Текст книги "Смертельный эликсир"

Автор книги: Марион Пьери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

На кухне приготовления шли своим чередом. После супа на большом подносе оформлялось второе блюдо, в которое мадам вложила все свое желание угодить племяннику. Она всегда утверждала, что местная домашняя еда самая вкусная и что у нормандцев, собирающих хорошие урожаи, обильные и сытные обеды, поэтому и на здоровье они не жалуются. Мадам Женевьева была в своей родной стихии: кухня, хозяйство – здесь она смело проявляла свои выдающиеся таланты и требовала их признания. Рыбный суп сегодня она приготовить не успела, не было свежей рыбы, поэтому Франсуа придется обойтись похлебкой с куриными потрохами и зеленым горошком, а вот основное блюдо – эти маленькие аппетитные колбаски «андуй» с соусом из хрена и яблок – ей удалось! От мяса, по мнению мадам, еще можно отказаться, но от соуса – ни в коем случае! Соусы всегда были этаким кулинарным коньком мадам Женевьевы. К каждому блюду она обязательно приготовляла специальный соус, часто пользуясь общепринятыми рецептами, но всегда добавляя нечто свое, например, сегодня она добавила в соус каплю густых сливок и веточку тимьяна.

Франсуа подошел к ней в тот момент, когда она торжественно наливала соус в изящную соусницу.

– Я готов к поездке! – сказал он, втягивая ноздрями запах.

– Сначала обед, – улыбнулась мадам Лаке. – Понтабери никуда не убежит. Ну, а каков соус?

– Замечательный, как всегда, моя милая тетя! Запах у него просто божественный! – сказал Франсуа.

Мадам Женевьева улыбнулась. Ей было приятно, что племянник в таких выражениях оценивает ее кулинарные таланты. Но она предвкушала свой триумф, представляя, как он будет пробовать эти блюда.

– О, мой милый Франсуа, это только начало твоей жизни здесь. Думаю, что нужно нанять кухарку, чтобы я была свободнее и могла уделять тебе больше времени, да и кандидатура есть подходящая – мадам Карбье. Она работала у кузины нашей трактирщицы, в пансионе. Но, сам знаешь, времена сейчас тяжелые, отдыхающих немного, и пансион прогорел. Я слышала, что готовит она превосходно, поэтому уже завтра ты будешь пробовать обед, приготовленный не мной, а профессиональной кухаркой – мадам Карбье.

Она прекрасно знала, какой фразой ответит ей племянник, но схитрила, чтобы лишний раз ей продемонстрировали заслуженную любовь и благодарность, которых ей так недоставало в последние годы жизни.

– Дорогая тетушка, – ответил Франсуа, – ваша еда лучше, чем все, что я пробовал в ресторанах!

Он низко наклонился и поцеловал морщинистую руку своей тетушки, которая, смутившись, подхватила блюдо с колбасками и начала степенное восхождение по черной лестнице в столовую.

«Руки у нее пахнут очистками», – подумал ни с того ни с сего Франсуа и стал медленно подниматься за теткой по ступеням лестницы.

Обед прошел тихо и достойно. Мадам Женевьева, со значительным выражением лица, восседала во главе овального стола, покрытого белой скатертью с вышитыми гладью цветами по краям. Стол был накрыт на две персоны, сверкали хрустальные бокалы для вина.

Все было восхитительно!

Франсуа разомлел от тепла, вкусной еды и ласки, которые сыпались на него, как из рога изобилия.

Он устал за сегодняшний день и решил вздремнуть после обеда в своей комнате. Тетушка одобрила его план, поскольку больше всего на свете любила сытых и отдохнувших мужчин.

Лежа на старом диване, на пахнущих лавандой и еще чем-то восхитительным льняных простынях, Франсуа подумал о том, что при таком режиме взяться за работу ему будет трудновато.

Последней в его затуманившемся от подступающего сна мозгу была мысль, что надо бы пригласить электрика для оценки состояния электрической сети в доме. А заодно прикинуть стоимость новой проводки, рассчитанной на энергоемкую аппаратуру.

Снился ему мсье Дюлок, грозивший указательным пальцем, на котором ярко выделялся дорогой перстень таких размеров, что, казалось, палец прятался за ним. Мсье Дюлок укорял его за то, что ничего не предпринято для начала работ. Затем ему снилась Дениз, которая развязывала передник, снимала чулки и… Здесь Франсуа пришлось проснуться, потому что он почувствовал, что кто-то расстегивает ему рубашку. Он приподнял голову и заспанными глазами посмотрел на Дениз, которая бесцеремонно отодвинула его руку и прижалась лицом к груди Франсуа. Так это не сон!

– Голубушка, – начал было он, – ты меня с кем-то путаешь… Я не рыбак, не разносчик почты… Я твой хозяин.

– Тем лучше, – ответила Дениз. – Ты действительно мой хозяин.

Вспоминая о том, что произошло после этого, Франсуа всегда краснел. Даже с парижскими публичными девками он не испытывал тех сексуальных ощущений, которые дала ему малообразованная нормандская девица. Однако после того, как волна смущения спадала, он всегда трепетал, вспоминая и чувствуя прикосновения рук, губ, грудей, ног этой бесстыдной, но – о! – какой сладкой Дениз!

В Понтабери в этот день они с тетушкой так и не выбрались, поэтому вечером, собрав всю свою волю в кулак, Франсуа решил приступить к осмотру и обустройству будущей лаборатории. Он спустился в подвал, в котором находились комнаты прислуги. Поскольку тетушка из экономии не держала в доме лишних людей, в этих помещениях никто не жил. Они не пришли в запустение, но для опытов, которые задумал Франсуа, не подходили. Прежде всего нужно было провести электропроводку помощнее, приобрести столы, реторты, подставки для пробирок и специальные стеклянные емкости. Франсуа раздумывал, что ему может понадобиться, поскольку даже не мог оценить масштабов будущих исследований. Это было плохо, очень плохо, ведь четкий план проведения экспериментов всегда составлялся под смету и время, которое будет затрачено на них. В его случае этого плана не было, поэтому Франсуа побаивался, что нынешний заказчик может потребовать отчет и найдет исследования бесперспективными и затратными, а научное сообщество и его бывшие профессора вообще сочтут их некорректными. Однако Франсуа надеялся, что результаты экспериментов поспособствуют получению не звания профессора, а прибыли – поначалу фармацевтической корпорацией, которой пока наплевать на научность, а затем и им самим, в виде дивидендов, которые обещал мсье Дюлок. Главное, чтобы были результаты.

Франсуа задумался. А ведь его заказчик не дал четких указаний, каких именно результатов он ожидает. Они не обсудили, что необходимо получить. Поначалу Франсуа подумал, что заказчика заинтересовали его исследования в сфере ощущений. Например, он получил грандиозные результаты при экспериментах с запахами. И результат исследования психофизиологического механизма зрительной перцепции тоже впечатляет.

Да нет. При первой же встрече он понял, что фабриканта интересовало что-то другое. Франсуа вспомнил хитрые маленькие глазки восседавшего в глубоком мягком кресле мсье Дюлока, которые внимательно смотрели на него из-под мохнатых бровей. «Этот денег просто так не даст», – подумал тогда Франсуа.

Речь Дюлока была пространна и витиевата. Он слышал о перспективном молодом ученом, который занят изысканиями в сфере, близкой к интересам их концерна. Исследования ощущений от запахов и вида продукции – это как раз то, что для них важно, поскольку от того, как будет пахнуть парфюмерная продукция и как она будет упакована, зависят их прибыли. Поэтому владельцам концерна хотелось бы посотрудничать с Франсуа и заказать ему исследования механизма связи запахов и желанности покупки у потенциальных потребителей. О, конечно, они обязательно просмотрят все результаты исследований и выберут то, что им интересно, особенно если это будет связано с омоложением. Неплохо было бы вести дневник исследований, где автор записывал бы не только ход эксперимента, но и свои наблюдения и мысли, которые обязательно будут у него возникать. И, конечно, если им понравятся результаты, вознаграждение будет довольно большим.

Франсуа, вспомнив эти слова, почувствовал себя дураком. Почему он не спросил о размере вознаграждения? Ведь он и Дюлок могут по-разному понимать, что такое «довольно большое вознаграждение». Почему-то он подозревал, что в его представлении это была значительно большая сумма, чем та, что захочет заплатить этот прохвост промышленник. Франсуа в очередной раз поругал себя за неконкретность их договоренностей. Из-за подобных упущений он не раз за свою жизнь оставался без заслуженного вознаграждения. Так было, когда он мотался по урокам, так было и при подработке в газете, когда он описывал интересные случаи из студенческой практики в морге… Похоже, это становится стилем его жизни – верить на слово и не оговаривать конкретный заработок. Тетушка тоже ему на этот промах указала.

Через маленькие окошки дневной свет еле проникал в помещение. Франсуа щелкнул рычажком выключателя. Тусклая лампочка зажглась под потолком. Выбеленные толстые стены, немного старой мебели и деревянные полы, в которых кое-где виднелись дыры. Вот и все его «научные привилегии».

Франсуа взбодрился. На маленьком столике возле дивана он разложил лист бумаги, карандаш, маленькую линейку и мерную ленту. Ему предстояло нарисовать точный план лаборатории, чтобы заказать у плотника мебель соответствующих размеров и расставить все сообразно своему вкусу, не забывая и об удобстве.

Итак, в первой комнате, что поменьше, он поставит небольшой диван и обеденный стол, а в этой будет достаточно кресла, пары стульев, трех больших столов и пары застекленных шкафов.

Франсуа бегал по комнате, измеряя длину стен и записывая все это на листе бумаги. Затем еще полчаса колдовал над планом комнаты и в результате вышел к тетушкиному кофе довольный проделанной работой. По его мнению, это было первым плодотворным действием с тех пор, как он покинул Париж.

Нужно быть бдительным. Время улетает, как будто его проглатывает какая-то страшная сущность. Безвозвратно уплывает через широко раскрытые челюсти безделья и человеческой лени. Франсуа считал себя ленивым. Если быть честным, он не задействовал и десятой доли своих способностей для достижения цели. Не то чтобы он считал это ненужным, ему просто было лень усердно трудиться. Хотя нельзя сказать, что он этого не делал. Но как-то так получалось, что он больше трудился на благо других. Если бы он прилагал такие же усилия, работая на себя, то уже разбогател бы и озолотился. Эта нехитрая мысль давно пришла ему в голову, но именно сейчас, когда время было проведено так плодотворно, он дал себе слово каждый день делать что-нибудь для себя. Не для тетушки, не для кого-либо еще, а для себя.

С этой почти радостной мыслью он уселся за красиво сервированный стол, на котором стояли фарфоровые чашки, кофейник, кувшинчик со сливками, а на тарелке возвышалась гора горячих булочек, только что вынутых тетушкой из печи.

Франсуа взял в руку булочку и, прежде чем откусить от нее, понюхал. Боже, какой аромат… Что же тетушка кладет туда в качестве ароматизатора? Ваниль? Да, без сомнения. Корицу? Тоже да. Но что еще? Франсуа взял чашечку и налил в нее не кофе, а чистых сливок, которые густой молочной рекой скользнули вглубь чашки и слились с белым фарфором. Франсуа откусил от булочки и запил сливками. Боже, какое наслаждение… Он вспомнил, как в Париже, наспех выпивая плохой кофе в дешевом кафе, давал себе слово отвести душу у тетушки на сдобе и молоке. Этот час настал.

Стоит ли беспокоиться о каких-то результатах исследования, если у него все есть? Может быть, забросить науку и заняться медицинской практикой? К нему пойдут. Он же видел, как местное общество реагировало на его появление. Скучающие матроны пойдут на прием, если рассказать о себе как о специалисте в области женской психологии и физиологии. Об этом нужно подумать и посоветоваться с тетушкой.

Франсуа не заметил, как выпил все сливки из кувшинчика и опустошил тарелку с булочками. Такими темпами он весьма скоро не обнаружит у себя талии.

Мадам Лаке вплыла в комнату, где пил сливки ее племянник, и ее лицо расцвело в счастливой улыбке. Милый, дорогой Франсуа, в голубой рубашке и бежевых брюках, закинув ногу на ногу, сидел в кресле ее покойного мужа перед столом, который был полностью опустошен. Как она любила, когда мужчины хорошо ели! Она считала это очень мужским вариантом удовлетворения естественных потребностей и всегда поощряла такой тип пищевого поведения. Мужчины, которые плохо ели, для нее просто не существовали.

– О, мой дорогой Франсуа! – пролепетала она, приблизившись к племяннику. – Я вижу в твоих глазах блаженство. Это блаженство от пищи. Поверь мне, женитьба на хорошенькой девушке увеличит это блаженство многократно. Ведь хорошая жена, хороший дом, дети, способствуют тому, что в нашем обществе мужчина занимает высокое положение и радуется жизни во всех ее проявлениях. Как правило, эти проявления весьма и весьма полезны для мужчины твоего возраста и статуса.

Франсуа действительно блаженствовал. Тепло сытости разлилось по всему телу, в мягком кресле под вечер его потянуло в сон. Тетушка заметила это и принесла стеганый плед, которым и укрыла племянника, подоткнув концы под плечи и ноги. Франсуа оказался в теплом коконе, от которого пахло сдобой.

– А почему от пледа пахнет ванилью? – спросил он, уже почти засыпая.

– А потому, что им я укрываю тесто, чтобы оно лучше подошло, – сказала тетушка и погладила племянника по непокорным волосам, совсем как в детстве.

Франсуа еще подумал, как легко находятся ответы на самые каверзные вопросы, стоит только правильно их сформулировать. Или вообще задать…

Ему приснился странный сон. Он в болоте ловит лягушек. Лягушки такие большие, что он еле удерживает их в руках. По весу совсем как куры. Приходится каждую засовывать в отдельное ведро. А затем он начал их препарировать. Помнится, и в университете он не очень любил это делать. Во сне Франсуа чувствовал, как трепыхается в руке сердце лягушки, как сокращаются лапки у препарируемой особи, какой рыбный запах стоит рядом со столиком, на котором он это делает.

Запах действительно был удушающий, причем настолько, что Франсуа проснулся. Было утро. Сколько же он спал? Франсуа посмотрел на часы и понял, что он проспал в кресле больше двенадцати часов. В доме было тихо, только внизу, в кухне, раздавались голоса и слышался звон ножей. Погода испортилась. Накрапывал дождик.

Франсуа на голодный желудок чуть не стошнило. Откинув плед, он сразу же почувствовал, что похолодало, поэтому, переодевшись в своей комнате в свежую рубашку и отглаженные брюки, вынул из шкафа вязаный пуловер, который подарила ему на прошлое Рождество тетушка. Мягкая шерсть здешних коз, из которой местные мастерицы делали качественную пряжу, плюс мастерство его тетушки-рукодельницы – и вышел настоящий шедевр вязального искусства, который согревал Франсуа в слякотные парижские вечера. Он не торопясь спустился по крутой боковой лестнице в кухню и там увидел источник сильного рыбного запаха. На столе, стоявшем посредине кухни, на специальной разделочной дубовой доске лежала огромная рыбина. Франсуа подошел ближе и ткнул ее пальцем в толстый бок.

– Отменный сом, Франсуа! – сказала суетящаяся с ножом тетушка, подняв на него вылинявшие, но блестевшие от созерцания хорошего провианта глаза. – Рыбаки выловили в омуте, недалеко от моста. Будет чем угоститься самим и угостить гостей. Завялим его.

– А разве в реке еще что-то водится, кроме лягушек и жаб? – удивился Франсуа, наблюдая, как тетушка вместе с Дениз вспарывает брюхо огромной рыбы.

– Конечно да, – ответила мадам Лаке. – Правда, таких уловов, как раньше, уже не бывает, но, как видишь, отдельные экземпляры еще попадаются. Знаешь, какой бой за эту рыбу я выдержала? Мадам Кордье, жена трактирщика, давала хорошую цену, но я ее перебила своей щедростью. Ведь я знаю, как ты любишь пресноводную рыбу. А сом – это такая редкость!

2

Поездка в Понтабери была запланирована заранее и поэтому Франсуа никак не мог ее отменить… После обильного завтрака, на второй день пребывания в этом оазисе уюта и сытости, он вместе с тетушкой уселся в старинный рессорный шарабан, запряженный аккуратной гнедой лошадью местной породы коб-норман. Франсуа помог тетушке взгромоздиться на высокое шершавое сиденье и уселся сам. «Высоковато», – подумал он.

Никогда еще ему не случалось сидеть на месте кучера и править лошадью. В детстве он пользовался почетным правом быть только пассажиром, а в Париже передвигался пешком. «А вот кучером-то я и не был! – усмехнувшись, опять подумал он. – Так что с почином».

– Ну, дорогой племянник, теперь это твоя привилегия, – сказала тетушка, передавая в руки Франсуа старые потертые вожжи. – На этом месте сидел только твой почтенный дядя. Он никому не доверял править, когда мы выезжали на этом шарабане. А помнишь, как ты называл его в детстве? Ласточкой!

Франсуа улыбнулся. Действительно, он так называл эту старинную колымагу.

Дорога шла берегом пролива. Из-за высокого обрывистого берега не было видно, как волны плескались о кромку гальки.

О Нормандия! Эти изрезанные прибоем суровые берега, обрушенные края вертикальных утесов, ветры, срывающие шляпу даже в погожий день… И маяки на горизонте… Маяки, берегущие моряков от беды в непроглядных нормандских туманах…

Но вот и Понтабери, где на муниципальные деньги был обустроен пляж для отдыхающих и любителей спа-процедур. Широкая прибрежная полоса была свободна от купающихся, поскольку дул прохладный соленый ветерок, пропитанный запахом моря. Такого воздуха не может быть в Париже, где полно туристов и не протолкнешься в кафе и магазинах. Здесь же купальные кабинки почти все были свободны, да и ряды шезлонгов для загорания пустовали.

Несмотря на хороший денек и приятные воспоминания, Франсуа был мрачен. Ему не понравилось начало его пребывания в этом захолустье. Сначала эта девица повисла на нем, а он не сдержался. Затем поездка в Понтабери, которую полностью спланировала тетушка: с многочисленными провинциальными поклонами и реверансами. Да и сама тетушка со своими слезливыми восторгами и чрезмерным вниманием поднадоела ему за день.

Франсуа видел в Париже многое. Он любил брать на ночь проституток в силу того, что, кроме денег, ты им ничего не должен. Но вчерашнее приключение с Дениз – это совсем другое. Плюс ко всему ему второй день жужжали на ухо о причинах смерти того или иного дальнего родственника или знакомого. Рассказывали о жизни людей, которых Франсуа забыл уже лет двадцать назад. Он не боялся покойников: чтобы сдать патанатомию, не один день провел в анатомичке, изучая трупы. Но там он был вне причин смерти и жизненной ситуации покойника. А здесь как будто побывал сразу на двадцати погребальных церемониях!

Как легко было в Париже! Ты никому не нужен, но и тебе никто не нужен! Здесь же все как-то сложно, запутано, связано с давнишними историями, которые Франсуа раздражали и мешали думать о деле. Сегодня Франсуа только один раз в мыслях вернулся к устройству лаборатории и начал продумывать серию экспериментов. Все остальное время он занимался посторонними вещами.

Все.

Конец.

Нужно сосредоточиться на своей основной цели. Сейчас едем в магазин купить обувь, закажем костюм, а затем остается заехать к столяру и электрику, обсудить оборудование лаборатории. Все это Франсуа обдумывал, не произнося ни слова. Он шевелил вожжами, и лошадка медленно брела по дороге.

Тетушка тоже молчала. Однако в ее молчании вызрел план, которому должен был подчиниться Франсуа. Нужно было, во-первых, заехать в мясную лавку, обменяться новостями с мадам Эммой Додар, во-вторых, обязательно познакомить Франсуа с мадемуазель Ани Барабёф, в-третьих, купить ему лучшую пару обуви и заказать костюм у портного – мсье Пуля.

В этих раздумьях они не заметили, как проехали предместье Понтабери и центральный бульвар.

– Здесь, – сказала тетушка, придержав за руку Франсуа.

Он кивнул, давая понять, что помнит это место, и слегка натянул вожжи. Послушная его воле лошадка остановилась у милого домика. Франсуа поддержал тетушку, когда та сходила по шатким ступенькам их старенькой повозки.

Это была знаменитая мясная лавка мадам Додар. За вымытыми до блеска стеклами витрины Франсуа увидел мясные паштеты, выложенные на фарфоровых блюдах, куски запеченной свинины и окорока, художественно оформленные на деревянных досках, судки с закусками, расставленные по периметру витрины. После плотного завтрака Франсуа не хотелось смотреть на снедь. И общаться с провинциальными кумушками.

– Тетушка, – сказал он, – я, пожалуй, останусь на свежем воздухе, не могу почему-то сегодня смотреть на мясо.

К его удивлению, мадам Лаке, не сказав ни слова, вошла в лавку неспешным шагом.

Франсуа вздохнул. Как ему не хотелось объезжать весь городок, представляться этой провинциальной публике, соответствовать своему статусу средней состоятельности!

Вдруг, уже второй раз за день, он поймал себя на мысли, что из разряда парижских бедных ученых он перешел в другой, обрядился в эдакую «шкурку» провинциала-буржуа средней руки. Однако не это его волновало. Ему необходимо было найти способ вскрыть банковскую кубышку тетушки и получить деньги на свои исследования. Он уже прикинул: денег потребуется немало. Только одни пробирки и реторты обойдутся в кругленькую сумму. А что делать? Это был один из пунктов негласного договора между ним и фабрикантом мсье Дюлоком: исследование он проводит за свой счет, а Дюлок покупает только результаты. О, эти результаты…

У Франсуа портилось настроение, когда он думал о своей работе. Он любил науку, любил биологию и химию, увлекался психоанализом, даже вел переписку с Фрейдом. Кстати, Дениз – просто шикарный вариант для психоаналитических исследований. Надо будет описать ее в письмах к Фрейду и его друзьям. Франсуа так захотелось сейчас же сесть за письменный стол, раскрыть свои записи и поработать с препаратами, что он даже застонал от бессилия. Вместо этого он торчит возле лавки, ожидая, пока его скучная тетка наговорится со своими товарками. У него сделалось злое лицо.

Именно в это время дверь под перезвон колокольчика отворилась и на пороге показались тетушка и хозяйка лавки Эмма Додар, которую Франсуа не видел уже лет десять.

На удивление, она совсем не изменилась, что и не преминул отметить Франсуа, поскольку эта тема его волновала – ведь ему предстояло углубиться в изучение молодости и долголетия.

– Мадам, – сказал Франсуа, пожимая протянутую пухлую руку, – я изумлен. Вы ни капли не изменились. Позвольте выразить вам свое восхищение.

Мадам Додар расплылась в улыбке. Она и сама это знала. Все лавочники Додары были такими же моложавыми, как и она. Этот эффект продленной молодости все связывали с особенностями работы семьи и видом семейного бизнеса, что она и отметила.

– О, Франсуа, – она тут же поправила себя: – мсье Тарпи, я рада вас видеть. Могу сказать, что вы возмужали и похорошели. А что касается моей молодости… Да ведь это свежая кровь и мясо, с которыми я каждый день работаю.

И она сладко улыбнулась.

Что ей пришло на ум в тот момент, Франсуа так и не понял. То ли его мужественность, то ли картинка с окровавленными тушами животных, которые каждый день сваливали на задворках лавки.

«Это белок и его действие… – подумал Франсуа. – А может, еще что-то. Необходимо проверить эту версию». И его ум естествоиспытателя погрузился в анализ проблемы.

Тетушка со своей подругой о чем-то чирикали, стоя перед ним на ступенях крыльца, а его мысль унеслась к записям в заветной тетради, ждавшей его в одном из нераспакованных чемоданов, который он никому не разрешил трогать.

– Франсуа, Франсуа! – Тетушка дергала его за рукав пиджака. – Нам повезло, через месяц у мадам Додар небольшой званый обед в честь ее именин. Народу будет немного, только определенного круга, свои люди из Понтабери. Нас приглашают.

– Но, тетушка, – эмоционально возразил Франсуа, – у меня совсем другие планы! Я хотел здесь только работать.

Мадам Додар звонко рассмеялась, показав прекрасные белые зубы. Франсуа обратил на это внимание, моментально переключившись от эмоций к наблюдению. Он отметил прекрасную кожу без морщин, блестящие глаза и выбившиеся из-под чепчика волосы – практически без седины. Он подумал, что стоит исследовать нормандский женский морфотип в своей работе.

– Мсье Тарпи, – сказала Эмма Додар, – уверяю вас, что в придачу к вкусной еде вы найдете на кого посмотреть и с кем поговорить за этим обедом. Поэтому я жду вас в оговоренное время у себя дома. А дом мой, если вы помните, рядом с лавкой.

Поцеловав мадам Лаке в щеку и еще о чем-то пошептавшись с приятельницей, эта служительница культа чревоугодия легко поднялась по ступеням в свой «храм» мяса и помахала им рукой перед тем, как скрыться за высокой и крепкой дверью.

И уже традиционно у Франсуа в душе поднялось мутное и неприятное чувство ярости, направленное на тетку. Что за глупые провинциальные тайны и интриги! Ему захотелось сейчас же оказаться в большом городе. Захотелось идти по большой оживленной улице, не боясь поднять на чужих людей глаза. И не делать вид, что всех знаешь, помнишь и рад видеть.

Мгновенно память высветила картинку из его детства: он в матросском костюмчике прогуливается со своими тетей и дядей по набережной Понтабери и кланяется каждому встречному. И перед каждым поклоном в его детской душе растет чувство страха и неуверенности. Бедный маленький сирота! Наверное, именно поэтому он и выбрал свой путь: бедствовал в Париже, пересдавал экзамены, бегал по урокам, чтобы заработать денег на свои скромные удовольствия, недоедал, но был свободен от этого всевидящего ока провинции, от этих обременительных формальностей и связывающих по рукам и ногам пут общественного мнения и порицания.

«Ненавижу», – подумал Франсуа.

Что именно он ненавидел, прояснить не удалось, поскольку тетушка, взяв племянника под руку и что-то тараторя, вела его по дорожке к небольшому аккуратному дому с выкрашенными светлой краской стенами, над дверями которого красовалась вывеска «Atelier».

– А-а… – вспомнил Франсуа. – Пошив костюма!

Действительно, мадам Женевьева Лаке привела своего племянника приодеться к местной знаменитости – портному мсье Пулю. В нем текла южная кровь, но это не мешало жителям городка относиться к нему и его семье с уважением, поскольку всю одежду для местных щеголей и солидных мужчин шили именно в его мастерской.

Не успели мадам Лаке и Франсуа переступить порог ателье, как из-за бархатной зеленой портьеры им навстречу вприпрыжку выбежал маленький человечек с большим носом и прекрасными грустными глазами.

– О, мадам Лаке, здравствуйте, рад вас видеть, проходите и присаживайтесь, – пришепетывая, быстро говорил он. – О, а это что за прекрасный господин? – И его взгляд быстро метнулся на Франсуа, на его фигуру и парижский костюм. – Желаете заказать пару? На выход? Для свадьбы? Или?..

– Мсье Пуль, – величаво начала тетушка, – позвольте вам представить моего племянника, мсье Тарпи.

– О, мадам, мсье… – портной почтительно склонил голову в сторону Франсуа. – Имел честь одевать вашего батюшку, шил ему мундир, а вашему дядюшке, мсье Лаке, шил фрак для посещения местных ассамблей… Да и вас знавал ранее. Вы изменились, возмужали…

Франсуа бывал когда-то в этом доме и в этой комнате, только воспоминания как бы стерлись, потеряли четкость. Нельзя было с уверенностью сказать, что это был он, тот маленький мальчик, который смотрел, как примеряет костюм его дядюшка. Он не помнил лица мсье Пуля, но вспомнил его голос.

– Приятно быть узнанным. – Франсуа включил всю свою величавость, поскольку считал, что обслуга на нее реагирует лучше всего. – Я помню ваше ателье, рад, что оказался в ваших заботливых руках.

– О да! – согласился мсье Пуль с тезисом по поводу заботливых рук. – Желаете заказать пару? – повторил вопрос портной.

– Да, мы бы хотели сшить два костюма, – взяла инициативу в свои руки тетушка. Франсуа с удивлением взглянул на нее. – Да-да, два костюма, – повторила она. – На выход и летний.

– О, мадам, у меня как раз есть легкий полотняный костюм для пеших прогулок или морских на яхте, он вполне подойдет мсье. Отказался заказчик.

– Мы не хотим товар, от которого отказались, – с возмущением произнесла мадам Лаке. – Мой племянник носит все самое лучшее.

– Ну конечно, мадам, – склонился к ней портной. – Однако и цена хороша, и размер подойдет. А если нужно будет подогнать по фигуре, я это сделаю бесплатно.

Франсуа понял, что ведется тонкая провинциальная игра в «купи-продай». Он понял также, что старый лис мсье Пуль мгновенно оценил его поношенный костюм и сообразил, зная скупость тетушки, что, раз куш на сделке он не сорвет, так хоть продаст отказной товар. Франсуа это было неприятно, однако он вспомнил о предстоящих тратах на лабораторию и решил поторговаться за предложенную вещь.

Тетушка запротестовала, услышав о согласии племянника примерить костюм, который шился на другого мужчину. По ее мнению, это было неприлично. Но Франсуа настоял на своем, и через десять минут уже вертел головой перед зеркалом, пытаясь лучше рассмотреть свою фигуру в белой полотняной паре. На его вкус, выглядело неплохо. Правда, пиджак слегка жал в плечах. Мсье Пуль суетился, подскакивал рядом с клиентом, аккуратно одергивая и разглаживая ладонями ткань по линии швов. Он чувствовал, что предложение нравится покупателю.

– Я бы взял этот костюм за сто франков, – сказал Франсуа, обращаясь к отражению портного в зеркале.

– Что вы, мсье! – возмутился тот. – Это только стоимость материала. А работа?

– Но вам же нужно это продать? – нагло глядя собеседнику в глаза, спросил Франсуа. – А мне нужен костюм. Я думаю, что эта цена устроит нас обоих, мы выручим друг друга. А второй костюм мы закажем из самой дорогой шотландской шерсти. Идет?

И тетушка, и сам мсье Пуль пришли в замешательство от напора Франсуа.

Мадам Лаке даже призналась себе, что не узнает своего племянника: сделку совершал чужой расчетливый мужчина, а не ее Франсуа.

Быстро покончив с делами в лавке, Франсуа не стал переодеваться, а остался в новой светлой полотняной паре. Он рассовал по карманам портсигар, носовой платок и портмоне, а его старый костюм слуга мсье Пуля завернул в бумагу, перевязал бечевкой и отнес в коляску тетушки.

Так же быстро они купили две пары недорогой, но прочной кожаной обуви, причем Франсуа торговался неистово, требовал скидок и уступок и в конце концов добился их у местного сапожника. Старую пару обуви постигла участь костюма – она, аккуратно упакованная, была также отправлена в коляску.

Мадам Лаке понравилось, как ее племянник торговался в лавках за каждый франк. «Что ж, – подумала она, – бережливость никогда не бывает лишней, особенно в наши дни. Он очень похож на своего дядю, моего мужа». Ей и в голову не могло прийти, что Франсуа делал это из побуждения меньше расходовать денег на досуг здесь, в этой дыре, а больше – на работу. Тетушка даже не представляла, какие траты ждали ее впереди.