Текст книги "Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских"

Автор книги: Мария Голованивская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава третья Представление о предопределенности человеческой жизни у французов и русских

В этой главе будут рассматриваться понятия, связанные с высшей иррациональной предопределенностью человеческой жизни. Эти смыслы во французском языке группируются вокруг понятий providence, destin, destinée, sort, fortune,a в русском – вокруг понятий провидение, судьба, участь, доля.

Эти два ряда слов соположены, поскольку в языковой практике числятся взаимными переводными эквивалентами при переводе как с французского языка на русский, так и с русского на французский, о чем, безусловно, свидетельствуют и данные словарей, и утверждения билингв. Эти слова в каждом из языков собраны в одну группу также и в связи с внутренней синонимией, в целом описывающей нечто по отношению к человеку высшее, внешнее, влияющее, неконтролируемое, универсальное – как гроза или землетрясение.

Концепт «высшее» представляется как совокупность нематериальных сил, источник которых истолковывается в коллективном сознании как некое высшее начало, не поддающееся окончательному рациональному анализу и осмыслению. Говоря о судьбе или провидении, французы и русские показывают пальцем вверх, имея в виду, что эти силы дислоцированы где-то высоко над головой, в небе. В мифологиях, существовавших на ранних этапах становления каждого из этносов – в античной и славянской мифологиях, эти высшие силы персонифицированы и представлены богами, божествами, духами и пр. (1). В материалистических системах (с определенного момента – параллельно существующей мифологической системе) на их место выдвигается Объективный Закон или Закономерность, познать которые – извечная задача для человеческого разума (2). Отнесение предопределяющих человеческую жизнь сил к разряду высшего однозначно позиционирует их как открытие родового периода человеческой цивилизации, когда бинарное членение мира было основным методом структурирования мира – в отличие, например, от более поздних триад, описывающих время через конструкты прошлого, настоящего, будущего, или мышление через осознание, анализ и синтез, или процесс через начало, середину и конец. Важно знать, что у примитивных народов многие из этих конструктов устроены дуалистично, например, у масаев – коренного населения Кении – отсутствует категория будущего времени, что существенно влияет на их жизнь: к примеру, они не могут сидеть в тюрьме, умирают, полагая, что так теперь будет всегда (3). Конструкты этого периода имеют дополнительный признак: высшее в их системе означает свойственное всем людям, а не кому-то в отдельности, неиндивидуальное – в отличие от низшего, конкретного проявления высшей силы.

Внешнее – определение локализации источника этих сил относительно универсальной для европейской дуалистической шкалы «внутренний мир» / «внешний мир» с известной оговоркой, что для каждого человека внешний мир существует в виде проекции на внутренний. При этом отметим, что этот дуализм – новейший, так как исконно в индоевропейской культуре дух, живущий в человеке, не являлся его внутренней сущностью, а представительствовал в нем высшие силы, на время посетившие его и поселившиеся в нем. Новая философия, распространившаяся в Европе после эпохи рационализма, увлеклась идеей отражения, дотянув это увлечение вплоть до диалектики марксизма, трактовавшего сознание как человеческую способность «отражать внешний мир в духовных образах» (4). Это замечание пригодится нам в дальнейшем.

Влияющее – констатация того, что каждому из выделенных понятий приписывается статус причины, которая имеет тенденцию к ретроспективной оценке. Непосредственным событиям обычно приписывается статус следствия.

Неконтролируемое – констатация того, что действие каждой из выделенных сил происходит помимо воли человека и может проявиться в любой момент. Можно считать, что опасность или риск поддаются контролю, однако и то, и другое вопреки прогнозам способно проявляться с неожиданной стороны и обладать неожиданным качеством. Невозможность стопроцентного контроля связана с неисчерпаемостью ситуации рациональным анализом.

Универсальное означает «действующее на всех», а также то, что след этих понятий мы находим в других понятиях (на это мы каждый раз будем указывать в ходе нашего исследования).

Общие представления о понятии «судьба»

Каждое из выделенных слов трактует некое общее понятие, несколько варьирующееся в зависимости от конкретного обозначающего его слова (в синонимическом ряду внутри одного языка). Понятие это является общим также для двух исследуемых языков, в той степени общим, насколько это возможно, когда речь идет о двух различных, хотя и близко контактировавших культурах. Для обозначения этого общего понятия мы вынуждены использовать русское слово – «судьба», поскольку исследование написано на русском языке, однако в данном случае это русское слово призвано обозначить общее, а не специфическое понятие.

Поговорим подробнее о разработке понятия судьбы в многочисленных мифологических, религиозных, философских и этических системах. Во всех этих системах судьба понимается как некое активное действующее начало, предопределяющее жизнь человека. Применительно к понятию судьбы действуют все приведенные нами общие признаки лексической группы в целом. Судьба – это высшее, внешнее, влияющее, неконтролируемое, универсальное, но вдобавок и имманентное, и главенствующее. Судьба, как правило, является начальницей таких своих «подданных» как случай, удача и риск. «Представления о судьбе принадлежат к наиболее коренным категориям культуры, они образуют глубинную основу имплицитной системы ценностей, которая определяет этос человеческих коллективов, сердцевину жизненного поведения принадлежащих к ним индивидов» (5). Понятие судьбы – не только коренное, но и древнейшее ключевое понятие, которое, несмотря на смену представлений человека о мире, а также и изменений в самом мире, не исчезает из смыслового пространства языков и культур, дает доступ к прояснению картины мира, свойственной этим культурам, и отличается высокой стабильностью и значимостью (6). Это понятие отличается высокой степенью отрефлексированности в общеевропейской культуре, оно обсуждалось всеми без исключения философскими школами и религиозными конфессиями, в частности, по интерпретации именно этого понятия как ключевого и происходили размежевания и сближения. Так, фатализм, признающий действие иррационального и темного начала, противопоставляется рационализму, механистически объективизирующему предопределение и трактующему судьбу как сцепление причин и следствий (7). В кальвинизме и исламе представлена теологическая точка зрения, утверждающая, что судьба происходит от Бога, волей которого все изначально предопределяется, оспаривающаяся, как и предыдущие, провиденциализмом, утверждающим присутствие свободы воли человека и рассматривающим событие как результат сочетания божественной воли и воли человека (8). Несмотря на то, что каждая из перечисленных концепций имеет свою датировку, подобное отношение к судьбе присутствует в различных культурах и по сей день и свободно проявляется не только в философских дебатах, но и в повседневном общении. Анализ имеющихся точек зрения позволяет утверждать, что, по крайней мере в исследованных культурах, нет однозначной императивной точки зрения на судьбу и подход к этому понятию выбирается индивидуально в рамках заданных культурной традицией возможностей, которых, по всей видимости, три:

1. миропонимание, признающее судьбу в качестве самостоятельного начала мира;

2. миропонимание, определяющее судьбу как составляющее других начал;

3. миропонимание, отказывающее судьбе в статусе реальности и допускающее использование соответствующего слова (слов) в метафорическом значении (6).

Важно еще раз отметить, что слова, передающие понятие судьбы, не терминологичны, относятся к общеязыковому фонду обоих исследуемых языков, используются во всех имеющихся речевых регистрах и крайне частотны в своем употреблении.

А о чем свидетельствует естественный язык?

Русское семантическое поле провидение, судьба, участь, доля, рок

По данным славистики, мифологические образы Доли, Лиха, удачи, богатства и пр., отражающие представления о неких абстрактных функциях, образуют единый уровень и являются древнейшим слоем мифологических праславянских понятий. Они представлены рядом мифических существ, среди которых наиглавнейшими являются следующие:

1. Суд (Усуд) – существо, управляющее судьбой. Суд посылает Сречу или Несречу – воплощение счастливой и злой доли. В дни, когда Усуд рассыпает в своем дворе золото, рождаются те, кому суждено быть богатым. Когда же Усуд рассыпает в хижине черепки, рождаются бедные.

2. Суденицы – мифические существа женского пола, три сестры, которые входят в дом при рождении ребенка. Младшей 20 лет, старшей – 30–35. Они бессмертны, приходят издалека, в полночь на третий или пятый день после рождения ребенка, чтобы наречь ему его судьбу. Суд вершит сначала старшая, обрекающая ребенка на смерть, затем средняя, предрекающая ему физические недостатки, и затем младшая, самая милостивая, определяющая, сколько ребенку жить, когда идти к венцу и с чем в жизни столкнуться. Считалось, что они писали судьбу ребенку на лбу, что делает понятным выражение «так ему на роду написано» (СМ).

Понятия долии судьбыв общем значении (то есть не снабженные дополнительными признаками злая доля, лихои пр.) рассматривались как производные от деятельности вышеназванных существ. Понятие судьбы, нечастотное в фольклоре (9), понималось либо как приговор суда, который вершит персонифицированный дух Усуд, либо как сам этот дух. Доля персонифицировалась лишь в случае конкретизации ее.

Подытоживая сказанное, отметим важнейшие и специфические, как мы увидим дальше, черты славянских мифологических представлений о судьбе.

1. Судьба определяется путем устной дискуссии и затем записывается на лбу человека. Суденицы разговаривают, в отличие от древнегреческих парок, совершающих свое дело в полном молчании.

2. Определяющие судьбу суденицы, злая, не очень злая и добрая, вступают в конфликт, но именно последнее слово оказывается решающим.

3. Сказанное ими не может быть изменено.

4. Отдельно рассматривается вопрос о богатстве и бедности человека, который решается по прихоти Усуда.

Исследователи в области истории русского языка и культуры (10) отмечают повышенную глагольность лексико-семантического поля судьбы в русском и вообще в славянских языках, то есть связь этих понятий с действием. Все имена судьбы являются отглагольными дериватами: судьба – судить, доля – делить, рок – речь.Слова участьи счастьевосходят, по их мнению, через девербатив «часть» к праславянскому глаголу со значением «кусать». Слово жребийвосходит к глаголу со значением «резать» (ЭСРЯ). Семантика судьбы включает некоторые специфические глагольные значения: судьба – результат завершенного действия – имеет признаки перфекта, мотивирующего трактовку судьбы как неотвратимого, свершившегося, состоявшегося факта. В связи с этим в описании поведения судьбы присутствуют два аспекта: ее поведение знаково (судьба пишет, чертит, обозначает, назначает, судит, речет, предрекаети пр.) и активно (она делит, отделяет, разделяет, обрекает, заводит, ломает, играети пр.). Но кто совершает действие деления, суда, разрезания? Сама судьба? Нет. Человек? Тоже нет. Некто. Исторически – те, кого мы назвали. Вчера и сегодня – те, у кого есть власть, боги, Бог, начальники, хозяева.

При более детальном анализе современного употребления этого понятия выделяется четыре ипостаси судьбы:

1. судьба как высшая сила;

2. судьба как данное Богом;

3. судьба как путь;

4. судьба как строительный объект.

Судьба в первой ипостаси – одухотворенное существо женского пола, рациональное, но и в большой степени эмоциональное, переменчивое, активно действующее. В ортодоксальной концепции воля Бога противопоставляется своеволию судьбы. Мы говорим: быть игрушкой в руках судьбы, находиться в руках судьбы, бросить на произвол судьбы, насмешка, улыбка судьбы, судьба разлучает, гонит, наказывает, смеется, жадничает, капризничает, одаривает, балует, решает, казнит, судит, хитрит, каверзничает, ей может быть что-либо угодно или неугодно, своим перстом она указует путь, она выносит приговоры, гневается, иронизирует, улыбается, может сжалиться или казнитьи пр. Рациональная роль судьбы часто связана с идеей театра: она распределяет роли, отводит местои пр. Все это оставили нам в наследство сестры Суденицы. Но не они одни. На наше представление существенно повлиял и французский контекст, пересечение с которым мы увидим, когда будем анализировать соответсвующие французские понятия. Повлиял в XIX веке благодаря стараниям Пушкина, Тургенева, Толстого. То, что человек перед лицом судьбы, как правило, пассивен, его связывают, разъединяют, посылают, забрасывают, обрекают на что-либо, и в этом случае человек – игрушка в руках судьбы, часто обиженная, обкраденная, испытывающая гоненияи пр., – как раз следствие глагольности. Из этой же глагольности логично следует и ответное глагольное поведение человека – он судьбу благодарит, доверяет ей, подчиняется ее волеи пр. Возможен и третий вариант взаимоотношений человека с судьбой в русском языковом сознания, хотя подобные отношения описываются достаточно скудной идиоматикой: человек может быть не согласен со своей судьбой, бороться с ней, идти ей наперекор, против нее, смеяться ей в глаза, испытывать ее терпениеи пр. Это заимствованные, то есть не родные, как мы увидим далее, контексты.

Из всех приведенных контекстов выводится четкая коннотация, сопровождающая понятие судьбыв этом значении: это эмоциональная, своевольная, капризная, активная, агрессивная женщина, лицо, голос и руки которой дополнительно акцентированы, которая своевольно, по-женски, часто не соразмеряясь с идеей справедливости, ведет со слепым (!) человеком свои игры, благоприятные или неблагоприятные для него. Благие ее действия описываются значительно скуднее ( одарила, помогла, свела, защитила), нежели негативные, что и понятно, ведь две сестры Суденицы были злые, и только одна добрая. Такой облик судьбыотражает и развивает на другом, языковом, уровне заданные мифологические черты, о которых мы говорили ранее.

Эту же плодотворную идею и образ развивают и контексты, в которых судьбамыслится как неодушевленный предмет, вещь, то, что дается, дарится, то, чем наделяется человек, в этом смысле может явиться также и объектом приложения сил человека: ее можно искать, ей можно следовать, ее можно потерять, найти, встретить.В этом же смысле она выступает как некий текст, шифровка (то, что на роду написано), ее можно угадать, разгадать, прочесть, строить, выстраивать.Таким образом, здесь за судьбой закрепляется коннотация материального, хорошо структурированного и поддающегося структурированию предмета, о котором можно рассказать, поведать и который находится в статическом положении.

В третьей своей ипостаси – судьбаассоциируется с движением, с путем, извилистым, трудным (или легким), этот путь можно разделить с кем-либо, по нему можно идти или свернуть с него, часто он представляется в виде некоего лабиринта и в нем можно заблудиться, потеряв правильное направление движения. Именно в этой третьей ипостаси наиболее явно выражается воля человека: человек может выбирать свой жизненный путь, то есть свою судьбу.

Когда и если человек активен по отношению к своей судьбе – а это не исконный, как мы видели, славянский контекст, – он может созидать ее, строить, обзаведясь такой необходимой для этого вещью как жизненный план. В этом смысле мы, носители русского языкового сознания, реализуем древнейший стереотип, выражающий целенаправленное, осмысленное, длительное действие через метафору строительства, созидания, архитектурно-инженерного действия. Само по себе понятие плана, как и образ строительства как интеллектуального созидания чего-либо, пришло в современную ментальность именно из архитектуры и военного дела – древнеегипетских, античных, древнекитайских. Строить что-то означает созидать по плану, действовать продуманно, с позитивной целью. Именно в силу этого мы, европейцы, для выражения многих смыслов пользуемся метафорой строительства – мы говорим: строить свою карьеру, выстраивать отношения, линию поведения, строить козни,а также логическое построение, стройность мыслии так далее. Для выражения обратного, то есть для обозначения неразумного, непродуманного действия, мы пользуемся той же метафорой, указывая на дефектность конструктивного элемента. Мы говорим: строить замки на пескеили строить карточный домик.

Именно в этом смысле мы можем строить свою судьбу. Заимствовав этот образ мысли, как и образ действия, из европейской культуры в XIX веке.

Мы рассказали о центральном понятии в русском семантическом поле судьбы, а именно о самом слове судьба.

Разновидности русской судьбы – назначение( предназначение), провидение, рок, участь,доля различаются оттенками значений и проливают дополнительный свет на осмысление этого понятия в инвариативном виде в русском языковом сознании.

Понятие назначенияявляется переводным термином с латыни или французского (destinationили predestination) и обычно описывает внешний, социально-значимый аспект в жизни человека. Об этом свидетельствует имеющийся запрет на сочетаемость этого слова: мы можем сказать его предназначение в том, чтобы совершить переворот в наукеили ее назначение быть хорошей женой,но не можем сказать его (ее) предназначение – пять раз поменять работу или супругу (супруга).

Это слово употребляется узко, обычно в религиозных или околорелигиозных контекстах, ограничено в сочетаемости, имеет единственный метафорический образ: «само провидение указало ему на…», не снабжено никакими коннотациями и трактует человека как инструмент, выполняющий благую высшую волю. Назначение, предназначениенапрямую связаны с провидением, с его волей, образ провидения более разработан в сознании и языке, оно наделено силой, голосом и непременно добрым началом.

Слово рок(связанное этимологически с глаголом речь– сказанное, реченное) более активно в русском языке. Мы говорим: жестокий, злобный, враждебный, беспощадный, бессмысленный, непонятный, загадочный рок. Рок преследует, обрушивается, настигает, вступает. Рок– темная, враждебная, агрессивная, злая сила, рассматривающая человека исключительно как свою жертву и противостоящая счастливой судьбе. Но рок,в отличие от судьбы,не образует линию, путь; действие его всегда точечно, его нельзя построить, хотя эти точечные воздействия могут включаться в судьбу, в особенности в ее финальной части. Так, нежданная, случайная смерть – всегда осмысливается как рок.

В этой связи интересно употребление прилагательного «роковой», применительно к женщине или, реже, к мужчине, для обозначения соблазнительности и гибельности последних. Эта идея также французского происхождения (femme fatale) и также относится к заимствованным мыслительным способам поведения и суждения о нем.

Доля, участь, удел– в отличие от предназначения, может касаться и внутренней жизни человека (мы говорим: «Быть брошенной женщиной – такая уж ее доля»). Доля«включает» в себя не только внешние факторы, но и сугубо внутренние, мы можем сказать: «Такая уж моя доля – терпеть, ведь я не умею постоять за себя». Доля выпадает, ее ищут,в современном языке она не может быть ни плохой, ни хорошей (счастливой, то есть делающей человека счастливым: признак человека, а не ее самой). В современном языке слова участь, доля, уделтеряют свою активность, получают стилистическую окраску (либо поэтическую, либо просторечную, вероятно, это как-то связано с их исконностью и наибольшей архаичностью среди всех членов синонимической группы), и рядовой носитель обычно затрудняется, если ему предложить создать разнообразные контексты с этими словами.

Русское слово жребийв значении судьбаупотребляется в ограниченных контекстах: кому-то выпал такой жребий, таков уж чей-то жребий, чей-то жребий незавиден. Обычно, по нашим наблюдениям, предпочтительно соотносится с первым и третьим лицом (его доля), негативно окрашен, в образном строе выступает как неодушевленная сущность пассивного свойства (не сочетается с активными глаголами действия, можно сказать только: жребий брошен,глагол бросатьв страдательном залоге).

В сочетаемости слова жребийи отчасти слова долямы видим важный элемент метафорического концепта, объединяющий эти понятия с индоевропейскими прототипами. Мы будем много говорить о том, что представленные во французском мировоззрении когнитивные структуры, связанные с понятием судьбыи случая,ассоциированы в первую очередь с идеей падения-выпадения, восходящей к древним способам определения будущего через гадание и жребий. Трудно сказать, заимствована эта образность у европейцев или степняков, однако в праславянском представлении ситуации, связанной с этими двумя понятиями, таких элементов определенно нет.

Итак, мы проанализировали следующие русские слова, описывающие высшее, внешнее, главенствующее, определяющее человеческую жизнь: судьба, участь, доля, удел, рок, провидение, жребий.Рассмотрим теперь их французские переводные эквиваленты.

Французское семантическое поле fortune, destin, destinée, sort, providence

Аббат де Фелис, француз, автор 26-томной «Энциклопедии, или Универсального словаря», увидевшего свет в семидесятые годы XVII века, отмечал, что «у христиан нет достаточно четкой доктрины судьбы» (11). Действительно, образ судьбы во французском языке представляется достаточно эклектичным и неоднородным, впрочем, не менее эклектичным, чем у русских, что следует, например, из такого высказывания Боэция: «Провидение и судьба, хотя и различаются, однако взаимодействуют между собой. Порядок судьбы возникает из простоты провидения… Бог в своем провидении располагает единственным и непреложным способом того, что должно свершиться. Судьба же, предписанная провидением, направляет относительно времени и места. И не важно, ткет ли она свою нить с помощью духов, близких к божественному провидению, или с помощью мировой души, или послушной ей природы, посредством движения небесных светил, или силой ангелов, или хитростью различных демонов, с помощью чего-то одного из этого или посредством всего этого вместе взятого, очевидно, что провидение есть простой и неизменный образ всего того, что предопределено к воплощению, судьба же представляет собой беспрестанно меняющееся сплетение и временной порядок того, что Бог в своей простоте располагает к возникновению» (12). Из приведенной цитаты очевидно, что французские мысль и образный ряд питались из двух традиций – античной философии и мифологии и христианства. Фортуна бесконечно обсуждается у гуманистов (Альберти, Фичино, Понтано, Макиавелли (13)), то отрицаясь и низводясь, то воскресая и обретая новые статусы. Столкновение судьбы и провидения, описанное и у Монтеня, и у Дидро (14), также свидетельствует о стойкости античных представлений, оставивших богатый след в языке, приведших к сосуществованию в обыденном сознании и языческого, и христианского образов.

В нашем исследовании мы будем неоднократно, как и говорилось в описании метода, обращаться к описанию аллегорий тех или иных абстрактных понятий, канонизированных в Средние века и Возрождения, и хотели бы предварить в небольшом отступлении появление обширных цитат из соответствующих источников (I, СО), дабы показать, что именно мы усматривали в этих аллегориях и какой именно феномен они собой представляют. С нашей точки зрения, наиболее интересные замечания об этом содержатся в знаменитой книге Хёйзенги «Осень средневековья» (15), где рассматриваются отношения между средневековым символизмом и аллегорией. Он рассматривает символизм с точки зрения каузального мышления, которым пытается связать явления в плоскости одновременно целевой и смысловой. Убежденность в такой связи возникает, как только у вещей обнаруживается общее свойство, соотносимое с некими общими ценностями. Всякий реализм в средневековом смысле, утверждает Хёйзинга, это антропоморфизм, «когда мысль, приписывающая идее самостоятельное существование, хочет стать зримой» (Там же. С. 258). Его можно достичь не иначе как через персонификацию, превращая символ в аллегорию. Средневековые аллегории отражают обычай давать всему имена, во всякой вещи искать урок, мораль, нравственное значение, во всяком доказательстве прибегать к ссылкам на тексты, сохраняя неукоснительную веру в силу произнесенного слова. Средневековое мышление характеризуется Хёйзингой как архитектонический идеализм, связанный с потребностью обособлять каждую идею, оформлять ее как сущность, объединять идеи в иерархические сочетания, выстраивая из них своеобразные храмы и соборы. Именно в силу этого мы полагаем, что аллегории оставили глубокий след в образной структуре понятий, превратившись в коннотации или фрагменты их.

В средневековой иконологии (I, Сd) мы находим следующие описания и соответствующие изображения Провидения и Фортуны:

1. «Провидение – женщина с двумя головами, как у двуликого Януса. На одной голове – венок из колосьев, на другой – из виноградных ветвей и кистей. В одной руке она держит два ключа, в другой руль. Поскольку ни один благоразумный человек не может существовать без знания прошлого и будущего, эта фигура изображается с двумя головами. Ключи символизируют недостаточность осязания вещей и подчеркивают необходимость рассуждать. Рассуждения – ключи, помогающие отпереть лабиринты человеческой жизни, преисполненной трудностями. Руль, использующийся на кораблях, показывает, что провидение способно управлять событиями, чтобы помочь достичь богатства и славы, а также и спасти жизнь. Провидение вращает руль, управляя нами и нашими надеждами».

2. «Фортуна представляется в виде женщины с завязанными глазами, парящей над деревом жизни и сбивающей с него длинной палкой принадлежности и символы различных ремесел: орудия, оружие, книги, венцы и пр. Так изображаются Дары. Действия ее связаны со звездами, определяющими склонности человека и направляющими через его чувства его разум. Она изображается слепой, чтобы подчеркнуть, что она не благоприятствует никому в отдельности, она всех в равной степени любит и ненавидит, проявляясь через возможности, которые ей предоставляет случай. Это показывает, что следует простому народу идти только за правдой, которой располагает божественное провидение».

Вот еще одно изображение Судьбы, содержащееся в книге Чезаре Рипа:

3. «Женщина с небесной сферой на голове или стоящая на колесе времени и держащая в руке рог изобилия. Сфера или колесо времени показывают, что она находится в постоянном движении и к каждому по очереди поворачивается лицом, возвышая или унижая человека. Она распределяет блага из рога изобилия, но поскольку все время движется, то и блага постоянно переходят из рук в руки» (I).

Проанализируем эти описания.

1. Оба аллегорических персонажа – женского пола.

2. Оба персонажа действуют при помощи дополнительных инструментов (ключи, рог изобилия, колесо, руль, палка).

3. Области их действия не пересекаются.

4. Персонажи, олицетворяющие эти понятия, намекают человеку, как ему следует себя вести в отношении своей судьбы: знай прошлое, думай о будущем, рассуждай.

5.  Провидениеи французская судьбанаделены богатствами: у них есть колосья, виноградные ветви, рог изобилия, дары – символы ремесел. Эти высшие «предопределители» жизни подсказывают человеку, как ему преуспеть.

6. Все люди равны, судьба никому не подыгрывает. Она или слепа, или равномерно вращается на колесе времени, поворачиваясь лицом к каждому.

Изложенные здесь представления в большой степени являются ключевыми для романской ментальности. Они пронизывают длинные ряды понятий, определяющие отношения человека и окружающей его естественной среды. Отголоски этих представлений мы находим во французских понятиях о добре, случае, успехе. Вот яркий пример: французский успех – success– связан с идеей, выраженной латинским, а потом и старофранцузским глаголом succedere, современным французским succeder, – исторически означавшим иметь взаимосвязь во времени, иметь хороший результат во времени,а затем, в новое время, получившим значение наследовать, получать в свою очередь, иметь вследствие.Это понятие содержит в себе геном смысла, утверждающего связь между успехом, богатством и родом человека (наследством, делом, капиталом, перешедшим по наследству), а также длительным удачным стечением обстоятельств. В отличие от русского успеха,связанного с глаголом (успеть – схватить, воспользоваться, совершить «хапок»).Все эти понятия, идущие от ключевого понятия судьбы,оказывают большое влияние на ментальность, на способ социального действия, принятого в культуре.

Мы видели, что аллегорический сборник Рипы иллюстрирует лишь два понятия из всего представленного синонимического ряда. С них начнем наш анализ.

Fortune (n. f.) – заимствование из латыни (1130 год), Fortuna– имя римского божества счастья, случая и удачи. Первоначально этим словом называли богиню урожая, о чем свидетельствует происхождение ее имени от глагола ferre(носить – о матерях и женщинах). Впоследствии, возможно, под влиянием пренестинского культа, Фортуна стала богиней судьбы, счастливого и несчастливого случая, социального успеха. Во множественном числе этим словом обозначали богатство.

Непосредственное происхождение слова связано с fors, fortis.

В современном языке выделяют три следующих значения этого слова:

1. Сила, распределяющая блага и несчастья без видимого правила;

2. Событие или события, хорошие или плохие, результирующие из действий этой силы;

3. Благосостояние, богатство – в этом значении fortune входит в следующий синонимический ряд: деньги, капитал, собственность, владения, богатство.

Уже этот беглый обзор показывает ключевую разницу мировоззренческих концептов судьбыв двух культурах. У русских судьба– это часто о плохом. У французов – скорее о хорошем.

Слово fortuneв первых двух интересующих нас значениях имеет во французском языке следующие метафорические сочетания:

les caprices, les caresses, les cadeaux, les revers, les revirements, la volonté, la révolution de la fortune;

etre favorisé, élu, digracié, favorisé de la fortune’, chercher, tenter, bâtir, courtiser, corriger, brusquer la fortune, faire contre mauvaise fortune bon сoеиr;

etre l’artisan, courtisan de la fortune;