Текст книги "Искусство обольщения"

Автор книги: Мария Дмитрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Желанная цель: знаменитый мыс Роко, самая западная точка Европы, так и оставалась непокоренной. Максим каждый год обязательно наведывался в Прагу, чтобы повидаться с друзьями и досыта набродиться улочками старого города. И совершенно не хотел уезжать отсюда. А, собственно, зачем? Он на то и вольный художник-путешественник, чтобы делать то, что нравится. А мыс никуда не денется.

***

Переплетенье сонных улиц, внезапно приводящих в сад,

Где удивлением твоим любуясь, на ветках яблоки висят.

Там прячется в плюще мадонна, а время – затевает игры.

От суеты уводят в небо соборов каменные иглы.

Как хорошо гулять по Праге, окутанной сгустившимися сумерками, под ее чернильным небом. Поздним вечером она особенно притягательна: мощеные улицы вьются запутанными переплетениями, манят под арки, выводят на маленькие площади и вновь увлекают в лабиринт галерей и переходов. Свет уличных фонарей мягко обволакивает вековые стены, растворяет тени и спорит с разноглазыми недремлющими светофорами, которые бесцеремонно выхватывают из темноты спящие здания.

Старый город не хочет отпускать: «Как можно спать в такую ночь?»

Ниночка с Максом очень нескоро добрались до ее дома. Вышли из Собора, пересекли Малостранскую площадь, прогулялись по Карлову мосту, углубились в лабиринт узких улиц, ведущих к Старомесской площади, полюбовались Орлоем и Костелом Марие-над-Тынем, миновали Пороховую башню и выбрались на площадь Республики. Отсюда уже можно было ехать на трамвае или метро, но, не сговариваясь, отправились пешком. Бродяга Максим частенько проводил ночи, разгуливая по пустым улицам. Ему казалось, что он говорит с этим городом на его языке, а тот поверяет ему свои секреты, делает намеки, дает советы и подсказывает умные мысли. После ночных прогулок Макс чувствовал необыкновенное вдохновение и мог потом несколько дней не выпускать из рук краски. Вот и сейчас он, не умолкая, рассказывал новой знакомой о своей собственной Праге, которая завладела его душой, и которой он был безоглядно покорен.

Паутиной узких улиц вас заманивает Прага,

И следами, что остались от имперского размаха.

Ах, обломки средьвековья, готика соборов вечных,

Страсти Гете, проза Кафки – берегись турист беспечный.

Европейский мох скрывает смесь славянства и иврита,

Войны Гуса, шепот стали пеной времени укрыты.

Этот город – мир абсента, преломленья безупречность.

Берегись турист беспечный, Прага – это бесконечность.

Он сделал эффектную паузу, чтобы девушка во всей полноте прочувствовала глубину этих строк. На ее губах блуждала улыбка…

– Расскажи, что-нибудь о себе, – наконец сказала она.

Макс не без труда оторвался от любимой темы, но снова увлекся, переключившись на рассказ о своих странствиях.

– Так кем же ты работаешь? – напрямик спросила Нина, отчаявшись получить хоть какой-то намек для решения этого ребуса, – что у тебя за профессия?

Услышав, что он вольный путешественник и свободный художник, удивилась про себя: «Несерьезно. Как этим можно заработать? Одними впечатлениями же сыт не будешь».

– А ты чем занимаешься? Как оказалась здесь? – в свою очередь поинтересовался Макс.

Нина, довольная, что тоже, наконец, может что-то рассказать, поведала свою историю. Впрочем, весьма уклончиво и без драматических подробностей. Без них, к сожалению, получилось как-то пресно и до банальности просто: жила у моря, вышла замуж, брак распался, вернулась домой, приехала сюда. Сейчас думает о собственном деле, но еще не уверенна, чем именно стоит заняться.

За разговором незаметно подошли к дому. У входа под арку Нина остановилась:

– Ну… вот мы и пришли. Спасибо, что проводил.

Он улыбнулся:

– Тебе спасибо за чудесный вечер.

«И что, все что ли? – запаниковала Нина, улыбаясь, однако, самой очаровательной улыбкой, – почему он не просит номер телефона?»

О телефоне они вспомнили позже, а сейчас искусительница-луна, кокетливо прикрываясь облачной мантильей, нежно шептала: «Ах, какая ночь! Посмотрите, на небе звезды целуются. Зачем тратить время на пустые разговоры?»

И Нина, и Максим были с ней абсолютно согласны.

Ночь была такой чарующе-волшебной, что бесспорный постулат: «приличные девочки не целуются на первом свидании» мог только насмешить.

***

Проснувшись, Нина первым делом потянулась к телефону. Она была уверенна, что ее ожидает милое послание от Макса, что-то вроде: «если бы я был рядом, мой поцелуй разбудил бы тебя, открывай глазки, пора вставать!», ну или какая-нибудь трогательная чушь в этом же духе. Но ничего подобного не обнаружилось.

Больше удивившись, чем огорчившись, Нина принялась перебирать в памяти вчерашний вечер. Воспоминания были очень приятными.

«А он ничего», – наконец решила она и сладко потянулась.

Щелкнул замок входной двери, в комнату влетела Ирина:

– О! Проснулась, спящая красавица!

Оказалось, у подруги сегодня выходной, она уже успела сбегать в магазин, а вообще намерена весь день провести дома.

– И я тоже, – Нина зевнула, – никуда не иду.

Она ждала, что Максим с минуты на минуту выдернет ее из сладкой дремы телефонным звонком, назначит встречу и направит мысли по привычному руслу: что надеть, как накраситься.

Узнав о новом знакомом, Ирина потребовала подробностей, и этой темы хватило надолго.

Весь день, капля за каплей, беспокойство нарастало: Макс так и не позвонил. В следующие два дня история повторилась. О том, чтобы сделать это самой, даже речи быть не могло. Настроение, последовательно пройдя несколько стадий, трансформировалось из радостного предвкушения в глубокое уныние, удивив этим саму Нину.

Она никогда не расстраивалась из-за молодых людей.

Влюбилась что ли? Только этого не хватало!

На четвертый день, устав от переживаний, девушка твердо пообещала себе, что с Максом, если он, наконец, соизволит позвонить, она ни за что не станет разговаривать, просто даст отбой и все.

Разумеется, он тут же объявился.

«Ладно, уж, послушаем, что скажет в свое оправдание».

Не обратив ни малейшего внимания на «А, это ты?», произнесенное самым равнодушным тоном, Максим пригласил ее на Выставиште (выставочный комплекс Прага-Голешовице).

– Не могу, – услышал он в ответ, – у меня другие планы.

– Какая жалость! – искренне расстроился Максим, – сегодня последнее представление поющих фонтанов, потом они закроются на зиму. Ты уже видела их?

– Нет, – так же без эмоций сказала Нина.

– Нет? – удивился он, – Тогда ты просто обязана все отменить ради них.

Поупрямившись еще немного, Ниночка дала себя уговорить.

«В конце концов, почему бы не посмотреть на эти фонтаны, раз уж он их так хвалит? – рассудила она, – я же действительно не видела».

Макс с Ниной добрались до комплекса на трамвае, оставили в стороне здание с двумя башнями, похожее на большой вокзал и, в этот раз, заплатив за билеты, прошли в зрительный зал, представляющий собой амфитеатр под навесом около прямоугольного бассейна со ступенчатыми горизонтальными дисками. Места для зрителей не имели номеров, каждый садился куда вздумается.

Народу набралось – просто яблоку негде упасть.

Наконец, представление началось. Под нарастающую громкость торжественной музыки медленно поднималась мощная центральная струя, подсвеченная белым светом. Вокруг выросли водяные столбы пониже. Все вместе это создавало зрелище фантастической красоты. Музыка внезапно смолкла. Забравшиеся на запредельную высоту толстые струи, образовав множество брызг, обрушились вниз. Нина вместе со всеми ахнула от восхищения. Под вновь зазвучавшую музыку, затанцевала, расцвеченная всеми цветами радуги, вода, похожая на жидкий огонь. Стихия поднималась стеной, каскады сменялись водными снопами, расцветали огромными соцветьями, струйки поменьше закручивались спиралями, пульсировали, рассыпались, вновь взмывали вверх, подчиняясь то грустной, то веселой мелодии.

Светящееся биение было послушно звукам музыки, темп то замедлялся, то ускорялся, вода следовала за ритмом и, казалось, составляла с ним единое целое.

Осколки светящегося водного столба в последний раз осыпались с высоты, музыка смолкла, огни погасли, шоу закончилось. Только небольшое волнение темной поверхности воды бассейна говорило, что всего лишь мгновение назад здесь бушевала укрощенная стихия.

На нескольких языках поблагодарили за внимание, выразили надежду, что зрители обязательно придут еще не один раз полюбоваться фонтанами и сообщили о закрытии сезона.

– Ну как? – с довольным видом спросил Максим, словно фонтаны были его собственностью.

– Грандиозно, – выдохнула Нина.

– А ты говорила: планы!

Макс принялся рассказывать об инженере, создавшем сто лет назад эту красоту, – «кстати, ты знала, что живешь рядом со станцией метро, названной в его честь?», – об устройстве фонтанов, о недавно проведенной реконструкции, а Ниночка слушала и только удивлялась его эрудиции.

А когда добрались до дома, серебристая луна снова подглядывала за ними в компании целующихся звезд.

***

И опять от Макса не было ни слуху, ни духу.

Нина отнеслась к очередному исчезновению молодого человека без прежних переживаний. В конце концов, на нем свет клином не сошелся. Мало что ли у нее приятелей?

Неожиданно Ирина нашла ей временную работу: срочно требовалась собачья няня.

Нина была равнодушна к собакам, можно даже сказать, не любила их. Этот жуткий лай по любому поводу, вынюхиванье под хвостом, отвратительный запах псины, нет, ей точно не нравились собаки. Но она все-таки созвонилась с хозяевами. Оказалось, те собрались на отдых, а в забронированный отель с собаками нельзя. Выяснилось досадное обстоятельство только сейчас, что-то менять нет времени. И хотя планировали ехать вместе с любимцем – для него куплены билеты и оформлены документы – решили не рисковать, вдруг не получится быстро найти отель, отвечающий запросам, в том числе и собачьим. Метаться в поисках вместо отдыха не хочется. Они вернутся через пару недель, их милый масик не успеет соскучиться. Отдавать на передержку заласканного домашнего пса – стресс не только для собаки, но и для хозяев, отдых будет отравлен постоянным беспокойством. Раз уж не получилось взять с собой, значит, мальчик останется в родном доме под присмотром надежной няни, которую пришлось спешно разыскивать через знакомых. Шутка ли сказать, придется пустить в дом постороннего! Как-то все не задалось с этим отдыхом. Может, лучше вообще отменить поездку?

Через длинную цепочку вышли на Ирину, она, в свою очередь, предложила работу подруге.

На попечение Нины оставляли игривого фокстерьерчика по кличке Ролекс. Накануне отъезда хозяйка ее подробно проинструктировала. В обязанности входило: гулять с питомцем два, а лучше три раза в день по полчаса, кормить, готовить ему еду, если понадобится, убирать. Ничего сложного.

Нина согласилась. Успокоенные хозяева отбыли на отдых.

Каждое утро и вечер (после некоторых споров, все-таки решили, что двух раз вполне достаточно) требовалось являться к месту службы, что, конечно, не очень удобно, но две недели вполне можно потерпеть. Вознаграждение полагалось вполне достойное.

Нина представляла себя чинно гуляющей по утреннему парку с породистой холеной собакой, и эта картинка ей очень нравилась. «Жаль, что это всего лишь маленький фокстерьер, – огорчалась она, – с овчаркой или, еще лучше, с догом, я выглядела бы просто сногсшибательно»! Лучше всего, конечно, если бы это был английский бульдог: мощный, приземистый с квадратной челюстью и обвислыми губами. Ее стройные ножки на фоне его толстых лап смотрелись бы невероятно привлекательно. Она надела бы что-то очень короткое и сапоги на высоких каблуках. Но для фокстерьера лучше подойдет удлиненная клетчатая юбка с высоким разрезом, которая создаст элегантный образ аристократки.

Все было замечательно: при виде Нины Ролекс радостно запрыгал и залился трелью веселого лая, на команду «гулять» принес поводок, покладисто позволил надеть на себя ошейник и тут же ринулся к двери, обнаружив недюжинную силу. Они ворвались в лифт и поехали вниз, пес постанывал от нетерпения и переминался с лапы на лапу. Едва открылись двери, Ролекс выволок Нину на площадку, они пулей пролетели мимо улыбчивого консьержа, у которого полагалось брать и оставлять ключи, и выскочили на крыльцо. И тут пес так дернул поводок, что мало того, что вырвал его из руки, мало того, что Нина, оступившись, упала, больно ударив коленки и ободрав в кровь ладони, мало того, что она угодила прямо под ноги элегантному пану с портфелем, который, в свою очередь, тоже чуть не упал, но удержал равновесие, взмахнув руками, как крыльями, мало того, что портфель, с ускорением описав выразительную дугу, разлетелся веером бумаг… Проклятый пес, не обратив внимания на учиненный ералаш, мощными скачками прямиком понесся по направлению к мирно гуляющей пани с таким же, как он фоксиком и бурно атаковал его. Последний немедленно принял боевую стойку и грудью встретил обидчика. Путаясь в юбке, забыв про ладони и колени, с воплем: «Ролекс, фу! Ролекс, нельзя!» Нина кинулась за собакой. Пани пыталась спасти своего питомца, но Ролекс не давал ей ни малейшего шанса и нападал на противника с особенно удачных позиций, так как пани неуклюжими маневрами лишала своего любимца преимущества. Шум поднялся страшный: собаки рычали, пани визжала, прерываясь на выкрики на чешском языке, Нина кричала по-русски и силилась ухватить поводок, безнадежно затерявшийся в собачьем клубке. Наконец, ей это удалось, и она из последних сил оторвала сопротивляющегося Ролекса от почти поверженного противника. Тишину это не восстановило: собаки яростно облаивали друг друга, пани верещала на Нину, а Нина, отчаявшись донести свои извинения, тоже перешла на крик:

– Что ты орешь?! Держала бы крепче своего кабысдоха, сама виновата, не видишь что ли, мой с поводка сорвался!!!

Крик, вой и лай продолжался пока Нина не утащила Ролекса за угол дома. Пес упирался, озирался и, пятясь, неистово осыпал руганью недруга на собачьем языке. Он был крайне возмущен, что у него так бесцеремонно вырвали из зубов противника, ведь тот был уже практически побежден! Побежденный таковым себя не признавал и в долгу, в смысле возмущенных воплей, не оставался. Его хозяйка тоже голосила на всю улицу, Нина не понимала: то ли она причитает над своей собакой, то ли угрожает лично ей. Наконец, послав напоследок друг другу полузадушенный взлай, собаки угомонились. Наступила благословенная тишина. Нина перевела дух.

Ролекс энергично отряхнулся, задрал лапу у ближайшего куста и невозмутимо потрусил по дорожке.

– Чудовище! – резко дернула поводок Нина, – опозорил на всю Прагу!

Фоксик поднял глаза и умильно посмотрел на нее кротким взглядом. У него был такой ангельский вид, что если бы Нина собственными глазами не видела, как он минуту назад чуть не разорвал в клочья ни в чем неповинного собрата, она бы ни за что не поверила, что это милое создание устроило такую безобразную драку.

Возвращаться к подъезду было страшно, но элегантный пан уже собрал свои бумаги и удалился, визжащей пани тоже не было видно, а консьерж сделал озабоченное лицо и показал пальцем на Нинины ноги. Ну да, юбка уничтожена (угораздило же ее нацепить юбку), сногсшибательный разрез разошелся до пояса, колени и ладони расквашены, ногти обломаны. Боже мой, как же теперь добираться до дому?

Больше такого безобразия Нина старалась не допускать: прежде чем покинуть квартиру, несколько раз обматывала поводок вокруг ладони, и, приноровившись, исправно совершала собачий моцион строго два раза в день, одеваясь, как все собачники, в джинсы и удобную куртку.

Иногда к их вечерним прогулкам присоединялся Макс. Ролекс сразу проникся к мужчине симпатией и в его присутствии отказывался слушаться Нину. Они подолгу гуляли, заходили поужинать в господы (пивной ресторан), куда без всяких осложнений пускали и собаку. Ролекс вел себя как паинька, вызывал общее умиление и всегда получал от заведения что-нибудь вкусненькое. Он устраивался на полу в ногах у Макса и дремал, пока люди пили пиво и вели, по его мнению, бесконечные разговоры.

Макс рассказывал о своих планах, которые в основном были связаны с путешествиями и рисованием. Пока что он собирался задержаться здесь на неопределенный срок, это стало возможным после того, как Артем формально предоставил ему работу, и необходимость соблюдать сроки пребывания отпала. Нина втайне надеялась, что настоящей причиной затянувшегося визита Макса в Прагу является она, и ждала признаний.

Когда Макс интересовался ее делами, отвечать было нечего. Ну, решительно никаких дел, кроме Ролекса, да и того скоро заберут. Остаются только летяки. Но разве это можно назвать делами?

– Не понимаю, – говорил Макс, – тебе что, очень нравится раздавать листовки? – он усмехнулся, поймав ее негодующий взгляд, – ну и не раздавай!

– Супер совет, – возмутилась Нина, – И что делать?

– Ну, конечно, во всей Праге никакой другой работы не сыщешь, кроме этих твоих летяков! Что за ерунда! Подумай, чем бы ты хотела заниматься?

– Какая разница, что я хочу? Все равно это невозможно!

– И чего же такого невозможного ты хочешь? – настаивал Макс.

– Школа гейш, – уверенно заявила Нина, – мне очень хотелось бы открыть школу гейш.

– Гейш? В Праге? – изумился Макс.

Нина давно мечтала, как она, облаченная в элегантное кимоно, открывает восхищенным слушательницам тайны чайной церемонии. Или учит их выразительным в своей лаконичности движениям лирического и печального танца Куроками. Или нежными, как лепестки розы, пальчиками едва касаясь стеблей и бутонов, создает прелестные цветочные композиции. Как это было бы чудесно! Какой хорошей наставницей она бы стала! Однако она понимает, что все эти бесспорно интересные вещи – не главное. Главное, уметь научить разбираться в тонкостях взаимоотношений между мужчинами и женщинами, а в этом, как показала жизнь, она совсем не сильна. Во всяком случае, свой экзамен с Петром она провалила.

– Вообще-то интересная затея, – одобрил Макс, когда Нина, смущаясь, рассказала о своей мечте, – Одно могу сказать: тебе совершенно необязательно разбираться в тонкостях отношений. Это же чистая психология, для этого нужны специалисты. Я уверен, что здесь вполне можно их найти. Прага просто переполнена русскими. Во всяком случае, попробовать стоит. А ты будешь заниматься другими вещами. Чем там ты хотела? Чаем, танцами, цветами. И все образуется. Школа гейш, которую ты посещала, это не что иное, как курсы личностного роста, только с эдаким ориентальным флером, приправленные японской экзотикой для лучшего спроса. Мне нравится. Думай.

«О чем тут думать, если денег все равно нет?» – расстраивалась Нина. Просить деньги на эту затею у родителей она бы не осмелилась, а своих у нее не имелось.

Нина вернулась к мыслям о школе, когда отдохнувшие хозяева Ролекса освободили ее от обязанностей, и она вновь осталась без работы. Она позвонила маме в Россию и попросила, чтобы та привезла кимоно и стопку конспектов, которые она старательно писала, когда училась в школе гейш.

***

– Ты была когда-нибудь в мастерской художника? – спросил Макс, позвонив, по своему обыкновению, после нескольких дней молчания.

Нина так и не решила, как реагировать на его исчезновения. И непонятно, что именно она должна спросить?

Куда ты пропадаешь всякий раз?– Он не должен отчитываться перед ней. Захотел – пропал, захотел – появился.

Почему ты так редко звонишь? – Да ни за что! Лучше умереть, чем признаться в своей заинтересованности.

А раз непонятно, что спросить, значит и не нужно затевать никаких допросов.

Макс пригласил Нину в гости к своему другу Артему. Тот снимал небольшую двухэтажную виллу в районе Дейвице, надо сказать, весьма респектабельном, девушка уже ориентировалась в этих вопросах.

Максим рассказывал, что с другом он знаком со студенческой скамьи, соответственно, тот тоже художник.

– Свободный, как и ты? – спросила Нина.

– Скорее, несвободный, – усмехнулся Макс, – у него слишком много забот, кроме того, он привязан к своему дому, мастерской, у него куча обязательств. Все это, знаешь ли, очень ограничивает свободу.

– Жена, дети? – по-своему поняла Нина определение «привязан к дому».

– Если бы у него еще были жена и дети, он точно спятил бы…

Нина не стала настаивать на подробностях, сейчас она сама все увидит.

К ним вышел человек, с точки зрения Нины, совершенно не похожий на художника. Обыкновенный. Слишком обыкновенный. Художников она повидала немало: в сезон на побережье всегда дислоцировалась целая армия живописцев, предлагающих кроме морских пейзажей, котяток, лошадей, щенков, сексапильных красоток и еще бог знает чего, быстрые портреты и шаржи. Обычно это были молодые ребята, загорелые до черноты, слегка небритые, слегка нетрезвые, слегка помятые, в общем колоритные. А этот – ничего особенного.

Он представился, Нина улыбнулась в ответ, назвав себя.

– Млада пани интересуется искусством? – спросил Артем.

Нина пожала плечами, об искусстве вообще не было речи, ее просто пригласили посмотреть на мастерскую художника.

– Млада пани просто любопытствует, – ответил за нее Макс, – думаю, не каждый может похвастаться знакомством с живым гением.

– Заткнись, – невежливо отмахнулся Артем, – не слушай его, милая, он, как всегда, преувеличивает. Подьте дал, просим (проходите, пожалуйста), – пригласил он.

Нина насторожила уши: гений? Кто гений? Однако шутливый тон, с которым были произнесены эти слова, скорее давал понять, что сказанное – всего лишь шутка.

Они вошли в прекрасно освещенную большую комнату с высокими потолками и огромными окнами. Приятные впечатления на этом заканчивались. В помещении царил такой беспорядок, что было решительно непонятно, как вообще можно сюда кого-то приглашать в гости. Чистюля Ирка точно бы хлопнулась в обморок, окажись она в этой, с позволения сказать, мастерской.

На самом видном месте помещалась внушительных размеров фотография, с изображением … писсуара, с намалеванным на его боку черной краской то ли годом, то ли номером.

– А это тут зачем, – ткнула пальчиком в сомнительное украшение Нина.

– О! – благоговейно воскликнул Артем, – это моя святыня и образец для подражания!

Нина недоуменно молчала. Наверное, все-таки, правда, что все гении безумны.

– Ну что ты выпендриваешься, – вмешался Макс, – объясни девушке, ты же у нас выдающийся концептуалист.

– Я лучше принесу пиво, – устранился гений.

Макс рассказал, что на фотографии – одна из самых знаменитых концептуальных композиций, которая называется «Фонтан».

– Она не должна выглядеть, как предмет искусства, не должна вызывать эмоций, она поясняет сама себя и создана для умозрительных заключений и интеллектуального восприятия, – коротко объяснил он.

Объяснение звучало неубедительно и непонятно. Нина благоразумно молчала, так как не была уверенна, что Макс не смеется над ней.

Вернулся Артем с пакетом, который попытался водрузить на ближайший стол, заваленный каким-то барахлом, расчистил место, попросту смахнув хлам на пол, и принялся доставать бутылки.

– Прошу, – пригласил он, – не морочь девочке голову, лучше поставь нам свои работы. Он, знаешь ли, такой трудяга, сутки напролет все работает, работает…

«Так вот почему он пропадал так надолго, – осенило Нину, – он рисовал!»

Она почувствовала, что ее охватывает радость. Тревоги и подозрение в пренебрежении к собственной персоне – обычная бабская ревность и глупость, Максим действительно был занят.

Он расставлял полотна на всех подходящих для этого поверхностях. Нина настроилась на эстетическое удовольствие.

На картинах – Прага, это понятно. Но что же это за Прага? Загибающиеся дома, торчащие во все стороны статуи, Карлов мост с треугольными волнорезами уходит в небо, попутно расчесывая реку, Костел святого Витта с завязанными в узел башнями, беспорядочные пятна, совершенно не монтирующиеся друг с другом линии. Такое впечатление, что все это рисовал ребенок, впервые взявший в руки краски. А это что? На Старомесский Орлой, вырисовывающийся из постепенно густеющей тени, карабкается черная пантера, ей никак не удается добраться до вершины, несмотря на старания каких-то омерзительных существ, подсаживающих ее сзади. Сразу и не разобрать, что к чему, композиция складывается из пятен, без обдумывания не читается. У пантеры – женское лицо, и оно возмутительным образом напоминает ее собственное!

– А это что? – строго спросила она.

– Это темная сторона души города, – ответил Макс, – именно эта работа, на мой взгляд, самая красноречивая.

– Да, – согласился гений, – производит впечатление: пульсирующая, живая. Чувствуется эдакая порочная энергия!

– Минуточку, – вмешалась Нина, которой совершенно не нравился этот разговор, – а почему она похожа на меня?

Художники, одновременно сдвинув брови, посмотрели сначала на Нину, потом на пантеру, потом опять на Нину, а потом уставились друг на друга. Макс выглядел сконфуженным.

– Ну, в чем дело-то? – стервозным тоном осведомилась девушка, – темная сторона души города с моим лицом! Что за шутки?

– А что? – ни с того, ни с сего вдруг развеселился гений, – и правда похожа!

– Это вышло случайно, – наконец объяснился Макс, – понимаешь, я работал не с натуры, что подсознание подкинуло, то и нарисовалось.

Нина обиженно молчала.

– Я, кажется, догадываюсь, – вмешался Артем, которого очень забавляла эта история, – тебе не на что обижаться, милая, вот, смотри.

Он достал с полки несколько папок и, не обращая внимания на протесты друга, продемонстрировал целую кипу карандашных зарисовок: всюду она, Нина. Улыбается, хмурится, смеется, удивляется…

– Он просто слишком часто изображал одну натуру, – примирительно заключил Артем, – тебя. Вот и получилось, что получилось. Знаешь, дружище, – обратился он к Максу, – тебе не следует распылять эти наработки. Почему бы не написать портрет? Только попробуй в более традиционной манере.

Однако работу над портретом пришлось отложить. Нина, обрадованная открытием (Макс ее рисует!) и польщенная предложением, была готова начать позировать хоть сию минуту. Но художник почему-то тянул и откладывал. Через какое-то время он позвонил с сообщением, что «созрел». Нина, недовольная промедлением, заявила, что теперь не может она, потому что должна встретить маму и съездить с ней в Пльзень. Марина действительно собиралась выехать в Чехию. Она совершенно не настаивала, чтобы дочь сопровождала ее, было вполне достаточно провести вместе пару дней в Праге, но Нина заявила, что соскучилась, и, ни в коем случае не отпустит маму от себя. На самом деле до счастливого события оставалось еще больше недели, а Нина отказалась позировать из чистой вредности, желая показать Максу, что не он будет распоряжаться ее временем, и что она не станет бежать к нему по первому зову, забросив все дела, когда ему заблагорассудится.

Таким образом, пришлось держать марку и делать вид, что она безумно занята. Правда Нина совсем не скучала, переключившись на привычные развлечения: прогулки по магазинам, посиделки с подругами и посещения ночных клубов.

Макс клубы не жаловал. Нине ни разу не удалось затащить его туда. Царившее там веселье наводило на него скуку. Как он говорил, для того, чтобы напиться, ему достаточно интересного собеседника и бутылки, а весь этот буржуйский антураж и грохот только отвлекают от процесса. Объяснять, что там не напиваются, а интересно проводят время, было бесполезно. Обижаться и канючить, тем более. Не помогли и осторожные намеки на то, что раз уж он отказывается ее сопровождать, то она сама найдет себе компанию. На что он совершенно искренне пожелал ей хорошо повеселиться. Вообще, Макс был странный: он не восхищался ее красотой, не обрывал телефон, не дарил охапками цветы, не назначал свидания каждый вечер, не выказывал ревности, когда она «неосторожно» проговаривалась о своем успехе у противоположного пола.

Макс никогда не учил ее жизни, не высказывался неодобрительно о ее друзьях, хотя в их компанию он почему-то не вписался, никогда не знал, что творится в мире, был равнодушен к спорту, охоте и рыбалке – традиционным мужским развлечениям.

Он был мил, смешил и развлекал ее, иногда подтрунивал, иногда сердил. С ним было увлекательно и празднично, но Нине казалось, что период дружеской симпатии слишком затянулся и вполне пора дать ей понять, что он хотел бы перейти на другой уровень отношений. Что он этого хотел, Нина не сомневалась. Однако Макс не предпринимал никаких действий в этом направлении. Одним словом, он не желал укладываться в привычную схему. Прикрепить к нему ярлычок и поместить в коллекцию своих обожателей никак не получалось.

Приехала мама. Нина сразу потащила ее в Пльзень. Ровно один день потребовался, чтобы рассказать и выслушать все новости. Потом началась бесконечная череда визитов с одними и теми же разговорами. Очень скоро Нина соскучилась и засобиралась назад, в Прагу. Мама ее не удерживала и, напутствовав своим обычным: «будь умницей», отпустила.

Нина сочла приличным послать Максу СМС-ку с известием, что она уже в Праге. Он тут же позвонил и обрадованным голосом сообщил, что скучает и очень рад ее возвращению.

Нина снова очутилась в захламленной мастерской. Стараясь не смотреть на писсуар, присела на краешек плетеного стула, предварительно смахнув с него воображаемую пыль, выпрямила спинку, чинно сложила ручки с безупречным маникюром на коленях.

Макс в это время затеял какую-то возню с разноцветными полотнищами, драпируя миленький диванчик, который совершенно не нуждался в том, чтобы его заваливали тряпьем. Напоследок, пристроив пару небольших подушек, он отошел на несколько шагов и, видимо, остался доволен результатом.

– Ложись, – скомандовал он, указав на диванчик.

Для позирования Нина надела длинное платье из тонкой шерсти с меховой отделкой благородного цвета индиго, который придавал загадочный оттенок ее черным волосам, а синие глаза делал бездонными. Лечь на сомнительные тряпки в таком шикарном платье было бы кощунством, о чем она и сообщила Максу.

– Кто сказал, что ты будешь в платье? – удивился он, – конечно, снимай его.

– Как…, снимай? – в свою очередь удивилась Нина, – ты хочешь сказать…

– Ну да, – нетерпеливо объяснил художник, – вся соль в игре разноцветных бликов на обнаженной коже. Я же не фотограф! Давай, снимай скорее! Приступим.

– Я отказываюсь, – с видом оскорбленной королевы заявила Нина.

– Отказываешься? – не понял Макс, – Как, отказываешься? Почему? Ну, прошу тебя, не упрямься. Нужно всего лишь побыть в неподвижной позе некоторое время…

– Ты не говорил, что побыть в неподвижной позе нужно будет голяком.

– Мне в голову не могло прийти, что это тебя смутит!