Текст книги "Призрак заброшенных труб"

Автор книги: Мария Цура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Мария Цура
Призрак заброшенных труб

One day in a nuclear age

They may understand our rage.

They build machines that they can't control,

And bury the waste in a great big hole.

Power was to become cheap and clean

Grimy faces were never seen,

But deadly for twelve thousand years is carbon fourteen…

(Sting “We work the black seam”)

Глава 1

Конец октября выдался теплым и солнечным, хотя, пережив несколько хмурых ветреных дней, мы уже отчаялись дождаться хорошей погоды. Но в одно из воскресений термометр неожиданно показал двадцать три градуса, да так и замер на этой отметке до пятницы. Вся семья перебралась на веранду, где были большие панорамные окна с видом на сад, купавшийся в золотистых лучах.

– Смотрите, что пишут, – сказал папа, поправляя на носу очки и перелистывая страницу местной газеты, – «Новолесинский завод комбикорма стал причиной смога, висевшего над городом целую неделю. Сизое облако сформировалось в тучу, пролился кислотный дождь, пожухла трава, слезла краска со здания Пушкинской галереи, и облупился памятник Ленину. Администрацию предприятия неоднократно предупреждали о необходимости установки специальных фильтров, но они лишь отмахиваются и продолжают экономить на нашем здоровье».

– Безобразие! – возмутилась мама. – Хорошо, хоть свалки ликвидировали, а то с какой бы стороны ни въехал в Земляникино, путь лежал через горы мусора.

– Мне казалось, Пушкинская галерея облезла еще год назад, – задумчиво ответила я. – Или ее покрасили непосредственно перед дождем? И что странного в увядшем газоне? Сейчас ведь осень.

– Будто ты не знаешь про специальный сорт травы, не подверженный смене сезонов, – откликнулась моя сестра Мира. – Ею засадили почти весь город, да и у нас в центре села тоже зеленый ковер перед фонтаном.

– Просто от статьи веет злобой, – пожала я плечами. – Нет никаких фактов о причастности несчастного завода к аномальным осадкам. Только оценочные суждения.

– О, бабушка идет, – отвлеклась от спора Мирослава и выглянула в окно. – А с ней какая-то тетка в черном пальто.

– Только бы не Зоя! – простонала мама, прикладывая пальцы к вискам и болезненно щурясь. – Она способна довести до обморока бесконечной болтовней. У меня начинается мигрень при одной только мысли о ней.

– Лучше Зоя, чем Валя, – отозвался папа и спешно затянулся сигаретой. – Та сдвинута на здоровом образе жизни, каждый раз цепляется ко мне из-за курения.

Наша семья очень большая. Свою родословную я знаю где-то до середины XIX века, все предки, известные мне, имели много детей. Отпрыски воспитывались в истинно братской любви друг к другу, поэтому с отдалением родства отношения не портились и не прерывались. В нашем доме на правах близких гостят семиюродные бабушки, восьмиюродные дядюшки и пятиюродные сестры. К ним прибавляются жены, мужья, пасынки, падчерицы и прочие. Как вы, наверное, догадались, дни, проведенные в одиночестве, мы можем сосчитать на пальцах. Иногда это жутко раздражает, но ничего не поделаешь – трудно менять порядок, заведенный еще в годы царствования Александра II, если не раньше.

На сей раз к нам спешила мама моего папы – бабушка Катя. Она представляла собой как раз тот тип, о котором Николай Тихонов писал: «Гвозди бы делать из этих людей: крепче бы не было в мире гвоздей». Божий одуванчик в белой косыночке и уютном переднике – лучшем друге домохозяек – на самом деле обладал железной волей и несгибаемым характером, а также высокой самооценкой. Екатерина Лукинична никогда не расстраивалась по пустякам и не реагировала на хамские замечания, политые медовым соусом. Если кто-то, закатывая глаза, говорил: «Боже, Катенька, я тебя не узнала, ты так постарела!», бабушка не нервничала, не бросалась к зеркалу и не ходила неделями в мрачном настроении – она моментально выбрасывала это из головы, так как пребывала в уверенности, что выглядит великолепно. Не припомню также случая, чтобы бабуля нарушила обещание, взяла чужое, кого-то обманула или поступилась своими принципами.

– Ніна приїхала, – возвестила она с порога, едва я открыла дверь. – Захотіла з вами привітатися. («Нина приехала, захотела с вами поздороваться» – укр.)

– Очень рады, – вежливо ответила мама, но в ее взгляде читался вопрос: «Кто такая эта Нина? Тетя? Сестра?».

– Вы меня забыли, – укоризненно сказала гостья, снимая пальто и пристраивая его на вешалку. – Я Нина Валентиновна, подруга Катюши и мама бедного Костика Стрельцова.

Женщина судорожно всхлипнула, вынула из кармана обычный хлопчатобумажный платок и громко высморкалась. Я начала припоминать какую-то странную историю, случившуюся три года назад. Тогда я готовилась к поступлению в университет, и не вникала в детали, но некоторые обрывки событий мозг ухватил и сохранил.

Костя Стрельцов работал директором в маленьком аграрном предприятии «Колос колосистый». Кому пришло в голову подобное название? Понятия не имею. Наверное, кто-то счел его забавным. Компания арендовала несколько полей и имела собственный завод по производству комбикорма – не холдинг, но вполне процветающий средний бизнес. Сын Нины Валентиновны стал правой рукой хозяина, хотя парню тогда было всего лишь тридцать лет. Он мог бы жить счастливо, но что-то пошло не так. Тесть Костика утонул в реке во время рыбалки, врачи не сочли его гибель случайной. Началось расследование, полиция заподозрила Стрельцова, но не успела арестовать – молодой человек пропал, как в воду канул. С тех пор о нем нет никаких известий.

– Давайте выпьем чаю, – предложила мама, провожая гостей на веранду.

– Надюша до сих пор его ждет, – бормотала Нина, усаживаясь в плетеное кресло и вынимая из кармана довольно дорогой смартфон. – Каждый день плачем вместе. Неужели я никогда не смогу обнять моего мальчика? Хотите, покажу вам его последние фотографии?

Честно говоря, перспектива разглядывать многочисленные снимки не очень вдохновляла, но в данных обстоятельствах отказываться неудобно. Тем более, бабуля, не спрашивая нашего мнения, заявила:

– Звичайно! Ми всі дуже любили Костю («Конечно! Мы все очень любили Костю» – укр.).

Стрельцова засуетилась и принялась лихорадочно листать что-то в телефоне, а потом сунула его прямо мне под нос:

– Вот, это сыночек и моя внучка Ирочка.

Я уставилась на фото, не веря своим глазам, и даже переспросила:

– Это Костик?

– Да! Неужели ты его не помнишь? Хотя, наверное, вы давно не встречались…

Я схватила со стола стакан воды, попила и приложила пустой фужер ко лбу.

– Что с тобой? – испугалась мама. – Мирочка, выведи Машу на воздух. Тебе плохо, солнышко?

– Наверное, давление упало, – промямлила я. – Извините.

Поддерживаемая сестрой, я вышла в сад и глубоко вздохнула.

– Что случилось? – спросила она. – Только не ври, что голова закружилась, я тебя хорошо знаю. Говори правду, что ты там увидела?

– Помнишь парня, который нечаянно сбил меня с ног в аэропорту, когда мы возвращались из Америки?

– Ну?

– Это был Костик! То-то мне показалось, что лицо ужасно знакомое, мучилась-мучилась, так и не вспомнила! А сейчас – бац! – озарение!

– Ты могла ошибиться, – спокойно ответила Мира.

– Шутишь? – прищурилась я. – Посмотри на него: нос вздернутый, необычной формы, словно нарисованный, маленькие глазки, сросшиеся брови, очень высокий рост, плотная, но спортивная фигура, невероятно большие руки, на ребре ладони татуировка «За вас». Такого ни с кем не перепутаешь, даже если захочешь. Вдобавок, он моментально удрал! Понял, что я его узнаю.

– Ты только пока об этом не говори, – предостерегла сестра. – Давай все сами аккуратненько выясним, а уж потом матери сообщим. Мало ли, вдруг ты все-таки обозналась – Нина Валентиновна не переживет.

– Конечно же, я не собиралась огорошивать несчастную! Просто безмерно удивилась. Слушай, я только сейчас подумала: Костик наверняка сел в ближайший самолет и улетел. Мы не сможем его найти.

– Наоборот, – подняла указательный палец вверх Мира. – Стрельцов по ошибке собирался усесться в наше такси – он вышел из здания аэропорта, соответственно, вернулся в Новолесинск. Может, сам объявится.

– Сомневаюсь, уже две недели прошло. Если бы хотел встретиться с родными…

– Может, жена его видела? – перебила Мира. – Костик подозревается в убийстве и должен соблюдать осторожность. Мать у него нервная, болтливая – перестанет рыдать, проболтается, что сын жив, тут его и сцапают. Вероятнее, связался с Надеждой или друзьями.

– Машенька, тебе лучше? – озабоченно спросила мама, высовываясь на улицу с тонометром наперевес. – Иди, померяем давление, и выпьешь кофейку.

Пришлось подставлять руку, ждать, пока прибор покажет 90/70 (надо же, и правда низкое!), а потом прихлебывать противный приторно-сладкий и одновременно нестерпимо горький кофе. Я убежденный чаеман, и с огромным удовольствием получила бы чашечку ароматного «Хейлиса» с бергамотом.

– Костик такой умница! – не умолкала Нина Валентиновна. – Очень ответственный мальчик, талантливый. Был обычным агрономом, но начальник Борис Иванович Кузнечкин оценил его по достоинству и повысил до директора. Уступил свое место, а сам вышел на пенсию, но работал на полставки завскладом, дай Бог ему здоровья.

– Поистине необычная ситуация, – заметил папа.

– Да, Кузнечкин – святой человек. Если бы не этот ужасный случай с Виктором… Как они могли подумать, что мой сын его убил?!

– Кого? – потеряла нить повествования мама.

– Своего тестя, Виктора Дренько, – пояснила Стрельцова. – Говорящая фамилия, право слово. Мерзкий человечишка, постоянно скандалил, судился с соседями, обнюхивал продукты в супермаркете – подозревал продавцов в желании сбыть лежалый товар. Кто виноват, что он поехал на реку ночью один, выкушал бутылку водки, стукнулся безмозглой башкой о камень и свалился в воду?

– Полиция утверждает, что Дренько кто-то ударил по голове тяжелым предметом, – зачем-то возразил папа.

– Чушь! Кому он нужен? Даже родная дочь о нем не горюет – бесполезный паразит.

– Не потрібно казати таке про померлого, – отрезала бабушка, и ее подруга осеклась. («Не нужно говорить такое о мертвом» – укр.).

– Куда же мог деться Костя? – осторожно спросила я.

– Не знаю, – прошептала Нина Валентиновна, и ее глаза вновь наполнились слезами. – Он просто не вернулся с работы.

– Избегая преследования, люди скрываются у друзей, знакомых или дальних родственников, – гнула я свою линию.

– Так полиция в первую очередь прошерстила все контакты сына, – возмущенно ответила женщина. – И нигде его не нашла. Если бы сыночек… был жив, он бы обязательно вернулся к маме, не стал бы меня огорчать.

Я испытала острое чувство жалости и едва удержалась от соблазна выложить, как на духу, про встречу в аэропорту. Мира поспешила перевести разговор на другую тему, а я думала, под каким предлогом заявиться к Надежде Стрельцовой.

– Маша, ты же художник? – внезапно спросила Нина Валентиновна.

– Учусь пока, – скромно уточнила я.

– Нарисуй мне портрет Костеньки, а? Я заплачу, сколько скажешь.

– Без проблем, – легко согласилась я. – Можно ли поговорить с его женой? Если она тоже захочет, я напишу сразу два.

Глава 2

В понедельник я едва дождалась окончания занятий в универе и сразу же помчалась в Школу олимпийского резерва, где занималась Мира. Мы условились, что встретимся в пять часов и отправимся к Надежде вместе, но сестра все не выходила. Я облокотилась о металлические поручни пандуса, предназначенного для колясочников, пристроила папку с холстами на ступеньки, перевела дух, вынула из кармана телефон и поняла, что сеть здесь не ловит.

– Ой, девушка, какой у вас смешной портфель! – воскликнул крупный парень с лицом Ивасика-телесика и соломенно-желтыми волосами (Ивасик-телесик – герой одноименного советского мультфильма 1968 г. – прим.).

– Это папка, – сухо ответила я.

– А че она такая большая? – хлопая белесыми ресницами, продолжал удивляться студент.

– Потому что там холсты, – терпеливо пояснила я, понимая, что незнакомец умом не блещет.

– Ух ты ж! – восхитился он. – Я тоже хотел стать художником, но мамка запретила, говорит, что они мало зарабатывают.

– Зато спортсмены все миллионеры, – фыркнула я.

– Я поднимаю штангу в 112 кг, – похвастался «Ивасик».

– Поздравляю.

– Тебе нравятся ужастики? – внезапно сменил тему студент, резко перейдя на «ты».

– Нет.

– Жаль, – вздохнул он. – Сегодня в кинотеатре «Луч» премьера сезона: «Веселые кости». Это что-то типа «Техасской резни бензопилой».

– Фу! – скривилась я. – Какая мерзость!

– Тогда можно про любовь что-нибудь посмотреть, – воспрянул духом собеседник. – Тебе в десять удобно?

– Что?

– Ну, в кино пойти.

– Мне?

– Да.

– С тобой??

– Конечно!

– Ни за что! – выпалила я.

– Отстань от моей сестры, Васька! – приказала Мира, которая как раз вышла из парадной двери учебного заведения вместе с одногруппниками.

– Да я ниче не сделал, – обиделся незадачливый ухажер. – Только кино предложил посмотреть.

– Таньку пригласи, она обрадуется, – посоветовала Мирослава.

– Она дура, – презрительно поморщился Василий, очевидно считавший себя светочем разума. – Я ищу девушку воспитанную, со вкусом, чтоб маме понравилась.

Я махнула рукой, подхватила свою папку и вместе с сестрой зашагала к остановке. Везде свои чудаки. В нашем универе нет откровенных тупиц, никто не путает Гогена с Ван Гогом и футуризм с фовизмом, но парни щуплые, трусливые, неопрятные и страшненькие, манеры у них оставляют желать лучшего. Никто не кинется на помощь девушке, несущей тяжелую гипсовую голову Зевса или пытающейся сдвинуть экорше (экорше – учебное пособие, скульптура человека или животного без кожи, используется для наглядности при изучении мышц – прим.). А в спортивном училище преобладают «джентльмены с окраин», малообразованные молодые люди с хуторов или отдаленных сел, воспринимающие женщину, как человека второго сорта: хорошая хозяйка, жена, мать и не более. Что лучше? Лично мне не подходит ни то, ни другое, поэтому я пока не встретила свою любовь.

Надежда Стрельцова, как и мы, жила не в Новолесинске, а в селе, находившемся неподалеку. Только наше называлось Земляникино, а ее – Рябинино. Довезти до места мог лишь автобус №12, которого мы ждали не менее получаса. Два предыдущих были переполнены пассажирами и просто пронеслись мимо.

– Хорошо, что тут полно фонарей, – заметила Мира, когда мы вышли. – Уже давно стемнело. Где дом под номером 70?

– Нина Валентиновна сказала, что мы сразу его заметим – настолько он красивый, но я пока ничего грандиозного не вижу.

– Я тоже. Давай спросим у местных.

Мы остановили пожилую женщину с коляской и быстро выяснили, что требовалось.

– Видите пруд? – спросила она. – От него направо крайнее здание.

– Спасибо! – поблагодарила Мира.

– Зачем вам Надька? – проявила любопытство тетка.

Любого коренного горожанина подобное поведение поставило бы в тупик или возмутило. В густонаселенных местах люди не привыкли отчитываться о своих планах первым встречным. Но мы выросли в селе, поэтому не стали возмущаться.

– Нужна, – коротко ответила я.

– Для чего? – не отставала прохожая.

– Для того, – в тон ей добавила Мира. – У вас ребенок мерзнет.

– У меня нет детей, – поджала губы местная мисс Марпл. – В коляске я вожу продукты – очень удобно. У Надьки никогда не было подруг, а тут сразу две, вот и удивляюсь.

Мы не стали продолжать разговор и пошли дальше, выслушав несколько замечаний по поводу нашего воспитания, молодого поколения в целом и прекрасных советских времен, когда девушки вели себя иначе и проявляли уважение к старшим. Разумеется, я опускаю парочку матов.

– Небось, местная алкоголичка, – пожала плечами Мира. – Смотри, дом действительно приметный.

Мы рассмеялись. Стрельцовы жили в довольно просторном кирпичном коттедже с мансардой – таких полно. Удивляло другое: двор окружали сначала каменный забор с воротами, потом, с отступом в пару метров, ограда из сетки и, наконец, деревянный плетень. За всем этим скрывался хорошенький палисадник, украшенный садовыми гномами, самодельными лебедями из шин и божьими коровками из камней.

– Да тут прямо Бастилия, – сказала я. – Интересно, зачем прятать симпатичный цветник под уродливые нагромождения из дешевой проволоки и веток?

– Так и веет гостеприимством, – усмехнулась Мира и постучала в калитку.

На звук моментально отреагировали собаки, залившиеся злобным лаем. Судя по голосам, животные были крупными.

– Кто там? – не любезнее, чем псы, спросило хриплое меццо, принадлежавшее, без сомнения, хозяйке.

– Мария Ярополова, художник, ваша свекровь заверила, что вы меня ждете, – на одном дыхании выпалила я.

Створка со скрипом отъехала в сторону, и я увидела высокую, очень полную женщину в капри леопардовой расцветки и застиранном фиолетовом халате. Я удивилась. Даме на вид далеко за сорок, а Костику около тридцати пяти, неужели это его жена? Меня бы не смутила разница в возрасте, обладай избранница приятной внешностью и стройной фигурой. Имею парочку друзей, которые даже не смотрят на молоденьких – сохнут по ровесницам своих матерей. Но тут явно другой случай: женщина, брюнетка от природы, зачем-то перекрасила волосы в бело-желтый оттенок, и теперь ее смуглая кожа кажется грязной, а брови пугают чернотой. Близко посаженные глаза слегка прикрыты, как у коровы, неспешно пережевывающей траву на лугу, тонкая переносица заканчивается каплеобразным носом, а розовые щеки придают лицу форму квадрата, из которого выбивается только раздвоенный подбородок. Мощные плечи начинаются прямо от короткой шеи, большая грудь, слегка отвисшая, уютно лежит на выпирающем животе, собранном в складочки. Все это великолепие покоится на длинных колонноподобных ногах, не меняющих толщину ближе к голени.

– Надежда? – с легким сомнением спросила я.

– Да, – подтвердила дама и покосилась на Миру.

– Это моя сестра Мирослава, – представила я. – Вечером страшновато ездить одной, а днем у меня занятия.

– Входите, – более любезно предложила Стрельцова и даже улыбнулась, но приятнее от этого не стала.

Мы с опаской протиснулись мимо вольера, где разгуливали грейхаунд и черный терьер. Они кинулись к прутьям и угрожающе залаяли, стараясь достать нас.

– Ми-миленькие собачки, – прозаикалась я, прижимаясь спиной к стене дома и делая шаг вбок, что было непросто, поскольку на моем плече висела папка формата А0: широкая и плоская, с двумя холстами на подрамниках.

– Уроды, – отрезала Надежда. – Но очень дорого стоят, поэтому я продолжаю о них заботиться, хотя это приобретение мужа, он любил охоту. Чарли, терьер, воет по ночам, все надеется, что Костик вернется.

Мне стало жалко несчастных, лишившихся хозяина, псов. Да, оба выглядят устрашающе, да, оба с удовольствием разорвали бы нас в клочья, но они всего лишь животные – осиротевшие и беззащитные.

– Чай? Кофе? – засуетилась Стрельцова, едва мы оказались в просторной прихожей и начали разуваться.

– Чай, – не стала отказываться Мира. – На улице очень холодно, я почти не чувствую рук.

Нас проводили на кухню, отделанную в коричнево-зеленых тонах. Все сияло стерильной чистотой, словно сюда не заходили целый день: ни забытой в раковине кастрюльки, ни бумажечки возле вазочки с конфетами. Обстановка свидетельствовала о тотальном отсутствии вкуса у хозяйки: на красивом паркете лежали уродливые полосатые дорожки, хороший лакированный стол накрыт дешевой клеенкой с изображением фруктов и овощей, на керамических кружках отпечатаны фотографии членов семьи, причем, для этих целей использованы неудачные снимки в домашней одежде и с пестрым фоном.

– Нина Валентиновна хочет, чтобы я написала портрет ее сына, – перешла я сразу к делу. – Может быть, вы тоже желаете?

– Не «выкай» мне, это прямо смешно, – фыркнула Надя. – Мне всего лишь двадцать семь лет.

– Сколько?? – выпалила я, не поверив своим ушам.

– Да, знаю, все говорят, что я выгляжу моложе, – приосанилась Надежда, кокетливо заправляя жидкие пряди волос за ухо. – Тем не менее, почти тридцатник натикал. Конечно же, я тоже хочу картину, но с одним пожеланием: мы с Костиком будем нарисованы вместе.

– Пожалуйста, – кивнула я. – Никаких проблем. Давайте определимся с размерами и материалом. Еще я должна подобрать хорошее фото, где красивый ракурс и четко видно лица.

– Сейчас принесу, – вскочила Надя, вышла в коридор и заорала. – Чего шляешься по дому, садись за уроки! Из-за тебя больно ударилась, летишь прямо под ноги, дура!

Послышался визг и детский крик. В кухню прибежала толстенькая краснощекая девочка с наивным лицом семи-восьмилетнего ребенка, но богатырского роста – чуть пониже меня и вровень с Мирой.

– Вы нарисуете папу, да? – радостно зачирикала она, мгновенно забыв о слезах.

– Да.

– И маму?

Я кивнула.

– А меня?

– Еще чего! – заявила Надя, снова появляясь в поле нашего зрения.

– Мне совсем не трудно включить ребенка в композицию, – заверила я.

– Нет! – сверкая глазами, возразила Стрельцова. – Только я и он! Я и он!! Вдвоем!