Текст книги "Чужие сны (СИ)"
Автор книги: Мария Чурсина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Глава 2. Душа костра
Маша громко хлопнула входной дверью и затопала на пороге, сбивая с кроссовок пудовый слой налипшей грязи. В тёмной прихожей вился вкусный запах ужина и подгоревшего лука. Маша ощутила, как же на самом деле пусто в её желудке от безвкусного чая и холодного деревенского воздуха. Когда она шла домой, уже неплохо ориентируясь в узких переулках, в которых успела заблудиться вчера, в домах светились окна, задёрнутые полупрозрачным тюлем, и даже не лаяли собаки – тоже устали за такой длинный день.
Она стащила с себя куртку, с которой на пол текли ручьи, и тяжело прошла в освещённую комнату, где от жара плиты стояла туманная поволока, и в углу, привалившись к стене, на табурете одиноко сидела Сабрина.
– Наконец-то! – Она вяло махнула Маше рукой. – Ты сказала, что сходишь только по одному делу и пропала на целый вечер. Я собиралась тебя искать.
– Я устала, как королевская гончая после охоты. – Маша рухнула на соседний табурет. – Пробежала по всей деревне, два раза сходила в дом совета, потом врача встретила. Ладно, потом расскажу.
Она уронила голову на стол, прямо на сложенные руки.
– Погодите спать, скоро ужин будет, – от плиты к ним повернулась Гала – младшая сестра Судьи, которая выполняла здесь роль домохозяйки. – Сейчас картошка дожарится.
Маша, слегка вернувшись к жизни, подняла голову.
– А мне ночью ещё сон такой бредовый снился… Мне редко снятся такие яркие сны.
– Это всё свежий воздух. – Сабрина смотрела на неё, подперев щёку.
Гала открыла сковородку на плите, чтобы перемешать картошку, и шкворчание раскалённого масла на минуту заглушило все остальные звуки в комнате. Маша нетерпеливо потрясла головой.
– Послушай. Как будто бы я на войне. Всё как в старом фильме. Помню, были выстрелы и взрывы. Знаешь, под серым небом люди в серых камуфляжах. Я тогда проснулась от холода, натянула на себя ещё одно одеяло, а когда закрыла глаза – снова этот сон. Но теперь уже не атака, а затишье. Я как будто бы иду по полю и среди мёртвых разыскиваю кого-то. И мне так грустно, только я не помню, почему.
Сабрина отрицательно покачала головой.
– И имя очень хорошо запомнила, – призналась Маша в самом сокровенном. По утрам, обычно, тяжело рассказывать сны, потому что они кажутся донельзя личными и беззащитными. К вечеру образы блекнут, забываются, и рассказывать-то уже особо нечего, а что расскажешь – прозвучит глупо. – Ано. Ну и приснится же!
Она обернулась к Гале, надеясь посмеяться вместе, но увидела вдруг, что ты вышла на веранду, наверное, за какой-нибудь консервацией.
– Сейчас ужинать будем, – сказала она, когда вернулась, так, будто весь вечер Маша говорила на языке древних магов, и Гала не поняла ни слова.
Помогая ей накрыть на стол, Маша снова перебирала в памяти образы из сна. Такие яркие, они оставили на губах вкус золы и придорожной пыли. Тянущая жалость под сердцем – если разобраться, тоже всего-то плод воображения. Жалость к окровавленным телам, об которые она спотыкалась во сне, разыскивая среди них какую-то Ано. Или какого-то. Маша не знала точно, кем был для неё этот человек из сна, только помнила, что найти его тело было очень важно.
– А тебе что снилось? – Маша попыталась разрушить повисшее над столом неприятное напряжение и, звякнув вилками, подтолкнула локтем Сабрину.
– Мне ничего не снится, ты же знаешь, – мягко закрыла тему она.
Весь ужин прошёл в молчании, только однажды, отвлёкшись на секунду от своих мыслей, Маша обернулась к Гале.
– А когда придёт Диана э-э-э…
– Судья? – спокойно отозвалась та, как будто у её сестры и не было другого имени. – Она обычно поздно приходит.
* * *
Диана собиралась взять в руки оружие, но её определили медсестрой. Перевязывать неопасные раны она умела, подавать воду умирающим научилась, а вида крови она не боялась никогда.
По приезду в город её определили на двухнедельные курсы, и сперва они показались Диане уймой зря потраченного времени. Пожилая и неторопливая женщина-врач рассказывала им о том, что нельзя терять мужество и веру в победу. Диана и ещё пять или шесть девчонок, таких же, как она, ни в какую победу не верили, они просто не знали, что такое мир без войны. Они знали, что сидеть в неведении ещё невыносимее, чем быть здесь и не верить в победу.
Потом их приводили в госпиталь и учили сразу там, как щенков учат плавать, швыряя в воду. Диана впервые увидела здесь страшные раны, которые снились ей всю оставшуюся жизнь. Тела, изуродованные ожогами или словно искромсанные огромными зубами, тихонько хоронили почти каждый день, но газеты упорно молчали об этом, только изредка по радио передавали о том, что война идёт «с переменным успехом».
Этот переменный успех так въелся всем в мысли, что они, кажется, не видели творящейся вокруг правды. Ходили по коридорам госпиталя и верили в победу. Диане хотелось взять кого-нибудь за плечи и встряхнуть, чтобы понял и увидел.
А потом она сама сделалась такой же. Она перевязывала те раны, что ещё можно было перевязать, зашивала те, что не могли бы зажить сами, и накрывала простынями то, что ни перевязывать, ни зашивать смысла не имело, и не видела.
Она больше не думала о том, что маги – существа, которые способны сотворить такое с человеческим телом, чудовища, вышедшие из самой тёмной бездны. Диана ни о чём больше не думала, каждый день она проживала, как будто тащила на себе тяжёлый груз. День прожила – и ладно, можно провалиться в сон без сновидений.
Прошла хмурая весна, наступило засушливое лето. Диана припоминала – в деревне болтали, будто дурная погода и неурожай – это тоже козни магов. Говорили, они способны и на такое. По радио снова говорили о переменных успехах, а Диану отправили на полевую работу.
Снова были поезда, но теперь быстрые и не такие тяжеловесные, как тот, первый. Они почернели от копоти, в металлических боках тут и там попадались вмятины. Потом Диана увидела землю, взрытую и застывшую, как будто её распирало изнутри, и кирпичные дома, оплавленные, как восковые свечи.
Тогда же она услышала о том, что маги притащили с собой «заразу». Рассказы казались выдуманными историями, которыми на ночь пугают детей. Седой и морщинистый старик рассказывал, что видел сам – из разрушенного дома вышло полупрозрачное существо, по виду напоминающее огромного пса, только лапы его, толщиной со спичку, конечно, не смогли бы нести такую огромную голову.
«А если вы увидите его или другую заразу, бегите, или, если не можете бежать, хоть глаза закройте. Никогда не смотрите им в глаза».
Диана случайно глянула в документы старику и увидела, что ему двадцать пять. Потом уже только и разговоров было, что про заразу.
– Понимаешь, они прям живут с этими. Эти у них – как домашние собачки и кошечки там всякие. Они называют их сущностями.
– Мерзкие твари!
– Что питомцы, что хозяева, да. Огнём бы их выжечь!
– Огонь их не берёт…
Диана не принимала участия в разговорах – всегда держалась чуть дальше, чем следовало, и слушала. Внутри уже почти не холодело от страха, всё же ко многому можно привыкнуть, даже к мысли, что из разрушенного дома навстречу тебе выйдет смертельно опасное чудовище.
* * *
…Когда дом затих, а на улицах совсем стемнело, Маша по-турецки села в угол выделенной ей кровати и спиной прижалась к холодной стене. Так было удобно смотреть в окно, хоть за ним ничего не было, кроме серого силуэта сарая. Она взяла в руки мобильный телефон.
Света от единственной лампочки, засиженной мухами, хватало, только чтобы нащупать его в дорожной сумке.
– Демоны… – выругалась она сквозь зубы. – Демонова деревня. Никакая сеть не ловит.
– А ты чего хотела? – хмыкнула с соседней кровати Сабрина.
– Позвонить ребятам, пусть бы они посмотрели, что собой представляет эта Судья. Чего-то она темнит.
– Вообще-то глупо было с её стороны перебить полдеревни, а потом с пеной у рта добиваться, чтобы выслали следователя, – принялась размышлять Сабрина, перевернувшись на другой бок – лицом к Маше. – Если бы она не возила пять раз заявление в районный центр, до нас бы оно в жизни не дошло.
Обалдевшая муха, выползшая непонятно из какой щели, трубно загудела, кружа вокруг единственной лампочки. Маша потрясла телефоном, как будто это помогло бы ему найти сеть.
– Не факт. Некоторые убийцы своим жертвам даже «Скорую» вызывают, чтобы отвести от себя подозрение.
Приглушённо, за стеной, хлопнула дверь, и послышались голоса. Маша замолчала и прислушалась: по интонациям стало ясно, что вернулась та, о которой они только что говорили.
– И опять же интересно, что она делает до ночи? – Прижимаясь ближе к стене, надеясь уловить хоть слово, Маша потерпела полную неудачу. – Ты слышала, во сколько она ушла утром? Часов в пять, никак не позже. У меня даже глаза в такую рань не открываются.
– Брось. Здесь все так встают, – махнула рукой Сабрина.
Маша прикусила губу, прислушиваясь к происходящему в доме. Голоса приблизились, и, судя по интонациям, Судья явно отчитывала сестру за плохо вымытую посуду или пол.
В комнате жужжали мухи. За обеденным столом, прямо под единственной лампой, сидела девочка и, шарпая ложкой по дну миски, ела творог, комками лежащий в молочном озерце. Глядя на неё, Рем отломил кусок хлеба и прожевал, не чувствуя вкуса. Темнота за спиной шуршала мышами.
– Долго нам ещё тут торчать, – пробурчал он себе под нос. – Пока всех остальных осмотрим, пока то, сё… Короче, долго нам здесь ещё кукарекать. Завтра ещё один бешеный день.
Он поёрзал на жёстком стуле, обернулся, закидывая руку на спинку, и тут же снова наткнулся взглядом на маленький детский гроб, поставленный на два табурета посреди комнаты. Рем страдальчески поморщился и повернулся к столу.
– Спокойнее. Это тебе сегодня ещё со следовательшей встречаться не пришлось, – хмыкнул Лис откуда-то из темноты. Из-за того, что в других комнатах места не осталось, ему постелили прямо на топчане, на кухне. – Она из меня за эти дни все жилы вытянула.
– Дама? – с лёгким интересом переспросил Рем.
– Дама, – хмыкнул он со странной интонацией.
– Симпатичная хоть?
Девочка доела молоко с творогом и встала из-за стола, чуть не смахнув на пол миску. Рукава не по размеру большого платья мазнули Рему по щеке. Она неуклюже протопала в соседнюю комнату, где уже спал хозяин, а хозяйка вполголоса бормотала колыбельные песни младшему ребёнку.
– Да как тебе сказать…
Рем поднялся со стула, разминая ноги, и потянулся, руками тут же уперевшись в заплетённый паутиной потолок. Захрустел суставами, чувствуя, как напряжение отпускает мышцы, как подступает приятная сонная одурь.
– Пойду я что ли…
Отодвинув немного белую шторку, он, зевая от нечего делать, уставился в темноту, где через дорогу светился оранжевый квадратик соседского окна. Шторка на нём шевельнулась, и Рему на секунду показалось, что на него кто-то глянул. Он моргнул, чтобы прогнать пелену перед глазами.
По улице медленно плыло полупрозрачное существо.
– Кто там ещё ходит? – Маша поднялась на кровати так, что пружины предсмертно скрипнули.
Она выскочила из комнаты и сорвала со стены в прихожей куртку. В ночной тишине половицы скрипели, как будто визжали. В коридор вышла Сабрина, а следом за ней – Гала. В белой ночной рубашке до пола сама она была похожа на привидение.
– Пожар? – сонно спросила она.
Маша еле попала ногами в кроссовки и, поборовшись с замком, выскользнула на улицу, во влажную темноту, полную шорохами и запахом прелой травы. Она замерла в шаге от порога, растерянно оглядывая пустую дорогу. По ней шёл только дождь.
– Ну и где? – На пороге возникла Сабрина. Тусклый свет очертил её фигуру, а из-за плеча тут же высунулась Гала.
– Где пожар? – спросила она, сделав брови жалобным домиком.
– Сейчас разберёмся, – вздохнула Маша, ощущая на себе пристальный взгляд Сабрины. Та наверняка решала, шутит ли она или серьёзна. На всякий случай Маша добавила: – Я не шучу, нет.
Она подождала, пока Сабрина натянет сапоги и, оставив озадаченную Галу на пороге, шагнула в полумрак деревенской улицы. С фасада дом был освещён фонарём, но до крыльца доходило только немного рыжего марева.
Маша прогулялась вдоль забора.
– Она ведь шла в ту сторону?
– Боги, – поморщилась Сабрина, неслышно приблизившись к ней. – Да кто?
Не отвечая, Маша быстро зашагала в сторону темноты. Фонари здесь были редкостью, но с прямой улицы она не могла сбиться. Однако белый силуэт снова возник впереди, посреди полутёмной улицы, мазнул подолом по соседскому забору и растворился в темноте.
– Ну? – поинтересовалась сзади Сабрина.
– Не понимаю. – Маша растерянно потёрла затылок.
Она завернула в ближайший переулок, но там уже никого не оказалось. Кричать, конечно же, было бесполезно. Если незадачливый гуляка решил спрятаться, то вряд ли бы он вышел. А если же…
– Это что, была сущность? – фыркнула Сабрина и передёрнула плечами от ночной прохлады.
Маша зашипела и прижала палец к губам. Но она услышала только шум ветра и шорох листьев. Где-то хлопнула дверь. В прозрачном холодном воздухе слышны были даже самые далёкие звуки – чьи-то голоса.
– Ты правда так думаешь? – переспросила Сабрина, чуть склоняя голову к её плечу. Маша обернулась и ощутила на своей щеке прикосновение её распущенных волос.
– Туда, – она указала прямо по улице. – Это же на кладбище, да?
Это дорога вела на кладбище, но силуэт, ещё раз мелькнув вдалеке, исчез за поворотом улицы. Маша бросилась туда, теперь уже не стараясь идти тише. Это имело бы смысл, если бы она преследовала человека, а от сущности так просто не скроешься.
В переулке, заросшем крапивой и кустарником, сущность мелькнула в последний раз и растворилась, едва приблизившись к тёмному силуэту дома. Тяжело дыша, Маша остановилась в десяти шагах от него: дальше из кустарников на неё ощерились стены из прогнивших брёвен.
Света здесь почти не было – бледный-бледный отблеск фонаря едва касался начала переулка. Едва различимым было крыльцо с провалившимся полом, а дальше темнота густела и прятала заброшенный дом.
– Ну, всё ясно, – сказала Маша, когда наконец отдышалась. – Самая натуральная сущность. А сущности всегда следом за магами приходят, как блохи следом за собакой.
Сабрина поворошила ногой высокую траву на обочине дороги. Вездесущая крапива проросла сквозь упавший забор. Сабрина пнула его – удар вышел глухим, и зашуршал старый пепел.
Они вышли обратно на главную улицу и тут же столкнулись с Ремом и Лисом.
– А знаете, вам повезло. За голову всё-таки схватимся мы, – сказала Маша, на мгновение схватив Лиса за лацкан куртки. Судя по выражению лица, он не сразу понял, о чём это она. А когда понял, почему-то не особенно обрадовался.
Рем – недовольный, растрёпанный, в плаще, наспех наброшенном на домашнюю одежду, – проводил её взглядом, потом обернулся к Сабрине. Открыл рот, чтобы что-то спросить, но передумал.
– Подумаешь, маленькая безобидная сущность, – сказала Сабрина, предрекая его вопрос. – Никому она не мешает. Нечего тут бояться. Да по большим городам сотни таких ходят, только их уже никто не замечает.
Она лукавила. Сущности не всегда были безобидными. Конечно, большинство из них занимались только тем, что бродили по безлюдным местам, но иногда встречались и те, встреча с которыми не заканчивалась ничем хорошим. Маша давно не видела подобных, отвыкла, почти все воспоминания давно стёрлись, осталось только ощущение чужого присутствия, чувство опасности.
Именно это и беспокоило её больше всего остального.
– Раз так, здесь могут быть и другие сущности.
– Может быть, стоит вызвать подкрепление? Кто знает, что ещё завелось в этой деревне, – предложила Сабрина.
– Брось, – отозвалась Маша совсем тихо и обернулась, как будто собиралась рассмотреть за высокими заборами тот самый дом. – Тут не может быть ничего жуткого. Четыре десятка дворов. Сильный маг, равно как и опасная сущность, здесь просто не выживут, ему же необходимо подкрепляться человеческими силами.
* * *
Никто не задавал вопросов – почему маги вдруг напали на города людей. Всем было ясно, как дважды два, потому что они ужасные жестокие твари, которые жаждут убивать и грабить. А когда утолят эту жажду, будут жить в захваченных домах, определив людей, как низших существ, которые только и годятся, что в рабы.
Ещё говорили – Диана слушала и из крупиц ценных сведений составляла общую картину – магам требовались люди, чтобы питаться их силами. В том мире, откуда пришли маги, они брали силы из своих источников, а в мире людей всё было по-другому, и приходилось приспосабливаться.
Уж что-что, а оказаться вдруг в положении дойной коровы для какого-нибудь урода Диана не хотела точно. Зашивая и перевязывая раны, она копила в себе ненависть к врагам, зная, что однажды её ненависть во что-то да выльется.
Холодное лето прошло, наступила осень, притащившая с собой неурожай, слякоть и постоянные дожди. Диана почти не видела города, в который приехала. Она с утра до ночи работала, иногда – приходилось и ночью, а потом валилась спать, только мельком вспоминая, что всегда мечтала увидеть многоэтажки и широкие дороги.
Впрочем, говорили, что от многоэтажек и дорог мало что осталось.
Однажды во время ночного дежурства Диану вызвали в приёмный покой. В коридорах госпиталя горели тусклые лампы: экономили электричество, но Диана уже привыкла к полутёмным переходам. Она могла преодолеть все лестницы с закрытыми глазами.
В квадратной комнате, стены и пол которой были выложены кафелем, на жёсткой кушетке её ждал молодой мужчина. Дежурная ушла куда-то, бросив его одного, и Диана подумала, что надо бы пожаловаться на неё старшей медсестре.
– Вот поцарапался немного, – извиняющимся тоном сказал мужчина.
Одет он был неприметно и просто – не в серую форму регулярных войск и даже не в тёмно-зелёную – тыловых частей. Гражданский? Диана привыкла сначала делать, а потом уже спрашивать.
Рана на предплечье оказалась глубокой и чёрной в глубине, как будто опалённой. Диана сперва подумала, что ей мерещится от недосыпа и плохого освещения, но рубашка и куртка в месте разрыва тоже почернели.
– Это ничего, – сказал мужчина, как будто это она явилась просить помощи. Хотя его потряхивало от боли. – Всё срастётся.
В конце концов, раньше она видела и не такое. Что значит опалённая рана по сравнению с развороченными телами, которые хоронили чуть ли не каждый день? Руку пришлось зашивать, а потом – рассечённую кожу у виска. Ударь неизвестная сила ещё немного ниже и чуть сильнее, и итоги были бы куда печальнее.
– Знаете, вы очень помогли мне. – Дышал он всё ещё тяжело, но продолжал улыбаться. – Я смогу уйти.
– Нет, не сможете. Вам нужно лечь. И ещё действие обезболивающего скоро кончится, так что далеко вы не уйдёте. – Диана говорила, глядя в пол, чего никогда за собой не замечала.
– Вы правда будете этим заниматься? – удивился он. – Ну хорошо.
У него не было с собой ни документов, ни жетона, и выяснение личности Диана оставила на утро, потому что её снова вызвали. Госпиталь беспокойно спал всю ночь, ворочался, стонал. Вдалеке, в тёмном небе беззвучно загорались белые и красные огни, и тихая дрожь проходила по земле.
Утром Диана передала дела сменщице и ушла спать, напрочь позабыв о новом знакомом. А вечером он пришёл к ней сам. В больничной застиранной пижаме, всё ещё бледный и улыбающийся. Солнце проглядывало сквозь облака, и Диана только сейчас поняла, что глаза и волосы у парня необычного медового цвета.
– А я испугался, что больше вас не увижу, – сказал он, подхватывая её под локоть.
– Вам лучше лежать и поменьше шевелить рукой. – Диана почему-то страшно смутилась и снова уставилась в пол, хотя сизый линолеум уже был досконально изучен. – И мне нужно работать.
– Но вы хотя бы зайдёте ко мне на минутку?
– Да, я ко всем захожу.
Вечером снова трясло. Теперь уже дело не кончилось вспышками на горизонте. Земля содрогалась, словно по ней били огромным кулаком. Тонко звенели оконные стёкла, вздрагивали градусники на столе дежурной медсестры, покачивались лампы на длинных ножках. Кто-то из санитарок в панике бросился в убежище, но зря – к темноте всё утихло.
Ночью Диана встретила его в полутёмном отростке коридора – в той стороне была только дверь в подсобку, где хранились вёдра и тряпки. Там редко кто появлялся, и Диана, которая делала вечерний обход, вздрогнула, когда увидела в полумраке высокую тень.
– А я сбежать хотел, – простодушно рассказал он. – Только мне одежду не отдают.
– Куда вы пойдёте? Нужно ещё карту оформить, – невпопад выдала Диана.
– Не нужно, правда.
– Вы хоть имя своё назовите.
Он вдруг перестал улыбаться.
– Присядьте. Ох, чего это я, здесь некуда присаживаться. Тогда давайте по-простому. Меня зовут Ано Тальдэ, я маг. Каста хаоса, если вам это о чём-нибудь говорит.
Маг? Она не смогла произнести ничего в ответ, привалилась к стене. За окном в сизом небе расцветали далёкие вспышки. Диана сразу же поверила его словам, хотя образ парня никак не вязался с теми чудовищами, которых она рисовала в своём воображении.
– Представляю, что ты сейчас думаешь. – Он усмехнулся, но в полумраке только блестели глаза и вырисовывался профиль, как на старинных монетах. – Но можешь мне поверить, это не я затеял войну. И уж конечно я не мечтал променять сытую и спокойную жизнь на вот это.
Он дёрнул перебинтованным плечом. На белой ткани – тёмные пятна. Из главного коридора донеслись сердитые голоса, наверняка Диану уже искали, и ей нужно было уходить, но она не уходила.
– Но наш император стар и болен. Когда он умрёт, престол займёт его сын, и война закончится. Только на это все мои надежды, – сказал Ано. Очередная вспышка осветила его лицо, и Диана различила горькие морщины у рта. – За такие слова меня бы убили на месте, но я вряд ли стану желать императору здоровья. А пока что я просто дезертир, и путь для бегства долог. У меня вряд ли будет ещё одна возможность, так что прости, я скажу сейчас. Ты пойдёшь со мной?
– Я… заведу карту с другим именем, – проговорила она, еле разлепив непослушные губы.
– Какая ещё карта? – Ано подхватил её под локоть, но Диана отшатнулась. Его хватка – и без того не слишком сильная – ослабла.
– Нет, – пробормотала Диана, отступая ещё на шаг. – Нет, нужна карта.
Она развернулась и ушла так быстро, как смогла. Шагов за спиной она не услышала. Ано не стал её догонять, и Диане стало слегка не по себе от его взгляда в спину. В полумраке коридора осталось много необдуманных мыслей.
На следующее утро она больше не встретила мужчину с именем мага, и его одежда исчезла из кладовой. Наверное, он всё-таки сбежал.
* * *
Серый свет пробился в комнату и лёг акварельным мазком на Машину подушку. Морщась, она потянулась к телефону, который за ночь, проведённую на подоконнике, сделался холодным, как труп.
– Пять утра, – пробормотала она, зевая. – С ума можно сойти.
Сабрина открыла глаза и вопросительно приподняла одну бровь. Край одеяла свисал до самого пола. Маша села и пошарила под кроватью в поисках брошенных вчера тёплых носков. Свитер вечером висел на спинке кровати, а сейчас прекрасно устроился на крашеном коричневом полу. Дрожа от холода, Маша натянула его прямо на футболку, в которой спала.
– Ужас, спать-то как хочется. Умру сейчас.
Она кое-как влезла в брюки и вышла из комнаты, едва не врезавшись в дверной косяк. Дом, наполненный тишиной, ответил на её шаги скрипом половиц. Двери в комнаты Судьи и Галы оказались плотно закрыты.
На улице было пусто и тихо, даже собаки не лаяли, попрятавшись от промозглого дождя. Пока Маша зашнуровывала кроссовки, оперевшись на дощатый забор, дверь хлопнула ещё раз.
На крыльцо вышла Сабрина, на ходу собирая на затылке волосы в хвост. Она на секунду остановилась, втянула воздух и недовольно сморщилась. Пахло дымом, но не ароматным, которым обычно дышат бани и костерки из листьев, а горьким, с неясным тревожным привкусом.
– Куда?
Маша выпрямилась и махнула рукой вдоль улицы. За серой завесой деревенского утра она не могла разглядеть ни столбика, поднимающегося в небо, ни оранжевого отблеска. Зевая и потирая озябшие даже под свитером плечи, Маша зашагала в ту сторону, откуда шёл запах дыма.
По разбитой двумя колеями дороге они добрели до конца улицы, до сгоревшего дома. Сквозь пёстрые заросли кустарника стала видна покосившаяся ограда кладбища в низине. Под ногами ощутимо захлюпало.
– Болото, – мрачно констатировала Сабрина.
Здесь не особенно озадачивались вопросом, как и где закапывать мёртвых. У более или менее свежих могил не было оградок, а каменные памятники перемежались со старыми, потемневшими крестами. Почти везде они покосились или даже упали.
Запах костра стал куда ощутимее, здесь он уже мешался с духом сырости и плесени, и приобрёл совсем зловещий оттенок. Поплутав между заросшими мхом холмиками, Маша уверенно нашла нужное направление.
– Там, кажется. Как думаешь?
Она обернулась к Сабрине, но та только пожала плечами, глядя на старую часть кладбища. Рассмотреть что-то между облупившимися оградками и толстыми стволами дубов и правда не представлялось возможным.
– Объясни, почему тебя с утра пораньше понесло на кладбище? – выдала та, передёргивая плечами.
Маша подобрала с земли первую попавшуюся палку и помахала ею в узком пространстве между оградками. На расщеплённый конец трухлявой ветки налипла только осенняя паутина, и Маша решительно стала протискиваться вперёд.
– Считай это прозрением. Ты вообще часто видела, чтобы люди умирали безо всяких на то причин?
Сабрина пожала плечами.
– А вот я не очень.
Куртка цеплялась за ржавые железные прутья, а взгляд иногда вырывал из болотно-осеннего разнообразия, царящего вокруг, поблекшие надписи на памятниках. Сабрина пробиралась следом за Машей, тратя на это куда меньше сил.
Иногда приходилось возвращаться назад, искать другой выход: оградки примыкали друг к другу так плотно, что не получалось протиснуть между ними даже руку. Иногда проход перегораживало дерево, вросшее в железные прутья и корнями уходящее в могилы. Маша поднимала взгляд и щурилась, пытаясь в утреннем тумане рассмотреть хоть что-то, но на горизонте висело только серое изваяние в форме правильной трапеции, и тянуло дымом, теперь уже так, что почувствовала даже Сабрина.
– Нет, правда, – сказала она. – Пахнет гарью. И не костром, а как будто бы…
– Жгут какую-то дрянь, – завершила её мысль Маша.
Оградки закончились неожиданно, и пологий до сих пор склон резко ушёл вниз. Там журчал невидный отсюда ручей, а на ковре из прошлогодних листьев громоздилась тлеющая куча травы. Тонкий язычок дыма вырывался из разворошенного угла, и ветер тут же рассеивал его по воздуху.
Маша поворошила кучу палкой, и из-под слоя сыроватых листьев показался пласт сухой травы. Вонь стала сильнее, и клубы чёрного, уже не серого, дыма повалили ей в лицо. Маша отпрянула, фыркая и закрывая рот и нос рукавом куртки.
Внизу кучи, под слоем тлеющей травы, лежало что-то, напоминающее старую облезлую шубу. Чёрный мех плохо горел, вытлевал проплешинами, и когда Маша ещё попыталась подцепить его концом палки, она уткнулась во что-то мягкое, стали видны жёлтые клыки.
– Собака, – выдохнула Маша и с удвоенной силой принялась растаскивать в стороны тлеющую траву. Ветер выдувал последние искры, тушил одинокие язычки пламени.
– Собака, – подтвердила Сабрина, остановившись за спиной Маши и разглядывая труп несчастной дворняги. – И что это значит?
Маша присела рядом с разворошенным костром и подцепила пальцами сухой дубовый лист, тут же отбросила его и отряхнула руки одну об другую.
– Какой-то ритуал, наверное.
– Я такого никогда не видела, – мотнула головой Сабрина.
– А я подумала, что это всё… Нет, я же не эксперт, чтобы определить, по-настоящему это или грубая имитация. Слушай, ты с собой телефон не прихватила? Надо бы сфотографировать.
Получив от Сабрины мобильную «раскладушку», Маша тут же взяла разворошенную кучу в кадр. Собачий труп на экране смотрелся обгоревшей головешкой. Чёрную шерсть шевелил ветер, и скалились желтоватые зубы.
– Слушай, – негромко позвала Сабрина слева, со стороны невидимого ручья.
– Здесь сеть ловит, – радостно воскликнула Маша перед тем, как посмотреть туда.
С ближайшего дуба к её ногам медленно спланировал желтый лист. Она обернулась: Сабрина спускалась по крутому склону, одной рукой опираясь о ствол дерева. Листья под её ногами не скользили и почти не сминались. Маша бросилась за ней.
На середине склона, едва не поскользнувшись на осенней грязи, она увидела ручей – поток, меньше шага в ширину, несущийся по каменному руслу. Возле него, на корточках, незаметная в сером пальто, замерла Судья.
– Диана!… – вскрикнула Маша, опять едва не навернувшись на скользких листьях. Сабрина вовремя подхватила её под руку. – Что вы тут делаете?
Судья поднялась, странно держа руку навесу, и, поджав губы, глянула на обеих.
– Диана Никоновна, – вспомнила, наконец, Маша. – Что с вами?
– И на какой вопрос отвечать сначала? – усмехнулась Судья. Она тряхнула рукой, и с пальцев прямо в ручей брызнули тёмные капли.
Маша поймала её руку. Пальто висело на одном плече, а закатанный до локтя рукав свитера тоже был испачкан в крови. Четыре глубокие царапины шли наискось, и в них уже зарождалась чернота. Судья вырвала руку, не дав Маше рассмотреть ничего больше.
– Нужно немедленно к врачу! Вас демон поцарапал, это очень опасно.
– Как будто бы я не знаю. – Судья достала из кармана пальто огромный носовой платок и попыталась перевязать руку чуть повыше локтя. – Вовремя вы прибежали, молодцы. Как всегда. Тут все передохнут, а вы так и будете бегать, бегать.
Маша вырвала платок из её рук – Судья не слишком сопротивлялась, её пальцы дрожали – и сама перетянула рану.
– Идёмте к врачу. Потом расскажете.
– Куда! – Судья дёрнула её за край куртки, когда Маша двинулась обратно к обрыву. – Здесь по тропинке полтора шага. Хотите, чтоб я совсем загнулась – через кладбище топать?
За спиной Судьи Сабрина открыла было рот, чтобы дать резкую отповедь, но Маша предупредительно покачала головой. Вдоль ручья и правда вилась незаметная на первый взгляд тропинка. Сырые камни блестели в редких солнечных лучах.
Сквозь облака прорвалось бледное солнце. Над ручьём запели-закричали птицы. Лицо Судьи в неярком утреннем свете вдруг стало совсем старым, уставшим. Она поджимала губы и больше ни на кого не смотрела, только себе под ноги. Тропинка петляла, то обрывом зависая над ручьём, то полого стелилась по заливному лугу с жухлой травой.
Справа замаячили крыши и покосившиеся заборы. Ловко ныряя из одного крапивного переулка в другой, Судья вывела их на знакомые улицы, и уже там Маша поймала её за здоровую руку, заставляя повернуть не к себе домой, а в другую сторону – к обосновавшимся здесь неподалёку врачам.
