Текст книги "Бесхозные Лондоны"

Автор книги: Мария Фомальгаут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Потерянный василиск

– А где у вас тут василиск?

Вот так.

С ходу.

Нет, конечно, не с ходу, сначала он вошел в таверну, бросил на стол золотую монету, попросил вина, да получше, а то знаю я вас, нальете всякую дрянь и радуетесь…

А потом уже, после бараньей лопатки с фасолью:

– А где у вас тут василиск?

И хозяйка вздрагивает, оборачивается:

– Какой василиск?

– Какой, обыкновенно, какой… который в колодце живет.

– В каком колодце?

– Да я откуда знаю, в каком, это вы здесь живете, вам виднее…

Хозяйка всплескивает руками:

– Да сколько здесь живу, первый раз про такое слышу…

Город.

Осажденный город.

Обреченный город.

Город, который не сдается.

Враги за крепостной стеной.

Там.

За стеной.

А здесь город.

Солнце ползет по стене ратуши.

Красный плющ на стенах.

Звон колокольчика.

Старый библиотекарь выходит в зал, смотрит на молодого мужчину, – почему он здесь, зачем он здесь, да разве молодые люди сейчас ходят в библиотеки.

– День добрый.

Это гость.

– И вам того же.

Это хозяин.

– Я василиска ищу.

Кого ищете?

– Василиска ищу.

Хозяин припоминает человека по имени василиск – ничего не припоминается, хотя…

…хотя…

– Это этот, который жаром пышет?

– Ну да. И в камень обращает.

– Гхм, вот, помню, был какой-то сборник легенд… Вы диплом пишете или как?

– Да не-ет… настоящий василиск…

Хозяин недоуменно смотрит на гостя, пьяный, что ли, или разыграть решил старого хозяина, за молодежью не убудет, чего только не попросят, и книгу со вкусом земляники, и полкило сказок, и много еще чего…

А тут вон чего.

Василиск.

– Вы меня поймите, я за василиском этим за тридевять земель приехал…

Хозяин спохватывается:

– Да нету у нас василиска никакого, что вы говорите такое…

– Да как же нету… – гость разворачивает потертую карту, показывает на соседнюю улицу, – я читал, что тут вот где-то, а вот где…

– Молодой человек, я полвека здесь живу, первый раз про такое слышу…

Враги подступают к городу.

Со всех сторон.

А город обороняется.

Тоже со всех сторон.

Не возьмет город никакая сила, это в пророчестве написано.

Уже и сами враги это понимают – отступают, зализывают раны, поджимают хвосты.

Думают.

Никакая сила не возьмет.

Никакая сила…

– Еще далеко?

Это спрашивает гость. Хоть бы узнать, что за гость, откуда приехал – да какая разница, откуда приехал, главное, сколько денег привез…

Кирдык пожимает плечами:

– Далековато.

Кирдык.

Так провожатого зовут.

А настоящее имя его знать незачем.

Разводит руками, мол, а ты как хотел, без труда не вытянешь и рыбку из пруда… василиска, то есть.

Двое идут по ночному городу, гость и провожатый, смотрит одинокая луна, прячсется в ветвях, качаются на ветру фонари…

Кирдык идет чуть позади, присматривается, приглядывается, примеряется, как бы половчее проломить голову гостю, а то гость большие денежки за василиска обещал, а денежки Кирдыку очень кстати будут…

– Здесь он обычно околачивается, – шепчет Кирдык, показывает в узкий проулок.

– А где там колодец? Не вижу…

Да и не увидите отсюда, это надо в проулок зайти… пойдемте давайте…

– Темновато там…

– Ну а что вы хотели, кто ж вам там будет свет зажигать, василиска боятся…

Понятно… фонарь-то зажечь можно?

– Фонарь зажгите…

Фонарь летучая мышь покачивается в руках, взмахивает крыльями, пытается улететь, врешь, не уйдешь…

Кирдык затрввленно оглядывается, прислушивается к ночным шорохам, кто-то крадется за ним, кто-то, кто-то…

…нет, померещилось.

Ну, конечно, померещилось, что там может красться, кошчонка какая-нибудь драненькая, или мышь какая, или крыса, развелось их тут как звезд на небе, куда власти смотрят…

Змеиное шипение за спиной…

Нет померещилось.

По-ме-ре-щи-лось.

Потому что.

Не бывает никаких василисков, не…

Колодец.

Здесь.

Совсем рядом.

Гость подходит к колодцу, Кирдык не выдерживает, хватает гостя за рукав, стойте, стойте, куд-да вас понесло, опасно же…

– Опасно? Там и есть василиск?

Шорох за спиной.

У Кирдыка холодеет сердце.

(померещилось, по-ме-ре-щи-лось)

– Нет! Нет никакого василиска! И не было никогда!

Это Кирдык. Срывается на крик.

– Не было? Да нет, вы посмотрите…

Кирдык убегает по темным улицам, пропади оно все, пропади, пропадом пропади, и деньги пропадом пропади, и гость, и всё, всё…

Гость сотрит вслед бегущему, ждет, когда тот перемахнет через крепостную стену, разрушенную на окрание.

Мысленно отмечает про себя: последний.

Город пуст.

Гость поднимается по винтовой лестнице на высокую башню, светит фонарем.

Вражеский дозорный видит знак. Трубит в трубу, ведет войско.

Враги входят в город.

Вражеский полководец хлопает гостя по плечу, вешает гостю на грудь медаль, а вы молодец, дело свое знаете…

И шорох за спиной.

Шорох.

Померещилось. По-ме-ре-щи-лось.

Шорох.

За спиной.

Гость отворачивается.

Не слышать.

Не видеть.

Не замечать.

Змеиное шипение.

Не слышать.

Не слышать.

Предупреждающее покашливание.

– Прошу прощения… это вы меня придумали?

Гость сглатывает.

– Д-да.

– Большое спасибо.

– Д-да не за что…

Гость замирает.

(не смотреть, не смотреть, не смотреть…)

Толкает дверь, чтобы войти в спальню…

…вот он.

Там.

Их взгляды встречаются.

Всё замирает внутри.

Гость прислушивается к себе, ждет, когда обратится в камень.

Ничего не происходит.

Ни-че-го.

Но…

Василиск непонимающе смотрит на гостя, что-то он, василиск, сделал не так…

– Но… вы же… василиск…

Василиск. Вы меня придумали.

– …а вы в камень людей обращаете…

– Обращаю. Настоящих людей.

– А я, по-вашему…

…осекается.

Василиск снова откашливается:

– Я давно вас спросить хочу… а вас кто придумал?

Гость смотрит на свои руки, тающие в пустоте…

Адриан

Адриан допивает кофе.

И идет летать.

Нет, не сам, конечно, крыльев у Адриана нет.

На самолете.

Целует Люси, уходит.

Нет, Люси это не жена, Люси – это сестра Адрианова.

Еще дядюшка есть, он богатый.

Называется раньте.

Дядюшка спохватывается, стой, Адриан, куда пошел, а день рождения Люси, а гости, а…

Адриан отмахивается.

Его самолет ждет.

Дядюшка головой качает, ну что ты с этим самолетом, как в последний раз…

Вздрагивает.

Да.

В последний раз.

Адриан садится за штурвал плохонького кукурузника, разгоняется.

Шасси отрываются от земли – сладкий миг, когда замирает тряска, и впереди только бескрайнее небо.

Внутри всё больно сжимается, будто хочет выжать из человека все внутренности.

Земля маленькая-маленькая далеко внизу.

Самолет врывается в пелену тумана, – ничего не видно.

Облака.

Белые холмы облаков, насколько хватает глаз…

…Вечереет.

Адриан опускает самолет на поле – в последний раз.

Только сейчас понимает, как дрожат руки, как все тело колотит мелкая дрожь.

Идет домой.

Спать.

Проходит мимо гостей в холле, рассеянно здоровается с кем-то – и спать.

Спать.

Утро.

Адриан просыпается.

Вспоминает, какой сегодня день.

Нет, не в смысле – пятница там или пятое число – а какой… какой…

Ну да.

Идет туда, где должен быть аэродром.

Смотрит на пустое поле.

– Вы куда?

Это охранник. Интересно, что он тут охраняет.

– Полетать…

– Воздушный шар?

– Не… на самолете.

Охранник фыркает:

– Смеетесь, самолет еще не изобрели… вон, чертежи посмотрите…

Адриан смотрит чертежи.

По крайней мере, есть чертежи.

Пока есть.

Адриан смотрит на чертежи, в чертежах чего-то не хватает, чего-то, чего-то, чего-то, понять бы еще, – чего.

Уже не поймет.

Не поймет…

Сегодня Адриан будет ездить.

На автомобиле.

У Адриана автомобиль.

Дядя ворчит, все люди, как люди, а ты ишь чего, ездишь и ездишь…

Адриан мотает головой:

– Да это гоночный спорт называется…

– Ка-акой гоночный, плетется с черепашьей скоростью…

Адриан пожимает плечами, ну, лет двадцать назад шустро машины носились…

Адриан садится за руль.

Едет по городу.

Люди глазеют, еще бы не глазеть – автомобиль едет.

Мальчишки перед машиной бегут.

Адриан хочет их прогнать, потом отмахивается, пусть скачут.

…вечереет.

Адриан выходит из машины, в изнеможении вытирает лоб.

Идет домой.

Дядя ворчит, парни в твои годы с девушками гуляют, хоть бы сходил куда, а этот всё по машинам своим…

Адриан молчит.

Утро.

Адриан пьет кофе.

Идет к гаражам.

– Ты куда?

Это кто-то из знакомых.

– Покататься.

– Велосипед?

– Не-е-е… автомобиль.

Знакомый фыркает:

– Смеешься, его еще не изобрели…

Адриан смотрит на чертежи…

…убирает чертежи в стол.

Идет домой.

Дядя заходит в комнату.

– Франсуа жеребца породистого продает… думаю, тебе подошел бы…

Адриан мотает головой.

Молчит.

Дядя хмурится.

– Ну что ты, ну я-то тут при чем… я вот тоже… все на подводную лодку хотел, все думал, успеется, успеется… потом прихожу как-то в порт, говорю, а мне бы подлодку зафрахтовать, а мне – еще не изобрели…

Адриан думает, почему говорят еще, а не уже.

Не знает.

Адриан клеит воздушного змея.

Про воздушных змеев ничего не понятно, когда их изобрели, так что клей – не хочу.

Вот Адриан и клеит.

Большого змея.

Воздушного.

Поднимается на крышу смотровой башни по винтовой лестнице.

Вверх.

Вверх.

Расправляет крылья…

Человек в сером окликает Адриана, бежит за ним по лестнице.

– Стойте… стойте!

Кричит что-то – еще не изобрели…

Адриан поворачивается, орет, что значит – не изобрели, где написано, что змея не изобрели…

– Да не змея… вас еще не изобрели…

– М-меня?

– Пойдемте… пойдемте.

Адриан идет. От волнения поправляет стеклянные глаза, потирает свежую ржавчину на лице, переставляет заевшую пружину, – человек в сером торопит Адриана, успеете, успеете, а пружину вашу вообще выкинуть надо, новую ставить…

– А… а мы куда?

Человек в сером пожимает плечами, не знает.

Адриан подходит к серой пелене, человек в сером бросает туда часы, велосипед, еще что-то, кивает Адриану – прошу.

Адриан смотрит в серую пелену.

Прислушивается.

Слышит рокот самолета.

Там.

В темноте.

Делает шаг.

Один.

Другой.

Третий.

Кто-то подхватывает Адриана, показывает публике:

– Позвольте представить мое новое творение – механический человек…

Бесхозные лондоны

– Вот вы мне скажите, сколько у нас лондонов?

Вздрагиваю. Не ожидал такого вопроса.

Лихорадочно припоминаю, ничего не припоминается, какие-то зачеты, какие-то экзамены, всё вылетело из головы, да оно туда и не влетало, честно говоря…

– М-м-м…

– Так сколько?

Сдаюсь:

– Много.

– А если подумать?

– По числу людей… которые здесь жили.

– Ой ли?

Понимаю, что ляпнул что-то не то, очень сильно не то…

– А, нет. Еще те, кто в городе когда-либо был, они тоже каждый свой Лондон оставили.

– Ну, молодец, хоть это знаете. Так вот и получается в целом циферка вот такая красивая…

Смотрю на красивую циферку. Киваю.

– Вот, а в том месяце лондоны мы посчитали, так оно что получилось-то… циферка больше получилась. Знаешь, насколько?

– Ну… может, за это время еще кто в город приехал…

– Ага, сто миллионов человек так вот взяли и приехали.

Вздрагиваю.

– Вот и разберитесь, откуда еще города взялись.

Киваю:

– Есть разобраться.

Выхожу в Лондон – в свой Лондон, Лондон у меня скромный получился, в центре родительский дом, большой дом, и лавочка рождественская, и Харродс. А на отшибе квартирушка, которую снимаю, и контора наша.…

– Я нашел.

– Нашли?

– Ага…

– И что же вы нашли, хотел бы я знать?

– Вот… посмотрите…

Разворачиваю свои записи, гордый собой, в кои-то веки до чего-то додумался.

– Вот, смотрите… сколько человек про Лондон читали? Слышали?

– Да только ленивый не читал…

– Вот именно. А как по-вашему, представляли эти люди себе Лондон?

– Думаете… они?

– Уверен.

Пересчитываю лондоны.

Работа такая.

Лондоны считать дело хлопотное, они же на месте не стоят, порхают туда-сюда. Вот это Лондон премьер-министра, покачивается под велосипедом, извивается улицами. Вот Лондон маленького клерка – вид из окна конторы и уютный паб на углу. Вот Лондон человека, который только что приехал – где-то в центре призрачный Парламент (приезжий его еще не видел), а вокруг бешеный лабиринт скачущих туда-сюда улиц, в которых надо как-то не заблудиться, да уже заблудился, и не выберется отсюда больше никогда, а-а-а-а-а…

Уже знаю, как определить, откуда человек – или всю жизнь в Лондоне прожил или только приехал – у кого по центру Биг Бен с парламентом, тот заезжий, у кого что-то другое, тот давно здесь живет…

– …не сходится.

– А?

– Не сходится. Вы посмотрите-ка, всё равно в десять раз больше цифра получается.

Хочу спросить, сколько у нас бесхозных лондонов – не спрашиваю.

И так понятно.

Много.

Очень много.

Хватаюсь за соломинку.

– А если… а если это не люди на город смотрели?

– Звери? Птицы? Нет, не похоже, тогда бы и Лондона никакого не было…

– Ну, не звери… не птицы…

– Тогда кто?

– М-м-м…

Понимаю, что не знаю, да что не знаю – даже предположить ничего не могу. Бормочу что-то, сам не знаю, что:

– Посмотреть надо, как эти Лондоны выглядят… бесхозные…

– Ах, говорите, посмотреть? Ну, раз такой умный, так сходите и посмотрите сами…

Понимаю, что попался. Крепко попался. Но отступать поздно.

Выхожу в Лондон. В свой Лондон. Лондон у меня скромный получился, в центре родительский дом, большой дом, и лавочка рождественская, и Харродс. А на отшибе квартирушка, которую снимаю, и контора наша.

Оглядываю города, города и города. Лондоны, лондоны и лондоны. Темные, зловещие, и яркие, солнечные, зыбкие, будто разорванные на части, и цельные, стройные, гармоничные…

Оглядываюсь. Это вот Лондон какого-то старожила, это детский Лондон, это Лондон какого-то китайца, который про Лондон один раз в жизни слышал, а вот один Лондон рассыпается на пять…

Это еще что…

…один Лондон рассыпается на пять…

– Я нашел.

– Нашли?

– Ну, да. Вот, посмотрите… живет человек…

– Ну…

– …вот он книжку какую-нибудь открыл и про Лондон прочитал.

– Ну-ну.

– А вот он другую книжку про Лондон открыл, прочитал.

– Так.

– А там Лондон совсем другой. Скажем, в первой книге мрачно всё так, готично, а во второй книге Лондон романтичный, мягкий, уютный…

– Ага, понятно, так вы думаете…

– …а потом человек в Лондон приехал, своими глазами увидел. А то и не один раз приехал, первый раз летом приехал, потом зимой на Рождество, потом еще когда, один раз по работе, весь в делах, второй раз развлекаться поехал, третий раз влюбился там в кого-нибудь, у него вообще весь Лондон красками расцвел…

– Слушайте, ну голова у вас…

– …да что голова, я тут посмотрел, один город на четыре, на пять распадается… вот и проверил…

– …вы молодец. Всё сходится.

Откашливаюсь:

– Всё, да не всё… я тут лондоны посмотрел…

– …а кто это вам разрешил чужие лондоны вот так просто смотреть?

Теряюсь, тут же спохватываюсь:

– И хорошо, что посмотрел, не посмотрел, хуже бы было… А тут есть такие лондоны… гхм… как бы это сказать-то… ну вот человек в Лондон попадает – он чему удивляется?

– Гхм… ну, вы меня прям огорошили… чему… я вот первый раз попал, как-то и не впечатлило ничего… ну, Биг Бен и Биг Бен, ну и что… а нет, по улице прохожу, а там перед баром Шалтай-Болтай на стене сидит, уж не помню, из чего его там сделали… прикольно так…

– Ну вот. Каждый человек в Лондон попадает, он чему-то удивляется, а что-то для него дело привычное, вот видели вы, чтобы человек смотрел на асфальт – и восхищался? А на деревья? А на камни?

– Ну, может, на ферме на какой жил, где асфальта отродясь не было. Или в Африке в какой, где деревья совсем другие, а тут первый раз березу увидел…

…а если всему удивляется, откуда приехал?

– А что, есть такие?

– Имеются.

– И… много?

Называю цифру.

– Нехило… А вы с нулями не ошиблись?

– Точно, ошибся… там еще два нуля…

– Ничего себе… и кто это может быть, по-вашему?

Молчу.

Понимаю, что мне сказать нечего.

Дважды Си

«Падай, ты убита».

Три слова.

Падай.

Ты.

Убита.

Как в детской игре, когда целятся в кого-то, или палочкой ткнут и —

– Падай, ты убита!

Дважды Си мотает головой:

– Нет. Нет.

Встает.

(Её на землю бросили).

Идет.

Как ни в чем не бывало.

Только что бросивший её на землю оторопело смотрит, не верит, не понимает.

«Падай, ты убита».

Это ей говорят.

Там говорят.

Дважды Си не согласна:

– Нет. Нет.

Там ей пытаются объяснить, что это ну уже просто неприлично, тебя убили, так падай, а то что такое, её убили, а она тут разгуливает…

Дважды Си снова повторяет:

– Нет. Слышали вы? Нет!

Там говорят слово.

Одно-единственное слово:

«Франц».

Дважды Си срывается на крик – мысленный, беззвучный:

– Не смейте… не смейте его трогать!

«Тогда…»

Дважды Си всё понимает.

Хватается за грудь.

Падает, кажется, убедительно, давится собственным голосом:

– Ирма… Ирма!

И всё, и нет никакой Ирмы, ничего нет…

А за месяц до этого.

Дважды Си падает на колени, заламывает руки, смотрит на полную луну:

– Не надо… пожалуйста… не надо…

А там говорят:

«Пора».

Дважды Си сжимает зубы, тёмные волосы разметались по плечам:

– Нет… нет! Нет!

А там говорят:

«Франц».

– Вы… вы… вы… только посмейте… да только посмейте… да вы… вы…

…отличалась замкнутостью, со временем всё больше уходила в себя…

«Ну что у тебя там?»

Это там спрашивают.

– Не получается у меня с ними… ну не получается…

Это дважды Си.

«Надо, чтобы получилось. Или хочешь, чтобы от нас одни руины остались?»

– Да не понимаю я их…

Это снова дважды Си.

«Надо понять… надо…»

Кто-то зовет дважды Си по имени. Не по такому, сложному, с титулами, а по простому, по настоящему её имени.

Не кто-то.

Франц.

Дважды Си обнимает Франца, прижимается губами к щеке.

Дважды Си понимает…

А до этого.

Дважды Си беспомощно заламывает руки.

– Нет… об этом и речи быть не может!

– Мам, я взрослый уже… и она взрослая…

– Если ты это сделаешь, я не выдержу, слышишь, не выдержу!

Дважды Си плачет.

Смотрит на сына.

Уже понимает:

Он это сделает.

Лидерцы недоверчиво смотрят на чужаков, удивляются, глазам своим не верят. Да правда что, где это видано, где это слыхано, парень и девушка на болото идут в ночную тьму. Кто-то из лидерцев замечает кровь, текущую изо рта парня, начинает понимать…

Парень говорит, хрипит, плюется кровью.

Говорит, что он сын дважды Си.

А это женщина его.

Радуются лидерцы.

Пышут звездами.

Ишь, кто пришел.

А еще до этого.

– Изведу я тебя… изведу… сама отсюда бегом убежишь…

Это Мудрость шепчет.

Её так зовут – Мудрость.

Смотрит на дважды Си, с ненавистью смотрит, шепчет:

– Сама сбежишь, еще просить будешь, чтобы отпустили…

Дважды Си дергает плечиком, уходит. Мудрость сжимает зубы – нет, нет, не позволит она девчонке этой овладеть думами короля.

Вечереет, последние лучи заката золотят вершину Айскугель, где лежит закованный в вечные льды родной город Мудрости, Таннен-Э. Мудрость мысленно кивает тем, на вершине, не беспокойтесь, не подведу…

А потом…

– Миленький, я тебя попросить хочу…

Это дважды Си.

Забирается на кровать к Францу.

Ложится на грудь.

Чарует, лихоманит, околдовывает, это дважды Си хорошо умеет…

Франц не верит, не понимает, пытается что-то возразить, не может.

Дважды Си свое дело знает.

Придет на постель, на грудь ляжет, душу высосет…

Франц повторяет, как в тумане:

– Позволить им… самим решать… внутренние вопросы…

– Ваше величество, это безумие…

Это на следующий день.

– Вы же знаете, я не терплю возражений.

Это Франц.

– Спасены! Спасены!

Лидерцы ликуют.

Носятся в темноте ночи, оставляя за собой звездный след, сжимают в когтистых лапках вечерние газеты, которые уже начинают тлеть.

– Спасены! Спасен наш народ!

Мудрость рвет и мечет.

В бессильной злобе смотрит на вершину Айскугель, что-то скажет она в Таннен-Э…

А до этого что было…

Дважды Си обнимает Франца, прижимается к нему губами.

Дважды Си знает, что делать.

Сердце дважды Си сладко трепещет.

А до этого…

Дважды Си яркой звездой падает в трубу, печной искрой разгорается в очаге, оглядывается.

Вот он, спит на постели.

Дважды Си пробует на языке имя.

– Франц.

Так ей сказали.

– Франц.

Повторяет.

– Франц.

– А?

(Спящий открывает глаза)

– Франц…

Франц называет её по имени.

– Да, это я…

Задумывается, не знает, как объяснить – кто я.

– Мы с тобой у Софии виделись.

Дважды Си не понимает, что за София – а неважно, кивает, кивает:

– Да-да, у Софии.

– А я тебе предложение сделал…

– Да, да… а я согласилась…

– А мы помолвлены…

– А помолвлены.

– А нет, женаты уже…

Дважды Си кивает:

– Женаты, конечно, женаты…

Очаровывает, околдовывает, это она умеет.

Прячет под одеялом птичью лапку, чтобы не видел Франц.

А одна лапка у дважды Си птичья.

У всех лидерцев так.

– Это нам всем конец будет.

Это отец дважды си говорит.

– Таннен-Э, город под вечными льдами нас поработит.

Это снова отец дважды Си говорит.

Дважды Си руками всплескивает, да как так поработит…

А вот.

И дважды Си не соглашается, головой мотает, а если повлиять как…

И отец дважды Си спохватывается:

– Вот ты и повлияешь.

– А…

– Вот и пойдешь, и повлияешь…

Дважды Си всплескивает руками:

– Но… как же?

Отец щелкает клювом, здоровенный клюв у отца:

– А то сама не знаешь, как…

– Да я и не знаю ничего…

– Не беда… Майлата в помощь дадим…

Боязно дважды Си.

А куда деваться…

«Падай, ты убита».

– Не надо… пожалуйста… не надо…

Падай.

Ты.

Убита.

Дважды Си встает, делает шаг. Второй.

Не дождетесь.

– Моя госпожа…

Дважды Си смотрит на фрейлину:

– Все хорошо, Ирма. Всё… хорошо.

Там говорят:

«Падай, ты убита».

И там говорят:

«Франц».

Дважды Си сжимает кулаки:

– Только… только посмейте тронуть…

– Тогда падай… падай…

Дважды Си падает.

Есть Си.

Есть дважды Си.

Есть трижды Си.

Это три дочери.

У лидерца…

…нет, не у короля лидерцев, этот лидерц поскромнее будет.

Вон они мерцают в темноте ночи, искрами пышут по болоту:

Си.

Трижды Си.

А дважды Си нет.

Сейчас придет.

Сегодня должна прийти.

Уже в газетах пишут:

Зверское убийство императрицы…

– Придет сегодня? Придет?

Старый лидерц бледнеет:

– Я… я не посылал за ней никого…

Взмахивает крыльями, осененный страшной догадкой:

– Это Айскугель! Это они сделали! Они!

Мудрость торжествующе смеется в белокаменных палатах.

Так её зовут – Мудрость.

Вспыхивает яркая звезда в тумане.

Тает.

У старого лидерца дочери.

Си.

Трижды Си.

А дважды Си нет.

Нет…