Текст книги "Грэхард (СИ)"

Автор книги: Мария Берестова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

644 год

Папка была объёмная.

Грэхард с минуту смотрел на неё, не решаясь раскрыть: ему не верилось в то, что он наконец-то узнает, что теперь происходит с Дереком.

Наконец, собравшись с мыслями, он отворил обложку.

И тут же шумно вздохнул от удивления: на него с тщательно прорисованного портрета сияли светом знакомые глаза.

Точь-в-точь такие, какие он и помнил: светло-карие, распахнутые, словно подёрнутые мечтательной солнечной дымкой.

Грэхард сморгнул; обнаружил, что, по правде, одни глаза от старого Дерека и остались.

Странно, непривычно и дико было видеть густую ухоженную бороду и усы: сколько Грэхард помнил, у Дерека никогда не получалось их нормально отрастить. Жидкие и тонкие волосики смотрелись глупо и жалко, портя его лицо, и он раздражённо сбривал их, осознав, что очередная попытка не удалась. Должно быть, с возрастом что-то изменилось: теперь растительность смотрелась весьма внушительно и органично.

Лицо Дерека и вообще изменилось: стало старше, выразительнее, рельефнее. Ничего от знакомого Грэхарду мальчишки! Зрелый мужчина с характером – совершеннейший незнакомец!

Жадно вглядываясь в каждую мелочь, Грэхард что-то узнавал, чему-то удивлялся, и чувствовал, как сердце его переполняется радостью и гордостью, как будто он смотрит на своего выросшего сына, а не на старого друга. Ему было почему-то глубоко, отчаянно приятно, что Дерек стал таким – сильным, внушительным, харизматичным!

Портрет он разглядывал долго, так и сяк представляя себе знакомую игру мимики на новом лице и восхищаясь тому, что рисовалось его воображению. Дорого бы он дал, чтобы посмотреть в реальности на то, что теперь играло в его фантазии! По всему выходило, что Дерек теперь был чрезвычайно хорош внешне – даже лучше, чем был в юности, – и наблюдать его живую смену выражений было бы весьма интересно!

Закончив, наконец, с разглядыванием, Грэхард перешёл к следующему листку – досье.

Там значилось, что господин Анодар – видный анжельский промышленник, купец и учёный. Грэхард, прищурившись на шальные солнечные лучики, залетающие в окно с прибрежным ветром, искренне заинтересовался, как это Дерек умудрился в промышленники податься – купца и тем более учёного он ещё мог вообразить, но это!

Досье любезно сообщало, что Деркэн Анодар, вместе со своим братом Райтэном Тогнаром, является совладельцем каменноугольного предприятия в Брейлине.

Информация оказалась до того любопытной, что Грэхард задумался надолго, прежде чем читать дальше.

Райтэна Тогнара он помнил – видались как-то на приёме анжельских купцов. Грэхард запомнил этого энергичного парня, потому что слыхал его историю. Как раз в те времена, когда тогда ещё ньонский принц проживал в анжельской столице, Райтэн сбежал из дому, и история эта наделала много шума. Было интересно поглядеть на бунтаря, который отказался от доли правителя и подался в купцы, вот Грэхард и запомнил.

Что ж, не очень понятно, как его разведка умудрилась так провалиться и упустить этот момент – ведь контакты Райтэна Тогнара она проверила, и никаких Дереков или Деркэнов там не обнаружила.

«Нужно выразить своё неудовольствие», – поставил внутреннюю пометку Грэхард и вернулся к досье.

То любезно сообщало, что большую часть своего времени господин Анодар и проводит именно с господином Тогнаром – их связывают и узы побратимов, и многочисленные общие торговые проекты.

Сердце Грэхарда кольнуло сожалением и ревностью; ужасно хотелось оказаться на месте этого самого Тогнара – и особенно раздражал тот факт, что он вполне мог оказаться на его месте, но даже не подумал о такой возможности в своё время.

«Что ж, по крайней мере, о Дереке можно не волноваться», – со скрипом признал Грэхард, поскольку Тогнары были знатным, сильным и богатым семейством. Раз уж Дерек умудрился стать частью этой семьи – бояться ему теперь было нечего.

Постучав пальцами по сухому дереву столешницы, Грэхард продолжил чтение и узнал, что в университете Дерек теперь занимается созданием каких-то необыкновенных карт с иллюстрациями. Выступает как аналитик, сами карты рисует какой-то марианец, Илмарт А-Ранси, а иллюстрации на них делает студентка, Рубийэнь Декстар. Судя по отзывам агента, карты были весьма хороши, и Грэхард сделал пометку заказать парочку.

Помимо работы, у Дерека обнаружилась и личная жизнь – некая госпожа Магрэнь Ринар числилась его постоянной любовницей. Владелица парфюмерного предприятия и одна из первых дам Кармидера была описана весьма подробно, и Грэхард от души порадовался за Дерека, хотя и удивился, что тот не женился, а завёл любовницу – сколько Грэхард его знал, такое было не в его характере.

По правде сказать, Грэхард был вынужден признать, что и вообще не задумывался о том, что Дереку, когда тот был у него на службе, возможно, требовалась любовница или жена.

В очередной раз он почувствовал досаду из-за того, что, кажется, вообще никогда ни о чём не задумывался, всё принимая как должное. И Дерек – тут Грэхард даже почувствовал нечто, похожее на раскаяние, – очевидно, влюбился в первую же женщину, которая оказалась к нему близка.

Было неприятно понимать, что именно он, Грэхард, стал создателем той ситуации, которая так его выбесила. Сперва он, загрузив соратника тонной обязанностей, не оставил ему времени и сил на налаживание личной жизни, потом заставил целыми днями заниматься развлечением Эсны, а потом ещё и разгневался, что тот, видите ли, ею увлёкся!

«Как он мог в неё не влюбиться?» – с тоской размышлял Грэхард, позабыв уже о досье и полностью погрузившись в воспоминания о прошлом. Теперь, с высоты прожитых лет, он понимал, что Дерек стал заложником своего положения при Грэхарде и, видимо, совершенно не знал, как выкрутиться из той ситуации, в которой оказался. Даже припомнилось, как он в какой-то момент стал отмахиваться от поручений касательно Эсны и весьма ощутимо избегать её – должно быть, пытался совладать с чувствами, но не преуспел.

И в итоге сбежал – потому что что ему ещё оставалось делать?

Грэхард робко понадеялся, что Дерек сбежал именно потому, что был влюблён в Эсну и не знал, как с этим справиться, а не потому, что не простил его, Грэхарда.

Эта версия сперва легла на старые мучительные раны целебным бальзамом; но Грэхард быстро сообразил, как же должен был мучиться своим положением сам Дерек, и от боли за друга ему теперь сделалось больнее, чем было раньше.

«Глупец!» – обличил сам себя Грэхард, пряча лицо в ладонях. Что ему стоило сообразить сразу? Ведь всё лежало на поверхности! Если бы он подумал тогда, если бы только подумал…

Не нужно было приставлять Дерека к Эсне, нужно было найти время ухаживать за ней самому – Дерек же ему неоднократно прямым текстом об этом говорил! Но он не захотел услышать…

И теперь имеет то, что имеет.

Тёплый солнечный луч скользнул по лицу Грэхарда, врываясь в кабинет оттуда, снаружи, где в весеннем воздухе ворковали над окном голуби.

Отвлёкшись от тягостных воспоминаний, Грэхард снова решительно придвинул к себе папку и продолжил изучение документов.

Вслед за собранными сведениями был отчёт агента, который свёл с Дереком знакомство на одной из торговых ассамблей – под видом ньонского купца.

Господин Анодар и господин Тогнар пришли вместе. Ясно было, что у господина Тогнара имелись обширные планы – он с места, ни с кем не здороваясь, рванул к одному из купцов и, невежливо вмешавшись в его разговор с другим лицом, увлёк для приватной беседы. Никого в обществе этот манёвр не удивил и не вызвал осуждения – очевидно, именно такая манера и свойственна господину Тогнару всегда, и никто от него иного и не ждал.

На этом месте Грэхард фыркнул, вообразив себе эту картину.

Что касательно господина Анодара, то он, напротив, принялся обходить всех, здороваясь. Кажется, все или почти все были ему прекрасно знакомы – он обменивался некоторыми репликами, зачастую о погоде, и улыбался как старым знакомым.

Далее отчёт повествовал о том, что агент был представлен Дереку в качестве ньонского купца, торгующего шёлком.

– Ни одна ткань мира не сравнится по нежности и мягкости с ньонским шёлком! – пожимая мне руку, он весело смеялся, выговаривая этот комплимент. – Прекрасное у вас ремесло!

Я хотел было завязать с ним разговор, но его отвлёк внезапно появившийся из ниоткуда господин Тогнар.

– Дер, надо срочно ловить болванки! – в большом возбуждении воскликнул он.

Мгновенно потеряв интерес ко всем окружающим, господин Анодар даже чуть подскочил, пылко соглашаясь:

– Ну так давай ловить!

Перемена была весьма разительна; до этого момента он выглядел пусть и весьма живым и непринуждённым, но достаточно солидным и серьёзным человеком. Теперь же, словно зажёгшись энтузиазмом господина Тогнара, он растерял всю солидность, и, подхватив того под руку, потащил его куда-то, ни капли не заботясь о том, что его поведение сочтут невежливым.

Грэхард снова фыркнул: картина эта рисовалась перед его воображением весьма живо. Судя по всему, два вечных двигателя нашли друг друга. Немудрёно было, что их проекты просто обречены на успех: с такой-то энергией!

Подавив непрошенные сожаления по поводу того, что ему точно никогда не придётся бегать с Дереком в поисках каких-то таинственных болванок, Грэхард продолжил чтение.

Наблюдения со стороны, характеристики на круг общения, пересказы разговоров и мнений о Дереке и его знакомых… разведка явно старалась реабилитироваться, после столь длительного провального молчания пытаясь собрать даже самые незначительные нюансы. Грэхард упивался этими нюансами, глотая их сперва жадно, потом вчитываясь, и понимая, что будет ещё и ещё перечитывать… наконец-то, спустя столько лет, в его жизни снова появился Дерек: пусть не лично, пусть вот так, опосредованно, но это был он! Живой, настоящий, деятельный… счастливый.

Судя по тому, что Грэхард читал, Дерек стал чрезвычайно счастливым человеком, вполне довольным своей судьбой. Все агенты описывали его как улыбчивого энергичного мужчину, погружённого в множество дел, явно ему интересных, поддерживающего море знакомств, ведущего самый активный образ жизни… В Кармидере его многие знали и любили, отзывались с теплотой и восхищением…

Грэхарду стало досадно, что Дерек не был таким – тут, в Ньоне.

Тут, в Ньоне, он был исключительно его, грэхардовским.

Там, в Кармидере, он стал действительно своим собственным, и построил такую жизнь, какую хотел.

И в этой счастливой жизни не было места для ньонского владыки.

…с глухой тоской Грэхард вынужден был уточнить: место-то было, но только в роли тёмной страшилки из прошлого.

И не Дерека было в этом винить.

645 год

Грэхарда частенько стало мучить искушение написать Дереку письмо.

Ему хотелось и попросить прощения, и рассказать обо всём том, что он понял за эти тяжёлые душные годы, и оправдаться, и объясниться, и заверить, что Дерек всегда может на него рассчитывать, и…

Он даже пару раз садился было писать, но слова не шли.

Грэхард не был сентиментален и не умел выражать свои чувства на бумаге. Лучшее, что могло бы у него получиться, – казённая сухая строчка, полная канцелярскими оборотами. Что, конечно, вообще никак не соответствовало его отношению к Дереку.

Ко всему прочему, не удавалось выкинуть из головы тревожную мысль, что Дерека такое письмо только напугает. Ведь послать его – всё равно, что прямо заявить: «Я за тобой слежу, мне известен каждый твой шаг».

Да, Грэхард и впрямь следил.

Да, ему ежемесячно приходили отчёты, подробно описывающие публичную жизнь Дерека.

Отчёты эти стали его личным окошком в жизнь друга – окошком, в которое сквозь ежедневную хмарь и мглу проглядывало то самое солнце, о котором вечно вещали анжельцы. И как он вообще мог вообразить, будто Дерек отправится не в Анджелию? Едва ли в мире существовала страна, в которой он смотрелся бы более органично…

Но всё же Грэхард понимал, что Дерек всё ещё не хочет видеть его частью своей жизни. Он, видимо, отрезал это прошлое. Посчитал, что оно больше не имеет значения.

Было мучительно понимать, что для Дерека он, Грэхард, больше не имеет значения. Стал чужим, ненужным человеком. Осознание это, как едкий дым, отравляло сердце Грэхарда и мучило его, липким мусором цеплялось к мыслям, пыльным ветром свистело в ушах…

Да, он сам всё сделал для того, чтобы стать Дереку чужим; но от дури ведь, а не от равнодушия! От пустой молодой дури! Ничего в упор не понимал и не желал понимать, вот и доигрался…

Теперь он изменился, и ему хотелось бы, чтобы Дерек знал, что он изменился… может, тогда бы он дал ему шанс что-то исправить?..

Грэхарду оставалось лишь тяжко вздыхать.

Что бы он ни написал в своём покаянном письме – сам факт доставки такого письма по адресу будет ярко и красноречиво говорить, что ничего, в общем-то, не изменилось. Грэхард по-прежнему считает возможным совать свой нос в чужую жизнь, пытаться её контролировать, игнорируя при этом чувства и решения самого хозяина этой жизни… Дерек бы, ведь, наверное, не желал бы, чтобы за ним следили…

Но это было выше сил Грэхарда – отказаться от этой слежки.

У него больше не было ничего, и уж эту-то малость он точно никому не отдаст!

«Если спугну, – сам себе рационально объяснял Грэхард, – он, чего доброго, опять куда-то рванёт, и заляжет там на дно куда как основательнее».

Страх потерять Дерека снова был слишком силён.

Лучше уж – хоть так, хоть в одностороннем порядке, но, по крайней мере, знать, где он, что с ним, как проходит его жизнь.

Тем более, что жизнь эта оказалась насыщенной и яркой!

Грэхард читал о проектах Дерека с большим увлечением, и весьма сожалел, что не может принять в них участия. Там, в Анджелии, Дерек мог позволить себе многие из того, о чём здесь, в Ньоне, Грэхард и мечтать не мог.

Ему даже приходили иногда в голову безумные фантазии бросить трон и порывом ветра рвануть в эту самую Анджелию.

Совершенная глупость!

Но как же заманчиво было себе представлять…

Тряхнув головой, Грэхард в который раз отогнал все эти мысли от себя.

Он был правителем Ньона, и его судьбой было отдавать всё ради блага своей страны.

Дерек не обязан был разделять с ним эту судьбу – он и так слишком долго шёл по жизни не своим путём, а путём Грэхарда. Так что оставалось только порадоваться, что теперь у него есть по-настоящему своя жизнь, и удаётся она ему великолепно.

646 год

***

– Признаться, я в недоумении, повелитель, – склонился глава сыска и пояснил причину своих сомнений: – Агент почему-то свято убеждён, что имел дело с проверкой, санкционированной вашим повелительством.

Грэхард нахмурился: он, совершенно точно, никакой проверки не организовывал.

– Вызови, – сухо велел он.

Этим агентом он был весьма доволен: много лет тот проживал в Анджелии под видом обычного булочника, и роль эта ему вполне удавалась. Никаких шевелений со стороны контрразведки!

В прошлом месяце пришло известие голубиной почтой, что агент узнал о возможном заговоре с целью покушения на владыку во время его поездки на Кес. Здесь, в Ньоне, оставалось лишь гадать, почему анжельские связисты отметили сообщение как возможную провокацию; ждали самого агента, чтобы узнать подробности.

Выслушав обстоятельный доклад, Грэхард понял, почему глава сыска находится в недоумении: по всему выходило, что записку с предупреждением передал Дерек, и агент, видевший его когда-то при владыке, вполне его узнал.

Отослав и главу сыска, и его подчинённого с резюмирующим «Я весьма вами доволен», подкреплённым значительной суммой, Грэхард погрузился в размышления, разглядывая помятую записку – основную причину поднятого шума.

«Во время поездки в горную обитель на Кесе на нашего повелителя, возможно, произойдёт нападение из засады» – значилось там по-ньонски знакомым аккуратным почерком, который, казалось, за эти десять лет не изменился ни на йоту.

Сердце кольнуло иголкой боли при виде этого знакомого почерка. Усилием воли Грэхард заставил себя успокоиться и отошёл к окну.

Грозовые тучи сгущались вокруг Цитадели, мраком своим окутывая и мысли её господина.

Записка вызывала бесчисленное количество вопросов, которые носились внутри головы Грэхарда одновременно, сталкиваясь друг с другом и порождая всё больше хаоса.

Откуда всплыла информация про горную обитель? Поездка готовилась в строжайшей тайне. Чья разведка, каким образом могла раскопать эти сведения, как с этой разведкой связан Дерек и возможные заговорщики? Грэхард написал первый приказ: разыскать утечку данных и путь этих данных в Анджелию.

Однако, выходит как? Дерек знает не только о самой поездке, но и о некоем заговоре – он связан с заговорщиками? Или следит за ними? Из отчётов своих следаков Грэхард знал, что Дерек сейчас находится в столице Анджелии и занимает важное место при местном видном политике, господине Михаре. Заговор готовят анжельцы? Их слишком встревожило завоевание Кеса? Хмурясь, Грэхард подписал второй приказ: прощупать отношение к нему анжельской элиты и политиков из высшего эшелона власти. Что ещё за тайный враг объявился?

Способ получения записки тоже попахивал идиотизмом. В столице Анджелии расположено официальное ньонское посольство – что мешало обратиться через него? Каким, вообще, макаром Дерек мог отыскать этого агента? Может, у него имеются тайные связи с внешней ньонской разведкой? Скрипнув зубами, Грэхард подписал тайный приказ: проверить агентов внешней разведки на несанкционированные связи.

Наконец, совершенно неясно, что творилось в голове у самого Дерека, который, с одной стороны, вроде как пытался скрыть свою личность (что за нелепая накладная борода! И где он был, когда Грэхард обсуждал с ним идиотские способы демаскировки??), с другой – благополучно засветился своим обычным почерком. Так он что же, хотел, чтобы его узнали, или желал остаться неузнанным?

Все эти вопросы настолько не сходились в голове Грэхарда, что его паранойя яркой молнией родила, наконец, правдоподобное объяснение всем странностям: да сам Дерек заговор и организовал!

Воспользовался своими старыми связями, вызнал о поездке в горную обитель, отослал фальшивое предупреждение, а сам…

Тут мысль опять перестала сходиться: если предупреждение было обманным, то где та цель, которой оно должно было достичь? Ну, получил Грэхард фальшивое предупреждение. Что дальше?

«Это какую же засаду нужно готовить на Кесе, чтобы туда заманивать отряд моих карателей?» – подвис Грэхард, вообразив, что цель провокации – уничтожить его передовые войска.

Свежий порыв грозового ветра стукнул в окно, привнося в мысли новую струю.

«Так у него же Тогнары и Рийары в друзьях! Да и Михар этот!» – «прозрел» Грэхард, который увидел в происходящем попытку со стороны анжельской верхушки уничтожить его вернейших воинов. Вот он, растяпа, поверит этому предупреждению, пошлёт на Кес засаду… и там-то их всех и вырежут!

И понятно тогда, почему Дерек своим почерком написал! Чтобы, значит, Грэхард развесил уши лопухом и всему поверил! Мол, не может же Дерек обмануть!

Не в силах сдержать глубокую, звериную боль, Грэхард саданул кулаком по столу.

Он почти смирился с мыслью, что стал для Дерека чужим – пусть мысль эта и отравляла его горечью и досадой – но принять тот факт, что Дерек встал на сторону его врагов и своими руками готовит бывшему повелителю ловушку!

Послав в адрес бывшего соратника весьма нецензурное и эмоциональное пожелание, Грэхард сел за следующий приказ: аккуратно разведать, что за засада готовится на Кесе.

Не такой он человек, чтобы дать себя обыграть в этих играх!

***

Ледяные порывы влажного осеннего ветра били в лицо, но Грэхард и не думал укрыться.

Он стоял ранним утром, перед рассветом, на своём любимом месте – на вершине одной из башен внешнего контура Цитадели – и смотрел в море, которое слабо светилось в зыбком свете проступающей за горизонтом зари. Море бушевало и ревело в вихрях подступающей грозы; мощные волны бились о подножие Цитадели, и ветер, подхватывая брызги, швырял их прямо в Грэхарда. Неистовые тучи неслись по небу, с той стороны, откуда доносились глухие раскаты, пока ещё заглушаемые рёвом волн.

«Это не было ловушкой», – повторял про себя Грэхард снова и снова, но мысль его так и не могла сместиться вперёд ни на йоту.

Он и сам уже подозревал, что попал на крючок собственной паранойи. Привыкший во всём видеть подвох – с детства отражающий заговоры и покушения – он всегда в первую очередь оценивал события с позиции «какой вред мне могут причинить». Эта незыблемая, как гранитная скала, позиция заставила его и в записке Дерека увидеть то, что он видел вокруг себя всегда: предательство, западню, обман.

Развитая паранойя была тем фактором, который помог Грэхарду выжить и дожить до своих лет – редкий владыка Ньона мог похвастаться тем, что справил сорокапятилетний юбилей. И, кажется, впервые в его жизни эта паранойя дала сбой.

Дерек его не предал. Его записка не была ловушкой.

Грэхард и сам уже догадывался об этом – просто не желал думать, не желал понимать, боясь разочароваться. Но донесение разведки было совершенно недвусмысленным: никакой засады на Кесе нет, и никаких шевелений со стороны анжельцев нет тоже.

«Это не было ловушкой», – снова повторил внутри себя Грэхард, кутаясь в плащ.

На горизонте сверкнула первая молния, и эта вспышка, как толчок, наконец сдвинула его мысли вперёд, и он сделал вывод: «Это было предупреждение».

Это было предупреждение.

Дерек узнал, что ему, Грэхарду, может грозить опасность, – и Дерек послал предупреждение.

Потому что не хотел, чтобы Грэхарда убили.

Громыхнуло ближе; в зыбком туманном свете можно было различить, как волна ливня неотвратимо приближается со стороны моря к Цитадели, подгоняемая порывами ветра.

«Он не хотел, чтобы меня убили», – с удивлением думал Грэхард, разумом боясь верить этому выводу, но уже всем сердцем веря в него.

Вера эта пробивалась со дна его души как те лёгкие зыбкие лучи ещё не взошедшего солнца, которые, преодолевая и бурю волн, и занавес туч, и завесу ливня, всё же упрямо наполняли собой пространство, расцвечивая его мерцающими бликами почти ещё не видимого света.

Этот невидимый свет насквозь просвечивал и сердце Грэхарда, и под лучами этого невидимого света отступали и горечь, и отчаяние, и боль.

Одно чувство владело теперь Грэхардом всецело, и этим чувством была любовь к другу, который, несмотря на обиды, ссоры и болезненный разрыв, оттуда, из-за горизонта, протянул к нему свои руки, чтобы оградить его от опасности.

Потому что ему – Дереку – было не всё равно.

Потому что он не хотел, чтобы он – Грэхард – умер.

Крупные холодные капли замолотили по кладке вокруг; хотя ветер швырял их прямо ему в глаза, он не замечал этого, с неосознанной улыбкой глядя куда-то на восток – туда, откуда должно было вот-вот подняться солнце, туда, где где-то далеко-далеко, за волнами и островами, в далёкой Анджелии сейчас билось сердце друга.

– Ваше повелительство!.. – вывел его из созерцания тревожный и опасливый голос.

Грэхард обернулся; дежурный, который спустился в караулку, чтобы не мешать владыке, нерешительно мялся у лестницы, протягивая зонт.

На лице дежурного отчётливого читалось, что он боится тревожить грозного повелителя, но отчаянно решителен в том, чтобы исполнить свой долг и уберечь его от ливня.

Грэхард рассмеялся, легко и отрадно.

Точно так к нему всегда являлся в такие моменты Дерек – правда, на его лице никогда не было опаски, скорее упрёк и раздражение.

«Мой повелитель, ты опять простудишься!» – гневно восклицал он, закрывая Грэхарда зонтом, а иногда притаскивая с собой и фляжку с питьём или тёплый плед.

Приняв у дежурного зонт – тот чуть не вырвало во время передачи порывом сильного ветра – Грэхард кивком отпустил его обратно и вернулся к зубцам башни.

Запахнув потуже плащ и укрывшись зонтом от ливня и ветра, он смотрел на восток.

Там, за пеленой дождя и морских волн, отчётливо угадывалось солнце.

Грэхард знал, что ливень скоро закончится, уносимый ветром вглубь страны, и никакие тучи уже не смогут скрыть этого солнца.

***

Грэхард уверенным жестом достал папку с отчётом анжельского агента. Тогда он спрятал её сразу – чтобы не видеть этого осязательного доказательства того факта, что Дерек его предал. Теперь же, осознав, что предательства не было – более того, была забота, было неравнодушие, было беспокойство за него, Грэхарда, – он, напротив, хотел изучить дело детальнее.

Сверху в папке лежала сложенная записка Дерека. Она совсем не закрывала верхние листы дела; а там обнаружились быстрые портреты-наброски на сероватой бумаге, которые делал агент, пытаясь вспомнить, где он видел подозрительного визитёра.

В очередной раз фыркнув на нелепость пышной накладной бороды, Грэхард вдруг замер.

С наброска из-под столь же нелепой, как и борода, шляпы блестели болезненно отчаянные глаза.

Нахмурившись, Грэхард вытащил набросок и вгляделся в него внимательнее. Это была быстрая зарисовка буквально «на ходу», но агент, как и положено, обладал талантом запоминать важные нюансы и отображать их на бумаге быстро и точно. Грэхард узнал в этом портрете Дерека сразу, несмотря на шляпу и бороду – агенту потребовалось так много времени и так много дополнительных набросков, потому что он видел Дерека лишь однажды, и очень давно. А вот владыка помнил каждую черточку, каждую мимическую морщинку, каждую деталь.

И выражение, которое стояло на лице нарисованного Дерека, могло быть только и исключительно отчаянием.

Нахмурившись, Грэхард закопался в отчёт – до этого он довольствовался тем, что услышал при устном докладе, оставив главе сыска разбирать мелкие нюансы.

Подробный и обстоятельный доклад свидетельствовал, что агенту сразу бросилось в глаза отчаяние незнакомца, явно неподходящее к ситуации «просто зашёл в булочную». Агент даже указывал, что подумал было, что незнакомец собрался топиться, и даже хотел предложить ему булку бесплатно – а может, не только булку, но и разговор и поддержку, но не успел, потому что, стоило ему проявить готовность вступить в контакт, как незнакомец поспешно сбежал.

А спустя несколько минут, после визита обычного посыльного мальчишки, агент обнаружил ту самую записку.

Хмурясь всё пуще, Грэхард машинально постукивал ногтями по отчёту, пытаясь собрать мысли воедино. Потом с лёгким шелестом развернул записку.

Теперь, когда он разглядывал её куда как внимательнее, ему стало очевидно, что Дерек то ли спешил, то ли волновался. Да, почерк его не потерял присущей ему аккуратности, но там и сям финальные линии букв были небрежно брошены, тогда как в спокойном состоянии Дерек выводил их аккуратно и чётко.

Перечитав записку, Грэхард первым делом уцепился за слово «возможно». Как он умудрился не заметить его в первый раз?

«Возможно». Дерек совсем не был уверен, что покушение произойдёт, но у него были какие-то причины предполагать таковую возможность. Вероятно, до него как-то просочилась информация о поездке в горную обитель, и он предполагал, что информация эта просочилась и куда-то ещё.

Дело было серьёзное; поездка готовилась в секрете, Грэхард не планировал брать с собой много людей, поэтому подготовленная засада, пожалуй, действительно могла бы добиться успеха…

Нервное постукивание пальцами по отчёту резко прекратилось. Грэхард замер, и стальным ножом в мысли его вошло осознание, что возможное покушение, если и впрямь будет иметь место, оказалось бы – без этой записки – самой реальной возможностью для его врагов убить его.

Он планировал ехать небольшим отрядом, тайно. Для широкой общественности была приготовлена легенда – почему владыка задержался в замке сеньора на несколько дней – и даже планировался двойник, который покажется пару раз издалека, чтобы вселить уверенность, что правитель на месте.

Подловить его во время этой тайной поездки… Да. Это был бы очень удачный и перспективный план.

И Дерек, который прекрасно знал привычки владыки, конечно, отлично понимал, как именно будет проходить тайная поездка, поэтому тоже расценил шансы такой засады на успех как весьма высокие, и…

Послал предупреждение.

Глупое, нелепое, совершенно забытое чувство зыбким светом и теплом расползлось от сердца Грэхарда по всему телу, самым идиотским образом кривя уголки губ в непрошенной улыбке.

«Я просто не хотел, чтоб ты сдох, идиот! – всплеснул руками в его голове воображаемый Дерек, и с обиженным упрёком добавил: – А ты тут развёл теории заговора!»

Грэхард улыбнулся совсем уж широко – такими знакомыми были эти воображаемые интонации, словно принесённые порывом солёного ветра прямиком из Анджелии. Как ему вообще могла прийти в голову мысль, что Дерек стал бы нарочно заманивать его в ловушку? Тем более – таким странным и извилистым способом!

Он ещё раз перечитал записку… и сердце его снова ёкнуло.

«На нашего повелителя» – было написано там.

– На нашего повелителя, – повторил Грэхард одними губами.

Дерек мог написать «на ньонского владыку», или «на повелителя Ньона», или, на худой конец, «на Грэхарда» – да хотя бы и «на Грэхарда Раннида»!

Но он написал «на нашего повелителя».

На нашего.

Ярко свидетельствуя этим выбором слов, что там, в этом жутко независимом и до чрезвычайности своём собственном господине Деркэне Анодаре ещё жив тот самый Дерек, солнечный и верный Дерек, друг и соратник ньонского владыки.

Этим «нашим» Дерек чётко, ясно и недвусмысленно говорил: «Ты мне не чужой. Ты по-прежнему мне не чужой, несмотря ни на что».

Буквы знакомого почерка стали почему-то расплываться, и Грэхард прикрыл глаза, всем своим существом растворяясь в этом тёплом, ласкающем, целительном понимании: «Не чужой. Всё ещё не чужой».

Это значило для него куда больше, чем спасённая жизнь.

***

Концы с концами солнечными лучиками сошлись в мыслях Грэхарда в тот момент, когда он вспомнил, что Дерек не знает, что уже давненько находится под колпаком ньонской разведки.

Если предположить, что Дерек его боится – а по всему выходило так – то он должен был ожидать, что в случае, если Грэхард его обнаружит, это грозит ему всяческими неприятностями. Видимо, Дерек не рассматривал вариант «обнаружить и тихо приглядывать», поэтому по отсутствию действий со стороны Грэхарда предполагал, что всё ещё находится вне поля его зрения.

Это объясняло, почему он избегал официальных каналов связи – боялся быть узнанным, пойманным и допрошенным, – и почему устроил эти фокусы с бородой.

Картина, которую реконструировал внутри своей головы Грэхард, получалось такой.

Дерек откуда-то узнал, что некто, настроенный к Грэхарду враждебно, находится в курсе возможно критичной уязвимости – тайной поездки в горную обитель – и посчитал, что вероятность организации покушения на владыку весьма высока. Он решил предупредить об этом покушении – но побоялся обращаться в посольство и измыслил нелепый и странный способ передать записку через агента под прикрытием.