Текст книги "Мы так говорим. Обидные слова и как их избежать"
Автор книги: Мария Бобылёва
Жанр:
Научпоп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Мария Бобылёва
Мы так говорим. Обидные слова и как их избежать
© Мария Бобылёва, текст
© Анастасия Лотарева, составление
© ООО «Издательство АСТ», 2021
⁂
Посвящается Кате Абрамовой
Введение. Язык определяет сознание?
Я так люблю этот пример, что начну прямо с него – это ясная и красивая иллюстрация идеи о том, что язык определяет сознание. В фантастическом фильме Arrival («Прибытие») 2016 года на Землю прилетают инопланетяне, имеющие вид гигантских кальмарообразных существ, и лингвистка Луиза Бэнкс в исполнении Эми Адамс весь фильм пытается расшифровать их язык. Язык у них странный и красивый – из своих щупалец гектаподы, как называют их земляне, выпрыскивают на стеклянную перегородку чернила и рисуют ими подобия круглых иероглифов, не похожих ни на какую земную письменность. Луиза, естественно, постепенно расшифровывает их язык и начинает с ними общаться. Оказывается, что в языке гептаподов нет категорий времени, и прошлое, настоящее и будущее для них существуют одновременно. Чем больше Луиза общается с ними, тем более странные вещи начинают происходить с ней самой: постепенно ее сознание перестраивается и она начинает видеть будущее как прошлое. Луиза навсегда перестанет быть прежней: изучив язык, в котором время – это еще одно измерение, она начинает воспринимать реальность по-другому. И, уже зная, что произойдет с ней и ее еще не рожденным ребенком в будущем, осознанно идет к этому будущему, которое уже случилось с ней в прошлом.
Насколько язык и правда определяет сознание, споры ведутся до сих пор. Гипотеза Сепира-Уорфа, предполагающая, что структура языка влияет на мировосприятие и воззрение его носителей, а также на их способ мышления, остается гипотезой до сих пор, а сторонники ее мягкой версии (теории лингвистического релятивизма, по которой язык лишь в определенной степени влияет на мышление) по-прежнему спорят с адептами ее строгой версии (теории лингвистического детерминизма, где язык полностью определяет мышление). Но я не буду вдаваться в лингвистическую философию, а остановлюсь на том, что определенная корреляция между языком и мышлением существует, а какова ее степень, каждый для себя решает сам.
«Рассматриваем ли мы язык как зеркало нашей действительности? Тогда, посмотрев в зеркало, мы можем увидеть и оценить ее, в частности, оценить уровень равноправия женщин и мужчин. И да, в этом случае мы не всегда будем довольны результатом, – пишет лингвист Максим Кронгауз в своей недавней статье на сайте агентства ТАСС. – Или язык для нас – инструмент воздействия на мир и мы сначала меняем язык в надежде повлиять на действительность? Тут, конечно, разные люди и даже разные социальные группы дадут разные ответы. Скажем, ученые и любители русского языка предпочтут первый ответ, а активисты и ревнители справедливости – второй. Язык сегодня стал пространством борьбы или полем битвы, как кому больше нравится»[2]2
Максим Кронгауз «О феминитивах в языке: неча на зеркало пенять», ТАСС, 08.09.2020.
[Закрыть].
«Каждый человек склонен переоценивать значимость того, что он делает. Интеллектуалы производят дискурс, поэтому им (нам) приятно думать, что язык определяет реальность, – говорит профессор Оксфордского университета и МВШСЭН (Шанинки), специалист в области истории российской культуры и интеллектуальной истории Андрей Зорин в интервью порталу Colta.ru.
Никакому здравомыслящему обывателю такая странная мысль в голову не придет: человек по собственному опыту знает, что язык описывает реальность или относительно прилично, и тогда ты с грехом пополам сможешь в ней ориентироваться, или вовсе плохо, и тогда ты, скорее всего, пропадешь. Нынешние левые интеллектуалы, напротив, приписывают языку магическую силу, и потому склонны репрессировать за слова и высказывания, обставлять речь бесчисленными табу и предписаниями. В этой модели мира какие-то слова сами по себе порождают социальное зло – а значит, и они, и те, кто их произносит, подлежат запрету и остракизму».[3]3
Полина Аронсон, Владислав Земенков, Андрей Зорин «Мы настойчиво ищем случая быть оскорбленными», Colta.ru, 17.05.2019.
[Закрыть]
https://bit.ly/3oxjI6i
https://bit.ly/2XwVayp
Максим Кронгауз «О феминитивах в языке: неча на зеркало пенять»
Даже политологи говорят про влияние языка на мышление. Вот, например, Екатерина Шульман в программе «Статус» на радио «Эхо Москвы» 6 октября 2020 года сказала, отвечая на вопрос про феминитивы: «Язык – это власть, разумеется. То, что мы говорим, влияет на то, как мы думаем. Мы не можем думать помимо слов. Поэтому те слова, которые социум влагает нам в сознание, ограничивают наше мышление».
https://bit.ly/3nDxIdv
Помимо лингвистов, антропологов и политологов о влиянии языка на мышление задумывается так или иначе каждый, кто активно сталкивается с другими языками. Родители детей-билингв видят, как по-разному маленький человек формулирует мысли на двух своих родных языках. Переводчики замечают, как на одном языке проще говорить про действия, а на другом – про чувства и состояния. Набоков в постскриптуме к русскому изданию «Лолиты» писал: «Телодвижения, ужимки, ландшафты, томление деревьев, запахи, дожди, тающие и переливчатые оттенки природы, все нежно-человеческое (как ни странно!), а также все мужицкое, грубое, сочно-похабное, выходит по-русски не хуже, если не лучше, чем по-английски; но столь свойственные английскому тонкие недоговоренности, поэзия мысли, мгновенная перекличка между отвлеченнейшими понятиями, роение односложных эпитетов – все это, а также все относящееся к технике, модам, спорту, естественным наукам и противоестественным страстям – становится по-русски топорным, многословным и часто отвратительным в смысле стиля и ритма».
Любой, кто общался с носителями английского, знает, что невозможно одним словом перевести «интеллигенция» – придется объяснять его целой фразой, потому что это сугубо русское явление. Также вдумчивый ученик английского не может не заметить кардинального различия в этимологии, например, слов «страхование» и его английского аналога insurance: в русском у слова корень «страх», а в английском – sure («уверенность»). Таких примеров великое множество – и все они безумно интересные. Когда начинаешь вдумываться в язык, не заметить эти закономерности невозможно.
Причем тут все это? Книга, которую вы держите в руках, родилась из проекта портала «Такие дела» под названием «Мы так не говорим», а сам проект – из идеи о том, что важно не только то, что мы говорим (и пишем), но и то, как мы это делаем. Мы в «Таких делах» пытаемся изменить общество с помощью текстов, рассказываем о социальных проблемах и показываем способы их решить. В какой-то момент мы всерьез стали обращать внимание на то, какой язык мы при этом используем. Руководствуясь самыми благими намерениями, мы иногда допускали ошибки, используя привычные нам слова и не задумываясь о том, как их могут воспринять те, к кому они относятся. Мы употребляли слово «инвалид», когда оно уже стало некорректным. Мы писали про «нормализующие операции», которым подвергались интерсекс-люди, хотя никакой нормальности в этих процедурах нет. Мы использовали выражение «сексуальные меньшинства», имея в виду ЛГБТ, хотя это не только некорректно, но и просто неверно. Мы не хотели никого обидеть – мы просто использовали известный нам язык.
https://bit.ly/3oOHCup
Но привычный нам язык – это часто язык вражды. Многие люди – и особенно СМИ – спокойно говорят и пишут «бомж», «колясочник», «прикован к постели», «шизофреник», «трансгендер», действительно не имея в виду ничего плохого. Но эти и многие другие слова уже стали обидными: они отражают пренебрежительное отношение общества к самым разным группам людей, которые в чем-то «не такие, как все». Мы убеждены, что язык, если и не определяет сознание, то точно на него влияет. Поэтому в своих попытках изменить общество мы хотели использовать язык, который поможет это сделать. Мы уверены, что то, как мы говорим, влияет на наше отношение к предмету. Поэтому мы решили создать глоссарий корректной лексики. Прежде всего для самих себя.
Для этого мы поговорили со специалистами в разных социальных областях, с лингвистами и активистами. Мы сразу задумали «словарь» таким, чтобы его можно было менять и дополнять со временем, ведь язык – живая система, он меняется вместе с обществом и его потребностями. И проект действительно менялся: месяц за месяцем жизнь сама предлагала новые и новые слова; какие-то фразы мы убрали, какие-то добавили; какие-то формулировки изменили.
Мы сразу сказали, что наш «словарь» – не истина в последней инстанции – многие термины и формулировки вызывают споры даже среди самих специалистов и представителей разных групп (здесь и дальше я буду писать «словарь» в кавычках: словарь, потому что так все давно уже привыкли его называть, а в кавычках, потому что, конечно, это не настоящий словарь, сделанный по всем правилам). Он был, скорее, приглашением к дискуссии. У нас не было цели диктовать, как надо, а как не надо, – каждый сам выбирает, как ему говорить и писать. И мы прекрасно понимаем, что лексика сильно зависит от места употребления, и то, как мы говорим на кухне, отличается от того, как мы выражаемся в публичных выступлениях, в соцсетях или в журналистском тексте. Мы ничего никому не навязывали – мы лишь предложили задуматься о том, как мы говорим, почему мы это делаем и как это воспринимают другие.
После выхода проекта мы провели не одну онлайн и офлайн-дискуссию на эту тему. Нас ругали все, начиная с лингвистов (естественно), заканчивая обычными людьми. Спектр недовольства был очень широким. Одни говорили, что языку нельзя ничего диктовать извне. Другие говорили, что мы устраиваем диктатуру и ограничиваем свободу слова. Третьи утверждали, что если у человека нет намерения никого обидеть, то и нет смысла менять слова. Четвертые говорили, что надо не заниматься чепухой, болтая о словах, надо менять реальность, а слова сами подтянутся. Пятые негодовали, что слов мы взяли недостаточно. Шестые просто возмущались в духе «кто вы такие». И так далее.
Это, в общем, и хорошо – мы хотели инициировать дискуссию, и мы это сделали. Спустя полтора года в медиа-пространстве дискуссий про язык и толерантную лексику стало в разы больше – и это тоже очень хорошо. «В центр этого проекта надо поставить человека, который не только не хочет, чтобы его обижали, но и сам не хочет никого обижать. Этот проект обращен к людям, которые хотят в себе пробудить человеческое», – сказал филолог Гасан Гусейнов на презентации «словаря».
А теперь к тому, зачем эта книга и чем она отличается от онлайн-проекта. «Мы так не говорим» задуман и сверстан именно как словарь, и ядро его – это поисковик. Вбиваешь в него любое слово (неважно, корректное или некорректное) и получаешь словарную пару и комментарий к ней. Или просто изучаешь слова по разделам, кликаешь на интересующее и снова выходишь на пару «корректно/некорректно». Статьи лингвистов и наши лирические отступления к соответствующим разделам словаря часто оставались не видны, так как большинство читателей заходили в него не читать тексты (пусть и вполне компактные), а именно искать слова. В этой книге все наоборот – акцент сделан на текстах, а непосредственно слова иллюстрируют ее центральную (вторую) часть.
Как ни странно, на тему корректной лексики книг на русском практически нет. Есть отдельные пособия и брошюры, которые выпускают активисты. Например, изданная в 2013 году фестивалем «Бок о бок» брошюра «Как корректно писать о лесбиянках, геях, бисексуалах и трансгендерах» (в самом названии которой уже фигурирует некорректное на сегодняшний день слово). Организация «Ночлежка», помогающая бездомным, также издавала брошюру, в которой анализировала, как некорректно многие СМИ пишут про бездомных. Или из недавнего – интернет-пособие «Как написать о трансгендерности и не облажаться», которое написала секс-просветительница Саша Казанцева для транс-инициативной группы «Т-Действие». Но это все самиздат, не особо видимый для массового читателя.
А книг практически нет. Есть работа социолога Леонид Ионина «Политкорректность: дивный новый мир» («Ад Маргинем Пресс», 2012), но она не столько про слова, сколько про явление политкорректности. При этом автор явно противник этой тенденции, и считает, что «шумные меньшинства» победят «молчаливое большинство», и это в свою очередь погубит европейскую культуру. А собственно корректная лексика и вовсе чужда автору – в одной из своих лекций (уже в 2018 году) он использует слова «гомосексуалисты», «трансгендеры», «транссексуалы», хихикая при этом, а к «сексуальным меньшинствам», помимо ЛГБТ, причисляет фетишистов, адептов БДСМ и людей, которые «предпочитают партнеров другого возраста, расы, малознакомых людей и так далее», смешивая всех в кучу и утверждая, что сейчас «пошла мода на все эти меньшинства». Есть еще книга лингвистки Ирины Фуфаевой «Как называются женщины. Феминитивы: история, устройство, конкуренция» («АСТ: CORPUS», 2020), где подробно с массой конкретных примеров разобрана история русскоязычных феминитивов и их современная классификация. Но, очевидно, она не затрагивает всю корректную лексику.
Я снова хочу оговориться, что книга не претендует на всеохватность и истину в последней инстанции – хотя в ней и освещены разные темы, касающиеся использования корректной лексики. Тем более, я прекрасно осознаю, что бумажная книга устаревает уже в момент своего выхода из печати – особенно в такой теме как язык и его новейшие тенденции. Еще полгода назад никто не использовал выражение «новая этика», а сегодня оно превратилось чуть ли не в клише. Что случится за следующие полгода-год, мы сейчас и представить не можем; какая новая cancel culture наступит, и какое очередное Black lives matter захватит Америку и внесет изменения в языки, мы не знаем. Поэтому остается просто расслабиться и зафиксировать положение вещей на данный конкретный момент времени.
Я бы хотела поблагодарить главного редактора «Таких дел» Настю Лотареву за то, что она поверила в проект и предоставила мне столько свободы. А потом согласилась стать редактором и этой книги. Спасибо заместителю главного редактора «ТД» Володе Шведову за то, что помог проекту случиться. Спасибо редактору и юристу Наташе Морозовой за терпение и здравый смысл. Спасибо лингвисту Максиму Кронгаузу, который, несмотря на профессиональный скепсис, поддержал идею «словаря» и участвовал в публичных дискуссиях о нем. Спасибо секс-просветительнице Саше Казанцевой за ее любовь к языку и бесконечный профессионализм. Спасибо транс-активисту Антону Макинтошу, благодаря которому я узнала столько интересного и который детально и терпеливо разбирал со мной слова и выражения, касающиеся гендерной тематики. Спасибо психологине Заре Арутюнян, с которой мы весело и продуктивно провели не одну публичную дискуссию о словах и которая поддерживала проект с самого начала. Спасибо пиар-специалисту Кате Абрамовой, которая помогала проекту на всех этапах и которой и посвящена эта книга. Спасибо литературному критику Юле Подлубновой, которая была рядом и отвечала на все вопросы. И спасибо моей маме Алле Муликовой – за неизменную поддержку и гордость.
Часть 1. Политкорректность vs Свобода слова
Глава 1. Новая этика и культ обиды
Еще год назад словосочетания «новая этика» в его конкретном, остро-современном значении не было, а сейчас кажется, что оно повсюду в медиа и соцсетях. Про новую этику говорят чаще всего в связи с движением #MeToo и скандалами вокруг харассмента и сексуального насилия. Она подразумевает собой некий новый свод правил и кодекс взаимоотношений между мужчинами и женщинами, начальниками и подчиненными, преподавателями и студентами – вообще, между любыми людьми, одни из которых наделены властью больше, чем другие. Новая этика включает в себя некий новый гуманизм и новую чувствительность.
Я говорю «некий», потому что (как часто бывает) новая этика борется с тем, что уже устарело и порицает то, как не надо, а четкого и универсального «как надо» не предлагает. Уже понятно, что класть руку на коленку стажерки опытный журналист мужского пола не может (да и стажеру – находящийся на низшей ступени этой иерархии человек может быть любого пола, хотя статистически чаще всего это женщины), и даже если какому-то отдельно взятому депутату за это ничего не будет, в обществе уже стало принято такие вещи открыто обсуждать и порицать. И если депутаты у нас пока никак не реагируют, более близкие к простым смертным люди уже публично извиняются.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
