипе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ЛЕТНЯЯ КОМНАТА

Давид беспокойно расхаживал взад-вперед. В руках он держал раскрытую книгу и читал:

«Кажется, обнаружены некоторые доказательства в пользу поэтического и философского взгляда на цветы как живые существа, которые обладают не только душой и индивидуальностью, но и способностью общаться с другими живыми существами».

Книга называлась «Тайная жизнь цветов», Давид взял ее в библиотеке. Цветок в Селандерском поместье, который приснился Давиду еще до того, как он его увидел, никак не давал ему покоя. Давид хотел понять, почему цветок так странно себя ведет и почему ему все время кажется, будто цветок что-то от него хочет.

Селандриан может привязаться только к одному человеку, как сказала по телефону пожилая дама, Юлия Анделиус.

Но почему он выбрал именно Давида?

Другое обстоятельство, мучившее его – это ключ в медной банке. Ключ от летней комнаты.

Давид жалел, что поддался уговорам Анники не искать эту комнату. Ведь Юнас тоже хотел немедленно найти ее, но Анника была непреклонна. Это их не касалось. Возможно, она и права – кто знает, во что они ввязались бы…

Но одно Давид знал точно – если ему и казалось раньше, что голос на пленке говорит пустые, ничего не значащие слова, то теперь он так не думал. И неважно, существует ли этот голос на самом деле, но то, что Давид разобрал слова «летняя комната», – точно не случайность. Доказательство тому – ключ. И Давид знает, где он лежит. Ну как можно было обещать Аннике?..

На втором этаже, над магазином, Юнас Берглунд нетерпеливо расхаживал по своей комнате, жуя «салмиак». Он то и дело включал магнитофон и снова слушал голос на пленке.

Никаких сомнений. Давид прав. Девушка шептала: «летняя комната».

И ключ от этой комнаты был у него в руке! Наверняка Юнас задел медную банку не случайно. Ключ обязательно должен был выпасть! Тут нет никаких сомнений!

Но как он мог обещать Аннике не пытаться разыскать эту комнату? Какая непростительная глупость…

Так ли важно держать данное слово? А что если ты пообещал глупость, но понял это только потом? Может, уговорить Аннику освободить его от этого обещания?

Нет, это бесполезно. Она никогда не согласится. Анника от страха готова, как страус, зарыться головой в песок. Говорить с ней просто невозможно. Ведь она отказывалась даже признать существование голоса на пленке.

Но тогда почему она так испугалась летней комнаты? В ее рассуждениях нет никакой логики.

А ключ лежит себе в медной банке! И ждет…

Думать об этом было невыносимо.

Анника сидела на складе за магазином и наклеивала ценники на новые консервы. Она привыкла к этой работе, и обычно все шло как по маслу, но сегодня что-то было не так. Анника постоянно путалась, сбивалась и никак не могла войти в нужный ритм. По рассеянности на несколько банок она наклеила по второму ценнику. Выходит, она уже не может отличить, где банки с ценниками, а где нет.

Анника все больше раздражалась.

Зачем она пообещала, что будет этим летом помогать в магазине?

И поливать цветы в Селандерском поместье? Последнее обещание было еще большей глупостью!

А согласилась она из-за Давида – как всегда!

Потому что Давиду наверняка хотелось попасть в Селандерский дом.

Потому что Анника хотела сделать ему приятное.

Потому что хотела совершить полезное дело. И сделать приятное себе самой.

Она всегда так рассуждала. Только кому было до этого дело? Давиду и в голову не приходило, что именно благодаря ей он смог увидеть цветок, который ему приснился. Да и Юнас не вспоминал, как она сражалась за его магнитофон.

Но все, с нее хватит!

С ключом она никому не уступит!

Только бы Юнас перестал слоняться как неприкаянный и так осуждающе на нее смотреть.

А Давид едва кивнул ей, когда она встретила его этим утром по пути в библиотеку. И даже не слез с велосипеда. Но ей все равно, она не собирается…

Но – но – но…

Имеет ли она право вынуждать кого бы то ни было давать такие обещания?

Правильно ли она делает, что постоянно одергивает Юнаса?

А что если она – настоящая грымза и деспот?

Ну разве хорошо, что она мешает Давиду разыскать летнюю комнату? Между прочим, именно он первым услышал голос на кассете! И именно он растолковал шепот!

А вдруг это что-то важное! Вдруг в Селандерском поместье что-то происходит! А она только вставляет всем палки в колеса!

Ну вот! Опять она по второму разу прилепила ценники.

Ерунда какая-то… Со злости Анника швырнула несколько банок так, что они покатились по столу.

Потом встала и пошла звонить Давиду.

Первое, что они увидели, войдя в Селандерский дом, был цветок. Сегодня он выглядел куда лучше.

Но, хотя день был в самом разгаре и за окном светило солнце, а цветы, как известно, всегда поворачивают свои листья к свету, этот цветок упрямо поворачивался внутрь комнаты – к лестнице.

– Действительно странно, – сказал Давид. – Когда я вчера уходил, я повернул его к свету.

– Может, здесь кто-то был и… – Анника запнулась: то, что она собиралась сказать, показалось ей глупым.

Но Юнас продолжил ее мысль. Не исключено, что кто-то мог проникнуть в дом. Поэтому надо предусмотреть все до мельчайших деталей. Рисковать нельзя ни в коем случае. Чтобы проверить, не приходил ли кто в их отсутствие, Юнас посыпал хвоей все дверные ручки. Если хвоя так и лежит на ручках, значит, никто не приходил. А если нет, то, следовательно… И тогда придется принимать меры! К тому же будет понятно, какие двери открывали, а какие нет.

– Ну и ну! – восхитился Давид.

– И как хвоя? – улыбнувшись, спросила Анника. – Сдвинулась с места?

– Нет, пока все без изменений, – ответил Юнас. – То есть к банке с ключом никто не прикасался. Цветок повернулся сам. Он хочет, чтобы мы поднялись по лестнице!

– Да, похоже на то… – немного подавленно произнесла Анника.

– Ну все, давайте достанем ключ и разыщем, наконец, эту летнюю комнату! – сказал Давид.

– Наверное, ничего другого не остается, – ответила Анника.

Они поднялись по лестнице, и Давид достал ключ из медной банки. Он огляделся. Куда ведет этот коридор? Здесь было несколько дверей, и все заперты, кроме одной, которая вела на чердак. Рядом на крючке висел ключ.

Комната, где жили только летом, вполне могла находиться на чердаке. Дети открыли чердачную дверь и оказались перед высокой деревянной лестницей. Ступеньки предательски заскрипели, и Юнас сразу же включил магнитофон:

– Прием! Прием! Говорит Юнас Берглунд!

– Какой мерзкий старый чердак, – сказала Анника.

– Выглядит действительно не очень гостеприимно, – отозвался Давид. У него с собой был фонарик.

Юнас докладывал:

– Итак, дорогие слушатели, мы находимся на чердаке Селандерского поместья. Как только что заметила одна из моих коллег, это довольно-таки неприятное место. Дневной свет скупо проникает через небольшие оконца, затянутые старой паутиной. В полутьме можно различить груды хлама. В нос бьет затхлый воздух. Я то и дело натыкаюсь на паутину, которая серыми клочьями свисает с потолочных балок. Вокруг нас проносятся летучие мыши…

– Юнас, прошу тебя, не надо так ужасно преувеличивать! Мне и без того плохо! – послышался голос Анники.

Юнас раздраженно выключил магнитофон.

– Хочешь испортить мне репортаж, да? И как раз, когда ко мне пришло вдохновение!

– Извини, пожалуйста, я не хотела… – виновато проговорила Анника.

Давид с фонариком ушел вперед. Они увидели, что он остановился у какой-то голубой двери. Давид вставил в замок ключ и повернул. Замок заскрипел, и Юнас продолжил:

– Мы стоим, затаив дыхание, перед старой голубой дверью. Куда она ведет, неизвестно. На двери следы человеческих рук. Замок тугой. Слышно, как он скрипит. Он совсем ржавый и никак не поддается. Ключ не поворачивается. Стоя перед этой запертой дверью, мы спрашиваем себя: кто последним входил в эту дверь? Кто ее запирал? Что за ней скрывается? И только на этот последний вопрос мы сможем получить ответ. Потому что замок начинает поддаваться! Дверь медленно открывается! Ключ подошел! Мы нашли летнюю комнату!

Юнас говорил тихим, очень таинственным голосом. Но сейчас он выключил магнитофон. Ребята стояли на пороге комнаты. Изнутри исходило мощное жужжание.

– Сколько мух! – Анника вошла в комнату и направилась прямо к окну, чтобы их выпустить. Но окно не открывалось, и Давиду пришлось помочь ей расшатать створки.

– Ого, как красиво, отсюда видна даже церковь! Они выгнали мух и огляделись. Сквозь зеленые кроны лип в комнату чудесно струился небесный и солнечный свет. Старые деревья цвели, наполняя комнату приятным ароматом.

Но в самой комнате, строго обставленной, было холодно и сухо. Напротив друг друга, вдоль стен, стояли старый сундук и простая кровать. У окна – маленький стол и стул. Больше в комнате ничего не было.

– Интересно, кто в последний раз сидел у этого окна? – спросил Давид и сел на стул.

Анника увидела на стене небольшое зеркало с матовым зеленоватым стеклом.

– Интересно, кто в последний раз смотрелся в это зеркало?

– И читал этот странный текст?

Юнас стоял рядом с Анникой. Около зеркала, в раме такого же размера и похожей формы, висел какой-то текст. На пожелтевшей бумаге изящными буквами было написано:

Неудивительно, что я не вижу Бога, раз я не могу разглядеть даже то существо, которое живет во мне.

Карл Линней

Юнас как раз собирался прочитать текст вслух, чтобы записать его на пленку, когда Анника вдруг яростно замахала руками.

– Что случилось? – спросил Давид.

– Какое-то большое черное насекомое влетело в окно и врезалось в меня! Вот сюда, прямо в лоб! Больно, между прочим!

Насекомое металось по комнате. Потом подлетело к Давиду, стукнулось о его лоб тоже и упало на пол. Лежа на спине, насекомое дрыгало ножками. Давид нагнулся и поднял его.

– Не трогай! – закричала Анника.

– Это навозный жук. Надо всегда помогать навозным жукам, которые лежат на спине. Сами перевернуться они не могут.

Давид показал Аннике навозного жука, который полз по его ладони, и хотел выпустить его в окно. Юнас подставил жуку палочку, но так неловко, что он снова упал на пол и провалился между половицами.

– Как мы теперь его достанем? – расстроился Давид.

Конечно, это всего лишь старое суеверие, но говорят, если причинить вред навозному жуку, это принесет несчастье. Ребята попытались просунуть палочку между половицами, но жука там не было.

Вдруг Юнас заметил, что доска, под которой исчез жук, расшатана. Она не была прибита. Ребята приподняли ее с обеих сторон. Хотя доска оказалась необыкновенно широкой и тяжелой, поднять ее было несложно.

В эту минуту внизу зазвонил телефон. Сейчас они никак не могли подойти. Давид посветил в щелку, но ничего не увидел. Жук, наверное, уполз. Давид просунул руку между досками, но ничего не нашел.

А телефон внизу все звонил и звонил…

Юнас лежал, распластавшись на полу, и смотрел вниз. Ничего, кроме пыли и мусора – ни опилок, никакой другой изоляции.

Посветив фонариком, Юнас пошарил рукой…

Телефон внизу все звонил.

– Этот телефон сведет меня с ума! – сказала Анника.

Юнас продолжал шарить рукой. Давид лежал рядом.

– Ну что, никак? – Давид был взволнован. Жука во что бы то ни стало нужно достать. Иначе он погибнет.

– Успокойся!

Юнас посветил снова. Вроде что-то шевелится – вон там, в пыли? Юнас просунул руку как можно глубже, но ничего не почувствовал. Он посветил еще. Точно, шевелится! Но ему туда не дотянуться.

– Давид, у тебя руки длиннее. Давай ты! Давид протянул руку и пошарил. На лице у него отразилось удивление.

– Что такое? – спросил Юнас.

Давид отдернул руку. Жука там не оказалось, зато было что-то другое.

– Посвети еще, Юнас! Чуть дальше! Правее! – Внутри что-то было! Что-то, похожее на шкатулку.

– Дотянешься? – спросил Юнас.

Да, конечно, Давид легко мог дотянуться. Он снова вытянул руку, схватил шкатулку и подтащил поближе. Теперь она стояла в промежутке между половицами. Юнас достал носовой платок и стер сверху пыль. Это была старинная деревянная шкатулка, обитая медью.

Давид вытащил шкатулку и поставил на пол.

– Смотрите! Жук! – прошептала Анника.

На ключе, вставленном в замок, совершенно неподвижно сидел навозный жук. Он не сопротивлялся, когда Давид взял его и выпустил в окно.

– Как вы думаете, что в шкатулке? Давайте посмотрим! – нетерпеливо сказал Юнас.

– Шкатулка не наша, – возразила Анника.

Конечно, но если бы не они, то шкатулку бы никто никогда не нашел, считал Юнас. Давид молчал.

– Вы думаете, это ее шкатулка? Юлии? – спросила Анника.

– Тогда бы она тут не стояла. Думаю, Юлия о ней вообще не догадывается! – ответил Юнас.

– И все-таки дом принадлежит Юлии, а значит, шкатулка ее! – решительно сказала Анника.

– Нельзя иметь то, о чем ты даже не знаешь! – Юнас был настроен не менее решительно.

– Нет, можно! Правда, Давид?

Давид очнулся от своих размышлений. Само собой, шкатулка очень старая и пролежала здесь очень долго.

– Думаю, ее хозяина давно нет в живых, – произнес он.

– А я что говорил! – теперь Юнас не сомневался в своей победе, ведь Давид был на его стороне. – Именно это я и имел в виду! Чего же мы ждем?

Он потянулся к шкатулке. И тут снова зазвонил телефон.

– Подожди, Юнас! – сказал Давид. – Мне надо немного подумать!

– Да чего тут думать!

– Нет, подожди.

– Может, кто-нибудь подойдет к телефону? – спросила Анника. Она начинала нервничать.

– Сама и подходи! – огрызнулся Юнас. – У нас тут есть дела поважнее!

Давид задумчиво уставился на шкатулку, озадаченно потирая подбородок.

– Если бы жук не провалился в эту щель, мы бы никогда не нашли эту шкатулку, – сказал он. – Выходит, навозный жук указал нам путь. Странно!

– Вот и я о том же! – Юнас от нетерпения переминался с ноги на ногу. – Мы должны были найти эту шкатулку! Не понимаю только, чего мы ждем?

Да, конечно, все это не случайно. Давид кивнул.

– Именно поэтому торопиться нельзя, – серьезно сказал он. – Чтобы не наделать глупостей, я должен все хорошенько обдумать.

Ведь они все равно придут сюда вечером поливать цветы. А раз так, то можно немного подождать и открыть шкатулку чуть позже.

– Подождать?.. – Юнас просто сгорал от нетерпения, но Анника согласилась с Давидом, и шкатулку поставили обратно, закрыв доской.

Телефон упрямо звонил, и Давид побежал вниз. Но подойти не успел – как только он снял трубку, раздался щелчок. Трубку на другом конце уже повесили.

Был полдень. Они покидали Селандерское поместье.

Юнаса очень расстроила нерешительность Анники и Давида. Но, как он выразился, приходилось подчиниться «сильной руке».

ПИСЬМА

Ребята вставили ключ в замок. Разговаривать не хотелось никому, даже Юнасу. В воздухе было что-то тревожное, но никто не понимал, что именно.

Они вошли в комнату, залитую приятным зеленым сумеречным светом.

Вдруг Анника подумала, что это – комната одинокого человека, тихая комната одиночества. Ей показалось, что если бы она по-настоящему в кого-то влюбилась, то хотела бы сидеть здесь одна, у окна, вдыхать аромат лип, смотреть на улицу и думать об этом человеке. Но это была мимолетная мысль, и Анника тут же прогнала ее прочь. Она ни в кого не была влюблена.

– О чем ты думаешь, Анника? – спросил Давид.

– Да так, ни о чем…

– Нет, ты о чем-то думала, я заметил. – В ту же минуту зазвонил телефон.

– Ну вот, опять, – разозлилась Анника.

– Я спущусь, чтобы больше не звонили, – ответил Давид и поспешил вниз.

Подняв трубку, он услышал скрипучий голос.

– Здравствуй, Давид! Это я… Юлия Анделиус.

– Здравствуйте.

– Скажи пожалуйста… ты торопишься?

– Нет-нет.

– Тогда мы можем немного поговорить?

– Конечно.

– Ты, наверное, не понимаешь, почему я так часто звоню, но я давно не была в Селандерском поместье и, вспоминая о нем, пытаюсь представить, как оно выглядит сейчас… многое ли изменилось… А как цветы?

– Хорошо. Мы только что их полили.

– Замечательно… А селандриан?

– Все в порядке, он выздоровел. Не волнуйтесь.

– Как хорошо… очень приятно это слышать…

В трубке замолчали, Давид не знал, что еще сказать. Может, Юлия хочет закончить разговор? Он ждал…

Но его собеседница снова заговорила:

– Скажи, Давид…

– Да?

– Ты играешь в шахматы?

– Ну да… играю.

– Как хорошо… А не хочешь сыграть со мной партию?

– Конечно, с удовольствием, но…

– Слева от тебя, у кресла, стоит небольшой столик… Видишь?

– Да, рядом с креслом?

– Да-да… оно еще обтянуто зеленой кожей.

– Точно.

– Если убрать лампу и поднять крышку стола, то найдешь старые шахматы…

– Секундочку!

Давид сделал так, как она сказала. Ему даже не надо было отходить от телефона – столик стоял совсем рядом. И под крышкой действительно лежали шахматы. На доске уже были расставлены фигуры – большие и очень красивые, похожие на скульптуры.

– Нашел?

– Да.

– Хорошо… это очень красивые шахматы… на редкость красивые, правда?

– Да.

– Тогда начнем?

– Конечно!

– Я бы хотела играть белыми, если ты не против.

– Нет, пожалуйста.

– Я начинаю… так, посмотрим… я хожу конем gl и ставлю его на f3.

– Так… gl на f3… Интересное начало!

В трубке раздался смешок.

– Ты считаешь? Что ж… Ходи. Или хочешь подумать?

– Я хотел бы немного подумать.

– Это разумно. Я позвоню позже. Тогда до скорого, Давид!

– До свидания.

Юлия повесила трубку. Разговор казался каким-то нереальным, но при этом очень важным. Давид медленно опустил трубку.

Он увидел Аннику и Юнаса, которые спускались по лестнице.

– Где ты так долго был? – Юнас нервно жевал «салмиак» и готов был лопнуть от нетерпения.

– Звонила Юлия, – ответил Давид.

– Что она хотела на этот раз?

– Играть в шахматы.

– Что?

Давид повторил: да, Юлия хотела сыграть с ним в шахматы.

– В шахматы? С тобой? По телефону?

– Да, а что тут такого? Думаешь, я не умею играть в шахматы?

– Нет, но это же бред какой-то, – Юнас пожал плечами. – Ладно, теперь мы идем наверх открывать шкатулку! – сказал он и побежал вверх по лестнице.

И вдруг на первом этаже начали бить часы, старые напольные часы. Они бесперебойно ходили с тех пор, как их растряс поезд, но бить еще не били.

Во всяком случае, дети этого не слышали. Часы пробили восемь раз. Восемь легких, почти боязливых ударов.

– Странно, – сказал Давид. – Что это может означать?

– Пошли! – нетерпеливо закричал Юнас с чердака.

– Как красиво бьют, – сказала Анника. – Как живые…

Анника постепенно привыкала к этому дому. Страх перед неизвестным прошел. Ей казалось, что шкатулку наверняка можно открыть. Ведь должен же быть во всем этом какой-то смысл. Поднявшись в летнюю комнату, ребята сразу подняли половицу и вытащили шкатулку. Они поставили ее на стол у окна. Под липами уже сгущались сумерки.

Ребята напряженно смотрели на ключ в замке. Давид повернул ключ, замок легко поддался.

Дети переглянулись, их глаза блестели. Кто откроет шкатулку?

– Я! – сказала Анника и положила руку на крышку.

– И не страшно тебе? – зловеще произнес Юнас. – Кто знает, что таится в этой…

Но Анника уже подняла крышку!

– Ну-у… всего лишь стопка писем! – разочарованно произнес Юнас. Он явно ожидал увидеть сокровища: золото, серебро, драгоценные камни…

– Ничего себе – «всего лишь»! – ответил Давид.

– Смотрите! Зеркало! – Анника встретилась взглядом с Давидом в тусклом зеркале на внутренней стороне крышки.

Юнас снова оживился. Ему вдруг пришло в голову, что в письмах могут содержаться тайные карты, документы и указания, как найти тайник с сокровищами.

На самом верху стопки лежал небольшой свиток. Дети развернули его и увидели, что он весь исписан старинным изящным почерком, довольно неразборчивым. Но Анника сказала, что попробует прочитать.

– Читай вслух! – сказал Давид. И Анника начала:

«Сегодня 30 июня 1763 года.

Часы внизу только что пробили восемь…».

Анника замолчала и посмотрела на Давида.

Ведь сегодня тоже тридцатое июня, и они только что слышали, как часы пробили восемь…

Юнас вытаращил глаза. Вот это да! Он включил магнитофон. Письмо надо было зачитать для репортажа.

Листок в руке Анники дрожал. Собравшись с духом, она продолжила:

«Я сижу у окна. Цветут липы, и мне так хочется открыть окно и вдохнуть их аромат, но сейчас у меня нет сил. Я знаю, что мне недолго осталось. Но я спокойна.

На столе передо мной шкатулка, которую смастерил Андреас на мой четырнадцатый день рождения. Когда в зеркале на крышке я встречаю свой собственный взгляд и вижу свое отражение, я думаю об Андреасе и мечтаю, чтобы зеркало запечатлело мое лицо и чтобы в один прекрасный день мои глаза встретили бы взгляд того, кто найдет и откроет эту шкатулку. Как бы я хотела увидеть глаза этого человека, узнать его сердце и характер, ибо то, что я оставляю в этом тайнике, бесконечно мне дорого.

В шкатулке лежат письма, в которых Андреас изложил свои мысли, и это очень важные мысли. Но их время еще не пришло. Посему я надеюсь, что нашедший письма будет жить в иную эпоху, которая сможет по достоинству оценить его идеи.

Но если случится вдруг так, что письма увидят свет в эпоху столь же неразумную и нещадную, как моя, то пусть нашедший, не раздумывая, положит их обратно в шкатулку и спрячет куда-нибудь.

Здесь не все письма принадлежат перу Андреаса – некоторые написаны его сестрой, моей дражайшей подругой, Магдаленой Ульстадиус. Не зная, как лучше сохранить ее письма, я положила их в шкатулку вместе с письмами Андреаса.

И, наконец, хочу привести здесь слова, которые часто повторял Андреас: «Все живое взаимосвязано». Он просил меня как следует их обдумать и никогда не забывать. Он не знал, что и мертвые тоже живут.

Дни мои сочтены. Но наш цветок будет жить, хотя скоро меня, так же, как Андреаса, не будет в живых.

Вот последние слова, которые выведет моя рука и которые произнесут мои губы: я всегда, всегда любила Андреаса».

Анника закончила читать, и в маленькой комнате стало тихо. Последние слова дались ей нелегко, она была растрогана и чуть не плакала.

– Возьми «салмиак», Анника, – сказал Юнас, чтобы ее утешить, и, как ни странно, Анника взяла одну конфетку и положила в рот.

– Анника, а письмо не подписано? – спросил Давид. – Там не сказано, кто его написал?

– Сказано… – Анника кивнула и вытерла слезы. – Там написано… что ее зовут Эмилия, – едва слышно прошептала она.

Даже Юнас был потрясен.

– Не может быть! Жуть какая! Ведь это имя, которое Давид услышал на пленке! Похоже, мы впутались в какую-то историю!

Анника слегка улыбнулась и снова вытерла глаза.

– Я это предчувствовала и немного боялась. Но назад пути нет. Остается только двигаться дальше.

– Да, назад пути нет, – медленно повторил Давид.

– Может, посмотрим остальные письма? – предложил Юнас.

Они переставили шкатулку на пол и зажгли свечку, чтобы всем было видно.

Давид посмотрел на Аннику и Юнаса и неуверенно улыбнулся.

– Выходит, мы втроем – ты, Анника, я и Юнас – должны решить, пришло ли время для идей Андреаса.

– Но это невозможно, – серьезно сказала Анника.

– Еще как возможно, давайте скорее начнем! – ответил Юнас и, быстро нагнувшись к шкатулке, вынул второе письмо и протянул его Аннике.

Анника взяла письмо, но читать начала не сразу. Она оглядела комнату. Юнас и Давид следили за ее взглядом, который остановился сначала на столе, а потом на кровати. Все трое думали об одном и том же: однажды вечером, больше двухсот лет назад, Эмилия сидела за столом у окна и писала свое последнее письмо, а потом вернулась в постель. И, возможно, спустя несколько часов… в точно такой же июньский вечер, она умерла. Как, наверное, ей было одиноко. Ведь она писала свое письмо в будущее – кому-то, кого она не знала. И даже не знала, прочтет ли его кто-нибудь.

Но сегодня вечером письмо нашло своего адресата. Выходит, Эмилия написала свое последнее письмо им – Давиду, Юнасу и Аннике. Именно им она доверила мысли Андреаса.

Анника развернула письмо, которое дал ей Юнас, и начала читать:

«Лиаред, 16 июня 1763 года.

Моя верная, моя дорогая подруга, моя Эмилия.

Тороплюсь поскорее написать это, ибо очень обеспокоена твоим последним письмом. Дорогая моя Эмилия, не следует считать свою болезнь смертельной. Твое здоровье ослаблено, что неудивительно после всего, что тебе пришлось испытать и пережить. Но ты, которая всегда веселила нас, твоих друзей, любящих тебя и твою светлую душу, ты не должна позволить чахотке победить себя! Знай, что мы с Ульстадиусом, моим дорогим супругом, каждый день молимся за тебя. И твердо убеждены, что с Божьей помощью ты скоро поправишься.

Моя Эмилия, я уверена, что Малькольм Браксе, твой добрый супруг, позаботится о твоих цветах, если, упаси Господи, здоровье к тебе не вернется.

Ваш с Андреасом цветок переживет нас всех, я верю в это!

В своем письме ты спрашиваешь о древней надгробной статуе, которую Андреас, к несчастью для себя и окружающих, привез из поездки в землю Египетскую, но умоляю тебя не принимать никаких поспешных и необдуманных решений. Пусть статуя пока спокойно лежит себе в сундуке в твоей мансарде.

Ульстадиус считает, что проклятие, которое якобы лежит на этом деревянном идоле, не может иметь силу спустя три тысячи лет. А если, не дай Бог, неизвестное божество в самом деле отмстило нашему Андреасу и навлекло на него смерть, то доставать эту статую тем более не следует, пускай она навсегда остается там, где лежит, чтобы месть ее больше никого не коснулась.

Но и уничтожать статую, по нашему мнению, не следует.

Лучше всего просто предать ее забвению.

Моя милая, моя дражайшая Эмилия, послушайся, наконец, ту, что по-настоящему любит тебя и беспокоится о тебе. Более всего в твоем письме меня пугает то, что ты просишь похоронить тебя рядом с Андреасом в неосвященной земле.

Дорогая Эмилия, если Бог призовет тебя, то ты будешь покоиться в Селандерском склепе, в святой земле. Там ты обретешь покой.

Ты же в своем письме пишешь, что ты уже и теперь спокойна, после того, как тебе пообещали похоронить тебя рядом с Андреасом. Кто дал такое обещание, ты не говоришь. Но думаю, это кто-то, кому ты полностью доверяешь, и человек этот очень тебя любит. А раз ты сама говоришь, что твой супруг ничего не знает об этом твоем желании, то единственный, кто мне приходит на ум, – это мой дорогой отец, Петрус Виик.

Зная о твоем горе и отчаянии, я, конечно, понимаю твое желание и просьбу. Но все же умоляю тебя отказаться от этой затеи и поскорее освободить несчастного от данного им обещания!

Я ни на секунду не сомневаюсь, что скоро вновь увижу тебя пышущей здоровьем и навсегда оставившей эти страшные мысли.

Да пребудет с тобой Господь, моя Эмилия, шлю тебе горячий привет!

Твоя верная подруга

Магдалена Ульстадиус».

Когда Анника закончила читать письмо, в комнате на некоторое время воцарилось молчание. Потом на нее обрушился град вопросов, особенно от Юнаса, который с трудом понимал устаревший язык письма. Аннике пришлось заново перечитать отдельные места. Особенно Юнаса интересовал отрывок, где говорилось о трехтысячелетней египетской надгробной статуе. Когда Анника во второй раз прочитала его, Юнаса словно осенило. Он вскочил на ноги.

– Сундук на чердаке! Может, это и есть тот самый сундук?

Он указал на сундук у стены напротив кровати.

Да, конечно, это мог быть тот самый сундук – Анника и Давид были с ним согласны. Глаза у Юнаса засветились.

– Значит, здесь, возможно, лежит египетская статуя! Статуя возрастом в три тысячи лет!

Он бросился к сундуку и попытался поднять крышку, но она была слишком тяжелая. Давид помог ему. Но не потому, что думал найти там статую, – просто он знал, что Юнас не успокоится, пока не выяснит, что там. Но никакой статуи в сундуке не было, только старые, белесые от стирки половики.

– Лучше навсегда о ней забыть, – спокойно сказала Анника. Юнас недоуменно посмотрел на нее.

– Забыть? Ты что, думаешь, можно забыть о статуе, которой три тысячи лет? Нет, мы должны ее найти! А что если мы назначены судьбой! Как ты думаешь, Давид?

Но Давид ничего не ответил, вид у него был рассеянный. Статуя не особенно его интересовала. В письме было кое-что другое…

Цветок, например, которому суждено было выжить, – цветок Эмилии и Андреаса! А вдруг это тот самый цветок, который стоит внизу? Цветок, который Давид видел во сне? Селандриан, о котором все время спрашивала Юлия?

Анника вдруг вскрикнула от удивления. На дне шкатулки она нашла брошку – довольно тяжелое серебряное украшение в виде цветка. На обратной стороне было выгравировано: Эмилии от Андреаса 29/8 1759.

Анника протянула брошь Юнасу, который включил магнитофон, чтобы описать находку. Он был крайне возбужден и что-то бормотал о египетских статуях и страшных заклятиях.

Но ведь в письме говорилось не только об этом!

Эмилия хотела покоиться в неосвященной земле рядом с Андреасом…

Но почему Андреас был похоронен в неосвященной земле? Ведь, кажется, так хоронили только преступников?

Может, Андреас покончил жизнь самоубийством?

В таком случае, почему?

Эмилия его любила… Может, он ее не любил?

Или – может, он сделал это, потому что никто не понимал его идей?

Можно ли понять их сегодня?