Текст книги "Истории с географией"

Автор книги: Мария Гинзбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

III

– А вот и он! – радостно воскликнула Транни. – Тебе погреть или ты холодное будешь?

Влад обернулся. Сначала он увидел массивный излучатель за поясом Дитриха, которого не было у Таугера, когда он уходил, а лишь затем – чешуйчатый хвост, торчавший над плечом десантника.

– Не надо, детка, не грей, – ответил Дитрих и бросил ношу на пол. Картинным жестом охотника, притащившего в свою пещеру убитого мамонта, мелькнуло у Влада. Но это оказался не мамонт, а ящерица размером с коммодского варана. В оскаленной пасти Никитский насчитал три ряда острых зубов. В груди у монстра зияло сквозное отверстие с опаленными краями, в которое свободно прошла бы рука Тран Ле Чин. Влад покачал головой:

– На одном из соседних атоллов явно был ядерный полигон.

Но Дитрих его не слушал. Он стоял, смотрел на Транни и улыбался. Никитский вдруг осознал, что Таугер не играл в “сурового охотника, добывшего пищу”. Дитрих им был. Каменный топор в руках охотника сменился излучателем, в голову, помимо вдолбленных шаманом табу, вложили творчество классиков и приемы рукопашного боя, да и место для нескольких компьютерных чипов тоже там нашлось. Но сам мозг и ведомый им охотник не изменились за миллионы лет с того момента, как Ева подарила Адаму первый смайлик. Первая женщина тогда еще не знала, что изобрела универсальную валюту, которой платит своему мужчине за то, чтобы он был хорошим парнем, – но парень повелся и стал хорошим.

Парень таким и остался.

А вот понятия добра и зла за прошедшее время успели неоднократно поменяться местами.

– Это же юй, – засмеялась Транни. – Их нельзя есть.

– Запомни, – хмыкнул Таугер. – Есть можно все, детка. Ты просто не умеешь их готовить. А я – умею. Вот сейчас поем, и примемся за дело. Найди пока кусок целлофана побольше.

Дитрих сел за стол. Тран Ле Чин придвинула ему котелок и принялась шуршать в стоявших у входа ящиках. Таугер принялся за еду, перебрасываясь с девушкой фразами на китайском. Транни отвечала ему.

– Мы здесь не больше месяца, – с интересом прислушиваясь, заметил Влад. – А ты уже выучил их язык…

– Я не учил, – ответил Дитрих. – Я скачал разговорник из архива Генштаба Великой Чистки. Тех фраз, которыми они обменивались при абордаже, хватило для идентификации. А что у тебя с рукой? Транни, ты его пытала, что ли? Твои соплеменники когда-то знали толк в таких вещах…

Девушка засмеялась, а Никитский сказал:

– Нет. Это производственная травма.

– Смотри, подойдет? – спросила Транни, вытаскивая из ящика длинный кусок пятнистого мягкого пластика. Судя по форме, это был чехол от гранатомета.

– Вполне, – сказал Таугер.

Он доел и со стуком отодвинул миску.

– Спасибо, – сказал Дитрих и чмокнул Транни в щеку.

Таугер взял нож и разрезал швы на чехле.

– На чем ты собираешься уплыть отсюда? – спросил Влад.

– На каноэ, – ответил Дитрих. – Припасы позаимствуем…

– Я бы не рискнул переправиться на их каноэ даже через лужу, а до ближайшего берега миль пятьсот, – очень тихо сказал Никитский. – Хотя тебе, безусловно, виднее. Но как ты собираешься позаимствовать припасы и лодку? Островитяне же сейчас охраняют их как зеницу ока, да и поисковые группы должны рыскать по всему острову… Им известно про наш дот, и я удивляюсь, почему здесь никого нет до сих пор?

Дитрих вспорол брюхо ящеру. Желто-черные внутренности вывались на пластик. Влада чуть не вырвало.

– Никто не помнит, где находится дот, – сказала Транни. – А с карт острова я его стерла, Дитрих научил меня, как сделать это и как пробраться к компьютеру… Так что не беспокойтесь, сюда никто не придет.

– Транни, посмотри, что у нас есть из специй, – попросил Дитрих. – И найди пустой бочонок.

Девушка задумчиво нахмурилась. Таугер распорол шкуру от груди до самой шеи юя. Влад вскочил, не в силах больше смотреть на это.

– Я пойду, подышу свежим воздухом перед сном, – пробормотал он. – Посижу на полянке перед дотом, раз уж это безопасно…

Дитрих тяжело посмотрел на Никитского.

– Дыши, – сказал десантник и прокрутил нож в пальцах. – Это и впрямь безопасно – я вокруг полянки силовое поле поставил, генератор тут был… Змея не проползет, крылан не пролетит.

– Ты что, думаешь, что я хотел сбежать? – поморщился Влад.

Дитрих пожал плечами и вернулся к разделке добычи.

Ученый выбрался из дота, прислонился спиной к двери и некоторое время стоял, унимая дрожь. В свете луны джунгли казались черными. Яростно благоухали цветы, названий которых Влад не знал, тоскливо кричали ночные птицы. Кусты Дикого имбиря закачались – в зарослях двигался кто-то очень большой, скорее всего, родственник разделываемого юя. Никитский прошел по поляне, топча мальвы. Площадка была небольшой и заканчивалась обрывом. В двух шагах от края в лицо Влада впились ледяные иголочки – граница колпак охваченного силовым полем, проходила именно здесь. Учен криво усмехнулся, отошел назад и сел на траву. Внизу б видна деревня островитян – в ней метались огненные точки факелов.

Влад вытащил из кармана скомканный листок с записями.

– Уксус и перец… Детка, а больше ничего нет? Что-нибудь, чтобы выгнать из мяса горечь.

– Я принесла с собой настойку из кореньев ти, но не знаю, подойдет ли она.

– Вот это будет в самый раз.

“Ну хорошо, допустим. Но что делать дальше? Взять разве это подмножество и…”

– Вот, а теперь руби филе на равные кусочки…..

“Если размерность пространства многочленов от одной переменной степени не выше w равна w + 1, тогда размерность пространства однородных многочленов степени 2 от трех переменных х, у, z равна 6. Это все уже давно известно, но вот вещественная размерность этого комплексного многообразия пространства, которую он тут берет…”

– А запасная циновка для Влада у нас найдется?

Влад потер глаза рукой и посмотрел на другую сторону обрыва. В темноте бесшумно двигалась цепочка факелов, но он этого даже не заметил.

“Да почему тоже шесть? Должно быть четыре… Ошибки вроде нет, ну-ка, еще раз проверю”.

– Сколько у тебя было женщин до меня?

– Много и ни одной… Перестань, Транни, я ведь тоже могу тебя стукнуть…

– Что это значит – много и ни одной?

– А то и значит. Ты – моя единственная женщина, Транни. Я хочу с тобой жить.

– Я тоже. Мы будем жить в огромном городе, наш дом будет доставать до неба…

– Нет. Здесь мы жить не сможем. Мы улетим отсюда, Транни. Там, далеко, нет моря. Только красная каменистая пустыня. И куча полезных ископаемых… И там ни одна сука не будет интересоваться, с кем я живу…

– Ты говоришь слова, которых я не знаю. Что такое “пустыня”? “Полезные ископаемые”?

– А что такое “сука”, ты знаешь?

– Я так поняла, это могущественное злое божество, которое может испортить нам жизнь.

– В самую точку, детка.

– Поцелуй меня еще раз.

– Давай лучше…

“Так вот зачем ему была нужна производная!”

Влад заплакал от радости.

На траву упал желтый прямоугольник света из открывшейся двери дота.

– Слышь, ты, Оппенгеймер, – услышал он голос Дитриха. – Иди спать.

Влад перестал всхлипывать, вытер слезы рукавом, собрал листочки. Он касался их так, словно они были величайшей драгоценностью на земле. И в тот момент так оно действительно и было.

Земляне смогли вырваться в космос два века назад, почти сразу после Великой Чистки, когда была решена проблема с топливом для кораблей. Но корабли такого типа могли летать только в Солнечной системе. А в этих серых листочках из низкопробной бумаги, в этих закорючках, малопонятных для непосвященных, заключался способ достичь других звезд.

Влад шел к доту, путаясь в траве. Перед его глазами мелькали иные солнца. Иные, удивительные миры с пышной, незнакомой растительностью. И – может быть – даже иные разумные существа, с которыми можно будет…

В памяти Влада вдруг всплыло лицо Су Вонга. Так мало похожее на человеческое – плоское, с рудиментарным третьим веком в уголках глаз и широким носом. Влад вздрогнул и очнулся от грез. Перед ним чернели деревья, которых не осталось нигде больше на Земле, необычные и удивительные. Никитский ощутил аромат цветов, столь же прекрасных, сколь чудесен был их запах.

– Будет все то же самое, – прошептал ученый. – Все то же самое! К чему звезды, если…

– Ты чего там бормочешь? – грубо спросил Дитрих. – Считаешь, хватит ли Нобелевской премии на космическую яхту? Так прокурор добавит.

Подавленный Влад вошел в дот и молча растянулся на циновке. Транни уже тихонечко сопела в другом углу под кучей тряпья. Дитрих выключил свет. В доте было душно. Страшно воняло мясо юя в бочонке. Волокна из рваной циновки кололи ребра.

“Этот каземат с протухшим мясом – это наша Земля, – думал Влад, глотая слезы. Но плакал он уже не от счастья. – И это единственное, чего мы достойны”.

Влада разбудили голоса. Он сел, щурясь от света. Рваное одеяло сползло с ученого. Дверь дота была открыта. Влад поднялся выбрался наружу.

– Доброе утро, – весело сказала Тран Ле Чин. Дитрих поливал шашлыки чем-то белым из калобаши. Угли шипели. – Как спалось?

– Да как-то… не очень, – признался Влад. – Кошмары какие-то всю ночь.

– А так со всеми бывает, кто слишком много думает, – сказал Дитрих и протянул ему прут, на который вперемешку с плодами хлебного дерева были насажены кусочки мяса.

Влад хмуро посмотрел на Таугера, но еду взял и присел на траву. Плоды хлебного дерева, пропитанные кокосовым молоком, оказались хрустящими и сладкими, а мясо юя – в меру мягким, в меру сочным и острым. По вкусу оно напомнило Никитскому утку в яблоках.

– Шашлыки вам определенно удались, Транни, – сказал Влад, прикончив последний кусочек.

Девушка протянула ученому еще один прутик и сказала Дитриху, все еще возившемуся над костром:

– Ты сам-то поешь.

Мяса в огромном ящере оказалось не так уж много – Таугер снял с мангала последний из импровизированных шампуров, опустился на траву, поджав под себя ноги, взял миску и, обжигаясь, сдвинул в нее мясо и плоды хлебного дерева.

– Ну как? – спросила Тран Ле Чин у жующего Таугера. – Хоть прожарилось?

– Горячее сырое не бывает, – проглотив, ответил Дитрих. – Нормально. Кетчупа только не хватает.

Влад меланхолично дожевывал свою порцию, глядя на подернутый туманом склон на другой стороне обрыва. Вчерашние горькие мысли вернулись к ученому.

– Дитрих, – сказал он. – Там, слева от входа, надпись по-немецки… Как это переводится?

– “Ничего для них. Никогда”, – неохотно ответил тот.

– Я так и подумал, – мрачно сказал Влад.

Сборы не отняли много времени, и уже через полчаса троица спускалась вниз по узким горным тропкам. Влад думал, что им придется пробираться через джунгли, но Дитрих повел своих спутников прямо по дороге, связывающей плантацию с деревней.

– Разве это не опасно? – спросил Никитский. – Мы можем здесь встретить кого-нибудь… Даже самого Мао Бэя!

Дитрих хмыкнул и ответил:

– Нет.

Он оказался прав – троица никого не встретила на дороге. Путники добрались до крутого косогора, нависавшего над деревней. Тропа тут круто поворачивала вниз.

– Но это странно, – заметила Тран Ле Чин. – Здесь в это время должны ходить многие. И дым пахнет как-то не так…

Дитрих покосился на девушку, но промолчал. Тран Ле Чин осторожно раздвинула кусты над обрывом, чтобы посмотреть на деревню. Влад подошел к ней, глянул через плечо.

Деревня горела в нескольких местах. Кое-где огонь уже погас, оставив черные обугленные проплешины на месте одиночно стоявших хижин. А в следующий миг Никитский понял, почему с пожаром никто не боролся. Обрыв был высотой всего метров пять-шесть, и Влад отчетливо различил черные язвы на лицах трупов, которыми были завалены улицы. Клумбу на центральной площади, где росли мальвы и еще какие-то тяжелые золотистые и яркие оранжево-алые цветы, названия которых Влад не успел узнать, огонь не тронул. Теперь она казалась венком на разлагающемся трупе прокаженного.

– Что случилось? – пробормотал потрясенный Никитский. Тран Ле Чин уже поняла – что. Девушка обернулась к Дитриху – тот стоял на обочине, дожидаясь, пока они насмотрятся.

– Но ты же говорил, что хочешь только вернуться домой, – мертвым голосом сказала Транни.

Таугер усмехнулся, но ухмылка получилась кривой.

– Белые люди всегда врут, детка, – ответил он.

– Но когда ты успел? – спросил Влад. – Ты же все время был с нами…

Он осекся, вспомнив вечернюю отлучку Дитриха.

– Ну, – сказал Таугер. – В тех ящиках хранилась не только тушенка, а еще кое-что, с гораздо большим сроком годности. Легко растворимое в воде, притом без вкуса и запаха.

В деревне был централизованный водопровод, и Дитрих об этом знал, как и Никитский. Дар цивилизации, от которого не смогли отказаться дети ханна, в конечном итоге и погубил их.

– Ты отравил воду! – воскликнул Влад.

– Ты умен не по годам, – заметил Дитрих. – Все, пошли на причал. Возьмем абордажный катер, он теперь все равно никому не нужен.

Они обошли деревню по задам – Дитрих не хотел, чтобы его спутники смотрели на трупы. Но на одно тело они все-таки наткнулись.

Су Вонг лежал на пороге хижины. Черная полоска запекшейся крови тянулась от угла раскрытого рта через подбородок и пятнала пол. Тело раздулось под лучами солнца, но еще не настолько, чтобы Влад не узнал своего ученика. “Я уже умер, – подумал Никитский, глядя на обезображенный труп, в котором разлагался мозг из лучших на Земле. – А это – ад”.

– О господи, – воскликнул Влад. – И это все потому, что по какой-то ужасной случайности ты оказался на борту нашего корабля!

– Такие люди, как я, случайно даже в пи* де не оказываются, – спокойно ответил Дитрих.

Транни шумно вдохнула, а потом понял и Никитский.

– Конечно! – воскликнул он. – Господи, это же элементарно! В каком-то районе со строгой периодичностью пропадают суда, всегда примерно одного тоннажа, всегда пассажирские. Только мартышки могли думать, что они смогут вечно развлекаться таким способом. Им надо было сидеть на острове и носа не показывать. Но они не могли. Генетика, мать ее… И в каком ты звании?

– Какая разница, – сказал Таугер.

– Ты и меня любил потому, что тебе приказали? – очень ровным голосом спросила Тран Ле Чин.

– Нет, – ответил Дитрих. – Если бы это было так, я бы убил тебя сразу, как ты показала мне дот.

– Ты позволишь мне похоронить брата?

– Нет. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов.

Они двинулись дальше и спустились в лагуну. Золотистый полумесяц пляжа между джунглями и морем казался серпом, выпавшим из руки небесного жнеца. За несколькими каноэ, до половины вытащенными на песок, виднелся абордажный катер. Таугер, Никитский и девушка побрели к нему. Транни чуть отстала, но Дитрих не стал подгонять ее. Когда они дошли почти до середины пляжа, Никитского прорвало.

– Скотина! – крикнул ученый. – Гестаповец!

Как он и ожидал, Дитрих тут же заехал ему в ухо. Влад попытался уклониться, но добился только того, что удар пришелся в челюсть. В голове у него зазвенело. Никитский охнул и сел.

– Ты моих предков не трогай, понял? – сказал Дитрих, стоя над ним. Голос доносился до Влада как сквозь воду. – Двести лет назад нашлись неудачники, которые не смогли довести дело до конца…

Никитский поднял лицо и часто-часто заморгал от удивления. И ужаса. Влад хотел оскорбить Таугера, но совсем иной смысл он вкладывал в свои слова.

– Так что, ты думаешь, до скончания веков теперь на нас будут плевать такие козлы, как ты? – продолжал Дитрих. – Ты сам-то убил хоть кого-нибудь или всю жизнь только дрочил в компьютерных стрелялках?

– “Ты, трус, еще не видал человеческой крови”, – скривившись, пробормотал Влад и сплюнул. Песок потемнел.

– Я-то видал, – ответил Таугер, и Влад заметил, что Дитрих опять его не понял. Но в этот раз ученый испытал глубокое удовлетворение. – Больше, чем мне хотелось бы, поверь, – закончил десантник.

– Да я не об этом, – вяло ответил Никитский. – Вы больше ничего не умеете, кроме как крысиный яд в водопровод подсыпать, стерилизаторы, – в поставки гуманитарной помощи. Пусть бы эти несчастные последыши сидели на своем острове, кому они мешали?

– Твои дружки, которые создали стерилизаторы, были ум нее тебя, недоносок, – ответил Таугер. Тран Ле Чин вздрогнула и в упор посмотрела на ученого. – Если бы не стерилизаторы, на этом острове сейчас сидели бы мы. Ты хоть знаешь, что до Великой Чистки желтых и черных на Земле было около четырех миллиардов? Они размножались со страшной скоростью, как амебы… Они бы смыли нас с лица планеты, растворили бы в себе!

– Сенсей Влад, – вдруг тихо сказала Транни. – Так это вы ваши друзья создали тот страшный яд, которым отравили наших женщин, чтобы они не могли рожать детей? Которым вы уничтожили нас?

Влад отвел глаза, не выдержав ее взгляда.

– Мы уничтожили не вас, мы уничтожили сами себя, – хрипло ответил он. – Жизнь – в многообразии, в вариативности, вот, смотрите…

Влад вытащил из кармана мятые листки и потряс ими. Дитрих нахмурился:

– Это еще что такое?

– Это одно математическое преобразование… Ученые бьются над ним уже несколько веков! И какая-то желтая тварь, которая первый раз в жизни увидела его вчера, решила его… Мы отсекли все другие варианты развития, мы потеряли гибкость, и если мы пойдем по ложному пути, мы даже не заметим спасительных развилок… Да что ты понимаешь, дубина стоеросовая!

Никитский с надеждой посмотрел на девушку. Тран Ле Чин безучастно переминалась с ноги на ногу.

– Вы меня тоже не понимаете? – в отчаянии спросил ученый.

– Отчего же, понимаю, – вежливо ответила Транни и выхватила излучатель из-за пояса у Дитриха. Таугер дернулся, но Тран Ле Чин успела отпрыгнуть. Дитрих замер в неудобной позе, почти по щиколотку провалившись в песок. Никитский засмеялся. Глаза девушки сузились, превратившись в две почти неразличимые щелочки. Транни медленно начала поднимать оружие.

– Правильно, девушка! – воскликнул Влад. – Пристрелите и меня, сделайте милость!

Дитрих смотрел, как локоть девушки проходит точку для стрельбы от бедра. Дитрих понял, что она задумала, когда локоть миновал точку для стрельбы от плеча.

– Не надо, Транни, – глухо сказал он.

К изумлению Влада, Дитрих опустился на колени перед Транни. Их головы оказались на одном уровне. Никитский презрительно улыбнулся, думая, что десантник будет просить о пощаде. Но Таугер сказал совсем не то, что ученый ожидал услышать.

– Убей меня, – сказал Дитрих. – Отомсти за всех своих родных. И отправляйся с Владом. Со своим сенсеем. Ты же так хотела увидеть города и дома до неба, помнишь… Стреляй, прикончи меня. Ну же!

Тран Ле Чин отрицательно покачала головой.

– Я не хочу жить там, где в подлости – сила, а в силе – подлость, – сказала она, вставила ствол в рот и нажала на спуск. Дитрих закричал. Тело девушки выгнулось дугой и упало на песок. Черная волна выплеснулась из раздробленного затылка.

– Она не поняла, – чуть не плача, сказал Влад. – Вы меня не поняли!

Таугер, не вставая с колен, всем корпусом повернулся к нему. Никитский невольно сжался, крепче вцепился в листки.

– Почему же, – очень спокойно сказал Дитрих. – Я понял. Ты вроде как хотел набить мне морду. Валяй.

– Ну да, – нервно хихикнул Никитский. – Ты меня в песочке рядом с Транни и прикопаешь…

– Бей, я сказал. Или я сам тебя ударю.

Влад спрятал записи, попутно пытаясь вспомнить то немногое, что вынес из занятий по боксу. Теоретические дисциплине всегда лучше давались Никитскому, чем практические. Но удара, который он нанес в лицо Таугеру, не постыдился бы и олимпийский чемпион. Кровь из сломанного носа брызнула во все стороны. Влад охнул, поняв, для чего боксерам выдаются перчатки.

Дитрих опустился на песок рядом с Транни, опираясь на локоть. Десантник медленно провел рукой по волосам девушки.

– Да ты вдобавок и некрофил, – сказал ученый.

Таугер его как будто не услышал. Две дорожки крови – та, что натекла из-под головы Тран Ле Чин, и та, что лилась с разбитого лица Дитриха, – смешивались на песке. Никитскому стало неловко. Он отвел глаза.

– Сентиментальность тебе к лицу, как тигру слюнявчик, – пробормотал Влад, когда ему надоело смотреть на небо, море и кружащих над волнами чаек. – Пойдем уже на катер. Я не сидеть на этом острове, набитом мертвецами!

– Я на этом катере даже лужу не рискнул бы переплыть, – не глядя на ученого, ответил десантник. – Ночью я послал SOS. Авианосец “Нагльфар” будет здесь к полудню, самое позднее – к вечеру. Надо ждать.

Никитский посмотрел на солнце. Оно стояло уже почти в самом зените. Влад приободрился.

– Близко они подходить не будут, чтобы островной синто-мозг не перехватил управление авианосцем и не загнал его на рифы, – продолжал Таугер. – Они спустят шлюпку.

Дитрих вытянулся на песке. Влад подумал, что было бы неплохо уйти с солнцепека, вернуться в тень джунглей или дождаться спасателей на абордажном катере островитян.

– Дитрих, – просительно сказал ученый. – Пойдем в тенек.

– Иди, – лаконично ответил Таугер.

Но без десантника Влад не решался покинуть пляж. Кто-нибудь из островитян по нелепой случайности мог и не пить воды вчера вечером. Сейчас туземец вполне мог сидеть в прохладных джунглях, безумным взглядом смотреть на их спины, сжимать в руке энергетическую винтовку и ожидать только момента, когда кто-нибудь из белых людей окажется в зоне поражения.

И Влад остался рядом с Дитрихом, который очень тихо и нежно бормотал слова на языке Транни.

Слова, которых явно не было в разговорнике Генштаба.

Ученый сидел, слушал хриплый шепот Дитриха и думал: “А он ведь выучил эти слова. Хотя знал, что будет последним человеком на Земле, которому известен их смысл…”

Думать об этом было невозможно. Влад устремил свои мысли на огромный авианосец, который наверняка уже бороздит волны в каких-нибудь нескольких кабельтовых от острова Надежды. Никитский поудобнее уселся на песке, снял майку и обмотал ею голову. Отвернувшись от Таугера, по-прежнему обнимавшего труп, Влад стал смотреть на блестящее море, которое вспарывали черные плавники. Ученый закрыл глаза и попытался представить себе авианосец, но получалось плохо – вместо корабля перед внутренним взором Влада упрямо появлялся пакет с соком. Оставив эти бесплодные попытки, Никитский открыл глаза и с изумлением уставился на огромное, ослепительно сияющее тело авианосца. Корабль входил в залив. Влад крепко зажмурился, подумав, что это мираж, что он бредит от усталости и солнечного удара. Он осторожно открыл глаза. Корабль приближался, и уже была видна надпись на его борту. “Нагльфар”, – прочел ученый. Влад вскочил и закричал:

– Дитрих, а вот и они!

Таугер приподнялся, посмотрел на море.

– Да, это они, – эхом ответил он и вынул излучатель из руки Тран Ле Чин.

– Вам не расшифровать эти записи без меня, – дрогнувшим голосом сказал Никитский.

Но Дитрих снова удивил его – в последний раз.

– Если сильно достанут с расспросами, – сказал Таугер. – Вали все на меня, как на мертвого.

Он прижал дуло себе ко лбу и выстрелил. Влад зажмурился и отвернулся.

– Чтоб всю эту верность и предательство, силу и подлость, а особенно все государственные интересы и твой тевтонский кодекс чести забрал дьявол! – выпалил он в раскаленную пустоту. – И тебя самого, Таугер… А с меня хватит. Я буду смотреть на корабль. На прекрасный авианосец, который увезет меня отсюда!

Он открыл глаза. Но вместо авианосца, замершего на безопасном расстоянии от берега, белого сверкающего авианосца, с которого, как надеялся ученый, уже спускали шлюпку, Влад увидел совсем другой корабль.

Для современного военного корабля он был слишком мал. Но это был боевой корабль – нос его венчала грубо сделанная фигура, изображавшая оскаленную морду юя. Ладью сопровождал почетный эскорт из акул. Рыбы выпрыгивали из воды, кувыркаясь и забавляясь, как дельфины. На носу стоял рыжий мужчина во всем черном. Лицо его безобразила огромная черная язва. Она захватывала весь лоб и перечеркивала правую скулу.

“У меня солнечный удар, – подумал ученый, обливаясь холодным потом. Признать, что своим нелепым выкриком он призвал из морских глубин Локи, скандинавского сатану, бога убийц и предателей, означало сдаться безумию. – Полдня просидеть на открытом солнце. В местном климате – это чревато…”

Влад уже почти убедил себя в этом, когда “Нагльфар” ткнулся носом в песок. Локи дружески улыбнулся ученому.

– Это не я! – в ужасе закричал Влад. – Вам нужен он! Дитрих! Это он во всем виноват!

Локи отрицательно покачал головой и сделал приглашающий жест.

Влад попятился и запнулся о тела. Он упал, проехался лицом по черному мокрому песку. Песок оказался горьким и соленым. Отплевываясь, Влад поднял голову. Он увидел черную язву – вмятину от выстрела в упор, захватывавшую весь лоб и правую скулу Дитриха.

Синие, подернутые дымкой, как утреннее море, мертвые глаза Таугера смотрели прямо на ученого.