Текст книги "Ангел для кактуса (СИ)"

Автор книги: Мария Евсеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 5. Лина

До подъема осталось три с половиной часа, а я все еще не сплю. Что же делать с этими ужасными отзывами? Перебираю в голове все возможные варианты, но ничего. Я действительно не понимаю, кто из клиентов мог так озлобиться?

Последние рабочие дни на старом месте прошли в бешеной суматохе, что кажется, пролетели мимо меня. Еще и профиль в Инстаграме у этого человека закрыт, и личная информация отсутствует. Я бы ему лучше в директ написала, предложила бы какой-то компромисс, а так… делаю вид, что ничего не произошло. Но наши-то подписчики видят оставленный им негатив и делают свои выводы. Как же быть?

Маме об этом решила не говорить – советчик из нее никакой с таким-то отношением к соц. сетям! – но и одной переваривать все это слишком сложно. Может, просто удалить его комментарии? А вдруг кто-то уже успел прочитать, и теперь решит, что мы намеренно подтираем отрицательные отзывы? Или этот недовольный покупатель обозлится еще больше…

Я мысленно скулю и отворачиваюсь к стенке.

По будильнику я встаю без проблем, но это не значит, что я не выгляжу, как зомби. Чищу зубы, умываюсь, надеваю линзы, расчесываюсь и опасаюсь посмотреть на себя в зеркало. Вчера легла в кровать с влажными волосами, и сегодня они «очень кстати» топорщатся в разные стороны, завершая мой «умопомрачительный» образ. Собираю их в пучок на макушке, закрепляю шпильками и широкой вельветовой резинкой. Надеюсь, теперь хоть отдаленно смахиваю на человека.

– Как насчет омлета? – спрашиваю маму, с которой сталкиваюсь в коридоре.

– С брокколи, – уточняет она, на ходу застегивая блузку.

– То, что нужно!

Иду на кухню, чтобы приготовить завтрак нам обеим. Гремлю посудой, хлопаю дверцей холодильника, роняю вилки, проливаю молоко, но омлет удается на славу. Никто не знает его главный секрет, а я унесу его с собой в могилу.

– Сегодняшний план действий? – интересуюсь, доедая последний кусочек.

– Открываемся и работаем в стандартном режиме, а мелкие недочеты будем устранять между делом. Кстати, у тебя на сегодня индивидуальная программа, ты не забыла?

Вот пропасть! Я закатываю глаза и откидываюсь на спинку стула. Забыла! В этом случае даже дыхательную технику применять бесполезно.

– Не вижу радости на лице, – добивает меня мама.

И я примеряю на себе самую широкую улыбку, на которую только способна. Она не идеальна – не хватает искренности, – но в целом неплоха и очень подходит к моему сегодняшнему образу.

Пока мы едем, я набрасываю черновой текст давно обещанного поста про хавортии в ежедневник, который всегда со мной. Хотя его можно было бы оставить в бардачке маминой машины, ведь обдумывать контент у меня получается только в дороге. Телефон в руке горит, я стараюсь выкинуть из головы последние комментарии, но зачем-то продолжаю обновлять страницу большим пальцем свободной руки – подсознательно хочется, чтобы они сами собой куда-нибудь испарились.

Вдалеке уже виднеется вывеска «Пицца-рай», а я все еще топчусь на одном месте, как будто мне абсолютно нечего рассказать про любимый вид суккулентов. На самом деле меня атакуют совершенно посторонние мысли, от которых, как ни стараюсь, не получается отделаться. Я пытаюсь вспомнить всех, кто покупал у нас сенполии на прошлой неделе, но память подводит. Хотя знаю наверняка, что цветы были первой свежести – только из оранжереи.

Я прячу ежедневник и телефон в сумку, и первая выхожу из машины.

Утреннее солнце слепит глаза, и я щурюсь, стараясь спрятать лицо в ажурной тени молодой листвы одинокого тополя, пока мама возится с ключами. Представляю, как будет смотреться магазин с подходящей по цвету зеленой вывеской. А что, если символом нашей лавочки сделать кактус?

– Мам, может, обновим логотип магазина?

– Нас и по старому-то запомнить не успели. Есть ли смысл снова тратиться?

Вероятно, она права, и я прерываю свои размышления на этот счет, обещая себе вернуться к ним когда-нибудь позже.

– Алексею наберешь сама? – спрашивает мама, когда в ее поле зрения оказывается чужой паспорт.

Она аккуратно кладет его поверх папок с документами, чтобы не мешался на рабочем месте, и выжидающе смотрит на меня.

Нет, она точно издевается!

– Избавь меня хотя бы от этого, – вздыхаю я и присаживаюсь на подоконник.

Машинально беру кашпо и один за другим протираю их влажной тряпочкой.

– Доброе утро, Алексей! Это Лариса, – щебечет мама, и я приостанавливаю свое занятие. Лезу в сумку за телефоном, чтобы скорее включить музыку и не слышать, как она любезничает: – Я вас не разбудила?

Бла-бла-бла!

Как можно так премило разговаривать с виновником своего несчастья? Но «парень», который чудом выжил под колесами "Рейндж-Ровера", со мной абсолютно не согласен. Его не смущают мамины любезности, он не хмурится так, как это делаю я – по всей видимости, он доволен жизнью и собирается… выдать сразу два «ушка»! Нет, точно! У него проклюнулись два новых побега.

Я взвизгиваю – не могу сдержать в себе радость! – практически подпрыгиваю с кактусом в руках, нетерпеливо ожидая, когда мама уже договорится хоть о чем-нибудь с этим эгоцентричным супчиком.

– Хорошо, ждем вас в ближайший час, – завершает разговор мама. И наконец-то обращает на меня внимание: – Ну вот, а ты переживала.

– Что, серьезно?

– Конечно, серьезно, – улыбается она.

Я не сомневаюсь. Но мне показалось…

– Ты, действительно, видишь в этом нечто другое?

– Я вижу опунцию в фазе вегетации.

– Поэтому хочешь лишний раз доказать мне, что Алексей – не дьявол, а сущий ангел?

Мама смеется.

Неужели я погорячилась? Или снова прокололась?

Но к моему счастью, колокольчики, которые вчера перед уходом мы повесили на дверь, звякают, и я спешу вернуть «парня» на место. Хватаюсь за лейку, ухожу в подсобку, чтобы набрать воды, а вернувшись, решаю полить фикус Эластика.

Полная женщина в красном брючном костюме – то есть наша первая посетительница, – мечтательно осматривает полки с растениями и, остановившись на сочно-зеленом нефролеписе, просит снять его, чтобы рассмотреть поближе.

– Отличный выбор для офиса и дома! – включаюсь в прямые обязанности я и покоряюсь воле клиента. – Такой папоротник охотно поглощает электромагнитные излучения и вредную для человека энергию.

Именно так подталкивают к покупке тех, кому далеко за сорок. А вот если бы передо мной стояла молодая девушка, я бы рассказала ей о том, что нефролепис способствует усидчивости, рассудительности и настойчивости. Эти качества просто необходимы на пути к хорошей карьере или при подготовке к сессии.

Хоть самой подсаживайся с конспектами в папоротниковый уголок!

– А как он в уходе? Неприхотлив?

– Совсем нет, – отвечаю я и охотно принимаюсь рассказывать о нюансах содержания нефролеписов. Про опасность прямых солнечных лучей, дополнительном освещении (при его нехватке), особенностях полива, пересадки…

И женщина отступает в противоположную сторону.

– А это чудо как называется?

– Это сансеверии.

– Тоже такие капризные?

Тоже?

Я морщусь. А потом натянуто улыбаюсь:

– Что вы!

Дверные колокольчики снова звякают, и в наш относительно безмятежный мир буквально врывается мужчина, одетый не по погоде, с неважного вида сенполией подмышкой. Лицо его перекошено, в глазах безумство – не меньше. Зато сальные рыжие волосы, зачесанные на пробор, лежат чрезмерно податливо.

– Я вас нашел! Наше-о-ол! – брызжет слюной он. – Думали, сбежите от меня? Всучили некачественный товар и поспешили смотать удочки? Но от меня не уйдешь. Не уйде-о-ошь!

И я сразу понимаю, кто это.

– Мошенники! Аферисты! – не перестает кидаться обвинениями мужчина.

Да, да. Именно это он и писал в каждом комментарии.

Потенциальная покупательница перестает таковой быть, потому что спешит покинуть наш магазинчик, по всей видимости, навсегда. Зачем ей «аферисты» с «некачественным товаром»?

Господи! Какое бездушное слово – «товар». Как можно говорить так о живых растениях? Но сейчас я не злюсь, наоборот, – я готова разрыдаться от обиды… И от чувства вины, потому что не ввела в курс дела маму, не оповестила ее заранее.

– Вы можете толком объяснить, что произошло? – мама держит марку, добродушно реагируя на разъяренного покупателя.

Она берет из рук мужчины измученную сенполию и осматривает ее со всех сторон.

– Я буду жаловаться! Я напишу заявление в полицию! В прокуратуру! В отдел по борьбе с организованной преступностью!

Он в своем уме?

Мама наконец-то понимает, с кем имеет дело. Даже слепому ясно, что над растением элементарно надругались.

– Рассказывайте все по порядку, – голос ее звучит мягко, но настойчиво, и этот прием срабатывает.

– Двадцать восьмого числа… в апреле, соответственно… я купил в нашей ничтожной лавке этот цветок для моей Тамарочки! С виду он был ничего. Так сказать, в подобающем виде. Но спустя несколько дней у него завяли все нераспустившиеся бутоны, а распустившиеся – отпали! Тамарочка расстроилась. А у нее давление, понимаете!

– Что вы делали с растением? – встреваю в диалог я.

Даю руку на отсечение, что сенполию просто-напросто залили. Но желаю услышать это от него лично.

– Хотите сказать, что это я виноват? – мужчина тычет маленьким скрюченным пальцем сначала в меня, потом в маму. – Хотите выставить меня крайним? Аферисты!

Мама бросает укоризненный взгляд в мою сторону. Действительно, лучше бы я молчала.

Я отступаю назад и скрываюсь за дальним стеллажом, хотя продолжаю наблюдать за развитием ситуации и готова в любую минуту прийти на помощь, если она потребуется.

– Мы сожалеем о случившемся, – просит прощения мама. – Давайте мы заменим некачественный товар, – она делает акцент на этом словосочетании в угоду недовольного клиента, – на другой.

В это мгновение дверные колокольчики звенят в третий раз, и я вздрагиваю: еще один несостоявшийся покупатель увидит этот ад и станет обходить наш магазин стороной.

– На какой такой «другой»? – продолжает возмущаться мужчина, не обращая внимания на входящего. Его рыжеватые тонкие усишки прыгают, а нос морщится. – Подсунете мне очередной просроченный товар?

Мне хочется взвыть! Или треснуть чем-нибудь этого ненормального, чтобы он наконец-то опомнился! Но я выскальзываю из-за стеллажа и спешу загрузить нового посетителя своей бестолковой болтовней, чтобы отвлечь от всего происходящего, не касающегося его глаз и ушей.

Я уже готова раскрыть рот, как замираю на полуслове… В дверях стоит Алексей.

– У вас проблемы? – полушепотом спрашивает он и кивает в сторону мамы и орущего мужика в закатанном свитере с ромбами, в то время как тот продолжает поливать нас грязью.

С секунду я медлю.

Вообще-то я не планировала разговаривать со своим «помощником», а тем более вводить его в курс дела. Но я вздыхаю против воли и стараюсь как можно короче произнести ответ:

– Как видишь.

– Если вас не устраивает то, что имеется у нас в наличии, – мама все еще стоически держится, – мы без труда вернем вам деньги.

– Ага! А отношения с Тамарочкой кто мне вернет?

Так вот, в чем дело! Это как раз таки он решил найти крайних! Оправдать себя, никчемного, за счет других.

Мама, кажется, сдается. Вижу, как она растерянно хлопает глазами. Я пытаюсь сконцентрироваться, придумать что-то, но ничего умного в голову не идет.

И тут на помощь приходит Алексей:

– Мужчина, приходите сегодня вечером, – в своей коронной манере улыбается он. – Исключительно ради вас мы сейчас же отправимся в одну частную оранжерею и привезем шикарные цветы для вашей прекрасной Тамары.

– Правда? – слегка сомневается отверженный любовник.

– Уже едем! – Алексей берет меня за руку и тянет на выход.

Глава 6. Алексей

– И что это было? – она хмыкает, но все же садится на пассажирское сиденье рядом.

Кивком я указываю на виновника «торжества» – усатого мужчину средних лет, который выходит из дверей их магазинчика и, косясь на нас, следует к остановке. Если сейчас же мы не уедем, Лариса рискует заработать головную боль на весь оставшийся день. Думаю, Лина тоже это понимает.

Я завожу машину, и мы плавно выкатываемся с парковки.

– Пристегнись, – подсказываю ей. И решаю разрядить обстановку шуткой: – Тебе вообще можно ездить впереди?

Но она не реагирует.

Сидит, деловито сложив руки у груди, и напряженно смотрит на дорогу, отчего мне снова хочется улыбнуться.

– Ну и куда мы едем? – произносит с недоверием.

Я решаю принять правила ее же игры и тоже смотрю только вперед.

– Жду твоих указаний, – сообщаю ровным голосом.

Она отворачивается и с минуту, пока мы стоим на светофоре, через открытое боковое окно вглядывается в толпу на остановке, а когда мы трогаемся, все-таки пристегивается.

– Знаю, я должна была сказать «спасибо».

Это звучит мило.

– Но…? – внешне я продолжаю оставаться равнодушным, хотя мне до чертиков удивительно, что она может признавать свои ошибки.

– Что «но»?

Я смеюсь:

– После такой конструкции обычно следует «но». Вероятно, ты должна была продолжить: «Но я не привыкла быть вежливой».

Она все еще серьезна:

– Не угадал. Это не то продолжение, которым я хотела завершить свою мысль.

– А что тогда?

– Боюсь, тебе это вряд ли понравится.

– Боишься? – я снова смеюсь и хочу заглянуть ей в глаза, но сейчас это невозможно. – Ты боишься меня обидеть?

Она фыркает:

– Нет! Я совсем не это имела в виду!

Когда она так делает, ее аккуратный маленький носик задирается вверх.

– Окей. Тогда, пожалуй, остановимся на «спасибо».

Я отвлекаюсь на пешеходный переход, а когда поток людей наконец-то растекается по обе стороны дороги, Лина командует:

– Разворачивайся!

Меня не пугают ее внезапные порывы. Наоборот, они меня забавляют.

– Что, прямо здесь? Сейчас? – хохотнув, я продолжаю движение.

– Прямо здесь и сейчас!

Я пытаюсь совладать с собой и не надавить на педаль тормоза, но не для того, чтобы развернуться, а чтобы остановиться и тщательно изучить ее, рассмотреть, понять, что сидит в этой сумасбродной голове с белокурыми кудряшками, которые выбились из небрежно закрученной прически.

– Это невозможно.

– Почему?

Я указываю на дорогу:

– Потому что «двойная сплошная».

– Но на этом участке нет камер.

– И?

– Хочешь сказать, ты никогда не нарушал правила?

– Я никогда не нарушаю правила.

Она смеется, но получается не очень-то искренне. Да Лина этого и не скрывает!

– Балабол! – одаривает меня увесистым «комплиментом».

На мгновение я отпускаю руль и поворачиваюсь к ней.

– Что? – Мне смешно. Смешно наблюдать за ее выкидонами. – Как ты можешь делать такие выводы?

– Я делаю выводы, исходя из собственных наблюдений.

– Вероятно, ты очень наблюдательна.

– Чего нельзя сказать о тебе!

Каждой фразой, каждым словом она желает уколоть меня побольнее, но получается с точностью до «наоборот»: я безвольно расплываюсь в улыбке, и мне нестерпимо хочется, чтобы она не прекращала этот баттл.

– И ты никогда меня не простишь? Я же признал свою вину.

– Никогда! Потому что ты балабол.

Выгадываю секунду, чтобы снова взглянуть на нее:

– Сейчас я еду с тобой. Как думаешь, что это может значить?

На лице Лины пляшут тени молодой листвы, и она лениво прикрывается ладонью от солнца:

– Это я еду с тобой. И, заметь, ты до сих пор не соизволил посвятить меня в свои планы!

– Я?

– Ну не я же! Мою просьбу «развернуться» ты настойчиво игнорируешь.

Я смеюсь. Потому что не игнорирую. Я решил, что удобнее всего будет развернуться у торгового центра. Но для начала хочу выяснить, зачем это ей нужно, поэтому делаю предположение:

– Ваши поставщики находятся в противоположном конце города?

Лина демонстративно отворачивается, а заметив, что я перестраиваюсь в крайнюю правую полосу, еще больше напрягается:

– Зачем мы туда сворачиваем?

Придумываю «вескую» причину на ходу:

– По кофейку? – кошусь на нее, чтобы проверить реакцию.

– Нет! – ответ получается жестким и категоричным.

Приходится раскрыть свои истинные намерения, хотя от кофе я бы тоже не отказался:

– Здесь мы сможем развернуться, – указываю на свободную площадку у ТРЦ. – Или ты уже не желаешь ехать в обратную сторону?

– Я желаю, чтобы этот день поскорее закончился!

– Тебе придется чуточку потерпеть.

– Если ты будешь молчать, терпеть не придется.

Я принимаю вызов. Как в детстве незамысловатым жестом запираю рот на замок и выкидываю невидимый ключ в окно.

– Уже лучше, – она наконец-то улыбается, и я успеваю отметить, что ее улыбка прекрасна. – А теперь нам нужно вернуться назад, в магазин. Я не взяла документы, поэтому не знаю, в какую сторону ехать.

Я жму плечами, а осознав до конца причину смены маршрута, хочу изобразить несогласие. Сначала просто размахиваю руками, надеясь, что мои мысли окажутся ей понятными, а потом черчу пальцем на приборной панели план дальнейших действий. Но она смотрит на меня, как на кретина, и я снова смеюсь. Тогда протягиваю ей свой телефон, но и он не дает ей верного ответа. Я веду бровью и, поглядывая на дорогу, набираю в заметках одно короткое слово: «Мама», затем кивком предлагаю Лине сделать звонок.

Она долго смотрит на экран моего айфона и… не берет его.

– Звони, – произносит серьезно.

Окей.

Мы паркуемся.

Я открываю последний входящий Ларисы и нажимаю на кнопку вызова, а сам, пока идет соединение, разворачиваюсь к Лине вполоборота.

– Что? – возмущается она, ей не нравится такой расклад. Но я не намерен отказываться от задуманного: у меня наконец-то пропала надобность следить за дорогой, и я могу изучить свою «помощницу» вдоль и поперек, как и собирался.

Сначала Лина отвечает мне тем же, и несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза. Этого достаточно, чтобы увериться в своих догадках: ее колючесть – всего лишь маска, потому что в какой-то момент она вдруг смущенно отворачивается.

– Лариса, еще раз здравствуйте! Это Алексей, – я вынужден немного отвлечься, но телефонный разговор не мешает мне продолжать умиляться завитками кудряшек и россыпью бледных веснушек под светлыми ресницами. – Мы так внезапно покинули магазин, и только на полпути осознали, что понятия не имеем, куда нужно ехать. Вы не подскажете адрес?… Да, да, конечно, – я улыбаюсь, глядя на то, как Лина морщится. – Я понял, где это. Хорошо… Все будет сделано, не переживайте.

Я убираю айфон и кладу руки на руль:

– Я что-то не то сказал?

Она бросает на меня короткий взгляд:

– Не могу понять, зачем ты это делаешь?

– Что «это»?

– Подлизываешься к моей маме.

– Ты считаешь, что я подлизываюсь к твоей маме? – хохотнув, я принимаюсь ее рассматривать с еще большим интересом.

– А что же ты тогда делаешь?

Последние десять минут я занимаюсь только тем, что пытаюсь угадать ее дальнейшие фразы и действия, но реакция Лины на меня и на весь этот мир абсолютно непредсказуема.

– Вежливо общаюсь с взрослым человеком. К тому же, с женщиной. И заметь, с женщиной, дочь которой сидит у меня в машине. Как минимум я отвечаю за тебя головой.

– Не беспокойся, у меня есть своя голова! – она забавно ухмыляется, отчего на ее левой щеке появляется и тут же исчезает ямочка. Но я внимателен.

Ничего не могу поделать с собой – смотрю на нее, не отрываясь, и улыбаюсь.

– Поэтому ты предлагала мне развернуться через «двойную сплошную», аргументируя это отсутствием камер?

Она фыркает и откидывается на подголовник:

– К тому же, ты еще и зануда!

Я повторяю ее движение:

– Быть занудой не так уж и плохо.

– Давай! Расскажи мне про плюсы занудства!

Я смеюсь, и мы трогаемся.

– Ну, во-первых…

Она закатывает глаза:

– Нет, ты просто невыносим!

– Интересно, я один такой в своем роде? Или кто-то еще, по-твоему, невыносим?

– Хуже тебя, – она прищуривается, – только тот сумасшедший с рыжими усишками.

Я провожу пальцами по своему подбородку:

– Ты испытываешь неприязнь к бруталам?

– Что? – она смеется. Мне наконец-то удается произвести на нее впечатление. – О, да! Бруталы! И он, и ты – да-а…

С явным прогрессом в общении мы выезжаем на Проспект. Движение в этом районе слишком активное, и я уже не могу так часто поворачиваться к Лине.

– А если серьезно, – Настраиваю зеркало заднего вида, чтобы было комфортнее следить за потоком машин позади себя, – что за конфликт у вас приключился?

Она ерзает на сидении:

– Ты же сам все слышал.

– Я слышал только про Тамару.

– Про Та-ма-роч-ку, – она произносит это писклявым голосом, стараясь как можно точнее спародировать недовольного покупателя.

Получается не очень похоже, но я улыбаюсь.

– Вероятно, нам придется постараться, чтобы угодить и ему, и Тамарочке.

– Таким невозможно угодить, – она заводит за ухо длинную прядь волос, выпавшую из прически, и замолкает.

Я решаю дать Лине время на собственные мысли, ведь что-то ее явно тревожит. Поэтому сосредотачиваюсь на дороге.

Минут семь мы едем молча. Я стараюсь забыть, что нахожусь в машине не один, но боковым зрением все-таки вижу свою попутчицу. Ее идеально белые кеды и округлые коленки, которые лишь очертаниями проступают под грубой джинсовой тканью ее по-детски смешного комбинезона, безбожно отвлекают.

– Да не парься ты так! Один только факт, что ему привезут эксклюзив, перекроет все.

Лина вздыхает:

– А как заставить его удалить комментарии?

– Какие комментарии? Он успел нагадить где-то еще?

– Он нагадил везде, где только можно, поступив, как истинный брутал, – она язвительно усмехается. – Оставил кучу гневных отзывов в нашем Инстаграме, ни один свежий пост стороной не обошел. Чтобы все наверняка узнали, какие мы «аферисты».

Подозреваю, что она снова раздувает проблему из ничего.

– Не драматизируй! Ваши постоянные клиенты не поведутся на этот вброс, а новые…

Но Лина не дает мне договорить:

– Вряд ли у нас найдется хотя бы один постоянный клиент в Инстаграме.

– Тогда о чем ты переживаешь?

Я успеваю урвать долю секунды, чтобы взглянуть на нее, и замечаю, что Лина реально озабочена этой проблемой. Сейчас она выглядит совсем маленькой, хрупкой и уязвимой.

– Мне хочется, чтобы они были.

Мы сворачиваем с главной артерии на узкую тенистую улочку, и поток свежего воздуха врывается в салон. Отдельные прядки ее волос тонкими паутинками вздымаются к потолку, и я отчетливо ощущаю сладковатый аромат ее парфюма.

– Сколько у вас подписчиков?

– Восемьсот девятнадцать, – равнодушно отзывается она. И добавляет: – Было. Вчера.

– Значит, сегодня, – я зажмуриваю один глаз и смотрю на нее так, пока она не улыбнется, – восемьсот пятьдесят.

– Ага, – она поддается, и я снова замечаю ямочку на ее щеке, – такой прирост нам и за неделю не светит. А теперь, после этого неадеквата, боюсь, как бы в минус не ушел.

– Это первый подобный комментарий?

– Комментарии, – уточняет она.

Я вглядываюсь в таблички на зданиях, выискивая нужный нам номер.

– Хорошо, комментарии.

– Да, – отвечает Лина и высвобождается из плена ремня безопасности. – Нам туда, – кивает в сторону высоких кованых ворот. – Я помню, я была здесь с мамой однажды.