Текст книги "Шарф Айседоры"

Автор книги: Мария Брикер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ГЛАВА 6. СОМНАМБУЛА

– Да приведите вы его в чувство уже! Доктор вы или нет! – Варламов, как всегда, был недоволен.

– А кто вас просил бить его по голове «Большой медицинской энциклопедией»? У меня отличная библиотека, могли бы Толстым его шарахнуть, – хмыкнул хирург. В отличие от Ивана Аркадьевича он был бодр и мрачных настроений режиссера не разделял.

– А кто вас просил психов с улицы в дом приводить? Я сразу понял, что с этим пацаном что-то не в порядке. И вообще, вместо того, чтобы гундеть, лучше бы спасибо сказали – не подоспей я вовремя, неизвестно, чем бы все обернулось.

– Спасибо! – поблагодарил Шахов. – Но этот мальчик – не псих.

– Не псих. Замечательно! А что он делал в таком случае с ножом в вашей спальне?!

– Спал, – объяснил Шахов. – Слышали когда-нибудь о сомнамбулизме? Сомнамбулизм, говоря простым языком – снохождение. От латинского somnus – сон, ambulare – гулять. Форма сложного, внешне выглядящего целенаправленным, но неосознаваемого поведения, которое осуществляется при переходе от сна к гипнозоподобному состоянию, – процитировал Шахов энциклопедию. – Эпизоды снобулизма случаются после засыпания во время «медленного сна», через час– полтора после засыпания. Человек поднимается с постели и совершает какие-то действия с открытыми глазами, потом возвращается к нормальному сну, а когда просыпается – ни фига не помнит. Да, действия могут носить антисоциальный характер, но ответственности он за них не несет. Невероятно! Впервые видел эпизод сомнамбулизма своими глазами! В данный момент – он спит. Бедный, когда проснется, голова у него будет слегка болеть, – Шахов хихикнул и еще раз взвесил томик Большой медицинской энциклопедии, подняв его с пола.

– Отлично, только лунатиков нам не хватало для полного счастья! Вы хоть понимаете, что теперь все придется отменить!

– Почему? Я уверен, что он не собирался меня убивать. Он пришел показать мне трепанатор. Вчера у него был очень тяжелый день, он много нервничал, поэтому ночью мозг дал сбой. Лунатики не каждую ночь бродят, чаще всего – после какого-нибудь сильного нервного перевозбуждения. Так что нет причин паниковать – продолжаем игру. Вы не имеет права отказаться! Все уже зашло слишком далеко. Он чересчур много знает о нашей затее, в то время как мы не знаем о нем почти ничего. Нельзя его выкидывать из проекта, это опасно. Пацан может ненароком нас заложить. А когда Левон пересечет границу по чужим документам и нарушит закон, наше положение выправится. Он будет молчать, потому что у самого рыльце в пушку. И не надо на меня спускать всех собак, на нем же не написано, что он лунатик. С таким же успехом лунатиком могла оказаться любая актриса, которую вы пригласили бы на роль.

– Надеюсь, это не единственный сюрприз, который нас ждет. Дело ваше, но если он кому-нибудь на курорте покажет этот трепанатор в действии, то мы все окажемся за решеткой, и ваша Ксюша Копылова в том числе.

– Чтобы этого не произошло, придется вам поехать на курорт вместе с ним. Будете контролировать ситуацию, по вечерам привязывать его к постели, с утра развязывать. Ну и ненавязчиво координировать его действия во время шоу. Я бы сам поехал, но не могу, в это время я буду колдовать над Ксюшиным лицом.

К удивлению Шахова, Варламов возражать не стал.

– Вижу, что другого выхода действительно нет. Давно собирался покататься на горных лыжах, да все недосуг было. Но так и знайте, я поеду не один, а с дамой. Для отвода глаз. Так что вашей Ксюше придется раскошелиться на две путевки, – подмигнул он. – Свою поездку я сам организую, от вашей Ксюши лишь потребуется потом ее профинансировать. Что еще требуется от госпожи Копыловой? Она должна попросить туристическое агентство, через которое оформляла свою путевку, отменить бронь и зарезервировать для нее другой отель. Только пусть сделает это тихо.

– Зачем?

– Пришло время немного усложнить задачу конкурентам. В любом случае, люди конкурирующей стороны найдут новое место пребывания интересующего их объекта, но замена места дислокации перед самой поездкой избавит нас от лишних глаз. Да и честно скажу, ехать в шумный Сант-Антон у меня нет желания. Название отеля я скажу.

– Пользуетесь своим положением в личных целях? – рассмеялся Сергей, от души у него отлегло.

– Привык совмещать полезное с приятным, – сказал Варламов и улыбнулся, на этот раз улыбка была теплой и светлой. Иван Аркадьевич словно сиял изнутри. Шахов слегка обалдел, он не ожидал, что этот зануда способен на светлые чувства. Он даже предположить не мог, что у режиссера может быть личная жизнь, таким сухарем Варламов ему показался. Выходит, он ошибся? В памяти всплыл эпизод из беседы с Варламовым в первый день знакомства, когда Иван Аркадьевич с досадой заметил, что ему приходится жить в гостинице, так как у знакомой, у которой он часто останавливался прежде, какие-то проблемы с сыном. Удивительно: у самого Сергея нет никакой личной жизни, а у старпера-режиссера – есть!

Тем временем, пока Сергей Владимирович размышлял над превратностями своей судьбы, Варламов названивал по телефону какой-то Леночке и уговаривал ее начинать собирать чемодан. Интересно, как выглядит эта Леночка, ухитрившаяся завоевать холодное сердце Варламова? Гламурье какое-нибудь сисястое или, напротив, интеллигентная дама, усохшая от высокодуховности? Впрочем, кто знает, какие страсти бушуют в груди этого человека, ведь с глыбой льда в душе невозможно снимать такие гениальные фильмы и стать культом для ценителей настоящего искусства.

Может, Сергея в свое время Сашка Мартынова тоже выбрала из всех, потому что он стал культом для многих женщин, а не из-за своего комплекса Мэрилин Монро? В своей области он один из лучших, легенда, можно сказать. И она таскала его по тусовкам, потому что гордилась? И истерику закатила, когда он на развод подал, потому что на самом деле не хотела его терять? Может, зря он вычеркнул Александру из своей жизни? Шахов прокрутил в голове их совместную жизнь и сомневаться перестал. Что это на него нашло? Если бы любила, то отдала бы ему себя целиком, а не всего лишь один пальчик, на которое он надел платиновое колечко от Cartier.

* * *

– Да никуда я не поеду! Работа у меня! Дел по горло! Ну и что, что Новый год! Я елку уже нарядила, – пыталась отбиться Елена Петровна, ткнув пальцем в стену, за которой, растопырив пластиковые иголки, стояло чудо советской промышленности времен расцвета социализма.

В прошлом году Варламов уже заманивал ее в Швейцарию, на престижный курорт Санкт-Мориц. Опять двадцать пять! Да что он, издевается! В последний раз она каталась на лыжах, еще когда в институте училась. Нормативы ГТО сдала на отлично, но с тех пор прошло сто лет, и у нее выросла такая задница, что любой спуск грозил сходом всех снежных лавин в радиусе нескольких километров. А если она упадет? Если шею сломает? Поцелуется с деревом? Задавит кого-нибудь? Если… «Если» – их было так много, но Елена Петровна поймала себя на мысли, что справить Новый год в горах вместе с Варламовым ей очень хочется. Может, согласиться? Когда еще такой случай представится? Только, как обычно, надеть ей совершенно нечего. Вечернего платья нет! И лыжного костюма у нее нет, только пуховик. Брюки она почти не носит, а рейтузы, наверное, не подойдут. Или подойдут? Елена Петровна, зажав трубку между плечом и щекой, распахнула шкаф, выкинула оттуда половину вещей, нашла рейтузы, натянула их на себя, задрав домашнюю юбку, любимую, под джинсу, с рюшами и машинной вышивкой. Когда-то юбка была не домашней, а вполне себе рабочей, и пару лет она из нее не вылезала, пока не порвала. Глупо, конечно, было на забор в ней лезть. Но разве она могла спокойно смотреть, как за забором один из ее коллег пытается скрутить бандита и орет благим матом, чтобы она (Елена Петровна) оставалась на месте, так как преступник вооружен. Все равно полезла. Заборчик хлипким оказался, рухнул под тяжестью ее веса, вместе с Еленой Петровной… как раз на бандита, который, скинув с себя милиционера, вскочил на ноги и вытащил финку. Бандита с финкой потом долго из-под забора выковыривали и отскребали от грунта, а на юбку пришлось поставить заплатку, она за гвоздь зацепилась.

– Лен, ты почему так тяжело дышишь? – поинтересовался Варламов.

– Мебель двигаю, – чуть не плача, сообщила Зотова, повернувшись к зеркалу спиной и разглядывая свои выдающиеся округлости. Не думала она, что все запущено до такой степени.

– Приеду, помогу.

– Не вздумай! – заорала Зотова, чуть не выронив трубку. – Сын торчит все время дома. Что он о нас подумает?

– Что я приехал тебе помочь двигать мебель, – хихикнул Варламов. – Кстати, почему он тебе не помогает?

– Радикулит у него, – брякнула Елена Петровна.

– Тем более я должен приехать помочь! Заодно ты меня с ним познакомишь. Давно пора. Я ведь не просто хахаль, а мужчина с серьезными намерениями. Предложение сделал, так что имею законное право к тебе заехать на пельмени.

– Не ври! Ты терпеть не можешь пельмени!

– Я обожаю пельмени! Короче – выезжаю. Приготовь документы, мне надо срочную визу тебе организовать. Только не надо мне сказки рассказывать, что у тебя загранпаспорта нет. Я знаю, что в прошлом году ты собиралась в Болгарию по профсоюзной линии, но не смогла поехать, потому что грохнули кого-то из публичных персон.

– И сейчас не могу! Вчера тоже грохнули публичную персону.

– Все, хватит упираться, как ослица. В Новый год никто не работает. Забудь ты о своих убийцах, подумай хоть раз обо мне. Считай, что поездка будет моим новогодним подарком.

– Это слишком дорогой подарок! Я не могу его принять, – пролепетала Зотова: последняя фраза Варламова словно взорвала Елене Петровне мозг. «Подумай хоть раз обо мне». Ничего себе заявление!

– Путевки мне на халяву достались, так что не волнуйся. Уютная гостинца, полный пансион, камин, глинтвейн, альпийский пейзаж за окном, пушистый плед на коленях, горячий тирольский хлебушек с хрустящей корочкой, тиролен шпеккнёдель, шинкенфлекерлн. Ну, соглашайся, Лена! Сделай мне приятное, составь компанию несчастному одинокому путнику. Я тебе говорил, что моя приемная дочь с мужем уехали в Штаты. Ненавижу Америку! И потом, должны же мы получше друг друга узнать перед свадьбой.

– Говорил… Какой еще свадьбой?! – воскликнула Зотова. – Я тебе пока не ответила на твое предложение! Самоуверенный болван! Думаешь, если ты известный режиссер, то все женщины штабелями должны к твоим ногам падать! Я не такая! – Елена Петровна развернулась к зеркалу и посмотрела на свое отражение, словно чтобы удостовериться, что она не такая, и увидела в отражении сына, стоявшего на пороге ее комнаты. Зотова вздрогнула, развернулась лицом к двери и спрятала трубку за спину.

– Мам, ты что орешь на всю квартиру? – хмуро спросил Павел.

– По работе, начальник звонил, – скупо объяснила она, послушала короткие гудки в трубке и положила ее на столик трюмо.

Сынуля состроил скептическую мину. Елена Петровна сотворила аналогичную в ответ, оглядывая отрока: выглядел сын, словно после перепоя, небритый, опухший, помятый и с красными глазами. Ничего удивительного, если сутки напролет за компьютерными стрелялками и пукалками время проводить, можно в зомби превратиться.

Некоторое время они молча пялились друг на друга.

– Какие у тебя штанишки прикольные, – хмыкну Павел, почесывая небритый подбородок.

– Думаешь, ничего? – с сомнением переспросила Елена Петровна.

– Ага, только цвет какой-то… поросячий. И ноги у тебя похожи в этих штанцах на волосатые сардельки. А так ничего, гламурненько, – сообщил сын и поплыл на кухню.

Елена Петровна с раздражением стянула розовые волосатые рейтузы, засунула их в дальний угол шкафа, одернула пышную домашнюю юбку и потопала за сыном. Желание у нее было одно, оттаскать его за уши и нашлепать. Разозлил, взбесил, вонючка такая! Она сама знала, что рейтузы ей не идут, но настроение Павел ей все равно испортил. Ведь у нее к рейтузам кофточка такая же была, которую она тоже планировала взять на курорт. Выходит, и она поросячьего цвета, а если Елена Петровна это все на себя наденет, то станет похожа на окорок! В общем, Елена Петровна пришла к выводу, что кататься на лыжах ей решительно не в чем, а значит, никуда она не поедет, будет справлять Новый год дома, с пластмассовой елкой, украшенной старомодной красноармейской звездой, с шоколадными конфетами «Белочка», «Красная Шапочка» и «Мишка на Севере», с разноцветными колючими лампочками, опутанными дождиком, и вредными, но красивыми фосфорными шарами. Ничего, она прекрасно время проведет, будет слушать одним ухом любимого Шопена, смотреть одним глазом скучный «Голубой огонек», есть салат «Оливье», заливную рыбу и холодец, заедать это все марокканскими мандаринами и пирожками с капустой, вместо этих… шпеккнёделей с шинкенфлекерлнами! Ничего, всю жизнь она так справляла этот праздник, и в этом году – переживет. Все будет прекрасно и замечательно, водку попьет вместо глинтвейна, а «нарезной» ничем не хуже тирольского… с хрустящей корочкой, если его в духовке разогреть. И плед у нее есть, правда, не пушистый, свалялся, как бродячий кот, но теплый, и расцветка у него ого-го-го какая, ласкающая глаз бешеная клетка. Чем больше Елена Петровна уговаривала себя не ехать, тем сильнее хотелось!

– К нам гость скоро заглянет, один мой знакомый, – Зотова включила чайник и облокотилась о разделочный стол спиной, сложив руки на груди. – Сходил бы побрился и умылся ради приличия. И рубашку свежую надень, как чучело огородное выглядишь.

– Знакомый? – иронично поинтересовался Павел. – Ты, мать, что – мужика себе завела?

– Как с матерью разговариваешь? – взвилась Елена Петровна и покраснела, но не от смущения, а от раздражения – внутри все вдруг возмутилось, завибрировало, заходило ходуном. Мало того, что сын рейтузы забраковал, так еще и в ее личную жизнь лезет! Она к нему не лезет, такт проявляет, а он!

– Ты что, мам? – вытаращился на нее сын.

– Да, завела! И вообще, я замуж выхожу. А на Новый год еду в Альпы на лыжах кататься, – сообщила она с пафосом. – Не знаю, что у вас там с Полинкой случилось, и как ты будешь с ней мириться, но, когда я вернусь, чтобы тебя и твоих шмоток здесь не было! Я тебя грудью вскормила, на ноги подняла, вырастила, теперь имею право и о себе подумать.

Пока сын пытался вернуть отвисшую челюсть в первоначальное положение, Елена Петровна унеслась в спальню, хлопнула дверью и плюхнулась на кровать. Посидела так минутку, схватила с тумбочки стакан и приложила его к стене. Дедукция ее не подвела: сынуля ябедничал на нее по телефону Полине, что было определенно хорошим знаком.

– Поль, ты представляешь – мать, похоже, сбрендила! Она замуж собралась! Что значит – хорошо! Она меня из дому гонит. Говорит, собирай манатки, я тебя грудью вскормила, и пошел вон отсюда. У меня, мол, теперь личная жизнь, а ты мне мешаешь. Ты представляешь, Поль? Сына родного из дома гонит! Грудью она меня вскормила, понимаешь! Не знаю, за кого. Сейчас жених припрется, на смотрины. Что делать, Поль? Как это – уважать выбор мамы? Ну ладно, постараюсь, если ты… Можно, я вернусь, Поль? Понимаю, мы решили пожить отдельно, чтобы освежить наши отношения. Да, это была моя тупая идея. Я идиот. Прости меня, Поль. Я не могу без тебя! Я – дурак. Ты только не подумай, что я обратно прошусь, потому что мама меня выставляет. Ты же знаешь, я могу снять квартиру, деньги, слава богу, есть. Просто я очень тебя люблю.

– Слава богу, – прошептала Елена Петровна и отлепила стакан от стены.

Дураки какие-то! Освежить они отношения захотели, а у нее чуть инфаркт на нервной почве не случился. Впрочем, если сын не успеет сбежать до приезда Варламова, то сердечного приступа ей избежать вряд ли удастся. Елена Петровна приложила ладонь к груди: сердце билось о грудную клетку и пыталось выпрыгнуть через горло. Она чувствовала себя девочкой перед первым свиданием. Знакомить Варламова с Павлом было страшно. Забракует сын режиссера, что она тогда будет делать? Замуж за Ивана Аркадьевича она выходить не собиралась. Что путного может получиться из брака следователя и знаменитого режиссера? Ничего хорошего. Потому что – мезальянс. Да, он не молод, но его весь мир знает и боготворит, а она не красавица Юлия Высоцкая. Обычная баба, уставшая от бытовых проблем, с большой попой, утренними отеками, мелкими морщинками под глазами и глубокой – на лбу. Из всех достоинств у нее только грудь, но на груди не женятся. Не подходят они друг другу, не подходят! Сын прав – она сбрендила. Сбрендила. Сошла с ума! Одурела. Он живет в Копенгагене, она – в Москве. Ему много лет, ей… тоже много лет. Она уже забыла, как заниматься… Дойдя в рассуждениях до этой деликатной темы, Елена Петровна оборвала ход своих порочных мыслей и уставилась в зеркало, пристально разглядывая свое лицо. Кикимора, пришла к выводу Елена Петровна, взялась ладонями за щеки и чуть-чуть натянула кожу. Да, неплохо было бы что-нибудь с собой сотворить эдакое, чтобы сбросить визуально несколько годков. Варламов, как всегда, не вовремя решил ее навестить. Вечно он застает ее врасплох! Знала бы заранее, маску бы огуречную сделала, освежающую, макияж, прическу… Елена Петровна вытянула ногу в желтом велюровом тапке и поболтала ею в воздухе. Хорошо хоть, душ после работы приняла и ноги побрила. К слову, ноги у нее только в рейтузах похожи на сардельки, а так – вполне ничего себе, не кривые. В молодости она даже мини носила, пару раз, и никто в обморок не упал. В молодости… Как быстро утекло время, она и оглянуться не успела, как ее стали назвать на «вы», а недавно в транспорте уступил место рыжий пацан лет десяти, с комментарием – «Садитесь, бабушка». Ноги у Елены Петровны в тот момент подкосились, и она плюхнулась на освободившееся местечко с каким-то старческим кряхтением. По идее, она должна была пацана придушить, язык ему отрезать и на дыбу его посадить, чтобы он медленно умирал, в муках. Именно так поступила бы Марина Гольц, если бы оказалась на ее месте. Но Елена Петровна не была Мариной Гольц, поэтому она лишь скромно отдавила доброму мальчику ногу, когда выходила через две остановки. Впрочем, вряд ли Марина Гольц оказалась бы на ее месте. Даже в сто лет никто не обзывал бы ее бабушкой, она до старости оставалась бы дамой или леди. Да, Марина Гольц была ослепительно привлекательна. Однако Елена Петровна все равно не могла понять мужчин, которые лезли к звезде в койку, – они же ведь заведомо на эшафот шли! Как можно спать с женщиной, которая впоследствии растреплет о твоих интимных привычках и физиологических особенностях всему свету. Ладно еще, актеры и музыканты, им пиариться надо, любое упоминание в прессе, да еще рядом с такой особой, как Марина Гольц, работает «на имя». К примеру, живописный рассказ звезды о маленьком члене солиста группы «Тусклый свет» сделало никому неизвестную группу популярной в один миг. Но каким образом в липкой паутине Марины оказался доктор Шахов? К чему ему эта дешевая популярность? Зачем ему это надо было? Ославился по полной программе. Надеялся, что звездулька его помилует и не поступит с ним так же низко, как с другими своими любовниками? Шахов не производил впечатления наивного, на прожигателя жизни и любителя попозировать перед камерой он тоже был не похож, несмотря на то, что был когда-то женат на светской львице Александрой Мартыновой и мелькал в центре гламурной московской тусовки. Сразу после развода он ушел в тень, женился во второй раз на девушке попроще, некой Ванессе Толоконниковой, снова развелся. Не везло что-то знаменитому доктору – пациентам своим жизни налаживал, судя по благодарным отзывам от женщин в Интернете, а свою пока не получилось. Дерьма о докторе Шахове Елена Петровна в Интернете нарыла тоже прилично, но ковыряться в этих кучах и выуживать оттуда крупицы истины не было желания. Зотовой очень хотелось пообщаться с хирургом лично. Вызывать доктора в прокуратуру Елена Петровна считала преждевременным, решив съездить к Шахову в клинику, поговорить и заодно осторожно обстановку разведать. Она была уверена на девяносто девять процентов, что рекламное объявление в газете подчеркнули не случайно и доктор с убийством Марины Гольц каким-то боком завязан. Очень хотелось эту ниточку зацепить, а если не получится, то, в любом случае, разговор не окажется бесполезным. Звезда была постоянной пациенткой Шахова, он с ней работал, а значит, сможет нарисовать ее точный психологический портрет не хуже любого психоаналитика. Показаний сестры недостаточно для создания объективной картины. Если, конечно, доктор будет объективен после истории с родинкой на заднице, которую озвучила добрая Марина Гольц.

Марина Гольц… Необычная женщина, чем больше Зотова узнавала подробностей о звезде и анализировала черты ее характера, тем сильнее удивлялась. Сплетница, склочница, дебоширка, снобка – это то, что лежало на поверхности. Гольц постоянно устраивала скандалы в ресторанах, придиралась к официантам, к служащим гостиниц и пансионатов, где останавливалась; «строила» продавцов в магазинах; устраивала истерики агентам, продюсерам, режиссерам, которые имели смелость пригласить ее в свой сериал; гримершам, костюмерам, операторам, администраторам… Марина Гольц оставляла свой грязный отпечаток на всех, с кем когда-то по жизни соприкасалась. Интервью Марины, кроме подробностей, которые так волновали читателей, кардинально отличались от подобных же откровенных высказываний других публичных персон тем, что в них беззастенчиво обнажались пороки общества. Гольц была ходячим демонстратором этих пороков, но в тоже время – диагностом гнили, в разлагающем круге которой сама же Марина вращалась. Она не лицемерила, и каждый ее поступок был вызовом. Намеренно ли она это делала, подсознательно ли, – Зотова не знала, но теперь поднимала, почему Марина Гольц носила почетный статус звезды – и носила его по праву, потому что на мир смотрела трезвыми глазами и видела все его патологии. И теперь, когда Елена Петровна проанализировала все интервью Манины беспристрастно, было понятно, почему журналисты, которых Гольц тоже не жалела и высмеивала, вьются вокруг нее, как мухи. Привлекало мух не варенье и не дерьмо, их интриговал кажущийся нестандартный, провокационный взгляд на жизнь, – кажущийся, потому что при ближайшем рассмотрении он был вовсе не провокацией, а правильной, откровенной и тонкой точкой зрения. Возможно, сыграл свою роль и тот факт, что Марина не отбрыкивалась от жизни, в которой жила, а, напротив, принимала ее такой, какая она есть, и пыталась ей соответствовать. Она не отождествляла себя с жизнью «вне», она была своей в тусовке, которая ей претила. Возможно, поэтому она была так агрессивна к социальной среде. Марина жила на грани. Ее ждала громкая смерть в объятиях какого-нибудь крутого актера, режиссера или женатого олигарха, но умерла она поразительно бездарно для актрисы. Акулы пера уже атаковали прокуратуру, искали в смерти актрисы сенсацию, но Зотова не спешила подкидывать им факты. Да и вряд ли то, что она отрыла в ворохе грязного белья актрисы, можно было назвать сенсацией для любителей жареного. Без сомнения, Марина Гольц так тщательно прятала своего поклонника потому, что он не вписывался в ее стаю. Амбиции, безусловно, сыграли здесь свою роль, но – не только. Скорее всего, ею двигал другой мотив: Марина Гольц нашла наконец-то настоящую любовь и не захотела делиться ею ни с кем.

Косвенными доказательствами этой версии служили показания сестры Гольц и свидетельницы, которая нашлась после опроса местного населения операми. Любопытная старушка, Надежда Захаровна Воротникова, проживавшая на втором этаже в подъезде, где случилось преступление, оказалась поистине ценным экземпляром: от скуки она следила за всеми, кто входил и выходил из подъезда. На квартирантку с третьего этажа старушка обратила внимание сразу же, как та заселилась. Женщина так старательно маскировалась, что вызвала у Надежды Захаровны подозрения. На преступницу квартиросъемщица не походила, поэтому старушка заподозрила адюльтер и с азартом принялась за дамочкой следить. Вскоре ее подозрения подтвердились. Квартирантка с третьего этажа выходила из подъезда всегда через пять-семь минут после ухода молодого мужичины, который в их подъезде тоже не проживал, но являл собой подозрительное лицо кавказской национальности. Закономерность эта показалась Надежде Захаровне значимой, поэтому она не поленилась, выползла из укрытия и проследила за квартирой номер 147. Молодого парня, с которым встречалась на квартире Марина, старушка запомнила хорошо, в отличие от Гольц он не слишком таился. Высокий, худой, темноволосый, темноглазый, с римским профилем, похож на благородного кавказца. Засветился парень и в день убийства: утром, около семи часов, его видела выбегающим из подъезда другая свидетельница, дама с четвертого этажа, которая возвращалась с прогулки с собакой, парень чуть не сбил с ног гражданку. Все улики указывали на любовника Марины Гольц. Одна странность была в деле, не дававшая Зотовой покоя: по заверениям эксперта, смерть потерпевшей произошла между тремя и пятью часами утра. Что же так задержало убийцу на месте преступления? Что он делал два с лишним часа в квартире, рядом с трупом? Заметал следы? Не проходит – следов осталось в квартире достаточно. Он не потрудился даже бритвенный станок выкинуть, халат и тапочки, отпечатки пальцев наляпал везде – почему он все это оставил? Пребывал в состоянии аффекта? Способ убийства тоже подтверждает эту версию. Что касается мотивов убийства, то, вероятнее всего, в судьбе Марины Гольц сыграл свою роковую роль ее стервозный характер. Разозлила чем-то любовника звезда, он впал в состояние ярости и подругу задушил. Ведь вечер начинался довольно романтично, судя по обстановке в спальне. Шампанское, свечи, легкий ужин, секс без принуждения, как сообщил Палыч. А в результате – скорбный финал. Чем же Марина Гольц обидела любовника, что он так озверел? Таинственный поклонник был с некоторыми отклонениями в психике и вообще – неуверенный в себе мужчина? Пошутила Гольц по поводу его мужских достоинств, и хлоп – у парня случилось помутнение сознания. А когда до него дошло, что он натворил, – сделал ноги, даже улики за собой не способен был подчистить.

Дело казалось простым, как пять копеек. Зотова уже и начальству доложила о результатах предварительного расследования. Оставалось вычислить убийцу. Из показаний свидетелей следовало, что любовники встречались около двух месяцев. Значит, совершенно точно общались по телефону. Даже в том случае, если номер поклонника зарегистрирован на другое лицо, вычисление убийцы не должно представлять особых сложностей. Завтра они получат расшифровку по номерам, пробьют всех, кто есть в списке, уделяя внимание в первую очередь тем, с кем общалась звезда в последнее время, и, считай, имя убийцы у них в кармане, оптимистично думала Зотова. Памятник надо поставить тому, кто придумал мобильный телефон! Свидетели; словесный портрет преступника у них есть, ориентируясь на него, убийцу вычислить будет несложно. Улик преступник оставил достаточно, чтобы потом суметь доказать его вину. Если он не ударится в бега, то скоро они и истинный мотив узнают.

Немного повеселев, Елена Петровна оторвала зад от кровати, привела себя в порядок: замазала тональным кремом синяки, надела блузку, выгодно подчеркивающую ее великолепную грудь, и вплыла из комнаты.

Павел торопливо паковал сумку, чтобы смыться и отвертеться от мероприятия. Удрать у него не вышло. С Варламовым они столкнулись нос к носу, когда сын открыл дверь. Иван Аркадьевич явился, как обычно, с букетом алых роз и полной сумищей деликатесов. Змей-искуситель! Только она решила на диету сесть и сбросить килограммов сорок-пятьдесят, – вдыхая аромат горячего французского батона, возмутилась Елена Петровна.

– Привет, – улыбнулся Иван Аркадьевич.

– Здравствуйте, – оторопело поздоровался Павел.

– Познакомься, Паша, это Иван Аркадьевич. Мой хороший знакомый. Он приехал помочь мне мебель двигать. Ты же не можешь, у тебя радикулит, – прощебетала Елена Петровна и ощутимо пихнула кулаком Павлушу в спину, чтобы он намек понял. Слегка не рассчитала силушку, Павел ойкнул и практически поцеловался с режиссером.

– В таком случае, не буду вам мешать мебель двигать, – хмыкнул Павлуша.

– Может, помочь вам сумку до такси донести? – спросил Варламов.

– Благодарствую, сам справлюсь. Вы, главное, мамуле подсобите. Короче, надеюсь на вас… Послушайте, а я вас, кажется, знаю. Вы Варламов? – уточнил сын. – Я все ваши фильмы смотрю.

– Приятно это слышать, – сдержанно отреагировал Иван Аркадьевич.

– Ничего себе. Мать, что же ты раньше не сказала, что замуж за великого режиссера собралась!

– Павел! – взвыла Елена Петровна, заливаясь кумачовым цветом с пяток до макушки, опозорил, говнюк такой. Ну и что теперь ей делать?

– Значит, ты согласна, радость моя? – подмигнул ей режиссер.

– Нет! – выпалила Елена Петровна и, схватив пакет с едой и цветы, унеслась в кухню.

– Уламываю ее уже год, – доверительно сообщил Иван Аркадьевич. – Упрямая у вас мамаша. Может, вы на нее как– нибудь повлияете?

– А у вас – серьезно? – спросил Павел.

– Серьезнее некуда.

– Тогда попробую, – усмехнулся Павел. – Но имейте в виду: если обидите маму, я не посмотрю, что вы известный человек.

– Обижать вашу маму я не собираюсь. Она само кого хочешь обидит.

– Согласен, она бывает невыносимой.

– Ужас, а не женщина!

– Не то слово – катастрофа!

– Поужинать останетесь?

– Я бы с радостью, но – тороплюсь.

– Тьфу на вас, – вышла из кухни Зотова и снова удалилась. Мужчины притихли, пожали друг другу руки и разошлись.

– Выздоравливайте! – запоздало отреагировал режиссер, наблюдая, как сын Елены Петровны бодро тащит свою тяжелую сумку к лифту: признаков радикулита заметно не было.

– Спасибо, вы тоже не болейте, – подмигнул ему Павел и скрылся в кабинке.

Иван Аркадьевич потоптался в прихожей, не решаясь пройти в кухню, а когда он, наконец, осмелился, то застал Елену Петровну, сидевшую на табуретке в позе королевы.

– А ты переживала, что мы не найдем с твоим сыном общий язык, – щедро улыбнулся Иван Аркадьевич. – Ладно, пойдем, родная. Хотелось бы до ужина управиться.

Зотова непонимающе моргнула.

– Что, так сразу? – смущенно переспросила она.

– А когда? После ужина тяжело будет. Боюсь, пупок развяжется, – Варламов хохотнул и погладил себя по животу.

Совсем не так она представляла себе романтику их соединения. Ни тебе комплиментов, ни многообещающих взглядов, ни клятв в вечной любви… Она почти настроилась, ноги побрила, а он взял и все испортил. Пупок у него, видите ли, развяжется! Козел старперский! Настроение у Елены Петровны испортилось до такой степени, что она чуть было не расплакалась.